Фоллетт Кен. Столпы Земли

   В трещинах деревянных стен забрезжил рассвет. Люди вокруг Алины начали просыпаться и вставать. Вскоре пришли монахи, открыли двери и ставни и позвали всех завтракать.
   Быстро поев, Алина и Ричард поспешили к дому Мэг. Она уже собралась и ждала их. Мэг приготовила на обед мужу говяжье рагу со специями, и Алина велела Ричарду помочь дотащить тяжелый котелок. Ей было стыдно, что своему отцу они не могли принести ничего.
   Они поднялись по Хай-стрит, вошли через задние ворота в замок, миновали дворец и спустились к тюрьме. Алина вспомнила, что вчера ответил ей Одо на вопрос о здоровье отца. «Он умирает», – сказал тюремщик. Тогда она подумала, что, будучи человеком злым, он преувеличивает, но сейчас она начала беспокоиться.
   – Что-нибудь случилось с моим отцом? – спросила она Мэг.
   – Не знаю, дорогая, – ответила женщина. – Я никогда не видела его.
   – Тюремщик говорит, он при смерти.
   – Этот человек подлый, как кот. Вполне возможно, он так сказал, чтобы причинить тебе боль. Как бы там ни было, через минуту ты все сама узнаешь.
   Несмотря на доброе отношение Мэг, на душе у Алины было неспокойно, и, входя в зловонную, мрачную тюрьму, она чувствовала, как ее раздирают сомнения и страхи.
   Одо грел руки возле огня. Кивнув Мэг, он уставился на Алину.
   – Нашли деньги? – пробурчал он.
   – Я заплачу за них, – сказала Мэг. – Вот два пенса – один за меня и один за них.
   Тупая физиономия тюремщика приняла хитрое выражение.
   – За них нужно два пенса: по пенни за каждого.
   – Не будь таким псом! – разозлилась Мэг. – Пропусти обоих, или я устрою тебе неприятности через купеческую гильдию и ты потеряешь эту работу.
   – Ну ладно, ладно, только не надо пугать, – проворчал Одо. Он ткнул пальцем в сторону арки в каменной стене. – Бартоломео там.
   – Вам понадобится свет, – проговорила Мэг. Она вынула из кармана плаща пару свечей, зажгла их и одну протянула Алине. Лицо женщины было озабоченным. – Надеюсь, все будет хорошо, – сказала она и, поцеловав Алину, быстро пошла к противоположной арке.
   – Спасибо тебе за пенни! – крикнула ей вдогонку Алина, но Мэг уже исчезла во мраке.
   Вглядываясь в темноту, высоко подняв свечу, Алина прошла в арку и очутилась на крохотной квадратной площадке. Здесь она различила три тяжелые двери, запертые снаружи на засов.
   – Прямо перед тобой! – крикнул Одо.
   – Ричард, подними засов, – сказала Алина.
   Сняв со скоб увесистый деревянный брус, Ричард приставил его к стене. Алина прошептала молитву и толкнула дверь. В келье была кромешная тьма. Алина посветила свечой и всмотрелась в дрожащие тени. Здесь стояла страшная вонь.
   – Кто это? – раздался голос из темноты.
   – Отец? – Она различила сидящую на покрытом сеном полу темную фигуру.
   – Алина? – В голосе слышалось крайнее удивление. – Это Алина? – Голос был похож на отцовский, только он стал каким-то старым.
   Держа над собой свечу, Алина подошла поближе. Отец поднял на нее глаза, и свет упал на его лицо. Алина вскрикнула от ужаса.
   Его трудно было узнать.
   Он всегда был худым, но сейчас он превратился в скелет, покрытый отвратительной грязью и одетый в лохмотья.
   – Алина! – простонал отец. – Это ты! – Его лицо дернулось в похожей на оскал улыбке.
   Из глаз Алины брызнули слезы. Ничто не могло подготовить ее к этому зрелищу. Ничего страшнее нельзя было и вообразить. Она сразу поняла, что дни отца сочтены: подлый Одо сказал правду. Но отец все еще был жив, все еще страдал и мучительно переживал встречу с ней. Она твердо решила сохранять спокойствие, но теперь полностью потеряла самообладание и упала перед ним на колени, захлебываясь в безутешных рыданиях.
   Он наклонился вперед, обнял ее и стал гладить по спине, словно успокаивая разбившего коленку или сломавшего игрушку ребенка.
   – Ну не плачь, – ласково приговаривал отец. – Не надо плакать сейчас, когда ты сделала своего отца таким счастливым.
   Алина почувствовала, как он берет свечу, которую она держала в руке.
   – А этот молодой человек – мой Ричард?
   – Да, отец, – с трудом выдавил из себя Ричард.
   Алина обняла отца. Его тело было словно мешок с костями. У него не осталось плоти. Ей хотелось сказать какие-нибудь слова любви или успокоения, но слезы душили ее.
   – Ричард, – говорил отец, – как же ты вырос! У тебя уже растет борода?
   – Только начала, отец, но она еще очень светлая.
   Алина понимала, что Ричард с трудом сдерживает слезы и изо всех сил старается сохранить спокойствие. Будет стыдно, если он расплачется, и отец наверняка скажет, чтобы он немедленно прекратил и вел себя как подобает мужчине. Волнуясь из-за Ричарда, Алина перестала плакать и заставила себя собраться. Она еще раз сжала ужасно исхудавшее тело отца, затем отстранилась, вытерла слезы и высморкалась в рукав.
   – С вами все в порядке? – спросил отец. Он говорил медленнее, чем обычно, и его голос временами дрожал. – Как вы управлялись без меня? Где жили? Мне ведь о вас ничего не сообщают – это самая страшная пытка, которую они смогли изобрести. Но кажется, с вами все нормально – живы и здоровы. Это чудесно!
   Упоминание о пытке заставило Алину задуматься о муках, которые, возможно, он претерпел, но, боясь услышать ответ, она не стала спрашивать об этом.
   – У нас все нормально, отец, – солгала Алина, зная, что правда могла совсем доконать его, испортить эти мгновения счастья и наполнить последние дни его жизни страданиями и угрызениями совести. – Мы жили в замке, и Мэттью заботился о нас.
   – Но вы больше не можете там жить, – возразил отец. – Король сделал эту жирную уродину Перси Хамлея графом, и теперь замок принадлежит ему.
   Это ему было известно.
   – Да, отец, – сказала Алина. – Мы ушли оттуда.
   Он дотронулся до ее старенького полотняного платья и резко спросил:
   – Что это? Ты продала свои вещи?
   Он все еще был очень проницательным, и обмануть его было не просто. Алина решила рассказать лишь часть правды:
   – Нам пришлось покидать замок в спешке, так что мы остались без одежды.
   – А где сейчас Мэттью? Почему его нет с вами?
   Она боялась этого вопроса и теперь не знала, что ответить. Лишь несколько мгновений длилась пауза, но он ее заметил.
   – Ну же! Не старайся что-либо от меня скрыть! – потребовал отец с ноткой былой властности в голосе. – Где Мэттью?
   – Его убили Хамлеи, – призналась Алина. – Нонам они не сделали вреда. – Она затаила дыхание. Поверит?
   – Бедный Мэттью, – с горечью прошептал отец. – Он никогда не был воином. Надеюсь, он попал прямо в рай.
   «Он верит мне», – с облегчением подумала Алина и перевела разговор подальше от опасной темы.
   – Мы решили отправиться в Винчестер, чтобы попросить короля выделить нам какие-нибудь средства, на которые мы могли бы существовать, но он...
   – Бесполезно, – оборвал отец, прежде чем она успела объяснить, почему им не удалось встретиться с королем. – Для вас он ничего бы не стал делать.
   Его не терпящий возражения тон обидел Алину. Она сделала все, что могла, и хотела услышать от него «молодец», а не «бесполезно». Он всегда был так быстр на замечания, и так трудно было дождаться от него похвалы. «Мне следовало бы уже привыкнуть к этому», – подумала Алина и смиренно спросила:
   – Так что же нам делать, отец?
   Он слегка подвинулся; раздался лязгающий звук. Алина с ужасом поняла, что отец был закован в цепи.
   – У меня была возможность припрятать немного денег, – заговорил он. – Не очень велико состояние, но какое уж было. В поясе под рубашкой я спрятал пятьдесят византинов. Этот пояс я отдал священнику.
   – Пятьдесят! – изумилась Алина. Византины – это золотые монеты, которые в Англии не чеканили, а привозили из Византии. Алина в жизни не видала больше одной такой монеты сразу. Стоил Византии двадцать четыре серебряных пенса. А пятьдесят византинов – это... она не могла сосчитать.
   – Что за священник? – по-деловому спросил Ричард.
   – Отец Ральф из церкви Святого Михаила, что возле Северных ворот.
   – Он порядочный человек? – заволновалась Алина.
   – Надеюсь. Однако не знаю. В тот день, когда Хамлеи привезли меня в Винчестер, прежде чем меня заперли здесь, я на несколько минут оказался с ним наедине и, зная, что это мой единственный шанс, отдал ему пояс и попросил сохранить, пока вы не явитесь за ним. Пятьдесят византинов стоят пять фунтов серебра.
   Пять фунтов. Алина понимала, что эти деньги способны изменить их жизнь. Они больше не будут нищими, не будут голодать. Они смогут купить хлеба, пару ботинок вместо этих ужасных деревянных башмаков и даже двух недорогих лошадок, если им понадобится отправиться в дальнюю дорогу. Конечно, эти деньги не смогут решить всех проблем, но они избавят их от страшного ощущения постоянного существования на грани жизни и смерти. Ей уже не придется день и ночь ломать голову, как выжить. Вместо этого она сможет бросить все силы на что-нибудь другое, например, попытаться вызволить отца из этого кошмарного места.
   – А когда мы получим деньги, мы освободим тебя, – сказала Алина.
   – Мне не выйти отсюда, – отрезал он. – Забудьте об этом. Если бы я не был при смерти, они бы меня уже повесили.
   Алина задохнулась от возмущения. Ну как он может так говорить?
   – Чем ты так поражена? – продолжал отец. – Король должен от меня избавиться, а если я умру сам, моя смерть не будет на его совести.
   – Отец, – заговорил Ричард, – когда король в отъезде, охрана здесь никудышная. Думаю, с помощью нескольких воинов я смог бы освободить тебя.
   Алина прекрасно понимала, что этого никогда не случится. У Ричарда не было ни возможности, ни опыта, чтобы сколотить отряд для спасения отца, да к тому же он был слишком юн, чтобы повести за собой воинов. Она боялась, что отец обидит Ричарда, облив презрением его предложение, но он лишь проговорил:
   – Даже не думай об этом. Если ты ворвешься сюда, я откажусь выйти.
   Алина знала, что, коли отец принял решение, спорить с ним бесполезно. Но сердце разрывалось при мысли, что он окончит свои дни в этой вонючей тюрьме. Она подумала, что может еще многое сделать, чтобы хоть как-то скрасить его пребывание здесь.
   – Что ж, если ты решил остаться, мы можем вычистить эту келью и принести свежего сена. Мы каждый день будем приносить тебе горячую пищу, достанем свечи и, возможно, Библию, чтобы ты мог ее читать. И еще...
   – Прекрати! – отрезал отец. – Вы ничего этого делать не будете. Мои дети не станут проводить жизнь, слоняясь вокруг тюрьмы в ожидании смерти своего старого отца.
   К глазам Алины снова подступили слезы.
   – Но мы не можем оставить тебя в таком положении!
   Он оставил без внимания ее слова, что было его обычным ответом дуракам, пытавшимся с ним спорить.
   – У вашей дорогой матушки была сестра, вам она тетя Эдит. Она живет в деревне Хантлей, что на Глостерской дороге. Ее муж рыцарь. Вот туда вы и пойдете.
   Алине в голову пришла мысль, что они смогут время от времени навещать отца. И возможно, он разрешит им устроить его поудобнее. Она попыталась вспомнить тетушку Эдит и дядюшку Симона, которых не видела с того дня, когда умерла мама. У нее осталось лишь тусклое воспоминание о хрупкой и робкой женщине и большом и радушном мужчине, который много ел и много пил.
   – И они позаботятся о нас? – неуверенно спросила Алина.
   – Конечно. Они же ваши родственники.
   Алина была не вполне уверена, что это достаточно серьезная причина для того, чтобы скромная семья рыцаря с радостью приняла двух голодных подростков, однако отец сказал, что все будет хорошо, а она ему верила.
   – А что потом?
   – Ричард станет оруженосцем своего дядюшки и начнет обучаться рыцарскому искусству, а ты до замужества будешь фрейлиной тети.
   Алина чувствовала себя так, будто многие мили несла тяжелую ношу и, пока не свалила ее на землю, даже не замечала, как болит спина. Теперь снова все решал отец, и ей казалось, что ответственность последних дней была слишком велика для нее. А его авторитет и способность управлять ходом событий, даже когда он был больным и закованным в цепи, успокаивали и смягчали скорбь, ибо можно вроде бы и не особенно беспокоиться о человеке, который сам всем командует.
   А сейчас его тон стал даже еще более повелительным:
   – И прежде чем вы покинете меня, я хочу, чтобы вы оба дали клятву.
   Алина была потрясена. Ведь отец всегда советовал воздерживаться от клятв. «Давать клятву – значит подвергать душу риску, – обычно говорил он. – Никогда не клянись, пока не будешь уверена, что скорее умрешь, чем нарушишь свой обет». Вот и здесь он оказался из-за того, что дал слово; другие бароны отреклись от своих обетов и признали короля Стефана, а отец остался до конца верен клятве. И теперь он умирал.
   – Дай мне твой меч, – сказал он Ричарду.
   Ричард обнажил меч и протянул отцу, который, повернув его рукояткой от себя, приказал:
   – На колени!
   Ричард повиновался.
   – Положи руку на эфес. – Отец сделал паузу, словно собираясь с силами, а затем его голос зазвенел, как набатный колокол. – Клянись Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что не будет тебе покоя, пока не станешь ты графом Ширингом и господином всех тех земель, коими владел я.
   Изумленная Алина следила за происходящим, преисполненная благоговейного страха. Она ожидала, что отец потребует от них расплывчатого обещания – например, всегда говорить правду или быть богопослушными, – так нет же, он ставил перед Ричардом вполне конкретную задачу, задачу, на решение которой могла уйти вся жизнь.
   Ричард сделал глубокий вдох и с дрожью в голосе произнес:
   – Клянусь Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что не будет мне покоя, пока не стану я графом Ширингом и господином всех тех земель, коими владел ты.
   Отец вздохнул, будто закончил тяжелую работу. Однако затем вновь увидел Алину. Повернувшись, он направил рукоятку меча на нее.
   – Клянись Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что будешь заботиться о брате твоем Ричарде до тех пор, пока он не исполнит своего обета.
   Чувство обреченности захлестнуло Алину. Значит, это должно было стать ее судьбой: Ричард будет мстить за отца, а она – заботиться о Ричарде. Для нее это тоже миссия отмщения, ибо, если Ричард станет графом, Уильям Хамлей потеряет право наследования. В сознании Алины пронеслась мысль, что никто даже не спросил ее, как она сама хотела бы прожить свою жизнь, но эта дурацкая мысль исчезла так же быстро, как и пришла. Итак, таково ее предназначение. Она не противилась ему, просто она понимала, что наступала роковая минута, что обратной дороги уже не будет и что ее жизненный путь определяется окончательно и бесповоротно. Она дотронулась до рукоятки меча и произнесла клятву, сама удивляясь своему голосу, в котором слышались сила и непреклонная воля:
   – Клянусь Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что буду заботиться о брате моем Ричарде до тех пор, пока он не исполнит своего обета.
   Она перекрестилась. «Все, – подумала Алина. – Я дала клятву, и я скорее умру, чем нарушу ее». Она почувствовала нечто вроде злого удовлетворения.
   – Ну вот, – проговорил отец. Его голос снова стал слабым. – Теперь вам никогда больше не надо приходить сюда.
   Алина не верила своим ушам.
   – Но дядя Симон мог бы иногда привозить нас, чтобы мы убедились, что ты сыт и обогрет...
   – Нет, – твердо сказал отец. – У вас есть цель, и вы не будете растрачивать свои силы на визиты в тюрьму.
   Она слышала непреклонные нотки в его голосе, но не могла не воспротивиться столь суровому решению.
   – Тогда позволь нам прийти еще только раз лишь затем, чтобы принести тебе самое необходимое.
   – Мне ничего не надо!
   – Ну пожалуйста...
   – Нет!
   К себе он был не менее жесток, чем к другим. Не в силах что-либо сделать, она зарыдала.
   – А теперь идите, – приказал отец.
   – Уже?
   – Да. Это место отчаяния и смерти. После того как я увидел вас, убедился, что вы живы и здоровы, и вы поклялись возвратить то, что я потерял, я удовлетворен. Единственное, что может разрушить мое счастье, – это видеть, как вы теряете время на посещения тюрьмы. Идите же.
   – Нет, папа! – взмолилась Алина, хотя и знала, что все уговоры бесполезны.
   – Послушай. – Его голос смягчился. – Я прожил славную жизнь, и вот я умираю. Я уже исповедался и готов предстать перед вратами вечности. Молитесь за спасение моей души. Ступайте.
   Алина наклонилась и поцеловала отца в лоб. Ее слезы окропили его щеки.
   – Прощай, мой дорогой отец, – прошептала она и встала.
   – Прощай, отец, – дрожащим голосом промолвил Ричард.
   – Да благословит вас Господь, и да поможет Он вам исполнить ваши обеты.
   Оставив ему свечу, они пошли к двери. На пороге Алина оглянулась и в последний раз взглянула на освещенного неверным светом тусклой свечи отца. На его лице застыло знакомое ей с детства выражение спокойствия и решимости. Она смотрела на него, пока слезы не затуманили ее взор, затем отвернулась и, пройдя мимо тюремщика, шатаясь, вышла на свежий воздух.

III

   Впереди шел Ричард. За ним плелась убитая горем Алина. Ей казалось, что отец уже умер, хотя на самом деле было еще хуже, ибо он продолжал страдать. Она слышала, как Ричард спрашивал, куда идти, но не обращала на его вопросы внимания – у нее не осталось сил ни думать, ни отвечать. Она остановилась возле маленькой деревянной церкви с притулившейся к ней сбоку жалкой лачугой. Алина огляделась. Они стояли среди убогих развалюх на утопающей в мерзостях улице, на которой свирепые собаки гонялись за крысами, а в грязи играли босоногие ребятишки.
   – Похоже, это и есть церковь Святого Михаила, – проговорил Ричард.
   Прилепившаяся к церкви лачуга, должно быть, служила священнику жилищем. Единственное окно было закрыто ставнями, дверь распахнута. Они вошли внутрь.
   Посередине комнаты в очаге горел огонь. Вся обстановка здесь состояла из корявого стола, нескольких табуреток да стоящей в углу пивной бочки. Пол покрыт соломой. Возле огня с кружкой в руках сидел маленький, тощий человечек лет пятидесяти с сизым носом и редкими растрепанными волосами. На нем были надеты грязная нижняя рубаха, коричневая туника и деревянные башмаки.
   – Отец Ральф? – с сомнением спросил Ричард.
   – А если и так, то что? – огрызнулся сидящий.
   Алина вздохнула. Ну зачем люди нарочно создают неприятности, когда их и без того в этом мире более чем достаточно? Но у нее уже не осталось сил на пререкания, и она предоставила Ричарду вести разговор.
   – Так да или нет? – наседал он.
   На этот вопрос ответил раздавшийся с улицы голос:
   – Ральф, ты дома? – Вошла средних лет женщина и протянула священнику буханку хлеба и здоровую миску, от которой исходил аромат тушеного мяса. Но Алина была так измучена, что даже не посмотрела на еду. Женщина, очевидно, являлась одной из прихожанок Ральфа; одета она была бедно. Не проронив ни слова, он взял миску и хлеб и принялся за еду. Женщина же, с любопытством взглянув на Алину, вышла.
   – Так вот, отец Ральф, – сказал Ричард, – я сын Бартоломео, бывшего графа Ширинга.
   Священник перестал есть и уставился на них. Его лицо приняло выражение враждебности и чего-то еще, чего Алина никак не могла понять, – может быть, испуга? Или вины? Он отвел глаза и пробормотал:
   – Чего тебе от меня надо?
   Алина вздрогнула.
   – Ты сам знаешь, – ответил Ричард. – Мои деньги. Пятьдесят византинов.
   – Понятия не имею, о чем ты говоришь, – заюлил Ральф.
   Алина смотрела на него во все глаза, не в силах поверить своим ушам. Ведь отец сказал, что оставил деньги именно этому священнику! В таких вещах он никогда не ошибается.
   – Что ты имеешь в виду? – побледнев, проговорил Ричард.
   – Я имею в виду, что не знаю, о чем ты. А теперь проваливайте. – Он зачерпнул ложкой жаркое.
   Конечно, этот человек лгал, но что они могли поделать?
   – Мой отец оставил тебе пятьдесят византинов и сказал, чтобы ты отдал их мне. Где они? – продолжал настаивать Ричард.
   – Ничего он мне не давал.
   – Он сказал, что...
   – Значит, врет.
   Вот за что можно было поручиться, так за это – отец никогда не обманывал.
   – Ты лжец! – не выдержав, закричала Алина. – Мы знаем, что ты лжец!
   – Можете пожаловаться шерифу, – пожал плечами Ральф.
   – Если мы это сделаем, тебе не поздоровится. В этом городе ворам отрубают руки.
   Тень страха пробежала по лицу священника, но через мгновение она исчезла, и он дерзко заявил:
   – Поверят мне, а не сидящему в тюрьме изменнику, если, конечно, ваш папаша доживет до того дня, когда надо будет давать показания.
   Алина поняла, что он прав. Им не найти независимого свидетеля того, что отец действительно передал Ральфу деньги, ибо это было сделано втайне, дабы они не достались ни королю, ни Перси Хамлею, ни другому воронью, слетевшемуся поживиться имуществом поверженного графа. Алина с горечью осознала, что и здесь они были словно в лесу. Ее и Ричарда могли безнаказанно ограбить только лишь потому, что они были детьми опального дворянина. «Почему я всех боюсь? – со злостью вопрошала она. – Почему они не боятся меня?»
   – Похоже, он прав, – взглянув на нее, прошептал Ричард.
   – Да, – гневно выдавила Алина. – Не стоит жаловаться шерифу. – Она вспомнила тот единственный случай, когда другие испугались ее: тогда, в лесу, она пырнула ножом толстого разбойника и его компаньон в страхе сбежал. Этот священник был ничем не лучше тех негодяев, да к тому же еще старый и хлипкий, и, наверное, уж никак не думал, что повстречается со своими жертвами. Может быть, его удастся запугать?
   – Что будем делать? – спросил Ричард.
   Поддавшись нахлынувшей на нее ярости, Алина выпалила:
   – А мы сожжем его лачугу!
   Она подошла к очагу и деревянным башмаком пнула горящие поленья. Лежавшая на полу солома мгновенно занялась.
   – Эй! – завопил Ральф. Он приподнялся, уронив хлеб и расплескав жаркое, но, прежде чем он успел встать, к нему подскочила Алина. Полностью утратив над собой контроль, она действовала, не отдавая отчета в своих поступках. Получив удар, Ральф свалился с табуретки и шлепнулся на пол. Как же легко оказалось сбить его с ног!
   Алина прыгнула на него, уперев колени ему в грудь, отчего старик начал задыхаться. Совсем потеряв от ярости голову, она наклонилась к нему и завизжала:
   – Ты лживый безбожный вор! Сейчас я сожгу тебя!
   Он скосил в сторону глаза, и его физиономия сделалась еще более испуганной. Проследив за взглядом священника, Алина увидела, что Ричард обнажил меч и готовился пустить его в дело. Грязная рожа Ральфа побледнела.
   – Ах ты, дьявол... – прохрипел он.
   – Ты обворовываешь несчастных детей! – Краем глаза Алина заметила валявшуюся неподалеку палку, один конец которой ярко горел. Схватив ее, она поднесла горящий конец к лицу старика. – За это я выжгу тебе глаза – один за другим. Сначала левый...
   – Умоляю, не надо, – зашептал он. – Прошу тебя, не делай этого.
   Алина удивилась, как быстро он пошел на попятную. Вокруг уже горела солома.
   – Тогда говори, где деньги? – неожиданно спокойным голосом сказала она.
   – В церкви. – Священник все еще дрожал от страха.
   – Точнее!
   – За алтарем, под камнем.
   Алина взглянула на Ричарда.
   – Стереги его, – приказала она. – Я пойду посмотрю. Если шевельнется, убей.
   – Алли! – воскликнул Ричард. – Да за это время весь дом сгорит!
   Алина подошла к бочке и подняла крышку. Бочка была наполовину полна пивом. Взявшись за обод, она перевернула ее. Разлившееся по полу пиво намочило солому, и огонь погас.
   Алина вышла во двор. Она знала, что действительно была способна выжечь глаза священнику, однако вместо стыда ее охватило чувство гордости за свою силу. Она твердо решила никогда не давать себя в обиду и сейчас доказала, что это ей по плечу. Большими шагами она приблизилась к двери церкви и дернула ее. Дверь оказалась заперта на небольшой замок. Можно было вернуться и потребовать у Ральфа ключ, но вместо этого она вытащила из рукава кинжал, вставила его в дверную щель и сломала замок. Дверь распахнулась. Девушка шагнула внутрь.
   Церковь представляла собой жалкое зрелище. В ней не было никакой мебели, кроме алтаря, а все ее украшение составляли лишь несколько убогих рисунков на покрытых известкой деревянных стенах. В углу, под маленькой, вырезанной из дерева фигуркой, изображавшей, очевидно, святого Михаила, тускло мерцала одинокая свеча. Победное настроение Алины на мгновение сменилось тревогой, когда она подумала, что пять фунтов представляют ужасный соблазн для такого ничтожества, как отец Ральф, но она выбросила эту мысль из головы.
   Пол был земляной, и только позади алтаря лежал большой плоский камень, явно прикрывавший тайник. Однако, конечно же, никому и в голову не могло прийти грабить столь нищую церковь, как эта. Опустившись на одно колено, Алина попробовала сдвинуть камень. Он оказался очень тяжелым и не поддавался. Она начала нервничать. На Ричарда нельзя было положиться: Ральф мог в любую минуту сбежать от него и позвать на помощь, и тогда Алине пришлось бы доказывать, что это действительно ее деньги. Но, что самое страшное, она напала на священнослужителя и вломилась в церковь. Тревожный холодок пробежал по ее спине, когда она поняла, что преступила закон.
   Страх придал силы. Она изо всех сил налегла на камень и сдвинула его на дюйм-два. Он прикрывал ямку глубиной около фута. Она еще чуть-чуть подвинула камень. На дне тайника лежал кожаный пояс. Просунув в щель руку, Алина вытащила его.