Теперь надо подумать.
   Идея была хороша. Ни одна душа не могла предположить, что альянс между ним и Хамлеями возможен, и именно поэтому его замысел вполне мог осуществиться. Епископы окажутся совершенно неподготовленными к такому повороту событий и будут застигнуты врасплох. Вот удивятся-то!
   Но сможет ли Филип договориться с алчными Хамлеями? Перси жаждал заполучить плодородные земли Уилтшира, графский титул, власть и рыцарское войско под свою команду. Филипу тоже хотелось иметь плодородные земли, а вот графский титул или рыцари ему были ни к чему: гораздо больше его интересовали каменоломня и лес.
   В голове приора начал вырисовываться компромисс. Он почувствовал, что не все еще потеряно.
   Как же здорово будет одержать победу – сейчас, после всего того, что произошло!
   С растущим волнением Филип обдумывал, как лучше подкатить к Хамлеям. Он не станет играть роль просителя. Нужно сделать так, чтобы его предложение показалось им неотразимым.
   К тому времени, когда они добрались до Винчестера, одежды Филипа промокли насквозь, уставшая лошадь уже плохо слушалась, но зато он нашел выход из создавшегося положения.
   Проезжая под аркой Западных ворот, он бросил Уильяму:
   – Поедем к твоей матери.
   – А я думал, – удивился тот, – ты захочешь сразу повидать епископа Уолерана.
   Без сомнения, эта мысль была подсказана Уильяму матерью.
   – Рассказы о том, что ты думал, оставь при себе, юноша, – оборвал его Филип. – От тебя требуется только отвести меня к твоей матери. – Приор почувствовал, что готов к встрече с леди Риган. Он и так уже слишком долго был пассивным.
   Уильям повернул на юг и повел Филипа к дому, стоявшему на Золотой улице между замком и собором. Это было просторное здание. До середины его стены были каменными, а выше – деревянными. Внутри находился зал, в который выходили двери нескольких апартаментов. Очевидно, Хамлеи снимали один из них: многие жители Винчестера сдавали жилье людям, явившимся к королевскому двору. Если Перси станет графом, у него будет собственный городской дом.
   Уильям провел Филипа в переднюю комнату с большой кроватью и очагом. Риган сидела возле огня, а рядом с ней стоял Перси. Увидев Филипа, леди Хамлей не смогла скрыть своего удивления, однако, довольно быстро придя в себя, она проговорила:
   – Ну что, монах, права я?
   – Ты сильно ошиблась, глупая баба, – резко сказал Филип.
   Она была так ошарашена его грубым тоном, что на какое-то время потеряла дар речи.
   Приор был рад, что ему удалось дать ей попробовать ее же собственное лекарство.
   – Ты думала, – продолжал он, – что сможешь посеять ссору между мной и Уолераном. Ты что, рассчитывала, что я не догадаюсь, чего ты добиваешься? Ты хитрая ведьма, но ты вовсе не единственная на этом свете, кто может шевелить мозгами.
   По ее лицу Филип видел: она поняла, что ее план провалился, и теперь лихорадочно соображала, как поступить дальше. Пока она находилась в растерянности, он продолжал напирать:
   – Ты проиграла, Риган. Сейчас у тебя есть два выхода. Один – это сидеть тихонько и надеяться на лучшее. Ждать королевского решения и положиться на то, какое у него будет настроение завтра утром. – Филип замолчал.
   – А другой? – неохотно проговорила она.
   – Другой – мы заключаем сделку, ты и я. Мы разделим графство между собой, ничего не оставив Уолерану. Мы сами обратимся к королю, скажем, что достигли компромисса, и, прежде чем епископы успеют что-либо возразить, получим его благословение. – С деланным безразличием Филип опустился на скамью. – Это лучшее, что я могу тебе предложить. Фактически у тебя просто нет выбора. – Желая скрыть свое волнение, он уставился на огонь. «Они обязательно должны ухватиться за это, – размышлял приор. – То ли они точно получат нечто весомое, то ли у них будет вероятность не получить вообще ничего». Но Хамлеи были жадными и могли предпочесть все или ничего.
   Первым заговорил Перси:
   – Разделим графство? А как?
   «По крайней мере, они заинтересовались», – с облегчением подумал Филип.
   – Мое предложение настолько щедрое, что вы будете просто безумцами, если откажетесь от него. – Филип повернулся к Риган: – Я предлагаю тебе лучшую половину.
   Все ждали, что он начнет развивать свою мысль, но приор ничего больше не сказал.
   – Что ты имеешь в виду под лучшей половиной? – спросила наконец Риган.
   – Что представляет большую ценность – пахотные земли или лес?
   – Конечно, пашня.
   – Тогда вы ее и возьмете себе, а я – лес.
   Риган прищурила глаза:
   – Оттуда ты будешь брать дерево для строительства своего собора.
   – Правильно.
   – А как насчет пастбищ?
   – Что вам больше нравится – коровьи пастбища или овечьи выпасы?
   – Коровьи.
   – Тогда я возьму себе горные хозяйства с их овцами. Какая прибыль вас больше устроит – от торговли или та, что дает каменоломня?
   – От торг... – начал было Перси.
   Однако Риган перебила его:
   – Предположим, мы выберем каменоломню.
   Филип понял, что она разгадала его намерения. Для собора ему нужен был камень, который добывали на каменоломне. Но он знал, что каменоломня им не нужна. Торговля приносила гораздо больше денег и требовала меньших усилий.
   – Нет, не выберете, – уверенно сказал он.
   – Верно, – согласилась она. – Мы возьмем торговлю.
   Перси сделал вид, будто его пытаются обделить.
   – Но мне нужен лес для охоты. Граф должен иметь свои охотничьи угодья.
   – Можешь охотиться там сколько угодно, – моментально нашелся Филип. – Мне нужен только строевой лес.
   – Это подходит, – поспешно согласилась Риган, что несколько обеспокоило Филипа. Может быть, он не учел что-то важное? Или ей просто не терпелось побыстрей покончить с этим не представляющим особой важности вопросом? Прежде чем он успел как следует все обдумать, она продолжила: – Предположим, при дележе собственности графа Бартоломео мы обнаружим участки земли, которые, по нашему мнению, должны принадлежать нам, а по твоему – тебе?
   Тот факт, что она стала обсуждать частности, вселил в Филипа надежду, что Риган собиралась принять его предложение. Стараясь скрыть свое волнение, он холодно проговорил:
   – Мы должны договориться о третейском суде. Как насчет епископа Генри?
   – Священник? – презрительно фыркнула она. – Разве он будет объективным? Не-е-ет. А что, если им станет шериф Ширинга?
   Филип подумал, что едва ли шериф будет объективнее епископа, но никого другого, кто смог бы удовлетворить обе стороны, он так и не придумал.
   – Согласен, – кивнул он, – при условии, что, если мы захотим оспорить его решение, за нами останется право апеллировать к королю. – Это должно было стать существенной мерой предосторожности.
   – Согласна, – сказала Риган и, взглянув на Перси, добавила: – Конечно, если у моего супруга нет возражений.
   – Нет-нет. Я тоже согласен, – проговорил лорд Хамлей.
   Филип чувствовал, что цель уже близка. Он перевел дух и сказал:
   – Ну раз предложение принимается, тогда...
   – Минутку, – остановила его Риган. – Мы еще не сказали последнего слова.
   – Но я же уступил вам все, что вы хотели!
   – Может быть, мы еще получим графство целиком, без всякой дележки.
   – А может, и не получите ничего.
   Риган колебалась:
   – Как ты предлагаешь все это преподнести, если мы действительно согласимся?
   Об этом Филип подумал заранее. Он посмотрел на Перси:
   – Смог бы ты сегодня увидеться с королем?
   Перси явно встревожился, однако сказал:
   – Если у меня будет весомая причина – да.
   – Пойди и скажи ему, что мы пришли к соглашению. Пусть завтра утром он объявит об этом как о своем собственном решении. Надо заверить его, что ты и я подтвердим наше полное удовлетворение.
   – А что, если он спросит, согласны ли с этим епископы?
   – Скажешь, что у тебя не было времени посвятить их в нашу договоренность. Напомни королю, что собор должен будет строить приор, а не епископ. Из этого вытекает, что, если я буду удовлетворен, епископы тоже должны поддержать такое решение.
   – А если они начнут выражать свое неудовольствие?
   – Каким образом? Они ведь притворяются, что просят графство исключительно для того, чтобы финансировать постройку собора. Едва ли Уолеран станет протестовать на том основании, что не сможет теперь использовать эти земли для собственного обогащения.
   Риган даже крякнула от удовольствия. Хитрость Филипа пришлась ей по вкусу.
   – План недурен, – одобрила она.
   – Но есть одно важное условие. – Филип заглянул ей в глаза. – Король должен объявить, что моя часть графства отходит к монастырю. Если из его слов это не будет абсолютно ясно, я сам попрошу его внести уточнение. Назови он что-либо другое – епархия, ризничий, архиепископ, неважно, что еще, – я тут же откажусь от всех наших договоренностей. В этом прошу не сомневаться.
   – Понятно, понятно, – несколько обиженно проговорила Риган.
* * *
   Ее раздраженный тон заставил Филипа заподозрить, что она вынашивала мысль представить королю слегка измененный вариант их соглашения, и он был рад, что четко обозначил свое условие.
   Приор собрался уходить, но ему хотелось как-то скрепить их сделку.
   – Значит, договорились. – В голосе его звучала чуть заметная вопросительная интонация. – Теперь нас связывает серьезный договор. – Он посмотрел на Хамлеев.
   В ответ Риган лишь кивнула.
   – Между нами договор, – подтвердил Перси.
   У Филипа забилось сердце.
   – Хорошо, – сдержанно произнес он. – Увидимся завтра утром в замке. – С каменным лицом он вышел из комнаты, но, очутившись на темной улице, наконец дал выход своим чувствам, и его губы расплылись в широкой победной улыбке.
* * *
   После ужина Филип заснул беспокойным, тревожным сном. В полночь он поднялся к заутрене, а затем до самого утра пролежал на своем соломенном матраце с открытыми глазами, размышляя о том, что уготовит ему грядущий день.
   Он чувствовал, что Стефан должен был дать согласие на его предложение, ибо оно позволяло королю убить сразу двух зайцев: и сделать Хамлея графом, и построить новый собор. Несмотря на то что Филип говорил с леди Риган, он вовсе не был уверен, что Уолеран не предпримет никаких шагов. Епископ мог найти предлог, чтобы воспротивиться такому решению. Так, если Уолеран быстро сообразит, что к чему, он может возразить на том основании, что в результате этой сделки у монастыря не будет достаточно денег для постройки величественного, престижного и богато украшенного собора, о котором он якобы мечтает, и уговорить короля подумать еще раз.
   Незадолго до рассвета в голову Филипу пришла еще одна неприятная мысль: а что, если Риган обманет его? Ведь она могла пойти на сделку с Уолераном. Что, если она предложит епископу точно такой же компромисс? Тогда тот получит необходимые для нового замка камень и строевой лес. Филип беспокойно заворочался на своем соломенном ложе. Он сожалел, что сам не отправился к Стефану, однако король, возможно, и не принял бы его, а кроме того, Уолеран мог узнать об этом визите и насторожиться. Нет, застраховаться от обмана приор никак не мог. Единственное, что ему оставалось, – молиться.
   Этому он и посвятил оставшееся до рассвета время.
   Утром Филип позавтракал вместе с остальными монахами. Он находил, что их белый хлеб ненадолго создавал ощущение сытости в животе, но все равно сегодня кусок не лез ему в горло. Затем приор отправился в замок, хотя и знал, что в столь ранний час король еще не принимает посетителей. Он вошел в зал и, сев на одно из стоявших в каменных нишах кресел, стал ждать.
   Помещение медленно заполнялось просителями и придворными. Некоторые из них выглядели очень нарядно в своих желтых, голубых и розовых туниках и отороченных пышными мехами мантиях. Филип вспомнил, что где-то в этом замке хранится знаменитая Земельная Опись Вильгельма Завоевателя. Наверное, она находится в зале наверху, где его и епископов принимал король: тогда Филип не заметил ее, но он был слишком взволнован, чтобы смотреть по сторонам. Здесь же была и королевская казна, однако скорее всего она спрятана на самом верхнем этаже, под сводами королевской опочивальни. Филип вновь почувствовал, что испытывает благоговейный страх, и заставил себя отбросить его. Эти люди в дорогих одеждах, рыцари и лорды, купцы и епископы, в конце концов, были всего лишь простыми смертными. Большинство из них умели писать только собственное имя. И более того, все они явились сюда, чтобы выпросить что-нибудь для себя. Он же, Филип, находится здесь от имени Господа Бога. Его миссия и его грязная коричневая сутана ставят его выше, а не ниже остальных просителей.
   Эта мысль придала ему храбрости.
   Когда на ведущей наверх лестнице показался священник, по залу пробежала волна напряжения. Каждый надеялся, что сейчас король начнет прием. Священник шепотом обменялся несколькими словами со стражником и снова удалился в королевские покои. Стражник подозвал из толпы какого-то рыцаря, который оставил ему свой меч и поднялся по ступеням.
   Филип подумал, что королевские священники, должно быть, ведут довольно странный образ жизни. Конечно, духовенство было необходимо королю не для того, чтобы просто бубнить молитвы, а для чтения и написания огромного количества связанных с управлением страной документов. Никто, кроме них, не справился бы с этим: те немногочисленные миряне, которые были грамотными, все равно не умели достаточно быстро читать и писать. Но жизнь королевского духовенства была далека от Бога. Вот и брат Филипа, Франциск, тоже избрал такую стезю и теперь служил у Роберта Глостера. «Если я когда-нибудь увижу его, – сказал себе приор, – надо будет спросить, что он думает об этой жизни».
   Вскоре после того как к королю отправился первый проситель, в зал вошли Хамлеи.
   Филип подавил в себе желание сразу же подойти к ним: ни одна душа не должна была знать о том, что они состоят в тайном сговоре. Он пристально посмотрел на них, стараясь по выражениям лиц угадать их мысли. Уильям имел бодрый вид. Перси казался встревоженным, а Риган была натянута, словно тетива лука. Несколько минут спустя Филип встал и, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно, пересек зал. Он вежливо поздоровался с ними, затем, обращаясь к Перси, спросил:
   – Видел его?
   – Да.
   – И?
   – Сказал, что подумает.
   – Но почему? – теряя над собой контроль, воскликнул Филип. Он был явно раздосадован. – О чем здесь думать?
   – Его спроси, – пожал плечами Перси.
   – Ну хоть как он к этому отнесся – благосклонно или не очень?
   Вместо Перси ответила его жена:
   – Мне показалось, что сама идея ему понравилась, но его несколько насторожила простота такого решения.
   Это было не лишено смысла, однако Филип все еще чувствовал беспокойство из-за того, что король Стефан не ухватился за его предложение обеими руками.
   – Нам не стоит больше разговаривать, – сказал приор. – Ни к чему, чтобы епископы догадались, что мы что-то замышляем против них, – по крайней мере до того, как король объявит свою волю. – Он вежливо поклонился и отошел в сторону.
   Вернувшись на свое место, Филип постарался убить время, размышляя о том, что он станет делать, если его план выгорит. Как скоро можно начать работу над новым собором? Это зависело от того, насколько быстро его новая собственность принесет ему доход. Он получит множество овец: летом можно будет продать их шкуры. Некоторые хозяйства надо сдать в аренду; плата за них поступит вскоре после сбора урожая. Возможно, к осени у него будет достаточно денег, чтобы нанять лесника и мастера на каменоломню и приступить к заготовке строевого леса и камня. Тогда же под руководством Тома работники могут начать рыть котлован для фундамента. А где-то в следующем году можно будет уже закладывать стены.
   Все это были лишь чудесные мечты.
   Придворные вверх-вниз носились по лестнице: сегодня король спешил побыстрее покончить с делами. Филип тревожился, что Стефан завершит свой рабочий день и уедет охотиться прежде, чем прибудут епископы.
   Наконец они явились. Филип медленно встал. Уолеран выглядел напряженным, на лице же Генри была написана скука: для него это дело особого значения не имело – он просто обещал поддержку своему коллеге-епископу, а результат его не волновал. Однако что касается Уолерана, то для постройки его замка исход этого дела имел решающее значение, а замок был всего лишь ступенью лестницы, по которой епископ Бигод поднимался к власти.
   Филип не знал, как вести себя с ними. Ведь они пытались обмануть его, и теперь ему хотелось обличить их, сказать, что он раскусил их вероломство, но такое поведение только насторожило бы епископов, предупредило бы их об опасности; а ему надо было, чтобы они ничего не подозревали и не имели возможности собраться с мыслями прежде, чем услышат окончательное решение короля. Поэтому, скрыв свои чувства, Филип вежливо улыбнулся. Однако, он мог не утруждаться: они полностью проигнорировали его.
   Несколько минут спустя их пригласили к королю. Генри и Уолеран стали подниматься наверх, за ними – Филип. Последними шли Хамлеи. Сердце Филипа замерло.
   Король Стефан стоял возле огня. Сегодня у него был более оживленный и деловой вид. Это и хорошо: он вряд ли станет терпеть словопрения епископов. Генри подошел и встал рядом с братом, все остальные в одну линию выстроились посередине зала. Филип почувствовал боль в руках и понял, что это его ногти от напряжения вонзились в ладони. Усилием воли он заставил пальцы разжаться.
   Тихим голосом король о чем-то говорил епископу Генри. Тот нахмурился и так же тихо что-то ответил. Они беседовали еще некоторое время, затем Стефан, подняв руку, заставил брата замолчать и взглянул на Филипа.
   Приор напомнил себе, что накануне король разговаривал с ним весьма дружелюбно и даже пошутил по поводу его волнения и сказал, что предпочитает, чтобы монахи одевались как монахи.
   Однако на этот раз он явно не был расположен к шуткам, Король откашлялся и произнес:
   – Мой верноподданный Перси Хамлей становится сегодня графом Ширингом.
   Краем глаза Филип заметил, как Уолеран подался вперед, словно собираясь возразить, но епископ Генри быстрым запрещающим жестом остановил его.
   – Из имущества бывшего графа, – продолжал король, – Перси получает замок, все арендованные рыцарями земли плюс все прочие пахотные земли и нижние пастбища.
   Филип едва сдерживал волнение. Казалось, король согласился с их предложением! Приор украдкой взглянул на Уолерана – его лицо выражало крайнее разочарование.
   Перси преклонил перед королем колена и сложил, как для молитвы, руки. Стефан накрыл их своими ладонями.
   – Делаю тебя, Перси, графом Ширингом, дабы владел и пользовался ты вышеперечисленными землями и получаемыми с них доходами.
   – Клянусь всеми святыми быть верным твоим вассалом и защищать тебя от любых врагов, – торжественно проговорил Хамлей.
   Стефан отпустил руки Перси, и тот встал.
   Король повернулся к остальным.
   – Все прочие земли, принадлежавшие бывшему графу, я дарую, – он сделал паузу, глядя то на Филипа, то на Уолерана, – я дарую монастырю Кингсбриджа на строительство нового собора.
   Филип с трудом удержался, чтобы от радости не закричать, – он победил! Он просто сиял от удовольствия. Уолеран был потрясен до глубины души и даже не пытался сохранить самообладание: челюсть его отвисла, глаза широко раскрылись, он уставился на короля с нескрываемым удивлением. Его взгляд переполз на Филипа. Уолеран понимал, что каким-то образом проиграл и что плодами его поражения будет пользоваться Филип, но он просто не представлял себе, как все это могло случиться.
   Король между тем говорил:
   – Кингсбриджский монастырь также получает неограниченное право брать на строительство собора камень из графской каменоломни и строевой лес.
   У Филипа пересохло в горле. Не такой был договор! Каменоломня и лес должны принадлежать монастырю, а у Перси будет право только охотиться там. Все-таки Риган изменила условия! Теперь Перси становился владельцем собственности, а монастырь лишь получал право брать камень и строевой лес. У Филипа было всего несколько секунд, чтобы решить, не расторгнуть ли всю эту сделку.
   – В случае несогласия, – продолжал король, – третейским судьей будет выступать шериф Ширинга, однако стороны сохраняют право апеллировать ко мне.
   «Риган повела себя возмутительно, – размышлял Филип, – но что от этого изменилось? Соглашение дает мне почти все, что я хотел».
   Король же закончил:
   – Надеюсь, сей договор уже рассматривался и одобрен обеими сторонами. Времени на раздумья больше не осталось.
   – Да, мой король, – сказал Перси.
   Уолеран открыл было рот, чтобы возразить, ибо ничего он не одобрял, но Филип опередил его.
   – Да, мой король, – произнесен.
   Епископы Генри и Уолеран оба повернули головы в сторону Филипа и уставились на него. Их лица выражали полнейшее изумление, когда они поняли, что Филип, этот молоденький приор, который даже не знает, что ко двору следует являться в чистой сутане, за их спинами сумел договориться с самим королем. Минуту спустя напряжение с лица Генри спало, и он сделал вид, будто все это его весьма позабавило; так обычно поступают взрослые, проиграв «в девять камешков» сообразительному ребенку. Во взгляде же Уолерана вспыхнула злость. Филип без труда мог угадать его мысли: до Уолерана начало доходить, что главную ошибку он совершил, недооценив своего противника. Такого унижения епископ еще не испытывал. Для Филипа этот момент был платой за все: за обман, оскорбление, пренебрежение. Приор поднял голову, рискуя оказаться во власти гордыни, и бросил на Уолерана взгляд, который говорил: «В следующий раз тебе придется сильнее постараться, чтобы провести Филипа из Гуинедда».
   – Пусть о моем решении сообщат Бартоломео, – сказал король.
   Как предполагал Филип, Бартоломео томился в темнице этого замка. Он вспомнил детей, что жили со своим слугой в Ерлскастле, и, подумав о том, что теперь с ними будет, почувствовал внезапную боль собственной вины.
   Король отпустил всех, кроме епископа Генри. Филип стремительно направился к выходу и, подойдя к лестнице одновременно с Уолераном, остановился, чтобы пропустить его вперед. Епископ взглянул на него глазами, полными бешенства. Он заговорил желчным голосом, и, хотя Филип находился в приподнятом настроении, от слов Уолеранау него в жилах застыла кровь.
   – Клянусь всеми святыми, – с ненавистью прошипел епископ, – ты никогда не построишь свою церковь! – Он закинул за плечо черную мантию и поспешил вниз.
   Филип понял, что приобрел смертельного врага.

III

   Подъезжая к Ерлскастлу, Уильям Хамлей с трудом сдерживал волнение.
   Это было вечером на следующий день после того, как король объявил о своем решении. И хотя Уильям и Уолтер проскакали почти два дня, усталости не чувствовалось. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди молодого Хамлея. Скоро он снова увидит Алину.
   Когда-то он мечтал жениться на ней, потому что она была дочерью графа, но получил отказ – трижды. Лицо Уильяма исказилось от гнева, когда он вспомнил, как она унижала его. Она обошлась с ним так, словно он был каким-то ничтожеством, презренным смердом, словно Хамлеи были семьей, которую можно не ставить ни в грош. Но счастье ей изменило. Теперь ее семья не стоила и ломаного пенса. Он стал сыном графа, она же превратилась в ничто. У нее не осталось ни титула, ни положения в обществе, ни земли, ни богатства. Через несколько минут он вступит во владение замком и вышвырнет ее вон, и тогда у нее не останется и дома. Это было так здорово, что даже не верилось.
   До замка уже рукой подать. Уильям попридержал коня. Ни к чему Алине знать до поры о его приезде: он хотел, чтобы она получила внезапный, страшный, уничтожающий удар.
   Граф Перси и графиня Риган вернулись в свое старое имение в Хамлее, чтобы собрать свои драгоценности и распорядиться о переводе лучших лошадей и слуг в графский замок. Задачей Уильяма было нанять кого-нибудь из местных жителей, с тем чтобы те привели замок в порядок, развели огонь в очагах и сделали дворец пригодным для жизни.
   Тяжелые, серо-стального цвета облака так низко ползли по небу, что, казалось, почти касались бойниц сторожевых башен. К ночи пойдет дождь. Что ж, тем лучше. В такую погоду выгонять Алину на улицу будет еще приятнее.
   Уильям и Уолтер спешились и по деревянному мосту перевели коней через ров. «Последний раз я был здесь, когда захватил замок», – с гордостью подумал Хамлей. В нижнем дворе уже зеленела трава. Они стреножили коней и оставили их пастись. Своему Уильям дал полную пригоршню зерна. Поскольку конюшня сгорела, седла они сложили в каменной часовне. Кони захрапели и начали бить копытами, но этот шум растаял в порыве налетевшего ветра. Уильям и его верный слуга перешли по второму мосту и очутились в верхнем дворе. Не было видно никаких признаков жизни. Уильям вдруг подумал, что Алина, возможно, уже ушла. Какое это будет разочарование! Ему с Уолтером придется тогда провести безрадостную, голодную ночь в холодном и грязном замке. Они поднялись по внешней лестнице, ведущей в большой зал дворца.
   – Тихо! – прошептал Уолтеру Уильям. – Если они здесь, застанем их врасплох.
   Он распахнул дверь. В зале было пусто и темно и пахло так, словно многие месяцы там не было ни души: как он и ожидал, они жили на верхнем этаже. Осторожно ступая, Уильям двинулся па направлению к лестнице. Под ногами захрустел сухой тростник. Следом шел Уолтер.