Осеева Валентина. Динка

   Динка мысленно роется в своем ящике с игрушками и отбирает все самое ценное, самое дорогое ей. Жалостно и тоскливо у нее на сердце, вещь за вещью отдает она Леньке, повторяя одни и те же слова: "Возьми, Ленечка..."
   Она завтра же раным-рано пойдет на баржу. Подарки утешают ее, но мама .. Как это один раз сказала мама?
   Еще тогда Катя обидела Лину, а потом ей стало жалко, она взяла свой новый шелковый платочек и велела Мышке отнести его Лине, а мама сказала: "За обиду не платят подарком, Лина не возьмет твой платок!" А потом пришла сама Лина и отдала Кате ее платок. Лина очень плакала и все говорила: "Ты мне сердце растревожила, а платок посылаешь на голову..."
   Так и Ленька скажет: "Наврала на меня, подвела под кулак, а теперь пришла: "Возьми, Ленечка..." Не нужны мне твои подарки: ни ножик с перламутровой ручкой, ни яблоко, ни открытки. Обида моя дороже этого стоит" "А что же гы хочешь за свою обиду, Ленька? Если б были у меня камни самоцветные из Мышкиных сказок... и волшебный самолет, и Конек-горбунок... все отдала бы я тебе..."
   "Нет, не нужен мне ковер-самолет, не нужны камни, и Конек-горбунок не нужен... Растревожила ты мне сердце обидой... Дороже этого она стоит..."
   "Тогда приду я к тебе, Ленька, и буду плакать... Долго-долго буду плакать из-за тебя..."
   "Что же, плачь, - говорит Ленька, - может, успокоится мое сердце от твоих слез и пройдет в нем обида... Ведь сказали же твоя мама, что за обиды не платят подарками, а вот когда плачет и раскаивается человек, то от слез его и обида уменьшается..."
   Яблоко с глухим стуком падает с колен Динки.
   - Дина! У тебя яблоко упало! - с раздражением говорит Алина. - Подними сейчас же!
   - Не надо мне его, - тихо отвечает Динка.
   Она сползает с перил и подходит к Мышке. Мышка сидит на стуле, подняв коленки и уткнувшись носом в книгу. Когда Мышка читает, то ее можно толкать, дергать за волосы, "выжимать" со стула, давить ей на ногу - она ничего не видит, кроме книги. Но Динка не может больше оставаться одна.
   - Мышка, - говорит она и тянет из рук сестры книжку. - Давай поиграем, побегаем... Расскажи мне сказку. Мышенька.
   - Оставь, не тронь меня, - бормочет Мышка, изо всех сил цепляясь за книгу. - Уйди, уйди...
   - Мышенька, не читай... пойдем со мной, - просит Динка. Мышка прижимает к себе книгу и смотрит на сестру далеким, отсутствующим взглядом.
   - Что тебе нужно?.. Алина! Возьми ее от меня? Она мне мешает! - взывает Мышка к старшей сестре.
   Алина вскакивает и сердито хватает Динку за руку:
   - Не смей трогать Мышку! Что ты лезешь ко всем! Вот я скажу маме!
   Слезы щекочут Динке горло, подступают к глазам.
   - Ладно, - бормочет она, - ладно... Я могу опять утонуть, если захочу.
   - Уходи и не бормочи тут! Сама не читаешь и другим не даешь. Уходи с террасы! - гонит ее Алина.
   Динка не сопротивляется. Но в саду уже становится темно, и идти некуда. Динка смотрит на усыпанную камнями дорожку, на черную землю под цветами. Алина зажигает на террасе лампу с зеленым абажуром. Зеленовато-желтый спет падает на дорожку.
   "Сейчас провалюсь сквозь землю, - думает Динка, - Сяду к черту на сковородку и скажу: "Зажарь меня и сожги с косточками". А черт скажет: "Ты в бога не веришь, тебя жарить нельзя".
   Динка глубоко вздыхает. Неправда все это: никакого черта нет. Если бы он и был, то даже на сковородке ей нет места. Все ее прогнали, бросили. Мама с Катей сидят в кухне. Там тоже горит огонек. Наверное, они все трос чинят белье для Никича. А Никич лежит в своей палатке и ни о чем не думает. Может, он спит? А может, проснулся, но не хочет выходить? "Пойду к Никичу", - решает Динка.
   Но калитка громко хлопает, и в наступающих сумерках вырастает высокая фигура.
   - Дядя Лека! - кричит Динка, мгновенно забывая все свои горести. - Дядя Лека приехал!
   Глава одиннадцатая
   ДЯДЯ ЛЕКА
   - Дядечка! Дядечка! - раздаются за спиной Динки радостные голоса сестер, но она первая влетает в широкие объятия дяди Леки, виснет у него на шее, вдыхает знакомые запахи табака и леса.
   Дядя Лека служит лесничим и всегда живет в лесу. Он приезжает редко и ненадолго, но когда он приезжает, то все в доме становится праздничным. Олег Леонидович - страстный охотник Зимой у Марины перед кроватью лежит рыжая шкура убитого им медведя, а у детей не переводятся меховые варежки и беличьи телогрейки.
   - Мама! Катя! Дядя Лека приехал! - кричит Алина. Марина и Катя бегут по дорожке. Олег Леонидович обнимает сестер и, заглядывая им в глаза, спрашивает:
   - Ну, как вы тут? Живы, здоровы?
   Олег - высокий, худой, голубоглазый. На нем охотничья куртка и желтые краги. Когда он стоит рядом с сестрами, то всем сразу бросается в глаза удивительное сходство всех троих. У них одинаковые вьющиеся волосы, голубые глаза. Только у Кати волосы немного темнее и глаза зеленые, но и ее часто путают с Мариной.
   - Сестреночки мои, голубочки... Никак я не мог раньше вырваться, - целуя то одну, то другую сестру, говорит Олег. - Как вам тут живется? Как бедуется?
   Сестры наперерыв что-то рассказывают ему, что-то шепчут на ухо и спрашивают; он отвечает сразу обеим, и к дому они идут втроем, тесно обнявшись и улыбаясь друг другу.
   А дети, подпрыгивая, бегут сзади, и даже Алина не подходит дяде Леке, чтобы не помешать маме и Кате хорошенько поздороваться и излить свою радость.
   Олег - старший и единственный брат Марины и Кати. Они рано лишились матери и, когда отец женился на другой, тяжело страдали от сурового обращения мачехи. Единственной воспитательной мерой воздействия этой злой женщины были розги. Особенно доставалось Марине, потому что Катя была еще маленькой, а Олег уже учился в городе. Приезжая на каникулы и видя жестокое отношение мачехи к сестрам, Олег пробовал жаловаться отцу, но отец был болен, редко выходил из кабинета, и мачеха умела убедить его, что мальчик не желает считаться с ней, как с матерью, и нарочно клевещет на нее отцу. Олега перестали брать на каникулы домой; он терзался, писал отцу умоляющие письма, но мачеха жгла их, не передавая.
   Однажды Олег самовольно вырвался из пансиона и тайком приехал домой. Прорвавшись к отцу, он потребовал отдать ему обеих сестер или выгнать мачеху. Впервые после смерти матери отец откровенно объяснился с сыном и поверил ему. Олег получил разрешение взять Марину и поместить ее в частный пансион. Катя оставалась дома, но, когда через год отец умер, старший брат, приехал на похороны, тайком увез младшую сестру к себе. Боясь погони, он долго прятал сестру у знакомых, но мачеха и не думала разыскивать детей, не пробовала вернуть их домой и совершенно не интересовалась, на что они живут. Олег, боясь, что она потребует от него сестер, никогда не обращался к ней за помощью. В шестнадцать лет он уже окончил пансион и работал в частной конторе переписчиком, а в свободные часы бегал по урокам. Эти средства давали ему возможность платить в пансион за Марину и кое-как перебиваться с маленькой Катей.
   Время шло, старшая сестра подрастала и становилась в помощь брату; оба они, нагрузившись уроками, воспитывали младшую сестру. Катя долго не могла забыть истязания мачехи, она росла угрюмым, недоверчивым ребенком, дичилась чужих людей. Нежные заботы и ласки брата и сестры постепенно изменили ее характер, но на нем навсегда остался отпечаток грусти и суровости.
   Выйдя замуж, Марина взяла Катю к себе и с тех пор никогда с ней не расставалась. Олег женился, но по-прежнему заменял сестрам отца. Мачеху они больше никогда не видели, и от тяжелого детства у всех троих осталась только страстная, нежная привязанность друг к другу. Поэтому и сейчас приезд Олега был большим праздником для сестер
   "Ты такой худой, Олежка! Поживи хоть немного с нами, отдохни", - каждый раз просили Марина и Катя.
   Но Олег никогда не отдыхал. Способный и деятельный, он вечно что-то изобретал и продавал свои маленькие изобретения какой-нибудь фирме, служил лесничим, охотился и баловал сестер подарками. В революционной деятельности семьи Арсеньевых он не принимал прямого участия, хотя охотничий домик его в лесу был постоянным и надежным местом для укрывающихся от полиции революционеров. Там же хранилась и подпольная типография, вывезенная с элеватора.
   - Вон бежит Лина! - освобождаясь от сестер, сказал Олег. - А как поживает дедушка Никич? - бегло спросил он.
   - Запил вчера... - сообщила Катя.
   - А!.. - понимающе кивнул Олег и пошел навстречу, Лине.
   - Здравствуй, здравствуй, моя Лина, чернобровая дивчина! - шутливо запел он, протягивая ей руку.
   - Гость ты наш неописуемый! - запричитала Лина, на ходу вытирая раскрасневшееся лицо широким рукавом. - Заявился, наконец, долгожданный наш!
   - Заявился! Заявился! И прямо к чаю! - шутит Олег.
   - Здрасте, Олег Леонидович! - церемонно закончила свои причитания Лина, подходя ближе и протягивая дощечкой руку. - Вот радости-то! - снова затараторила она. - А мне нынче под утро крыса приснилась! Так и сигаеть вкруг меня, так и сигаеть! Ну, думаю, обязательно гость какой-нибудь неописуемый заявится! Встала утресь и давай пироги ставить!
   - Пироги? Ну и молодец ты, Лина! То-то и мне нынче приснилось, что я вокруг твоих пирогов так и сигаю, так и сигаю! - шутит Олег.
   - Ишь насмешник! - хохочет Лина и, махнув рукой, бежит в кухню. - Катя, становь чашки, сейчас самовар несу!
   За чаем Олег дурачится с детьми, показывает фокусы, вытаскивает из рукава то вилку, то нож Повеселевшая Динка не сводит с него глаз; Алина обязательно хочет подловить дядю Леку и заглядывает ему в рукав, неисправимая читальщица Мышка держит на коленях недочитанную книгу и, пробегая тайком страницы, смеется из вежливости. Но она смеется невпопад, потому что, углубившись в чтение, не видит никого из окружающих
   - Мама, лежачего не бьют? - неожиданно спрашивает она, поднимая голову от книги
   За столом раздается общий хохот. Мышка сильно смущается и вместе с книгой юркает под стол. Но, когда хохот утихает, из-под скатерти снова показывается ее голова с прямыми прядями белых волос.
   - Лежачего не бьют? - тихо и настойчиво повторяет она свой вопрос.
   - Xа-xa-xa! Как раз бьют! - бойко отвечает Динка.
   - Ого! - поднимает брови Олег и с комическим недоумением смотрит на Марину.
   Сестра отвечает ему легким пожатием плеч, но щеки ее розовеют. А Динка уже уносится мыслями на берег, где лежат рядышком два ее врага - Минька и Трошка.
   - Еще как бьют! - с удовольствием говорит она.
   - Ну, это ты врешь! - вмешивается Олег. - Кто же бьет лежачего?
   - Если человек лежит, значит, он уже сдался. Он беззащитный, а кто же бьет беззащитного? - серьезно спрашивает мать.
   - В общем, этот лежачий может быть и не в прямом смысле слова лежачий, но как ей объяснить? - с улыбкой поворачивается к сестре Олег.
   Но Динка снисходительно улыбается и щурит глаза:
   - Лежачего не бьют, ну да... Пускай встанет и сам даст по шее?
   - Кто встанет? - спрашивает Катя. Динка настораживается. Она всегда настороже, когда в разговоре принимает участие Катя.
   - Ну, если этот лежачий вдруг встанет и сам начнет бить? - спрашивает она.
   - Динка, видно, подразумевает драку и хочет знать, как ей поступать, если враг ее уже упал и лежит, - догадывается Олег.
   - Да, - хитро улыбается Динка. - Как быть, если он лежачий?
   - Ну, если он упал, значит, ты оказалась сильнее. Зачем же тебе пользоваться своей силой и бить его еще? - пожимает плечами мама. - Ведь это же нечестно!
   - А если он не упал, а просто спит. Вот я так иду, иду, а он спит... Он тоже лежачий? И его тоже нельзя трогать? - заинтересовывается Динка.
   - Ну, это уж совсем подло, Дина! - хмурится мать. - Как ты не понимаешь таких простых вещей!
   - А если человек просто упал... За ним гнались, а он бежал, бежал и упал вот тогда разве можно его бить, мама? - взволнованно спрашивает Мышка, все еще находясь во власти прочитанной страницы.
   - Есть такие негодяи, что и бьют, - серьезно отвечает Олег.
   Но Динка не согласна. Ей сразу представляется, как главный ее враг, Минька, вдруг вскочил и удирает от нее во, все лопатки; у Миньки длинные ноги, его бы ни за что не догнать, но вот счастье: Минька споткнулся и упал!
   - Ого-го! - хохочет вдруг Динка. - Лежачего не бьют? А сидячего? Упал! Ого-го! Так я бы ему крикнула: сядь, убоище, сядь!
   - А ты не знаешь, кто упал! Ты не знаешь! - вдруг обрушивается на сестру Мышка.
   - А я посмотрю на его харю, так сразу узнаю! - старается перекричать ее Динка.
   Взрослые озадаченно смотрят друг на друга. Олег вдруг разражается громким хохотом.
   - Я пропал, Марина! Я пропал! - хохоча, повторяет он. - Твое изысканное воспитание дает блестящие результаты! Ха-ха! Я погиб!
   Катя, зараженная смехом брата, тоже начинает смеяться.
   - Да перестань, Олег! С ней же ничего нельзя предвидеть! - оправдывается Марина, с трудом удерживаясь сама от смеха. - Динка, ты совсем не понимаешь, что болтает твой язык! Ведь мы смеемся над твоей глупостью! - говорит она дочке.
   - Это плохие слова, Дина, и маме стыдно за тебя! - вступает Алина, не понимая, как могут смеяться взрослые", видя такое безобразие. - Надо говорить "лицо", а не так, как ты... - поправляет она сестру.
   - У хорошего - лицо, у плохого - харя, - решительно заключает Динка.
   - Правильно! - вскакивает вдруг Олег. - У хорошего - лицо, у плохого харя! Коротко и ясно! Марочка, не сбивай ее!
   - Нет, неправильно! Это грубое слово, и если она сама может его произносить, то другим противно слушать! - горячится мать.
   - Она не должна даже знать таких слов! - вставляет Катя.
   - Ну, а если узнала? И совершенно правильно поняла их? Так чего вы от нее хотите?
   Динка со снисходительной усмешкой смотрит на взрослых. Она знает и другие слова, похуже этого! Подумаешь, "харя"! Есть о чем спорить! Послушали бы, как грузчики на пристани ругаются!
   Но девочке становится скучно. Она вообще не любит, когда много говорят об одном и том же. А у взрослых языки КАК у ночного сторожа колотушка: тра-та-та... тра-та-та... САМИ кричат и друг друга перебивают, а детям делают замечания
   - Мама! Пойдем к пианино! Мама! Давайте вылезать из-за стола!.. - капризно тянет Динка.
   Марина и Катя мгновенно забывают обо всем на свете.
   - Олежка, спой! Спой! - обнимая брата, просят они. Любимая вещь в доме пианино - стоит в маленькой комнате, заменяющей в дождливые дни столовую. Алина зажигает свечи, Олег достает папку с нотами, мать придвигает к пианино свой стул. Мышка усаживается с Катей в одно кресло, Алина устраивается на подоконнике, Динка долго возит по комнате свой стул: ей обязательно надо видеть лицо дяди Леки, когда он поет. Наконец и она усаживается, обхватив руками колени.
   - Ну, вы уселись? - спрашивает Олег и хлопает в ладоши. - Начали! "Песня жаворонка". Кто написал? Какой композитор? Живо! - обращается он к девочкам.
   - Рахманинов! Нет, Глинка! - гадает Мышка.
   - Алябьев, - говорит Алина.
   - А ты, егоза, как думаешь? - спрашивает дядя Лека Динку.
   - Я никак о нем не думаю.
   - Нехорошо. Песни любишь, музыку любишь, а не хочешь даже знать, кто написал. Ну, начали! Марина берег первые аккорды.
   - "Между небом и землей жаворонок вьется..." - тихо и медленно начинает Олег.
   Маленькая птичка кружится и кружится над землей вместе с голосом дяди Леки, с поющими клавишами под мамиными руками, она поднимается вверх и падает вниз. Из-под Динки уходит стул; вцепившись в свои коленки, она тоже поднимается и падает вместе с голосом дяди Леки, вместе с птичкой... И сердце у нее замирает, как на качелях...А жаворонок поднимается все выше, он уже поет над другой птичкой, над подруженькой своей поет этот жаворонок звонкий... Губы Динки шевелятся, лицо принимает выражение поющего Олега, жаворонок кружится уже где-то далеко-далеко...
   Когда последние аккорды замирают, все молчат.
   Динка тоже молчит. Перед ее глазами встают какие-то смешные штучки-закорючки на нотах. Ей хотелось бы спросить самого композитора, как это он придумал, что из таких закорючек получается песенка птички...
   Но дядя Лека ставит перед мамой новые ноты, и все знают, чтo сейчас будет что-нибудь веселое. Веселая музыка и веселые слова не бросают Динку вверх и вниз, она принимает их как плясовые, ей хочется выделывать какие-то антраша ногами и руками, она не может удержаться и подпрыгивает на стуле в такт музыке.
   Но все уже кончается, и только в тишине слышен голос Кати:
   - Динка, сиди тихо!
   Дядя Лека достает из папки еще одни старые, истрепанные ноты.
   - Что это? - спрашивает Марина, глядя на обложку. Когда мама поворачивается, от пламени свечей косы ее блестят, словно переплетенные золотыми ниточками. Но косы мешают ей, брат бережно поднимает их и укладывает за спинку стула. Золотые ниточки исчезают.
   - Вот сейчас мы вам споем волжскую песню про Степана Разина! - объявляет дядя Лека.
   Динка нетерпеливо ждет. Она знает, кто такой Стенька Разин. Мама много рассказывала о нем. И теперь иногда, глядя с обрыва на Волгу, Динка представляет себе, как выплывают на середину реки расписные острогрудые челны. И на переднем сидит Стенька Разин. Кафтан его весь в серебре и золоте, шапка у него из алого бархата. Стоит перед ним чарка вина, и сидит рядом с ним персидская княжна. Но атаман говорит, чти эта самая княжна совершенно ему не нужна, и Динка вполне согласна с атаманом Стенькой Разиным. Сейчас он будет сражаться и убивать врагов, тут такое подымется, и она будет сидеть и хныкать, а товарищи атамана рассердятся - одним словом, ни к чему ее тут держать! Пускай берет ее себе в подарок Волга-матушка! Вот какая песня есть про атамана, но дядя Лека будет петь про какой-то утес.
   - Утес Стеньки Разина, - объявляет он.
   Динка настораживается и вся превращается в слух.
   Есть на Волге утес,
   Диким мохом оброс,
   запевает Олег.
   Динке представляется поросший зеленым мхом утес. Высоко-высоко возвышается он над Волгой. И сидит на том утесе храбрый атаман Стенька Разин. И никто не знает, о чем он думает, знает один утес. Но если взобраться на этот утес, то...
   ...утес-великан все, что думал Степан,
   Все тому смельчаку перескажет...
   Динка глубоко задумывается. Песня давно уже допета, а она сидит, не шевелясь и уставившись в одну точку.
   Дядя Лека тихонько окликает ее, потом громко кричит вскидывая вверх руку:
   - "Сарынь на кичку!"
   Динка вскакивает.
   - Что это? - испуганно спрашивает она. - Что ты закричал?
   - Ага! - смеется дядя Лека. - А важничаешь, будто все знаешь... Ну-ка, Мышка, объясни ей, что я крикнул. Мышка охотно спрыгивает с кресла:
   - Это, понимаешь... Степан Тимофеевич...
   - Не хочу Тимофеевича какого-то... Говори: атаман Стенька Разин, недовольно прерывает Динка.
   - Ну, это ведь все равно... Так вот, когда увидит атаман врагов и захочет на них напасть, он сразу кричит: "Сарынь на кичку!" И все товарищи его выскакивают, а враги сильно пугаются, и никто атамана победить не может... Да, дядя Лека? - спрашивает Мышка.
   - Да-то да, но что означают эти слова? Ты не знаешь?
   - Это, может, такой клич просто? - интересуется Мышка.
   - Нет, не просто... Сарынь - это голытьба... - начинает объяснять дядя Лека, но Динка крепко зажимает уши и отбегает к двери.
   - Мне не объясняй! Я сама знаю! - кричит она оттуда. Ей кажется, что чудесные слова потому и таят в себе волшебную силу, что они непонятны. Сам атаман Стенька Разин шел с ними в бой!
   "Сарынь на кичку!" Они звучат как заклятие против врагов. Как можно их объяснить простым, скучным голосом? Они могут все потерять от этого... И, пятясь от дяди Леки, Динка еще крепче зажимает уши.
   - Не объясняй! Не объясняй! Я не хочу! - кричит она с испуганным и сердитым лицом.
   - Что случилось? - спрашивает мама, но Динка уже исчезает за дверью.
   - Вот лентяйка! Ничего выслушать не может! - серьезно говорит сестре Олег. - Хотел им объяснить, что значит "сарынь на кичку", а она заткнула уши и убежала. Надо с этим как-нибудь бороться, Марина!
   - Я тоже говорю... - вмешивается Катя.
   Между взрослыми заводится спор о воспитании детей. Алина торопится высказать свое мнение наравне с мамой и Катей, Мышка, стоя в углу, тревожно прислушивается к повышенным голосам: она боится, чтобы взрослые не перессорились между собой.
   Динка стоит за дверью в нерешительности. Она слышит, как дядя Лека и Катя упрекают маму в излишней мягкости, как мама, волнуясь, оправдывается и сердится.
   - Катя хочет сделать из меня какого-то жандарма в юбке! - говорит мама.
   "Вот дура эта Катя! - пожимая плечами, усмехается Динка. - Еще не хватало, чтобы приехал папа и застал вместо мамы какого-то жандарма в юбке!" Динке кажется это смешным, но ей жаль маму... Вон и дядя Лека нападает на нее.
   - У меня действительно, может быть, мягкий характер...
   И потом, я никогда не забываю мачеху... - оправдывается мама.
   - Но никто же и не предлагает тебе мачехины меры! - возмущается брат.
   "Бедная мама! - думает Динка. - За что они нападают на нее?" Если за то, что она мама и родила такую плохую девочку? Так ведь родила-то она ее совсем маленькую и еще не плохую! А теперь Динка уже сама по себе, можно было бы не приставать к маме, а ругать самое Динку. Смешно прямо! Но Динке не смешно, ей надо выручать маму. Она распахивает обе половинки двери с таким треском, как будто рвет на груди рубаху, и появляется на пороге с таким видом, как будто хочет сказать: "Нате, стреляйте! Вот я!" Но никто уже ничего не говорит и даже не обращает на нее внимания. Дядя Лека снова роется в папке и ставит перед мамой еще одни ноты.
   - Сейчас мама сыграет любимую Динкой "Бурю на Волге". Под эту музыку папа часто укладывал спать своего Орало-мученика! - улыбаясь, говорит он.
   Воспоминание об отце сразу отражается на лицах детей. Алина и Мышка с нежной завистью смотрят на Динку, кивают ей, указывают глазами на пианино, откуда уже слышны. первые раскаты начинающейся бури...
   Динка должна бы счастливо улыбаться и вспоминать о том, как папа брал ее на руки и шел с ней в детскую, оставляя открытой дверь в гостиную, где играла мама.
   Но у Динки неспокойно на душе. Она не видит папы... она видит большие пенистые волны над своей головой... Волны швыряют ее то вверх, то вниз... А рядом с ней мокрое лицо мальчика... Синие губы его шевелятся. "Не бойся... не бойся..." - слышится ей сквозь бурю в песне рыбаков, которую играет мама... Динка хватается за голову и тихонько стонет. "Это он топил меня, он!" - слышит она свой голос. Бородатый человек поднимает тяжелый кулак... "Ленька! Ленечка!" Динка хочет бежать к маме, но громкий плач вырывается из ее груди.
   Музыка резко обрывается. Мама и дядя Лека подбегают к девочке, пробуют разнять ее руки, обнимают ее, что-то говорят ей тихими, ласковыми голосами. Катя взволнованным шепотом упрекает за что-то брата и сестру... А Динка громко и безутешно плачет. Она знает, что никто-никто не может ей помочь, даже мама.
   Уложив плачущую Динку, мать долго сидит у постели девочки, пытаясь разгадать причину ее слез.
   - Просто нужно было вовремя уложить ее спать, - говорит Катя, чувствуя себя виноватой в том, что не подумала об этом раньше.
   - Может быть, я как-то неосторожно напомнил ей об отце? - предполагает Олег, тоже чувствуя себя виноватым в Динкиных слезах.
   - Нет... нет... - качает головой мать; - скорее, просто музыка... Ложитесь спать, дети! Попрощайтесь с дядей Лекой и ложитесь, - говорит она.
   Мышка и Алина по очереди виснут у дяди Леки на шее. Завтра они уже не увидят его: он всегда уезжает с самым ранним пароходом.
   - Идите, идите уже! - торопит их Катя. Ей хочется скорее уложить детей, чтобы успеть наговориться с братом. Они всегда очень долго сидят втроем, а сегодня сестрам необходимо рассказать Олегу о ночном приезде дворника с городской квартиры и о многом другом.
   - А! - грозит пальчиком Алина. - Вы будете разговаривать без меня! Вы, может быть, разные секреты будете говорить!
   - Ну мало ли о чем мы должны поговорить! Иди скорей и ложись... Мышка, не разбуди Динку! - на всякий случай говорит мать, хотя разбудить Динку - это обычно совсем не легкое дело.
   Дети уходят. В комнате Марины до рассвета горит лампа. Олег слушает сестер и рассказывает им всякие новости сам. История с неизвестным человеком, который расспрашивал о том, куда уехала госпожа Арсеньева с детьми, очень не нравится ему. Он хмурит брови, задумывается. Потом вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, весело говорит:
   - Догадался! Знаете, кто это? Один из Лининых поклонников! Вы помните, как уже один раз она всех напугала? Помните?
   Глава двенадцатая
   ЛИНА
   Лина поступила к Арсеньевым, когда у них только что родилась Динка. Взяли ее прямо из деревни, куда ездила Марина с детьми на летние месяцы. Родных у Лины не было, старшего брата Силантия забрили в солдаты, вести от него приходили редко. Первые дни Лина дичилась, по комнатам ходила на цыпочках и отвечала на вопросы шепотом. Чернобровая, румяная, с золотисто-карими глазами, в длинном деревенском сарафане и с толстой русой косой, Лина была настоящей русской красавицей, и знакомые Арсеньевых удивлялись:
   "Где вы такую красоту выкопали?"
   "Это я нашла! - с гордостью отвечала Марина, - Она не только красивая - у нее душа замечательная!"
   "Барыня, миленькая..." - говорила Лина.
   "Я не барыня! - обижалась Марина. - Не называй меня так, Линочка. Зови меня, как все, Марина Леонидовна".
   Лина мялась, путалась, не в силах запомнить такое длинное имя, и, не называя свою хозяйку никак, в случае надобности дергала ее за подол и объяснялась с ней по-своему:
   "Иди... как тебя звать-то... запамятовала я опять".
   Лина приучалась к работе медленно. "Сронив" на пол чашку, она сильно пугалась и начинала плакать.
   "Линочка, здесь нет злых людей, не бойся же так! Никто не обидит тебя, - с огорчением говорила ей Марина. - Ну, разбила и разбила! Так же и я могла разбить! Ведь не нарочно же!"