Страница:
— Хорошо бы погода не подвела.
Лодочники, предвкушавшие барыш, приуныли. Местные жители и приезжие сбились с ног в поисках места, откуда можно было хоть что-то увидеть. В одиннадцатый день перед харчевней у въезда в Кокуру со стороны Модзи женщина кормила грудью плачущего ребенка, уставшего от долгого пути.
— Поплакал, а теперь поспи! — ласково приговаривала Акэми.
На лице ее не было косметики. Она сильно изменилась, но не сокрушалась по утраченной красоте.
Из харчевни вышел Матахати в сером кимоно. О его монашестве напоминала лишь повязка, прикрывавшая бритую голову.
— Ай-ай, никак не успокоимся! — склонился он над ребенком. — Надо спать. Акэми, иди в харчевню. Ты должна хорошо есть, чтобы не пропало молоко.
Взяв младенца на руки, Матахати начал баюкать его, напевая колыбельную.
— Какая встреча! — раздалось у него за спиной. Матахати обернулся и уставился на человека, не узнавая его.
— Я — Итиномия Гэмпати. Мы встречались в сосновой роще недалеко от улицы Годзё в Киото. Тогда ты называл себя Сасаки Кодзиро.
— А! — вспомнил Матахати. — А ты тот самый монах с палкой!
— Скажи, пожалуйста, где дом Кодзиро?
— Не знаю. Я сам только что пришел сюда.
— Дом Кодзиро у реки Итацу. Можем показать, — предложили два самурая, проходившие мимо.
Гэмпати ушел с ними. Грязь и дорожная пыль покрывали его с головы до ног. «Надо же, пришел сюда из Кодзукэ!» — подумал Матахати. Он припомнил давнюю встречу с Гэмпати и поежился. Каким бессовестным и наглым был он в те дни! Надо же додуматься: выдавал себя за Кодзиро да еще показывал свидетельство школы Тюдзё! Матахати утешался тем, что и шалопай вроде него способен исправиться.
Ребенок не засыпал. Вернулась Акэми, взяла малыша у Матахати, а он поправил заплечный короб, с какими обычно ходят торговцы сладостями, и они зашагали по дороге. Прохожие одобрительными взглядами провожали бедную, но, видимо, счастливую семью.
Пожилая женщина благородного вида тоже обратила на них внимание. Некоторое время они шли рядом, а когда Матахати и Акэми повернули в боковую улицу, женщина спросила:
— Простите, не знаете ли вы, где дом Сасаки Кодзиро?
Матахати сказал ей то, что несколько минут назад услышал от самураев. Глядя вслед уходящей женщине, он пробормотал: «Как матушка моя поживает?» Став отцом, он начал понимать родительские чувства. Женщина была с виду ровесницей Осуги.
В доме Кодзиро было полно гостей.
— Бой открывает для него величайшие возможности.
— Да, поединок раз и навсегда утвердит его славу.
— О Кодзиро узнает вся Япония.
— Не забывайте, с кем он сойдется на поле боя. Ганрю следует быть начеку.
Молодой самурай ввел в комнату только что прибывшего гостя.
— Господин прибыл из Кодзукэ, — объявил он.
— Итиномия Гэмпати, — представился гость.
Комната огласилась возгласами восхищения, ведь Кодзукэ находится в тысяче километров на северо-востоке страны. Гэмпати сказал, что принес амулет с горы Хакуун для домашнего алтаря Кодзиро. Все восторженно благодарили гостя.
— Похвально, что вы прибыли издалека и хотите прочитать молитву за победу Кодзиро. Вы с ним давно знакомы?
— Я — вассал дома Кусанаги в Симониде. Мой покойный учитель Кусанаги Тэнки приходился племянником Канэмаки Дзисаю. Тэнки знал Кодзиро, когда тот был еще мальчиком.
— Я слышал, будто Кодзиро учился у Дзисая.
— Верно. Кодзиро — питомец той же школы, что и Ито Иттосай. Я неоднократно слышал слова Иттосая о том, что Кодзиро — блестящий фехтовальщик.
Гэмпати рассказал, как Кодзиро отверг свидетельство Дзисая и создал собственный стиль, описал, каким упорством отличался Кодзиро в детстве. Гэмпати не умолкая повествовал благодарным слушателям о достоинствах Кодзиро.
— Где учитель Ганрю? — спрашивал молодой слуга, проталкиваясь через забитую людьми комнату.
Кодзиро был в клетке для сокола. Держа птицу на руке, он пристально смотрел ей в глаза. Он только что покормил Амаюми. Кодзиро осторожно поглаживал перья сокбла.
— Учитель!
— Что еще?
— Пришла какая-то женщина. Она из Ивакуни. Говорит, что вы ее знаете.
— Тетка, должно быть.
— Куда ее провести?
— Никого не хочу видеть, но тетку должен принять. Веди ее в мою комнату. Тацуноскэ! — позвал Кодзиро.
— Да, господин. — Тацуноскэ опустился на одно колено позади Кодзиро. Он был его учеником и неотлучно находился рядом.
— Осталось недолго ждать, — произнес Кодзиро.
— Да, учитель.
— Завтра я отправляюсь в замок, чтобы засвидетельствовать почтение господину Тадатоси. Я не видел его несколько дней. Затем нужно как следует выспаться.
— Дом полон гостей. Почему вы всех принимаете, не давая себе покоя.
— Отдых мне необходим.
— Ваши поклонники могут нанести вам поражение.
— Не говори так. Многие пришли издалека. Моя победа или поражение зависят от стечения обстоятельств. Конечно, не все решает случай, но такова участь воина — порой он побеждает, порой проигрывает. Если Ганрю умрет, вы распечатаете два моих завещания, они в моей комнате. Одно отдадите Какубэю, другое — Омицу.
— Вы подготовили завещание?
— Да, это естественно для самурая. Да, кстати, я имею право взять с собой на место боя одного помощника. Я хочу, чтобы им был ты. Согласен?
— Это честь, которую я не заслуживаю.
— Возьмем и Амаюми. — Кодзиро посмотрел на сокола и добавил: — Он успокоит меня в пути.
— Я все понял, учитель.
— А теперь пойду к тетке.
Кодзиро нашел тетку в комнате, освещенной свечой.
— Спасибо, что приехали, — промолвил Кодзиро, почтительно склонившись перед пожилой женщиной.
Тетка воспитывала Кодзиро после смерти его матери, но в отличие от покойной не баловала его. Она считала своим долгом перед старшей сестрой сделать из Кодзиро достойного наследника семьи Сасаки, чтобы он с честью носил их фамилию. Она внимательно следила за успехами племянника.
— Кодзиро, я понимаю, что наступает решающий момент в твоей судьбе, — заговорила тетка. — У нас в Ивакуни все только и говорят о твоем поединке, поэтому я сочла необходимым навестить тебя. Я рада, что ты добился многого в жизни.
Тетка мысленно сравнила сидящего перед ней благородного вида самурая с тем юношей, который покинул родину с одним мечом за спиной.
— Прошло десять лет. Простите меня, что я не подавал вам вестей о себе, — ответил Кодзиро, все еще не поднимая головы. — Не знаю, как оценивают меня со стороны, но я не достиг всего, что наметил, поэтому и не писал вам.
— Вести о тебе всегда доходили до нас.
— Неужели и в Ивакуни?
— Конечно! Все тебя поддерживают. Если ты проиграешь Мусаси, то пятно позора ляжет не только на нашу семью, но и на всю провинцию. Катаяма Хисаясу, владетель Хоку, который гостит сейчас в уделе Кикка-ва, намерен прибыть сюда с большой группой самураев из Ивакуни. Их огорчит запрет передвигаться на лодках в проливе. Да, совсем забыла про подарок.
Тетка развернула небольшой сверток. В нем лежало нижнее белое кимоно с начертанными именами бога войны и богини-заступницы самураев. На рукавах женщины Ивакуни вышили золотом санскритские заклинания.
Кодзиро свернул кимоно и приложил его ко лбу в знак признательности.
— Вы устали, — сказал он. — Отдохните в этой комнате.
Кодзиро ушел к гостям, которые тоже явились с подарками. Среди них были и свиток с заклинаниями из храма Хатимана на горе Отоко, и кольчуга, и громадный морской лещ, и бочонок сакэ, и много другого. В доме собрались сторонники Кодзиро, которые искренне желали ему победы, но, по правде говоря, восемь человек из десяти, выражая восхищение Кодзиро, рассчитывали на его ответные услуги в будущем.
«Как бы они вели себя, если бы я оставался простым ронином», — думал Кодзиро.
Он чувствовал лицемерие многих, но его самолюбию льстило, что все эти люди не сомневаются в его победе. «Я должен, должен победить!» — твердил про себя Кодзиро. Он переживал небывалое волнение. «Победа, только победа!» — сверлила мозг неотступная мысль, и Кодзиро прекрасно понимал, почему это происходит.
Было совсем поздно, когда среди гостей пронеслась весть о приезде Мусаси. Он сошел с корабля в Модзи, и его уже видели в Кокуре.
— Может, сходим посмотреть на него? — предложил кто-то.
РАССВЕТ
Лодочники, предвкушавшие барыш, приуныли. Местные жители и приезжие сбились с ног в поисках места, откуда можно было хоть что-то увидеть. В одиннадцатый день перед харчевней у въезда в Кокуру со стороны Модзи женщина кормила грудью плачущего ребенка, уставшего от долгого пути.
— Поплакал, а теперь поспи! — ласково приговаривала Акэми.
На лице ее не было косметики. Она сильно изменилась, но не сокрушалась по утраченной красоте.
Из харчевни вышел Матахати в сером кимоно. О его монашестве напоминала лишь повязка, прикрывавшая бритую голову.
— Ай-ай, никак не успокоимся! — склонился он над ребенком. — Надо спать. Акэми, иди в харчевню. Ты должна хорошо есть, чтобы не пропало молоко.
Взяв младенца на руки, Матахати начал баюкать его, напевая колыбельную.
— Какая встреча! — раздалось у него за спиной. Матахати обернулся и уставился на человека, не узнавая его.
— Я — Итиномия Гэмпати. Мы встречались в сосновой роще недалеко от улицы Годзё в Киото. Тогда ты называл себя Сасаки Кодзиро.
— А! — вспомнил Матахати. — А ты тот самый монах с палкой!
— Скажи, пожалуйста, где дом Кодзиро?
— Не знаю. Я сам только что пришел сюда.
— Дом Кодзиро у реки Итацу. Можем показать, — предложили два самурая, проходившие мимо.
Гэмпати ушел с ними. Грязь и дорожная пыль покрывали его с головы до ног. «Надо же, пришел сюда из Кодзукэ!» — подумал Матахати. Он припомнил давнюю встречу с Гэмпати и поежился. Каким бессовестным и наглым был он в те дни! Надо же додуматься: выдавал себя за Кодзиро да еще показывал свидетельство школы Тюдзё! Матахати утешался тем, что и шалопай вроде него способен исправиться.
Ребенок не засыпал. Вернулась Акэми, взяла малыша у Матахати, а он поправил заплечный короб, с какими обычно ходят торговцы сладостями, и они зашагали по дороге. Прохожие одобрительными взглядами провожали бедную, но, видимо, счастливую семью.
Пожилая женщина благородного вида тоже обратила на них внимание. Некоторое время они шли рядом, а когда Матахати и Акэми повернули в боковую улицу, женщина спросила:
— Простите, не знаете ли вы, где дом Сасаки Кодзиро?
Матахати сказал ей то, что несколько минут назад услышал от самураев. Глядя вслед уходящей женщине, он пробормотал: «Как матушка моя поживает?» Став отцом, он начал понимать родительские чувства. Женщина была с виду ровесницей Осуги.
В доме Кодзиро было полно гостей.
— Бой открывает для него величайшие возможности.
— Да, поединок раз и навсегда утвердит его славу.
— О Кодзиро узнает вся Япония.
— Не забывайте, с кем он сойдется на поле боя. Ганрю следует быть начеку.
Молодой самурай ввел в комнату только что прибывшего гостя.
— Господин прибыл из Кодзукэ, — объявил он.
— Итиномия Гэмпати, — представился гость.
Комната огласилась возгласами восхищения, ведь Кодзукэ находится в тысяче километров на северо-востоке страны. Гэмпати сказал, что принес амулет с горы Хакуун для домашнего алтаря Кодзиро. Все восторженно благодарили гостя.
— Похвально, что вы прибыли издалека и хотите прочитать молитву за победу Кодзиро. Вы с ним давно знакомы?
— Я — вассал дома Кусанаги в Симониде. Мой покойный учитель Кусанаги Тэнки приходился племянником Канэмаки Дзисаю. Тэнки знал Кодзиро, когда тот был еще мальчиком.
— Я слышал, будто Кодзиро учился у Дзисая.
— Верно. Кодзиро — питомец той же школы, что и Ито Иттосай. Я неоднократно слышал слова Иттосая о том, что Кодзиро — блестящий фехтовальщик.
Гэмпати рассказал, как Кодзиро отверг свидетельство Дзисая и создал собственный стиль, описал, каким упорством отличался Кодзиро в детстве. Гэмпати не умолкая повествовал благодарным слушателям о достоинствах Кодзиро.
— Где учитель Ганрю? — спрашивал молодой слуга, проталкиваясь через забитую людьми комнату.
Кодзиро был в клетке для сокола. Держа птицу на руке, он пристально смотрел ей в глаза. Он только что покормил Амаюми. Кодзиро осторожно поглаживал перья сокбла.
— Учитель!
— Что еще?
— Пришла какая-то женщина. Она из Ивакуни. Говорит, что вы ее знаете.
— Тетка, должно быть.
— Куда ее провести?
— Никого не хочу видеть, но тетку должен принять. Веди ее в мою комнату. Тацуноскэ! — позвал Кодзиро.
— Да, господин. — Тацуноскэ опустился на одно колено позади Кодзиро. Он был его учеником и неотлучно находился рядом.
— Осталось недолго ждать, — произнес Кодзиро.
— Да, учитель.
— Завтра я отправляюсь в замок, чтобы засвидетельствовать почтение господину Тадатоси. Я не видел его несколько дней. Затем нужно как следует выспаться.
— Дом полон гостей. Почему вы всех принимаете, не давая себе покоя.
— Отдых мне необходим.
— Ваши поклонники могут нанести вам поражение.
— Не говори так. Многие пришли издалека. Моя победа или поражение зависят от стечения обстоятельств. Конечно, не все решает случай, но такова участь воина — порой он побеждает, порой проигрывает. Если Ганрю умрет, вы распечатаете два моих завещания, они в моей комнате. Одно отдадите Какубэю, другое — Омицу.
— Вы подготовили завещание?
— Да, это естественно для самурая. Да, кстати, я имею право взять с собой на место боя одного помощника. Я хочу, чтобы им был ты. Согласен?
— Это честь, которую я не заслуживаю.
— Возьмем и Амаюми. — Кодзиро посмотрел на сокола и добавил: — Он успокоит меня в пути.
— Я все понял, учитель.
— А теперь пойду к тетке.
Кодзиро нашел тетку в комнате, освещенной свечой.
— Спасибо, что приехали, — промолвил Кодзиро, почтительно склонившись перед пожилой женщиной.
Тетка воспитывала Кодзиро после смерти его матери, но в отличие от покойной не баловала его. Она считала своим долгом перед старшей сестрой сделать из Кодзиро достойного наследника семьи Сасаки, чтобы он с честью носил их фамилию. Она внимательно следила за успехами племянника.
— Кодзиро, я понимаю, что наступает решающий момент в твоей судьбе, — заговорила тетка. — У нас в Ивакуни все только и говорят о твоем поединке, поэтому я сочла необходимым навестить тебя. Я рада, что ты добился многого в жизни.
Тетка мысленно сравнила сидящего перед ней благородного вида самурая с тем юношей, который покинул родину с одним мечом за спиной.
— Прошло десять лет. Простите меня, что я не подавал вам вестей о себе, — ответил Кодзиро, все еще не поднимая головы. — Не знаю, как оценивают меня со стороны, но я не достиг всего, что наметил, поэтому и не писал вам.
— Вести о тебе всегда доходили до нас.
— Неужели и в Ивакуни?
— Конечно! Все тебя поддерживают. Если ты проиграешь Мусаси, то пятно позора ляжет не только на нашу семью, но и на всю провинцию. Катаяма Хисаясу, владетель Хоку, который гостит сейчас в уделе Кикка-ва, намерен прибыть сюда с большой группой самураев из Ивакуни. Их огорчит запрет передвигаться на лодках в проливе. Да, совсем забыла про подарок.
Тетка развернула небольшой сверток. В нем лежало нижнее белое кимоно с начертанными именами бога войны и богини-заступницы самураев. На рукавах женщины Ивакуни вышили золотом санскритские заклинания.
Кодзиро свернул кимоно и приложил его ко лбу в знак признательности.
— Вы устали, — сказал он. — Отдохните в этой комнате.
Кодзиро ушел к гостям, которые тоже явились с подарками. Среди них были и свиток с заклинаниями из храма Хатимана на горе Отоко, и кольчуга, и громадный морской лещ, и бочонок сакэ, и много другого. В доме собрались сторонники Кодзиро, которые искренне желали ему победы, но, по правде говоря, восемь человек из десяти, выражая восхищение Кодзиро, рассчитывали на его ответные услуги в будущем.
«Как бы они вели себя, если бы я оставался простым ронином», — думал Кодзиро.
Он чувствовал лицемерие многих, но его самолюбию льстило, что все эти люди не сомневаются в его победе. «Я должен, должен победить!» — твердил про себя Кодзиро. Он переживал небывалое волнение. «Победа, только победа!» — сверлила мозг неотступная мысль, и Кодзиро прекрасно понимал, почему это происходит.
Было совсем поздно, когда среди гостей пронеслась весть о приезде Мусаси. Он сошел с корабля в Модзи, и его уже видели в Кокуре.
— Может, сходим посмотреть на него? — предложил кто-то.
РАССВЕТ
Мусаси прибыл в Симоносэки несколько дней назад, и поскольку его никто здесь не знал, он спокойно провел все это время один. Утром одиннадцатого он переправился через пролив Каммон в Модзи и зашел к Нагаоке Садо, чтобы подтвердить согласие с местом и временем поединка.
Самурай, встретивший Мусаси у ворот, не сводил с него глаз. «Вот он какой, знаменитый Миямото Мусаси!» — подумал он, а вслух сказал:
— Хозяин в замке, скоро вернется. Прошу вас пройти в дом и подождать его.
— Спасибо, особых дел у меня к нему нет. Передайте ему мои слова.
— Он огорчится, не увидев вас. Если вы все же настаиваете на уходе, позвольте известить наших людей о вашем визите.
Самурай исчез во внутренних покоях, и через минуту появился Иори.
— Учитель! — бросился он на шею Мусаси. Мусаси погладил его по голове.
— Хорошо учишься?
— Да, учитель.
— Ты вырос.
— Вы знали, что я живу здесь?
— Садо сообщил мне в письме. Кобаяси Тародзаэмон в Сакаи рассказывал о тебе. Я рад за тебя. Воспитание в таком доме пойдет тебе на пользу.
Иори помрачнел.
— В чем дело? — спросил Мусаси. — Не забывай, Садо очень добр к тебе.
— Да, учитель.
— Ты должен изучать не только боевое искусство. Обязательно читай книги. Будь всегда готовым помочь другим и веди себя скромнее остальных мальчиков.
— Да, учитель.
— И никогда не жалей себя. Многие мальчики, осиротев, склонны к этому. Ты должен быть добрым и щедрым с людьми.
— Да, учитель.
— Ты умный мальчик, Иори, но будь осторожен. Постоянно держи себя в руках. Ты еще мал, вся жизнь у тебя впереди. Береги ее до того дня, когда сможешь отдать ее за благородное дело: за свою родину, за честь, за Путь Воина. Живи открыто и честно.
Иори с тоской думал, что слова Мусаси звучат как прощание. Мусаси говорил о серьезных вещах, упоминая слово «жизнь». Иори, не выдержав, уткнулся в грудь Мусаси. Рыдания душили мальчика.
Мусаси заметил, что Иори очень аккуратен — волосы тщательно причесаны, носки безупречной белизны. Мусаси почувствовал сожаление, что произнес излишне высокопарное наставление.
— Не плачь, — сказал он.
— Но если…
— Не реви! Тебя могут увидеть.
— Вы отправляетесь на Фунасиму послезавтра?
— Да.
— Победите его, пожалуйста! Победите! Я не смогу жить, если не увижу вас вновь!
— Это не повод для слез.
— Некоторые твердят, что вам ни за что не победить Кодзиро. Зачем вы согласились на этот поединок?
— Народ всегда что-то болтает.
— А вы правда можете проиграть?
— Зачем забивать себе голову разными пустяками!
— Значит, вы уверены в победе?
— Если я и проиграю, то с честью.
— Если вы сомневаетесь, не лучше ли скрыться?
— В любой сплетне есть доля истины, Иори. Может, я допустил ошибку, но дело зашло слишком далеко. Убежать — значит пренебречь законом, предписанным Путем Воина. Это навлекло бы позор не только на меня, но и на многих других.
— Вы только что говорили, что я должен беречь свою жизнь.
— Да, говорил. Если меня похоронят на Фунасиме, пусть моя смерть послужит тебе уроком. Никогда не ввязывайся в истории, которые могут стоить тебе жизни.
Мусаси почувствовал, что слишком сосредоточился на мрачной теме.
— Я попросил передать Нагаоке Садо мое почтение. Передай ему мой привет и ты, скажи, что я встречусь с ним на Фунасиме.
Мусаси ласково отстранил Иори от себя. Иори глядел ему вслед, судорожно сжимая соломенную шляпу.
— Не уходите! — в отчаянии прошептал он.
Нуиноскэ нагнал Мусаси в воротах.
— Иори просит, чтобы вы не уходили. Я сочувствую ему. Не могли вы остаться на ночь в нашем доме?
— Благодарю за приглашение, но едва ли это разумно. Через два дня я могу заснуть навеки. Я не хочу никого обременять. В будущем это может иметь плохие последствия для вас.
— Боюсь, что хозяин разгневается, что мы не оставили вас в доме.
— Я напишу ему. Сегодня я пришел только для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Мне пора!
Мусаси повернул к берегу моря, но вскоре его окликнули. Обернувшись, он увидел шестерых пожилых самураев из дома Хосокавы. Он никого из них не знал и решил, что они обознались.
— Мусаси!
— Ты Миямото Мусаси?
Мусаси еще раз обернулся. Что нужно этим пожилым воинам?
— Не помнишь нас? Конечно, прошло столько времени. Меня зовут Уцуми Могобэйнодзё. Все мы родом из Мимасаки. Мы состояли на службе у дома Симмэн в замке Такаяма.
— Кояма Хандаю. Магобэйнодзё и я были друзьями твоего отца.
Мусаси радостно улыбнулся.
— Приятная неожиданность!
Говор самураев подтверждал, что они его земляки. Поклонившись каждому из них, Мусаси сказал:
— Я рад вас видеть. Как случилось, что все вы оказались в этих краях?
— Ты знаешь, что дом Симмэн прекратил существование после битвы при Сэкигахаре. Став ронинами, мы бежали на остров Кюсю. Зарабатывали на жизнь плетением соломенных башмаков для лошадей. Потом нам повезло, и мы зажили получше.
— Кто бы мог подумать, что я встречу друзей отца в Кокуре!
— Для нас это тоже большая радость. Ты стал настоящим самураем, Мусаси. Жаль, что отец не дожил до этого дня. Хотим пригласить тебя провести с нами вечер. Мы договорились с Садо.
— Невежливо уйти, не встретившись с Садо, — вмешался Хандаю. — Не пристало такое сыну Симмэна Мунисая. Вернись с нами в дом.
Хандаю, видимо, считал, что дружба с покойным отцом Мусаси позволяла ему говорить в назидательном тоне. Хандаю направился к дому, уверенный, что Мусаси идет следом.
— Простите, — проговорил Мусаси. — Прошу прощения за неучтивость, но присоединиться к вам не могу.
Самураи остановились. Магобэйнодзё сказал:
— Почему же? Мы хотим оказать тебе должный прием, мы ведь земляки. Садо с тобой хочет встретиться. Зачем обижать его?
— Я бы с удовольствием пошел, но у меня есть веские причины не делать этого, — вежливо, но твердо сказал Мусаси. — Я слышал, что мой поединок осложнил отношения между двумя старейшими вассалами дома Хосокавы — Нагаокой Садо и Ивамой Какубэем. Иваму поддерживает Тадатоси, Нагаока пытается укрепить свое положение, делая ставку против Кодзиро.
Самураи переглянулись.
— Возможно, это пустые сплетни, — продолжал Мусаси, — но сплетни — коварная вещь. Кому интересен ронин вроде меня, но я не хотел бы давать лишний повод для пересудов о соперничестве Садо и Какубэя. Они бесценные для этого удела люди.
— Ясно, — протянул Магобэйнодзё.
— А теперь позвольте откланяться, — улыбнулся Мусаси. — По правде сказать, я остался прежним деревенским жителем, которому в тягость светские беседы за столом. Хочу отдохнуть.
Самураи зашептались.
— Сегодня одиннадцатый день четвертого месяца, — сказал Хандаю. — Вот уже десять лет мы собираемся вместе с этот день. Мы никогда не приглашаем посторонних на наше собрание, но мы земляки, ты сын Мунисая, поэтому можешь присоединиться к нам. Предупреждаю, мы не выставим богатого угощения, но обстановка будет непринужденной и тебя никто не увидит.
— В таком случае я принимаю приглашение, — ответил Мусаси. Старые самураи обрадовались. Они договорились, что часа через два один из них, Кипами Кагасиро, встретит Мусаси у чайной.
Мусаси встретил Кагасиро в назначенный час, и они направились к мосту Итацу. Пройдя полтора километра, они оказались в тихом месте, где не было ничего, кроме винной лавки да дешевого постоялого двора. Мусаси насторожился. На первый взгляд в старых самураях он не заметил ничего подозрительного. По возрасту они могли быть друзьями его отца, они говорили на наречии Мимасаки. Почему они выбрали пустынное место?
Кагасиро оставил Мусаси одного, а сам прошел вперед к реке.
— Все в порядке, пойдем, — сказал он, вернувшись с берега. По узкой тропинке они зашагали к дамбе.
«Может, они затеяли вечеринку на лодке?» — подумал Мусаси, в душе подсмеиваясь над излишней бдительностью. У берега лодки не оказалось. Самураи сидели в кружок в официальных позах.
— Здесь мы собираемся, — объяснил Магобэйнодзё. — Тебя к нам привела судьба. Садись!
Мусаси пододвинули циновку. Почему собрание устраивается в столь странном месте? Мусаси как гостю приходилось следовать привычкам хозяев. Он сел и тоже принял строгую позу.
— Устраивайся поудобнее, — сказал Магобэйнодзё. — Мы сначала проведем торжественную церемонию, а потом выпьем и поболтаем.
Шестеро самураев положили около себя пучки соломы и принялись плести конские башмаки. Выражение их лиц было сосредоточенным, даже благоговейным. Самураи плели ловко, поплевывая на ладони.
— Достаточно, — сказал Хандаю, положив готовый башмак на маленький столик.
Остальные сделали то же, выпрямив спины и поправив кимоно. Магобэйнодзё, старший по возрасту, заговорил первым.
— Сегодня двенадцатая годовщина битвы при Сэкигахаре, двенадцатая годовщина нашего поражения, — начал он. — Мы намного пережили наших друзей. Жизнью мы обязаны милосердию даймё Хосокавы. Наши дети и внуки не должны забывать об оказанной нам милости.
Самураи почтительно опустили глаза.
— Мы должны помнить щедрость дома Симмэн, хотя его больше не существует. Мы не забудем той нищеты, в которую впали, пока добрались до этих мест. Мы собираемся здесь, чтобы сохранить в душе эту память. Помолимся за здоровье и благополучие друг друга.
Самураи хором подхватили:
— Мы никогда не забудем милосердие даймё Хосокавы, щедрость дома Симмэн, милость неба, избавившего нас от бедности и отчаяния.
— А теперь — знак нашего почтения, — сказал Магобэйнодзё. Самураи обратились лицом к белеющим стенам замка Кокура и склонились до земли, затем повернулись в сторону, где находится провинция Мимасака и тоже поклонились. Третий поклон они отдали соломенным башмакам.
Магобэйнодзё обратился к Мусаси:
— Мы сейчас поднимемся в храм, чтобы сделать приношение сплетенными башмаками. Жди нас здесь.
Старики потянулись цепочкой за самураем, который нес в приподнятых руках столик с конскими башмгиами. Они привязали к храмовому дереву свои поделки. Выстроившись перед божеством, они хлопнули в ладоши, взывая к небесам.
Угощение состояло из простой еды — тушеные овощи, побеги бамбука с бобовой пастой, сушеная рыба. Такую пищу едят в крестьянских домах, но было вдоволь сакэ, веселья и смеха.
— Для меня большая честь присутствовать на вашем празднике, но объясните смысл торжественной церемонии, — попросил Мусаси.
— Когда мы прибыли сюда после поражения, вокруг были одни чужие люди. Воровать мы не могли — лучше умереть. Кто-то из нас задумал открыть лавку у моста и торговать конскими башмаками. Когда мы взялись за плетение, загрубевшие от тренировок с копьями руки поначалу плохо слушались, потом дело пошло легче. Мы уже три года продавали свой товар, когда про нас прослышал господин Хосокава Сансай. Узнав, что мы бывшие вассалы дома Симмэн, он предложил поступить к нему на службу.
Магобэйнодзё рассказал, как они отказались от общего жалованья в тысячу коку риса на всех, поскольку вассал должен служить сюзерену на основе личной преданности. Сансай, согласившись, выделил жалованье каждому в отдельности. Кто-то из приближенных Хосокавы предложил дать новичкам деньги на одежду, но даймё не согласился, поскольку эта подачка могла быть воспринята как унижение. Он оказался прав. Как ни бедствовали самураи, но они нашли возможность купить одежду и явиться на церемонию вступления в должность в накрахмаленных кимоно.
В завершение рассказа Магобэйнодзё, подняв чарку сакэ, произнес:
— Прости мою пространную речь, но я хочу, чтобы ты поверил в нашу честность и порядочность. Пусть наша еда скудна, а сакэ дешево, дело не в этом. Желаем тебе сражаться завтра смело и решительно, а если ты падешь в бою, мы похороним твои останки.
— Вы оказали мне большую честь, пригласив к себе, — ответил Мусаси. — Это приятнее, чем пить отборное сакэ в самом богатом доме. Я бы желал себе такой же судьбы, как и ваша.
— Не горячись, Мусаси! А то придется учиться плетению! — сказал кто-то под дружный смех.
Самураи веселились от души, но Мусаси собрался уходить. Ему не хотелось подводить земляков. Он распрощался и с легким сердцем отправился к себе. Или только со стороны казалось, что у него прекрасное настроение?
Нагаока гневался на слуг и домочадцев за то, что они не смогли удержать Мусаси. Утром он отправил людей на поиски Мусаси, но те вернулись ни с чем. Садо хмурился: «Что же произошло? — думал он. — Неужели…» Садо не решался завершить мысль.
В двенадцатый день Кодзиро посетил замок, где его тепло принял сам Тадатоси. Они выпили по чарке сакэ, и Кодзиро окрыленный вернулся домой.
К вечеру город гудел от слухов.
— Мусаси, видимо, испугался и бежал…
— Я точно знаю, он удрал!
Садо не спал всю ночь. Он уговаривал себя, что такое невозможно. Трусость не вязалась с характером Мусаси. Сколько известно случаев, когда ломались самые крепкие и надежные люди? В предчувствии самого худшего Садо уже подумывал о харакири — единственном в его положении выходе, поскольку он рекомендовал Мусаси.
Утро тринадцатого дня застало Садо в саду, где он прогуливался с Иори. «Неужели я ошибся?» — спрашивал себя Садо.
— Доброе утро, господин! — Нуиноскэ появился в боковой калитке.
— Нашли? — спросил Садо.
— Нет. Никто из хозяев гостиниц его не видел.
— В храмах узнавали?
— И в храмах и в додзё — везде, куда бы мог прийти фехтовальщик. Магобэйнодзё с друзьями отсутствовали всю ночь…
— Их до сих пор нет, — нахмурился Садо.
Сквозь листву сливового дерева виднелось море. Волны, казалось, бились в грудь Садо.
— Ничего не понимаю, — проговорил он.
Возвращавшиеся с поисков люди усаживались у веранды, злые и растерянные. Кинами Кагасиро, проходя мимо дома Кодзиро, видел толпу в несколько сот человек. Ворота торжественно украшены, а перед входом в дом стояла золоченая ширма. На заре три группы сторонников Кодзиро отправились в храмы молиться за его победу.
В доме Садо воцарилось уныние. Особенно переживали старые самураи, соратники отца Мусаси. Они чувствовали, что их предали. Если Мусаси струсил, они никогда не смогут смотреть в глаза другим самураям. Уходя от Садо, Кагасиро поклялся:
— Мы найдем негодяя! Не сегодня, так завтра. Смерть трусу!
Вернувшись в свою комнату, Садо возжег благовония в курильнице, как делал каждый день, но на этот раз Нуиноскэ заметил особую торжественность и мрачность ритуала. «Он готовит себя к смерти», — сокрушенно подумал он.
Выйдя в сад, Нуиноскэ столкнулся с Иори.
— Вы заходили к Кобаяси Тародзаэмону? — спросил Иори. Нуиноскэ оценил смекалку мальчика. Никто не додумался искать.
Мусаси в доме купца, хотя именно там Мусаси мог найти надежное укрытие.
— Мальчик прав! — воскликнул Садо, услышав мнение Иори. — Немедленно пойдите в контору.
Садо быстро написал записку и отдал Нуиноскэ, сообщив ему содержание. Садо писал: «Сасаки Кодзиро отправится на Фунасиму на лодке господина Тадатоси. Он прибудет к восьми часам. Ты успеваешь к этому времени. Предлагаю тебе прийти в мой дом и здесь провести приготовления к бою. Я достал лодку, на ней ты поплывешь навстречу победе».
Нуиноскэ и Иори, наняв быстроходную лодку, приплыли в гавань Тародзаэмона.
— Не знаю, о ком вы спрашиваете, но в хозяйском доме живет молодой самурай, — ответил приказчик в конторе.
— Нашли! — воскликнул Нуиноскэ, переглянувшись с Иори.
К Тародзаэмону, встретившему их в доме, Нуиноскэ обратился без лишних любезностей:
— Мы по важному официальному делу. У вас остановился Миямото Мусаси?
— Да.
— Сообщите ему о нашем приходе. Мы с ног сбились, разыскивая его.
Тародзаэмон ушел на внутреннюю половину дома и вскоре вернулся.
— Мусаси в своей комнате. Он спит.
— Спит? — изумился Нуиноскэ.
— Мы вчера засиделись допоздна.
— Не время ему спать. Разбудите его!
Купец не поддался настойчивости самурая и провел посетителей в гостиную, предложив им подождать.
Мусаси появился свежий и бодрый, с ясными, как у младенца, глазами.
— Доброе утро! — приветствовал он гостей. — Чем обязан?
Нуиноскэ молча передал письмо Садо.
Мусаси почтительно поднес свиток ко лбу, прежде чем сломать печать. Иори не сводил глаз с учителя, но Мусаси держался так, словно не замечал его. Прочитав письмо, Мусаси сказал:
— Большое спасибо господину Садо за заботу.
Мусаси быстро написал ответ.
— Я все изложил в письме, — сказал он. — Передайте ему мою искреннюю благодарность.
Мусаси добавил, что о нем беспокоиться не стоит, он сам доберется до Фунасимы в удобное для него время.
Мусаси и Иори не перемолвились ни словом, но, встретившись глазами, учитель и ученик многое сказали друг другу.
Садо, прочитав письмо, облегченно вздохнул. Мусаси писал:
Самурай, встретивший Мусаси у ворот, не сводил с него глаз. «Вот он какой, знаменитый Миямото Мусаси!» — подумал он, а вслух сказал:
— Хозяин в замке, скоро вернется. Прошу вас пройти в дом и подождать его.
— Спасибо, особых дел у меня к нему нет. Передайте ему мои слова.
— Он огорчится, не увидев вас. Если вы все же настаиваете на уходе, позвольте известить наших людей о вашем визите.
Самурай исчез во внутренних покоях, и через минуту появился Иори.
— Учитель! — бросился он на шею Мусаси. Мусаси погладил его по голове.
— Хорошо учишься?
— Да, учитель.
— Ты вырос.
— Вы знали, что я живу здесь?
— Садо сообщил мне в письме. Кобаяси Тародзаэмон в Сакаи рассказывал о тебе. Я рад за тебя. Воспитание в таком доме пойдет тебе на пользу.
Иори помрачнел.
— В чем дело? — спросил Мусаси. — Не забывай, Садо очень добр к тебе.
— Да, учитель.
— Ты должен изучать не только боевое искусство. Обязательно читай книги. Будь всегда готовым помочь другим и веди себя скромнее остальных мальчиков.
— Да, учитель.
— И никогда не жалей себя. Многие мальчики, осиротев, склонны к этому. Ты должен быть добрым и щедрым с людьми.
— Да, учитель.
— Ты умный мальчик, Иори, но будь осторожен. Постоянно держи себя в руках. Ты еще мал, вся жизнь у тебя впереди. Береги ее до того дня, когда сможешь отдать ее за благородное дело: за свою родину, за честь, за Путь Воина. Живи открыто и честно.
Иори с тоской думал, что слова Мусаси звучат как прощание. Мусаси говорил о серьезных вещах, упоминая слово «жизнь». Иори, не выдержав, уткнулся в грудь Мусаси. Рыдания душили мальчика.
Мусаси заметил, что Иори очень аккуратен — волосы тщательно причесаны, носки безупречной белизны. Мусаси почувствовал сожаление, что произнес излишне высокопарное наставление.
— Не плачь, — сказал он.
— Но если…
— Не реви! Тебя могут увидеть.
— Вы отправляетесь на Фунасиму послезавтра?
— Да.
— Победите его, пожалуйста! Победите! Я не смогу жить, если не увижу вас вновь!
— Это не повод для слез.
— Некоторые твердят, что вам ни за что не победить Кодзиро. Зачем вы согласились на этот поединок?
— Народ всегда что-то болтает.
— А вы правда можете проиграть?
— Зачем забивать себе голову разными пустяками!
— Значит, вы уверены в победе?
— Если я и проиграю, то с честью.
— Если вы сомневаетесь, не лучше ли скрыться?
— В любой сплетне есть доля истины, Иори. Может, я допустил ошибку, но дело зашло слишком далеко. Убежать — значит пренебречь законом, предписанным Путем Воина. Это навлекло бы позор не только на меня, но и на многих других.
— Вы только что говорили, что я должен беречь свою жизнь.
— Да, говорил. Если меня похоронят на Фунасиме, пусть моя смерть послужит тебе уроком. Никогда не ввязывайся в истории, которые могут стоить тебе жизни.
Мусаси почувствовал, что слишком сосредоточился на мрачной теме.
— Я попросил передать Нагаоке Садо мое почтение. Передай ему мой привет и ты, скажи, что я встречусь с ним на Фунасиме.
Мусаси ласково отстранил Иори от себя. Иори глядел ему вслед, судорожно сжимая соломенную шляпу.
— Не уходите! — в отчаянии прошептал он.
Нуиноскэ нагнал Мусаси в воротах.
— Иори просит, чтобы вы не уходили. Я сочувствую ему. Не могли вы остаться на ночь в нашем доме?
— Благодарю за приглашение, но едва ли это разумно. Через два дня я могу заснуть навеки. Я не хочу никого обременять. В будущем это может иметь плохие последствия для вас.
— Боюсь, что хозяин разгневается, что мы не оставили вас в доме.
— Я напишу ему. Сегодня я пришел только для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Мне пора!
Мусаси повернул к берегу моря, но вскоре его окликнули. Обернувшись, он увидел шестерых пожилых самураев из дома Хосокавы. Он никого из них не знал и решил, что они обознались.
— Мусаси!
— Ты Миямото Мусаси?
Мусаси еще раз обернулся. Что нужно этим пожилым воинам?
— Не помнишь нас? Конечно, прошло столько времени. Меня зовут Уцуми Могобэйнодзё. Все мы родом из Мимасаки. Мы состояли на службе у дома Симмэн в замке Такаяма.
— Кояма Хандаю. Магобэйнодзё и я были друзьями твоего отца.
Мусаси радостно улыбнулся.
— Приятная неожиданность!
Говор самураев подтверждал, что они его земляки. Поклонившись каждому из них, Мусаси сказал:
— Я рад вас видеть. Как случилось, что все вы оказались в этих краях?
— Ты знаешь, что дом Симмэн прекратил существование после битвы при Сэкигахаре. Став ронинами, мы бежали на остров Кюсю. Зарабатывали на жизнь плетением соломенных башмаков для лошадей. Потом нам повезло, и мы зажили получше.
— Кто бы мог подумать, что я встречу друзей отца в Кокуре!
— Для нас это тоже большая радость. Ты стал настоящим самураем, Мусаси. Жаль, что отец не дожил до этого дня. Хотим пригласить тебя провести с нами вечер. Мы договорились с Садо.
— Невежливо уйти, не встретившись с Садо, — вмешался Хандаю. — Не пристало такое сыну Симмэна Мунисая. Вернись с нами в дом.
Хандаю, видимо, считал, что дружба с покойным отцом Мусаси позволяла ему говорить в назидательном тоне. Хандаю направился к дому, уверенный, что Мусаси идет следом.
— Простите, — проговорил Мусаси. — Прошу прощения за неучтивость, но присоединиться к вам не могу.
Самураи остановились. Магобэйнодзё сказал:
— Почему же? Мы хотим оказать тебе должный прием, мы ведь земляки. Садо с тобой хочет встретиться. Зачем обижать его?
— Я бы с удовольствием пошел, но у меня есть веские причины не делать этого, — вежливо, но твердо сказал Мусаси. — Я слышал, что мой поединок осложнил отношения между двумя старейшими вассалами дома Хосокавы — Нагаокой Садо и Ивамой Какубэем. Иваму поддерживает Тадатоси, Нагаока пытается укрепить свое положение, делая ставку против Кодзиро.
Самураи переглянулись.
— Возможно, это пустые сплетни, — продолжал Мусаси, — но сплетни — коварная вещь. Кому интересен ронин вроде меня, но я не хотел бы давать лишний повод для пересудов о соперничестве Садо и Какубэя. Они бесценные для этого удела люди.
— Ясно, — протянул Магобэйнодзё.
— А теперь позвольте откланяться, — улыбнулся Мусаси. — По правде сказать, я остался прежним деревенским жителем, которому в тягость светские беседы за столом. Хочу отдохнуть.
Самураи зашептались.
— Сегодня одиннадцатый день четвертого месяца, — сказал Хандаю. — Вот уже десять лет мы собираемся вместе с этот день. Мы никогда не приглашаем посторонних на наше собрание, но мы земляки, ты сын Мунисая, поэтому можешь присоединиться к нам. Предупреждаю, мы не выставим богатого угощения, но обстановка будет непринужденной и тебя никто не увидит.
— В таком случае я принимаю приглашение, — ответил Мусаси. Старые самураи обрадовались. Они договорились, что часа через два один из них, Кипами Кагасиро, встретит Мусаси у чайной.
Мусаси встретил Кагасиро в назначенный час, и они направились к мосту Итацу. Пройдя полтора километра, они оказались в тихом месте, где не было ничего, кроме винной лавки да дешевого постоялого двора. Мусаси насторожился. На первый взгляд в старых самураях он не заметил ничего подозрительного. По возрасту они могли быть друзьями его отца, они говорили на наречии Мимасаки. Почему они выбрали пустынное место?
Кагасиро оставил Мусаси одного, а сам прошел вперед к реке.
— Все в порядке, пойдем, — сказал он, вернувшись с берега. По узкой тропинке они зашагали к дамбе.
«Может, они затеяли вечеринку на лодке?» — подумал Мусаси, в душе подсмеиваясь над излишней бдительностью. У берега лодки не оказалось. Самураи сидели в кружок в официальных позах.
— Здесь мы собираемся, — объяснил Магобэйнодзё. — Тебя к нам привела судьба. Садись!
Мусаси пододвинули циновку. Почему собрание устраивается в столь странном месте? Мусаси как гостю приходилось следовать привычкам хозяев. Он сел и тоже принял строгую позу.
— Устраивайся поудобнее, — сказал Магобэйнодзё. — Мы сначала проведем торжественную церемонию, а потом выпьем и поболтаем.
Шестеро самураев положили около себя пучки соломы и принялись плести конские башмаки. Выражение их лиц было сосредоточенным, даже благоговейным. Самураи плели ловко, поплевывая на ладони.
— Достаточно, — сказал Хандаю, положив готовый башмак на маленький столик.
Остальные сделали то же, выпрямив спины и поправив кимоно. Магобэйнодзё, старший по возрасту, заговорил первым.
— Сегодня двенадцатая годовщина битвы при Сэкигахаре, двенадцатая годовщина нашего поражения, — начал он. — Мы намного пережили наших друзей. Жизнью мы обязаны милосердию даймё Хосокавы. Наши дети и внуки не должны забывать об оказанной нам милости.
Самураи почтительно опустили глаза.
— Мы должны помнить щедрость дома Симмэн, хотя его больше не существует. Мы не забудем той нищеты, в которую впали, пока добрались до этих мест. Мы собираемся здесь, чтобы сохранить в душе эту память. Помолимся за здоровье и благополучие друг друга.
Самураи хором подхватили:
— Мы никогда не забудем милосердие даймё Хосокавы, щедрость дома Симмэн, милость неба, избавившего нас от бедности и отчаяния.
— А теперь — знак нашего почтения, — сказал Магобэйнодзё. Самураи обратились лицом к белеющим стенам замка Кокура и склонились до земли, затем повернулись в сторону, где находится провинция Мимасака и тоже поклонились. Третий поклон они отдали соломенным башмакам.
Магобэйнодзё обратился к Мусаси:
— Мы сейчас поднимемся в храм, чтобы сделать приношение сплетенными башмаками. Жди нас здесь.
Старики потянулись цепочкой за самураем, который нес в приподнятых руках столик с конскими башмгиами. Они привязали к храмовому дереву свои поделки. Выстроившись перед божеством, они хлопнули в ладоши, взывая к небесам.
Угощение состояло из простой еды — тушеные овощи, побеги бамбука с бобовой пастой, сушеная рыба. Такую пищу едят в крестьянских домах, но было вдоволь сакэ, веселья и смеха.
— Для меня большая честь присутствовать на вашем празднике, но объясните смысл торжественной церемонии, — попросил Мусаси.
— Когда мы прибыли сюда после поражения, вокруг были одни чужие люди. Воровать мы не могли — лучше умереть. Кто-то из нас задумал открыть лавку у моста и торговать конскими башмаками. Когда мы взялись за плетение, загрубевшие от тренировок с копьями руки поначалу плохо слушались, потом дело пошло легче. Мы уже три года продавали свой товар, когда про нас прослышал господин Хосокава Сансай. Узнав, что мы бывшие вассалы дома Симмэн, он предложил поступить к нему на службу.
Магобэйнодзё рассказал, как они отказались от общего жалованья в тысячу коку риса на всех, поскольку вассал должен служить сюзерену на основе личной преданности. Сансай, согласившись, выделил жалованье каждому в отдельности. Кто-то из приближенных Хосокавы предложил дать новичкам деньги на одежду, но даймё не согласился, поскольку эта подачка могла быть воспринята как унижение. Он оказался прав. Как ни бедствовали самураи, но они нашли возможность купить одежду и явиться на церемонию вступления в должность в накрахмаленных кимоно.
В завершение рассказа Магобэйнодзё, подняв чарку сакэ, произнес:
— Прости мою пространную речь, но я хочу, чтобы ты поверил в нашу честность и порядочность. Пусть наша еда скудна, а сакэ дешево, дело не в этом. Желаем тебе сражаться завтра смело и решительно, а если ты падешь в бою, мы похороним твои останки.
— Вы оказали мне большую честь, пригласив к себе, — ответил Мусаси. — Это приятнее, чем пить отборное сакэ в самом богатом доме. Я бы желал себе такой же судьбы, как и ваша.
— Не горячись, Мусаси! А то придется учиться плетению! — сказал кто-то под дружный смех.
Самураи веселились от души, но Мусаси собрался уходить. Ему не хотелось подводить земляков. Он распрощался и с легким сердцем отправился к себе. Или только со стороны казалось, что у него прекрасное настроение?
Нагаока гневался на слуг и домочадцев за то, что они не смогли удержать Мусаси. Утром он отправил людей на поиски Мусаси, но те вернулись ни с чем. Садо хмурился: «Что же произошло? — думал он. — Неужели…» Садо не решался завершить мысль.
В двенадцатый день Кодзиро посетил замок, где его тепло принял сам Тадатоси. Они выпили по чарке сакэ, и Кодзиро окрыленный вернулся домой.
К вечеру город гудел от слухов.
— Мусаси, видимо, испугался и бежал…
— Я точно знаю, он удрал!
Садо не спал всю ночь. Он уговаривал себя, что такое невозможно. Трусость не вязалась с характером Мусаси. Сколько известно случаев, когда ломались самые крепкие и надежные люди? В предчувствии самого худшего Садо уже подумывал о харакири — единственном в его положении выходе, поскольку он рекомендовал Мусаси.
Утро тринадцатого дня застало Садо в саду, где он прогуливался с Иори. «Неужели я ошибся?» — спрашивал себя Садо.
— Доброе утро, господин! — Нуиноскэ появился в боковой калитке.
— Нашли? — спросил Садо.
— Нет. Никто из хозяев гостиниц его не видел.
— В храмах узнавали?
— И в храмах и в додзё — везде, куда бы мог прийти фехтовальщик. Магобэйнодзё с друзьями отсутствовали всю ночь…
— Их до сих пор нет, — нахмурился Садо.
Сквозь листву сливового дерева виднелось море. Волны, казалось, бились в грудь Садо.
— Ничего не понимаю, — проговорил он.
Возвращавшиеся с поисков люди усаживались у веранды, злые и растерянные. Кинами Кагасиро, проходя мимо дома Кодзиро, видел толпу в несколько сот человек. Ворота торжественно украшены, а перед входом в дом стояла золоченая ширма. На заре три группы сторонников Кодзиро отправились в храмы молиться за его победу.
В доме Садо воцарилось уныние. Особенно переживали старые самураи, соратники отца Мусаси. Они чувствовали, что их предали. Если Мусаси струсил, они никогда не смогут смотреть в глаза другим самураям. Уходя от Садо, Кагасиро поклялся:
— Мы найдем негодяя! Не сегодня, так завтра. Смерть трусу!
Вернувшись в свою комнату, Садо возжег благовония в курильнице, как делал каждый день, но на этот раз Нуиноскэ заметил особую торжественность и мрачность ритуала. «Он готовит себя к смерти», — сокрушенно подумал он.
Выйдя в сад, Нуиноскэ столкнулся с Иори.
— Вы заходили к Кобаяси Тародзаэмону? — спросил Иори. Нуиноскэ оценил смекалку мальчика. Никто не додумался искать.
Мусаси в доме купца, хотя именно там Мусаси мог найти надежное укрытие.
— Мальчик прав! — воскликнул Садо, услышав мнение Иори. — Немедленно пойдите в контору.
Садо быстро написал записку и отдал Нуиноскэ, сообщив ему содержание. Садо писал: «Сасаки Кодзиро отправится на Фунасиму на лодке господина Тадатоси. Он прибудет к восьми часам. Ты успеваешь к этому времени. Предлагаю тебе прийти в мой дом и здесь провести приготовления к бою. Я достал лодку, на ней ты поплывешь навстречу победе».
Нуиноскэ и Иори, наняв быстроходную лодку, приплыли в гавань Тародзаэмона.
— Не знаю, о ком вы спрашиваете, но в хозяйском доме живет молодой самурай, — ответил приказчик в конторе.
— Нашли! — воскликнул Нуиноскэ, переглянувшись с Иори.
К Тародзаэмону, встретившему их в доме, Нуиноскэ обратился без лишних любезностей:
— Мы по важному официальному делу. У вас остановился Миямото Мусаси?
— Да.
— Сообщите ему о нашем приходе. Мы с ног сбились, разыскивая его.
Тародзаэмон ушел на внутреннюю половину дома и вскоре вернулся.
— Мусаси в своей комнате. Он спит.
— Спит? — изумился Нуиноскэ.
— Мы вчера засиделись допоздна.
— Не время ему спать. Разбудите его!
Купец не поддался настойчивости самурая и провел посетителей в гостиную, предложив им подождать.
Мусаси появился свежий и бодрый, с ясными, как у младенца, глазами.
— Доброе утро! — приветствовал он гостей. — Чем обязан?
Нуиноскэ молча передал письмо Садо.
Мусаси почтительно поднес свиток ко лбу, прежде чем сломать печать. Иори не сводил глаз с учителя, но Мусаси держался так, словно не замечал его. Прочитав письмо, Мусаси сказал:
— Большое спасибо господину Садо за заботу.
Мусаси быстро написал ответ.
— Я все изложил в письме, — сказал он. — Передайте ему мою искреннюю благодарность.
Мусаси добавил, что о нем беспокоиться не стоит, он сам доберется до Фунасимы в удобное для него время.
Мусаси и Иори не перемолвились ни словом, но, встретившись глазами, учитель и ученик многое сказали друг другу.
Садо, прочитав письмо, облегченно вздохнул. Мусаси писал:
«Примите глубочайшую благодарность за предложение доставить меня на Фунасиму. Я не достоин такой чести и не могу принять ваше предложение. Прошу вас учесть, что Кодзиро воспользуется лодкой своего сюзерена. Если я поплыву на вашей лодке, то сложится впечатление, будто вы противопоставляете себя господину Тадатоси. Не следует этого делать ради меня. Я хотел заранее предупредить вас об этом деликатном деле. Из этих же соображений я остановился у Тародзаэмона. На Фунасиму я отправлюсь на его лодке. Время я выберу сам».