Ёсикава Эйдзи. Десять меченосцев

   На полпути к Хотэнгахаре, там, где сливаются две речки, Иори ждала неприятная неожиданность. Свернутый в трубочку лист вылетел у него из губ, и мальчик резко отскочил в придорожную бамбуковую рощицу. Четыре человека на мосту что-то оживленно обсуждали.
   — Они! — тихо прошептал Иори.
   Эти люди наводили ужас на округу. Когда дети шалили, матери говорили: «Вот подожди, утешут тебя горные дьяволы!» Последний раз дьяволы появлялись здесь осенью позапрошлого года.
   В двадцати километрах отсюда в горах Хитати стоял синтоистский храм, посвященный богу гор. Бог наводил такой ужас на людей, что в старину жители окрестных деревень по очереди приносили ему ежегодные жертвы, отправляя в храм зерно и девушек. Когда приходила очередь той или иной деревни, при свете факелов в храм направлялась процессия с дарами. Позже выяснилось, что бога изображал человек, и приношение даров прекратилось. Однако в период смут так называемый бог гор решил собирать дары силой. Раз в три месяца с гор спускалась банда, вооруженная копьями, топорами, секирами, и совершала набеги на мирные селения, забирая все подряд, в том числе и женщин. Сопротивлявшихся убивали.
   Иори помнил один из таких набегов. Из укрытия он видел, как через поле к мосту движутся в ночном тумане тени людей. Скоро их собралось человек пятьдесят.
   Иори прислушивался, затаив дыхание. Разбойники быстро договорились о плане действий. Вожак дал команду, и банда, как стая саранчи, ринулась на деревню. Ночную тишину огласили крики и плач, мычание коров, ржание лошадей.
   Иори решил позвать на подмогу самурая из храма Токугандзи, но едва он выбрался из рощицы, как его окликнули с моста. Мальчик не заметил, что там остались двое дозорных. Он опрометью кинулся прочь, но разбойники без труда догнали его.
   — Куда так спешишь? — поинтересовался один из преследователей.
   — Ты кто? — спросил второй.
   Иори мог бы заплакать, как маленький, но он колотил и царапал державшие его руки.
   — Он видел всех нас. Собирался предупредить кого-то.
   — Прикончим и бросим в поле.
   — Я придумал кое-что получше. Разбойники привязали мальчика к опоре моста.
   — Пусть река его посторожит, — ухмылялись разбойники, вылезая на берег.
   Издалека донесся звон храмового колокола. Иори с содроганием наблюдал, как разгоралось небо над деревней, бросая кровавые отсветы на реку. Потом послышался скрип колес, плач детей, рыдания женщин. Колеса стучали по настилу моста прямо над головой Иори.
   — Негодяи! — раздался мужской голос.
   — Отдайте мою жену! — кричал кто-то.
   На мосту завязалась драка, и скоро окровавленный труп упал в реку рядом с Иори. За ним последовал второй, обдав лицо Иори фонтаном брызг и крови. Разбойники сбросили в реку шестерых крестьян. Течение понесло тела вниз по реке, но один человек оказался живым. Раненый ухватился за камыш, подтянулся к берегу и пополз наверх.
   — Эй! — окликнул его Иори. — Развяжи меня! Я позову подмогу. Мы отомстим за всех!
   Человек, стоявший по пояс в воде, не двигался.
   — Развяжи меня! Я должен спасти деревню! — громко крикнул Иори.
   Человек не менял положения. Иори удалось ослабить путы, дотянуться до крестьянина и толкнуть его ногой в плечо. Раненый поднял лицо, заляпанное грязью, и бессмысленно уставился на мальчика. Он медленно добрел до Иори и неимоверным усилием ослабил узел. Через минуту он умер.
   Иори взглянул на мост, там лежало еще несколько трупов. Разбойники на мосту сосредоточенно вытаскивали колесо повозки, провалившееся в щель, поэтому никто не обратил внимания на побег мальчика.
   Путь к храму был отрезан. Припадая к берегу, Иори пробрался к мелководью, где реку можно перейти вброд. Выбравшись на берег, он ветром помчался к дому.
   Около дома он увидел Мусаси, который с тревогой смотрел на зарево.
   — Скорее! — крикнул мальчик.
   — Что случилось?
   — Надо бежать в деревню.
   — Пожар?
   — Да. Напали горные дьяволы.
   — Дьяволы? Бандиты?
   — Человек сорок. Надо спасать крестьян!
   Мусаси нырнул в дом, вернулся с мечом и поспешно стал завязывать сандалии.
   — Скорее, я покажу дорогу, — торопил Иори.
   — Ты останешься здесь.
   Иори не поверил своим ушам.
   — Там слишком опасно, — продолжал Мусаси.
   — Я не боюсь.
   — Ты будешь мешать мне.
   — Но вы не знаете дорогу.
   — Найду ее по зареву. Будь послушным и оставайся дома.
   — Хорошо, учитель, — кивнул Иори, в душе не согласный с решением Мусаси. Стоя на пороге, он долго всматривался в ту сторону, куда ушел Мусаси.
 
   Разбойники, связав всех женщин одной веревкой, гнали Добычу к мосту.
   — Хватит ныть! — прикрикнул на женщин один из бандитов.
   — Что, ноги отнялись? А ну, живо!
   Негодяи безжалостно хлестали тех, кто упирался. Одна женщина упала, увлекая за собой остальных. Дернув веревку, бандит заставил их подняться.
   — Упрямые твари! — заорал он. — О чем жалеть? Здесь вы гнете спину за чашку проса. Посмотреть не на что — кожа да кости. У нас весело, вам понравится.
   Разбойники выбрали лошадь посильнее среди нагруженных поклажей, привязали к ней веревку и погнали вперед. Лошадь потащила связку женщин. Они зарыдали в голос. Некоторые упали.
   — Остановите! Я руку вывернула!
   Разбойники дружно захохотали. Лошадь внезапно встала.
   — Что там? Препятствие на дороге? — Разбойники вглядывались в туман.
   — Эй, ты кто? — рявкнул один из бандитов, обращаясь к тени, надвигавшейся на них. В руке человека тускло мерцал клинок. Бандиты, как дикие звери, чуявшие запахи, не сомневались — запахло кровью. Она стекала с меча, приближавшегося к ним. Уложив шедшего впереди бандита, Мусаси был в нескольких шагах от остальных. Он насчитал двенадцать закаленных, мускулистых, жестоких мужчин, которые быстро оправились от неожиданности и изготовились к отражению нападения. Двое выскочили вперед — один с топором, другой с копьем. Копьеносец, пригнувшись к земле, ждал момента, чтобы ударить Мусаси под ребро.
   Первым рухнул бандит с топором, захрипев, словно он подавился языком.
   — Вы меня не знаете? — загремел в тумане голос Мусаси. — Я — защитник народа, посланный богом-хранителем этой деревни.
   В тот же миг Мусаси вырвал копье у второго нападавшего и вонзил наконечник в землю. Удары остальных не представляли угрозы, но разбойники продолжали наступать с прежней настойчивостью. Мусаси решил внести замешательство в ряды нападающих, тогда их число перестанет иметь значение.
   Град метких ударов, и бандиты окровавленными мешками оседали на землю. Живые в панике отступили, превратившись в обычную толпу. Каждая минута боя давала Мусаси новые знания, он набирался опыта сражения против превосходящего противника. В поединке один на один такому не научишься.
   Мусаси вел бой чужим оружием. Оба его меча были в ножнах. Он несколько лет отрабатывал прием захвата оружия у противника, а сейчас представился случай проверить себя на практике. Он выхватил меч у первого попавшего ему под руку бандита. Мусаси, конечно, не считал, что его меч, ставший частью его души, был слишком чистым для того, чтобы осквернять его кровью отребья. Он подходил к делу практически, он мог зазубрить или сломать свой меч в сражении с примитивно вооруженными бандитами.
   Когда шестеро уцелевших разбойников скрылись в направлении деревни, Мусаси перевел дух. Он не сомневался, что они возвратятся с подкреплением. Мусаси освободил женщин, приказав тем, кто держался на ногах, позаботиться о слабых.
   Подбадривая женщин, он сказал, что они сами могут освободить своих родителей, мужей и детей.
   — Вам не захочется жить, узнав, что они погибли, — продолжал Мусаси.
   Женщины согласились.
   — У вас достаточно силы, чтобы защитить себя и спасти родных, только вы не догадываетесь, как применить ее. По этой причине преступники побеждают вас. Больше такое не повторится. Я научу вас быть сильными! Во-первых, надо вооружиться.
   Мусаси раздал женщинам брошенное разбойниками оружие.
   — Следуйте за мной и выполняйте мои команды. Не бойтесь! Верьте, боги хранят вас!
   По пути к ним присоединялись люди, прятавшиеся по обочинам дороги. Мусаси радовался, видя, как дочери находили родителей, мужья жен, дети бросались на шею матерей. Вскоре под началом Мусаси образовалась маленькая армия человек в сто.
   Женщины рассказали мужьям, как Мусаси разделался с разбойниками. Те слушали, не веря своим ушам, — героем был чудаковатый ронин с равнины Хотэнгахара. Мужчины бросились благодарить смельчака. Они говорили на местном наречии, но Мусаси понял их.
   Мусаси приказал мужчинам найти оружие.
   — Годится все, — добавил он, — дубина, камень, бамбуковый шест. Люди беспрекословно повиновались.
   — Сколько всего разбойников? — спросил Мусаси.
   — Человек пятьдесят.
   — А домов в деревне?
   — Семьдесят.
   Мусаси прикинул, что жителей должно быть не менее семисот. Если отбросить стариков и детей, на каждого бандита приходился десяток деревенских. Мусаси невесело улыбнулся, подумав, что при таком превосходстве сил крестьяне в отчаянии простирают руки к небу. Он знал, что деревня будет разорена еще не раз, если бездействовать. Сегодня Мусаси предстояло исполнить два дела — показать крестьянам способы самозащиты и отбить у разбойников охоту совершать налеты на деревню.
   — Они идут! — крикнул прибежавший из деревни крестьянин. Войско Мусаси дрогнуло, хотя и было вооружено. Еще немного, и люди побежали бы. Мусаси понимал, что нужно укрепить в них веру в свои силы.
   — Бояться нечего, — громко сказал он. — Ничего неожиданного не происходит. Спрячьтесь по обочинам дороги, но прежде выслушайте мой приказ. — Мусаси говорил спокойно, для ясности повторяя самое главное. — Когда они приблизятся, я позволю им атаковать себя. Потом я притворюсь, будто испугался, и побегу. Они бросятся за мной. Вы должны оставаться на своих местах, мне ваша помощь не нужна. Затем разбойники пойдут назад, и в тот миг вы нападете на них. Шумите как можно громче, не давайте им опомниться. Бейте их в грудь, в бока, по ногам, по любому незащищенному месту. Уничтожив первую группу, спрячьтесь снова и ждите следующую. Действуйте так, пока не уничтожите всех до последнего.
   Мусаси закончил наставление, и крестьяне спрятались. Вскоре появились бандиты. Судя по их оружию и поведению, они были обыкновенными забияками. Такие горе-вояки существовали и в стародавние времена, когда человек добывал пропитание охотой и рыбной ловлей. Имена Токугавы или Тоётоми ничего не значили для разбойников. Испокон веков их домом были горы, а деревни на равнине существовали, по их мнению, только для того, чтобы обеспечивать лиходеев провизией, сакэ и женщинами.
   — Стой! — скомандовал предводитель.
   Два десятка разбойников были вооружены грубыми мечами, дротиками, топорами. Один держал в руке ржавое копье. Подсвеченные заревом тени бандитов казались дьяволами.
   — Это он?
   — Да!
   Мусаси стоял на дороге на расстоянии метров двух. Разбойники топтались на месте, словно засомневавшись в своем превосходстве. Вскоре Мусаси, словно магнитом, притянул их к себе.
   — Ты стоишь на нашем пути, скотина!
   — Стою! — громовым голосом ответил Мусаси и бросился на толпу. Началась суматоха, как в растревоженном муравейнике.
   Рисовые поля с одной стороны дороги и дамба, поросшая кустами, с другой служили Мусаси надежным прикрытием, но после короткой схватки он внезапно побежал от разбойников.
   — Испугался, мерзавец!
   — В погоню!
   Разбойники гнались за Мусаси до конца поля. Он вдруг развернулся и пошел на них. Открытая с флангов позиция была невыгодна Мусаси, но он, перемещаясь то вправо, то влево, не давал обойти себя. Один из разбойников выскочил вперед и тут же получил удар мечом. Тело конвульсивно дернулось, испуская фонтан крови. Дружки убитого в тот же миг потеряли охоту сражаться, но Мусаси разил цель без промаха. Он чувствовал себя не так, как во время боя в Итидзёдзи. Сейчас не было грани между жизнью и смертью, Мусаси владела полная отрешенность, когда тело и меч, слившись воедино, выполняют боевую задачу. Разбойники бросились врассыпную.
   — Приближаются! — пробежал шепот по цепочке спрятавшихся крестьян. Когда появилась первая тройка бандитов, их уложили почти без сопротивления с их стороны. Крестьяне залегли, растворившись во тьме. Остальных разбойников постигла та же участь.
   Успех воодушевил крестьян.
   — Не такие уж они и страшные!
   — Осторожно! Еще один бежит.
   — Налетай!
   — Стойте! Это же ронин!
   Крестьяне, обретшие веру в свои силы, выстроились вдоль дороги, как на смотре. Все не спускали глаз с Мусаси, его окровавленной одежды, меча с многочисленными зазубринами. Швырнув меч в сторону, он поднял копье.
   — Мы еще не закончили наше дело, — сказал он крестьянам. — Возьмите побольше оружия и следуйте за мной. Вы прогоните бандитов и спасете ваши семьи.
   Все как один двинулись за Мусаси. Женщины и дети, вооружившись, присоединились к мужчинам.
   Деревня пострадала не так сильно, как ожидали жители, потому что дома стояли далеко один от другого. Ревела перепуганная скотина, младенцы надрывались от крика, с оглушающим треском лопались стволы бамбука в горящей роще у дороги. Разбойников нигде не было.
   — Где они? — спросил Мусаси. — Я чувствую запах сакэ. У кого большой запас сакэ?
   Завороженные пожаром, деревенские не заметили запаха сакэ.
   — Деревенский староста хранил сакэ в бочках, — ответил один из крестьян.
   — Там мы их схватим! — проговорил Мусаси. Толпа деревенских росла на глазах. К радости Мусаси, все были готовы к сражению.
   — Вот дом старосты, — показал крестьянин на большую усадьбу за глинобитной стеной.
   Крестьяне окружили дом, а Мусаси перелез через стену. В просторной комнате с земляным полом сидели главарь и его подручные. Они пили сакэ и развлекались с захваченными в плен девушками. Когда прибежали уцелевшие в стычке разбойники, главарь набросился на них с руганью.
   — Трусы! Испугались одного вояку! Сами справитесь, мне там нечего делать! — кричал он на грубом наречии жителя гор.
   Главарь замолчал. С улицы донесся гул толпы, взявшей дом в кольцо. Разбойники растерялись.
   Побросав недоеденных цыплят и чарки, они выскочили и, крепко сжав оружие, уставились на дверь.
   Мусаси, приспособив копье под шест для прыжков, влетел в комнату через боковое окно и приземлился за спиной главаря. Тот обернулся и в тот же миг был пронзен копьем. Разбойник, хрипя, ухватился руками за древко и рухнул ничком. Наконечник копья торчал между лопатками. Мусаси, выбив оружие у второго разбойника, бросившегося на него, разрубил того его же мечом. Потом ударил по голове третьего и пронзил насквозь четвертого. Остальные ринулись из дома, застряв в двери. Мусаси метнул меч им вдогонку, одновременно выдернув копье из тела главаря.
   — Стоять! — взревел Мусаси, бросаясь в атаку с копьем в горизонтальном положении, раздвигая бандитов, как струи воды. Расчистив пространство для длинного копья, Мусаси пустил его в ход, делая неотразимые выпады вперед и по сторонам, нанося удары снизу и сверху. Древко из черного дуба выдержало натиск богатырской силы Мусаси.
   Разбойники, увидев толпу у ворот дома, полезли через стену, но едва они касались ногами земли, их тут же убивали. Немногим удалось спастись, но большинство получили ранения.
   Ликующие крики огласили деревню, радовались взрослые и дети, мужчины и женщины, все обнимались, заливаясь слезами радости. Схлынула первая волна восторга, и кто-то спросил:
   — А если они вернутся?
   Повисла напряженная тишина.
   — Не вернутся, — заверил Мусаси крестьян. — В вашу деревню они никогда не придут, но будьте начеку. Ваше оружие — мотыга, а не меч. Если возгордитесь боевыми успехами, небеса пошлют вам наказание пострашнее набега горных дьяволов.
 
   — Узнали, что случилось в деревне? — спросил Нагаока Садо двоих самураев, вернувшихся в храм. Зарево над деревней, находившейся за болотами, затухало. — Все уладилось.
   — Вы прогнали бандитов? Деревня пострадала?
   — Крестьяне сами перебили почти всех бандитов, сбежало несколько чудом уцелевших в живых.
   Если дело было так, как доложили самураи, то ему придется заново обдумать, как усовершенствовать, управление владениями своего сюзерена.
   На следующее утро, покинув храм, Садо повернул коня к деревне.
   — Деревня в стороне от дороги, но нужно заехать.
   Один из монахов отправился с гостями. Глядя на трупы вдоль дороги, Садо заметил:
   — Не похоже, чтобы бандитов зарубили крестьяне.
   Он потребовал новых подробностей от сопровождавших его самураев.
   Деревенские жители не спали всю ночь, хороня убитых, разгребая пожарища, собирая скотину. Увидев важного чиновника с телохранителями, они попрятались по домам.
   — Найдите какого-нибудь толкового крестьянина, — попросил Садо монаха.
   Тот привел человека, который подробно описал события прошлой ночи.
   — Теперь кое-что прояснилось, — произнес Садо. — Как зовут этого ронина?
   Крестьянин не знал его имени. Монах пошел с расспросами по деревне.
   — Миямото Мусаси? — задумчиво повторил Садо. — Его мальчик называл своим учителем?
   — Да. Крестьяне считают, что он слегка не в себе, потому что упорно бьется над освоением земли Хотэнгахары. Равнина эта всегда была бесплодной.
   — Надо бы с ним повидаться, — проговорил Садо, но, вспомнив о неотложных делах в Эдо, добавил: — Отложим до следующего раза.
   Столичные гости повернули коней и поскакали из деревни. Около дома старосты Садо осадил коня, заметив объявление на недавно оструганной доске: «Памятка жителям деревни. Мотыга — ваш меч. Ваш меч — это мотыга. Работая в поле, не забывайте о разбойничьих налетах. Помня о разбойниках, не забывайте поле. В жизни все взаимосвязано. Самое главное — соблюдайте уклад, созданный многими поколениями ваших предков!»
   — Кто это написал? — спросил Садо.
   — Мусаси, — ответил вышедший из дома староста, склонившись до земли.
   — Спасибо, что проводили нас. Жаль, что не увижу Мусаси, нет времени. Скоро я еще раз приеду в ваши края, — сказал Садо монаху.

ПЕРВЫЕ ВСХОДЫ

   Управлять обширным подворьем Хосокавы в Эдо, следить за исполнением обязанностей на службе у сегуна было поручено старшему сыну даймё Хосокавы Тадаоки. Тадатоси, как звали молодого человека двадцати с небольшим лет, жил в Эдо, а его отец, прославленный полководец, признанный поэт и мастер чайной церемонии, предпочитал обширное владение Кокура в провинции Будзэн на острове Кюсю. Садо и еще несколько преданных вассалов приставили к сыну даймё, но не по причине сомнений в его способностях. Молодой Хосокава уже снискал известность как умный и дальновидный чиновник. Его признали наиболее могущественные вассалы сегуна. Тадатоси приспособился к эпохе мира и процветания лучше, чем старые феодалы, по-прежнему мыслившие категориями войны.
 
   Садо шел через просторный двор по направлению к конному ристалищу.
   — Не видел молодого господина? — спросил он встретившегося ему юного самурая.
   — Господин Хосокава изволит быть на площадке для лучников. Садо свернул на узкую боковую дорожку, когда его окликнули.
   К Садо подошел Ивама Какубэй, умный и деловитый вассал Хосокавы.
   — Намерен встретиться с господином? — спросил он Садо.
   — Да.
   — Хотел бы посоветоваться с тобой, если ты не очень спешишь. Зайдем в беседку.
   Увитая зеленью беседка находилась в нескольких шагах от дорожки.
   — Ты идешь с докладом к молодому господину? Окажи мне услугу, порекомендуй ему одного человека.
   — Еще кто-то жаждет служить дому Хосокавы?
   — Знаю, тебе без конца докучают просители, но здесь особый случай.
   — Твой подопечный интересуется только жалованьем и выгодным положением?
   — Напротив! Это родственник моей жены. Приехал из Ивакуни два года назад и с тех пор живет у нас. Могу смело поручиться за него.
   — Ивакуни? До битвы при Сэкигахаре провинцией Суо владел клан Киккава. Он из их ронинов?
   — Нет. Сын сельского самурая. Зовут его Сасаки Кодзиро. Совсем юный. Он овладел стилем Томиты под руководством Канэмаки Дзисая. От Катаямы Хисаясу, владетеля Хоки, юноша перенял технику молниеносного извлечения меча из ножен. Он разработал собственный стиль, который назвал Ганрю.
   Какубэй восторженно перечислял достоинства и подвиги Кодзиро, но Садо слушал его рассеянно. Он постоянно думал о поездке в храм Токугандзи. Судя по разговорам и увиденному в деревне, он решил, что Мусаси именно тот человек, который требуется клану Хосокава. Садо прежде хотел встретиться с Мусаси, а потом рекомендовать его молодому Хосокаве, но пожилому самураю вот уже полтора года не удавалось выбраться на равнину Хотэнгахара.
   — Я выполню твою просьбу, — сказал Садо, когда Какубэй умолк. Тадатоси состязался в стрельбе из лука с молодыми вассалами, безусловно превосходя их в меткости. Стрелял он безупречно и точно.
   Некоторые служивые люди упрекали его за увлечение луком, говоря, что в век пороха и копья на поле боя нечего делать с мечом и луком.
   — Мои стрелы нацелены в дух, — загадочно отвечал Тадатоси. Вассалы Хосокавы искренне уважали Тадатоси и преданно служили бы ему, обладай его отец, которого тоже все любили, даже более скромными достоинствами. Дав обещание Какубэю, Садо тут же пожалел о нем. Рекомендовать кого-то Тадатоси — дело ответственное..
   Вытирая пот со лба, Тадатоси оживленно говорил с молодыми самураями.
   — Не хочешь тряхнуть стариной? Один выстрел? — крикнул он, заметив Садо.
   — Я соперничаю только со взрослыми, — ответил Садо.
   — Ты по-прежнему считаешь нас мальчиками с детскими прическами? Забыл про битву при Ямадзаки? А замок Нираяма? Меня, между прочим, весьма хвалили за действия на поле сражения. И вообще, я предпочитаю боевой лук.
   — Не сердитесь, я не хотел подшучивать над вами.
   Молодые самураи дружно засмеялись. Тадатоси, сбросив кимоно с одного плеча, освободил руку и серьезно спросил:
   — У тебя дело ко мне?
   Они быстро обсудили повседневные заботы, и Садо сказал:
   — У Какубэя есть самурай, которого он хотел бы рекомендовать вам на службу.
   На мгновение взгляд Тадатоси стал отсутствующим.
   — Не о Сасаки Кодзиро, случаем, идет речь? Мне о нем говорили несколько раз.
   — Почему бы вам самому не взглянуть на него?
   — Он вправду подходящий человек?
   — Решать вам.
   Тадатоси надел перчатку и принял стрелу от слуги.
   — Хорошо, посмотрю на человека Какубэя. А еще и на ронина, о котором ты мне рассказывал. Его имя Миямото Мусаси, если не ошибаюсь?
   — Так вы его помните?
   — Я-то помню, а вот ты, похоже, забыл.
   — Дело в том, что я очень занят. Не было возможности выбраться в Симосу.
   — Если ты нашел достойного, с твоей точки зрения, воина, то нечего тратить время попусту. Ты меня удивляешь, Садо. Отложил столь важное дело до очередной оказии. Не похоже на тебя.
   — Прошу простить меня. Вокруг толпы желающих попасть на службу. Я думал, что вы забыли о нашем разговоре. Напрасно я не напомнил.
   — Разумеется. Я не слишком доверяюсь рекомендациям, но всегда встречусь с тем, кого старина Садо считает подходящим. Ясно?
   Садо, еще раз извинившись за промедление, пошел к себе домой. Приказав оседлать коня, он отбыл в Хотэнгахару.
 
   — Это и есть Хотэнгахара? — спросил Гэндзо, слуга Садо.
   — Я тоже так подумал, но здесь совсем не пустошь. Повсюду рисовые поля. Видимо, дикие места, которые осваивает Мусаси, ближе к горам, — отозвался Садо.
   Всадники уже миновали храм Токугандзи и приблизились к дороге на Хитати. Вечерело, белые цапли взлетали и опускались на рисовые поля. Вдоль реки и на пригорках тянулись полоски конопли и ячменя.
   — Взгляните в ту сторону, господин, — проговорил Гэндзо.
   — Что там?
   — Кучка крестьян.
   — Действительно. Они по очереди кланяются.
   — Обряд, верно, какой-нибудь.
   Подъехав к реке, Гэндзо первым проверил брод. Хозяин последовал за ним.
   — Эй вы! — окликнул Гэндзо крестьян.
   Крестьяне вопросительно уставились на приезжих. Садо разглядел, чему кланялись крестьяне, — миниатюрному деревянному храму размером с клетку для птиц. С полсотни крестьян возвращались домой с полей, их мотыги были аккуратно вымыты.
   Вперед вышел монах.
   — Господин Нагаока Садо, если не ошибаюсь? Какая приятная встреча!
   — А ты из храма Токугандзи? Ты сопровождал меня в деревню в день нападения бандитов?
   — Совершенно верно. Вы в наш храм пожаловали?
   — Нет. Я сегодня же должен вернуться в Эдо. Как мне найти ронина по имени Миямото Мусаси?
   — Его уже здесь нет. Он ушел.
   — Ушел? Почему?
   — В прошлом месяце крестьяне решили устроить праздник по случаю преобразования здешней земли. Видите, какой она стала плодородной. Утром после праздника Мусаси и мальчик Иори покинули наши края.
   Монах оглянулся, словно в надежде на неожиданное появление Мусаси. Садо велел рассказать все подробности.
   После того как под руководством Мусаси крестьяне научились защищать себя, они едва не стали боготворить его. Те, кто прежде громче других высмеивали труды Мусаси, теперь служили ему, не щадя сил. Мусаси относился ко всем крестьянам ровно и справедливо, отучая их от дикой жизни. Он убеждал их трудиться лучше ради будущего их детей. Мусаси внушал им, что человек должен жить, заботясь о благе грядущих поколений.