Осеева Валентина. Динка

   - Не будет этого... ничего уже не будет... Куда я поеду?.. - говорит она сквозь слезы.
   Девочки вопросительно смотрят на мать. В глазах их горячая просьба. Марина поднимает голову Анюты, вытирает платком ее глаза:
   - Я обещаю тебе... Я даю тебе слово, что ты приедешь! А теперь перестань плакать... Хорошо?
   Анюта верит и, улыбаясь сквозь слезы, судорожно обнимает Марину.
   - Мама, а где Динка? - вдруг вспоминает Алина. - Ведь она еще не одевалась! Мы опоздаем!.. Дина! Дина!
   - Да вот она! - смеется Мышка. - Давно уже тут!
   - Я тут, - говорит Динка, сползая с перил.
   - Так одевайся! Мы же скоро поедем! Пойди вымой руки!
   Динка моет руки, покорно переодевается и задумчиво стоит перед старшей сестрой. Алина пробует примочить водой ее буйные кудри, но Динка равнодушно говорит, что "тогда они будут еще хуже".
   Марина подзывает к себе Анюту и дает ей письмо.
   - Я посижу тут на крылечке... Не бойтесь, я передам, если Леня придет... обещает Анюта. Никич вносит на террасу доски.
   - Все взяли из комнат? - спрашивает он. - А то я сейчас забивать буду!
   - Подождите, я еще раз посмотрю, .. - говорит Марина, заглядывая во все комнаты.
   - Подождите - кричит вдруг Динка. - Где мой ящик с игрушками?
   - Ящик на террасе, но там ничего нет хорошего. Открытки Мышка спрятала, а остальное можно выбросить, - говорит Алина.
   - Как - выбросить? Там у меня самое главное... Динка бросается к своему ящику, долго роется в нем и, прижимая к груди железный гребень, прячет в карман стеклянный шарик.
   - Мама, смотри, что она берет! Какой-то чужой гребень! - в ужасе поплескивает руками Алина.
   - Фу, Динка! Откуда у тебя эта гадость? - морщится мать.
   - Это не гадость, это лошадиный гребень! - гордо заявляет Динка. - Мне подарил его Ленька!
   Мышка весело фыркает, и Марина, махнув рукой, тихо говорит:
   - Пусть завернет его хоть в бумагу...
   Время идет... Вот уже все вещи вынесены на террасу, Никич забивает двери... Глухой стук молотка больно отдается в сердце Динки... Алина волнуется и поминутно спрашивает, сколько времени.
   Но вот сборы окончены...
   - Одевайтесь! - говорит мать.
   - Одевайтесь! Одевайтесь! - торопит сестер Алина и торжественно снимает с перил три одинаковых темно-синих плаща с шелковыми клетчатыми капюшонами и такими же шелковыми клетчатыми шапочками. Это весенний подарок отца. Он прислал эти плащи всем троим дочкам из Финляндии... Эти дорогие вещи Катя давала детям только в особо торжественных случаях.
   - Одевайтесь! Вот Мышкин! Это мой! А это Динкин! - суетилась Алина.
   В последний раз открылась и закрылась калитка... Дача опустела; она стояла грустная, с заколоченными окнами и наглухо забитыми дверьми... Желтые листья, тихо кружась, падали на осиротевшее крыльцо, на плечи рыдающей Аню-, ты, на сложенные горкой, оставленные ей в утешение подарки...
   - Дети, возьмитесь за руки! - взволнованно распоряжалась Алина. Ей хотелось, чтобы все видели, какие у нее приличные и нарядные сестры. Сама она, чтобы казаться старше, держалась рядом с матерью.
   Марина шла быстрой, легкой походкой. Утомленная сборами и бессонной ночью, измученная Динкиными слезами и огорченная отсутствием Лени, она сразу осунулась и побледнела, но ярко-голубые глаза ее сияли... Строгое черное платье с высоким воротником, такое не подходящее для дальней дороги, напоминало ей далекие счастливые дни. Только для одного человека берегла это платье Марина. И Никич, часто взглядывая на нее, тихо, по-стариковски радовался...
   Они подошли к пристани. Парохода еще не было. Динка молча вырвала свою руку из Мышкиной руки и отошла в сторону. Глаза ее безнадежно искали на Волге знакомый пароход... и, не находя его, закипали тяжелыми слезами... А вокруг собирались мальчишки и с любопытством смотрели на отъезжающих.
   Минька и Трошка осторожно приблизились к нарядному плащу Динки и, словно не веря своим глазам, тихо окликнули:
   - Динка, слышь? Ты, что ли?
   Динка обернулась и молча кивнула головой.
   - Вы что ж? Уезжаете? Насовсем? - с любопытством спросил Минька.
   Трошка, напряженно вытянув шею, ждал ответа.
   - Насовсем, - сказала Динка.
   - А что ж Ленька? Ведь пароход-то его нынче здесь будет... - удивленно глядя на нее, пробормотал Минька.
   Трошка, молча переминаясь с ноги на ногу, смотрел на Динку.
   - Насовсем уезжаешь? - тихо переспросил он, и круглое лицо его покрылось испариной, а глаза испуганно замигали.
   - Насовсем... - убитым голосом повторила Динка и, порывшись в кармане своего плаща, вынула две красивые запасные пуговицы: - Вот, Трошка, на память. - Она протянула одну Трошке, другую - Миньке.
   Мальчики взяли. Минька поиграл пуговицей на ладони и спрятал ее в карман. Трошка зажал в кулак и в третий раз безнадежно спросил:
   - Насовсем, значит?
   Динка не ответила. К пристани подходил дачный пароход, и слышался громкий голос Алины:
   - Дина? Где Дина?
   - Прощайте! - сказала Динка и пошла к пристани. Трошка бросился за ней, но Никич крепко взял Динку за руку и повел к матери.
   - Вот она. С арбузниками прощалась, - улыбаясь, сказал он.
   Через несколько минут пароход отошел. Динка стояла на палубе и смотрела на берег... Глаза ее застилал туман.
   А два часа спустя там, где вода сливается с небом, в той дальней дали, куда так часто и так безнадежно смотрела Динка, показался белый дымок... Пароход "Надежда" шел к пристани...
   Глава восемьдесят четвертая
   "НАЙДИ МЕНЯ, ЛЕНЬКА!"
   Медленно и красиво развернувшись, пароход подошел к пристани. Там уже теснились грузчики, радостными криками приветствуя команду... Ленька, в черных брюках и белой рубашке с матросским воротником, счастливый и гордый, стоял у самого выхода. Глаза его нетерпеливо искали в толпе встречающих знакомую взлохмаченную голову Макаки...
   Крепко прижимая к груди обернутые газетной бумагой красные сапожки, Ленька широко улыбался и на всякий случай кивал головой...
   Расстояние между пристанью и пароходом быстро уменьшалось... Матросы, размахнувшись, с силой бросили грузчикам свернутые змеей толстые канаты с петлями на концах:
   - Лови!
   - Есть! - бойко откликнулись грузчики и, поймав на лету канаты, накинули петли на чугунные стойки.
   Пароход легко закачался у пристани. Ленька первый вскочил на сходни и, юркнув в толпу грузчиков, громко окликнул:
   - Макака!
   Грузчики засмеялись, но им было не до Леньки... На сходнях показался капитан...
   Ленька обежал всю пристань и, не найдя подруги, заспешил на утес... Новые ботинки его проваливались в песок, бумага на сапожках обтрепалась, и на высунувшихся стальных подковках запрыгали веселые солнечные зайчики.
   - Эй, Лень, Лень! - донеслись откуда-то издалека хриплые мальчишеские голоса.
   Ленька обернулся... Минька и Трошка, стоя около пристани, отчаянно махали руками и, перебивая друг друга, что-то кричали ему вслед. Но Ленька не остановился. Он спешил на утес.
   "Положу там сапожки и побегу на дачу за Макакой... "Пойдем, скажу, я тебе одну чудовинку привез..." Сядем, скипячу чай... - Ленька ощупал в кармане слипшийся комок засахаренных орехов. - А тогда выну сапожки... "Вот, скажу, носи, Макака..."
   Ленька представил себе, как обрадуется девочка, как всплеснет руками и засмеется. Потом наденет сапожки и вскочит на камушек, а подковки будут гореть как жар, и нарядные кисточки запрыгают на мягкой сафьяновой коже...
   Ленька вскарабкался на обрыв и, увидев перекинутую на утес доску, затрепетал от страха... И то, что Макаки не было на пристани, вдруг показалось ему недобрым знаком... С сильно бьющимся сердцем он подошел к доске, потрогал, крепко ли держится она, с ужасом заглянул в глубокую щель. Далеко внизу бились о камни волны...
   Не помня себя мальчик бросился на утес и, обойдя вокруг белый камень, остановился как вкопанный. На камне большими печатными буквами, неровные и красные, как маки, алели выведенные Динкой слова: "Найди меня, Ленька!"
   Мальчик, не веря своим глазам, читал и перечитывал эту горькую надпись, тихо шевеля побледневшими губами... Перед ним вставало заплаканное лицо Макаки, маленькая дрожащая рука, выписывающая эти жалобные, умоляющие слова... Ленька не мог понять, что случилось, но сердце его уже чувствовало, что Макаки нет. Нет и, может быть, никогда не будет... Что значат эти слова: "Найди меня, Ленька!"
   Мальчик бросил на землю сапожки и не помня себя помчался на знакомую дачу.
   "Макака... Макака..." - повторял он в тяжелом предчувствии неожиданного несчастья... Задыхаясь от быстрого бега, он миновал крутую тропинку, бросился к забору и заглянул в сад. В саду было тихо и пусто. Сквозь поредевшие кусты и деревья виднелись заколоченные окна дачи... Ленька отодвинул в заборе доску и пошел к дому. Силы покинули его. Медленно шевеля ногами сухие листья, прошел он мимо забитой нежилой кухни; не сводя глаз с заколоченных досками окоп, приблизился к террасе...
   Уехали... Уехали в город! Надежда вдруг острой радостью кольнула его в сердце. Макака уехала в город! Ну что ж, он поедет к ней туда, он хорошо помнит ее дом и улицу... Ленька глубоко вздохнул и, бросив последний взгляд на опустевшую дачу, пошел назад...
   Но с крыльца террасы вдруг сбежала девочка и, остановившись в нескольких шагах от него, робко спросила:
   - Ты Леня?
   Мальчик оглянулся и узнал Анюту. Он часто видел ее вместе с Алиной и, обрадовавшись ей, как старой знакомой, подошел к крыльцу.
   - Я - Леня... Они уехали? В город? На ту же квартиру? - быстро спросил он.
   - Нет-нет, не в город... Они уехали насовсем... На Украину... взволнованно забормотала Анюта и, всхлипнув, достала из-за пазухи письмо. Вот тебе... Они всё ждали...
   Ленька взял письмо, но в глазах его чужие строчки заплывали красными, огненными словами: "Найди меня, Ленька!"
   А Анюта уже дергала его за рукав и со слезами повторяла:
   - Беги же... Может, еще застанешь... В шесть часов уходит их поезд... Беги скорей! Что ты стоишь?
   Ленька сунул в карман письмо и, не простившись с Анютой, бросился бежать... Из слов девочки он понял, что Динка уезжает далеко, но что ее можно еще застать на городской квартире. Заглянув на утес, он схватил брошенные около камня сапожки, еще раз прочитал Динкину надпись и пошел на пристань. Радостный, счастливый мир вдруг опустел... Леньке казалось, что и небо и земля стали серыми, пустыми, а жизнь его никому не нужной. Как будет он жить без Макаки?.. Кто скажет ему смешные неожиданные слова, кто улыбнется ему так, как улыбалась Макака, кому скажет он все, что лежит у него на душе?..
   Ленька поднял голову и громко сказал:
   - Найду! На край света заеду, а найду! Слышь, Макака? Где ты, там и я!
   А на пристани, держа в руках письмо Марины, капитан строго наказывал собравшимся вокруг него мальчишкам:
   - Найти, немедленно найти Леньку! Летите вихрем во все стороны, скажите, что его ждет мать, сестры! Что я велел ему сейчас же бежать на пристань!
   Мальчишки вместе с Трошкой и Минькой, как стая галок, разлетелись по дачам...
   Но Ленька пришел сам.
   - Капитан... - сказал он дрожащим голосом. - Спасибо вам за все... Только я уже не матрос. У меня теперь другая судьба... Я уезжаю...
   Капитан положил руку на его плечо.
   - Я не знаю семьи, которая хочет усыновить тебя... Но в каждой строчке этого письма... бьется живое сердце! - Капитан протянул Леньке полученное им письмо: - На и прочти его по дороге. Вот тут тебе оставлены и деньги. С пристани возьмешь извозчика... Спеши, у тебя мало времени...
   Он протянул Леньке руку; мальчик благодарно пожал ее.
   Знакомый берег медленно удалялся. Ленька стоял на палубе и не отрываясь смотрел на утес... Заходящее солнце освещало белый камень, и мальчику казалось, что он видит написанные па нем слова: "Найди меня, Ленька!"
   Когда утес совсем скрылся из глаз, он вынул из кармана оба письма и внимательно прочел их. Слова были теплые, ласковые. Ленька почувствовал, что они написаны от всего сердца... Он вспомнил другие слова, сказанные ему на берегу дядей Колей: "Слушайся старших", - и, опустив голову, словно издалека увидел спокойные лучистые глаза Марины, увидел добрую, жалостливую Мышку, строгую, холодную Алину... Но всех их заслоняла собой Макака. Она плакала и сердилась, повторяя одни и те же слова: "Найди меня, Ленька!"
   "Да ладно тебе! Еду уж. Не идет ведь пароход-то шибчее..." - мысленно ответил он ей.
   Глава восемьдесят пятая
   ВРЕМЯ ЕХАТЬ
   Над Городской квартирой Арсеньевых нависла черная туча.
   - Мама, уже пять часов! - волновалась Алина.
   - Ничего. Мы можем выехать в половине шестого, - стараясь казаться спокойной, отвечала мать.
   Все вещи были сложены и сданы в багаж. Кулеша, сидя верхом на стуле, держал на ладони часы... Марина уже расплатилась с хозяином, попрощалась с дворником Герасимом... Никич пошел за извозчиками.
   - Мама, вдруг дедушка Никич не найдет извозчиков! - нервничала Алина.
   - Извозчики на каждом углу, - сухо отвечала ей мать. Алина, ломая руки, ходила из угла в угол, в глазах ее стояли слезы. Притихшая Мышка, утонув в своем роскошном плаще, молча сидела в уголке дивана. Из-под клетчатого картузика с низко надвинутым на лоб блестящим козырьком серые глаза ее тревожно переводили взгляд с матери на Алину, с Алины на сидевшего с часами Кулешу...
   Динка, как затравленный зверек, металась по коридору, выбегала на крыльцо и жалобно звала:
   - Лень! Лень!
   Сердце Марины больно сжималось от ее крика.
   "Что делать? Лени нет... Он уже не приедет", - в отчаянии думала она, бесцельно бродя по комнате и делая вид, что ей необходимо собрать какие-то мелочи.
   - Вы всё еще ждете? - тихо спросил ее Кулеша.
   - Я буду ждать до последней возможности. Кулеша выразительно показал на часы:
   - Это уже недолго...
   На дворе зацокали копыта лошадей.
   - Мама! Это извозчики! Давайте выходить! - закричала Алина.
   Никич быстрыми шажками пробежал в комнату и взял чемодан. Кулеша помог ему вынести вещи и, подойдя к Марине, серьезно сказал:
   - Время ехать. Вы можете опоздать.
   - Еще пять минут, - нервно ответила Марина. - Я должна ее уговорить...
   Она поискала глазами Динку, но девочка, увидев извозчиков, спряталась за дверьми кухни и, присев на пол, крепко-накрепко привязала веревкой свою ногу к ножке стула. Чутко прислушиваясь к голосам взрослых, она испуганно смотрела на коридор, по которому выносили вещи.
   А между взрослыми шел взволнованный спор, прерываемый рыданиями Алины.
   - Это ребенок! Надо просто взять ее на руки и вынести к извозчику! сердито говорил Никич.
   - Конечно, мы сильнее, нам ничего не стоит схватить ее, потащить... Но я не могу допустить такое насилие! - волновалась Марина. - Я прошу у вас пять минут... Я скажу ей, почему мы не можем остаться...
   Она быстрыми шагами пробежала по коридору, заглянула в кухню. Динка, увидев ее, закрыла лицо руками и разразилась громким плачем.
   - Динка! Голубка моя! Послушай... - Марина опустилась на пол и, пробуя разнять ее руки, умоляюще зашептала: - Послушай, послушай меня...
   - Нет! Нет! Я буду ждать! Я не поеду! - со слезами кричала Динка.
   - Кулеша! - в отчаянии позвала мать. Но входная дверь стремительно хлопнула, и в коридор влетел Ленька:
   - Макака!..
   - Леня! Ленечка! - радостно вскрикнула Мышка.
   - Леня! Леня! - подхватила Алина. Динка рванулась к двери, стул с грохотом покатился за ней. Ленька, запыхавшись, остановился на пороге:
   - Макака!
   Динка, подпрыгнув на одной ноге, с плачем повисла у него на шее.
   Марина растерянно смотрела на опрокинутый стул и затянутую в несколько узлов веревку на Динкиной ноге.
   - Ах, боже мой... - простонала она. - Леня! Скорей, отвяжи ее и сажай на извозчика! Выходите! Вот Мышка... Алина, мы едем! - закричала она, выбегая в коридор.
   Ленька достал из кармана ножик и, разрезав веревку, хмуро спросил:
   - Кто тебя?..
   - Сама... я сама... чтоб не увезли... - всхлипывая, ответила Динка.
   - Пошли! Пошли! - кричал со двора Кулеша. Ленька схватил за руку Динку.
   - Пойдем, Мыша... - ласково сказал он, кивая головой Мышке.
   - Я не Мыша, а Мышка, - кротко улыбаясь, поправила его девочка. Динка громко засмеялась.
   - "Мыша, Мыша"! - передразнила она, подталкивая сестру.
   - Леня, чего она... - пожаловалась Мышка, отмахиваясь от приставшей к ней Динки.
   - Макака, не балуй! На вот тебе... - Ленька сунул девочке сверток с сапожками. - Иди, иди! Потом поглядишь! Как в поезд погрузимся, так и поглядишь!
   Динка, подпрыгивая, побежала вперед. Ленька усадил обеих девочек на извозчика и вернулся. Увидев ослабевшую от слез Алину, он тихо сказал:
   - Ишь как наревелась! Держись вот за меня. Пойдем! - и, осторожно взяв ее за плечи, повел к извозчику. За ними вышла Марина. Кулеша и Никич заперли двери. Дворник взял ключи.
   - Подождите! Я забыла сумочку! - крикнула вдруг Марина.
   - Ну вот! Все не слава богу... - заворчал Никич, пропуская ее в дом.
   Ленька, усадив девочек, стоял около извозчика.
   - Я поеду на облучке. Извозчик, подвиньтесь! - сказала вдруг Динка.
   - Это неприлично! - напала на нее Алина. - И потом, ты изомнешь свой плащ. Сестры заспорили.
   - Хватит вам! Вон мать идет! Макака, сядь на свое место. А ты, Алина, молчи! Помни себя! - строго сказал Ленька, стаскивая Динку с облучка.
   Обе замолчали. Но через минуту Алина снова сделала замечание, на этот раз Мышке.
   - Да замолчи ты!.. Что тебе, больше всех надо? - с укором сказал Ленька.
   Алина пожала плечами и отвернулась.
   - Ну, тогда распоряжайся сам, - неуверенно сказала она.
   - Поохали, поехали! - подходя к извозчику и усаживаясь рядом с детьми, сказала Марина. - Леня, садись с Никичем и Кулешей!
   - Нет... - рванулась было Динка, но мальчик погрозил ей пальцем и побежал к другому извозчику. По дороге Кулеша сказал:
   - Привет тебе, Леня, от Степана!
   - Он вышел? - обрадовался Ленька.
   - Конечно. Держали, держали, но улик-то ведь нет! Улики все в бубликах спрятались! - весело подмигнув мальчику, сострил Кулеша.
   Оба расхохотались. А Никич озабоченно сказал:
   - Смех смехом, а вот не опоздать бы к поезду!.. - Не опоздаем! - сказал Кулеша. - Я все часы перевел на двадцать минут вперед. Это совершенно необходимо, когда едут женщины и дети!
   На вокзал приехали к первому звонку. Суетились. Наскоро забрасывали в купе картонки, чемоданы. Марина, открыв окно, давала последние наставления Никичу:
   - Скажите Лине и Малайке, что как только мы устроимся, то сейчас же выпишем их к себе. Скажите Олегу, чтоб не беспокоился. Я напишу ему...
   Никич стоял на перроне и махал рукой детям. Кулеша делал какие-то гримасы Динке; девочка смеялась.
   Наконец поезд двинулся. Марина прислонилась к окну и закрыла глаза.
   - Не тревожьте ее... - тихо сказал девочкам Ленька.
   Глава восемьдесят шестая
   БРАТ И СЫН
   За окном стояла черная осенняя ночь. В купе слабо мерцал фонарь, внутри его коптила и оплывала свеча. Утомленные сборами и волнениями, дети крепко спали. Динку и Мышку уложили внизу на одну полку, против них лежала Марина. Алина устроилась на верхней полке, Ленька тоже взобрался наверх. Но мальчику не спалось... Непривычно и громко стучали колеса, лязгало и скрежетало под вагоном железо, неожиданные толчки замедляли ход поезда.
   "Не смазали колеса, видать... - думал мальчик и, опустив голову, смотрел вниз, на спящих детей. - Не разбудили бы, а то опять матери забота... - Он очень жалел Марину: - Беда ей с девчонками! Ревут как белужки. То одна, то другая... Но я их отучу матери нервы портить..."
   Динка уже сообщила мальчику, что "мама ждала его до последней минуты и со всеми спорила и даже на Алину не обращала внимания...".
   Ленька был глубоко тронут и, приглядываясь в сумерках к усталому лицу Марины, тревожился.
   Марина не спала... Утомительные сборы, боязнь опоздать на поезд, слезы Алины и отчаяние Динки отняли у нее последние силы. Нервы Марины не выдержали, и, уложив детей, она долго стояла у окна. Плечи ее вздрагивали, слезы неудержимо бежали по лицу... Ленька лег последним. С тревогой поглядывая на Марину, он не решался залезть на свою полку.
   - Ложись, Леня, - не оборачиваясь, сказала она.
   Мальчик лег; Марина оторвалась от окна и, оглядев спящих детей, тоже легла. Но в темноте Ленька видел, как зажатый в руке беленький комочек непрерывно прижимается к ее лицу. Сквозь шум колес ему даже слышались тихие горькие всхлипы...
   "Плачет... Замучилась..." - с глубоким сочувствием подумал Ленька и, отвернувшись к стене, закрыл глаза.
   Сердце его было спокойно за Макаку. Он вспомнил, как радовалась девочка его подарку, как в узком купе отплясывала она в своих красных сапожках.
   "Как раз по ноге пришлись. Ловко ей в них бегать-то..." - удовлетворенно подумал Ленька. Но сквозь эти мысли о себе, о Макаке, о красных сапожках он все время прислушивался, спит ли Марина. Но она не спала, и Ленька не выдержал... Стараясь не разбудить детей и повиснув на одной руке, он бесшумно спрыгнул вниз.
   Марина, увидев его, поспешно вытерла глаза.
   - Ты хочешь выйти, Леня? - шепотом спросила она, приподнимаясь на локте.
   - Нет, - так же тихо прошептал Ленька и, несмело подойдя к ее постели, опустился на корточки. - Я так встал... Поглядел и встал... Только что ж плакать? Теперь будем имеете с ими валандаться... - кивая на спящих детей, протоптал он.
   Марину не удивило это слово "валандаться", горло ее сжалось от нахлынувших слез, и, обхватив шею Леньки, она неожиданно для себя тихо пожаловалась:
   - Трудно мне, Леня. Так трудно бывает...
   - Как не трудно! Одной-то... Только теперь я буду... Они ко мне живо привыкнут... - боясь пошевелиться, сказал Ленька.
   Марина еще крепче обняла его:
   - Леня, я так рада тебе потому... что ты как сын... Ты будешь мне сыном, Леня?
   Ленька, растроганный и смущенный, улыбнулся в темноте.
   - Ну что ж... Я еще никому сыном не был, а здесь буду. Я вас всех жалею...
   Алина свесила голову с полки и тревожно спросила:
   - Мамочка, кто с тобой?
   - Спи, спи... Это Леня, - поспешно ответила ей мать.
   - А когда же, мама... Может быть, встать? - снова спросила Алина.
   - Нет-нет! Мы еще недалеко отъехали. Спи, еще рано, - успокоила ее мать.
   Ленька, вслушиваясь в эти загадочные слова, полез на полку.
   "Ждут чего-то..." - удивленно подумал он.
   Глава восемьдесят седьмая
   "ПАПА, Я НЕ УСПЕЛА ИСПРАВИТЬСЯ!"
   Но Алина все-таки встала. За ней поднялись и другие дети: Динка, сонно хлопая глазами, натягивала свои сапожки; Мышка попросила пить; Ленька опять слез со своей полки.
   Алина, отдернув занавеску, поглядела в окно... Поезд пробегал мимо лесов и полей. В поле был туман, за деревьями мутно и серо вставал рассвет... Младшие дети тоже потянулись к окну.
   - Лень, - шептала Динка, - мы уже далеко заехали? Мы уже никогда не вернемся на наш утес.
   - Вернемся еще, - сказал Ленька и посмотрел на Марину.
   Черное шелковое платье с высоким воротником оттеняло ее бледное лицо, но она спала крепко и спокойно. Мышка и Алина, сидя па полке, вытащили свои книги.
   - Не видать ничего... - сказал Ленька. - Пошто глаза портите?
   - Леня! - робко сказала Алина. - Ты много слов говоришь неправильно. Ты не обидишься, если я буду поправлять тебя?
   - За науку не обижаются, - улыбнулся Ленька.
   - И потом, он теперь наш брат, он не будет обижаться, - тихо сказала Мышка.
   - Ну да! Он не всехний брат, а только мой? - ревниво загораживая Леньку, заявила Динка.
   - Неправда! - строго остановила ее Алина. - Мама так не говорила. Леня общий брат.
   - А кто нашел его?! - вскинулась Динка. Но мальчик, смеясь, потрепал ее по голове.
   - Я вам всем брат, - серьезно сказал он. - Всех охранять буду, а за матерю вашу душу отдам!
   Девочки примолкли и с уважением посмотрели на своего нового брата. Марина спала... Ленька умылся и велел Алине умыть сестер. Свежие, розовые лица их наполнили его сердце незнакомым теплом и уютом. За окном быстро светлело.
   - Лень, Лень! Вон домички... А вон река!.. - глядя в окно, радовалась Динка.
   И вдруг дверь купе распахнулась, и на пороге стал человек. Осторожно прикрыв за собой дверь, он обернулся к детям. Черная борода закрывала половину его лица, но глаза ярко синели.
   - Леня... - испуганно пробормотала Алина.
   - Что надо? - загораживая собой сестер, строго спросил Ленька, но из-под его руки вдруг выскользнула пушистая голова Динки.
   Глядя в упор на стоящего перед ней человека, девочка вдруг увидела смеющиеся глаза молодого железнодорожника. И, прижав к груди руку, боясь назвать вслух дорогое имя и чувствуя испуг оттого, что он может не узнать свою дочку, она неуверенно, двинулась к нему, повторяя с робкой мольбой:
   - Я Динка... Динка...
   Отец протянул к ней руки и, подняв ее, прижал к своей груди.
   - Папа, я не успела исправиться! - прошептала ему на ухо Динка.
   В купе все зашевелились. Алина и Мышка бросились к отцу.
   Марина вскочила.
   - Леня, посторожи... - взволнованно шепнула она. Ленька бросился в коридор.
   - Родные мои... Чижики мои... - обнимая всех сразу, шептал отец - Я теперь в России, мы будем часто видеться... Но сейчас у меня три минуты Я должен соскочить на следующем разъезде . Только не плачьте, не скучайте обо мне! Скоро мы все будем вместе! Скоро наступит такая жизнь... такая... - он посмотрел на младшую дочку и, подхватив ее на руки, весело добавил. - что даже моя Динка исправится!
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   Глава первая
   ВОЛГА, ВОЛЖЕНЬКА..
   Киев встретил Арсеньевых холодным осенним дождем. Мокрые улицы казались пустынными и неприветливыми Динка помнила, с каким восторгом мама говорила о цветущих каштанах . Но теперь они стояли почерневшие от дождей, ветер сбивал с них последние листья, под кучами мокрых листьев валялись гладенькие, коричневые, словно полированные каштаны... Динка присаживалась на корточки, пробовала каштаны на вкус, разгрызая твердую корку, но жесткая молочно-белая сердцевина их была горькой и несъедобной. И все же эти "каштанчики" некоторое время утешали девочку, она набивала ими свои карманы, таскала их домой и, играя в них, как в камешки, задумчиво говорила Мышке: