Ёсикава Эйдзи. Десять меченосцев

   — Ладно, я сам отмерю, не тратя ваших денег. Но взамен вы расскажете мне что-нибудь интересное.
   Сделка состоялась, и довольный Дзётаро зашлепал по лужам к винной лавке.
   Мусаси внимательно прочитал письмо. Потом спросил у хозяина:
   — Правда он написал?
   — Да. Диву даешься. Мальчишка очень смышленый.
   Мусаси пошел к колодцу, окатился холодной водой и переоделся в сухое. Старик тем временем повесил котелок над очагом, поставил чашку для риса и подал маринованные овощи. Вернувшись в кухню, Мусаси сел у очага.
   — Куда запропастился маленький негодник? — бормотал старик. — Неужели так трудно принести сакэ из соседней лавки.
   — Сколько лет мальчику?
   — Говорит, одиннадцать.
   — Выглядит старше.
   — Так ведь с семи лет прислуживает в винной лавке. Видит разных людей: погонщиков лошадей, ремесленников, путешественников, всех не перечислить.
   — Где он научился так хорошо писать?
   — Он и впрямь так умело пишет?
   — Видно, что детская рука, но в почерке есть что-то особое, я бы сказал, прямодушие. Если бы речь шла о фехтовальщике, я назвал бы это широтой натуры. Из мальчика выйдет толк.
   — В каком смысле?
   — Будет настоящим человеком.
   — Да? — Старик хмуро поднял крышку с котелка, проворчав: — До сих пор не явился. Где-то болтается.
   Хозяин надел гэта и собрался было в винную лавку, когда прибежал Дзётаро.
   — Где тебя носило? — спросил старик. — Почему гости должны ждать?
   — Не мог выбраться раньше. В лавке сидел совсем пьяный человек, он схватил меня и долго расспрашивал.
   — О чем?
   — О Миямото Мусаси.
   — Ты, конечно, болтал без умолку.
   — Какая разница? Вся округа знает, что произошло в Киёмидзу. Наша соседка и дочь мастера-лакировщика были в тот день в храме и все видели.
   — Хватит об этом, — умоляющим тоном проговорил Мусаси. Наблюдательный мальчишка, уловив настроение Мусаси, сказал:
   — Можно посидеть немного с вами?
   Дзётаро принялся отмывать ноги, прежде чем войти в комнату с очагом.
   — Оставайся, коли не получишь нагоняй от хозяина лавки.
   — Сейчас я ему не нужен.
   — Ладно.
   — Я подогрею сакэ. У меня хорошо получается.
   Дзётаро поставил кувшинчик в горячую золу, и вскоре сакэ было готово.
   — Ты ловкий, — одобрил Мусаси.
   — Вы любите сакэ?
   — Да.
   — Но от бедности пьете мало.
   — Верно.
   — Я думал, что мастера боевых искусств служат у богатых даймё и получают большое жалованье. Один гость в нашей лавке рассказывал, что Цукахара Бокудэн имел обыкновение выезжать в сопровождении семи или восьми десятков слуг, с запасными лошадями и соколом.
   — Верно.
   — А знаменитый воин по имени Ягю, который служил дому Токугавы, имел доход в десять тысяч коку риса.
   — И это правда.
   — Почему же вы бедный?
   — Я еще учусь.
   — Сколько вам будет лет, когда вы заведете учеников?
   — Не знаю, появятся ли они.
   — Почему? Разве вы плохой мастер?
   — Ты знаешь, что говорят люди, видевшие меня в храме. Как ни крути, но я бежал.
   — Все твердят, что сюгёся с постоялого двора, то есть вы, — слабак. Я выхожу из себя от этих сплетен. — Дзётаро поджал губы.
   — Зачем сердиться? Не о тебе же злословят?
   — Обидно за вас. Сын бумажника, сын медника и другие парни иногда собираются на задворках лаковой мастерской и тренируются с мечом. Почему бы вам не побить кого-нибудь из них?
   — Если ты просишь, согласен.
   Мусаси трудно было отказать Дзётаро, потому что он сам в душе оставался мальчишкой и хорошо понимал юного собеседника. Мусаси помимо воли тянуло ко всему, что могло бы заменить тепло родной семьи, которого он лишился с детских лет.
   — Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Мусаси. — Теперь я буду спрашивать. — Ты где родился?
   — В Химэдзи.
   — Так ты из провинции Харима?
   — Да, а вы из Мимасаки, как я слышал.
   — Верно. Чем занимается твой отец?
   — Он был самураем. Настоящим, честным до мелочей самураем.
   Мусаси удивился, но ответ Дзётаро прояснил многое, включая и грамотность мальчика. Мусаси спросил, как зовут отца Дзётаро.
   — Аоки Тандзаэмон. Он получал пятьсот коку риса, но оставил службу у сюзерена, когда мне было семь лет, и перебрался в Киото, как ронин. Истратив все деньги, он пристроил меня в винную лавку, а сам удалился монахом в храм. Я не хочу оставаться в лавке. Хочу быть самураем, как отец, и владеть мечом, как вы. Ведь это лучший способ стать самураем?
   Помолчав, Дзётаро серьезно добавил:
   — Я хочу стать вашим учеником и вместе с вами бродить по стране. Возьмете?
   Выдав сокровенное желание, Дзётаро решительным видом показывал, что отрицательный ответ его не устроит. Он, конечно, и не подозревал, что обращается к человеку, который причинил его отцу бесчисленные неприятности. Мусаси нелегко было отказать мальчику. Мусаси размышлял над судьбой несчастного Аоки Тандзаэмона, а не над тем, что ответить Дзётаро. Мусаси сочувствовал Тандзаэмону. Путь Воина — постоянная игра с судьбой, самурай всегда должен быть готов к смерти — собственной или соперника. Размышляя о превратностях судьбы, Мусаси впал в грустную задумчивость. Хмель быстро прошел. Он чувствовал себя одиноким.
   Дзётаро упрямо ждал ответа. Он не обращал внимания на хозяина постоялого двора, пытавшегося выпроводить его, чтобы Мусаси отдохнул.
   Дзётаро схватил Мусаси за руку, потом вцепился в рукав и, в конце концов, разразился слезами.
   Мусаси от безвыходности согласился:
   — Ну, довольно! Станешь моим учеником, но только с разрешения своего хозяина.
   Ликующий Дзётаро умчался в винную лавку.
   На следующее утро Мусаси встал рано, оделся и сказал хозяину:
   — Приготовьте мне в дорогу какой-нибудь еды. Приятно было пожить у вас здесь несколько недель, но мне пора отправиться в Нару.
   — Покидаете нас? — удивился старик неожиданному отъезду Мусаси. — Вам, вероятно, надоел назойливый мальчишка?
   — Нет, дело не в нем. Я давно собирался посмотреть в Наре знаменитые поединки копьеносцев в храме Ходзоин. Надеюсь, что Дзётаро не причинит вам хлопот, узнав о моем уходе.
   — Не беспокойтесь! Он ведь ребенок. Всплакнет и забудет.
   — Вряд ли хозяин лавки его отпустит, — проговорил Мусаси, выходя на улицу.
   От вчерашней непогоды не осталось и следа. Теплый ветерок ласкал кожу Мусаси, как бы сглаживая вину за вчерашний пронизывающий ветер.
   Вода в реке Камо поднялась и неслась мутным потоком. На деревянном мосту на улице Сандзё самураи проверяли всех прохожих. Мусаси объяснили, что проверка устроена по причине скорого приезда сегуна. В столицу уже прибыла первая группа крупных и средних даймё. Из города удаляли опасных ронинов. Мусаси, сам ронин, с готовностью ответил на все вопросы и получил разрешение продолжить путь.
   Проверка навела его на размышление о собственной участи странствующего ронина, который не служил ни клану Токугавы, ни их соперникам в Осаке. Побег из дома и участие в битве при Сэкигахаре на стороне Осаки объяснялись семейной традицией. Его отец верно служил Симмэну, князю Иги. Тоётоми Хидэёси умер за два года до битвы, сторонники, верные его сыну, взяли сторону Осаки. В Миямото Хидэёси считался величайшим из героев. Мусаси помнил сказания о подвигах легендарного воина, которые любил слушать по вечерам, сидя у очага. Воспитание, полученное в детстве и юности, жило в его душе, и сейчас Мусаси не колеблясь встал бы на сторону Осаки.
   Мусаси многому научился со времени первых приключений юности. Сейчас он понимал, что его поведение в семнадцатилетнем возрасте было глупым и бесцельным. Преданная служба сюзерену не сводится к тому, чтобы слепо бросаться в драку, размахивая копьем. Самурай должен пройти весь путь до грани смерти. Самурай свершил нечто достойное и важное, если умирает с молитвой на устах за победу сюзерена. Теперь Мусаси так определял суть долга. В те далекие дни он и Матахати не имели представления о долге. Они жаждали славы, вернее, хотели легкой жизни без особых усилий со своей стороны. Странно, что они испытывали такие чувства. Мусаси благодаря Такуану постиг, что жизнь — бесценное сокровище, которое они с Матахати ни во что не ставили. Легкомысленно рисковали жизнью за жалкое жалованье самурая. Задним умом Мусаси понимал безрассудство их юности.
   Мусаси незаметно для себя достиг Дайго, местечка к югу от города, и остановился передохнуть, потому что от быстрой ходьбы его прошиб пот.
   — Подождите! Не уходите! — послышался издалека голос.
   Посмотрев вниз на горную дорогу, Мусаси разглядел фигурку маленького водяного Дзётаро, бегущего со всех ног вверх по дороге. Вскоре мальчик сердито смотрел в глаза Мусаси.
   — Вы меня обманули! — кричал Дзётаро. — Почему вы так поступили?
   Мальчик запыхался, лицо его горело, слова были полны горечи. Он едва сдерживал слезы. Мусаси, не сдержавшись, рассмеялся, глядя на одежду мальчика. Вместо обычного одеяния на Дзётаро было кимоно, которое, правда, едва прикрывало колени, а рукава кончались на локтях. Деревянный меч за поясом был больше мальчика, тростниковая шляпа, болтавшаяся за спиной, напоминала зонт.
   Браня Мусаси за нарушение слова, мальчик разразился слезами. Мусаси, обняв его, пытался успокоить ребенка, но Дзётаро безутешно рыдал, решив, верно, что в безлюдных горах нет свидетелей его плача.
   — Тебе нравятся плаксы? — сказал наконец Мусаси.
   — Мне все равно! — всхлипывал Дзётаро. — Вы взрослый, но обманули меня. Обещали взять в ученики и тайком ушли. Разве это достойно взрослого?
   — Прости меня! — отозвался Мусаси.
   От простых слов мальчик разрыдался еще громче.
   — Хватит слез! — сказал Мусаси. — Я не хотел тебе лгать. У тебя есть отец и хозяин лавки. Я не мог увести тебя без разрешения хозяина, поэтому просил договориться с ним. Я не верю, что он тебя отпустил.
   — Но почему вы не дождались ответа?
   — Именно за это я извинился. Ты действительно говорил с хозяином?
   — Да, — ответил мальчик, всхлипывая и сморкаясь в сорванные с дерева листья.
   — Что он сказал?
   — Отпустил меня.
   — Правда?
   — По его словам, ни один приличный воин или школа не возьмет такого сорванца, как я. Живший на постоялом дворе самурай — слабак, поэтому я ему под стать. Сказал, что я могу нести ваши вещи, и подарил на прощанье вот этот меч.
   Рассуждения хозяина лавки вызвали у Мусаси улыбку.
   — Потом я пришел на постоялый двор, — продолжал мальчик. — Старика не было, и я позаимствовал шляпу, которая висела под карнизом на крючке.
   — Но это же вывеска заведения!
   — Все равно. Она пригодится в дождь.
   Судя по поведению Дзётаро, он считал все формальности, включая заверения в преданности, выполненными, поэтому возомнил себя произведенным в ученики Мусаси. Мусаси скрепя сердце смирился с присутствием мальчика. Быть может, оно и к лучшему. Мусаси сыграл не последнюю роль в том, что Тандзаэмон лишился служебного положения, поэтому стоило благодарить судьбу за дарованную возможность позаботиться о младшем Аоки. Так будет справедливо.
   Дзётаро успокоился. Вдруг, что-то вспомнив, он полез за пазуху.
   — Совсем забыл! Это вам, — сказал он, доставая письмо.
   — Откуда оно у тебя? — спросил Мусаси, с интересом осматривая письмо.
   — Помните, вчера я рассказывал о ронине, который много пил и расспрашивал о вас?
   — Да.
   — Когда я вернулся в лавку, он все еще сидел там. Он снова спрашивал о вас. Ну и пьяница! Один выдул целую бутылку сакэ! Потом написал это письмо и велел передать вам.
   Мусаси, удивленно склонив голову набок, сломал печать. Взглянув сначала на подпись, он понял, что послание от Матахати, который действительно был крепко пьян, когда его писал. Казалось, иероглифы были навеселе. Мусаси, читая письмо, переживал и радость былого, и печаль. Не только почерк, но и содержание было невразумительным и путаным.
   «После того как я покинул тебя на горе Ибуки, я никогда не забывал нашу деревню. Я не забывал старого друга. Случайно я услышал твое имя в школе Ёсиоки. Я был в растерянности тогда и не мог решить, встречаться с тобой или нет. Сейчас я в винной лавке. Много выпил».
   Первые строки можно было разобрать, но дальше следовало что-то странное.
   «После того как мы расстались, меня заперли в клетку похоти, и лень въелась в мои кости. Пять лет прошли в тупом безделье. Ты сейчас знаменит в столице как мастер меча. Пью за твое здоровье. Говорят, что Мусаси трус, гораздый лишь на бегство от вызова. Другие утверждают, что ему нет равных во владении мечом. Мне безразлично, правда это или ложь. Я просто счастлив, что твой меч заставил столицу говорить о тебе.
   Ты умный. Ты сможешь проделать свой путь с помощью меча. Вспоминаю прошлое и думаю, почему я стал таким? Какой же я дурак! Глупый неудачник вроде меня должен умереть от стыда при встрече с таким мудрым другом, как ты. Не спеши осуждать меня! Впереди жизнь, и никто не знает, что принесет нам будущее. Не хочу встречаться с тобой сейчас, но настанет день, когда я захочу увидеться. Молюсь за твое здоровье».
   Приписка, нацарапанная торопливыми иероглифами, извещала о том, что недавнее происшествие взбудоражило школу Ёсиоки, что Мусаси повсюду ищут, что ему следует остерегаться. Письмо завершалось следующими строками:
   «Тебе нельзя умирать сейчас, когда ты вступил на стезю славы. Достигнув чего-то, я найду тебя, и мы вспомним былые дни. Береги себя, живи, потому что ты пример для меня».
   Матахати, несомненно, желал ему добра, но чего-то недоговаривал. Зачем так хвалить друга и тут же поносить себя? «Почему, — думал Мусаси, — не написать просто: мы давно не виделись, давай встретимся и не спеша поговорим».
   — Дзё, ты узнал адрес этого человека?
   — Нет.
   — Его знают в лавке?
   — Вряд ли.
   — Он часто заходит к вам?
   — Нет. Я видел его в первый раз.
   Мусаси подумал, что немедленно вернулся бы в Киото, знай он, где живет Матахати. Он хотел поговорить с другом детства, вразумить его, пробудить в нем юношеский пыл. Матахати оставался для него другом, и Мусаси хотел вытащить его из состояния безразличия, которое губило Матахати. Мусаси, конечно, хотел, чтобы Матахати объяснил своей матери, как она заблуждается, преследуя Такэдзо.
   Мусаси и Дзётаро молча шли по дороге. Они спускались с горы Дайго, внизу уже виднелся перекресток Рокудзидзо.
   — Дзё, у меня есть просьба к тебе, — вдруг сказал Мусаси мальчику.
   — Слушаю!
   — Хочу послать тебя с поручением.
   — Куда?
   — В Киото.
   — Откуда я только что пришел?
   — Да. Отнеси письмо в школу Ёсиоки на улицу Сидзё. Расстроенный Дзётаро пнул камень.
   — Не хочешь? — спросил Мусаси, в упор глядя на мальчика. Дзётаро неуверенно покачал головой.
   — Я бы пошел, но мне кажется, что вы просто хотите избавиться от меня.
   Мусаси почувствовал неловкость от подозрений Дзётаро. Ведь он подорвал веру мальчика в слово старших.
   — Нет! — решительно возразил Мусаси. — Самурай не лжет. Прости меня за то, что произошло утром. Случилось недоразумение.
   — Хорошо, я отнесу.
   У перекрестка они зашли в харчевню под названием «Рокуамида» и заказали обед.
   Мусаси сел писать письмо Ёсиоке Сэйдзюро:

   «Мне передали, что Вы и Ваши ученики разыскивают меня. Сейчас я нахожусь на горной дороге Ямато и намерен странствовать в окрестностях Иги и Исэ в течение года для продолжения занятий фехтованием. Сейчас я не намерен менять свои планы. Разделяю Ваше сожаление, что нам не довелось встретиться во время моего посещения Вашей школы. Хочу сообщить, что вновь буду в столице в первый или второй месяц будущего года. К той поре я надеюсь значительно усовершенствовать мастерство. Полагаю, что и Вы не будете пренебрегать тренировками. Позор падет на процветающую школу Ёсиоки Кэмпо, если она потерпит еще одно поражение, как случилось в мой недавний визит. С почтением шлю Вам пожелания доброго здоровья.

Симмэн Миямото Мусаси Масана».

   Письмо было вежливым, но не оставляло сомнений в том, что Мусаси уверен в своем превосходстве. Мусаси исправил адрес, приписав к имени Сэйдзюро и учеников школы. Отложив кисть, Мусаси вручил письмо Дзётаро.
   — Его можно бросить в ворота школы? — спросил мальчик.
   — Нет! Ты должен постучать в главные ворота и отдать письмо слуге.
   — Понял.
   — Я бы попросил тебя еще об одной услуге, но думаю, что она затруднительна.
   — Что?
   — Не найдешь человека, который прислал мне письмо? Его имя Хонъидэн Матахати. Он мой старинный друг.
   — Никакого труда.
   — Серьезно? Как же ты его отыщешь?
   — Обойду все питейные заведения и разузнаю.
   Мусаси рассмеялся.
   — Здорово придумал! Из письма Матахати я понял, что он кого-то знает в школе Ёсиоки. Не лучше ли спросить о нем там?
   — Что делать, когда я найду его?
   — Передай, что на Новый год с первого по седьмое число я каждое утро буду ждать его на большом мосту на улице Годзё. Попроси его прийти туда в один из дней.
   — Все?
   — Да. Еще скажи, что я очень хочу его видеть.
   — Понятно! А вас где искать?
   — Спросишь в Ходзоине. Как только доберусь до Нары, отправлюсь туда. Ходзоин — храм, знаменитый монахами, которые владеют особой техникой сражения на копьях.
   — Правду говорите?
   — Ха-ха-ха! Какой недоверчивый! Не беспокойся. Если я не сдержу обещания, можешь отсечь мне голову.
   Мусаси все еще смеялся, выходя из харчевни. Он направился в Нару, а Дзётаро побежал в сторону Киото. Перекресток дорог представлял собой неразбериху из людей в тростниковых шляпах, мелькающих в воздухе ласточек, ржущих лошадей. Протискиваясь в толкучке, Дзётаро оглянулся. Мусаси стоял, глядя ему вслед. Они издалека улыбнулись друг другу, и каждый пошел своей дорогой.

ВЕСЕННИЙ ВЕТЕРОК

   Акэми полоскала кусок ткани в реке Такасэ и пела песню, услышанную на представлении Окуни Кабуки. Извивающаяся в струях воды узорная материя напоминала цветы вишни, подхваченные ветром.

 
Ветерок любви залетел
В рукав кимоно.
Руки не поднять,
Неужели любовь тяжела?
 

   Дзётаро стоял на дамбе. Он был в веселом настроении и одаривал всех дружелюбной улыбкой.
   — Тетя, вы хорошо поете! — крикнул он.
   — Глупость какая! — распрямилась Акэми. Ее взору предстал смешной мальчишка в огромной шляпе и с длинным деревянным мечом.
   — Ты кто? Почему называешь меня «тетя»? Я не старая!
   — Ладно. Хорошенькая юная девица. Подходит?
   — Прекрати! — рассмеялась Акэми. — Мал еще, чтобы отпускать комплименты. Вытри нос!
   — Я просто хотел спросить.
   — Ой! — вдруг всполошилась Акэми. — Лоскут уплыл!
   — Не беспокойся!
   Дзётаро помчался вдоль берега и выловил ткань мечом. «Меч хоть на это сгодился!» — мелькнуло у него в голове. Акэми, поблагодарив мальчика, спросила, не может ли она ему помочь.
   — Где находится «Ёмоги»?
   — Совсем рядом, это наше заведение.
   — Приятная весть. Я долго искал.
   — Зачем? Ты откуда?
   — Оттуда, — неопределенно махнул рукой Дзётаро.
   — А поточнее?
   Дзётаро на мгновение задумался.
   — Сам толком не знаю.
   Акэми хихикнула.
   — Ерунда. А зачем тебе в «Ёмоги»?
   — Ищу человека по имени Хонъидэн Матахати. В школе Ёсиоки мне сказали, что его можно найти в «Ёмоги».
   — Но его здесь нет.
   — Врешь!
   — Правда. Он жил с нами, но недавно ушел.
   — Куда?
   — Не знаю.
   — Кто-то у вас должен знать?
   — Моя мать тоже не знает. Он просто сбежал.
   — Неужели?
 
   Мальчик присел на корточки, растерянно уставясь на реку.
   — Что же мне делать?
   — Кто тебя прислал?
   — Мой учитель.
   — А он кто?
   — Его зовут Миямото Мусаси.
   — Ты принес письмо?
   — Нет! — замотал головой Дзётаро.
   — Хорош гонец! Не знает, откуда и зачем явился с пустыми руками!
   — Я должен передать послание устно.
   — Какое? Боюсь, что Матахати больше не вернется, но если объявится, я бы сообщила ему.
   — По-моему, я не должен доверяться посторонним.
   — Как хочешь. Решай сам.
   — Ладно. Мусаси сказал, что очень хочет увидеть Матахати. Он будет ждать Матахати каждое утро с первого по седьмое число Нового года на большом мосту на улице Годзё. Пусть Матахати придет на мост в один из указанных дней.
   Акэми невольно расхохоталась.
   — Впервые слышу такое! Мусаси, значит, шлет послание Матахати сейчас, сообщая о свидании в будущем году? Твой учитель такой же чудак, как и ты!
   Дзётаро нахмурился, возмущенно вздернув плечи.
   — Не нахожу ничего смешного!
   Акэми наконец справилась со смехом.
   — Ты рассердился?
   — Конечно! Я вежливо попросил тебя о помощи, а ты хохочешь, как безумная.
   — Прости меня, я и правда со странностями. Больше не засмеюсь. Если Матахати вернется, я передам ему твое послание.
   — Обещаешь?
   — Клянусь!
   Закусив губу, чтобы не улыбнуться, Акэми спросила:
   — Повтори имя человека, который прислал тебя.
   — Память у тебя неважная. Миямото Мусаси.
   — Как ты пишешь «Мусаси»?
   Подняв бамбуковую щепку, Дзётаро нацарапал на песке два иероглифа.
   — Это ведь читается «Такэдзо»! — воскликнула Акэми.
   — Его имя не Такэдзо, а Мусаси.
   — Да, но эти иероглифы можно прочитать и как «Такэдзо».
   — Упряма же ты! — проворчал Дзётаро, швыряя щепку в воду. Акэми немигающим взглядом смотрела на иероглифы, начертанные на песке. Подняв глаза на Дзётаро, она внимательно оглядела его с головы до ног.
   — Твой Мусаси случаем не из Ёсино в провинции Мимасака? — тихо спросила она.
   — Да. Я из Харимы, а он из деревни Миямото соседней провинции Мимасака.
   — Он высокий и сильный? И не бреет макушку?
   — Да. Откуда ты знаешь?
   — Я помню, он однажды рассказал мне, что в детстве у него на макушке вскочил громадный чирей, от которого остался шрам. Если он будет брить макушку, как все самураи, безобразный шрам будет виден.
   — Он тебе рассказал? Когда?
   — Пять лет назад.
   — Ты знаешь моего учителя так давно?
   Акэми не отвечала. Нахлынувшие воспоминания захватили ее так, что ей трудно было говорить. Со слов мальчика она убедилась, что Мусаси и Такэдзо — одно лицо. Акэми страстно захотелось его увидеть. Ей опротивели проделки матери, она видела, как гибнет Матахати. С первого взгляда Акэми приглянулся Такэдзо, и годы убедили ее в правильности первого впечатления. Она радовалась, что до сих пор не вышла замуж. Такэдзо совсем не похож на Матахати!
   Акэми не раз обещала себе никогда не связывать свою судьбу с типами, которые пьянствовали в «Ёмоги». Она презирала таких мужчин, храня в сердце образ Такэдзо. Ее не покидала надежда когда-нибудь встретить его. Такэдзо представлялся в ее мечтах, когда она пела любовные песни.
   Посчитав задание выполненным, Дзётаро сказал:
   — Мне пора. Не забудь все передать Матахати, если он вернется.
   Дзётаро засеменил по узкой тропке на гребне дамбы.
 
   Воловья упряжка тащила гору мешков с рисом или чечевицей, а может, и другого местного продукта. Гору венчала надпись, сообщавшая, что это подношение истовых верующих храму Кофукудзи в Наре. Этот храм знал даже Дзётаро, поскольку Кофукудзи был символом Нары.
   Глаза Дзётаро вспыхнули озорным блеском. Догнав повозку, он забрался на нее, даже ухитрился присесть незаметно для извозчика. Мешки не только скрывали его, на них можно было удобно откинуться.
   По обе стороны дороги тянулись поля с ровными рядами ухоженных чайных кустов. Вишня только зацветала. Крестьяне возделывали поля, молясь о том, чтобы в этом году земли не потоптали ноги солдат и копыта лошадей. Женщины, склонившись над ручьями, мыли овощи. Горный тракт Ямато жил мирной жизнью.
   «Мне здорово повезло», — думал Дзётаро, устраиваясь поудобнее среди мешков. Его клонило в сон. Когда колесо наезжало на камень и телегу встряхивало, Дзётаро таращил глаза, мысленно благодаря дорогу, не дававшую ему проспать Нару. Езда была вдвойне приятна — не надо было идти пешком, и путь до Нары укоротился.
   На выезде из деревни Дзётаро сорвал на ходу лист камелии. Приложив его к губам, он стал насвистывать мелодию. Извозчик оглянулся, но никого не увидел. Свист не умолкал, извозчик несколько раз поворачивал голову назад, потом, остановив воз, пошел вокруг телеги.
   Дармовой попутчик ему не понравился, и возница принялся дубасить мальчишку, а тот начал оглушительно вопить.
   — Ты что здесь делаешь? — орал извозчик.
   — Разве я мешаю вам?
   — Да!
   — Не вы же впряжены в телегу?
   — Наглый сорванец! — истошно заорал извозчик, швырнув Дзётаро на землю.
   Тот мячиком откатился к дереву. Телега двинулась дальше. Скрип удалявшихся колес звучал словно смех над незадачливым Дзётаро.
   Он поднялся с земли и вдруг обнаружил пропажу бамбукового пенала, в котором находился ответ из школы Ёсиоки. Пенал висел у него на шее на шнурке. Мальчик принялся шарить вокруг, но безуспешно. Потеряв надежду, он ходил кругами, уставившись в землю. Молодая женщина, одетая по-дорожному, в широкополой шляпе, наполовину закрывавшей лицо, остановилась рядом.
   — Ты что-то потерял? — спросила она.
   Дзётаро, мельком взглянув на нее, кивнул и снова уставился себе под ноги.
   — Там были деньги?
   Поглощенный поисками, Дзётаро бросил отрицательный ответ, не обращая внимания на женщину.
   — Ты ищешь бамбуковый пенал, не очень длинный и со шнурком? Дзётаро подскочил от удивления.
   — Откуда вы знаете?