Осеева Валентина. Динка

   - Дядя у-у... Незя!..
   - Бери, Костя, носи... - торопясь освободиться от нес, весело говорит Малайка.
   - Нет, погоди, куда же... Поставь на дорожку, - отмахивается Костя, но Марьяшка упорно тянется к нему.
   - Костя, возьми! Она к тебе хочет! Ей ты понравился! - уговаривают Мышка и Динка.
   - Понравился-то понравился, - смеется Костя, - но я совершенно не умею обращаться с детьми. Ну, так и быть!
   Он осторожно берет Марьяшку на руки и подкидывает ее вверх. Марьяшка заразительно хохочет.
   За обедом Алина объявляет, что в четыре часа начнется литературный вечер и каждый должен что-нибудь приготовить.
   - Я всю жизнь на всех вечерах говорю одно и то же стихотворение. Вот я его вам и скажу! - обещает Костя.
   - А я? - волнуется Динка.
   - Ну, и ты подумай, с чем тебе выступить, - говорит Марина.
   - Можно сказать "Дон Педро"? - спрашивает Динка.
   - Что хочешь...
   - А Мышка?
   - Я скажу "Лесной царь", - откликается Мышка.
   Но главный номер программы - это Анюта. Анюта должна прочитать по букварю любой рассказик по желанию публики, а потом она еще скажет стихи. Это выдумала Алина, чтобы показать свою ученицу, а заодно и себя как учительницу. Анюта приходит после обеда, и обе они, взволнованные предстоящим экзаменом, старательно готовятся в уголке сада.
   Динке вдруг делается очень скучно. "Ленька не придет, - думает она, - ведь сегодня воскресенье... А может быть, все-таки придет?"
   Девочка на всякий случай бежит к забору, и лицо ее расцветает от радости: на заборе весело трепыхается цветной флажок.
   - Макака! Я тута... - шепчет Ленька, перебегая от куста к забору и боязливо оглядываясь. - Не пойдешь на утес?
   - Не могу я... Мама дома...
   - А я чай вскипятил, чайку бы попили...
   - Нельзя мне... Посиди лучше ты тут... - просит Динка.
   - Опасно тут... Твоя Алина так и шмыгает туда. и сюда, Уж один раз еле скрылся. Чего это она так шмыгает?
   - А это... - Динка вспоминает палатку Никича и просьбу Кости, чтобы никто не знал о его поручении. - Это большая тайна, - прижимаясь к забору, шепчет она. - Алина ищет...
   - Чего ищет? - таращит глаза Ленька.
   - Она не чего, а кого... Одного человека.
   - Человека?
   - Ну да... Ей велел Костя... - еще тише шепчет Динка. - Чудно! удивляется Ленька. - Может, меня? Может, кто прознал, что я сюда шатаюсь, дак и ищут?
   Динка широко раскрывает рот. Это никак не приходило ей в голову. А вдруг правда?
   - Проверить бы надо... Я где-нибудь подальше от забора нарочно попадусь ей на глаза и погляжу, что будет! A поймает она меня здесь, так тебя из дому не выпустят. Скажут вот с какой рванью дружится! - взволнованно шепчет Ленька,
   - С рванью? Что ты? У нас так никто не скажет! Я бы все рассказала... Тебя бы все жалели... - с робкой надеждой шепчет Динка. Ей так хочется привести Леньку к маме! Мима что-нибудь сделала бы такое, что жизнь Леньки сразу бы изменилась .
   Но Ленька сурово обрывает ее мечты:
   - Меня жалеть не за что! Я не калека и не нищий. Ты этот разговор брось, Макака! Знаю я твои мысли. И приживалом нигде не буду. От тебя возьму, от Степана возьму, от дяди Коли помощь принял бы... А от чужих людей мне ничего не нужно!
   Динка грустно замолкает. Она не хочет спорить с Ленькой. Но как может ее мама быть кому-нибудь чужим человеком?
   - Тогда иди на утес, - тихо вздыхает она. Но Ленька не уходит.
   - Скучаю я там без тебя, - серьезно говорит он. - Камни да Волга. Тоска забирает...
   Динка вдруг вспоминает о литературном вечере.
   - Лень, Алина не будет шмыгать! У нас скоро вечера стихи будут читать! Я тоже прочту! - радостно шепчет она. - Знаешь что? Ты тогда подойди поближе и послушай, ладно?
   - Ладно! А ты прибеги, скажи, где будете, я поближе сяду! - оживляется Ленька.
   - Хорошо! Я сейчас узнаю! Наверное, уже все собираются! Подожди здесь!
   Динка исчезает и скоро возвращается.
   - Мы будем на крокетной площадке. Это близко к лазейке, там можно спрятаться у самого забора. Пойдем, я покажу! - шепчет она.
   Но им приходится пережидать Костю. Костя прибивает к калитке медную дощечку для Марьяшки.
   Глава двадцать седьмая
   БЕЛОГЛАЗЫЙ ЧЕЛОВЕК
   Ленька выбрал за забором пышно растущие кусты орешника и, спрятавшись в них, глядел через щелку, как подходили, рассаживались на крокетной площадке взрослые и дети. Марину он знал хорошо и в ответ на ее улыбку, обращенную к детям, тоже улыбнулся за своим укрытием из зеленых крашеных досок забора. Катю он знал меньше и, впервые хорошенько приглядевшись к ней, отметил про себя, что она красивая, но гордая. Костя ему понравился, он был, по его мнению, настоящий политический, со своими лучистыми глазами и серьезным лицом. Лина напомнила Леньке одну из тех картин, которые продавали на базаре за 2 рубля. Там обязательно был нарисован зеленый пригорок с крупными цветами и восседающая на этих цветах красавица в русском сарафане... Но больше всех понравился Леньке Малайка. Он сидел около Лины и, как только она поворачивалась к нему, опасливо отодвигался на самый край скамейки. Круглое сияющее лицо его. и нерусский говор смешил Леньку, и, прижавшись щекой к забору, Ленька от души хохотал, глядя на Малайку.
   Выступление хотели начать с Кости, но Анюта так волновалась, что Алина решила выпустить раньше ее.
   - Анюта Казбекова учится читать недавно. Сегодня она прочтет по букварю маленький рассказик по желанию публики, - серьезно сказала Алина, выводя за руку Анюту на середину площадки и передавая в "публику" букварь.
   Анюта в чистеньком коричневом платьице и в черном гимназическом переднике, подаренном ей Алиной, выглядела настоящей гимназисткой на первом экзамене. Глаза ее испуганно смотрели на свою учительницу, щеки пылали.
   Марина и Костя выбрали рассказик в четыре строчки и передали его Алине.
   - Читай громко, не торопись, - строго предупредила Алина свою ученицу.
   Анюта дрожащими руками поднесла к глазам букварь и по складам прочитала рассказ.
   "Публика" наградила ее громкими аплодисментами. "Я куда лучше могу!" - с гордостью подумал Ленька.
   - Анюта Казбекова прочтет стихотворение... - снова начала Алина, но ободренная Анюта не дала ей досказать и громко закричала:
   Ну, пошел же, ради бога!
   Небо, ельник и песок...
   Невеселая дорога...
   Она говорила бойко, весело, и аплодировали ей долго. Потом выступила Мышка.,
   - "Кто скачет, кто мчится под хладною мглой..." - начала она, и серебристый голосок ее вызвал у Леньки задумчивую, мягкую улыбку.
   Но он волновался за Динку. "Не осрамилась бы энта Макака... Ведь ей как в голову взбредет..." - c тревогой думал он, получше пристраиваясь у забора..
   На крокетной площадке наступила тишина. Динка что-то шептала на ухо Алине... Ленька прислушался, но сзади пего тихо прошелестела трава; мальчик оглянулся. Человек в сером костюме осторожно шел вдоль забора, пристально разглядывая сидящих на площадке. Крадущиеся шаги его и настороженное выражение длинного серого лица привлекли внимание Леньки. Остановившись под кривой березой, человек оглянулся, и мальчика неприятно поразил пустой, холодный взгляд его бесцветных глаз.
   "Кто же это? Подглядывает чего-то..." - забеспокоился Ленька.
   - "Каменщик, каменщик в фартуке белом..." - громко начала читать Динка, и мальчик снова приник к щелке, изредка взглядывая на незнакомца в сером костюме.
   "Слушает... Может, так, проходя, заинтересовался, а может, какой знакомый ихний... - снова подумал Ленька. Но неулыбчивое лицо с пустым выражением глаз внушало ему беспокойство. - Уж не тот ли это, которого ищет Алина? - вдруг подумал он, и морозный холодок пробежал по его спине. - Что ж делать? Сказать бы..."
   Во глубине сибирских руд
   Храните гордое терпенье...
   донесся с площадки голос Кости, и незнакомец вдруг придвинулся вплотную к забору.
   "Сыщик! Он!" - быстро мелькнуло в голове у Леньки. Пригнувшись к земле, он выполз из кустов на дорожку и, выпрямившись, быстро пошел к калитке. Незнакомец, заслышав шум, тоже отошел от забора. Тогда, боясь, что он скроется, Ленька стремглав помчался назад и, юркнув в Динкину лазейку, вбежал на крокетную площадку.
   - Там у забора человек... Выслеживает чего-то... Длинный, белоглазый такой... - запыхавшись, выговорил он одним залпом и, увидев широко раскрытые глаза Динки, смутился. - Я только сказать... Вон там он!
   - Малай! - крикнул Костя, вскакивая, и, прыгнув через скамейку, исчез в саду.
   Малайка бросился за ним... Катя и Марина встревоженно смотрели им вслед.
   - Мамочка... мамочка... - стоя рядом с матерые шептала взволнованная Алина.
   Мышка и Анюта, ничего не понимая, тоже глядели вслед
   Косте и Малайке... Лина, онемев от неожиданности, приросла к скамейке.
   - Лень, Лень, - оглядываясь вокруг, тихо прошептала Динка.
   Но Леньки уже не было...
   Малайка и Костя вернулись не скоро. В густой чаще орешника они видели спину убегавшего человека, но их разделял забор, и человек успел скрыться.
   - А где этот мальчик? - спросил Костя. (Но никто не знал.) - Чей он?
   Этого тоже никто не знал. Испуганная Динка молчала.
   - Это небось нищий. Их тут много ходит... - робко предположила Анюта.
   - Но почему же он так быстро ушел? Странно! - удивился Костя и, глядя на Марину, озабоченно покачал головой. - Если это верно, то многое меняется... Очень важно было бы установить... Я сейчас пойду на пристань...
   - Подожди, Костя!.. Но откуда знает этот мальчик? - провожая его к калитке, спросила Катя.
   - Мальчик - это явление очень странное, конечно. Но мне достаточно одного его слова: "белоглазый", - тихо и значительно сказал Костя.
   На крокетной площадке царило напряженное молчание.
   - Воров тоже много... Может, в дачу хотел залезть. Тут на одной даче дочиста обобрали, - вдруг быстро заговорила Анюта.
   Но никто ее не слушал.
   Глава двадцать восьмая
   ССОРА
   На другой день, сидя на утесе, Динка, весело болтала, раскалывая стеклянным шариком сахар и прихлебывая на миски; горячий чай.
   - Кости долго не было вчера. А потом он пришел и сказал, что сразу перед ним отошел один пароход.
   - Вот этот сыщик и уехал с ним, наверное, - хмуро сказал Ленька.
   Динка слизала с ладони крошки сахара и задумчиво сказала:
   - Может, он еще и не сыщик даже... - Как это - не сыщик? Ходит вдоль забору, таится, как гад какой-нибудь, да не сыщик? - рассердился Ленька. - Сам Костя спугался, как я сказал... Сколько на пристани из-за него торчал...
   - Ну да! Торчал, торчал, а потом уже вечером взял маму и Катю да пошел с ними в гости к Крачковским! И Алина за ними уцепилась - она тоже еще не видела дачи Крачковских. Я тоже сначала уцепилась, чтобы идти, а потом вспомнила про этого Гогу-Миногу и отцепилась. А то еще опять скажет, что я пела! - оживленно болтала Динка.
   Но Ленька ее не слушал, темные брови его сошлись у переносья, и лицо казалось чем-то озабоченным. Динка набрала в рот чаю и вдруг, прыснув от смеха, обдала его горячими брызгами.
   - Не плюйся! - сказал Ленька, подхватывая с ее колен подпрыгнувшую миску и утирая рукавом лицо. - Чего ты?
   - Ой, Ленька, я так испугалась вчера, когда ты выскакнул на площадку! заливаясь смехом, сказала Динка. - Я думала, тебя что-нибудь укусило!
   - Вот глупая! Чего меня там укусит?! - засмеялся и Ленька.
   - А потом Анюта говорит про тебя: "Это небось нищий..." - уже успокаиваясь, рассказывает Динка.
   - Ну и дура твоя Анюта! Я в пинжаке был. Разве нищие в пинжаках бывают! обиделся Ленька, вставая и охорашиваясь. - Это ведь одёжа, а не рвань какая-нибудь!
   Динка, наморщив лоб, смотрит на утонувшего в пиджаке Леньку, на широкие борта и спускающиеся к локтям плечи.
   - Хороший спинжак, конечно... но только он совсем вырос из тебя, Лень...
   - Не он вырос, а я до него не дорос, потому не на грудного ребенка сшит, а на Степана. Тут и удивляться нечему! - поясняет Ленька, и снова на его лице появляется озабоченное выражение. - Завтра в город поеду... Надо Степана предупредить. Он тоже мне про одного сыщика рассказывал, - тихо говорит он, усаживаясь рядом с Динкой.
   - Как - предупредить? - пугается вдруг девочка. - Ты хочешь выдать Костину тайну? Ведь Костя сам сказал Алине, чтобы никому-никому...
   - Ну что ж, что сказал? А может, это тот самый сыщик, так и Степана остеречь надо!
   - Нет! Ты не имеешь права! Ты и меня выдавальщицей сделаешь! Ведь я только тебе сказала! - сильно волнуется Динка. - Я тебе поверила!
   - Да погоди ты... Ведь, может, это тот самый сыщик, пробует объяснить ей Ленька.
   Но Динка, красная и сердитая, негодующе прерывает его:
   - Какой тот самый? Это Костин сыщик! А у Степана свой! И раз Костя не велел, так надо молчать! И ты не смеешь выдавать тайну!
   - Тихо ты... Кричишь, будто тебе хвост прищемили! - раздражается Ленька.
   - Хвост прищемили? - Динка в волнении вытаскивает изо рта обсосанный кусок сахару и протягивает его Леньке: - На тебе твой сахар!
   Ленька машинально кладет сахар на ладонь.
   - При чем это?
   - И миску бери, - говорит Динка.
   Ленька, вопросительно глядя на нее, берет и миску.
   - Чтобы мне за мою тайну еще и хвост прищемили! - обиженно заключает Динка.
   - Какой хвост? - совсем теряется Ленька.
   - Не знаю уж какой... Только я с тобой не вожусь больше... Если ты все тайны выдаешь да еще за каждое слово придираешься... Не надо! - решительно встает Динка.
   - Да подожди... Ты же мне рта раскрыть не даешь.
   - Это ты мне ничего не даешь! Сахар отнял, миску отнял... К каждому слову придираешься! - вспыхнув, говорит Динка.
   - Да когда я что отнимал у тебя? Вон он, сахар. Сама положила... И миску отдала... Я только про сыщика хотел сказать... Степан ведь тоже политический...
   - Все равно не надо. Костя сам знает, кому сказать... Знаешь, как Никич говорит про тайны? - Динка пошевелила пальцем и наморщила лоб. - Никич говорит: знает один - знает один, знают два - знают двадцать два. Вот нас два, а ты как начнешь всем рассказывать, так будет двадцать два...
   Ленька безнадежно машет рукой.
   - Ладно, не скажу. Только у каждого человека свое соображение... - не желая больше спорить, тихо проворчал он. Динка успокоилась и, взяв обратно свой сахар, сказала:
   - Оближи ладонь - она у тебя вся сладкая. Ленька облизал ладонь, но лицо его оставалось хмурым и озабоченным.
   - Сегодня Алина на весь день к своей Бебе ушла. Мы с Мышкой одни будем встречать маму... И по часам сами объявлять будем, - снова болтала Динка.
   Ленька молчал и обдумывал про себя, как, не выдавая чужой тайны, можно предупредить Степана, что появился какой-то сыщик. Конечно, сыщиков в полиции много. Один может на дачах выслеживать, а другой - в городе. За кем следит, а за кем - нет. Если вообще Степану напомнить, что вот, мол осторожнее надо быть... "Так Степану я не советчик, он сам лучше моего все знает", - рассуждал про себя Ленька, решив завтра обязательно наведаться к своему другу. Но сделать это ему не пришлось.
   Глава двадцать девятая
   НЕОЖИДАННОЕ ГОРЕ
   Алина не задержалась в гостях у Бебы, как это предполагала Динка. Она вернулась точно ко времени приезда мамы и, взяв у сестер часы, сама уселась перед ними на террасе. Но прошло уже два объявления, прогудел протяжный гудок парохода "Гоголь", дети, нетерпеливо глядя на дорогу, давно уже толклись у калитки, а мамы все не было.
   - Алина, пройдем немного по дороге, хоть до Марьяшкиной дачи... Может, мама заговорилась с кем-нибудь... - сказала Мышка.
   - Ну, пойдем! - согласилась Алина. Мышка и Динка весело побежали вперед.
   - Дети, дети! Не убегайте далеко! - важничая перед проходившими мимо дачниками, окликала сестер Алина. И хотя ей самой очень хотелось побежать вприпрыжку навстречу маме, но она нарочно замедляла шаги и шла прямо, не глядя по сторонам, серьезной и деловой походкой взрослого человека.
   Динка и Мышка добежали до угла богатой дачи, где жила портниха, и остановились. За решетчатой оградой слышались взволнованные голоса, женский плач и тихие причитания.
   - Там что-то случилось! Пойдем скорей! - сказала Мышка, и, не обращая внимания на окрики Алины, обе девочки бросились бежать к даче.
   У раскрытой настежь калитки собрались люди, они спрашивали друг у друга, что случилось, заглядывали в сад, торопливо шагали по боковой аллее, туда, за дачу, к маленькой сторожке, где жила Марьяшка.
   Динка схватила за руку сестру и, дрожа от волнения, бросилась за людьми. Но навстречу девочкам шла Марина... Она шла быстро, ничего не видя перед собой, и лицо у нее было очень бледное.
   - Мама! - ахнула Мышка.
   - Мамочка! - громко закричала Динка. Марина подняла глаза и, увидев детей, пошла им навстречу.
   - Пойдем, пойдем!.. Марьяшка заболела! - отрывисто сказала она, поворачивая обеих девочек к калитке и увлекая их за собой.
   Незнакомый, сдавленный голос се и белое, без кровинки лицо были так необычны, что онемевшие от испуга Динка и Мышка, не сопротивляясь, выбежали вместе с ней на улицу. И тут все трое увидели - жалкую, растерянную фигуру Алины. Она стояла около угла дачи, словно не решаясь идти дальше.
   Марина выпрямилась и, крепко держа за руки младших детей, шепнула:
   - Не спрашивайте сейчас ничего... Но дети были так испуганы, что никому и в голову не приходило о чем-либо спрашивать.
   - Алина, пойдем домой! - ласково сказала мама. Но Алина вопросительно смотрела на нее и не двигалась с места.
   - Алиночка, Марьяшка очень больна. Там сейчас доктор, - тихо пояснила мать.
   - И ты видела ее? - заикаясь, спросила Алина. - Это правда, что говорят...
   Мать быстро указала ей глазами на младших детей и строго повторила:
   - Идите домой! Я еще ничего не знаю.
   Алина молча взяла за руки сестер и пошла вперед. В тягостном молчании они дошли до своей калитки. Около дачи Марина опередила детей.
   - Катя, - звенящим шепотом сказала она вышедшей ей навстречу сестре, - не спрашивай ничего. Уведи детей...
   Катя, не понимая, что случилось, молча увела к себе в комнату детей.
   - Сидите здесь! - строго сказала она.
   Дети не спорили. Лицо Мышки покрылось рябью; оно то краснело, то бледнело, словно охваченное одновременно жаром и холодом; тоненькая и беззащитная перед надвинувшимся на нее горем, она, еще не зная, что произошло, дрожала, как в лихорадке.
   Динка, охваченная тревогой за Марьяшку, медленно приходила в себя, и в глазах ее вставала аллея, ведущая к сторожке, испуганные лица чужих людей...
   Катя, не спрашивая ничего, грела Мышкины руки, кутала ее в теплый платок, уговаривала лечь в постель. Но, когда она вышла из комнаты, Динка схватила за руку сестру и быстро сказала:
   - Бежим! Бежим к Марьяшке!
   В глазах у Мышки засветилась надежда, и, поняв, что хочет cecтра, она рванулась за ней в окно; не разбирая дороги, мчалась к забору и, выскользнув через лазейку, бежала за сестрой до решетчатой ограды... Калитка дачи все так же была раскрыта настежь, все так же входили и выходили оттуда чужие люди. Девочки почувствовали гнетущий испуг и, взявшись за руки, медленно пошли к сторожке.
   Ноги у Мышки немели; крепко держась за руку сестры. она шла как приговоренная к казни. Динка, ощущая страстную жажду действовать, спасать, защищать и защищаться от неведомого врага, с жадной надеждой оглядывалась вокруг, ожидая, что вот-вот в конце аллеи появится маленькое существо с веселыми голубыми глазками и с ямочками на щеках...
   Дверь сторожки была раскрыта... Около крыльца лежали сваленные в кучу обгоревшие кисейные занавески, ватное одеяло из цветных клинышков, с торчащей из него рыжей обгорелой ватой и еще какие-то вынесенные на воздух тряпки... Тут же стояло деревянное корыто с водой, а рядом на земле валялось прогоревшее в нескольких местах детское платье и матерчатые туфельки...
   Марьяшка лежала на голом матрасе и тяжко, словно в забытьи, стонала. Круглая головка девочки, лицо и шея были покрыты темными ожогами, запекшиеся губки почернели... Мать Марьяшки, стоя на коленях около кровати, обводила всех присутствующих безумным взглядом и словно про себя повторяла одно и то же:
   - Цветочки, цветочки загорелись!.. Старичок доктор что-то раскладывал на столе, вполголоса разговаривая с женщинами.
   - Стала на кровать да и потянулась, видать, к цветочкам... Обвертела их вокруг шейки да и наклонила один какой-нибудь к лампадке... Ну, а долго ли бумажным цветам загореться?.. - рассказывала ему словоохотливая соседка.
   Динка, онемев от ужаса, смотрела на Марьяшку; взгляд Мышки растерянно блуждал по комнате и, остановившись на закопченном лице божьей матери, замер... Черная проволока от обгоревших гирлянд с бумажными цветами свешивалась Над кроватью...
   - Прошу всех выйти! - строго сказал доктор. Мышка тихо повернулась и, шатаясь как слепая, пошла по аллее. Динка догнала ее уже на улице.
   - Это не Марьяшка, - сказала Динка. Мышка молча кивнула головой.
   Мимо, но видя их, нагруженная ворохом каких-то вещей, пробежала Марина.
   Дети подошли к калитке. Яркий луч заходящего солнца упал. на медную дощечку, прибитую Костей, и Динка совершенно ясно увидела перед ней прежнюю Марьяшку, с ее неизменной ложкой. Ей даже послышался гулкий звук удара об эту медную дощечку... Но на улице, совсем рядом, кто-то громко и отчетливо сказал: "Умрет девочка "
   Динка отшатнулась, вскинула руки и, пятясь от калитки, от этой медной, освещенной солнцем дощечки, с криком отчаяния бросилась бежать. Она бежала, зажав руками уши, и собственный крик настигал ее, как гулкий стук Марьяшкиной ложки. И всюду - в траве, в кустах, за деревьями и на утоптанной пешеходами земле - этот жалобный крик рассыпался, как осколки разбитого вдребезги стекла. А в сознании стояли страшные слова ничем не поправимого горя; "Умрет девочка..."
   Глава тридцатая
   ВЕРНЫЙ ДРУГ
   В этот день проводив Динку, Ленька пошел на пристань.
   Толкаясь между пассажирами, он видел, как сошла с парохода "Гоголь" Марина и торопливо направилась домой. Следующим пароходом приехал Костя, нагруженный какими-то удочками и рыболовными снастями. Его встретил Гога Крачковский, и они пошли вместе, оживленно беседуя о рыбной ловле. Заработать Леньке ничего не удалось, и, подсчитав оставшиеся копейки, он купил хлеба, с тем чтобы завтра с утра отправиться на заработки в город. Несмотря на данное Динке обещание, Ленька решил все же, не выдавая Костиной тайны, хотя бы узнать от Степана, какой из себя тот предатель, о котором шла речь в прошлый раз.
   "Этот белоглазый, длинный, приметный... Только б Степан не рассердился и описал как следует! А то, пожалуй, рассердится да скажет: "Знаешь ли ты, понимаешь ли ты, что ты все время лезешь с расспросами..."
   Вспомнив Степана, Ленька тепло улыбнулся и направился домой.
   "Завтра встану пораньше и поеду. Может, еще дома застану"
   Между тем страшная весть о портнихиной девочке уже облетела весь поселок, и народ, собираясь кучками, толковал о случившемся. Ленька подошел к одной такой кучке, где собравшиеся женщины, причитая и охая, рассказывали друг другу подробности о Нюре и ее девочке.
   - Заперла да пошла... А куда она ее денет? Сродственников здесь нет, заработать на хлеб надо... Она ведь портиха по домам ходит...
   - Господи, господи! Нужда наша проклятая! Запрем детей да бежим сломя голову! Девчонка-то махонькая... Марьяшкой звать...
   Марьяшку, общую любимицу Арсеньевых, Ленька хорошо знал. Динка, смеясь, рассказывала, как девочка стучит к ним В калитку своей ложкой, как смешно выговаривает слова. Длинные, перевитые бумажными ленточками конфеты по заказy Динки раза два привозил Ленька с базара для Марьяшки.
   А однажды Динка вывела девочку погулять и уселась с ней в траве плести венок. Ленька нехотя рвал цветы и бросал их Динке на колени, а потом даже рассердился, когда она заставила его подставить Марьяшке лицо для поцелуя и Марьяшка, громко чмокнув, положила на его щеку мокрое пятнышко. Все это мгновенно пронеслось в голове Леньки, и, не слушая больше женщин, он бросился бежать к Марьяшкиной даче.
   Дверь сторожки по-прежнему была открыта настежь. Ленька осторожно заглянул в дверь и в страхе попятился назад. Около кровати стояла Марина и подавала доктору бинты... Нюра, припав головой к подушке, тихо стонала ..
   Ленька с бьющимся сердцем побрел к калитке. Жалость заслонила его тревожные мысли о Макаке, но, проходя мимо дачи Арсеньевых, он остановился и вспомнил о своей подружке.
   Только б не ходила она туда...
   "Помрет ведь Марьяшка-то..." - с тревогой подумал он, как вдруг громкий, отчаянный плач повис в воздухе.
   Ленька вздрогнул и огляделся; он не узнал голоса своей подружки, но плач несся прямо на него, громкий, жалобный, протестующий.
   В кустах мелькнуло знакомое платье... Зажав обеими руками уши, Динка неслась вниз по тропинке, ничего не видя перед собой.
   - Макака! - бросаясь ей наперерез, крикнул Ленька. Динка споткнулась, упала в траву и, рыдая забилась головой о землю.
   - Макака! Макака! Ленька хватал ее за руки, силясь оторвать от земли, поднять, успокоить... Но она вырывалась и снова падала на землю с исступленным плачем.
   Ленька, выросший без материнской ласки и никогда не произносивший ласковых слов, теперь в изобилии осыпая ими Динку, сам растерявшийся и несчастный:
   - Макака... голубочка... миленькая! Молчи! Молчи! Слушай меня...
   Но девочка не видела его, не слушала, и, обессиленный, исчерпавший все средства утешения, Ленька сел с ней рядом и громко заплакал.
   - Не могу я унять тебя. Пропали мы обое... Пропали мы... - жалобно повторял он, вытирая рукавом пиджака бегущие по лицу слезы и глядя на рыдающую подружку... Потом, словно осененный отчаянием, он вдруг вскочил и, дернув за руку Динку, гневно крикнул над самым ее ухом: - Бежим! Скорее! Скорее!
   Динка вскинула на него распухшие глаза и, уцепившись за его руку, послушно встала.
   - Бежим! Бежим! - кричал Ленька, увлекая ее за собой на лесную дорогу, на просеку, на широкую аллею, мимо дач и не давая ей ни минуты передохнуть, остановиться. - Бежим! Бежим! - крепко держа ее за руку, рвался вперед Ленька.