Фоллетт Кен. Столпы Земли

   Она остановилась неподалеку от мануфактуры, где валяли сукно. Могучая на вид женщина черпала из канала воду и лила ее в огромное каменное корыто, время от времени добавляя в него из мешка определенное количество сукновальной глины. На дне корыта, полностью покрытый водой, лежал кусок материи, по которому увесистыми деревянными дубинами – они называются валяльные биты, вспомнила Алина, – колотили два мужика. В результате этой операции сукно садилось, уплотнялось и становилось более водонепроницаемым, а сукновальная глина выщелачивала из шерсти жиры. В глубине двора виднелись кипы еще не обработанной материи и мешки с сукновальной глиной.
   Алина перебралась через ручей и подошла к работавшим возле корыта людям, которые, лишь мельком взглянув на нее, продолжили свое занятие. Земля вокруг них была залита водой, и они трудились, стоя босиком в холодной грязи. Поскольку никто не собирался бросать работу ради того, чтобы поинтересоваться причиной ее прихода, Алина сама громко спросила:
   – Где ваш хозяин?
   Вместо ответа женщина кивнула головой в сторону дальней части двора.
   Сделав знак Ричарду следовать за ней, Алина прошла во двор, где на деревянных рамах сушились куски материи. Там она увидела, как, согнувшись над мокрым сукном, возится какой-то человек.
   – Я ищу хозяина, – сказала девушка.
   Человечек выпрямился и посмотрел на Алину. Он был уродлив, одноглаз и горбат, словно всю жизнь провел над сушильными рамами и теперь уже не мог разогнуться.
   – Что такое? – проговорил горбун.
   – Ты здесь главный?
   – Почти сорок лет я вкалываю на этом дворе, так что надеюсь, теперь я действительно главный. Чего тебе?
   Алина смекнула, что имеет дело с человеком, привыкшим вечно доказывать свое превосходство.
   – Мой брат и я, – робко пролепетала она, – хотим получить работу. Не мог бы ты нанять нас?
   Некоторое время ремесленник разглядывал ее с ног до головы.
   – Боже милостивый! – наконец воскликнул он. – Да что я буду с вами делать?
   – Мы согласны на любую работу, – твердо сказала Алина. – Нам нужны деньги.
   – Мне вы не годитесь, – презрительно буркнул суконщик и отвернулся к своим рамам.
   Но Алину это не удовлетворило.
   – Но почему? – разозлилась она. – Мы же не клянчим у тебя деньги, мы хотим заработать.
   Горбун снова обернулся.
   – Ну пожалуйста! – взмолилась девушка, хотя она терпеть не могла унижаться.
   Он раздраженно уставился на нее, как, наверное, уставился бы на собачонку, решая, дать ей пинка или не стоит. В то же время Алина видела, что его просто-таки подмывало продемонстрировать ей свою мудрость и их глупость.
   – Ладно, – вздохнул он. – Я объясню тебе. Пошли!
   Он подвел их к корыту. Работники потихоньку вытягивали из воды сукно, скручивая его в рулон.
   – Поди сюда, Лиззи! – крикнул он женщине. – Покажи руки.
   Женщина послушно подошла и вытянула вперед ладони. Они были корявыми и красными, с кровоточащими трещинами.
   – Пощупай, – сказал Алине ремесленник.
   Алина потрогала грубые и холодные как лед руки женщины, но больше всего ее потрясло, какими они были твердыми. Она украдкой взглянула на свои ладошки, показавшиеся ей вдруг такими мягкими, белыми и маленькими.
   – Она работает в воде с детских лет, так что уже привыкла, – проговорил суконщик. – Ты – другое дело. Здесь тебе не выдержать и одного дня.
   Алина понимала, что он прав, но, прежде чем она успела что-либо ответить, в разговор вступил Ричард:
   – А я? Я больше твоих работников – я бы осилил эту работу.
   Он и вправду был крупнее, чем орудовавшие валяльными битами мужичонки. Он даже справляется с боевым конем, подумала Алина, пожалуй, он смог бы.
   Тем временем работники скатали сукно, и один из них, взвалив рулон на плечо, собрался было отнести его на просушку во двор.
   – Генри, – остановил его горбун, – дай-ка молодому господину попробовать вес этой тряпицы.
   Мужичок, которого звали Генри, перебросил скатанное сукно со своего плеча на плечо Ричарда. Тот зашатался под непосильным грузом, отчаянным усилием пытаясь удержать его, затем побледнел и рухнул на колени, так что провисавшие концы рулона шлепнулись в грязь.
   – Н-не могу, – задыхаясь, простонал он.
   Работники засмеялись, старый суконщик выглядел торжествующим, а Генри, подхватив рулон, привычным движением поднял его себе на плечо и унес.
   – Здесь нужна особая сила, – поучал мастер. – Она приходит вместе с опытом.
   Алина была вне себя от злости. Они смеялись над ней, хотя все, что она хотела, – это честно заработать один пенни. Было видно, что этому старику доставляло удовольствие делать из нее дурочку. Конечно же, он не собирался нанимать ни ее, ни Ричарда.
   – Что ж, благодарю за учтивый прием, – язвительно сказала она и, повернувшись, зашагала прочь.
   – Эта штука оказалась такой тяжелой, потому что она мокрая, – оправдывался расстроенный Ричард. – Я не ожидал этого.
   Алина понимала: чтобы поддержать моральный дух брата, она не должна показывать своих чувств.
   – Ну это вовсе не единственная работа здесь, – бодро заявила она, шлепая по грязной улице.
   – А что еще может быть?
   Она ответила не сразу. Они подошли к северной стене города и, повернув налево, двинулись в западном направлении. Здесь находились прилепившиеся к стене лачуги бедняков, а поскольку задних дворов они не имели, улица утопала в нечистотах. Наконец Алина заговорила:
   – Помнишь, как в наш замок иногда приходили незамужние девушки, которых выставляли из дома? Отец всегда давал им приют. Они работали на кухне, или стирали белье, или чистили конюшни, и по праздникам отец дарил им пенни.
   – Думаешь, мы могли бы устроиться в Винчестерском замке? – с сомнением спросил Ричард.
   – Нет. Пока король отсутствует, они никого не возьмут – их и так там слишком много. Но в городе полно богачей. Может быть, кому-нибудь из них требуются слуги.
   – Это не мужская работа.
   Алину так и подмывало крикнуть: «Почему бы вместо того, чтобы придираться ко всем моим предложениям, тебе самому что-нибудь не придумать?» Однако она сдержалась и спокойно сказала:
   – Чтобы заработать пенни, вполне достаточно наняться одному из нас, а потом мы сможем повидаться с отцом, и он нам скажет, что делать дальше.
   – Ну хорошо. – Ричард не собирался отвергать идею о том, что работать придется только кому-то одному, особенно если это будет Алина.
   Они снова повернули налево и вошли в еврейский квартал. Возле большого дома Алина остановилась.
   – Здесь наверняка нанимают слуг, – проговорила она.
   Ричард был потрясен.
   – Но ведь ты не собираешься прислуживать евреям?
   – А почему бы и нет? Ересь не блохи – не подхватишь.
   Ричард пожал плечами и вслед за сестрой вошел внутрь.
   Это был каменный дом. Как и большинство городских построек, он имел узкий фасад и был вытянут далеко вглубь. Они очутились в просторном вестибюле с очагом и несколькими скамьями. От доносившегося с кухни запаха у Алины потекли слюнки, хотя в нем и чувствовались незнакомые ароматы каких-то специй. К ним вышла смуглолицая кареглазая девушка. Поздоровавшись, она почтительно спросила:
   – Так вы хотите увидеть ювелира?
   Вот, оказывается, кто хозяин дома!
   – Да, если можно, – ответила Алина. Девушка исчезла, и Алина огляделась. Конечно, чтобы уберечь свое золото, ювелиру нужен был каменный дом. Из вестибюля во внутренние покои вела массивная, обитая железом дубовая дверь. Окна были такими узкими, что в них не смог бы пролезть даже ребенок. Алина подумала, как, должно быть, действует на нервы, когда все свое состояние хранишь в золоте и серебре, которые в любой момент могут украсть, оставив тебя без средств к существованию. Правда, тут же вспомнила, что ее отец имел богатства совсем другого рода – у него были земли и титул, – и все равно он в один день потерял всё.
   Вышел хозяин дома, маленький чернявый человечек, нахмурив брови, впился в них своими глазками, словно изучая драгоценный камень и определяя его стоимость. Через минуту он, казалось, подытожил впечатления и произнес:
   – У вас есть что-то и это что-то вы хотите продать?
   – Ты хорошо разбираешься в людях, ювелир, – ответила Алина. – Ты угадал: мы знатного происхождения, только вот сейчас оказались в несколько затруднительном положении. Но нам нечего продать.
   Глазки еврея обеспокоенно забегали.
   – Если вы хотите получить заем, боюсь...
   – Мы и не надеемся, что кто-то одолжит нам денег, – перебила его Алина. – Поскольку нам нечего продать, нам нечего и заложить.
   Он облегченно вздохнул:
   – В таком случае как же я могу вам помочь?
   – Не возьмешь ли ты меня в служанки?
   Ошарашенный, он невольно попятился назад:
   – Христианку? Да ни за что на свете!
   – Но почему? – спросила расстроенная Алина.
   – Нет-нет. Это невозможно.
   Она почувствовала себя оскорбленной. То, что ее религия у кого-то вызывала негативное отношение, унижало ее. Вспомнив заумную фразу, сказанную Ричарду, Алина повторила ее, правда несколько переиначив:
   – Религия не блохи – не подхватишь.
   – Но горожане будут возражать, – парировал ювелир.
   Алина понимала, что он использовал общественное мнение в качестве предлога, однако все равно в его словах была доля правды.
   – Что ж, тогда нам лучше поискать богатого христианина, – проговорила она.
   – Стоит, стоит поискать. – В голосе ювелира звучало сомнение. – Если молодая леди позволит, я скажу откровенно. Мудрый хозяин никогда не возьмет тебя в служанки. Ты ведь привыкла сама отдавать распоряжения, и тебе будет ой как трудно оказаться в роли исполнительницы. – Алина уже открыла рот, чтобы возразить, но он, подняв руку, остановил ее. – О, я знаю, сейчас ты готова на все. Но всю твою жизнь тебе прислуживали другие, и даже теперь в глубине души ты считаешь, что мир должен быть устроен так, чтобы доставлять тебе удовольствие. Из господ получаются никудышные слуги. Они непослушны, обидчивы, бестолковы, раздражительны и всегда думают, что очень хорошо работают, даже если делают гораздо меньше других, – от них одни только неприятности. – Он пожал плечами. – Это я говорю по своему собственному опыту.
   С тех пор как Алина покинула замок, этот ювелир оказался первым человеком, который разговаривал с ней по-доброму. Она даже позабыла, что обиделась на еврея за то, что тот выказал неприятие ее религии.
   – Но что же мне делать?! – воскликнула она.
   – Я могу только сказать, что на твоем месте делал бы еврей. Он нашел бы, что продать. Вот когда я пришел в этот город, я начал с того, что стал скупать драгоценности у людей, которым нужны были наличные, затем расплавлял серебро и продавал его чеканщикам монет.
   – Но где ты взял деньги, чтобы покупать драгоценности?
   – Я позаимствовал их у моего дяди. Но потом я таки вернул их ему, и он еще имел интерес.
   – Но нам-то никто не одолжит!
   Он на минуту задумался.
   – А что бы я делал, если бы у меня не было дяди? Думаю, я пошел бы в лес и набрал орехов, а потом принес бы их в город и продал хозяйкам, у которых нет времени, чтобы ходить в лес, и которые не могут выращивать деревья в своих дворах, потому что их дворы завалены всяким хламом.
   – Сейчас нет орехов, – возразила Алина. – Сейчас вообще ничего не растет.
   – О, свойственное молодости нетерпение! – улыбнулся ювелир. – Так подождите немного.
   – Хорошо, – проговорила девушка. Ни к чему рассказывать ему об отце. Он как мог старался им помочь. – Спасибо тебе за совет.
   – Прощайте. – Ювелир удалился, прикрыв за собой массивную дверь.
   Алина и Ричард вышли на улицу. Уже полдня они провели в бесплодных поисках, и Алина не могла не чувствовать себя подавленной. Не представляя, что делать дальше, они миновали еврейский квартал и снова очутились на Хай-стрит. Было время обеда: у Алины проснулся аппетит, а Ричард так просто умирал с голоду. Завидуя откормленным крысам, шныряющим среди помойных куч, они бесцельно брели по Хай-стрит, пока не подошли к королевскому дворцу. Как и все приезжающие в Винчестер, они остановились поглазеть через решетку на работу чеканщиков. Алина уставилась на кучки серебряных пенни, думая о том, что ей нужна всего одна монетка, но даже ее она не может получить.
   Через некоторое время она заметила девушку примерно ее же возраста, которая, улыбаясь Ричарду, стояла неподалеку Девушка выглядела дружелюбно. Алина помедлила, снова увидела, как та улыбается, и заговорила:
   – Ты здесь живешь?
   – Ага, – кивнула девушка, однако ее интересовал Ричард, а не Алина.
   – Наш отец в тюрьме, – выпалила Алина, – и мы хотели бы заработать деньги на жизнь и на то, чтобы дать взятку тюремщику. Не знаешь, как это можно сделать?
   Девушка наконец оторвала взгляд от Ричарда и посмотрела на Алину.
   – У вас нет ни пенни и вы думаете, как бы подзаработать?
   – Именно. Мы согласны на любую работу. Не можешь ли чем-нибудь помочь?
   Девушка смерила Алину долгим, оценивающим взглядом.
   – Да, могу, – сказала она в конце концов. – Я знаю, кто вам нужен.
   От волнения Алина даже задрожала: впервые за весь день ей сказали «да».
   – Когда можно его увидеть? – с готовностью спросила она.
   – Ее.
   – Что?
   – Это женщина. И если пойдешь со мной, то прямо сейчас и увидишь.
   Алина и Ричард обменялись восторженными взглядами. Просто не верилось, что удача наконец улыбнулась им.
   Они зашагали вслед за девушкой, которая привела их в большой деревянный дом на южной стороне Хай-стрит. Все помещения располагались на первом этаже, а наверху был только небольшой мезонин. Туда-то и направилась по внешней лестнице девушка, жестом приглашая их следовать за ней.
   Мезонин занимала спальня. Широко раскрытыми глазами Алина огляделась вокруг: спальня была украшена и обставлена гораздо богаче, чем любая из комнат в их замке даже в те времена, когда была еще жива мама. На стенах висели гобелены, пол покрывали ковры из меха, а кровать окружали вышитые занавески. На огромном, как трон, стуле восседала средних лет женщина в цветастом халате. Алина подумала, что, хотя ее лицо было покрыто морщинами, а волосы поредели, в молодости она, вероятно, была очень красива.
   – Это госпожа Кейт, – проговорила приведшая их сюда девушка. – Кейт, у нее нет ни пенни, а отца посадили в тюрьму.
   Кент улыбнулась. Алина с трудом заставила себя улыбнуться в ответ: в этой женщине было что-то неприятное.
   – Отведи мальчика на кухню и угости его кружечкой пива, пока мы тут поговорим, – приказала она.
   Девушка увела Ричарда. Алина обрадовалась, что ему дадут пива. А может, предложат и поесть, подумала она.
   – Как тебя зовут? – спросила Кейт.
   – Алина.
   – Необычное имя. Но мне нравится. – Она встала и близко подошла к Алине, затем взяла ее за подбородок. – А у тебя очень милая мордашка. – От нее пахло вином. – Сними-ка свой плащик.
   Этот осмотр весьма озадачил Алину, однако она подчинилась: особого вреда он ей не причинит, а после всех неудачных попыток найти работу она не хотела из-за своей несговорчивости вновь оказаться выброшенной на улицу. Сняв плащ, она бросила его на скамью и осталась стоять в старом полотняном платьице, подаренном женой лесника.
   Кейт зашла Алине за спину. Она почему-то казалась пораженной.
   – Дорогуша, ты никогда больше не будешь нуждаться в деньгах, как и ни в чем другом. Если ты станешь у меня работать, мы обе будем богатыми.
   Алина нахмурилась. Это было похоже на бред. Все, что она хотела, – это наняться прачкой, кухаркой или швеей; непонятно, каким образом она могла сделать кого-то богатым.
   – О какой работе ты говоришь? – поинтересовалась девушка.
   Кейт стояла сзади. Она пробежала руками по бокам Алины, ощупала ее бедра, затем придвинулась к ней так близко, что Алина почувствовала, как к ее спине прижались груди Кейт.
   – У тебя чудесная фигура, – прошептала женщина. – И кожа такая нежная. Сдается мне, ты из благородных, верно?
   – Мой отец был графом Ширингом.
   – Бартоломео! Ну и ну! Помню его. Правда, моим клиентом он не был. Весьма почтенный человек твой папаша. Что ж, теперь я понимаю, почему ты оказалась в таком положении.
   Итак, у Кейт были клиенты.
   – Чем же ты торгуешь? – спросила Алина.
   Кейт уклонилась от ответа. Она снова подошла к Алине спереди и посмотрела ей в глаза.
   – Ты девственница, душечка?
   Алина зарделась от стыда.
   – Не смущайся, – успокоила ее женщина. – Вижу, что нет. Ну ничего. Девственницы дороже, но они недолго остаются ими. – Она положила руки Алине на бедра и, слегка наклонившись, поцеловала ее в лоб. – Ты такая аппетитная, хотя и сама того не ведаешь. Клянусь всеми святыми, ты неотразима. – Рука Кейт скользнула с бедра девушки на грудь, нежно погладила ее и слегка сжала; затем, подавшись вперед, женщина впилась ей в губы.
   Алина все поняла: и почему та девица улыбалась Ричарду, и откуда Кейт получала деньги, и что она, Алина, должна будет делать, если станет здесь работать, и кто такая эта Кейт. Она чувствовала себя глупой, что не догадалась обо всем раньше. Какое-то время она позволила Кейт целовать себя – все это так отличалось от того, что делал Уильям Хамлей, что она даже не сразу отпрянула, – но все же это было не то, что она должна делать, чтобы заработать деньги. Алина вырвалась из объятий Кейт.
   – Ты хочешь, чтобы я стала шлюхой! – возмутилась она.
   – Дамой для наслаждений, дорогуша, – сказала Кейт. – Ты будешь поздно вставать, красиво одеваться, делать мужчин счастливыми и богатеть. Ты была бы одной из лучших. Ты так хороша... Ты могла бы иметь все, что угодно, все, что угодно. Поверь мне, я знаю.
   Алину передернуло. В их замке всегда шатались одна-две шлюхи – они были необходимы в таких местах, где жило слишком много мужчин без своих жен, – и все относились к ним как к низшим из низших, как к самым ничтожным. Но даже не их низкое положение заставило Алину содрогнуться, а мысль о том, что за пенни к ней будут приходить и насиловать ее такие же подонки, как Уильям Хамлей. В ней вновь ожили воспоминания о его большом теле, навалившемся на нее, в то время как, лежа с раздвинутыми ногами, она тряслась от ужаса и отвращения в ожидании, когда он проникнет в нее. С новой силой Алина ощутила весь кошмар пережитой сцены, и ее выдержка и уверенность в себе исчезли без следа. Она почувствовала, что, если пробудет здесь еще хоть минуту, это повторится вновь. Поддавшись паническому порыву выбраться отсюда, она попятилась к двери, боясь, что Кейт на нее может обидеться, боясь вызвать чей-либо гнев.
   – Извини, – забормотала она. – Пожалуйста, прости меня, но я не могу этого делать...
   – Подумай! – весело уговаривала ее Кейт. – А надумаешь, приходи. Я буду здесь.
   – Спасибо, – пролепетала Алина и, найдя наконец дверь, выбежала.
   Промчавшись вниз по ступенькам, она подскочила к двери первого этажа, распахнула ее, но войти побоялась.
   – Ричард! – позвала Алина. – Ричард, выходи!
   Ответа не было. В еле-еле освещенном помещении виднелись лишь какие-то расплывчатые силуэты женских фигур.
   – Ричард! – в истерике завизжала она. – Где ты?
   Вокруг стала собираться толпа зевак, что еще больше встревожило ее. И тут появился Ричард. В одной руке он держал чашу с элем, а в другой – куриную ножку.
   – Что случилось? – с набитым ртом едва выговорил он, явно недовольный, что его побеспокоили.
   – Пойдем отсюда, – схватив брата за руку, сказала Алина. – Это бордель!
   При этих словах из толпы послышался смех, кто-то стал отпускать язвительные замечания.
   – Они могли бы накормить тебя. – Ричард все еще колебался.
   – Они хотят, чтобы я стала шлюхой! – вскипела Алина.
   – Ну ладно, ладно. – Ричард допил пиво, поставил чашу у порога и сунул остатки курицы себе под рубаху.
   – Пошли, – нетерпеливо подгоняла Алина, хотя необходимость заботиться о брате вновь заставила ее успокоиться. Казалось, его ничуть не шокировало, что кто-то хочет, чтобы его сестра стала потаскухой, но ему было жаль покидать место, где его угощали курицей и пивом.
   Видя, что представление окончено, зеваки разошлись, осталась лишь одна женщина, та самая, которую они видели возле тюрьмы и которая дала тюремщику пенни. Он называл ее Мэг. Она смотрела на Алину со смешанным выражением любопытства и сочувствия. Не желая, чтобы на нее глазели, Алина со злостью отвернулась. Тогда женщина заговорила с ней:
   – Похоже, у вас неприятности...
   Добрые нотки в голосе Мэг заставили Алину обернуться.
   – Да, – призналась она. – У нас неприятности.
   – Я видела вас возле тюрьмы. Там сидит мой муж, и я каждый день навещаю его. А вы что там делали?
   – Наш отец там.
   – Почему же вы не вошли?
   – У нас нет денег, чтобы заплатить тюремщику.
   Через плечо Алины Мэг взглянула на дверь борделя.
   – Поэтому вы здесь? Пытаетесь раздобыть денег?
   – Да, но я не знала, что это, пока не...
   – Бедняжка, – покачала головой Мэг. – Вот и моя Энни была бы сейчас такая, как ты, если бы не умерла... Почему бы тебе не пойти завтра в тюрьму вместе со мной? Может быть, нам двоим удастся уговорить Одо поступить, как подобает истинному христианину, и пожалеть двух несчастных детей.
   – О, это было бы прекрасно! – воскликнула Алина. Тот факт, что кто-то желал помочь ей, растрогал ее до слез.
   Мэг все еще не спускала с нее глаз.
   – Вы обедали сегодня?
   – Нет. Ричард кое-что поел в... в этом доме.
   – Пойдем-ка лучше ко мне. Я дам вам хлеба и мяса. – Мэг заметила, что взгляд Алины сделался тревожным, и добавила: – И за это тебе ничего не надо делать.
   Алина поверила.
   – Спасибо тебе, – промолвила она. – Ты очень добра к нам. Уж не знаю, как тебя и отблагодарить.
   – И не надо, – улыбнулась Мэг. – Пойдем.

* * *

   Муж Мэг был купцом. В своем доме в южной части города, на рынке по базарным дням и на большой ежегодной ярмарке, что проводилась на горе святого Эгидия, он скупал овечью шерсть, которую привозили ему крестьяне окрестных деревень. Он набивал ею огромные тюки, каждый из которых вмещал настриг с двухсот сорока овец, и складывал их в стоявшем за домом амбаре. Раз в год, когда фламандские ткачи присылали своих посредников для закупки мягкой и прочной английской шерсти, муж Мэг продавал всю свою упакованную в тюки шерсть, которую грузили на корабли и через Дувр и Булонь доставляли в Брюгге и Гент, где из нее делали великолепные ткани и по ценам, совершенно недоступным для тех, кто этих овец выращивал, продавали по всему миру. Об этом Алине и Ричарду рассказала за обедом Мэг, при этом на ее губах постоянно светилась теплая улыбка, как бы говорившая: что бы ни случилось в жизни, люди не должны таить друг на друга злобу.
   Ее мужа обвинили в том, что он обвешивал покупателей, а это преступление считалось в городе очень серьезным, ибо его процветание в огромной степени зависело от честной торговли. Из слов Мэг Алина поняла, что, возможно, он действительно был виноват. Однако для дела отсутствие хозяина особого значения не имело, так как его место заняла Мэг. Зимой работы у нее было не много: она совершила поездку во Фландрию, заверила торговых партнеров мужа, что все их договора остаются в силе, и провела ремонт амбара, одновременно немного его расширив. Когда же начнется сезон стрижки овец, она станет покупать шерсть так же, как это делал муж. Мэг знала, как определить качество товара и какую установить цену. Несмотря на несколько подмоченную репутацию супруга, ее приняли в городскую купеческую гильдию, ибо так уж было заведено среди купцов – помогать семьям попавших в трудное положение собратьев.
   Поев и выпив вина, Ричард и Алина, сидя у огня, поболтали с Мэг, а когда стало смеркаться, отправились ночевать в монастырь. Алине вновь снились кошмары. На этот раз она увидела своего отца. Он сидел на троне в тюрьме, как всегда высокий и бледный, а когда она пришла навестить его, то должна была поклониться, словно он был королем. Затем он начал ругаться, обвиняя ее в том, что она предала его, оставив гнить в тюрьме и уйдя жить в бордель. Возмущенная такой несправедливостью, Алина в ярости закричала, что это он предал ее. Она собралась было добавить, что он бросил ее на милость Уильяма Хамлея, но ей не хотелось рассказывать о том, что этот негодяй с ней сделал; и тут она увидела сидящего здесь же на топчане Уильяма, который из миски ел вишню. Он плюнул в нее вишневой косточкой. Косточка попала в щеку и словно ужалила Алину. Отец улыбнулся, а Уильям начал бросать в нее вишнями. Ягоды забрызгали лицо и платье, и Алина заплакала, потому что это было хоть и старое, но ее единственное платье, и теперь все оно было покрыто, словно каплями крови, пятнами вишневого сока.
   Ей стало так невыносимо тоскливо, что, когда она проснулась и обнаружила, что все это ей лишь пригрезилось, почувствовала огромное облегчение, даже несмотря на то, что действительность, возможно, была гораздо хуже, чем этот сон.