Осеева Валентина. Динка

   Из гимназии Динка торопилась домой, наспех обедала и, захватив свои коньки, бежала на бульвар кататься. Однажды мальчишки, чтобы подразнить, отняли у нее ключ от "снегурок". Динка с криком бросилась на обидчиков. Большой губастый, красноносый мальчишка толкнул ее в снег.
   - Ага! - закричала, поднимаясь, Динка. - Ты так? Ну ладно!
   Динка сорвала с ноги ботинок с коньком и замахнулась на мальчишку. Тот бросился на нее с кулаками Динка, размахивая ботинком, забежала за скамейку и вдруг увидела стоящего в стороне мальчика с их двора. Он с любопытством смотрел на нее, сдвинув на затылок форменную фуражку; ветер шевелил на его лбу темный хохолок.
   - Эй, ты, Хохолок! - крикнула ему Динка. - Иди сюда сейчас же! Защищай меня!
   Мальчик как будто только и ждал приглашения; мгновенно скинув на снег свою чистенькую шинельку, он наскочил на Динкиного обидчика и обратил его в бегство.
   Но освобожденная Динка не оценила услуги и всю дорогу домой ругала его, как могла:
   - Ты что стоял? Стоял и смотрел, да? Как слепой! Ты, наверно, не мальчишка, а девчонка! А еще с нашего двора! Меня бьют, а он смотрит! Выпустил свой хохолок и стоит любуется, как девчонку бьют!
   - Да я же не знал! Ты сначала сама его била... - В разговоре мальчик слегка заикался.
   - "Била, била"!.. А вокруг скамейки кто бегал?.. Он же старше меня, ему, наверно, уже двадцать лет, этому дураку!..
   - Ну да! Хватила! - засмеялся мальчик. - В двадцать лет по буль-вару на-а коньках не катаются!
   - А где же катаются?
   - Нигде! Какое ему катанье в двадцать лет! Ну, разве что на к-катке, в воскресенье, когда музыка и-грает!
   - А где же это? - живо заинтересовалась Динка. - Ты там катался?
   - Конечно. Все гимназисты там катаются. Особенно в воскресенье. Хорошо! Каток блестит, музыка играет!
   - Я пойду! Я с Леней пойду! - захлопала в ладоши Динка.
   - А твой б-рят и ката-ться не уме-ет, я его ни р-азу с коньками не ви-дел!
   - Ну и что же! Ну и что же! Просто у него нет коньков! А я скажу маме, мама ему купит, и он будет кататься лучше всех! - обиженно затараторила Динка и побежала домой.
   Но дома ее ждали другие новости, заставившие сразу забыть и каток и новое знакомство.
   Глава седьмая
   ДОРОГИЕ ПИСЬМА
   На крыльцо выбежала Мышка:
   - Где ты ходишь? Иди скорей! Мама получила письма!
   - Какие письма? От Лины? - всполошилась Динка.
   - От Лины, от дяди Леки...
   - А от Кати?
   - Катя написала дяде Леке... У ней родился мальчик!
   - Мальчик! - подпрыгнула Динка. - Хорошенький?
   - Наверно, только он еще совсем грудной... Идем скорей! Девочки вбежали в комнату. Динка ревниво оглядела отложенные на столе листки.
   - Мамочка! Вы уже всё прочли?
   - Тише! Мама читает, - остановила ее Алина. После многих низких поклонов Лина писала, что они с Малайкой каждый день всех вспоминают и беспокоятся.
   - "...Так бы и полетела я к вам, - писала Лина, - а уж об Никиче и говорить без слов не могу, совсем затосковал старик - одна ему отрада ваши письма... Живет он у нас на покое, смотрю за ним, как за родным отцом, но все его к вам тянет... Вот, говорит, съезжу, посмотрю на них еще разок, а тогда и помереть можно... Как ни скучает, а ты, андел мой, милушка, не зови его, стариков с места на место таскать не положено, а уж Никич наш и без того плох, все ночи кашлем мается..."
   - Ох, мамочка... - умоляюще прошептала Динка. - Возьми его скорей!
   - Пошлем телеграмму, да, мамочка? - взволновалась Мышка.
   - Конечно, пошлем, это же папин друг! - поддержала сестер Алина.
   - Надо бы взять Никича, - несмело отозвался Леня. - Я бы здесь поухаживал за ним...
   - Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать весны? Как бы он не простудился дорогой... - озабоченно сказала Марина. Но Алина деловито предложила;
   - Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!
   - А пока давайте писать ему каждый день! - самоотверженно сказала Мышка она терпеть не могла писать письма и никому не писала.
   - Мышка, может, не соберется, а я буду! - пообещала Динка.
   - Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний раз послать старику привет, - расстроилась Марина.
   В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать за постройкой винного завода.
   "...Ну, это мы еще посмотрим, - писал дядя Лека. - Теперь, родные мои, несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов..."
   - Папа... - прошептала Мышка,
   Марина сияющими глазами посмотрела на детей.
   - Бог знает, что я уже передумала...
   - Скворцов - это папа? Он уже Скворцов? - шепотом допытывалась Динка.
   - Ну да... Тише ты! Не повторяй зря, - остановила ее Алина. - Мама, читай...
   - Что еще про папу? - нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки
   - Да... Значит, он был председателем... В первый раз мы не вместе... Интересно, как прошел съезд... Но тут об этом ничего нет... Ах, вот еще что-то о папе ..
   "Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что Скворцов работает инженером путей сообщения... И еще у меня есть приятная весточка для вас - виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей... И еще один человек, который подарил вам свою книжку "Моя новая мама", особенно интересовался, как ведет себя Динка..."
   - Я? - встревожилась Динка. - Это про меня?
   - Ну конечно... Вот читай... - показывая ей письмо, подтвердила Марина.
   - Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверно, всё знают! - пугнула сестру Мышка, с трудом удерживая смех.
   - А что же знают? Что знают? - не на шутку встревожилась Динка, - Я хорошая девочка... Я ничего такого не делаю...
   - Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! серьезно подбавила Алина
   - Да нет, - робко улыбнулась Динка. - Они просто ошиблись... Им про кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня... Правда, Леня?
   - Да уж не знаю - правда ли, нет ли, - откашливаясь в кулак, пробормотал Ленька. - Вот мама напишет, как и что...
   - Конечно! Ты напиши, мама: Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме не слышно... Ох, я делаюсь больной! - с огорчением сказала Динка.
   Всем сделалось ее жаль.
   - Ну, так это все выяснится? Правда всегда всплывет наверх, ты не беспокойся! - успокоила сестренку Алина.
   - Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а я буду плохая! - закапризничала Динка.
   - Я напишу, напишу! Давайте дочитаем письмо! Вот тут еще несколько строчек Лёне... Вот:
   "...Ты, Леонид, там единственный мужчина, поэтому на тебя, вероятно, самые большие шишки валятся, но ты помни, что главное твое дело - учиться, все остальное суета сует! Пиши мне, если что нужно, я ведь для тебя такой же дядя Лека, как и для девочек.." Леня с гордостью выслушал эти строчки и смущении сказал:
   - Какие тут шишки? И мужчин у нас не один, а двое... Я да Вася!
   - Подумаешь! - фыркнула Алина. - Ты одних лет со мной... И не воображай, пожалуйста... Он да Вася! Какие мужчины нашлись!
   - Ну, не спорьте, не спорьте! Вечно вы из-за всякой ерунды цепляетесь друг к другу! Пишите лучше письма! Я тоже сейчас напишу Никичу, что мы всегда будем ему рады, пусть едет когда хочет!
   Девочки уселись писать письма. Динка звала дедушку Никича и просила его перед отъездом сходить на берег Волги, низко-низко поклониться и сказать, что одна девочка, Динка, - может, вспомнит Волга - вихрастая такая, на утесе часто сидела, будет помнить ее... по гроб жизни...
   Динка громко засопела и, заслюнив свой конверт, поспешно выбралась из-за стола.
   Глава восьмая
   СМЕХ И СЛЕЗЫ
   Над головой Динки сгущались черные тучи... Уже не раз классная дама вызывала в учительскую Алину и жаловалась ей, что во время уроков девочка смешит подруг, а на переменках устраивает целые представления, копируя учителей и даже начальницу.
   Алина чуть не плакала. Она училась на пятерки, и ее поведение, так же как отметки и поведение Мышки, служили примером для других учениц.
   - Мама, делай что-нибудь с Динкой, она же позорит нашу семью! - в отчаянии жаловалась матери Алина.
   Но Марина так закружилась со всеми своими делами, с уроками стенографии, которую она теперь изучала, надеясь получить более выгодное место, что когда поздно вечером наконец добиралась домой, то глаза у нее закрывались от усталости.
   - Оставьте вы мать в покое, сами как-нибудь разберемся! - с досадой говорил Леня.
   Алина обрушивалась с упреками на Леню:
   - Вот видишь, ты занялся своим ученьем, торопишься подготовиться к экзаменам, а что вытворяет твоя Макака, тебе и дела нет, да? А мне стыдно смотреть в глаза ее учительнице!
   Леня требовал ответа от Динки;
   - Нет, ты мне скажи правду: что ты там делаешь, за что на тебя все жалуются?
   - Да почем я знаю? - невинно удивлялась Динка. - Просто, когда меня вызывают, девочки смеются...
   - Так не ты смеешься, а они?
   - Конечно, они.
   - Ну вот! - с возмущением говорил Леня. - Собрали полный класс дурочек и жалуются!
   - Нет, почему дурочек? Просто им смешно, они и и смеются?
   - Ну, а я про что говорю? Какому это умному человеку в классе смешно? Ясно, только дураку! Насажали дур, а при чем тут ты?
   Динка скромно пожимала плечами. Но однажды в субботу, просматривая Динкин дневник, Марина увидела тройку.
   - Тройка по русскому? Устный русский? У тебя же всегда было пять... И вообще, что там случилось с тобой, Диночка? Алина говорит, что на тебя жаловалась учительница...
   Субботний вечер, единственный за всю неделю, был отдыхом для Марины; в этот день она приходила пораньше, и дети старались ничем не огорчать ее. Динка обвела взглядом хмурые лица сестер, увидела возмущенное лицо Лени и, чувствуя глубокое раскаяние, тихо сказала:
   - Не волнуйся, мамочка! Я попрошу прощенья у учительницы ..
   Марина сразу насторожилась:
   - Попросишь прощенья? Значит, ты виновата?.
   - Нет, конечно... Но если уж она ко мне придралась...
   - Ни за что не поверю, чтобы человек просил прощенья, если он не виноват... Ты знаешь. Дина, сегодня мой единственный свободный вечер, я хотела поиграть вам, да еще мне надо перевести две странички по стенографии, поэтому не старайся выкручиваться, а говори: что, по-твоему, надо сделать, чтоб на тебя не жаловались?
   Динка вспомнила все свои ужимки и гримасы, которыми она развлекала класс, и скромно поджала губы.
   - Надо стать серьезной.
   - Я думаю, давно пора, ведь тебе скоро десять лет... Динка была рада переменить тему.
   - Мне в апреле, мамочка... целых десять лет! Правда, как быстро идет время! День за днем, день за днем...
   - Дина, не хитри... И не притворяйся дурочкой. Если ты и в классе притворяешься такой дурочкой, так не мудрено, что все подруги над тобой смеются!
   - Вот в том-то и дело, что там без нее этих дур полный класс насажали!.. вмешался Леня.
   - Ну, это утешенье ты оставь для себя, - перебила его Алина.
   - А когда артист выступает, так тоже все смеются, - вскинулась задетая за живое Динка - Если в цирке, например...
   - А! Вот в чем дело! Так класс - это не цирк, а ты даже не клоун, ты Петрушка, - резко сказала Марина и, глядя в упор на девочку, добавила с презрительной, уничтожающей улыбкой: - У вас там, кажется, много богатеньких барышень, и ты, дочь революционера, папина дочь, кривляешься перед ними, как Петрушка!
   - Мама не надо так... - вскочила Мышка.
   Динка, взревев, бросилась к Лёне. Ленька, готовый защищать ее от целого света, только перед одним человеком не смел поднять свой голос.
   Прижимая к себе Динкину голову, он гладил ее, в смятенье повторяя:
   - Молчи, молчи... Мама правду сказала... Мать зря не скажет... - и, давая волю накипевшему в нем раздражению против смешливых Динкиных подруг, грозно пообещал: - А с этими барышнями, что до смеха сильно охочи, я живо расправлюсь! Они у меня больше не посмеются, мозглявки эдакие!
   В этот вечер Динка долго не могла заснуть; она лежала и плакала, плакала, не зная еще, что человеку не так-то просто рассчитываться за сделанные им ошибки...
   Глава девятая
   ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
   Дня два Динка ходила строгая, притихшая, а девочкам, которые приставали к ней с расспросами, неизменно отвечала:
   - Я не буду больше вас смешить, я вам не Петрушка! Смейтесь сами над чем хотите!
   Девочки недоумевающе переглядывались. Но на третий день в гимназии случилось происшествие, заставившее их новыми глазами взглянуть на свою подружку. Перед большой переменой к Динке подошла Муха и, пряча что-то в своем маленьком кулачке, шепнула:
   - Я принесла двойные булавки... Пойдем в зал, там старшие прогуливаются...
   Муха хихикнула и оглядела класс своими быстрыми глазками. Несколько девочек, собравшись в уголке, разложили на партах свои завтраки.
   - Пойдем, - морща носик и прижимаясь гладко причесанной головкой к Динкиному плечу, снова зашептала Муха.
   - Куда? - не поняла Динка.
   - Да в зал... Там старшие ходят... Сколем юбки булавками, а потом по звонку они - трык... в разные стороны... Ха-ха-ха! - зажимая ладошкой рот, захихикала Муха.
   Динка схватила ее за руку:
   - Ты с ума сошла?! Не смей этого делать! Они порвут платья!
   - Да не кричи! - испугалась Муха. - Я ведь только для смеха сказала.
   - Нет! Ты не для смеха, ты булавки принесла! Дай сюда булавки!
   - На-на! Подумаешь - испугалась! Я ведь только предложила. Не хочешь - не надо!
   Муха бросила на парту булавки и убежала. Динка развернула свой завтрак, Через несколько минут, когда по коридорам прокатился школьный звонок, в класс примчалась Муха. Запыхавшись от быстрого бега, она подняла крышку парты и спрятала под ней свое красное, беззвучно хихикающее личико... Динка, почуяв недоброе, выбежала из класса.
   В опустевшем зале, где только что парами, тесно обнявшись, гуляли старшие школьницы, Динка увидела Алину. Она стояла в группе других учениц и о чем-то говорила с классной дамой. Неподалеку от нее несколько девочек, возмущаясь и охая, утешали одну из подруг, которая, сидя на полу и горько плача, держала в руках рваный подол своего коричневого платья... Другая девочка тоже рассматривала разорванную в двух местах юбку, и щеки ее горели от обиды и возмущения.
   В глубине зала показалась маленькая фигурка начальницы гимназии. Она шла, покачивая седыми буклями и взволнованно перебирая четки.
   Завидев ее, девочки мгновенно смолкли, и в наступившей тишине было слышно только легкое шуршание синего шелкового платья начальницы. Классная дама поспешила к ней навстречу. В это время Алина нечаянно оглянулась и встретила испуганный взгляд прижавшейся к стене Динки... Одну секунду сестры глядели друг другу в глаза, потом Динка повернулась и бросилась в свой класс. Урок еще не начинался, девочки беспорядочно толпились около парт. Динка, расталкивая всех, кто попадался ей на пути, и словно ослепшая от бешенства, кричала:
   - Где Муха? Где Муха? Завидев нырнувшую под парту гладенькую головку Мухи, Динка с яростью шлепнула ее ладонью по спине... Удар пришелся на острую, торчащую из-под платья лопатку, и Муха, жалобно пискнув, присела на пол.
   - Ты дрянь, дрянь! Они порвали платья! Я говорила тебе!.. - топая ногами, кричала Динка.
   - Тише! Тише! Учительница идет! - бросаясь к ней, предупредили девочки.
   Динка, тяжело дыша, села на свое место. В ушах ее слышался плач девочки с разорванным подолом, перед глазами стояло побледневшее лицо Алины, а в ладони все еще сохранилось ощущение острой торчащей лопатки Мухи.
   Учительница взволнованно рассказывала о происшедшем случае, уговаривая виноватых сознаться... Муха бросала на Динку испуганные, умоляющие взгляды. Динка молчала. Девочки тоже молчали. Дознанья с классной дамой, а потом и с начальницей не дали никаких результатов. Виноватых не было... И все же какая-то тоненькая ниточка подозрения привела во второй класс и остановилась возле парт, где сидели Муха и Динка.
   Классная дама вручила обеим девочкам гимназические повестки о вызове родителей. Динка с глубоким вздохом положила повестку в свой ранец.
   "И зачем это вызывают мою маму?" - тревожно подумала она.
   Муха с помертвевшим от страха личиком вцепилась в ее рукав.
   - Отец меня убьет, если узнает... Он убьет меня... - в отчаянье зашептала она, но Динка, не взглянув на нее, вышла. В раздевалке тревожно шептались девочки:
   - Ой-ой... Ее отец такой страшный... Один раз осенью он так избил Муху, что она неделю не ходила в класс. Ой, девочки! Что же теперь будет? Ведь это она, конечно, она...
   Всю дорогу домой Динка бежала, ей все время чудился взгляд старшей сестры, когда она увидела ее, Динку, в зале. По этому взгляду было ясно, что виновницей всего случившегося Алина считает Динку...
   А если это так, то сейчас она уже рассказала об этом дома и сама лежит с компрессом на голове. А мама... Неужели мама поверит, что ее дочка могла сделать такую гадость?
   Динка вспомнила свои недавние слезы и сухое, холодное лицо матери. Сердце у нее больно сжалось. Она спешила домой, рассчитывая еще до прихода матери убедить в своей невиновности Алину.
   Но это ей не удалось. Алина лежала с сильной головной болью, Динка бросилась к ней, но Вася молча ваял ее за руку, молча сунул ей коньки и вывел на крыльцо.
   - Ты видишь, что творится? Чего же ты добиваешься? Иди на свой бульвар и катайся там до одури, пока я тебя не позову!
   - Подожди, Вася... Я хотела только рассказать...
   - Никому твои рассказы сейчас не нужны. Иди! - закрывая дверь, сказал Вася.
   - Вася! Вася! - Динка яростно застучала кулаками. - Возьми хоть коньки! Ведь уже все растаяло! Вася, возьми коньки! - Динка бросила под дверью коньки и ушла.
   А вечером она стояла перед матерью и твердо повторяла:
   - Мама, это не я! По чести, по совести - не я! Это Муха, я ей не позволяла! Пусть все девочки скажут!
   - Хорошо, Дина! Я верю тебе, - сказала мать. - Мне было противно думать, что моя дочь способна на такую дурацкую выходку!
   Глава десятая
   ТАЕТ СНЕГ
   Девочки сидели притихшие, опустив руки под парты и не сводя глаз с гимназического начальства. За классным столом главное место занимала маленькая фигурка в синем платье с седыми буклями. Перебирая тонкими сухими пальцами четки и величественно кивая головой, начальница, страдающая старческой забывчивостью, слушала классную даму, подробно излагающую ей вчерашнее происшествие.
   Неподалеку от начальницы, отодвинув свой стул к окну и опираясь на его спинку, стояла Марина, а позади всех, на краешке стула, мостился огромный человек с синей жилистой шеей, выпиравшей из крахмального воротничка, и с такими же синевато-бурыми руками, покрытыми жесткой растительностью. Это был грозный родитель Мухи, которого девочки прозвали Фуражом, не имея никакого представления о том, что означает это слово. Им было известно только, что у Фуража есть на Сенном базаре собственный дом и лавка, где продается фураж. Каждую субботу отец Мухи являлся в гимназию, чтобы получить в собственные руки дневник своей дочери. Из страха перед родителем или благодаря своим способностям Муха училась на пятерки, но если в дневнике оказывалась хоть одна четверка, шея Фуража наливалась кровью и, крепко взяв дочь за руку, он вел ее к выходу, грозно повторяя:
   - Дай только до дома дойти, мерзавка эдакая!..
   Помертвевшая Муха с обреченным писком тащилась за ним, а девочки, столпившись на парадном крыльце, сочувственно смотрели ей вслед...
   Но Динка видела этого человека впервые. Туго натянутый коричневый костюм, в который было втиснуто его большое, мускулистое тело, при каждом движении трещал по всем швам. Динке почему-то вспомнилась рослая мохноногая лошадь, ей даже показалось, что где-то близко запахло лошадиным потом... Динка повернулась, и взгляд ее упал на Муху.
   Они стояли у доски рядом, как две обвиняемые и отрицающие свою вину девочки, Муха и Динка... Синее личико Мухи напоминало сморщенный кулачок, губы ее вытянулись, носик заострился. Динка скользнула взглядом по худенькой фигурке с острыми торчащими лопатками, и ладонь ее снова загорелась от неприятного ощущения.
   Динка не волновалась. Все девочки могли подтвердить, что она не виновата. Динке даже хотелось, чтобы при всех мама сама убедилась, что Алина напрасно подозревала сестру и напрасно наговаривала на нее.
   Когда начальница при помощи классной дамы окончательно припомнила вчерашнее происшествие и когда оно снова встало перед ней во всей своей неприглядности, она величественно поднялась со стула и, призывая имя божие, обратилась к девочкам с длинными призывами сознаться и облегчить свою совесть.
   Но так как обе девочки молчали, то родитель Мухи, подобострастно кланяясь, попросил разрешения "пугнуть" дочку.
   - Она меня знает, - сказал он с тяжелым кивком в сторону дочери - Я все силы кладу на ее, не жалею денег на одежу, на книжки, и сласти ей покупаю, когда заслужит, но за баловство, я извиняюсь за выражение, шкуру сдеру! Так что, Нюрка, говори начистоту - ты или не ты барышням платья сколола?
   Динка с ужасом смотрела на волосатые руки, с застывшим сердцем слушала незнакомые грубые слова. Но когда рядом, забившись в истерическом плаче, Муха тоненько закричала, словно моля о помощи: "Это не я! Не я! Папа, это не я! ." - сердце Динки перевернулось. Между взрослыми тоже прошел какой-то короткий разговор, и Динке показалось, что о чем-то говорила мама... Багрового от гнева родителя посадили на место, и вслед за ним выступила классная дама:
   - Нюра, мы попросим твоего папу, чтобы он не наказывал тебя слишком строго, а потому, если это сделала ты...
   Но Муха замахала ручками и в отчаянье шарахнулась к Динке:
   - Это не я! Не я! Я не скалывала! Это не я!..
   - Это я! - неожиданно громко сказала Динка, выступая вперед и пряча за своей спиной Муху. - Это сделала я! Нюра тут ни при чем! - добавила она с упавшим сердцем, боясь взглянуть на мать.
   Наступила мгновенная тишина. Потом кто-то в классе тихонько охнул, коричневые фигурки за партами зашевелились, и, словно по команде, маленькие руки поднялись вверх.
   - Неправда... Неправда... Мы знаем кто... - загудел класс. Динка бросилась к передним партам, взмахнула рукой.
   - Молчите! Это я! Я одна! - Словно внушая подругам эту мысль, она снова повторила: - Вы все знаете, что это я.
   Девочки, растерянно переглядываясь, смолкли, руки неуверенно опустились. Фураж встал со своего места и, низко поклонившись Динке, взял за руку Муху:.
   - Ну, вот и спасибо вам, барышня, что вы сознались. Все-таки совесть в вас заговорила...
   Динка не слушала и не понимала его слов, вся его фигура И волосатая ручища, которой он теперь покровительственно гладил по голове дочь, вызвали в ней мутное, поднимающееся со дна души отвращение...
   - Мама, меня тошнит! - испуганно крикнула она, почти теряя сознание.
   Динка уже не помнила, как мама, обняв ее за плечи, поспешно свела с лестницы, как, набросив ей пальто, вывела на улицу и усадила на извозчика.
   Динка очнулась только тогда, когда перед глазами ее поплыли знакомые картины: улицы, улицы, дома и люди, веселые, улыбающиеся люди, те, кто во всех ее скитаниях были всегда ее главными утешителями и друзьями. Чужие, но такие дорогие ей люди! Чистый, вольный ветер обдувал Дин-кино лицо; ветер, словно играя, гнул ей навстречу еще черные, но по-весеннему живые ветви деревьев... И к Динке вернулась жизнь. Ее тревожила только мама... Всю дорогу они обе молчали. Динкина голова упиралась в мамино плечо. Мама молчала... Динка повернула к ней лицо и пошевелила губами, она хотела что-то сказать, но мама опередила ее:
   - Не надо. Я все поняла, я все знаю, Диночка. И, помолчав, добавила:
   - Хочешь, поедем на Крещатик? Или на Батыеву гору. Там сейчас тает снег и бегут большие ручьи...
   Глава одиннадцатая
   ВЕЛИКОЕ РЕШЕНИЕ
   История с Мухой оставила в Динкином дневнике тройку по поведению.
   - За что же, мама, если Динка не виноватая - возмущалась Алина.
   - Но ведь Динка взяла на себя вину другой девочки, значит, она должна понести за нее и наказание.
   Последние события, судилище в классе, Муха и ее отец - все это оставило в душе Динки глубокий след. На другой день, когда она пришла в класс, девочки встретили ее шумной радостью, они как будто наново узнали и еще больше полюбили свою подругу.
   - Здравствуй, Диночка!.. Здравствуй, здравствуй!.. - ласково приветствовали они ее.
   Одна Муха сиротливо стояла в сторонке, пряча под фартук руки... Динка сама подошла к ней:
   - Здравствуй, Муха!
   Муха смутилась, покраснела.
   - А ты не сердишься на меня? - тихо спросила она.
   - Нет, что ты! Это уже все прошло! Только знаешь что, Муха... Не надо больше так делать.
   История с Мухой постепенно забывалась, но на Динку сыпались новые удары... Невнимательное поведение в классе, запущенные уроки теперь давали себя чувствовать. Первым ударом была двойка по географии. Боясь огорчить мать, Динка тщательно затерла ее ногтем... Но эта двойка была не последней. Настал день, когда еще более тяжелый удар обрушился на Динкину голову.
   На уроке арифметики Динка молча и безнадежно стояла у доски. В голове ее возникали самые неожиданные и нелепые вопросы, связанные с условием задачи, которую нужно было решить. Какой-то купец продал ситец, потом купил шерсть, потом опять что-то продал... В руках у Динки крошился мел: она неожиданно оборачивалась к доске и писала первый вопрос: почем аршин ситцу? Но девочки испуганно и отрицательно трясли головами и показывали что-то на пальцах. Тогда, окончательно запутавшись, Динка записала сразу второй вопрос: почем фураж шерсти?