Осеева Валентина. Динка

   - А что, Степан, - поправился он, - между вами, политическими, тоже есть предатели?
   Степан положил книгу и сел:
   - Между нами, политическими, -их нет, но. к нам затесываются иногда предатели. На моем веку .был один такой случай...
   - Был? Предатель? И все тайны ваши узнал? - с замирающим сердцем спросил Ленька.
   - Все не все... но одно очень важное дело он нам провалил... Донес в полицию, и многих товарищей тогда арестовали... в том числе и твоего дядю Колю, - хмуро сказал Степан.
   - Мой дядя Коля? Он большевик назывался... Но его еще тогда взяли, три года назад, вот за эти самые бумажки. Полиция обыск делала... Я все помню, сказал Ленька.
   - Да нет! Тогда он недолго сидел... А это дело весной было. Многих посадили. Меркурий всех знал в лицо... - задумчиво сказал Степан.
   - Меркурий? - не понял Ленька.
   - Ну, имя такое у этого предателя... Да что ты все спрашиваешь! Проговоришься где-нибудь... Сказал тебе что мог, и хватит с тебя!
   - Степан! - трогая его за плечо и присаживаясь на кровать, сказал Ленька. - Ведь я любил того дядю Колю!.. Я одного человека только так любил...
   - Ну? - вопросительно поднял брови Степан.
   - Так вы скажите, где он сидит? Я, может, схожу к нему! Выпрошусь как-нибудь!
   - Нет, не сходишь и не выпросишься, а если не желаешь ему зла, то забудь о нем. Понял? У дяди Коли есть товарищи, они о нем заботятся. А ты забудь! сурово повторил Степан.
   - Не забуду. Пойти не пойду, а не забуду, - горько и упрямо повторил Ленька.
   - Если я что-нибудь о нем узнаю, то скажу тебе, - смягчился Степан.
   Ленька кивнул головой и вытер глаза.
   - А того предателя споймали? - тихо спросил он, помолчав.
   - Нет. Скрылся, - коротко ответил Степан, утыкаясь носом в книгу.
   Глаза Леньки потемнели и губы крепко сжались.
   - Значит, - сказал он, вставая и в упор глядя на Степана, - сначала проглядели, а потом упустили... Чтоб еще кого посажал...
   Степан снова отложил книгу и потянул Леньку за рукав.
   - А по-твоему, что надо было с ним сделать? - с интересом спросил он.
   - Убить! - коротко и решительно сказал Ленька. Степан расхохотался и, засунув руки в карманы, быстро заходил по комнате.
   - Не так все просто, - пробормотал он, - не так все просто!
   Потом подошел к столу, отпил глоток холодного чаю и вдруг рассердился на себя и на Леньку за весь этот разговор:
   - Что ты душу из меня вытягиваешь? Не хочу я больше об этой сволочи говорить! А ты, понимаешь ли ты, все время лезешь не в свое дело! То с бубликами, понимаешь ли ты, то с этим предателем... - Степан совсем запутался и, увидев испуганное лицо Леньки, засмеялся. - Тебя бы в организаторы надо!
   Ленька тоже засмеялся, и мир был восстановлен. Поболтав о разных пустяках, мальчик собрался уходить.
   - Подожди, - сказал Степан и, порывшись на вешалке, нашел среди старой одёжи свой пиджак. - На-ка, примерь! Будешь носить в холодную погоду.
   Ленька примерил. Пиджак был широк и длинен.
   - Это ничего, - сказал Степан, - а вот рукава придется подрезать. Клади их на стол! Сейчас я наточу нож.
   Он поточил о печку нож и, смерив оба рукава, решительно обкромсал их.
   - Теперь надевай! - Да вот тебе еще на дорогу! - доставая из кармана новенький полтинник, сказал Степан. Ленька попятился.
   - Пинжак возьму, а денег не возьму, - запротестовал он. Степан нахмурился.
   - Хочешь дружить, так бери запросто, без всяких антимоний, - серьезно сказал он.
   Ленька испугался и взял... Новенький, блестящий полтинник показался ему неслыханным богатством, и, прощаясь со Степаном, он с чувством сказал:
   Со всех сторон хороший вы человек, как мой дядя Коля!
   На пароходе Ленька ехал с билетом и на утес явился, как именинник. В одном кармане дареного пиджака у него лежало большое яблоко для Динки, в другом полфунта сахару и осьмушка чаю. После чаепития со Степаном Ленька решил, что чай - это самый питательный и благородный напиток на земле. Кроме того, он чувствовал себя взрослым и жаждал во всем подражать своему новому другу.
   Вынув из корзины посуду и завернув в тряпочку Федькину долю от проданной рыбы, Ленька отложил ее в сторону. По-. том посчитал оставшиеся от покупок медяки и, вынув на ладонь полтинник, со счастливой улыбкой подумал:
   "Это на лодку. Прикопим с Федькой еще четыре с полтиной и купим лодку! Вот Макака обрадуется!" Он посмотрел на заходящее солнце и с грустью подумал, что сегодня поздно бежать к Динке, так как пароход "Гоголь" уже пришел и мать девочки дома.
   "Завтра пораньше пойду..." - успокоил себя Ленька и, еще раз полюбовавшись своим полтинником, спрятал его в карман. Потом снял пиджак и, бережно сложив его, оглянулся, ища достойного места для такой богатой обновы.
   - Лень... Лень... Лень... - жалобно и протяжно донеслось вдруг откуда-то издали.
   Мальчик вздрогнул, прислушался.
   - Лень... Лень... - плакал знакомый голос.
   - Макака!
   Ленька бросил пиджак и, вихрем перелетев на обрыв, беспомощно заметался во все стороны:
   - Макака! Макака!
   Глава двадцать третья
   НАШЛАСЬ!
   - Лень... Лень... - слышится уже где-то ближе, вперемежку с рыданием, и в темной зелени белеет Динкино платье.
   Ленька мчится навстречу девочке и, задохнувшись от бега, хватает ее за плечо.
   - Кто тебя? - грозно кричит он, и светлые волосы его подымаются ершом, а лицо заливает краска гнева. - Кто тебя? Кто? - безжалостно встряхивая плачущую девочку, повторяет он, нетерпеливо требуя имя обидчика.
   - Шар-ма-анщик, - опускаясь на землю, всхлипывает Динка.
   - Шарманщик?! - не понимая, переспрашивает Ленька.
   Динка кивает головой:
   - Я целый день пела... Мы всё ходили, ходили... У меня уже... весь голос... вышел... Нам денежки давали... в шапку...
   много Я хотела тебе... а он... не дал! - безутешно плача рассказывает она.
   - Денег не дал? Ну, погоди, старая чума! Я с него душу вырясу! - грозит кулаком Ленька.
   - Не-ет, - тоскливо тянет Динка, - с него нельзя... душу... он старый...
   - Так что ж, что он старый? По мне, хоть столетка! - гневно вскидывает головой Ленька.
   - Старых... нельзя... обижать... - безнадежно плачет Динка.
   - А что же, цацкаться-с ними? - кричит Ленька.
   - Цацкаться... - тянет Динка.
   - Ну нет! - сжимая зубы, говорит Ленька. - Я с него спрошу... Не денег спрошу, а вот за этот рев твой... Пойдем сейчас! Вставай! Я ему, гадюке, не спущу! - снова закипает гневом Ленька, - Вставай, говорю!
   - Я не могу... у меня ножки болят. Я ничего не ела... с утра... - еще горше плачет Динка.
   - С утра ушла? И до сих пор шаталась? Ума у тебя нет! - пугается Ленька и, присев на корточки, гладит девочку по голове. - Ну ладно! Молчи! Я тебе яблоко дам, хлебца! Чаю скипячу! Дойдешь до утеса-то?
   - Дойду...
   - Ну, держись за меня! А то давай на закорках понесу! - предлагает Ленька. - На каких закорках?
   - Ну, на спине, что ли... Понесть?
   - Не-ет... я сама пойду! - ухватившись за его руку, подымается Динка.
   Ленька бережно ведет ее по тропинке, раздвигая кусты и бешено ругаясь:
   - Я ему покажу, старой чуме! Он у меня раньше время в могилу вскочит!
   Динка вспоминает дрожащие пальцы старика, перебирающие сухие корки:
   - Не надо, Лень... Он и так... чуть... не умер...
   - Чуть не умер? А денежки взял! И до слез тебя довел!.. Хитер старик! Это надо только подумать - по всем дачам девчонку протаскал!
   - Я сама... таскалась... и он тоже... таскался... с шарманкой... уточняет Динка.
   Они подходят к доске, перекинутой с обрыва на утёс, И Ленька пугается:
   Не перейдешь ты! Сиди лучше здесь. Я тебе яблоко сейчас принесу!
   - И хлеба... - просит Динка, покорно усаживаясь на обрыве.
   - Все, все принесу! Только сиди тут! Не ходи, слышь? Я сейчас! - кричит Ленька, перебегая по доске на утес и скрываясь за камнем.
   Динка, согнувшись и прерывисто вздыхая, смотрит ему вслед...
   Ленька появляется с корзиной в руке. Из корзины свисают рукава дареного пиджака и торчат ободки грязных тарелок.
   - Вот, все тебе принес! На яблоко! И хлеб вот ешь... Сахар еще! Ну, ешь, а я тебе новости свои расскажу!
   Динка жадно грызет яблоко, прикусывая сахар и заедая хлебом. Распухшие от слез глаза ее начинают блестеть, и, только изредка прерывисто вздыхая, она вспоминает свою обиду.
   А Ленька рассказывается про свои заработки, про Федькину рыбу, про похлебку и чаепитие у Степана и, заканчивая свой рассказ, просит:
   - А теперь закрой глаза... Сейчас увидишь, какой подарок на мне!
   Динка, прожевывая хлеб, закрывает глаза, и Ленька быстро облачается в дареный пиджак.
   - Теперь гляди! - гордо говорит он, представая перед удивленной Динкой в своей необъятной одежде, - Спереди гляди и сзади гляди, - поворачиваясь, говорит он. - А теперь вот! Изнутри карман, и с боков по карману! Видала?
   - Видала. А это Степан сам тебе сшил? - спрашивает Динка.
   - Да нет! Это с него пинжак. Он свой мне подарил, понимаешь? Динка кивает головой.
   - Я еще с самого роду не видала таких пинжаков! - говорит она, удивляясь ширине и длине Ленькиной обновы.
   - Ну вот! - радуется Ленька и, опускаясь рядом на корточки, таинственно шепчет: - А еще что покажу, так ахнешь! - Он разжимает кулак и показывает Динке новенький, блестящий полтинник.
   - Это рубль, Лень? - спрашивает Динка и несмело дотрагивается пальцем до блестящего кружочка.
   - Не рубль, а полтинник! Серебряный! На! Поиграй? А хочешь - и совсем возьми! - великодушно предлагает он, жертвуя мечтой о лодке.
   - Нет, - ежится Динка, и на глаза ее снова набегают слезы. - Я больше не люблю денег, Лень. Из-за денег плачут, - тихо вздыхает она и, подперев pyкой щеку, с горькой обидой рассказывает Леньке весь свой трудный, тяжелый день.
   - Мне много давали, а он все взял себе, - жалуется она. - Ясно - себе. Ведь это если бы ты с ребятами пошла, так те по-честному делятся. А на взрослых какая надежда? Еще если политический, так тот чужого гроша не возьмет, скорей свое отдаст. А у шарманщика какая политика? Одна труха... серьезно объясняет Ленька.
   Динка возвращается домой, когда сумерки уже окутывают . сад и беспокойство в доме переходит в отчаяние.
   - Ди-на! Ди-на! - слышен неподалеку голос Кости.
   - Диночка! Динка! - перекликается с ним дрожащий голосок Мышки.
   - Лень! Выкопай мое платье под забором, где флажок, - притаившись в кустах, шепчет Динка.
   Ленька выкапывает платье и прячет в ямку рваные отрепья ее нищенского наряда.
   - Скорей! - шепчет он, скрываясь за деревьями. - Костя идет!
   Девочка наскоро застегивает платье и, еле передвигая ноги, выходит из своего укрытия.
   Костя бежит к ней, поднимает ее на руки.
   - Где ты была? - с радостью и испугом спрашивает он.
   - Я заблудилась... - бормочет Динка и, склонив нашего плечо голову, закрывает глаза.
   Костя осторожно несет ее в дом; обрадованная Мышка бежит за ним, поддерживая свесившиеся ноги сестры и гладя. ее платье.
   В доме открыты все двери; везде пустота, и беспорядок...
   Костя бережно кладет Динку на кровать.
   - Она заснула, - шепотом говорит он Мышке и, словно боясь, чтобы девочка снова не исчезла, строго приказывает; - Посторожи тут, а я поищу маму!
   Мышка в тревоге наклоняется над спящей сестрой.
   - Ма-ри-на! Ау-у! Катя! Али-на! - выбежав за калитку, кричит Костя.
   С берега Волги торопливо поднимается по тропинке Никич.
   - Нашлась? - с одышкой спрашивает он.
   - Нашлась! - радостно кивает Костя, и Никич бежит обратно, туда, где на берегу реки, расспрашивая всех встречных про девочку в беленьком платьице с голубыми горошинками, мечутся Марина и Катя.
   От пристани, запыхавшись, торопится Лина; косынка ее сбилась набок, глаза заплаканы.
   - Нашлась! Нашлась! - машет ей Костя. И уже три голоса, разбегаясь вокруг маленькой дачи, сливаются в один радостный крик:
   - На-аш-лась!
   Глава двадцать четвертая
   ГОЛОС МАТЕРИНСКОЙ ТРЕВОГИ
   Долго сидит Марина над своей дочкой. Динка спит в платье и, беспокойно ворочаясь, судорожно вздыхает во сне. Мышка приносит матери тазик с теплой водой. Марина кладет себе на колени маленькие пыльные ноги Динки и осторожно обтирает их влажной губкой. Зорким материнским глазом она сразу видит каждый сбитый пальчик, каждую царапину и темные, натруженные ступни девочки.
   "Ходила... бегала... искала дорогу", - с глубокой жалостью думает она; наклонившись, вглядывается в распухшие от слез веки и утомленное лицо дочки. И тайный голос материнской тревоги проникает ей в сердце... Поднятые чердачками вверх капризные брови Динки кажутся ей скорбно-удивленными, а маленькая черточка у пухлых губ не по-детски горькой.
   "Кто-нибудь обидел? Толкнул, накричал? Где она была? Почему ушла так далеко от дома? Одна ушла или с другими детьми? Куда? Зачем?" - мучительно гадает мать.
   Есть такая игра в музыкальные поиски. Один из играющих осторожно входит в комнату и под звуки рояля ищет спрятанную вещь. Движения его то замедленны, то порывисты и неловки. Они вызывают веселые улыбки у присутствующих. "Слушай музыку!" - кричат в этих случаях маленьким детям. Когда играющий приближается к спрятанной вещи, музыка звучит громче; когда он отдаляется, музыка затихает. И чем дальше, отходит играющий от этой вещи, тем все тише и тише звучит музыка. Но вот он снова приближается к цели, и музыка ускоряет темп; он протягивает руку, и поиски завершаются победными аккордами...
   Марина похожа на одного из играющих. Она ощупью входит в замкнутый мир своей девочки, она ищет причину, которая увела со дочку так далеко от дома. Она ищет те пути и тропинки, которые прошли, пробежали эти маленькие запыленные ножки. Она пытается понять горькую складочку у детских губ. Но не звуки рояля направляют ее мысли то в одну, то в другую сторону. Глубокий, таинственный голос материнской любви и тревоги ведет ее поиски.
   Нет, не в лесу, не по мягкой траве ходила Динка. Она шла... долго шла по пыльной дороге... Куда она шла? С кем?
   Короткие тройные вздохи вырываются из груди наплакавшейся Динки, и голос материнской тревоги звучит громче, словно приближает ее к цели.
   "Обидел кто-то... сильно обидел, - догадывается мать. - А может, она испугалась чего-то, побежала... споткнулась, ушибла пальчик... потеряла дорогу... сильно плакала... Но сейчас она дома. Какое счастье, что она как-то добралась сама! Ведь наступали сумерки, вечер, ночь..."
   И голос тревоги смолкает, он заглушается трепетной радостью, что заблудившаяся Динка не осталась ночью одна в лесу.
   Мать держит в теплых ладонях жесткие, натруженные за день коричневые ножки; отмытые от пыли детские ступни напоминают ей Динку-ребенка. И кажется, только вчера эти розовые пяточки разбрызгивали воду в детской ванночке, буйно раскидывая пеленки, а она, Марина, смеясь, ловила их и прижимала к своим губам С тех пор прошло восемь лет... Но для нее, для матери, эта наплакавшаяся девочка - все тот же ребенок, та же Динка.
   И, нежно склоняясь, мать целует влажные от воды, сбитые пальчики, маленькие жесткие ступни и розовеющую в сумерках детскую пяточку.
   Целый день... с утра... бродила где-то ее девочка... "Нет, она не заблудилась. Это не то, не то..." - снова думает мать, и требовательный, настойчивый голос тревоги поднимается с новой силой.
   Слушай, мать, голос сердца! Слушай свое сердце!..
   Но так бывает в игре, что кто-нибудь из присутствующих отводит играющего от цели, затрудняя его поиски, сбивая с правильного пути.
   - Это расстроенные нервы! - с сочувствием говорит Катя. - Ты очень переволновалась, Марина, и потому придумываешь себе всякие страхи... Как будто ты не знаешь Динки? Ну, побежала за какой-нибудь собакой, за птичкой и сбилась с дороги... Может быть, пошла не в ту сторону... Завтра мы всё узнаем от нее самой или от Мышки. Мышка - ее доверенное лицо!
   - Да, может быть, это нервы... - задумчиво соглашается Марина, и голос материнской тревоги затихает.
   Глава двадцать пятая
   MЕЖ БОЛЬШИМИ КОРАБЛЯМИ
   Сегодня воскресенье, и Марина просыпается успокоенной, "Конечно, Динка сама все расскажет!" - думает она и тихо говорит сестре:
   - Послушай... если Динка начнет что-нибудь рассказывать, не прерывай ее... И вообще никогда не прерывай и не высмеивай - ведь в этих рассказах она выкладывает какие-то свои впечатления, и можно многое понять...
   - Как раз! Поймешь ты что-нибудь! Да она такого наскажет, что мы с тобой целый год будем ломать голову! - смеется Катя, расчесывая перед зеркалом свои густые кудри, и с привычным недовольным вниманием разглядывает свой нос. Этот нос всегда кажется Кате слишком длинным. А сегодня с утра приедет Костя, и Кате хочется быть красивой. - Вот нос так нос! - сердито говорит она, не слушая больше сестру. - Ты знаешь, как Динка меня копирует?
   - Как?
   - Ну ты бы только посмотрела! Усядется перед зеркалом - и начинается! Голову набок, туда, сюда... И морщится, и бьет себя пальцем по носу! Вот противная девчонка! За это бы драть и драть надо с утра до вечера!
   - Так ты же при ней то же самое выделываешь со своим носом! - смеется Марина. - Не попадайся!
   - Ну конечно! Я должна из-за нее прятаться под кровать с зеркалом! Ты такой защитник, Марина, что могла бы зарабатывать большие деньги.
   - Детей я защищала бы бесплатно. У них всегда много обвинителей и мало защитников, - улыбается Марина и, вскочив с постели, открывает дверь в комнату детей.
   - Мамочка!.. - радуется Мышка. - Ты сегодня дома!
   - Мама! - садясь на постели, как ни в чем не бывало кричит Динка. - Чур, ко мне! Иди раньше ко мне, мама!
   - Нет, ко мне! - просит Мышка.
   Обычно спор между девочками и веселый голос Динки совершенно успокаивают мать. Поцеловав обеих девочек, она присаживается на кровать младшей дочки и с укоризной говорит:
   - Ну и напугала ты нас вчера! Можно ли так далеко уходить, Диночка?!
   - Уходить? - Динка сразу вспоминает вчерашний вечер к Костю, который нес ее на руках. - Я не уходила, мамочка! Я просто пошла я пошла... Мне хотелось покататься на гигантских шагах! - быстро придумывает она.
   - На гигантских шагах? А где это?
   - О, это очень далеко, о-о-чень далеко! - растягивая слово "очень", повторяет Динка.
   - Но зачем же ты пошла одна? Уж если тебе так хотелось посмотреть на эти гигантские шаги, то попросила бы Катю, - недовольно выговаривает мать, не видя причин сомневаться в словах девочки.
   - Ну, я не догадалась. Я думала, они ближе... - вздохнув, говорит Динка и, как всегда, держась где-то около правды, начинает рассказывать: - Я шла, шла... а там такие дачи богатые-богатые... И за калиткой дети... много детей... И мамы там всякие... И дворники в фартуках... Один был с метлой даже... А мальчики такие нехорошие... Они одному старичку дали сухие недоеденные корки. Разве так можно, мама?
   - Конечно, нельзя! Вот ты бы и сказала этим мальчикам...
   - Я не сказала.. - говорит Динка, с привычной осторожностью избегая опасных положений.
   Но мать ни в чем больше не подозревает свою девочку, рассказ кажется ей вполне естественным; она только спрашивает еще, как Динка искала и как нашла дорогу... И тут начинается сочинение на вольную тему.
   - Я так ищу, ищу дорогу... - Динка широко разводит руки и оглядывается вокруг. - И вдруг вижу - идет маленькая тетенька... такая маленькая, что даже трава выше ее головы и все цветочки выше...
   - Что же это? Карлица, что ли, какая? - пряча смеющийся взгляд, серьезно спрашивает мама.
   - Да! Наверное даже! - с коротким смешком подтверждает Динка, вздергивая плечом и лукаво поглядывая на маму. - Она потом села на колокольчики и начала так качаться, качаться...
   Мышка фыркает, прячется за мамину спину, но мама тихонько толкает ее.
   - И что ж, долго эта тетенька на колокольчике качалась? - снова спрашивает мама.
   - Нет, недолго. Но она качалась и пела песенку, - задумчиво припоминает Динка.
   - Песенку! Вот какая прелесть! А ты помнишь, что она пела? - с живым интересом спрашивает мама.
   - Я помню... Я сейчас вспомню... - медленно говорит Динка и, схватив со спинки кровати полотенце, накрывается им с головой - Я сейчас вспомню...
   Мышка за спиной мамы давится от смеха, но мама протягивает назад руку и грозит ей пальцем.
   Из-под полотенца вдруг раздается тоненький-тоненький голосок:
   Я меньше травочки лесной,
   Я меньше паучка,
   Но тот, кто встретится со мной,
   Узнает про жука...
   Динка вдруг открывает полотенце и застенчиво улыбается:
   - Вот так она пела...
   - Очень хорошо пела, - говорит мама. - И про какого-то жука. Что же это можно узнать про жука?
   - Ну, про жука! Вот с такими рогами! - Динка показывает пальцами, какие рога, и вдохновение ее вдруг иссякает. - Мамочка, мне хочется пить и есть!
   - Ну, пойдемте умываться! - весело и облегченно говорит Марина. - Сейчас будем пить и есть!
   - Ну что? - спрашивает ее за дверью Катя.
   - Кажется, ты была права... Материнские нервы! - смеясь, отвечает Марина.
   - Ну, слава богу! Мне иногда кажется, что я лучше знаю ее, чем ты, довольно улыбается Катя.
   - Ни ты, ни я! - вдруг фыркает Марина и, потянув сестру за руку, тащит ее в свою комнату. - Динка так смешно пела... - хохоча, рассказывает она. - Про маленькую тетеньку, которая знает что-то про жука...
   - Про какого жука? - удивляется Катя. Но Марина ничего не может сказать от смеха и только машет на нее руками:
   - Тише! Молчи... молчи...
   После завтрака приезжает Костя. Поговорив о чем-то с Катей и Мариной, он начинает дурачиться с детьми. Костя очень веселый сегодня, и дети с удовольствием возятся с ним. Даже Алина, смеясь, завязывает ему на голове бантик из своей ленточки.
   - Нет, вы погодите со мной шутить! - говорит вдруг Костя. - Я вам сейчас такое скажу, что вы все подымете рев!
   - Не подымем! - бойко кричит Динка.
   - Ладно. Посмотрим. А ну-ка, сядьте рядом со мной! Костя торжественно усаживается на крылечке, вытянув вперед длинные ноги. Дети охотно примащиваются рядом
   - Вы знаете, что я теперь жених? - важно говорит Костя,
   - Знаем! - улыбаются Мышка и Алина.
   - Давно знаем! - кричит Динка.
   - Хорошо. Объясняться со мной и гнать меня не будете?
   - Не будем, - застенчиво прячась за Алину, говорит Мышка.
   - Мы ни с какими женихами больше связываться не будем! - машет рукой Динка.
   - Понятно. Так вот, если я жених, то вы должны меня слушаться! продолжает Костя.
   - Так ты же не наш жених! - возражает Динка.
   - Нет, я не ваш. Я Катин. Но Катя вам тетя - значит, я ваш дядя! Что?
   - Дядя! Дядя! - хохочут девочки. - Вот так дядя!
   - Да-да! Костя теперь ваш дядя! - весело подтверждает Марина, садясь рядом с детьми.
   - Ну вот! А дядя - это не тетя. И я за вас возьмусь самым строжайшим образом. Первым долгом я привяжу за ногу Динку вон к тому клену, чтобы она не бегала где попало! - угрожающим тоном говорит Костя.
   - А я не бегаю! - быстро возражает Динка.
   - Как это - не бегаешь? А кто вчера распевал романсы на чужой даче? Я рассказываю Крачковским, что ты потерялась, а Гога говорит, что слышал твой голос на соседней даче!
   - Гога врушка! Гога врушка! - в смятении кричит Динка.
   - Дина! Дина! - останавливает ее мать.
   - Он врушка, врушка! - в беспокойстве и гневе топает ногой Динка.
   - Подожди, подожди! Ведь он не сказал, что видел тебя, он только слышал, как какая-то девочка пела, и, по его мнению, это был твой голос, - поясняет Костя.
   - Ну, "по его мнению, по его мнению"! - передразнивает Динка. - Он еще даже не знал ни одного берцового ребра, когда Мышка его спросила!
   - Ну, вот берцового ребра не знал, а твой голос узнал? - поддразнивает девочку Костя.
   - А чья это была дача? - быстро спрашивает Марина. Волнение Динки снова пробуждает в ней успокоенный утром голос материнской тревоги.
   - Да это соседняя с Крачковскими, очень богатая Дача, - поясняет Костя.
   "Богатая дача? Динка тоже говорила про богатые дачи", - быстро сопоставляет Марина и тихо спрашивает Костю:
   - Это дача... по дороге туда... к гигантским шагам?
   - А где эти гигантские шаги? - удивляется Костя. Динка испытующе и выжидательно смотрит на лица взрослых.
   - Да нет, мамочка! Гигантские шаги - это в одной стороне, а дача Крачковских - в другой стороне! - говорит Алина. Динка победоносно и лукаво улыбается.
   - Я потерялась на гигантских шагах, а совсем не около Крачковских, спокойно говорит она.
   Марина тоже успокаивается.
   "Действительно, глупости. Как могла она очутиться на какой-то богатой купеческой даче, да еще распевать там песни?" - думает она, объясняя волнение Динки протестом против напрасного подозрения Гоги.
   Так, лавируя между большими кораблями, маленькая утлая лодчонка Динки выплывает на поверхность, а всколыхнувшийся было голос материнской тревоги, снова затихает.
   Глава двадцать шестая
   ЛЕНЬКА СКУЧАЕТ
   В воскресенье время проходит быстро. На террасе не смолкают веселые голоса и громкий смех Кости. К обеду неожиданно появляется Малайка с Марьяшкой на руках.
   - Мы приехал, а он кричит, ложком бьет в калитка... Стал гонять, он плачет... - недоумевающе подняв брови, рассказывает Малайка.
   У Марьяшки красное личико и мокрые полоски на щеках; она тоже что-то взволнованно пытается объяснить на своем языке.
   - Это наша! Это Марьяшка! - кричит Мышка, подбегая к Малайке. - Она, наверное, никак не могла достучаться!
   - Никак не мог! - подтверждает Малайка.
   - Так вы прибили бы для нее медную дощечку к калитке, - говорит Костя, чтобы по всему дому сразу пошел звон! А то ведь действительно ничего не слышно!.. Что, брат, не пускают тебя? А говорят: "Дорога ложка к обеду!" шутит он, заглядывая в повеселевшие глазки ребенка.
   Марьяшка вдруг тянется к нему и, наклонив головку набок, показывает на Малайку: