Фоллетт Кен. Столпы Земли

   Наутро Джек собрал людей задолго до прихода приора. Ему хотелось немного подготовить строителей. Он тщательно, не один раз повторил мысленно все те слова, которые решил сказать, чтобы, не дай Бог, снова не сорваться и не наговорить лишнего. Они должны были прозвучать так, как если бы их произнес Филип.
   Все строители были в сборе. В эти минуты решалась судьба многих из них. Несколько молодых работников сидели с красными глазами: Джек догадался, что они провели в трактире всю ночь, забыв ненадолго, что денег у каждого осталось совсем ничего. С молодыми да с сезонными, подумал Джек, придется тяжелее всего. Старые, умудренные опытом смотрели дальше и в корень. Небольшое число женщин-работниц тоже могли помешать согласию: они, как всегда, были более осторожными и боялись любых перемен.
   – Приор Филип будет просить нас вернуться к работе, – начал Джек. – Он согласен уступить. Но пока он не пришел, давайте обмозгуем, с чем мы могли бы согласиться, что без разговоров отвергнем, а где будем вместе искать выход. Филип должен увидеть, что мы все заодно. С этим, надеюсь, все согласны.
   Несколько человек вяло кивнули.
   – Я скажу так: мы должны потребовать немедленно отменить решение приора об увольнениях. – Джек добавил строгости в голосе и со всего размаху стукнул кулаком по лавке, чтобы показать всем: он сдаваться не намерен. Послышались громкие возгласы одобрения. Джек знал наверняка, что Филип не будет настаивать на том своем требовании, поэтому надо было дать сейчас горячим головам вдоволь выговориться в защиту исконных традиций и неписаных законов масонского братства, чтобы, когда приор вынужден будет принять условие ложи, воинственный настрой мастеров немного поутих.
   – Мы также должны твердо стоять за священное право ложи выдвигать работников на более важные и высокооплачиваемые места, ибо только опытные ремесленники могут знать, владеет человек своим делом или нет. – И снова Джек немного хитрил. Он старался увести внимание людей от обсуждения прибавок к жалованью, которые следовали за повышением работника, надеясь, что, когда права ложи будут подтверждены, каменщики тоже пойдут на некоторые уступки.
   – Что касается работы в дни престольных праздников, то тут у меня сомнения. Это ведь – как договориться: никаких строгих правил, как мне известно, нет. – Он повернулся к Эдварду Двойному Носу: – Ты что скажешь, Эдвард?
   – Везде по-разному, – сказал тот, испытывая явное удовольствие оттого, что с ним советовались. Джек закивал головой, давая понять, что внимательно слушает. И Эдвард, вдохновленный, начал вспоминать, где и как поступали в таких случаях. Все пока шло, как и задумал Джек: чем дольше они будут говорить по пустякам, тем меньше сил и желания останется у них на споры по важным делам.
   Но тут воспоминания Эдварда были прерваны.
   – Не о том говорим, – раздался чей-то голос с задних рядов.
   Джек посмотрел поверх голов: недовольным оказался летний работник Дэн Бристол.
   – Не все сразу, – попытался успокоить его Джек. – Дайте сказать Эдварду.
   Но Дэн был не из тех, кого можно запросто остановить.
   – Какое нам дело до его россказней. Пусть лучше жалованья прибавят.
   – Прибавят? – Джек весь вспыхнул от возмущения. Требование показалось ему наглым и неуместным.
   К его удивлению, однако, Дэна поддержали:
   – Вот именно, пусть добавят. За четырехфунтовую буханку – целый пенни! Курица раньше стоила восемь пенсов, теперь – двадцать четыре! Голову даю на отсечение, все здесь уже забыли, что такое настоящее крепкое пиво. Жизнь дорожает, а нам как платили двенадцать пенсов в неделю, так и платят. А как на них семью прокормишь?
   Джек почувствовал, что это конец. Все шло как по маслу – и на тебе, влез этот Дэн и все испортил. Он сдержался и не стал с ним спорить, решив: лучше будет, если он покажет, что прислушивается к чужому мнению.
   – Я согласен, – с казал он, явно удивив Дэна. – Подавайте подумаем, сможем ли мы убедить Филипа увеличить жалованье, когда у монастыря нет денег?
   Воцарилось молчание. Первым его нарушил Дэн:
   – Чтобы свести концы с концами, нам нужно двадцать четыре пенса в неделю. И даже тогда мы будем жить хуже, чем прежде.
   Смятение и растерянность охватили Джека: где я допустил ошибку, думал он, почему все пошло наперекосяк?
   – Двадцать четыре пенса в неделю – и точка, – отрезал Пьер. И многие закивали в знак согласия.
   Джек вдруг сообразил, что не только он тщательно готовился к этому разговору. Он бросил тяжелый взгляд на Дэна и сказал:
   – Я вижу, вы обо всем уже договорились?
   – Да, ночью в трактире, – с вызовом ответил тот. – А что, нельзя было?
   – Ну что ты! Бога ради. Но, может быть, для тех из нас, кто не имел чести участвовать в вашем разговоре, ты расскажешь, что вы решили?
   – Хорошо. – Те, кто не был этой ночью в трактире, почувствовали себя обиженными, но Дэн не испытывал угрызений совести. Только он собрался открыть рот, чтобы продолжить, как вошел приор Филип. Джек изучающе посмотрел на него: лицо приора светилось счастьем. Филип перехватил его взгляд и едва заметно кивнул ему. У Джека внутри все задрожало от радости: значит, монахи пошли на уступки. Он уже хотел было перебить Дэна, но на какое-то мгновение опоздал. – Мы требуем двадцать четыре пенса в неделю для ремесленников, – громко произнес тот. – Двенадцать пенсов – простым рабочим и сорок восемь – мастерам.
   Джек снова взглянул на Филипа. Выражение довольства с лица приора исчезло, и оно обрело тяжелые черты воинствующей непримиримости.
   – Подождите, подождите, – сказал Джек. – Это ведь еще не мнение всей ложи, а только дурацкое требование подвыпившей компании.
   – Да нет, – послышался чей-то новый голос. Альфред! – Думаю, большинство проголосует за увеличение жалованья вдвое.
   Джек молча уставился на него, а внутри все кипело от злости.
   – Несколько месяцев назад ты умолял меня дать тебе работу, – сказал он. – А теперь ты требуешь двойной оплаты. Мне бы лучше было оставить тебя без куска хлеба!
   – И это случится с каждым из вас, если вы не внемлете разуму, – заключил Филип.
   Джек, как мог, старался избегать таких резких слов, но другого выхода он уже не видел: его собственный план с треском провалился.
   – Мы не выйдем на работу до тех пор, пока не получим свои двадцать четыре пенса. Это наше последнее слово.
   – Об этом не может быть и речи. – Филип был взбешен. – Что за дурацкие фантазии? Я даже обсуждать ничего больше не хочу.
   – А мы и не собираемся больше чесать языки, – ответил Дэн. – За меньшее мы работать не станем. Ни за что!
   – Но это же глупо! – не выдержал Джек. – Как вы можете сидеть здесь и говорить, что не будете работать за меньшее?! Ты же, дурак, первый останешься без работы. Куда ты пойдешь?
   – Найду куда, – ответил Дэн.
   Люди приутихли.
   О Боже, мелькнула у Джека отчаянная мысль, все ясно: им есть где устроиться.
   – Мы знаем одно место, – сказал Дэн и встал. – Что до меня, я сейчас же отправляюсь туда.
   – Ты о чем? – попытался остановить его Джек.
   Дэн выглядел победителем.
   – Мне предложили работу на новой стройке, в Ширинге. Там строят новую церковь. И ремесленникам положили двадцать четыре пенса в неделю.
   Джек оглядел всех собравшихся:
   – Кому еще предложили перебраться в Ширинг?
   По лицам людей было видно, что им стыдно.
   – Всем, – ответил Дэн.
   Джек почувствовал, что пришел конец. Это был заговор; Его просто-напросто предали. А он ничего не понял. Обида перешла в слепую ярость, и он бросил всем собравшимся:
   – Кто?! Кто из вас оказался предателем?! – и обвел взглядом комнату. Мало кто отваживался смотреть ему в глаза. Но оттого, что всем было стыдно, Джеку было не легче. Он чувствовал себя в роли отвергнутого любовника. – Кто заманивает вас в Ширинг? – кричал он. – Кто будет там мастером-строителем? – Его взгляд пробежал поверх голов и остановился на Альфреде. Ну конечно же! Кто же еще! И почувствовал отвращение. – Альфред? – с презрением выговорил он. – Значит, вы бросаете меня, чтобы уйти работать к Альфреду?
   Ответом было гробовое молчание.
   Наконец Дэн решился:
   – Да, мы уходим.
   Это было его, Джека, поражение.
   – Что ж, быть посему, – с горечью сказал он. – Вы знаете меня, знаете моего брата, и вы выбрали его. Вы знаете приора Филипа и графа Уильяма – вы выбрали второго. Все, что я могу сказать вам: вы заслуживаете того, что получите.

Глава 15

I

   – Расскажи мне какую-нибудь историю, – сказала Алина. – Я давно уже не слышала их от тебя. Помнишь, как было раньше?
   – Помню, – ответил Джек.
   Они вновь были на своей любимой поляне в лесу. Стояла поздняя осень, и им пришлось развести огонь под скалистым выступом. День выдался серым и промозглым, но, разгоряченные после жарких объятий, под веселое потрескивание горевших в костре сучьев, они не замечали ничего вокруг.
   Джек расстегнул на Алине плащ и коснулся ее груди. Она чувствовала, что груди ее стали слишком большими, переживала. Что теперь они не такие высокие и упругие, как раньше, до рождения детей. Но Джек по-прежнему любил их, и она радостно, с облегчением вздыхала, когда он жадно тянулся к ним.
   – История о принцессе, которая жила на самой вершине башни огромного замка, – начал Джек и нежно сжал сосок ее груди. – И о принце, жившем в такой же башне, но в соседнем замке. – Он провел рукой по другой груди. – Каждый день они смотрели друг на друга из окон своих опочивален, словно из заточения, и мечтали только о том, чтобы преодолеть долину, разделявшую их. – Рука его задержалась на мгновение в ложбинке между ее грудей и неожиданно скользнула ниже. – Но каждое воскресенье, днем, они встречались в лесу! – Алина пронзительно вскрикнула, словно в испуге, и тут же рассмеялась.
   Эти воскресные дни были для обоих самыми драгоценными моментами в их жизни, которая стремительно катилась к упадку.
   Из-за неурожая и падения цен на шерсть повсюду царили разруха и запустение. Разорялись торговцы, оставались без работы горожане, крестьяне в деревнях умирали от голода. Джеку, к счастью, пока платили деньги: с горсткой оставшихся ремесленников он потихоньку возводил первый пролет нефа. А вот Алине пришлось свернуть свое дело. Здесь, в Кингсбридже, жизнь была намного труднее, чем во всей Южной Англии, еще и потому, что Уильям Хамлей ничего не делал, чтобы хоть как-то облегчить жизнь людей.
   Алина особенно тяжело переживала из-за этого. Граф стал ужасно жаден, все деньги отдавал только на строительство церкви в память о своей зловредной, выжившей из ума матери. Он разогнал почти всех, кто арендовал у него землю, за неуплату долгов, и теперь самые плодородные угодья зарастали бурьяном, не принося так не хватавшего людям хлеба. А сам тем временем копил зерно, чтобы еще выше поднять цены. Да, какое-то время он мог извлекать выгоду для себя, но, если заглянуть в будущее, становится ясно: это нанесет непоправимый ущерб всему его хозяйству, и людям просто нечего будет есть. Алина вспоминала времена, когда графством владел ее отец: какими цветущими и богатыми были города, какие урожаи приносила земля, и сердце ее сжималось от нестерпимой боли.
   Вот уже несколько лет она почти не вспоминала о клятвах, которые она с братом дали своему отцу. С тех пор как Уильям стал графом, а у нее появилась семья, мысль о том, чтобы Ричард вернул себе графство, стала все больше походить на тщетную фантазию. Брат стал теперь предводителем стражи. Он женился на местной девушке, дочери плотника, но у бедняжки, к несчастью, оказалось совсем слабое здоровье, и она умерла в прошлом году, так и не оставив Ричарду детей.
   Как только разразился голод, Алина стала вновь подумывать о том, как бы вернуть графство. Она знала, что если Ричард станет графом, то с ее помощью он сможет многое сделать, чтобы облегчить страдания людей. Но то были только мечты: Уильям пользовался расположением самого короля Стефана, который одержал верх в гражданской войне, и надежд на скорые перемены не было никаких.
   И все же здесь, на поляне, в стороне от чужих глаз и тяжких забот, в объятиях любимого человека, горестные мысли покидали Алину. Оба были влекомы ненасытной страстью друг к другу – Алина до сих пор с трепетом вспоминала, с каким жаром она отдавалась Джеку вначале, да и сейчас, когда ей исполнилось тридцать три и материнство отразилось на ее фигуре – она раздалась в бедрах, живот, всегда гладкий и упругий, слегка обвис, – он все еще упивался ее телом, и они вновь и вновь сливались в порыве любовного безумия.
   Его смешной рассказ о двух влюбленных в лесу сменился сладострастными ласками, и Алина стала целовать его лицо, растворившись в блаженной неге. И тут она услышала голоса.
   Оба замерли от испуга. Полянка их была в стороне от дороги, скрытая в глубокой чаще, и только неосторожные лесные олени или осмелевшие лисицы иногда нарушали их покой. Они, затаив дыхание, стали прислушиваться. Снова послышался чей-то голос, ему ответил другой. Затем до них донеслось шуршание листьев, словно несколько человек продирались сквозь заросли.
   Джек нашел свои башмаки, они лежали рядом, и, осторожно ступая, подошел к заводи, набрал в один башмак воды и вылил ее на костер. Огонь с шипением погас, от намокших сучьев клубами валил дым. Джек, стараясь не шуметь, согнувшись, подкрался к кустарнику и исчез в нем.
   Алина быстро надела нижнюю рубашку, сандалии и закуталась в плащ.
   Джек вернулся так же бесшумно, как и исчез.
   – Разбойники, – прошептал он.
   – Много?
   – Не то слово. Я даже не смог увидеть всех.
   – А куда они идут?
   – В Кингсбридж. – Он поднял правую руку. – Слышишь?
   Алина подняла голову. Где-то вдалеке звонили монастырские колокола, предупреждая о надвигавшейся беде. Сердце у нее на мгновение замерло.
   – Джек, там ведь дети!
   – Мы опередим разбойников, если срежем путь через болото и перейдем вброд реку возле каштанового леса.
   – Тогда бежим. Быстрее!
   Джек придержал ее рукой и снова стал прислушиваться. В лесу он слышал то, чего не могла слышать Алина. Никого не было видно. Они перебежали дорогу и начали пробираться через лес по едва заметной тропке. Алина оставила Томми и Салли с Мартой, дети с удовольствием играли в камешки возле очага. Она не знала, какая опасность грозила ее детям, но очень боялась опоздать. Когда могли, они бежали, хотя дорога была очень неровной и Алине приходилось в основном трусить, тогда как Джек быстро шел широким шагом. Зато так было намного короче.
   Они соскользнули по крутому склону к болоту. Сколько заплутавших путников сгинули в этом месте! Но те, кто знал заветную тропу, часто ходили здесь. Жидкая трясина, казалось, цепляла Алину за ноги, не пуская к детям. На другом конце болота был брод через реку. Алина шла по колено в воде, ежась от холода, но зато отмыла от болотной грязи ноги.
   Теперь перед ними была прямая дорога до Кингсбриджа. Тревожный колокол звучал все громче по мере того, как они приближались к городу. Какая бы опасность ни угрожала жителям со стороны лесных разбойников, они, по крайней мере, знают о грозящей беде, думала про себя Алина, изо всех сил стараясь не падать духом. Они вышли на луг и увидели целую ораву мальчишек, возвращавшихся той же дорогой из соседней деревни, где они гоняли мяч. Несмотря на холодную погоду, с них градом катился пот, и они громко, наперебой кричали что-то друг другу.
   Алина и Джек поспешили к мосту. Городские ворота оказались уже закрытыми, но люди, сидевшие в башнях на страже, узнали их и открыли узкую низенькую дверь для вылазок. Мальчишки пропустили Джека и Алину вперед, и они, согнувшись, проникли внутрь. Алина про себя благодарила Бога за то, что они опередили разбойников.
   Задыхаясь от усталости, они пошли по главной улице. Жители уже спешили к стенам с копьями, луками и камнями в руках. Детей собирали группками и уводили в монастырь. Марта наверняка уже отвела туда Томми и Салли, решила Алина. Она вместе с Джеком отправилась прямо на монастырский двор.
   У входа в сад она вдруг, к своему удивлению, заметила мать Джека, Эллен. В свои сорок с небольшим она оставалась все такой же стройной, загорелой, только в волосах заблестела седина и морщинки легли вокруг глаз. Она оживленно что-то рассказывала Ричарду. Приор Филип стоял немного в стороне и направлял детишек в здание капитула. Казалось, он не замечает Эллен. Рядом с ним стояли Марта, Томми и Салли. Алина облегченно вздохнула и обняла детей.
   Джек подошел к матери.
   – Мама! По ч ему ты здесь?
   – Пришла предупредить вас: сюда движется банда разбойников. Они собираются напасть на город.
   – Мы видели их в лесу, – сказал Джек.
   – Видели?! – встревожился Ричард. – Сколько их?
   – Не знаю точно, но, похоже, много, по крайней мере – сотня, а то, может, и больше.
   – А чем они вооружены?
   – Дубинами, ножами, одним или двумя топорами, но в основном – дубинами.
   – А в каком месте вы их встретили?
   – К северу отсюда.
   – Спасибо. Я пойду взгляну со стены.
   Алина подошла к Марте:
   – Забирай детей и отведи их в здание капитула. – Сама же пошла за Ричардом вместе с Джеком и Эллен. Прохожие на улицах останавливали Ричарда одним и тем же вопросом: «Что случилось?»
   – Разбойники, – коротко бросал в ответ Ричард и, не останавливаясь, шел дальше.
   Братец оседлал своего конька, думала Алина. Попробуй заставить его ежедневно трудиться, зарабатывая на кусок хлеба, – ничего не получится; зато в минуты опасности, когда требовалось его военное искусство, он становился собранным, хладнокровным, знающим свое дело.
   Они вместе подошли к северной стене и по лестнице взобрались на бруствер. На одинаковом расстоянии друг от друга высились аккуратно сложенные горки булыжников, ими собирались отбивать атаку неприятеля. В башнях уже занимали свои места лучники. Ричарду удалось убедить городское собрание разрешить проведение ежегодных учений на случай опасности. Поначалу многие противились, но со временем это стало привычным делом, и жители с удовольствием участвовали в них, как в гуляньях на Иванов день. Плоды же были сейчас налицо: горожане быстро и дружно откликнулись на сигнал тревоги.
   Алина с замиранием сердца смотрела в сторону леса. Но пока никого не было видно.
   – Ты, должно быть, здорово их обогнала, – сказал ей Ричард.
   – Что им нужно здесь? -спросила она.
   – Монастырские склады, – ответила Эллен. – Это единственное место в округе, где можно разжиться чем-нибудь съестным.
   – Понятно.
   Разбойники были просто голодающими людьми, которых во множестве прогнал с земли Уильям, думала Алина, и грабеж стал для них единственной возможностью выжить. В ничем не защищенных деревнях воровать было нечего: оставшиеся там крестьяне сами жили впроголодь. Еды было навалом только в амбарах богатых землевладельцев.
   И тут она увидела разбойников.
   Они появились на краю леса, как крысы, разбегающиеся из-под горящего стога, и стаей помчались в сторону города – двадцать, тридцать, пятьдесят, сотня – целая армия. Они надеялись застать жителей врасплох, ворваться в открытые ворота, но, когда услышали звон колокола, поняли, что об их появлении кто-то предупредил. И все же голод гнал их вперед. Несколько лучников поторопились и выпустили первые стрелы.
   – Не спешить! – крикнул Ричард. – Беречь стрелы!
   Когда Кингсбридж последний раз подвергался нападению, Томми было полтора годика, а Алина носила Салли. Тогда она укрылась в монастыре вместе со стариками и детьми. На этот раз она решила остаться на стенах и помочь обороняющимся. Большинство женщин тоже решили не покидать мужчин и сражаться вместе с ними.
   И все же Алину одолевали тяжкие мысли. Хотя она находилась недалеко от монастыря, могло так случиться, что разбойники, прорвавшись в город, оказались бы там быстрее, чем она. Или ее бы ранило, и она не смогла бы спасти детей. И Джек, и Эллен тоже были в рядах защитников; что, если их убьют, с ужасом думала Алина, тогда вся забота о Томми и Салли ляжет на плечи Марты. Эти тревожные мысли не давали ей покоя.
   Разбойники тем временем были уже у самых стен. Стрелы дождем полетели в них, и на этот раз Ричард не останавливал лучников. Многие из нападавших падали замертво, им нечем было защищаться. Да и атаковали они беспорядочно, напоминая, скорее, стадо диких животных, несущихся сломя голову на глухую стену. А налетев на нее и больно ударившись, опешили, не зная, что делать дальше. Горожане забрасывали их булыжниками с высоких стен. Несколько бандитов попробовали с дубинами в руках штурмовать северные ворота. Алина знала: кованные железом дубовые ворота были неуязвимыми.
   В это время Альф Мясник и Артур Шорник втаскивали на стену котел с кипятком, который они приволокли с чьей-то кухни.
   Прямо под Алиной несколько человек из нападавших начали строить живую пирамиду. Джек и Ричард обрушили на них град камней. Все еще думая о детях, Алина тоже стала швырять камни, к ней на помощь пришла Эллен. Разбойники сначала держались, пока кому-то из них не пробило голову. Пирамида рассыпалась, и они отступили.
   Мгновение спустя от северных ворот донеслись истошные крики: на головы атакующих полилась горячая вода.
   Тут разбойники сообразили, что их убитые и раненые могут быть более легкой добычей, и кинулись стаскивать с них одежду. Легкораненые отчаянно сопротивлялись, разгорелись жестокие схватки за пожитки убитых. Какая отвратительная и унизительная бойня, подумала Алина. Горожане перестали бросать камни и, раскрыв рты от изумления, наблюдали, как бандиты дерутся между собой, точно злые псы из-за брошенной им кости.
   – Да, такой сброд нам, пожалуй, не страшен, – сказала Алина Ричарду.
   Брат кивнул.
   – Хотя, если бы кто-нибудь командовал ими, нам пришлось бы нелегко, – сказал он. – Им ведь терять нечего.
   Алина содрогнулась от мелькнувшей у нее мысли.
   – Армии нужен полководец, – повторила она вслух. Ричард словно не услышал ее слов, а она почувствовала радостное возбуждение от пришедшей к ней мысли. Ричард был хорошим полководцем, но у него не было армии. Бандиты были армией, но без полководца. А графство распадалось на части...
   Некоторые жители все же продолжали швырять камни и пускать стрелы, и сраженные ими мерзавцы падали на землю. Те уже поняли, что города им не взять, и, точно свора побитых собак с поджатыми хвостами, испуганно озираясь, стали отступать. Кто-то открыл северные ворота, и в погоне за бандитами с копьями и мечами в руках выскочили молодые парни. Отступавшие обратились в бегство, ас теми, что отстали, безжалостно расправились.
   Эллен отвернулась. Гримаса отвращения исказила ее лицо.
   – Ты должен был остановить этих мальчиков. Зачем нужна была эта погоня? – сказала она Ричарду.
   – Ничего. Им полезно увидеть немного чужой крови после такой жаркой схватки. К тому же чем больше бандитов мы убьем сейчас, тем меньше их останется на следующий раз.
   Таковы законы войны, подумала Алина. Когда ее жизнь каждый день подвергалась страшной опасности, она, возможно, на месте этих ребят поступила бы так же и кинулась бы в погоню за разбойниками, чтобы уничтожить их. Но сейчас она больше думала о том, как избавиться от причин, толкавших людей на преступления. Ей хотелось найти способ, чтобы использовать в деле этих несчастных.
   Ричард поручил кому-то прозвонить в монастырский колокол «отбой» и выставил усиленную охрану на ночь. Алина пошла в монастырь и забрала детей и Марту. Они вновь встретились в доме Джека.
   Алина была счастлива, что они наконец все вместе: она, Джек, их дети, мать Джека, брат Алины и Марта – целая семья. Она забыла на миг о том, что отец ее умер в подземной темнице, а сама она все еще считалась женой сводного брата Джека и что мать его скрывалась в лесу...
   Алина тряхнула головой, словно пытаясь сбросить наваждение: никакая они не семья.
   Джек зачерпнул кувшином эля из бочки и разлил по большим кружкам. Все были слишком возбуждены после сражения. Эллен разожгла огонь, а Марта нарезала тонкими ломтиками репу для похлебки. Когда-то по такому случаю они, бывало, зажаривали на огне по полпоросенка.
   Ричард одним глотком осушил свою кружку и сказал:
   – До конца зимы нам еще не раз придется столкнуться с такими набегами.
   – Им бы лучше попробовать захватить склады графа Уильяма, а не приора Филипа, – сказал Джек. – Это ведь Уильям разорил их.
   – Ничего у них не получится. Они же, как свора собак, кидаются на все, не раздумывая.
   – Кто-то может их возглавить, – осторожно сказала Алина.
   – Моли Бога, чтобы такого не нашлось! – вспылил Джек. – Тогда бы нам несдобровать.
   – Я хотела сказать: возглавить, чтобы повести на владения Уильяма, а не на нас.
   – Не понимаю, куда ты клонишь, – сказал Джек. – Кто же возьмется за такое?
   – Ричард.
   Все замолчали.
   Мысль эта давно зрела у Алины, и теперь она была уверена, что ее можно осуществить. Они с братом исполнят клятву, данную отцу. Ричард уничтожит Уильяма, станет графом, и мир и процветание вернутся на их земли... Чем больше Алина думала об этом, тем сильнее становилось охватившее ее волнение.
   – А ведь этого сброда здесь было не меньше сотни, – сказала она. И повернулась к Эллен: – Сколько их еще прячется в лесу?