Романовский Владимир. Добронега

   Предслава начала было кричать, но Хелье больно стукнул ее ладонью по уху. Одной рукой, помогая себе зубами, он намотал гашник на запястья Предславы, отпустил ее волосы, и быстро завязал и затянул гашник двойным кнорным узлом. Успокоившись, он методично оторвал ровный кусок простыни, скомкал его, и перевернул Предславу на спину. Предслава молчала.
   — Открывай рот, — велел он.
   Глаза ее мерцали в темноте. Очевидно, она смотрела на него с ненавистью.
   — Открой рот, хорлаа дурная! — приказал он ей тихо и сердито.
   — Подлец! — выкрикнула Предслава не до конца — Хелье тут же сунул льняной комок ей между зубов.
   Уперев колено ей в бедро, чтобы она не очень моталась из стороны в сторону, он оторвал от простыни длинную полосу, приподнял Предславе голову, и обмотал полосу несколько раз вокруг, закрывая ей рот и щеки, чтобы она не вытолкнула кляп языком.
   Переместившись к ее боку и стоя на коленях, Хелье поднял Предславу на руки и слез с кровати. Увидев, что ее несут к окну, Предслава завертелась, пытаясь освободить ногу. Когда он попытался выпихнуть ее, придерживая, на карниз, она уперлась ногой в раму. Пришлось сделать шаг вбок и назад, и сжать кистью и плечом ее колени, чтобы они были вместе. В этот раз ноги Предславы прошли сквозь окно и дальше, и Хелье, усадив похищаемую на подоконник, подвинул ее вперед на карниз, взяв сзади за бедра. Она решила, что ее собрались скинуть вниз и стала заваливаться назад и мычать громко.
   — Молчи, — сказал Хелье тихо. — Будешь молчать — будешь цела и здорова. А то ведь действительно скину. Надоела ты мне.
   Предслава замерла на карнизе, шумно и часто дыша носом. Хелье вернулся, подобрал сверд, рванул с ложа оставшуюся простыню, оглядел комнату, вылез, протиснувшись между рамой и Предславой (она даже сделала номинальную попытку подвинуться, чтобы дать ему место), и сел рядом с девушкой. Она смотрела на него страшными глазами. И вообще она была хороша, и он чуть ее не пожалел. Только что их тела находились в близком контакте, терлись друг о друга. Он ощущал тепло ее тела. У нее была очень гладкая, шелковистая кожа. Хелье продел простыню ей под мышки со спины и взялся за оба конца. Предслава замычала так громко, что пришлось дать ей подзатыльник. Намотав оба конца простыни на правую руку и сжав кулак, он резким движением столкнул дочь Владимира с карниза, одновременно откидываясь назад и хватая левой рукой кромку подоконника со стороны комнаты. Простыня была не шелковая, но льняная, и, растягиваясь, уменьшила силу рывка. Теперь Предслава, ударив пятками в стену, зависла под карнизом.
   Плавно разогнув спину, Хелье двинул правую руку с намотанной простыней, концы в кулаке, вперед, и Предслава таким образом стала съезжать ниже. Используя кромку, Хелье подтянул колени к подбородку, лег на бок, и перевернулся на живот. Держась левой рукой за раму со стороны комнаты, он напрягся всем телом и медленно пододвинулся к краю карниза так, что сперва от локтя, а затем и от плеча, рука, держащая простыню, свесилась вниз. Хелье тихо свистнул и услышал в ответ такой же тихий свист.
   — Видишь ее? — спросил он тихо.
   — Да, — раздалось снизу.
   — До ног достаешь?
   — Нет.
   — Жаль.
   Хелье подумал, что правая рука сейчас просто отвалится к свиньям.
   — Лови, — сказал он.
   И разжал кулак.
   Дир поймал Предславу за бедра, спружинил, и поставил ее на землю. И поднял голову, чего делать не следовало. Предслава тут же дала ему ногой в пах и побежала, мыча. Дир чуть не зарычал от невыносимой боли, согнулся, и бросился за ней, ковыляя. Облако снова наползло на луну, но он успел догнать княжну и подставить ногу. Она упала, едва успев чуть повернуться, и ударилась плечом и щекой, а не грудью и носом. Дир слегка подвыл, а затем поднял ее на руки и понес обратно.
   Хелье, наблюдавший за действием с карниза, кинул на землю сверд, переместился, спустил ноги, повис на руках, и упал вниз. Терпимо.
   — Куда ее теперь? — спросил подошедший Дир.
   Хелье молча показал рукой на лес. Оба одновременно посмотрели на небо. Луна еще раз выглянула и снова скрылась. Почти бегом направились они к лесу. Небо совсем закрылось облаками. С реки пошла полоса тумана.
   Дир бежал ровно, неся Предславу, на которую размеры и сила несущего произвели, очевидно, должное впечатление. Тощий Хелье не внушал ей ранее страха — ему можно было сопротивляться. В случае Дира, легко бегущего и несущего ее, Предславу, вроде бы между прочим, сама мысль о сопротивлении казалась ей абсурдной.
   Дир добежал до кромки леса и без труда нашел место, где Владимир ждал исхода предприятия не привязывая лошадей (на случай необходимости быстрого отступления). Дир встал прямо перед Владимиром, с Предславой на руках. Сквозь случайно оставшийся проем в облаках, луна, всю историю человечества склонная к драматизму и умеющая выбирать эффектный момент, тускло осветила именно кромку леса.
   Владимир и Предслава посмотрели друг на друга. Владимир ничего не сказал, а Предслава возможно и сказала бы, но мешал кляп.
   — Поставь ее на ноги, — попросил Владимир. — Погони нет?
   — Вроде бы нет, — сказал Дир.
   — А где Хелье?
   — Поотстал. Сейчас догонит.
   Владимир вскочил на коня.
   — Давай ее сюда.
   Дир схватил Предславу за бедра и легко поднял ее вверх. Владимир подхватил было дочь под мышки, чтобы усадить впереди себя, но Предслава замычала и отказалась закидывать ногу.
   — Держи ее, не отпускай, — велел Владимир, оценивший силу Дира. Освободив одну руку, он треснул Предславу по щеке сзади. — Ногу перекидывай, хвита, — сказал он.
   Никто и никогда, ни при каких обстоятельствах, не называл так Предславу ранее. Шок сделал ее покорной. Мгновение спустя она сидела в седле.
   Дир вскочил на коня.
   — Где же дружок твой? — нетерпеливо спросил Владимир.
   — Надо бы посмотреть, — предположил Дир. — Не случилось ли чего.
   В этот момент Хелье появился возле, а луна спряталась, и ни Дир, ни Владимир не увидели перемены в облике сигтунца. В седло сигтунец забрался с трудом, но Дир приписал это недостатку опыта Хелье в области верховой езды.
   — Все в порядке? — спросил Дир.
   — Да, — ответил Хелье не сразу.
   На этот раз Владимир поскакал первым. Дир и Хелье скакали позади, стремя в стремя.
   — Чего это ты задержался? — спросил Дир.
   Хелье промолчал.
   Лошади, оставленные ими ранее на подставе, успели отдохнуть.
   У переправы, в сторожке, Хелье свердом разрезал веревки, коими связан был сторож.
   Сели в лодку. При малейшем нежелании следовать очевидным намерениям выкравших ее, Владимир раздраженно хватал Предславу за волосы. Дир взялся за весла, а Хелье сел у самой кормы.
   Лодочный сторож получил обещанную гривну и не задал ни одного вопроса, и даже делал вид, будто не замечает ничего особенного. Предслава, видя, что и здесь, на киевском берегу, никто не собирается развязывать ей руки и вынимать кляп, впала в апатию.
   У торга, на том же месте, где и ранее, печенеги, возможно те же самые, грабили очередную жертву. И снова никто не подумал вмешаться. Было не до того.
   Подъем к детинцу занял около часа. Стража, услышав голос Владимира, поспешила распахнуть ворота. Не получив указаний от князя, Хелье и Дир решили, что им вменяется следовать за ним. В палатах Владимир, держа Предславу за предплечье, остановился у лестницы, ведущей в верхние уровни.
   — Подождите меня здесь, ребята, — сказал он и поволок Предславу наверх.
   Слуга осведомился, не желают ли добрые молодцы утолить жажду.
   — Желаем, — подтвердил Дир.
   Четыре светильника горели в помещении, и Дир, присмотревшись, увидел наконец, что друг его бледен.
   — Хелье.
   Словно опомнившись, Хелье нехотя потянул пряжку, снял сленгкаппу, и, повернувшись боком к светильнику, осмотрел этот самый бок. Рубаха была в крови.
   — Где это тебя? — спросил Дир озабоченно.
   — Царапина, — сказал Хелье более или менее равнодушно.
   Он стащил рубаху через голову. Дир присел на корточки рядом.
   — Да, вроде ничего особенного, — согласился он. — Кровищи много, но это даже хорошо.
   Вошел слуга с кружками и кувшином. Дир повернулся к нему.
   — Принеси воды и чего-нибудь… целебное что-нибудь…
   Вскоре Хелье сидел на лавице, сжимая зубы, а Дир промывал ему рану. Не очень глубокая, дюйма четыре в длину. Очень умело перевязав Хелье, Дир сел рядом на лавицу.
   — Кажется, — сказал Хелье сквозь зубы, — я убил человека. Не знаю точно.
   — Когда? — спросил Дир.
   — Когда мы к лесу бежали. Наверное, какой-то дозорный. Видно было плохо. Он наскочил сзади, из тумана. Может, ему тоже было плохо видно. Зацепил меня свердом.
   — Так. И?
   — Очень плохо видно было. Он лупил на удачу. Я, отчасти, тоже. В общем, я попал ему в живот. Он упал. А я пошел дальше. Даже не проверил, жив он или нет.
   — Ну и что?
   — Что — ну и что? — Хелье дико посмотрел на Дира. — Убил человека, понимаешь?
   — А он бы тебя убил, если бы ты его не убил.
   — Это ничего не значит. Нельзя убивать. Грех.
   Дир даже растерялся слегка.
   — Чего — грех?
   — Сказано — не убий. Не сказано — не убий, если только тебя не вознамерились убить около Вышгорода, а кругом туман.
   — Не знаю, что тебе сказать, — Дир пожал плечами. — Не понимаю, о чем ты. А как же в бою?
   — Также.
   — А ранее ты никогда никого не убил?
   — Нет.
   — Чудной ты, — Дир пожал плечами. — Конечно, убивать нехорошо. Иного парня родители нянчили, учителя учили, кормили его до отвала, одежду ему пряли много лет подряд, а ты его тюк, и все тут. Но бывает необходимо.
   — Бывает? — спросил Хелье.
   — Да.
   Хелье промолчал.
   Владимир спустился по лестнице — помолодевший, деятельный, и злой.
   — Какую награду хотите, ребята?
   Дир посмотрел вопросительно на Хелье. Хелье пожал плечами. Видя, что друг его говорить не расположен, Дир взялся за переговоры сам.
   — Слыхали мы, князь, что есть в Киеве отряд славных воинов назначения особого…
   — Косая Сотня? — Владимир ухмыльнулся. — Что ж. Считайте, что вы приняты, оба. Помимо этого, я бы хотел вас отдельно отблагодарить. Более того. Дать вам в подчинение дюжину отборных головорезов, каких сами выберете. И быть при мне.
   — При тебе, князь?
   — При мне. Служить мне лично. Верные и храбрые мне нужны. Кто из вас Предславе щеку рассадил?
   — Она сама, князь, упала…
   — Да. Надо было еще и выдрать ее как следует. Хорошо. Хелье, чего это ты разделся?
   — Ранен он, князь.
   — Ого.
   — Царапина, — сказал Хелье. — Не будем об этом.
   Владимир подобрел.
   — Ну, не будем, так не будем, — согласился он, улыбаясь. — Пойдем, ребята, покажу я вам ваши хоромы новые.
   — А… — начал было Дир.
   — У вас в городе есть жилье, — сказал князь. — И вы его сохраните. Платить за постой буду я. Но жить вы отныне будете здесь. Пойдем, пойдем.
   Хоромы оказались во внутреннем уровне терема — две просторные комнаты, соединенные дверью. Обстановка спартанская — топчаны, ховлебенки, стол.
   — Обслуживать вас будет один холоп, — объяснил Владимир. — Белье менять, за нужником следить, и прочее. Никуда не отлучайтесь, предварительно мне не сообщив. Платить вам будут щедро.
   Глаза Дира радостно сверкали. Хелье казался равнодушным. Он потрогал рукой топчан и сел на него, не прося позволения и морщась от боли.
   — Завтра в полдень, — сказал Владимир, — двинем ратью в Вышгород. Хватит. Осиное гнездо пора прикрывать. Вы поедете с ратью. С Добрыней. А сейчас спите. Приятных сновидений.
   — Э, князь… — позвал его Дир.
   — Ну?
   — А это… как же… на верность? Присяга?
   — Верность вы уже доказали.
   — Но ведь нельзя же, князь, без присяги.
   Владимира эта наивность провинциала позабавила.
   — Что ж, — сказал он. — Присягай. Я слушаю.
   Дир посмотрел на Хелье и с удивлением увидел, что друг его улыбается в первый раз по возвращении из Вышгорода, и улыбка чем-то похожа на улыбку князя. Он снова обернулся к Владимиру.
   — Ну? — князь наклонил голову.
   Дир потоптался, потом подошел ближе к Владимиру, подумал, и встал на одно колено. Годрик когда-то рассказывал ему про ритуалы Камелота. Никаких причин, чтобы старым бриттским ритуалам отличаться от новых киевских, вроде бы не было.
   — Клянусь тебе и присягаю, князь, — произнес Дир. — И буду верен общему делу… защищать… невинных от врагов… ты, князь, велик…
   Он запнулся. Никакие другие слова на ум ему больше не приходили.
   — Замечательно, — одобрил Владимир. — Я тронут. Все?
   — Не помню. Но ты должен меня посвятить… или одобрить… не помню…
   — Посвящаю и одобряю. Теперь все?
   — Нет, одобрить ты должен не словом, но свердом.
   — Это как же?
   — Надо положить сверд мне на плечо плашмя.
   — Не понимаю. Положить? А если он упадет?
   — Нет. Ты должен держать сверд одной рукой, а клинок чтобы лежал у меня на плече.
   — Теперь понял.
   Владимир вытащил сверд и сделал, как просил Дир.
   — Посвящаю и одобряю, — сказал он торжественно, и добавил от себя, — Дир, да будешь ты отныне мне присягнувший и за меня ратующий… корысти не ведая, а лишь верность блюдя и почитая. Встань, о посвященный.
   Дир поднялся. Владимир вложил сверд в ножны.
   — Все. Хелье, а ты будешь присягать? — спросил князь.
   — Потом как-нибудь, — сказал Хелье. — Мне бы прилечь.
   — Ложись, ложись. Холоп сейчас принесет белье. Ну… как это Алешка говорит?… Буона нотта.
   Владимир вышел.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. ПРИНЯТИЕ МЕР

   Добрыня, подчиняясь приказу, спал у входа в покои Владимира, растянувшись вдоль порога. Владимир взял его за плечо.
   — А? — сказал Добрыня.
   — Вставай. С добрым утром. Скоро рассвет. Моя очередь сторожить негодяя. Проснись, Добрыня, проснись.
   — Да. Я ничего, это я дремал.
   Добрыня сел, крякнул, и поднялся на ноги.
   — Ключ давай сюда.
   Добрыня протянул Владимиру ключ от покоев.
   — Слушай внимательно. К полудню чтобы вся твоя свора была готова к выступлению. Погрузишься на ладьи и пойдешь в Вышгород. Найдешь там Марьюшку нашу замечательную, если она не убежала еще. Если убежала — черт с ней. Потом найдем. Найдешь Святополка. Охрану их, и всех кто сунется — не щадить. Дальше сам знаешь. Если посчастливится тебе взять Болеслава — хорошо. Нет — так нет. Ловить мы его не будем, пусть катится. По старой дружбе. Понятно?
   — Да, князь.
   — К полудню к тебе и твоим горлохватам присоединятся двое. Один большой, туповатый, но хваткий. Второй поменьше, тощий, но серьезный. Возьмешь их под начало, держать будешь возле себя, пусть пройдут… как это ты называешь?… проверку боем. На всякий случай. Они не очень опытные, так что не гони их в самую гущу. Постарайся мне их сохранить. Обоих. Понял?
   — Да. Как их зовут?
   — Хелье и Дир.
   — Варяги?
   — Сколько раз тебе говорить — не коверкай слова, как на торге! Варанги, а не варяги. Из них только один варанг, Хелье. Второй из каких-то тусклых мест, вроде бы изяславовы владения, но это не важно. Если их замутит, не позорь ребят, не чести их, и горлохватам своим запрети. Ребята хорошие. Все понял?
   — Да.
   — Иди, собирай рать свою страшную.
   Владимир вошел в покои. Борис храпел, вздрагивая в похмельном сне. Уснул он на постели Владимира не раздеваясь, в сленгкаппе, не сняв сапоги.

* * *

   Дир проснулся к полудню, оделся, и перешел в комнату Хелье. Хелье не спал — сидел у окна с мрачным видом.
   — Пойдем, — сказал Дир. — Пора.
   — Иди, если хочешь, — ответил Хелье.
   — А ты?
   — А я не пойду. Скажешь там, что я приболел. Рана меня мучает. Выздоровею, но не сегодня.
   — А она мучает?
   — Не то, чтобы очень. Но ни на какие действия я сейчас не способен. А жечь города я вообще не намерен.
   — Ты это о чем?
   — А для чего, по-твоему, Владимир Косую Сотню посылает в Вышгород? Для приятной прогулки?
   — Ну так там же, вроде, мятеж.
   — Что там мятеж, ты узнал от меня. А хоть бы и мятеж. Оставь меня в покое.
   — Хелье, не дури…
   — Я по городу погуляю. К Явану зайду, а то он там сидит один.
   — Слушай…
   — Иди, Дир, иди.
   — Ну, как знаешь. А только… Ежели надумаешь…
   Дир подумал, посмотрел еще на Хелье, и вышел.
   Рана действительно болела, и Хелье действительно чувствовал слабость. Но дело было, конечно, не в этом. Дир не уловил тонкостей. Зато их прекрасно уловил Владимир, когда Добрыня сообщил ему, что второй новобранец, варанг, не явился на сбор.
   В комнату постучали.
   — Открыто, хорла, — крикнул Хелье раздраженно.
   Князь вошел и прикрыл за собой дверь. Хелье кивнул ему, но не поднялся с лавицы.
   — Болит? — спросил Владимир, присаживаясь рядом.
   — Не очень, — сказал Хелье.
   Владимир помолчал, поразглядывал прячущего глаза Хелье, и произнес задумчиво,
   — Я думал, друг твой тоже откажется. А он не отказался.
   — Да.
   — Но ведь так нужно? — сказал князь полувопросительно.
   — Кому нужно, тот пусть и делает.
   — Но ведь есть приказ.
   — И что же?
   — Приказам следует подчиняться.
   — А я, князь, тебе ничего не обещал, не так ли. Я не одобренно-посвященный, я сам по себе.
   Упрямый какой, подумал Владимир. Как нужны такие люди, особенно сейчас. Сказал, что сделает, и сделал. Мне бы десять таких молодцов да год сроку, чтобы их приручить.
   — Для чего же ты оказал мне вчера услугу?
   — То услугу. Служить тебе я готов. А душегубствовать ради тебя без разбору — нет. И жить я здесь у тебя не собираюсь. Где жил, там и буду жить.
   Да, подумал Владимир, таким тоном и такими словами со мной никто не разговаривал лет пятьдесят уж как. И ведь неглуп парень, знает, что делает. Не от глупости дерзость, но от разума. Нравится он мне. Совсем еще мальчишка.
   — Делай, как знаешь, — сказал он. — Алешка тебя помнит… Был ты, стало быть, у Ярослава.
   — Был.
   — Как он тебе?
   Хелье все-таки удивился и поднял брови.
   — Не стесняйся, — сказал Владимир. — Дело такое, брат Хелье. Молодой ты совсем, подкупить тебя не успели, развратить тем более. А мне вот положиться стало не на кого. Да что положиться — поговорить не с кем. Даже с Алешкой. С сыновьями моими и подавно. Дочери все наглые. Добрыня туповат стал. Странные дела у нас творятся. Говори — понравился тебе Ярослав? Говори не таясь.
   — Ничего, — честно ответил Хелье. — Смелый он и рисковый. Хоть и странный.
   — Хорошо он тебя принял?
   Куда уж лучше, подумал Хелье. За нос водил. Посмешищем сделал прилюдно. В темницу посадил. Безоружного Житнику на растерзание отдал. Промолчать, что ли? Сделать ему ясные шведские глаза? А что, сделаю.
   Владимир посмотрел в шведские глаза и улыбнулся.
   — Отдыхай, — велел он. — А то сходи домой, там отоспишься. Где ты живешь?
   — В Жидове. В доме купца Авраама.
   — Знаю такого. И дом знаю. В общем, понадобишься ты мне скоро, Хелье. Казначея я предупредил. Зайдешь к нему, это в пристройке напротив входа, дверь синяя. Анастас его зовут. Он тебе выдаст двадцать гривен. Нужно будет еще — приходи, не стесняйся. Из города не уезжай, и из дому надолго не отлучайся. Согласен?
   — Согласен.
   — До встречи. А я пока пойду Алешку проведаю.

* * *

   Прошедшим вечером, в Снепелицу, Святополка, сбежавшего из темницы, приняли в узком кругу в тереме Марии радушно. Болеслав обнял зятя, а сестры, Мария и Предслава, поцеловали. Святополк радовался, говорил возбужденно, перечислял свои невзгоды так, будто время, проведенное в темнице, было глупой, нелепой шуткой. Передние зубы его потемнели, часть волос выпала, был он худой и длинный. Он отказался от вина, поднесенного ему Эржбетой, и сказал, что пока жена его и ее духовник находятся в неволе, пусть и на свежем воздухе, пить он не будет.
   Хлынул ливень, и продолжался до рассвета. Затем небо расчистилось и одновременно посветлело. Ночное совещание, вызванное докладом о промашке с Борисом, на этом прекратилось — сколько можно переливать из пустого в порожнее. Прибыли варанги, привезли какого-то пьяницу, и оказался он вовсе не Борис. Васс теперь спит, а когда проснется, будет в ярости по этому поводу, мол, ничего-то вы не умеете, дураки безмозглые. Святополк, еще не успевший опомниться от свалившейся на него свободы, перевозбужденный, очень усталый, ушел спать первый.
   Болеслав вернулся в комнату, в которой три недели кряду был совершенно счастлив, но возлюбленной своей он там не обнаружил. Более того, остатки разодранной простыни на постели и на полу, распахнутая ставня и сломанная свеча говорили о вмешательстве в его дела враждебных сил.
   Мария еще не спала. Нужно было собирать и опрашивать охрану. Оказалось, сделать это некому — Васс отсутствовал. Как, ведь он же спит? Нет, его нет в его покоях. А где он? Неизвестно.
   Это показалось Марии странным. Она кинулась к сундуку и обнаружила недостаток хартий.
   Мария разбудила Эржбету. Быстро одевшись в обычное женское платье киевского покроя, Эржбета произвела дополнительный осмотр и присоединилась к Марии и Болеславу.
   — Подлец он, — сказала Мария. — Отвратительный подлец. И трус.
   — Он не трус, — откликнулась Эржбета.
   — И Предслава и хартии!
   — Прости за дерзость, княжна, но ты не права. Не думаю, что Васс стал бы похищать Предславу прямо со второго уровня, — сказала Эржбета. — Он же не совершенный дурак. Зачем? Вывел бы ее на улицу, тихо и мирно. Она ему доверяла вполне.
   Болеслав молчал.
   — Скоро мы все узнаем, — пообещала Мария. — Созывай стражу.
   — Нельзя.
   — Почему?
   — Если Предславу уже передали Владимиру, и ввиду того, что с Борисом наши ухари промахнулись, то, сама понимаешь…
   — Договаривай.
   — Владимир будет здесь с минуты на минуту с ратью. Человек пятьсот, включая Косых. Что мы можем им противопоставить — сорок наших пьяниц?
   Болеслав ничего не сказал.
   Прибежал стражник с докладом. В поле между теремом и лесом обнаружили труп одного из дозорных. Заколот свердом.
   — Ты права, — обратилась Мария к Эржбете. — Ждать больше нельзя. Закрываем зверинец. Болеслав, бери с собой человек десять, озолоти их, берите лучших коней, бери Святополка, и езжайте оба в Гнезно. Когда здесь все образуется, я дам тебе знать.
   — Нет, — возразил Болеслав. — Я остаюсь. Я спасу ее.
   — Ты, Болеслав, не мальчик, — сказала Мария строго. — Волосы седые. Мешки под глазами. Что ты городишь! Тебя схватят, остаток жизни ты проведешь в темнице, а Хайнрих займет все Полесье и посадит править там какого-нибудь римского дьякона.
   — Пусть.
   — Нет, не пусть. Предславу ты сейчас не спасешь.
   — Спасу.
   — Не говори глупости. Будет тебе Предслава, но не сейчас. Дай мне два месяца. Иначе ты ее погубишь, и меня вместе с нею.
   Аргумент не то, чтобы подействовал, но по глазам Болеслава было видно, что он сомневается и раздумывает. А когда Болеслав раздумывал, он почти всегда принимал правильное решение.
   — Нужно немедленно найти Васса, — сказала Мария. — Как бы узнать, где он прячется.
   — Он не прячется, — Эржбета даже улыбнулась. Как наивны бывают великие мира сего! — Он скачет, и скачет очень быстро.
   — Куда же?
   Даже Болеслав, как ни был занят своими мыслями, улыбнулся — вместе с Эржбетой. Он встал и пошел будить Святополка и собираться в путь.
   — В Константинополь, — объяснила Эржбета. — Продавать хартии.
   Глаза Марии раскрылись очень широко. Она отвернулась, посмотрела широко открытыми глазами на окно, и сказала с чувством:
   — Пес его еть!
   Встреча назначена, подумала Мария, холодея. Назначена скоро. И если после всего, что я успела пообещать и даже выполнить, я явлюсь на эту встречу не только без хартий, но даже без амулета, меня примут за самозванку. Самозванцев Неустрашимые уничтожают без снисхождения. Исключений не бывает. Страшно подумать.
   Вот стоит Эржбета и смотрит на меня, и думает о том же самом. Даже не думает — смотрит на меня, будто я уже не в счет. Меня уже нет. Возьми себя в руки, сказала она себе.
   — Ты теряешь время, княжна, — напомнила Эржбета.
   — А что можно сделать?
   — Можно послать меня в погоню.
   Мария повернулась к Эржбете. Очень синие глаза смотрели на нее совершенно спокойно, губы сжаты. Безупречный овал лица. Русые волосы в лучах утреннего солнца кажутся рыжими. А может, они на самом деле рыжие? Высокая, тонкая, гибкая, решительная Эржбета. Ни разу не подвела. И как-то страшно. Что-то есть в этой женщине зловещее, безжалостное, холодное. Не душа, не рассудок, не сердце — что-то… Рука не дрогнет. И зарежет, и отравит кого хочешь. Вот ее Неустрашимые и наймут — меня зарезать. А этот бык польский стареющий все о дуре Предславе думает. А Васс предатель. А от Святополка никакого толку. Вот ведь соратники у меня, подумала Мария.
   — Это верно, — согласилась она. — В погоню, это да, это разумно. Сколько тебе нужно сопровождающих?
   — Мне не нужны сопровождающие.
   — Не дури.
   — Я бы не отказалась, но увы, княжна, людей, на которых можно было бы положиться, в нашем распоряжении нет.
   Властители не любят, когда им такое говорят — такие заявления ставят под сомнение правомочность их методов. Но Мария уже не была властителем, не так ли.