Фоллетт Кен. Столпы Земли

   Граф столкнул с себя безжизненное тело. Как только он вновь обрел способность различать предметы, он увидел в комнате много обросших, немытых, одетых в лохмотья людей, вооруженных дубинами и топорами. До него наконец дошло, что он в смертельной опасности. Неужели эта деревенщина сбежалась только для того, чтобы спасти Мэгги? Да как они посмели! Кому-то из них сегодня точно придется болтаться на суку! Вне себя от ярости он с усилием поднялся на ноги и потянулся за мечом.
   Меча не было. Он бросил его вместе с поясом, когда пытался изнасиловать жену мельника.
   Хуг Секира, Страшила Герваз и Луи отчаянно отбивались от целой толпы оборванцев. На земле уже лежали несколько мертвых крестьян, но остальные продолжали упорно наседать и уже теснили рыцарей. Уильям увидел, как все еще голая Мэгги с криком продиралась сквозь кучу малу дерущихся к двери, и, даже ошарашенный и испуганный, он вновь испытал приступ жгучего желания при виде ее округлого белого зада. Потом с удивлением заметил, что мельник кулаками отбивался от нападавших. Какого черта, подумал он, ведь они пришли спасать его жену?
   Уильям в растерянности шарил вокруг глазами в поисках своего пояса. И нашел его прямо у себя под ногами, на полу. Подняв его, он выдернул меч и отступил на три шага назад, чтобы оглядеться и понять, что же происходит. Наблюдая за дракой, он увидел, что многие из нападавших вовсе не дерутся, а в спешке хватают мешки с мукой и бегут прочь. И тут до него начало доходить: эти голодранцы пришли сюда не затем, чтобы спасти женщину от насилия; им нужно было только разжиться чужим добром. Мэгги их совсем не интересовала, они даже не знали, что столкнутся на мельнице с рыцарями Уильяма.
   Это были обычные лесные разбойники.
   Жар волнами накатывал на него. Вот он, шанс проучить банду оголтелых бродяг, державших всю округу в страхе и опустошавших его амбары.
   Рыцари числом намного уступали нападавшим. Тех было по крайней мере человек двадцать. Уильям удивился, с каким бесстрашием они дрались. Обычно крестьяне, увидев рыцарей, разбегались, как цыплята, даже если их было вдвое, вдесятеро больше. Но эти сражались исступленно и не останавливались, когда кто-нибудь из них падал замертво. Они, казалось, готовы были пожертвовать собой, но добиться своего. Похоже, для них не было большой разницы, как умирать: от голода или от чужого меча, а рискнув, они могли добыть себе хоть что-нибудь на пропитание.
   Луи в одиночку отбивался от двух грабителей, но тут третий прокрался ему за спину и со всего размаху саданул его по голове тяжелой кувалдой. Луи упал как подкошенный и больше не поднимался. Сваливший его разбойник бросил свое оружие и подобрал меч Луи. Теперь двадцати нападавшим противостояли всего два рыцаря. Но Уолтер уже пришел в себя после удара по голове и, вскинув свой меч, кинулся в схватку. Уильям, тоже наконец решившись, рванулся в бой.
   Вчетвером они сотворили невозможное. Разбойники уже пятились назад, беспорядочно отбиваясь от сверкавших в воздухе мечей своими дубинками и топорами. Уильям подумал было, что дух их сломлен и сейчас они в панике побегут. И тут кто-то из крестьян крикнул:
   – Законный граф!
   Этот крик был похож на сигнал к сбору всех сил. Во всяком случае, преступники стали драться с удвоенной силой. Повторный крик: «Законный граф! Законный граф!» заставил Уильяма похолодеть от ужаса. Это означало, что, кто бы ни командовал бандой преступников, он нацеливался на его титул. Уильям еще отчаяннее замахал мечом, словно от исхода этой схватки зависело будущее графства.
   Теперь уже только половина разбойников продолжала оказывать сопротивление рыцарям, остальные кинулись растаскивать мешки с мукой. Драка пошла с переменным успехом: сначала одни наседали, другие отбивались, потом удары наносили первые, а вторая сторона умело увертывалась. Словно солдаты на поле боя в ожидании скорого сигнала к отступлению, преступники стали осторожнее, больше думали о том, чтобы ненароком не лишиться головы на исходе битвы.
   За спинами у сражавшихся разбойников остальные вытаскивали с мельницы последние мешки с мукой. Вскоре за ними стали отступать и дерущиеся. Уильям вдруг осознал, что его обобрали до последнего зернышка. Теперь вся округа прознает про то, как у него из-под носа увели весь хлеб, и он станет посмешищем в глазах людей. Мысль эта разбудила в нем такую бешеную злобу, что он изо всех сил всадил свой меч какому-то бедолаге прямо в сердце.
   Потом одному из разбойников удалось нанести Хугу хороший удар в правое плечо, и тот вышел из боя. В дверях остались только двое грабителей, и они отбивались от трех рыцарей, что само по себе было унизительно, да к тому же один из них сделал знак другому бежать, а сам стал понемногу отступать в глубь единственной комнаты в доме мельника.
   В дверном проеме троим рыцарям сразу было не развернуться, поэтому Уильям рванулся вперед, оттолкнув плечами Уолтера и Герваза: последнего из грабителей он хотел оставить для себя. Как только они скрестили мечи, Уильям понял, что перед ним не простой крестьянин, согнанный с земли, атакой же умелый воин, как и он сам. Уильям впервые заглянул в лицо своего противника и... Потрясение было настолько сильным, что он едва не выронил из рук меч.
   Перед ним стоял Ричард из Кингсбриджа.
   Лицо его пылало ненавистью. Уильям узнал шрам на изуродованном ухе. Озлобленность Ричарда испугала Уильяма больше, чем сверкавший перед ним в воздухе меч. Уильяму казалось, что он раз и навсегда покончил со своим заклятым врагом, но нет, Ричард вернулся, да еще во главе целой армии оборванцев, которая посмела надругаться над ним, ославить на всю округу.
   Ричард воспользовался замешательством Уильяма и нанес тяжелый удар. Уильям едва успел увернуться, вскинул меч, отбил еще один удар и на шаг отступил. Ричард усилил натиск, но теперь его противника немного прикрывал дверной проем, размахнуться здесь было сложно, и он наносил только колющие удары. И все же ему удалось потеснить Уильяма на гумно, а самому встать в дверях. Но тут на помощь Уильяму подоспели Уолтер и Герваз, и Ричарду пришлось отступить под натиском троих. В дверном проеме Уолтер с Гервазом застряли, и Уильям вновь оказался один на один с Ричардом.
   До Уильяма вдруг дошло, что положение у Ричарда довольно скверное. Он один сражался против троих, и, если кто-то из них уставал, на смену ему тотчас спешил другой. Долго Ричард ни за что не выдержал бы, эта битва была им заранее проиграна. Так что день обещал закончиться для Уильяма вовсе не унижением: он мог наконец покончить со своим давним врагом.
   Ричард, похоже, в эту минуту думал о том же, и исход сражения виделся ему довольно печальным. Но он ничем не показывал, что сдается, что потерял всякую надежду, а смотрел на Уильяма с такой ненавистью, что у того мурашки пробежали по коже. Ричард сделал еще один резкий выпад, Уильям отбил его, но споткнулся. На выручку ему подоспел Уолтер, чтобы прикрыть своего господина, но Ричард, вместо того чтобы продолжать атаку, развернулся и побежал.
   Уильям выпрямился, но тут же столкнулся с Уолтером, на них налетел Герваз, пытаясь достать Ричарда. Этого мгновения Ричарду хватило, чтобы проскочить через всю комнату, выбежать на улицу и захлопнуть дверь. Уильям рванулся за ним, распахнул дверь и увидел, что разбойники уже отъехали довольно далеко, и – что самое страшное и унизительное – на рыцарских лошадях. На его собственном великолепном боевом коне, который стоил ему целого состояния, восседал Ричард. Его сообщники, похоже, заранее отвязали коня и держали его наготове для своего предводителя. Страшная мысль, что Ричард уже во второй раз уводит его боевого коня, прожгла Уильяма. Он видел, как Ричард пнул животное ногами в живот, как конь его вздыбился – он не признавал чужаков, – но брат Алины был хорошим всадником и удержался в седле. Он с силой натянул поводья и заставил коня опустить голову. Уильям кинулся вперед и вскинул меч, пытаясь свалить Ричарда на землю, но лошадь продолжала взбрыкивать, и он промахнулся, попав острием меча в деревянное седло. Конь рванулся и понес Ричарда по проселку вслед за остальными разбойниками.
   Уильям следил за ними, чувствуя, как острая боль пронзает сердце.
   Законный граф... билась тревожная мысль в мозгу. Законный граф.
   Он обернулся. Уолтер и Герваз стояли за спиной, Хуг и Луи были ранены – Уильям не знал еще, тяжело ли, а Гийом погиб, и кровь его бурыми пятнами засохла на плаще Уильяма. Большего унижения ему в своей жизни испытывать не приходилось. У него едва доставало сил держать голову поднятой.
   К счастью, деревня была совсем безлюдной: крестьяне разбежались от греха подальше, боясь гнева своего господина. Мельника с женой тоже, конечно, след простыл. Разбойники увели с собой всех рыцарских лошадей, оставив только две повозки и быков.
   Уильям взглянул на Уолтера:
   – Ты узнал того, последнего?
   – Да.
   Уолтер всегда старался отвечать как можно короче, когда хозяин был в гневе.
   – Это был Ричард из Кингсбриджа, – сказал Уильям.
   Уолтер кивнул.
   – И они называли его законным графом, – закончил Уильям.
   Уолтер промолчал.
   Уильям вернулся в дом и прошел на мельницу.
   Хуг, бледный как полотно, сидел, обхватив левой рукой окровавленное плечо.
   – Ну как ты? – спросил его Уильям.
   – Ничего, терпимо. Кто были эти люди?
   – Бандиты, – коротко ответил Уильям. И оглянулся. На земле лежали семь или восемь человек, в основном мертвые, но были и раненые. Среди них он заметил Луи, тот лежал навзничь с открытыми глазами. Сначала Уильяму показалось, что тот мертв, но рыцарь вдруг моргнул и пошевелился.
   – Луи, – позвал его Уильям.
   Тот поднял голову, но, видно, еще плохо соображал, где он. Сознание возвращалось медленно.
   – Хуг, помоги Луи взобраться на повозку, – сказал Уильям. – Уолтер, а ты отнеси тело Гийома в другую. – Он оставил их, а сам пошел к быкам.
   Никто из деревенских давно не держал лошадей, но у мельника была пегая низкорослая лошаденка, которая сейчас мирно щипала траву на берегу реки. Уильям нашел в доме седло и накинул его на спину лошади.
   Немного погодя он уже покидал Кауфорд верхом, а Уолтер и Герваз тащились за ним на повозках, запряженных быками.
   Злость, бурлившая в Уильяме, не утихала на всем пути до замка епископа Уолерана. Напротив, чем больше он думал о том, что произошло на мельнице, тем сильнее распалялся. Еще бы: какие-то бандиты открыто бросили ему вызов; мало того, привел их за собой извечный враг Уильяма – Ричард; но самым невыносимым было то, что называли они Ричарда не иначе как «законный граф». Если немедленно не поставить их на место, размышлял Уильям, вскоре Ричард в открытую поведет их против меня. Конечно, справедливым такой способ подчинить себе графство не назовешь, но Уильям чувствовал, что его жалобы на беззаконие найдут среди людей мало сочувствия. И все же то, что он так глупо попал в ловушку, устроенную разбойниками, был ими разбит, ограблен и теперь все вокруг будут смеяться над его позором, было не самым страшным. Уильям вдруг почувствовал, что теряет власть.
   Ричарда надо было убрать с дороги во что бы то ни стало. Вся трудность состояла в том, где его искать. Об этом Уильям размышлял весь остаток пути до замка епископа, и, когда он въезжал в ворота, он уже знал, что епископ Уолеран может знать ответ.
   Они въехали на территорию замка, как троица балаганных шутов: граф на низкорослой лошадке и его рыцари на бычьих упряжках. Уильям властным голосом отдавал по ходу распоряжения слугам епископа: одного послал за лекарем для Хуга и Луи, другого – за священником, помолиться о душе убитого Гийома. Герваз и Уолтер ушли на кухню за пивом, а Уильям направился прямиком в дом Уолерана, и его тут же проводили в покои епископа. Для Уильяма не было ничего более отвратительного, чем просить о чем-то Уолерана, но сейчас тот был нужен ему, чтобы найти Ричарда.
   Епископ внимательно изучал денежные отчеты, медленно водя глазами по бесконечному ряду цифр. Он прервался, когда вошел Уильям, и, увидев злобное выражение на лице графа, коротко спросил:
   – Что произошло? – Вопрос был задан с характерной для епископа мягкой иронией в голосе, которая всегда выводила Уильяма из себя.
   Граф скрипнул зубами:
   – Я теперь знаю, кто верховодит у этих чертовых оборванцев.
   Уолеран вскинул одну бровь.
   – Это Ричард из Кингсбриджа! – рявкнул Уильям.
   – А! – Уолеран понимающе кивнул. – Ну конечно же. Все правильно.
   – Это опасно, – со злостью в голосе процедил Уильям. Он ненавидел, когда епископ начинал холодно рассуждать про себя. – Они называют его «законным графом». – Уильям ткнул пальцем в Уолерана: – Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы эта семейка вновь прибрала графство к рукам, они ведь презирают тебя, а в друзьях у них – приор Филип, твой давний враг.
   – Ну ладно, успокойся, – снисходительно сказал Уолеран. – Ты прав, я не могу допустить, чтобы Ричард из Кингсбриджа снова завладел графством.
   Уильям сел. Все тело разламывалось от боли. Впервые он чувствовал себя после сражения таким разбитым. Все мышцы ныли, руки были истерты до кровавых мозолей, синяки и шишки от ударов и падений причиняли нестерпимую боль. А мне ведь только тридцать семь, подумалось ему; неужели это начало старости?
   – Я должен убить Ричарда, – сказал он. – Когда его не станет, вся эта шайка превратится в беспомощное стадо.
   – Согласен.
   – Впрочем, это дело нехитрое. Весь вопрос – где его искать? И тут ты можешь мне помочь.
   Уолеран большим пальцем потер свой острый нос:
   – Интересно, чем?
   – Послушай. Если это организованная банда, значит, они где-то скрываются.
   – Не понимаю тебя. Где они могут скрываться? В лесу конечно.
   – Но ты же знаешь, что отыскать в лесу бандитов невозможно. Они все время меняют место, где хотят разведут костер, а спят вообще на деревьях. Но если кто-то пожелает сплотить их, он должен собрать всех в одном месте. Там, где они могли бы разбить постоянный лагерь.
   – Так, значит, нам надо найти то место, где скрывается Ричард.
   – Ну да.
   – И что ты предлагаешь?
   – А вот тут ты должен сказать свое слово.
   Уолеран воспринял эти слова без особого воодушевления.
   – Голову даю на отсечение: половина Кингсбриджа знает, где его искать, – сказал Уильям.
   – Но нам с тобой они вряд ли скажут. Уж слишком мы оба им ненавистны.
   – Ну, не всем... Не всем.

* * *

   Салли была в восторге от праздника Рождества. Больше всего ей, конечно, понравилась праздничная еда: и имбирные пряники в форме кукол; и сладкая пшеничная каша на молоке, с яйцами и медом; и грушевый сидр, молодой и пьянящий, от которого ее поминутно бросало в безудержный смех, и она долго не могла остановиться; и традиционная рождественская требуха, которую часами отваривали, а затем запекли в тесте и получился вкусный пирог. Правда, в этом году угощения были не такими изысканными, как раньше, год был все-таки голодный, но девочка все равно была на седьмом небе от счастья.
   Она с удовольствием украшала дом венками из веток остролиста. Первый мужчина, который переступил бы порог дома в этот день, должен был, по преданию, принести удачу, при условии, что он был бы черноволосым; так что отцу Салли пришлось все утро просидеть взаперти, чтобы, не дай Бог, не накликать на людей беду; ведь он был огненно-рыжий.
   Особенную радость ей доставляли рождественские представления в церкви, когда монахи одевались восточными королями, ангелами, пастухами, и она чуть не умирала со смеху, когда вероломные идолы падали, узнав о появлении Святого Семейства в Египте. Но больше всего ей понравился мальчик-епископ. На третий день Рождества монахи одели самого молодого послушника в епископский наряд, и все должны были подчиняться ему.
   Большинство горожан ждали на церковном дворе появления мальчика-епископа. Он должен был по традиции заставить старейших и уважаемых людей в городе выполнять самую черную работу: принести поленья, вычистить свинарники или помыть полы. Он напускал на себя важный вид, жеманничал, вел себя просто-таки нахально по отношению к людям, обладавшим властью в городе. В прошлом году он заставил ризничего ощипывать цыпленка: вот уж все позабавились, поскольку ризничий не знал, как к нему подступиться, и перья летели во все стороны.
   Вынесли его торжественно на своих плечах два монаха, за ними выстроились остальные священнослужители. Мальчику на вид было лет двенадцать, его облачили в шелковое платье пурпурного цвета, в руках он держал епископский посох, а на лице застыла озорная ухмылка. Собравшиеся захлопали в ладоши, послышались приветственные возгласы. Перво-наперво мальчик ткнул пальцем в сторону приора Филипа и беспрекословным тоном приказал:
   – Эй, парень! Ну-ка, живо на конюшню и вычисти мне осла!
   Раздался взрыв хохота. Старый осел пользовался в городе дурной славой из-за своего крутого нрава, и поэтому его никогда не чистили.
   – Слушаюсь, мой господин, – кротко ответил Филип и покорно отправился на конюшню выполнять поручение.
   – Вперед! – скомандовал мальчик, и процессия тронулась с монастырского двора, увлекая за собой всех горожан. Некоторые, правда, потихоньку сбежали, чтобы успеть запереться в своих домах и обезопасить себя от буйной фантазии мальчика-епископа. Но зато они многое потеряли: такого веселья давно не было в городе. Вся семья Салли тоже собралась здесь: мать, отец, брат Томми, тетя Марта, пришел даже дядя Ричард, который появился неожиданно накануне ночью.
   Сначала мальчик-епископ повел всю толпу в трактир. Так было издавна заведено. Там он потребовал для себя и всех послушников дармового пива. Пивовар с удовольствием выполнил приказание.
   Салли оказалась на скамье рядом с братом Ремигиусом, едва ли не самым старым монахом. Это был довольно неприветливый человек высокого роста, и девочка до сего дня боялась даже заговорить с ним. Но тут он улыбнулся ей и сказал:
   – Хорошо, что твой дядя Ричард приехал на торжество.
   – Он подарил мне деревянного котенка, которого сам вырезал ножом, – гордо сказала Салли.
   – Вот и хорошо. А он долго у вас погостит, не знаешь?
   Девочка нахмурилась:
   – Не знаю.
   – Он, наверное, скоро обратно уедет.
   – Да. Он теперь живет в лесу.
   – А ты знаешь где?
   – Знаю. Это место называется Каменоломня Салли. В честь меня! – И засмеялась.
   – Я так и думал, – сказал брат Ремигиус. – Надо же, как интересно.
   Когда все выпили, мальчик-епископ сказал:
   – А сейчас... Эндрю и Ремигиус помогут вдовушке Полле и займутся стиркой.
   Салли завизжала от смеха и захлопала в ладоши.
   Вдова Полла, полная, краснолицая женщина, служила прачкой. Утонченные привередливые монахи с ума сойдут, если их заставить стирать провонявшее белье и носки горожан, которые меняли их не чаще, чем раз в полгода.
   Толпа высыпала из трактира на улицу и понесла мальчика-епископа в крохотную лачугу вдовы Поллы на набережной. Та чуть не упала со смеху, лицо ее еще больше раскраснелось, когда она узнала, кто сделает сегодня за нее всю работу.
   Эндрю и Ремигиус уже тащили тяжелую корзину с грязным бельем из дома вдовы на берег. Первый скинул крышку с корзины, а Ремигиус с отвращением, кончиками пальцев, вытащил чью-то нижнюю рубаху. Какая-то молодуха нахальным голосом крикнула из толпы:
   – Осторожно, брат Ремигиус, это моя сорочка!
   Лицо Ремигиуса залило краской, и собравшиеся дружно рассмеялись. Оба монаха с усердием принялись за дело, а из толпы нескончаемым потоком понеслись одобряющие возгласы и шутливые советы. Салли заметила, что Эндрю вскоре весь взмок и, похоже, был уже сыт по горло, а Ремигиус, судя по выражению на его лице, был вполне доволен собой.

* * *

   Огромный и тяжелый железный шар свисал на цепи с деревянной перекладины и раскачивался, словно петля на виселице, завязанная палачом. К шару был привязан прочный канат, переброшенный через шкив, установленный на вертикальной стойке. Он спускался до земли, где его держали двое рабочих. Когда они тянули на себя веревку, шар поднимался и оттягивался назад, пока не упирался в шкив. Цепь в этот момент натягивалась горизонтально вдоль перекладины.
   За работой наблюдало большинство жителей Ширинга.
   Вот рабочие отпустили веревку, шар, прочертив в воздухе дугу, с грохотом ударил в стену церкви, да так сильно, что стена содрогнулась, а Уильям почувствовал, как задрожала под ногами земля. Он вдруг представил себе на мгновение, как велит приковать Ричарда как раз к тому месту, куда сейчас нацеливали шар. Я раздавлю его, как муху, подумал он.
   Рабочие снова натянули веревку. У Уильяма перехватило дыхание, когда железный шар оказался в верхней точке. Веревку бросили, шар вновь описал дугу и на этот раз проломил стену, оставив в ней огромную дыру.
   Толпа зааплодировала.
   Да, изобретение было остроумным.
   Уильям испытывал необычайный душевный подъем, видя, как продвигаются дела на площадке, где он задумал поставить новую церковь. Но сегодня его занимали более важные заботы. Он поискал глазами епископа Уолерана и нашел его рядом с Альфредом Строителем. Подойдя к ним, он отвел Уолерана в сторону.
   – Ну что, пришел человек?
   – Должен был, – ответил епископ. – Идем ко мне.
   Они пересекли рыночную площадь.
   – Ты привел свое войско? – спросил Уолеран.
   – Конечно. Двести человек. Ждут в лесу, сразу за городом.
   Оба вошли в дом. Уильям почувствовал запах вареного окорока, и у него потекли слюнки, хотя ему явно было не до еды. Большинству людей сейчас было не до разносолов, все питались скудно, но Уолеран упорно стоял на своем: голод никак не должен был сказаться на его образе жизни. По правде говоря, ел он всегда немного, но любил, чтобы все лишний раз заметили, как он богат и могуществен, несмотря ни на какие неурожаи.
   Городской дом епископа ничем особенным не выделялся: узкий фасад, зал при входе, позади – кухня; за домом небольшой двор с выгребной ямой, ульями и загоном для свиней. Уильям облегченно вздохнул, увидев, что в зале их ждет монах.
   – Здравствуй, брат Ремигиус, – обратился к нему Уолеран.
   – Здравствуй, мой господин. День добрый, лорд Уильям.
   Граф с интересом разглядывал монаха. Он был весь какой-то дерганый, но выражение лица было самонадеянное, даже надменное, голубые глаза выпирали из орбит. Что-то в его облике было Уильяму знакомым, впрочем, все монахи с выбритой макушкой были в Кингсбридже на одно лицо. Он давно слышал о нем как о доносчике епископа в стане приближенных приора Филипа, но говорил с ним впервые.
   – Что ты можешь мне сообщить? – спросил граф.
   – Есть кое-что, – ответил Ремигиус.
   Уолеран скинул свою отороченную мехом накидку и подошел к огню согреть руки. Слуга принес горячее самбуковое вино в серебряных бокалах. Уильям взял один, отпил немного согревающей жидкости и ждал, пока слуга уйдет.
   Уолеран тоже сделал маленький глоток и тяжелым взглядом уставился на Ремигиуса. Как только слуга вышел, Уолеран сказал, обращаясь к монаху:
   – Ты придумал какой-нибудь предлог, чтобы уйти из монастыря?
   – Нет, – ответил Ремигиус.
   Уолеран привычно вскинул бровь.
   – Я больше туда не вернусь, – дерзко продолжил монах.
   – Как же так?
   Ремигиус глубоко вздохнул:
   – Ты же строишь собор здесь, в Ширинге.
   – Ну, не собор, а церковь.
   – Но она станет со временем кафедральным собором, ты ведь так задумал?
   Уолеран помедлил и сказал:
   – Ну, допустим, что ты прав.
   – А собором правит капитул из монахов или каноников.
   – Ну и?..
   – Я хочу быть приором.
   Ну что ж, подумал Уильям, это справедливо.
   – И ты так уверен, что получишь здесь место, – резко начал Уолеран, – что посмел покинуть Кингсбридж, не получив разрешения от Филипа и даже не придумав уважительной причины?
   Ремигиус почувствовал себя не в своей тарелке. Уильяму даже стало немного жаль старика: когда на Уолерана накатывало такое презрительное отношение к собеседнику, любой мог потерять голову.
   – Надеюсь, я поступил не слишком самонадеянно, – сказал Ремигиус.
   – Так ты сможешь навести нас на Ричарда?
   – Да.
   Уильям, возбужденный, воскликнул:
   – Молодчина! Где же он?
   Ремигиус молча посмотрел на Уолерана.
   – Ну же, Уолеран, – засуетился граф, – дай ты ему место, Христа ради!
   Но епископ все еще медлил. Уильям знал, что тот терпеть не мог, когда его подгоняли. Наконец Уолеран сказал:
   – Хорошо. Ты будешь приором.
   – Ну а теперь говори: где Ричард? – не унимался Уильям.
   Ремигиус по-прежнему не сводил глаз с епископа.
   – С сегодняшнего дня?
   – С этого часа.
   Ремигиус, довольный, повернулся к Уильяму:
   – Монастырь – это не просто церковь и спальни для монахов. Ему нужны земли, свои фермы, церкви, платящие десятину.
   – Скажи мне, где искать Ричарда, и получишь пять деревень с их приходскими церквами. Для начала, – сказал Уильям.
   – Понадобятся еще кое-какие льготы...
   – Ты все получишь, – вступил Уолеран, – не бойся.
   – Ну, давай же, монах! – наседал Уильям. – Меня за городом дожидается целая армия. Где прячется Ричард?
   – Есть такое местечко, называется Каменоломня Салли, чуть в сторону от дороги на Винчестер.
   – Знаю! – Уильям едва сдержал себя, чтобы не взвыть от радости. – Это заброшенная каменоломня. Туда больше никто не суется.
   – Да, помню, – сказал Уолеран. – Оттуда уже многие годы не возят камень. Что ж, неплохое укрытие, и ни за что не догадаешься, пока не наткнешься на него.