Осеева Валентина. Динка

   - Мы так хорошо надышались, - хитрили все трое, возвращаясь.
   Потом уже они окончательно отказались от всяких поездок, считая самой дальней своей прогулкой Ботанический сад.
   Однажды вечером, когда Марина грустно наигрывала что-то на пианино, Мышка, прижавшись к ее плечу, тихо спросила:
   - Мамочка... А что, если послать дяде Леке емшан?
   - Нет, зачем же... Если он не едет и не пишет, значит, ему нельзя, а мы будем срывать его с места емшаном! - отвечала Марина.
   Вася, сидя, как всегда, в своем кресле, прислушался.
   - А что это такое - емшан, если не секрет? - с любопытством спросил он.
   .. Степной травы пучок сухой,
   Он и сухой благоухает
   И разом степи надо мной
   Все обаянье воскрешает...
   с улыбкой продекламировала Марина.
   - Мама, я расскажу Васе! Можно, я расскажу? - выскочила Динка и, не дожидаясь разрешения, начала сбивчиво рассказывать своими словами вперемежку с рифмованными строчками:
   Когда в степях за станом стан
   Бродили орды кочевые,
   Был хан Отрок и хан Сырчан
   Два брата, батырй лихие...
   И вот один раз, когда они пировали, - с жаром рассказывала Динка, - когда у них "велик полон был взят из Руси", на них вдруг, как буря, налетел русский князь Мономах и разбил их наголову! И вот тогда
   Сырчан в донских залег мелях,
   Отрок о горах Кавказских скрылся!
   ...И шли года...
   Гулял в степях
   Лишь буйный ветер на просторе!
   Но вот скончался Мономах...
   И плачет по нем Русь, а хан Сырчан зовет певца и к брату шлет его с наказом!
   Он там богат, он царь тех стран,
   Владыка надо всем Кавказом!
   Но ты скажи ему, чтоб бросил все, что умер враг, пусть он идет к себе на родину, в благоухающие степи!
   Ему ты песен наших спой,
   Когда ж на песнь не отзовется,
   Свяжи в пучок емшан степной
   И дай ему, и он вернется!
   Певец едет к хану, говорит, что брат велел ему вернуться...
   - Отрок молчит, на братний зов
   Одной усмешкой отвечает...
   Певец ему поет песни его родных степей, но хан нахмурился и отвернулся...
   И взял пучок травы степной
   Тогда певец и подал хану,
   И смотрит хан и сам не свой,
   Как бы почуя в сердце рану,
   За грудь схватился... Все глядят:
   Он - грозный хан, что ж это значит?
   Он - пред которым все дрожат,
   Пучок травы, целуя, плачет!
   И вдруг, взмахнувши кулаком,
   "Не царь я больше вам отныне!
   Воскликнул: - Смерть в краю родном
   Милей, чем слава на чужбине!"
   Вот, Вася, какой волшебный этот емшан! - закончила Динка.
   - Ну, это все так! Кстати, я вспомнил, это стихи Майкова. Но при чем тут вы? - спросил Вася. Марина засмеялась,
   - А у нас в семье с давних пор так уж повелось, что, когда кто-то слишком долго отсутствует и не дает о себе знать или надо спешно вызвать его, то мы посылаем короткие строчки:
   Ему ты песен, наших спой,
   Когда ж на песнь не отзовется,
   Свяжи в пучок емшан степной
   И дай ему, и он вернется...
   пояснила Марина. - Одним словом, для каждого из нашей семьи достаточно одного слова: емшан!
   - А хорошо, честное слово, хорошо! - вскочил Вася. - Ну и что же, тот, кто получает такой призыв?
   - О! - воскликнула Динка. - Он мчится как угорелый, он летит как стрела! Он так спешит на этот зов...
   Динка вдруг оборвала себя на слове и, внезапно осененная какой-то мыслью, обвела всех затуманенным взглядом и села на свое место.
   А наутро в дальнем уголке двора Динка о чем-то шепталась с Хохолком; потом Хохолок исчез и Динка ежеминутно выбегала к воротам... Наконец Хохолок вернулся и, разжав кулак, показал Динке прилипший к потной ладони телеграфный листок.
   - В-от, - заикаясь, сказал он. - Еле при-и-нял-и, ник-то не знал, что та-кое ем-шан!
   - Еще бы! - шепотом ответила Динка. - Это же волшебное слово! Его никто не знает. Но ты, Хохолок, знай! На всю жизнь запомни: емшан!
   Глава двадцать четвертая
   ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО
   Переполох поднялся вечером, когда Динка уже улеглась спать.
   - Арсеньева, телеграмма! - крикнул на лестнице почтальон.
   - Телеграмма! Телеграмма! - заволновались Мышка и Длина. - Мама, мама, иди скорей!
   - Да слышу, слышу! Не кричите так, - торопливо идя по коридору, ответила Марина.
   Леня, зажимая пальцем страницу учебника, пошел за Мариной.
   - Что-то случилось, - упавшим голосом сказала Алина, прислушиваясь к шагам матери.
   Худенькое личико Мышки сразу заострилось, словно она приготовилась услышать что-то ужасное.
   - От кого бы это? От кого бы это? - вылезая на середину комнаты в длинной ночной рубашке, возбужденно тараторила Динка.
   Марина медленно вошла в столовую, читая на ходу полученную телеграмму:
   - "Выехали курьерским. Лека".
   - Что?
   - Что такое? Кто выехал? Прочти еще раз!
   - "Выехали курьерским. Лека", - пожимая плечами, медленно повторила Марина.
   - Ничего не понимаю... Кто и с кем выехал? Почему курьерским?
   - Ну чего вы не понимаете? И почему никто не радуется? Ведь к нам едет дядя Лека! - кричала Динка.
   - Мама! Дядя Лека едет не один! Он, наверно, везет Никича! А может, с ним Кулеша? - гадала Мышка.
   - А вдруг Кулеша, правда? Может, он везет письмо от папы? Но зачем же везти, он мог бы передать через дядю Леку.
   Алина, хмурясь, прочла телеграмму и передала ее Лёне. Леня читал, молча шевелил губами, вертел телеграмму в руках, потом вдруг спросил:
   - Что, дядя Лека всегда ездит курьерским или в этот раз такая спешка?
   - Вот именно. Никогда без особой нужды он не поедет курьерским... Вот это меня и тревожит, - сказала Марина.
   - И как странно, мама, - усмехнулась Мышка, - я только вчера спросила, не вызвать ли дядю Леку емшаном, и вот он словно почувствовал и летит на курьерском! Просто чудо какое-то!
   - Обыкновенное чудо! Обыкновенное чудо! - забормотала Динка. Она уже была смущена общей тревогой и побаивалась, что ее секрет откроется, как только приедет дядя Лека...
   Дядя Лека приехал не один; из-за его плеча, как хилый пенечек около молодого дуба, выглядывала сухая фигурка Никича.
   - Никич! - вскрикнула Динка и, обхватив обеими руками своего старого друга, чуть не свалила его с ног.
   - Дина, Дина, пусти, уронишь... - испугалась Мышка.
   - Никич, голубчик... - растроганно говорила Марина, обнимая старика.
   - Ну, вот и добрался, пробился к своим, - задыхаясь, бормотал Никич, не успевая отвечать на объятия.
   Дядя Лека, сильно встревоженный неожиданным вызовом, начал с того, что громко пересчитал всех по пальцам.
   - Одна, две, три, четыре и пятый! И говорите сразу, что тут у вас случилось? - обнимая сестру, спросил он.
   - Как - у нас? Это у тебя что-то случилось! Почему такая телеграмма? Как будто вы мчались как на пожар. Мы уже всё тут передумали...
   Едва помещаясь в узком коридоре, приезжие и хозяева шли тесной кучкой, девочки на ходу обнимали то Никича, то дядю Леку...
   Никич пытался что-то сказать, но Динка тащила его за руку:
   - Пойдем, Никич, пойдем!
   - Леонид! Отними у девчонок Никича! Они его уже сбили с ног и окончательно замучают! Лучше всего уложить его сразу в постель! - гремел в коридоре голос дяди Леки. Войдя в столовую, он еще раз обнял сестру, любовно оглядел ее, тоненькую, похудевшую, похожую скорей на старшую сестру девочек, чем на их мать. Дядя Лека покачал головой.
   - Да, недаром ты мне емшан прислала! - неожиданно сказал он.
   - Я? Послала емшан? Когда? - широко раскрывая глаза, сказала Марина.
   Все сразу смолкли... У Динки загорелись уши, она спряталась за высокой спинкой кресла и оттуда с тревогой наблюдала за всеми.
   - Э, сестреночка... - засмеялся дядя Лека. - У тебя ведь это испытанный способ! Ты своим емшаном можешь человека с того света вызвать!
   Он засунул пальцы в карман пиджака и вытащил сложенный вдвое телеграфный бланк.
   - А это что? Не емшан? Только довольно корявые слова, я подумал, что ты сочиняла их наспех, и очень встревожился...
   Марина взяла из рук брата телеграмму и при общем молчании громко прочла:
   - "Емшан пучок трава степная".
   - Неправда! Я не так говорила! Это на почте перепутали! Или сам Хохолок... - неожиданно выскочила из-за кресла Динка и, увидев вокруг удивленные лица, заметалась: - Ну что вы все так смотрите! Я же хотела сделать вам чудо! Обыкновенное чудо! Чтобы вы обрадовались! И дядя Лека приехал! И даже привез нам Никича! Что же вы сердитесь? - Она всхлипнула и бросилась к Никичу: Никич, ведь тебя тоже привез мой емшан! Ведь ты не сердишься, Никич?
   Никич ласково погладил ее по голове:
   - А что же мне сердиться, если я тебя вот эдакой махонькой знаю... И со всеми твоими штучками. Да я к ним так привык, что без них мне вроде бы и скучно...
   Леня с нежностью взглянул на старика.
   - Характер у ней такой... Что ж тут обвинять, - начал было он, но, взглянув на Марину, осекся.
   Лицо у Марины побледнело и стало таким твердым, холодным, как будто оно высечено из камня и никогда на нем не было теплой человеческой улыбки... Это было самое худшее, чего больше всего на свете боялись девочки.
   - Дина, ступай в свою комнату, мне нужно поговорить с тобой!
   Девочка низко опустила голову и покорно пошла к двери.
   - Может быть, ты отложишь? - тихо спросил сестру дядя Лека.
   - Нет... Прости... Не могу... - отрывисто бросила Марина и ушла вслед за Динкой.
   В комнате наступило тяжелое молчание, потом Леня вдруг рванулся к Динкиной комнате, но дядя Лека взял его за плечи:
   - Есть такие дела, когда нельзя вмешиваться. Леня, кусая ногти, отошел в угол. Девочки сидели тихие, подавленные.
   - А ну-ка, хозяюшки, дайте-ка нам с Никичем чаю! Есть в этом доме чай? потирая руки, нарочито громко и весело спросил дядя Лека.
   - Есть! Есть! - засуетились девочки.
   * * *
   Марина недолго говорила с дочкой. Но после этого разговора Динка уткнулась лицом в Ленькин пиджачок и, войдя с ним в его комнату, дала волю слезам.
   - Мама сказала... что есть такие дети... они... считают себя умнее взрослых... и лезут... во все дела.
   - Ну хватит, хватит... - успокаивал ее Ленька. Но девочка не могла успокоиться.
   - Мама сказала... я вырасту и буду мешать... всем хорошим людям... как самоуверенный... - Она на минутку затихла, пытаясь вспомнить еще одно слово, это слово почему-то напоминало ей индюка, но она забыла его. - Я вырасту и буду как пышный, самоуверенный дурак... - громко плача, жаловалась она своему другу.
   - Ничего, ничего... - бормотал Ленька. - Из дурака умного сделать можно, а вот из умного дурака уже не сделаешь... Это она так, к слову сказала...
   Глава двадцать пятая
   ОГЛУШИТЕЛЬНАЯ НОВОСТЬ
   Марина разливает чай, шутит с Никичем.
   - Дина, Леня! Идите пить чай! - как ни в чем не бывало зовет она.
   Динка проходит мимо с опущенной головой; Леня ведет ее в кухню умываться. Дядя Лека укоризненно качает головой:
   - Перетянула, сестреночка, перетянула.... - Это уже не шалость, а серьезный проступок, - тихо отвечает Марина.
   Когда Леня и Динка усаживаются за стол, дядя Лека, помешивая ложечкой чай, вдруг хитро подмигивает Никичу:
   - Ну, как ты думаешь, Никич? Сказать нам или не сказать нашу оглушительную новость?
   - Я так думаю, самое время, - говорит Никич. - Ну, значит, сейчас я вас всех развеселю. Слушайте же! Мне дано порученце купить в лесной глуши под Киевом уютный, тихий хуторок с какой-нибудь хаткой на курьих ножках и перевезти туда на летние каникулы семью Александра Дмитриевича Арсеньева, в первую очередь, конечно, Динку...
   Девочка слабо и недоверчиво улыбается, но дядя Лека дружески кивает ей.
   - Да, да, Динку в первую очередь... Ну, и остальных, конечно! Повторяю, хуторок этот надо найти в лесной глуши, подальше от станции.
   - Что это такое, Олег? Я не понимаю... - удивленно спрашивает Марина.
   Брат улыбается, наклоняется к ней и что-то тихо шепчет... - Ну, а кстати можно каждое лето вывозить туда детей... - так же тихо добавляет он. Замечательно! - вспыхнув, говорит Марина. - Но ведь это дорого стоит, наверно?
   - Не думаю... Но денег на эту покупку мне ссудили в достаточном количестве, так что завтра же я начну действовать. Надо бы расспросить кого-нибудь из киевлян, какие тут есть красивые места, - говорит дядя Лека.
   Динка беспокойно вертится на стуле, потом, не выдержав, тихо говорит:
   - Хохолок все места под Киевом знает.
   - Мама! Дядя Лека шутит или это правда? - спрашивает Мышка, придя в себя от удивления.
   - Нет, он не шутит, - серьезно говорит Алина. - И я, конечно, все поняла... Только где же найти такое глухое место?
   - Да Хохолок найдет, он везде ездит... - снова не выдерживает Динка и робко взглядывает на мать.
   - Да вот тут есть такой мальчик, Динкин приятель, - кивает головой Марина. - Он, кажется, хорошо знает все окрестности Киева!
   - Нет! Послушай-ка их, Никич! До чего спокойно они приняли эту оглушительную новость! Я просто разочарован. Ведь мы с тобой, Никич, думали, что наши девчонки будут скакать до потолка, а Леонид до крыши!
   - Да мы просто еще в себя не пришли! - засмеялась Мышка.
   - Нет, вы только подумайте, что каждое лето после экзаменов вы будете отправляться на свежий воздух, копаться в земле, сажать деревья, огородину всякую, а я да, может быть, и еще кто-нибудь будем пользоваться трудами рук ваших! - шутил Олег.
   - Эх, сказка! Лес, река! Слышь, Макака! Да это и царю не снился такой хуторок в лесу! - разгорелся вдруг Леня.
   Глядя на него, Динка забыла, что она "пышный самоуверенный дурак", и, вскочив со стула, бросилась к дверям:
   - Я сейчас приведу Хохолка. Можно?
   Хохолок действительно знал много мест за городом. У него самые красивые места были даже отмечены в записной книжечке.
   - Я знаю од-но такое место, там молния ударила в дуб, и хозяева не хотят жить на этом хуторе! Это версты три от станции... Там и глушь, и заросший пруд, и густой орешник, и родник на лугу!
   - Всё! Всё! - кричал дядя Лека. - Завтра же едем! Ну, а соловьи там поют? - спросил он у Хохолка.
   - И соловьи... и ля-гуш-ки, - серьезно ответил Хохолок.
   Глава двадцать шестая
   НЕСМЕТНЫЕ СОКРОВИЩА
   Прошло всего две недели со дня приезда дяди Леки, а семья Арсеньевых, к своему удивлению, стала обладательницей маленького хуторка с белой хаткой. А в Динкиной жизни произошло настоящее чудо. Она вдруг почувствовала себя хозяйкой всех лесов, полей и рек. И не только лесов и полей, а и двух деревень, между которыми в лесной глуши приютилась белая хатка. Несметные сокровища таились в лесах для Динки... Сладкая дикая малина, припеченные солнцем ягоды земляники, кокетливые шляпки лисичек, покрытые белой пленкой, молочные маслята, полные достоинства белые грибы на толстых ножках... А птицы, белки, зайчики, а калина, усыпанная красными монистами!.. У Динки первое время разбегались глаза, и, остановившись среди зарослей малины, она разводила руками и пела:
   Не счесть алмазов.
   Уткнув лицо в букет полевых гвоздик, она мчалась по луговой тропинке к узенькой, изворотливой речонке... В буйной траве на влажном лугу расхаживали черногузы<Черногузы - цапли.>. Их длинные клювы ловко вылавливали себе на обед зазевавшихся лягушек.
   При виде бегущей по тропинке девочки черногузы лениво лопали крыльями и, сложив, как две палочки, ноги, перелетали на другое место. Достигнув речонки, Динка сбрасывала платье и бросалась с головой в заросшую лесной зеленью и желтыми кувшинками воду...
   Проголодавшись, Динка бежала домой. Алина и Мышка, поздоровевшие на воздухе, загорелые и веселые, варили на летней печурке, сложенной наспех из кирпича и глины, зеленый борщ...
   Никто не упрекал Динку, что она где-то бегает, и Динка, вволю наслаждалась своей свободой.
   - Ну что ты там еще интересного видела? - спрашивал дедушка Никич, сидя в тени ветвистого дуба в кресле-качалке.
   - Некогда, дедушка Никич, некогда! Потом расскажу! У Динки было еще одно сокровище - это кривая на один глаз лошадь Прима. Дядя Лека купил ее у соседнего помещика вместе со старой бричкой. Прима каждый день утром отвозила на станцию маму и вечером встречала ее. На козлах сидел Ефим Бессмертный, единственный сосед новых хуторян. В полуверсте от Арсеньевых стояла наспех сколоченная хатка, в которой жил Ефим со своей молодой женой Марьяной. Как только Арсеньевы переехали в свое новое жилье, при первом же дожде оказалось, что крыша течет, двери перекосились, окна не открываются. Нужно было что-то делать. Ефим пришел сам и предложил свои услуги. Руки у Ефима были золотые. Высокий, кудрявый, с голубыми серьезными глазами, он сразу располагал к себе. Динка быстро подружилась с ним.
   - Знаешь, мама, Ефим очень круглый сирота. У него ничего нет - ни лошади, ни коровы... За него и Марьяну не хотели отдавать, но Ефим отработал пану два лета за клочок земли, построил хатку и женился на Марьяне! Я уже была у них в гостях! Мамочка, пусть Марьяна помажет нам хату, она очень хорошо умеет мазать.
   Арсеньевы познакомились и с Марьяной. Синеглазая, стройная, как тополек, Марьяна в вышитой украинской рубашке, с бусами на шее, казалось, только что сошла со сцены украинского театра... Ефим и Марьяна сразу расположили к себе Арсеньевых и стали их лучшими советчиками и помощниками. Под руководством Марьяны девочки вскопали землю под огород, посадили всякую зелень. Оставался последний месяц каникул... Леня с Васей жили в городе, Марина часто за бегала к ним со службы.
   Увлеченная своей новой вольной жизнью, Динка как будто совсем забыла о Лёне.
   - Как это так? - удивлялась Мышка. - Даже Алине и то как-то не хватает Лени, про себя я уже не говорю, я и без Васи скучаю, а Динка даже и не думает ни о ком.
   - Ну и, пожалуйста, не напоминайте ей... У Лени последние считанные дни перед экзаменами! Не дай бог, Динка запросится сейчас в город!
   Но Динка не просилась. У нее было много дела. С утра, когда Прима возвращалась со станции, Динка купала ее в пруду, чистила щеткой и вела на луг пастись. Все выпрошенные у матери деньги она тратила теперь на овес для своей любимицы, таскала ей со стола куски хлеба, и благодарная Прима, отличая от всех свою маленькую хозяйку, встречала ее радостным ржанием...
   И еще было у Динки одно интересное, завязавшееся на хуторе знакомство. Это те дорогие "людыны", без которых даже в богатых лесах, среди несметных сокровищ земли Динка не мыслила своей жизни.
   Глава двадцать седьмая
   ДОРОГИЕ ЛЮДЫНЫ!
   В первые дни Динка не испытывала одиночества, но однажды, остановившись на лугу среди густой травы и колыхающихся от ветерка ромашек, она вдруг остро почувствовала, что ей чего-то недостает.
   Оглянувшись во все стороны, она попробовала громко и призывно крикнуть:
   - Эй, эй! Где вы?
   "Где вы... где вы..." - прокатилось за лугом и затихло без ответа.
   - Ay!.. Ay!.. - еще раз крикнула Динка, и снова ей ответило только эхо. Тогда она побежала к Ефиму.
   - Ефим, здесь есть где-нибудь такие людыны, как я? Такие дети, Ефим?
   - Чого-чого, - усмехнулся Ефим, - а детей хватает!
   - А где же они? Почему я никого не вижу?
   - Ну, дак они, конечно, по деревням больше да в экономии пана! А чего ж вы их не видите, когда они вон-в кустах сидят, выглядают... Любопытные, как мухи. Я их и вчера видел, и сегодня, как шел к вам, - улыбнулся Ефим.
   - В кустах? А где это? - беспомощно оглядываясь, спросила Динка.
   - Ну, может, сегодня нету, так завтра будут... У них же свой интерес к городским людям.
   Динка стала приглядываться к кустам и деревьям. Как-то утром за тремя березками мелькнул белый платочек. "Идут, идут!"
   Но они не шли, а стояли. Мальчик и девочка. Девочка смущенно натягивала рукава вышитой рубашки и, склонив набок голову, смотрела на Динку серьезными голубыми глазами; из-под длинной широкой юбки с фартуком виднелись утопавшие в траве маленькие босые ноги.
   Мальчик стоял немного поодаль; штаны его, застегнутые на одну пуговицу на животе, доходили ему до щиколоток, на плечах, поверх рубашки из серого полотна, болтался чей-то старый пиджак.
   Динка, боясь, что гости уйдут, бросилась к ним, протянула руки:
   - Здравствуйте! Здравствуйте! Пришли наконец! Она поймала прятавшуюся в рукаве загорелую руку девочки, похлопала по плечу мальчика.
   - А я так ждала... Как вас зовут? - с интересом спросила она.
   - Меня Федорка, а его Дмитро, - несмело ответила девочка.
   Мальчик, щуря темные глаза, опасливо смотрел на хлопавшую его по плечу Динкину руку.
   - Да вы не бойтесь! Меня зовут Динка!
   - А я с того году пойду панских коров пасти, - ни с того ни с сего заявил вдруг басом Дмитро.
   Федорка подняла свои тонкие бровки и дернула плечом:
   - Не хвастай, бо это еще неизвестно! Павло сказал, если твоя матка принесет ему порося, то он возьмет тебя подпаском, а если нет, то кого другого пошлют.
   - Нема у нас порося... - сердито сказал мальчик.
   - А что это за порося такое? Почему этому Павло нужно порося? заинтересовалась Динка.
   Федорка потуже завязала концы платка, выплюнула изо рта травинку.
   - Так Павло - это ж приказчик пана... Он задаром не возьмет... Еще и по шее даст!
   - Ого! - возмутилась Динка. - По шее! Из-за какого-то порося! Его самого надо по шее!
   - Ой, боже ж мой! Хиба ж так можно казать! - испугалась было Федорка, но, взглянув на Динку, закрылась концами платка и звонко расхохоталась.
   Смех у нее был такой дробный и заразительный, что Динка тоже начала смеяться. Хмыкнул и Дмитро, а потом, расхрабрившись, снова совсем не к месту спросил:
   - А чого-то вы этот хутор купили? Тут молния на пруду в дуб ударила... Она в другой раз может ударить, деды кажуть - тут место нехорошее, по всем ночам филин кричит...
   - Ну и что же? Пускай кричит! Я люблю птиц, - беспечно сказала Динка.
   - Э, ни! - махнула рукой Федорка. - Его погано людям слушать. Он может на каждого беду нагнать.
   Она вдруг обернулась к Дмитро и начала шепотом убеждать его в чем-то, повторяя одну фразу:
   - Все равно ж найдут! Лучше сам скажи! Мальчик сердился, упрямился...
   - Ну чего вы там шепчетесь! Говорите громко! Я никому не скажу, если это тайна! - вмешалась Динка. Федорка толкнула локтем Дмитро:
   - Ну говори! Вот какой упрямый... Барышня никому не скажет!
   - Я не барышня, я Динка! Ну говори твою тайну, Дмитро, - нетерпеливо перебила Динка.
   Дмитро покусал губы и, глядя исподлобья на Динку, нехотя сказал:
   - У вас под крыльцом я обрез спрятал... Если стрельнет, то может и насмерть прибить...
   - Обрез? А что это такое? Ружье? - живо заинтересовалась Динка.
   - То не настоящее ружье, оно обрезано, чтобы, значит, покороче было... объяснила Федорка.
   - А где же ты взял его? - ахнула Динка.
   - У нас, как батько помер, так мы с маткой полезли в подполье и нашли! А матка испугалась да и велела закинуть в пруд, а мне жалко стало, я его и подложил под ваше крыльцо... Тут никто не жил, - хмуро рассказал Дмитро.
   - К нам, под крыльцо? Так ведь Ефим будет чинить это крыльцо и найдет! Что же ты сразу не сказал? Надо сегодня же перепрятать его в другое место! загорелась Динка. - Мы вот как сделаем...
   Динка обняла своих новых приятелей за плечи и что-то зашептала...
   - Дак он заряженный, в нем и пуля есть... - прерывая ее, шептал Дмитро.
   - Ой, боже мой... - испуганно вздыхала Федорка.
   - Ничего, ничего... Я осторожно... - уверяла Динка. - Только приходите вечером, как стемнеет.
   * * *
   Весь день Динка беспокойно прохаживалась около крыльца и, еле дождавшись вечера, побежала к трем березам.
   - Идем, - шепотом сказала она Дмитро. - Я уже нашла место... Мы спрячем его в дупле старого дуба... Пойдем, Федорка!
   - Э, ни! Я боюсь... - усаживаясь в траву и натягивая на коленки платье, замотала головой Федорка. - Я тут обожду... Бо воно как стрельнет, так и живой не останешься.
   - Ну, нехай сидит. - Дмитро, задевая за ветки своим длинным пиджаком, пошел за Динкой.
   В хате уже горели свечи; Мышка и Алина стелили постели, ждали со станции мать.
   - Скорей, скорей! - торопила Динка. - Сейчас Ефим вернется со станции, он поехал за мамой...
   Дмитро, сбросив пиджак, полез под крыльцо. В темноте были видны только босые пятки...
   - Нашел? - нетерпеливо спрашивала Динка, поглядывая с опаской на дверь, из которой каждую минуту могли выйти сестры.
   Дмитро молча шарил под крыльцом; потом наконец вылез. держа в руке что-то тяжелое. Динка увидела приклад и дуло настоящего ружья... Такое ружье, только много длиннее, она видела у дяди Леки, когда он собирался на охоту.
   - Пошли! - сказал Дмитро.
   Под старым дубом, в который ударила когда-то молния, оба остановились.
   Огромный, широкий дуб выгорел и обуглился изнутри. Несмотря на это, толстые сучья его зеленели ветками, и наверху виднелось узкое, глубокое дупло.
   Дмитро ловко вскарабкался на дерево и, положив в дупло свой обрез, благополучно спустился вниз.
   - Пусть там и лежит, - сказала Динка. - А потом, когда я на следующий год приеду, мы решим, что с ним делать.
   Федорка одобрила это решение. Все трое еще немного пошептались и, решив завтра обязательно свидеться, разошлись.
   Глава двадцать восьмая
   "СВЯТАЯ КРИНИЧКА"
   Хуторские знакомые внесли в Динкину жизнь новые впечатления. У Федорки было много дела по дому. Отец ее служил сторожем в экономии пана, мать работала птичницей. Кроме Федорки, в семье были еще младшие дети. Федорка вместе со старой бабкой нянчилась с ними, поэтому у нее только в воскресенье выдавалось свободное время побегать с Динкой, но, несмотря на это, девочки уже побывали в казенном лесу, побывали и в соседних селах... Дмитро приходил чаще; его интересовало, что делается на хуторе. Усевшись в кустах, он часами смотрел, как Ефим чинит крышу и строит терраску.
   - Вот как бы не взяли мы под крыльцом обрез, то ваш Ефим нашел бы его, говорил Дмитро.