Осеева Валентина. Динка

   - Я застал их у калитки... Динка и Мышка плакали, а Алина сдерживалась. Ну, потом я их немножко развеселил и покричал на них, так что обошлось... Но все-таки надо как-то приучить их к мысли, что вы всегда можете запоздать, сказал Костя.
   - Я скажу, что иногда меня будут задерживать в редакции, - говорит Марина.
   Они проходят через пустынную базарную площадь.
   - Первая партия уходит через неделю, - оглянувшись, шепчет Марина.
   - А вторая? - так же тихо спрашивает Костя.
   - Вторая - неизвестно. Ждут начальство... Нам сообщат, - быстро говорит Марина.
   Сзади слышатся торопливые шаги, и мимо пробегают запоздавшие дачники.
   - Вы сейчас зайдете к нам, Костя? - спрашивает Марина.
   - Нет, - быстро отвечает Костя. - Я буду ночевать во флигеле у Крачковских. Нужно постепенно приучить сторожа к моим ночевкам... У вас есть что-нибудь для меня? - шепотом спрашивает он.
   - Есть. Вы должны зайти, - так же тихо отвечает Марина. - Какой свежий вечер! А днем было ужасно душно! - громко говорит она.
   Они выходят на дачную аллею; кое-где сквозь деревья видны освещенные окна разбросанных кругом дач, в тишине летнего вечера откуда-то издалека долетает до них тихая музыка.
   - Проходит лето... - с грустью говорит Марина, - Сегодня утром я в первый раз заметила на листьях коричневые ободочки. Трава тоже поблекла... Я совсем не видела лета, - жалуется она.
   Костя молчит и думает о чем-то своем; Марина тоже замолкает Она очень устала и переволновалась, но на душе у нее радостно
   - В общем, я успокоилась, - говорит она, помолчав.
   - А я забеспокоился, - серьезно отвечает Костя.
   - Почему?
   - Да потому что не все еще сделано!.. Да, кстати! Сегодня Алина наконец получила то, что я ей обещал, - вспоминает вдруг Костя.
   - Да? Но я немножко побаиваюсь, что она перестарается, - говорит Марина.
   - Может, и перестарается, конечно, - соглашается Костя, - но зато я совершенно уверен, что не пропустит...
   - А вы серьезно думаете, что эта фигура может появиться на нашем горизонте?
   - Я думаю, что может.
   Разговор снова замолкает. Они подходят к калитке. Костя молча пропускает Марину вперед. На террасе горит лампа, но дети уже легли. Кати тоже не видно. Марина осторожно отворяет дверь в свою комнату, зажигает свечу и достает из-за корсажа сложенный вдвое конверт.
   - Здесь записки из камер... - тихо говорит она. Костя оживляется:
   - От него тоже?
   - Да, и от него... Он здоров, настроение бодрое, - коротко сообщает Марина.
   - Вы просили ему сообщить о том, чтобы он был готов?
   - Конечно.
   - Ну, я пойду! Спасибо вам...
   Марина снова провожает Костю до калитки.
   - Если что-нибудь понадобится, я извещу вас, - говорит он, торопясь уйти.
   Впервые за много лет дом Арсеньевых кажется ему чужим, и, одиноко шагая по кратчайшей тропинке через лес, он чувствует себя разбитым и осиротевшим,
   Но Марина не знает этого. Она просто удивляется, что Костя так быстро ушел.
   На дорожке слышно тихое покашливание. Около террасы появляется Никич
   - Пришла? Ну, слава богу! А я тут по-стариковски захандририл было... Смотрю на часы и думаю: ну как не приедет она нынче! - тихо говорит старик.
   - Вот глупости! - улыбается Марина. - Никогда не беспокойтесь за меня. Это совсем лишнее.
   Успокоенный Никич идет спать. Дети тоже спят. Одна Алина ждет мать.
   - Что ты не спишь, Алина?
   - Я сейчас лягу. У тебя все хорошо, мамочка?
   - Все хорошо. Ложись скорей, уже очень поздно, - целуя се, говорит мать. Она недовольна тем, что Алина каким-то болезненным чутьем всегда угадывает дела взрослых. Нехорошо это - все-таки она еще девочка.
   Из сада, медленно поднимаясь по ступенькам на террасу, входит Катя.
   - Где ты была? - удивляется сестра. - Я только что приехала... Заходил Костя...
   - Я слышала... Он уже ушел?
   - Конечно, ушел, - пожимает плечами сестра. Оставшись наедине с Катей, она передает ей все подробности своей встречи с надзирателем тюрьмы, где сидит Николай, товарищ Кости.
   - Ты знаешь, старику очень трудно быть в роли надзирателя, он давно хочет уйти и работает там только по нашей просьбе. Я много узнала от него интересного... Между прочим, хорошо помнит Сашу... - Марина задумывается и вдруг живо говорит: - Я у них обедала... И вот посмотрела бы ты на его внучку! Такая девочка, меньше нашей Алины, а сама хозяйничает. Наварила какую-то мучную похлебку, накрыла на стол. А дед, видно, за хозяйку ее считает. "Подлей, говорит, горяченького". А потом пришел ее брат-подросток. Он на мануфактурной фабрике работает. И вот смотрю, пошел к ней за печку и вытаскивает из кармана цветные лоскутики. И она уже открыла какую-то свою коробку, запела, замурлыкала... Ну просто прелесть! Я подумала, что вот где спокойно и разумно растет ребенок. А мы отдали себя в полное рабство нашим детям и растим неженок. Ну чего я, например, как сумасшедшая лечу со службы домой? И почему мои дети стоят и ревут у калитки? Все это интеллигентщина... раздеваясь. говорит Марина и, с удовольствием забираясь в постель, оживленно добавляет: - В общем, впечатлений много! Разных! А главное, я как-то воскресла духом. Как будто снова мы с Сашей молодые и нам надо мчаться куда-то на собрание... Вот что значит повидать настоящих людей! А ты что молчишь? - вдруг заинтересовывается она, вопросительно глядя на сестру.
   - Мне нужно сказать тебе одну вещь... о себе, - нерешительно говорит Катя. - Только ты не волнуйся и не сердись, , но... завтра приедет Виктор.
   - Какой Виктор? - морща лоб, спрашивает Марина.
   - Ну, Виктор... Сахарная голова... - хмуро поясняет Катя.
   - Ах, тот! Зачем же он приедет? Ты ведь написала ему письмо... Ай-яй-яй!.. Неужели еще надеется, бедный? - с сочувствием говорит Марина.
   Катю раздражает сочувствие сестры.
   - Ни на что он не надеется, он мой жених! - словно бултыхнувшись с размаху в холодную воду, неожиданно объявляет она.
   - Подожди... Ты дала согласие стать его женой? - быстро и требовательно спрашивает сестра. - Когда?
   - Я написала ему письмо... - упавшим голосом отвечает Катя.
   Марина, широко открыв глаза, молча смотрит на бледное, убитое лицо сестры и, медленно сплетая и расплетая свою косу, тихо спрашивает:
   - Зачем ты это сделала, Катя?.. Только не лги... В детстве ты всегда говорила мне правду... Зачем ты это сделала? Катя закрывает лицо руками и молчит.
   - Катя, - бросаясь к ней, горячо говорит сестра, - скажи, что случилось? Я видела, как ты металась эти дни, но я не понимала... У тебя что-нибудь произошло с Костей?
   - Нет-нет... - отворачиваясь, говорит сестра, и на глаза ее набегают слезы. - Костя тут ни при чем. Я просто решила, что так будет лучше для меня, для нас всех... Мы всегда будем вместе. Вместе будем воспитывать твоих детей... - тихо говорит Катя. - Я смогу помочь тебе...
   Марина с ужасом смотрит на нее и, опустив руки, медленно качает головой:
   - Никогда ни я, ни мои дети не примут такой помощи. Слишком дорогой ценой будет заплачено за нее, Катя... Но мне кажется - я все поняла...
   - Нет-нет, ты ничего не поняла! - пугается сестра. - Нет, Катя, я поняла. Ты не веришь, что вернется Саша... Ты боишься за меня, за детей... Ты не веришь! - с болью говорит Марина. - Я всегда вижу в твоих глазах это неверие... и, помнишь, тогда, когда я мерила любимое Сашино платье... и всегда... Я только молчу, я не хочу говорить об этом, я очень берегу эту уверенность в том, что Саша вернется, и в том, что все еще будет хорошо. Я всегда смотрю вперед И вижу только хорошее... Я, Катя, вижу... - Марина подняли голову, крупные слезы медленно катились из ее сияющих глаз. - Я вижу не только себя и Сашу... Я такое хорошее вижу...
   - Ну, так чего же ты плачешь? - обнимая ее, ласково усмехается Катя. Видишь хорошее и плачешь!
   - Так от хорошего и плачут, - улыбнувшись и вытирая слезы, сказала Марина. - Я от плохого не заплачу, нет! И я не боюсь жизни. Я не боюсь бедности! Мне наплевать, что у меня нет денег! Я буду кормить своих детей мучной похлебкой и не заплачу! Потому что вот тут у меня... - Марина прижала руку к сердцу и замолчала.
   Катя тоже молчала, думая о своем.
   - Ну хорошо, - нетерпеливо сказала Марина. - Я считаю, что ты сделала глупость, и надо ее исправлять. Жаль Виктора! Это действительно хороший, мягкий человек. Но еще больше жаль Костю, Мне просто будет стыдно и больно смотреть в глаза Косте, если он узнает, что ты собиралась сделать.
   - Но он знает... я сказала ему, - с отчаянием прошептала Катя.
   - Ты сказала? Ты решилась сказать любимому человеку, что выходишь замуж по расчету?
   - Я все сказала... и он ушел. Он уже не вернется... Все равно... у меня уже ничего нет, Марина! - вытирая слезы, прошептала Катя.
   - Да... На его месте я не простила бы этого, - безжалостно сказала Марина. - Когда ты сказала ему?
   - Сегодня...
   - Бедный Костя! Он так поспешно ушел... Сейчас, конечно, не спит... А у него столько дела, столько нужно ему душевных сил, напряжения! - задумчиво сказала Марина и, глубоко вздохнув, махнула рукой. - Другая девушка пошла бы за ним на край света...
   Катя молча плакала. Старшая сестра накинула на себя халат и, выдвинув ящик стола, бросила на стол конверт и бумагу.
   - Что ты хочешь делать? - спросила Катя. Но Марина быстро-быстро настрочила несколько строк, запечатала конверт и сухо сказала:
   - Завтра я разбужу Алину и скажу, чтобы она передали это письмо Виктору. Я прошу его, чтобы, прежде чем говорить с тобой о замужестве, он постарался повидать меня. Вот и все!
   Глаза у Кати посветлели.
   - А я запрусь в своей комнате, - сказала она.
   - Почему? Это совсем неудобно. Можешь поговорить с ним об отвлеченных вещах.
   - Ну, еще бы! Сидеть друг против друга, как два дурака! Мне совершенно не о чем с ним говорить! - возмутилась Катя.
   - А О чем же ты говорила бы, если бы он оставался твоим женихом? язвительно спросила сестра.
   - Мало ли о чем! Прежде всего мы обсудили бы мое условие.
   - Какое условие? - удивилась Марина. Катя вынула из-под подушки листок, на котором крупным четким почерком было написано несколько слов.
   - Я хотела поставить ему условие... - сказала она. Сестра взяла у нее из рук этот листок и медленно прочла вслух:
   - "Никогда не разлучать меня с теми, кого я люблю..." То есть с Костей? лукаво спросила она и, разорвав на мелкие части листок, бросилась в постель. Все это глупости, Катя! Давай спать!
   Через полчаса обе сестры спали. По лицу младшей бродила счастливая улыбка.
   Глава девятая
   НОЧНЫЕ ПРИВИДЕНИЯ
   Ночью Динка жалобно стонет. Мышка в длинной ночной рубашке подходит к постели сестры и, наклонившись над ней, тихонько шепчет:
   - Проснись... Тебе снится что-то страшное... Проснись скорей...
   Динка открывает глаза, и белеющая в темноте Мышка кажется ей слетевшим ангелом, собирающим на земле души умерших.
   "Он душу младую в объятиях нес", - смутно припоминает она и изо всех сил отталкивает от себя склонившегося над ней "ангела":
   - Не хочу!.. Не дам! Пошел вон отсюда! Но "ангел" не отходит.
   - Диночка! Диночка, проснись... - шепчет он, обнимая ее плечи теплыми руками.
   Динка круто поворачивается на живот и, прижимая к груди подушку, старается спасти свою "душу".
   - Пошел вон! Пошел вон! - сонно бормочет она, не поднимая головы.
   - Кто "пошел"? Это я, Мышка. Это я... я... - теребит ее сестра.
   Динка с трудом поднимает голову и приоткрывает один глаз. Мягкие волосы Мышки падают ей на лицо, и, узнав сестренку, она сонно спрашивает:
   - Улетел он?
   - Кто? - смеется Мышка.
   - Да вот этот... - Динка подозрительно вглядывается в темноту, но она уже понимает, что никакого ангела не было, что он только снился, и, замолкая, прислушивается к тупой боли в спине.
   - У тебя горячий лоб... Может, разбудить маму? - тревожится Мышка.
   - Нет-нет! Я не заболела, я просто упала с дерева, и один кривой сучок хлестнул меня по спине... - быстро сочиняет Динка.
   - Кривой сучок? Палка?
   - Нет, просто ветка... Ну, как мокрая веревка, - со стоном объясняет Динка.
   Мышка фыркает в кулачок:
   - Да тебе приснилось все это!
   - Мне не приснилось... только ты не говори никому... У меня распухла вся спина.
   - Да где? Покажи. - Мышка осторожно дотрагивается до ее спины. - Ой... здесь и правда... что-то возвышается! - испуганно говорит она. - Надо разбудить маму!
   - Не надо. Мне бы только мокрый полотенец приложить...
   - Полотенце? Но здесь нет воды, - оглядываясь, шепчет Мышка.
   - Так принеси. Самой холодной, из кадушки.
   - Из той, что в саду? Но сейчас там темно. Я утром принесу...
   - Утром? А ночью пускай я умру, да? - упреком говорит Динка.
   Мышка, поеживаясь, берет в углу тазик.
   - Иди через окно. Тут невысоко, - шепчет ей Динка. - Открой окно!
   Мышка открывает окно и с робостью смотрит в черноту сада... Потом, прижав к себе таз и неловко сползая с подоконника, прыгает на землю. Ощущение полного одиночества охватывает девочку. Зажмурив глаза, чтобы не видеть выступающие в темноте кусты и деревья. Мышка осторожно обходит террасу. Собственные крадущиеся шаги кажутся ей чужими, словно какой-то неведомый зверь идет за ней по пятам. Выгнанная из теплой норки, Мышка пугливо принюхивается к свежим запахам ночи и затаив дыхание робкими шажками двигается вперед. Достигнув бочки, она набирает воды и, выставив перед собой, словно для защиты, таз, медленно идет обратно... Но за углом террасы перед ней вдруг вырастает длинная серая тень... Она кажется огромной летучей мышью, и девочка вместе с тазом бессильно опускается на дорожку.
   - Кто это? - испуганно спрашивает тень и на всякий случай отступает за дерево.
   - Это... я... - загораживаясь тазом, пищит Мышка. Из темноты, запахиваясь в одеяло, выходит Алина.
   - Зачем ты вышла? - недовольно спрашивает она.
   - Я за водой! - обрадовавшись этой неожиданной встрече, отвечает Мышка и, осмелев, в свою очередь спрашивает сестру: - А ты зачем?
   Но Алина не отвечает и, волоча по ступенькам одеяло, поднимается на террасу. Мышка торопится к своему окошку и, подняв над головой таз с водой, шепотом взывает к сестре:
   - Динка... возьми скорей!
   Динка, сцепив зубы, лезет на подоконник, принимает таз и спускает сестре маленький стульчик.
   - Неумеха... А еще говорила, что наши дедушки были обезьянами! - ворчит она, превозмогая боль и втаскивая Мышку в комнату.
   - Не дедушки, а позадедушки еще... - дрожащим голосом поясняет измученная ночным путешествием Мышка.
   - Ладно. Мочи скорей полотенец... - не слушая ее объяснений, торопит Динка.
   Мышка мочит полотенце и с нежной заботливостью сестры милосердия раскладывает его на Динкиной спине.
   - А в саду была Алина. Она в сером одеяле... А я думала - летучая мышь... - шепотом рассказывает Мышка.
   - Алина?
   Динка сразу вспоминает палатку и потрясающие новости вчерашнего вечера. Кого ищет ночью Алина? Но это можно узнать потом, а вот Катя... Катю надо спасать от жениха немедленно.
   - Мочи, мочи полотенец... - торопливо повторяет она сестре. - Мне уже лучше. Но я должна совсем выздороветь... Завтра я скажу тебе что-то очень важное... Ты только мочи и прикладывай!
   Мышка мочит и прикладывает, терпеливо превозмогая сон и усталость... Динка давно спит, предоставив ее заботам свою спину.
   Перед рассветом, сжавшись в комочек, засыпает и Мышка.
   Глава десятая
   ВАЖНЫЕ И ТАЙНЫЕ ПОРУЧЕНИЯ
   Утром мать будит старшую девочку:
   - Алина! Я сейчас уезжаю... Мне необходимо дать тебе одно поручение.
   Алина, потягиваясь, открывает сонные глаза, но, услышав слово "поручение", вскакивает и хватает свое платье.
   - Подожди... Куда ты? Еще рано... Вот письмо... Сегодня к нам должен приехать Виктор Николаевич... Ты помнишь его?
   - Конечно. Сахарная голова?
   - Ну да. Слушай внимательно: ты передашь ему это письмо сразу, как только он приедет. Поняла?
   Алина кивает головой. Ей хочется спросить, что заключается в этом письме, но она сдерживается. Поручение нужно выполнять не спрашивая.
   - Не беспокойся, мамочка. Я все сделаю, как нужно, - обещает она.
   - Ну, спасибо. А сейчас ложись, можешь еще доспать! - целуя ее, говорит Марина и поспешно бежит по дорожке. 3а калиткой мелькают голубые незабудки на ее шляпке и острый шпиль легкокрылого зонтика.
   Алина больше не ложится.
   Прислушавшись к полной тишине в доме, она запирает свою дверь на крючок и вынимает из-под матраса завернутую в газетную бумагу фотографическую карточку. Расстелив на коленях газету, она осторожно и брезгливо, словно касаясь чего-то скользкого и противного, берет двумя пальцами карточку и подносит ее к глазам. Узкое, длинное лицо с тонкими губами и лишенные всякого выражения, застывшие глаза поражают Алину.
   - Белоглазый... - тихо шепчет она. - Человек с белыми глазами... сыщик... предатель...
   Взгляд ее тщательно обследует завязанный бабочкой галстук, узкий пиджак и сложенные на коленях руки.
   "Жаль, что я не спросила Костю, какого он роста, - озабоченно думает она, снова возвращаясь к длинному лицу и странному выражению пустых глаз. - Какое это выражение? Никакое... Я узнала бы его из тысячи... Я не ошибусь", вглядываясь в лицо незнакомого человека, волнуется Алина. Ей представляется эта фигура, крадущаяся вдоль их забора, прячущаяся за калиткой, осторожно перебегающая от дерева к дереву на ближайшей аллее...
   Закрыв глаза, девочка снова и снова восстанавливает по памяти черты белоглазого человека. Она хочет изучить это лицо так тщательно, чтобы днем и ночью мгновенно, без ошибки отличить его от других.
   Но где-то уже слышатся голоса, и Алина, поспешно спрятав карточку, выходит на террасу. Дважды намыливает она руки мылом и добросовестно трет их пемзой. Потом, вернувшись в свою комнату, с любопытством разглядывает узкий мамин конверт. Интересно, что это за письмо? Почему так срочно нужно передать его? Мама сказала: "Сразу, как только приедет". Почему же так, сразу? Это даже неудобно - открыть гостю калитку и ни с того ни с сего сунуть ему под нос письмо... Ни шагу дальше читайте!
   Алина весело фыркает. Вот как хохотали бы они вместе с Бебой над этим смешным положением! Но ничего этого Беба никогда не узнает. Не узнает она и о тайном поручении Кости, о том, что под матрасом, на котором спит ее верная подружка, лежит в газетной бумаге карточка настоящего предателя, сыщика... Ничего этого не узнает Беба. Потому что есть на свете вещи превыше дружбы и любви...
   И только, может, когда-нибудь, обливаясь горькими слезами, Беба передаст ей в тюрьму запеченный, в хлебе томик Пушкина.
   "За что посадили твою подружку Алину?" - спросят ее девочки в гимназии. "Она выследила и поймала самого главного предателя!" - с гордостью ответит Беба.
   А Алина будет стоять в камере в своем коричневом форменном платьице, заложив назад руки и прислонившись спиной к сырой стене, совсем как княжна Тараканова...
   И на допросе она скажет только:
   "Я дочь своего отца..."
   Громкий стук в дверь нарушает мечты Алины о тюремной решетке.
   - Вставай, покушай горяченьких пирожков? Уже давно все чай отпили! кричит Лина.
   Глава одиннадцатая
   СОВЕТ ДРУГА
   Динка вылезает из-за стола и с недоеденным пирогом пробирается в конец сада.
   "Может, Ленька пришел... Ведь Синяя борода уехал!" - с радостным чувством думает она.
   Ленька действительно сидит под забором, обхватив руками коленки и скучно жуя травинку.
   - Лень! - окликает его Динка. - Ты уже пришел? А я не умерла! Вот гляди! весело заявляет она, прижимая к щели свежеумытое лицо.
   Промерзший за ночь и отогревшийся на солнышке Ленька с удовольствием смотрит в синие лукавые глаза подруги.
   - Ну, отошла? Не плачешь больше? - с улыбкой спрашивает он.
   Динка мотает головой:
   - Не плачу. Мне чуть-чуть больно. Просто нельзя зацепляться спиной. А больше ничего!.. На, укуси! - протягивая через щель Леньке свой надкусанный пирог, предлагает она.
   Ленька меряет глазами оставшийся кусок и, осторожно надкусывая самый краешек, отодвигает Динкину руку:
   - Ешь сама... А я пойду, а то утрешний пароход уже был... Не пропустить бы второй...
   - А ты завтракал, Лень? - беспечно спрашивает Динка.
   - Давно! - смеется Ленька. - Лягушка варила, мышь подносила... Вот заработаю, так и позавтракаю. Придешь на. утес? - уходя, спрашивает он.
   Динка вдруг вспоминает жениха.
   - Нет-нет, Лень! - энергично мотая головой, кричит она. - У меня сегодня опять драка. Вот иди, что я тебе скажу! Протяни сюда свое ухо!
   Ленька возвращается и, привалившись боком к щели, недовольно спрашивает:
   - Ну, чего там еще?
   - Нет, ты ухо давай! Я не могу громко!
   Динка обеими руками тащит к себе Ленькино ухо и, приложившись к нему губами, быстро и неразборчиво начинает рассказывать.
   - Да погоди ты... Оторвешь ведь. Тащит, как лошадь за узду, и не поймешь ничего... - освобождаясь и почесывая свое ухо, ворчит Ленька.
   - Да чего ты не поймешь?! Я тебе говорю: мне надо гнать же-ни-ха, оглянувшись раздельно повторяет Динка.
   - Какого жениха?
   Динка снова оглядывается по сторонам и тихо шепчет:
   - Катиного...
   Ленька изумленно вскидывает брови и пугается:
   - Ну, ты, знаешь, не путайся... Женихов приманывают, а она - гнать! Да тебе мать так за это поддаст, что ты сроду свою спину не вылечишь! Берет он вашу Катю, ну и пусть берет! Ты-то чего не в свое дело лезешь?
   - Так они плачут... Они не хотят совсем... И Катя плачет, и Костя сам плачет... - расстроенно поясняет Динка.
   - Так с чего ж бы это? Свадьба - не похороны, - пожимает плечами Ленька. Силком, что ли, вашу Катю отдают?
   - Да она сама себя силком отдает. Потому что она хочет помочь маме... А сама плачет.... И Костя чуть не плачет, понимаешь?
   Ленька хмуро смотрит ей в лицо.
   - А Костя тут при чем? - спрашивает он.
   - Как - при чем? Он при ней... Они оба с Катей друг на друге жениться хотят, - изо всех сил старается объяснить Динка.
   - А!.. - понятливо кивает головой Ленька. - Тогда конешно... Вот, к примеру, нас бы с тобой разлучил кто... хоть мы и не женихи обое, а уж привыкли друг к дружке... - задумчиво прикидывает он.
   - Ну вот! Так я этого жениха палкой, палкой! Как погоню, так от него только пух и перья полетят! - хвастается Динка.
   - Да не... Какие с его пух и перья... Дракой тут не возьмешь. Тут, слышь, Макака, как надо? Встретить его пораньше и объяснить: так и так, мол, обстоит ваше дело, она, мол, вас не признает... Поняла? - таинственно шепчет Ленька.
   - Ну да! Сначала просто сказать, а потом палкой!
   - Да что палкой, что палкой! Взрослые люди слова понимают... Только тебе это одной не сделать, ты Мышку бери... Она лучше тебя поговорит, - советует Ленька.
   - Ну да! Мы вместе... Я сейчас скажу ей, - соглашается Динка.
   - Ну вот... А палку вовсе не бери. А то не разберешься, что к чему, да заедешь жениху в морду. Он сразу и на дыбки... У вас ни то ни се и получится, - беспокоится Ленька.
   Но Динка уже не слушает его и нетерпеливо оглядывается назад.
   - Вон Мышка... - говорит она. - Я пойду, Лень.
   - Ну, и я пойду! С тобой проторчишь тут... и все на свете пропустишь, отходя от забора, ворчит Ленька.
   Глава двенадцатая
   ОБЪЯСНЕНИЕ
   Динка заводит сестру в дальний уголок сада и быстрым шепотом рассказывает ей о том, что случилось в палатке. Про Алину молчит. "Знает один - знает один, знают два - знают двадцать два", - всегда говорит дедушка Никич, и Динка помнит его слова. Да ей сейчас и не до Алины.
   - Катя плакала, ой, как плакала!
   Мышка, потрясенная неожиданной новостью, цепляется за соломинку:
   - Динка! Может, ты все это придумала? Скажи? Я не буду сердиться, но у меня сердце разрывается!
   - Ничего я не придумала! Говорю тебе: сейчас приедет. жених! - сердится Динка.
   - Так пойдем за калитку! Может, он уже идет! - волнуется Мышка. .
   Динка, волоча за собой длинную веревку, бежит вперед; Мышка - за ней... Калитка хлопает, и Катя, выглянув из своей комнаты, испуганно кричит:
   - Алина! Кто-то идет...
   Алина хватает со стола мамино письмо и мчится по дорожке.
   - Что вы бегаете? - набрасывается она на сестер. - Играйте где-нибудь в другом месте!
   - Мы сейчас уйдем! - говорит Мышка. Алина, выглянув на дорогу, возвращается.
   - Там никого нет. Это дети, - говорит она тетке.
   Катя вздыхает и молча удаляется в свою комнату.
   "Вот еще несчастье! - расстроенно думает она. - Сиди и жди как дурочка... И о чем говорить? Нет, я запрусь, пусть
   Алина его принимает!"
   Алина чувствует волнение тетки и, заложив руки за спину, деловито прохаживается по дорожке, держа наготове мамино письмо.
   - А сколько времени? - спрашивает она высунувшуюся в окно Катю.
   - Уже десять, - упавшим голосом отвечает Катя.
   - Смотри, уже десять... - шепчет сестре Динка. - Пойдем сядем у дороги, подальше от дома. Там все видно!
   Мышка растерянно оглядывается по сторонам и следует за Динкой.
   Усевшись на обочине дороги и зарывшись босыми ногами и теплую пыль, девочки зорко вглядываются в даль.
   - А когда приезжают женихи, ты не знаешь? - спрашивает сестру Динка.
   Мышка зябко поводит плечами.
   - Я думаю... к обеду, - почему-то предполагает она и, морщась, как от зубной боли, просит: - Только ты не кричи сразу. Надо все-таки вежливо...
   - Он вежливо - я вежливо, он драться - я драться, - выпятив губу, говорит Динка и, сложив вдвое смоченную в кадушке веревку, шлепает ею по траве. - Вот этим как дашь по спине, так всякий жених вверх тормашками опрокинется!.. Лучше любой палки!
   - А какой он вообще. Катя не говорила? - со вздохом спрашивает Мышка. Она так подавлена всем случившимся и той неизвестной ролью, в которой ей сейчас придется выступать, что бледное личико ее совсем поникло, а серые глазки смотрят испуганно.
   Но испуг сестры только прибавляет Динке воинственный жар, и фантазия ее разыгрывается.
   - Какой жених? - широко раскрывая глаза, переспрашивает она и, смешивая вместе все впечатления вчерашнего дня, шепотом описывает: - У него борода как веник. И зубы длинные, желтые, а на шее такой бугор, а голова просто череп... И кулачищи! А из носа все время идет дым...