Фоллетт Кен. Столпы Земли

   – Ты презираешь меня?
   Джек посмотрел на нее.
   – Я обожаю тебя, – сказал он и, склонив голову, поцеловал ее в губы.
   Мороз пробежал у нее по коже – это было не то, что она хотела. Джек слегка отклонился и снова поцеловал ее.
   Губы его нежно коснулась ее рта. Она испытывала огромную благодарность к нему и все же инстинктивно слегка поджала губы, но, влекомая рождающимся в ней чувством, открыла их и вернула Джеку поцелуи. Джек, воодушевленный, снова приник к ее губам. Она ощутила его горячее дыхание на своем лице. Джек на секунду приоткрыл рот, и Алина тут же высвободилась из его объятий.
   – Тебе неприятно? – Он, казалось, был обижен.
   На самом деле она уже не так боялась. Джек знал теперь всю страшную правду и не испытывал к ней отвращения, а был по-прежнему добр и нежен. Алина чуть откинула назад голову, и он опять поцеловал ее. Ничего ужасного, грозящего опасностью, жестоко неукротимого, никакого принуждения, никакой ненависти, скорее, наоборот – оба испытывали наслаждение. Джек раскрыл рот, и она почувствовала кончик его языка; он пытался проникнуть сквозь ее сомкнутые губы. Тело ее на мгновение напряглось, но тут же расслабилось. Джек нежно посасывал ее нижнюю губу, и голова у Алины приятно кружилась.
   – Ты сделаешь то, что делала тогда, на мельнице? – спросил Джек.
   – А что я делала?
   – Я покажу тебе. Открой ротик... ну немножко.
   Она сделала, как он просил, и снова почувствовала, как его язык коснулся ее губ, прокрался между разомкнувшимися зубами, проник в рот и встретился с ее языком. Алина отшатнулась.
   – Ну вот, вспомнила, что ты делала?
   – Не может быть... – Она была потрясена.
   – Да, так оно и было. – Джек улыбнулся и сразу же посерьезнел. – Если бы это случилось хотя бы еще разочек, вся горечь девяти последних месяцев исчезла бы.
   Алина опять откинула голову и закрыла глаза. Их губы снова встретились. Она приоткрыла рот, на мгновение задержала дыхание, и ее язык устремился навстречу его языку. Знакомое чувство, однажды уже испытанное ею на старой мельнице, вернулось, многократно усиленное, как исступление. Ей страшно захотелось обнять его, дотронуться до его кожи, волос, сжать его мускулы, войти в него и чтобы он вошел в нее. Она вся дрожала: давно уже ей не приходилось делать ничего более интимного – касаться языком языка мужчины.
   Оба уже тяжело дышали. Джек держал ее голову в своих руках, а она поглаживала его руки, спину, потом бедра, чувствуя под пальцами крепкие, упругие мышцы. Сердце гулко билось в груди. Наконец, совсем обессиленная, она оторвалась от Джека и посмотрела на него.
   Он раскраснелся, часто дышал, а глаза горели страстным желанием. Снова наклонившись вперед, он, вместо того чтобы поцеловать ее в губы, поднял ее подбородок и коснулся губами нежной кожи шеи. От удовольствия Алина застонала. Голова Джека опустилась ниже, он провел губами по выпуклости ее груди. Под грубой тканью ночной рубашки ее соски набухли и стали очень чувствительными. Он губами сжал один сосок. Алина ощутила на коже его дыхание.
   – Нежнее, – чуть слышно прошептала она.
   Джек поцеловал сосок через плотную ткань, и, хотя он был необычайно ласков, чувство наслаждения так больно пронизало все ее тело, как если бы он ударил ее. Алина жадно ловила ртом воздух.
   А Джек опустился перед ней на колени и лицом уткнулся в подол рубашки. До этого мгновения только груди ее горели огнем, но сейчас жар спустился ниже, в пах. Джек взялся за край рубашки и поднял ее до пояса. Алина смотрела на него, наблюдая за его реакцией: у нее было слишком много волос внизу живота, и она всегда этого немного стыдилась. Но Джек лишь наклонился вперед и нежно поцеловал ее там, как будто это была самая большая драгоценность в мире.
   Алина тоже опустилась на колени. Она задыхалась, словно ей пришлось пробежать целую милю. Горло пересохло от желания, она хотела его. Ее руки легли ему на колени, затем одна рука скользнула под тунику. Она впервые в жизни коснулась мужского члена, он был сухой, горячий и очень твердый. Джек закрыл глаза и тихо постанывал, пока она кончиками пальцев ощупывала его. Подняв тунику, Алина наклонилась к нему и стала целовать его так же нежно, как только что он целовал ее, легкими прикосновениями губ. Головка члена набухла и увлажнилась.
   Алине вдруг очень захотелось, чтобы Джек увидел ее груди. Она снова встала во весь рост. Он не сводил с нее глаз. Алина быстро сняла через голову свою рубашку, бросила ее на пол и осталась совершенно нагой. Она почувствовала сильное смущение, но это было прекрасное чувство – эдакое восхитительное бесстыдство! Джек завороженно смотрел на ее груди.
   – Они такие красивые! – прошептал он.
   – Правда? А я всегда думала, что они чересчур большие.
   – Скажешь тоже – чересчур большие!
   Он протянул правую руку и дотронулся до ее левой груди. Кончиками пальцев он ласкал нежную кожу. Алина следила за его движениями. Ей хотелось, чтобы он был более настойчивым. Она взяла обе его руки и прижала их к своим грудям.
   – Сожми их... крепче. Я хочу почувствовать твою силу.
   Ее слова еще больше возбудили Джека. Он стиснул ее груди, потом пальцами сжал соски, достаточно крепко, чтобы ей было немного больно. Алина была на грани безумия. Все мысли покинули ее, осталось только ощущение плоти, своей и его.
   – Разденься, – сказала она, – я хочу видеть тебя.
   Джек стянул с себя тунику, нижнюю рубашку, сандалии и рейтузы и снова упал на колени. Его рыжие волосы высохли и теперь торчали в разные стороны. Тело было худое и белое, с узкими плечами и бедрами. Он был гибкий и жилистый, и такой юный... Его член поднимался из копны золотистых волос, как молодое деревце. Алине захотелось поцеловать его грудь. Она наклонилась вперед и провела губами по соскам. Они тотчас стали такими же твердыми, как и ее. Она нежно теребила их губами, желая, чтобы он испытал те же чувства, что и она. Джек зарылся пальцами в ее волосы.
   Теперь Алина нестерпимо жаждала, чтобы он овладел ею.
   Но она видела, что Джек колеблется в растерянности.
   – Джек... ты никогда не был с женщиной?
   Он кивнул. На лице появилось глуповатое выражение.
   – Я так рада, – сказала она. – Так рада.
   Взяв его руку, она положила ее себе между ног. Каждая клеточка ее тела отозвалась на это прикосновение.
   – Потрогай меня.
   Его пальцы робко зашевелились.
   – Глубже... – зашептала Алина.
   Джек нерешительно повиновался. Ее лоно было влажным от желания.
   Она издала вздох блаженства:
   – Чувствуешь?.. Ондолжен быть здесь.
   Выпустив его руку, Алина опустилась на солому.
   Джек лег на нее, опираясь на левый локоть, и поцеловал в губы.
   Алина почувствовала, как он слегка вошел в нее и вдруг остановился.
   – Что случилось?
   – Мне кажется... онатакая маленькая. Я боюсь сделать тебе больно.
   – Это не страшно. Иди, я так хочу тебя...
   И Джек вошел в нее. Да, ей было больно, больнее, чем она ожидала, но это длилось только мгновение, а потом наступило сказочное блаженство: он погружался в нее и выходил, она двигалась ему навстречу, и он снова окунался теплоту ее лона... Алина улыбнулась и изумленно сказала:
   – Я никогда не думала, что может быть так хорошо.
   Джек закрыл глаза, словно боялся упустить свое счастье. Его движения стали более ритмичными, и, откликаясь на них, по ее чреслам побежали волны наслаждения. Всякий раз, когда их тела сливались, до Алины долетали ее собственные восторженные стоны. Джек немного опустился, теперь он грудью касался ее сосков, и она чувствовала горячее дыхание. Ногти ее вцепились ему в спину, а стоны перешли в крики. Ей захотелось поцеловать Джека; она запустила пальцы в его волосы, притянула его к себе и целовала в губы долгим поцелуем: их языки встретились, и она задвигала своим быстрее и быстрее. Теперь, когда его член заполнил ее лоно, а ее язык проник в его рот, она чувствовала себя на вершине блаженства. Сильный спазм сотряс ее тело, и она издала пронзительный радостный крик. Алина открыла глаза, посмотрела в глаза Джеку, произнесла его имя, а потом новая волна подхватила ее и понесла... Тело Джека содрогнулось, с его губ тоже сорвался крик, и внутри у нее горячим потоком разлилась лава и потекла по ней, воспламеняя и унося снова и снова к высотам наслаждения, пока наконец эти ощущения не стали угасать; нега овладела ею, и она провалилась в небытие.
   Возвращение было медленным; не осталось сил ни двигаться, ни говорить. Алина почувствовала только, как тело Джека опустилось на нее всей своей тяжестью: его худенькие бедра легли на ее бедра, плоская грудь давила на ее нежные груди, ртом он прижался к ее уху, а пальцы сомкнулись в ее волосах. Где-то на островке сознания мелькнула мысль: вот так оно и должно быть между мужчиной и женщиной; вот почему об этом столько говорят; вот почему мужья и жены так любят друг друга.
   Дыхание Джека стало ровным, тело расслабилось, и он... заснул.
   Алина повернула к нему лицо и поцеловала его. Ей было приятно лежать под ним, она хотела, чтобы он так и оставался на ней, спящим... навсегда.
   И тут она вспомнила...
   Ведь сегодня – день ее свадьбы.
   Боже милостивый, подумала она, что же я наделала?
   И заплакала.
   Джек тут же проснулся.
   И стал нежно целовать слезы на ее щеках.
   – О, Джек, я хочу быть твоей женой, – сказала Алина.
   – Так давай поженимся. – В его голосе звучало искреннее довольство.
   Он не понял ее, и это было хуже всего.
   – Нет, мы не можем. – Слезы снова хлынули из ее глаз.
   – Но после всего?..
   – Я знаю...
   – После всего, что было, ты должна стать моей женой!
   – Мы не можем пожениться, – сказала она. – Я потеряла все свое состояние, да и у тебя ничего нет.
   Джек поднялся на локте.
   – У меня есть мои руки, – горячо сказал он. – Я лучший каменотес в округе.
   – Тебя прогнали со строительства...
   – Ну и что? Я найду работу где у годно.
   Алина покачала головой.
   – Это еще не все. Я должна подумать о Ричарде.
   – Зачем?! – с возмущением сказал он. – При чем здесь Ричард? Он сам может о себе позаботиться.
   Внезапно Джек показался ей совсем мальчишкой. Алина сразу вспомнила, что он на пять лет моложе ее. И он все еще верит в то, что имеет право на счастье, подумала она.
   – Я дала клятву отцу, когда он умирал, что буду заботиться о Ричарде до тех пор, пока он не получит графство Ширинг.
   – Но этого можно ждать сотни лет!
   – Клятва есть клятва.
   Джек был в замешательстве. Он скатился на солому. Его обмякший член покинул свое пристанище, и Алина с болью ощутила эту утрату. «Я больше никогда не почувствую его в себе», – с горечью подумала она.
   – Это несправедливо. Клятва – это всего лишь слова. Она ничто по сравнению с тем, что есть между нами. Этонастоящее. Ты и я. – Он посмотрел на ее груди и рукой стал теребить барашек ее волос внизу живота. Алина почувствовала боль, как от удара плеткой, и поморщилась. Джек убрал руку.
   Еще мгновение – и с ее губ готовы были сорваться слова: «Да, я согласна, давай убежим вместе!», и, если бы он продолжал свои ласки, она, может быть, произнесла бы их, но разум вернулся к ней, и она сказала:
   – Я выйду замуж за Альфреда.
   – Но это же нелепо.
   – Это единственный выход.
   Джек не сводил с нее глаз:
   – Я не верю тебе.
   – Это правда.
   – Я не могу оставить тебя. Не могу, не могу. – Голос его сорвался, и он всхлипнул.
   Мысленно она спорила сама с собой, убеждала себя, как если бы, приговаривая, пыталась убедить Джека.
   – Зачем нарушать обещание, данное отцу, чтобы дать брачный обет тебе? Если я нарушу первую клятву, вторая не будет ничего стоить, – наконец сказала она.
   – Мне нет дела до твоих клятв. Я просто хочу, чтобы мы всегда были вместе и могли заниматься любовью, когда нам этого захочется.
   «Так смотрят на брак все восемнадцатилетние», – подумала Алина, но промолчала. Если бы только она была свободна, она бы с радостью согласилась.
   – Я не вольна распоряжаться собой, – с грустью сказала она. – Видно, мне не судьба.
   – То, что ты делаешь... неправильно. Это от лукавого. Отказаться от своего счастья – это все равно что швырять в океан драгоценные камни. Это хуже, чем любой грех.
   Неожиданно Алину поразило: а ведь ее мама, наверное, согласилась бы с его словами. «Что это вдруг на меня нашло?» – подумала она и тут же отбросила эти мысли.
   – Я никогда бы не смогла стать счастливой, если бы жила с сознанием того, что нарушила обещание, данное отцу.
   – Ты больше думаешь о своем отце и брате, чем обо мне. – Джек впервые был дерзким.
   – Не в этом дело...
   – А в чем же?
   Джеку просто хотелось поспорить; она же была совершенно серьезной.
   – Я думаю, все дело в том, что моя клятва отцу гораздо важнее для меня, чем моя любовь к тебе.
   – Вот как? – сказал он недоверчиво. – На самом деле?
   – Да, – ответила она скрепя сердце, и голос ее звучал как похоронный звон.
   – Тогда говорить больше не о чем.
   – Я хотела только сказать... Прости.
   Джек встал. Он повернулся к ней спиной и поднял с пола нижнюю рубашку. Алина смотрела на его стройное, хрупкое тело, на ноги в рыжих курчавых волосках. Джек быстро надел рубашку и тунику, натянул рейтузы, носки и влез в башмаки. Все закончилось очень быстро.
   – Ты будешь страшно несчастной, – сказал он, стараясь казаться злым, но это ему плохо удавалось: в голосе звучали нотки сострадания и жалости.
   – Я уже несчастна, – ответила Алина. – Скажи по крайней мере, что ты... уважаешь меня за мое решение.
   – Нет, – без раздумий бросил Джек. – Я презираю тебя за это.
   Она сидела, совсем голая, смотрела на него и вдруг расплакалась.
   – Я, пожалуй, пойду. – Он сделал ударение на последнем слове.
   – Да, иди. – Она всхлипывала.
   Джек направился к двери.
   – Постой!
   Он обернулся.
   – Ты не пожелаешь мне счастья, Джек?
   Он уже поднял засов.
   – Желаю... – Он замолчал, не в силах продолжать, опустил взгляд, потом снова посмотрел на Алину и почти шепотом произнес: – Желаю счастья.
   И вышел.
   Хозяйкой в доме Тома стала теперь Эллен. Но он в равной степени принадлежал теперь и Альфреду, и потому с самого утра здесь толпился народ: все помогали как могли готовить брачный пир. Распоряжалась Марта, четырнадцатилетняя сестра Альфреда. Мать Джека наблюдала за этой суетой с горечью в глазах. Сам Альфред стоял с полотенцем в руке, собираясь идти на речку. Обычно женщины в Англии мылись лишь раз в месяц, мужчины – на Пасху и Михайлов день, но в день свадьбы, утром, надо было обязательно выкупаться. Пришел Джек, и сразу воцарилась тишина.
   – Что тебе нужно? – спросил Альфред.
   – Отмени свадьбу, – ответил Джек.
   – Пошел вон.
   Джек понял, что начал он неудачно. Надо было постараться избежать столкновения. Ведь то, что он предлагал, было и в интересах самого Альфреда. Но брат, похоже, не способен был осознать этого.
   – Альфред, она не любит тебя, – как мог спокойно сказал Джек.
   – Что ты в этом понимаешь, мальчишка!
   – Все понимаю, – не унимался Джек. – Она не любит тебя. И замуж за тебя идет только из-за Ричарда. Он один и будет рад этому браку.
   – Возвращайся в монастырь, – презрительно бросил Альфред. – А кстати, где твоя монашеская одежда?
   Джек глубоко вздохнул. Будет лучше, если он скажет всю правду.
   – Альфред, она любит меня.
   Он ждал, что тот разразится проклятиями. Вместо этого на лице его промелькнула лукавая ухмылка. Джек застыл в замешательстве. Что это означало? Объяснение постепенно дошло до него.
   – Ты уже знаешь об этом?! – Он отказывался верить. – Ты знаешь, что она любит меня, и тебе на это наплевать! Ты хочешь получить ее, несмотря ни на что! Любой ценой!
   Чуть приметная улыбка на лице Альфреда превратилась в злобную ухмылку, и Джек понял, что его слова попали в самую точку. Но было еще что-то, что скрывалось за этой гримасой. Страшное подозрение родилось у Джека.
   – Зачем она тебе? Неужели ты?.. Ты хочешь сказать, что женишься на ней только для того, чтобы отнять ее у меня? – Голос его дрожал от возмущения. – Ты устроил все это назломне?! – На лице Альфреда появилась печать упоения собственной победой, и Джек догадался, что снова оказался прав. Он был опустошен и раздавлен. Такого жестокого удара он от Альфреда не ожидал.
   – Черт с тобой, только не обижай ее! – прокричал Джек.
   Альфред рассмеялся.
   Джек был сражен коварством брата. Ведь тот будет всю жизнь издеваться над Алиной, и это будет местью ему, Джеку.
   – Мерзавец! Мразь! – Джек был вне себя от ярости. – Дерьмо! Тупица! Дьявол! Отвратительный, мерзкий слизняк!
   Оскорбления наконец дошли до Альфреда, он отбросил полотенце и, сжав кулаки, двинулся на Джека. Тот был уже готов к схватке и сделал шаг вперед, чтобы опередить брата и ударить первым. И тут между ними встала мать Джека, маленькая хрупкая женщина.
   – Альфред, иди мойся. – И оба брата остановились.
   Альфред быстро успокоился. Он понял, что сегодня победил без драки, и с самодовольным видом вышел из дома.
   – Что ты собираешься теперь делать, Джек? – спросила мать.
   Джека всего трясло от ярости. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем смог заговорить. Расстроить эту свадьбу было не в его силах, он это понял, но и оставаться здесь дольше не мог.
   – Я должен уйти из Кингсбриджа.
   Лицо матери приняло скорбное выражение, но она согласно кивнула.
   – Я боялась, что ты скажешь это, но думаю, ты прав.
   В монастыре зазвонили.
   – Они в любой момент обнаружат, что я сбежал.
   Мать понизила голос:
   – Беги быстрее, спрячься у реки, где-нибудь возле моста. Я принесу тебе кое-что с собой.
   – Хорошо, – сказал Джек и повернулся к двери.
   Марта стояла на его пути, и слезы текли по ее лицу. Он обнял ее, и она крепко прижалась к нему своим по-девичьи худеньким и угловатым телом. Совсем как мальчик, подумал Джек.
   – Возвращайся, – горячо прошептала она. Джек чмокнул ее и вышел.
   На улице было уже полно народу, люди наслаждались приятным осенним утром. Многие знали, что Джек стал послушником – городок был совсем еще маленьким, и скрыть что-либо от чужих глаз было невозможно, – поэтому мирской наряд Джека вызывал удивление у прохожих, хотя вопросов никто не задавал. Он быстро спустился по склону к реке, перешел через мост и пошел по берегу, пока не остановился у зарослей камыша. Спрятавшись, он стал наблюдать за мостом в ожидании матери.
   Джек еще не решил, куда он отправится. Скорее всего двинется наугад по прямой, пока не окажется в каком-нибудь городе, где тоже строят собор. Там он и останется. Насчет работы он не беспокоился: с его сноровкой и знаниями его везде возьмут, он так и сказал Алине. Даже если свободных мест на строительстве не окажется, ему стоит только показать свое умение, и любой мастер будет рад иметь такого каменотеса. Хотя зачем ему теперь все это? Как не полюбить ему другой женщины после Алины, так и не строить другого собора нигде, кроме Кингсбриджа. Его место было здесь.
   «А может быть, просто уйти в лес, лечь на землю и умереть?» – подумал Джек. Мысль показалась ему вполне привлекательной. Погода стояла мягкая, деревья кое-где уже окрасились золотом; он мог бы спокойно закончить свою жизнь посреди эдакой красоты. Одно только не давало покоя: так он больше ничего не сможет узнать об отце. Джек уже ясно представлял себя на ковре из осенних листьев, медленно умирающим, когда вдруг увидел мать на мосту. Она вела под уздцы лошадь. Это была гнедая кобыла, на которой она обычно ездила. Он вскочил и побежал навстречу.
   – Я хочу, чтобы ты взял мою кобылу, – сказала мать.
   Джек с благодарностью сжал ее руку.
   На глазах у нее выступили слезы.
   – У меня всегда не хватало времени для тебя, – продолжала она. – Рос ты без присмотра, в лесу. Из-за меня голодал у Тома. А потом я заставила тебя жить вместе с Альфредом.
   – Ты сделала для меня все, что могла, мама. Сегодня утром я был с Алиной и теперь умру счастливым.
   – Глупенький. Весь в меня: или все, или ничего.
   – А ты разве такая? – спросил Джек.
   Она кивнула.
   – После смерти твоего отца я решила жить одна, второго такого мне было не найти. И никто мне не был нужен, пока я не встретила Тома. Это случилось двенадцать лет спустя. – Она высвободила руку. – Я говорю тебе это не просто так. Может, пройдет столько же лет, может, и больше, но однажды ты обязательно встретишь кого-то на своем пути. Помяни мое слово.
   Джек качнул головой:
   – С трудом в это верится.
   – Я знаю. – Она испуганно обернулась и посмотрела на город. – Тебе лучше идти.
   Джек подошел к лошади. По бокам ее висели два больших мешка.
   – Что в них? – спросил он.
   – В одном немного еды, денег, бурдюк с вином, в другом – инструменты Тома.
   Джек был тронут до слез. После смерти Тома она настояла на том, чтобы сохранить инструменты как память. И вот она вручила их ему. Джек обнял ее:
   – Спасибо.
   – Куда ты теперь?
   Он снова подумал об отце.
   – А где обычно менестрели поют свои баллады?
   – На дороге в Сантьяго-де-Компостелла.
   – Как ты думаешь, они еще помнят Джека Шербура?
   – Должны, наверное. Скажи им, что ты похож на него.
   – А где эта Компостелла?
   – В Испании.
   – Тогда я еду в Испанию.
   – Это очень далеко, Джек.
   – А мне некуда спешить.
   Она положила руки ему на плечи и обняла его. Джек попытался припомнить, сколько же раз за эти восемнадцать лет она вот так же утешала его, когда он плакал из-за разбитой коленки, потерявшейся игрушки, любой другой неприятности; и сейчас она старалась унять его боль, уже совсем взрослую. Он вспомнил все, что она сделала для него в этой жизни, как изо всех сил защищала и оберегала своего малыша... Как больно оставлять ее одну.
   Мать выпустила его из объятий, и Джек вскочил в седло. Он бросил прощальный взгляд на Кингсбридж. Когда-то это была тихая деревушка с полуразвалившейся церковью. Он тогда сжег ее, и никто, кроме Тома, до сих пор не знал об этом. Сейчас Кингсбридж стал важным, шумным. Но есть на свете и другие города. И как ни тяжело было расставаться – впереди его ждала дорога в неизведанное, полная приключений, и это смягчило боль разлуки со всем, что он любил и чем дорожил.
   – Пожалуйста, Джек, возвращайся, – сказала мать.
   – Я обязательно вернусь.
   – Обещаешь?
   – Обещаю.
   – Если вдруг деньги кончатся прежде, чем ты найдешь работу, продай лошадь, а инструменты сохрани.
   – Я люблю тебя, мама, – сказал он.
   – Береги себя, сынок. – И глаза ее наполнились слезами.
   Джек пнул лошадь, и она пошла шагом. Он обернулся и помахал матери рукой. Она ответила ему взмахом руки. Он пустил лошадь рысью и решил больше не оглядываться.

* * *

   Ричард вернулся домой как раз к свадьбе и объявил всем, что король Стефан великодушно отпустил его на два дня. Армия короля вела осаду замка в Оксфорде, куда они загнали Мод; так что рыцарям особой работы не было.
   – Я не мог не приехать на свадьбу собственной сестры, – сказал он, а Алина про себя с горечью подумала: «Ты просто хотел еще раз убедиться, что сделка состоялась и ты получишь то, что тебе обещал Альфред».
   И все же ей было приятно, что брат проводит ее до церкви и будет посаженым отцом на свадьбе. Кроме Ричарда, у нее никого не было.
   Алина надела новую льняную нижнюю рубашку, а сверху белое платье, сшитое по последней моде. Самым трудным оказалось привести в порядок свои изуродованные волосы, но она сумела собрать в косички самые длинные клочки и покрыла голову красивой белой накидкой из шелка. Соседка одолжила ей зеркало. Алина выглядела бледной, по глазам было видно, что она провела бессонную ночь. Ну что же, ничего не поделаешь, подумала она. Ричард наблюдал за ней. Выглядел он каким-то сконфуженным, словно чувствовал свою вину, и без конца нервно перебирал что-то в руках. Казалось, он опасался, что Алина в последний момент передумает и все сорвется. Были мгновения, когда она вот-вот была готова так и поступить. Ей виделась уходящая вдаль дорога, по которой они идут с Джеком, взявшись за руки; идут, чтобы где-то начать новую жизнь, свободную от старых клятв умершим родителям, и честно трудиться. Наивные мечты! Она никогда не будет счастлива, если бросит своего брата.
   Не успела Алина подумать об этом, как сразу же представила, как она бежит к реке и бросается в воду; потом увидела свое распростертое тело в промокшем насквозь свадебном платье, медленно плывущее вниз по течению, лицом вверх, и волосы, качающиеся на волнах вокруг головы; и она поняла, что лучше уж брак с Альфредом, чем такое, и вернулась мысленно к тому, с чего начала: только замужество избавит ее от всех бед.
   С каким презрением отнесся бы Джек к такому выбору.
   Раздался звон церковного колокола.
   Алина встала.
   День своей свадьбы она всегда представляла себе иначе. Еще девочкой она рисовала в мыслях картину раннего утра, когда она выходит из башни замка, положив свою руку на руку отца; вместе они проходят по подъемному мосту и идут в часовню во внутреннем дворике, и на всем пути их приветствуют рыцари и воины Папы Римского, жители города и окрестных сел, и все желают ей добра и любви. Облик юноши, который уже ждал ее в часовне, виделся ей неясно, но она знала, что он без ума от нее, что он веселый и ей будет с ним радостно и счастливо. «Ну что ж, – подумала Алина, – все в моей жизни вышло совсем по-другому». Ричард уже открыл дверь, и она вышла на улицу.
   К своему удивлению, она увидела соседей, которые вышли посмотреть на нее. Послышались крики: «Благослови, Господь!», «Желаем счастья!». Алина была очень благодарна этим людям. На нее сыпался дождь из пшеницы – как пожелание иметь побольше детей. Да, у нее будут дети, решила Алина, и они будут очень любить ее.