Фоллетт Кен. Столпы Земли

   – Но это еще и прекрасная ловушка, – злорадно произнес Уильям. – С трех сторон стены настолько выработаны, что стали почти отвесными. Никто не сможет спастись. А пленники мне не нужны. – Возбуждение его росло по мере того, как он рисовал в своем воображении сцену кровавой бойни. – Я уничтожу их всех до одного. Передавлю, как цыплят в курятнике.
   Оба слуги Господа с удивлением смотрели на него.
   – Ну что, не нравится такая картинка, брат Ремигиус? – с презрением в голосе спросил Уильям. – А у тебя, мой господин епископ, что, желудок свело при мысли о крови? – По их лицам граф видел, что попал в точку. Они были великими интриганами, эти святые отцы, но, когда дело доходило до крови, предпочитали полагаться на таких решительных людей, как он. – Я знаю, вы будете молиться за меня, – усмехнулся Уильям и вышел из комнаты.
   Лошадь его была привязана на дворе, великолепный вороной жеребец, который, правда, не мог сравниться с его боевым конем, доставшимся Ричарду. Уильям ловко вскочил в седло и умчался из города. По дороге он постарался подавить свое возбуждение, чтобы на холодную голову обдумать план боя.
   Интересно, размышлял он, сколько же всего этих оборванцев скрывается в Каменоломне Салли? Во время набегов их было никак не меньше сотни, а то и больше, а ведь многие еще оставались в лесу. Значит, сотни две как минимум, а то и все пять. Уильям мог собрать и большие силы. Надо было продумать, как лучше использовать свое преимущество. Первое и главное – это внезапность. Второе – оружие; разбойники были вооружены дубинами и кувалдами, лишь немногие из них имели топоры, а настоящего боевого оружия у них не было. Но главным преимуществом Уильяма было то, что его люди были все на лошадях. У этих бандитов лошадей почти не было, а если бы и были, они вряд ли успели бы оседлать их, когда внезапно налетит Уильям. А чтобы внести еще большую панику в ряды разбойников, он решил послать на отвесные стены каменоломни своих лучников; те незадолго до нападения главных сил должны будут обстрелять лагерь сверху.
   Главным же Уильям считал не дать уйти живым ни одному человеку из стана противника, по крайней мере до тех пор, пока Ричард не будет пленен или убит. Для этого он решил выставить внешнее оцепление из самых надежных своих людей, которые не дали бы ускользнуть ни одной живой душе.
   Уолтер с рыцарями и воинами ждал его на том же месте, где Уильям оставил их несколько часов назад. Все они рвались в бой, предвкушая легкую победу. Немного погодя они уже неслись рысью по дороге в сторону Винчестера.
   Уолтер держался рядом со своим хозяином, не произнося ни слова. Это было главным его достоинством – он умел в нужный момент молчать. Уильям давно заметил: большинство людей лезли к нему с разговорами, даже когда говорить было не о чем. Возможно, так они пытались скрыть свою тревогу или беспокойство. Уолтер ни о чем не беспокоился, он слишком хорошо знал своего господина и доверял ему во всем.
   Уильям испытывал смешанное чувство предвкушения легкой победы и смертельного страха. Сеять смерть было единственным делом, которым он овладел в совершенстве, и в то же время он каждый раз рисковал своей жизнью в этих жестоких схватках. Но на сей раз ему предстояло нечто не совсем обычное. Сегодня у него наконец появилась возможность уничтожить человека, пятнадцать лет не дававшего ему спокойно спать по ночам.
   Ближе к полудню они остановились в довольно большой деревне, где наверняка должен был быть трактир. Уильям купил для своих людей хлеба и пива, а те смогли напоить лошадей. Перед тем как отправиться дальше в путь, он ненадолго собрал всех рыцарей и объяснил, как действовать дальше.
   Проехав еще около двух миль, они свернули с дороги на Винчестер. Тропа, по которой они пробирались, была едва видимой, и Уильям ни за что бы не заметил ее, если бы специально не присматривался. Дальше стало немного легче различать направление: дорожка намного расширилась, местами до четырех-пяти ярдов, и по краям ее рос только мелкий кустарник.
   Лучников Уильям выслал вперед и, чтобы дать им немного оторваться, приостановил ненадолго движение основных сил. Стоял ясный январский день, и голые деревья не мешали пробиваться холодному солнечному свету. Уильям уже давно не был в каменоломне и не мог сказать точно, сколько еще оставалось пути. Но, отклонившись примерно на милю от главной дороги, он стал понемногу замечать следы присутствия людей: примятую траву, поломанный кустарник, взбитую множеством ног грязь.
   Нервы его были натянуты, как тетива лука. Судя по тому, что чаще стали попадаться кучи конского помета, мусор, оставленный людьми, они приближались к лагерю разбойников. Здесь, глубоко в лесу, те были настолько уверены в своей безопасности, что не проявляли уже ни малейшей осторожности. Теперь у Уильяма не оставалось никаких сомнений: бандиты были в двух шагах от него. Вот-вот должен был начаться бои.
   До лагеря было рукой подать. Уильям напряг слух: в любую минуту лучники могли начать обстрел, и тогда поднимутся страшные крики и ругань, раненые будут биться в агонии, кони ржать от испуга.
   Тропа вывела на широкую поляну, и Уильям увидел ярдах в двухстах впереди въезд в Каменоломню Салли. Стояла подозрительная тишина. Что могло случиться? Граф не находил ответа. Его лучники не стреляли. Уильям ощутил, как мурашки побежали по всему телу. Неужели его люди попали в засаду и были перебиты разбойниками? Не может быть, говорил он себе, ведь кто-то должен был уцелеть. Времени на раздумья не оставалось. Лагерь бандитов был прямо под ним. Он пустил свою лошадь галопом. Его воины ринулись за ним. Страх, на мгновение сковавший его, быстро улетучивался, азарт охоты брал свое, захватывая его целиком.
   Въезд в каменоломню был похож на извилистое ущелье, и Уильям не мог видеть, что происходит впереди. Взглянув вверх, он вдруг увидел несколько своих лучников, они стояли на краю обрыва и смотрели вниз. Почему они не стреляют? Предчувствие катастрофы пронеслось в его разгоряченном мозгу, ему вдруг захотелось бросить все и повернуть назад, но кони неудержимо несли его войско вперед. С высоко поднятым в правой руке мечом, держа поводья в левой, с висящим на шее щитом он влетел на открытое пространство заброшенной каменоломни.
   Здесь не было ни души.
   Напряжение, словно от тяжелого удара, резко спало. Уильям готов был разрыдаться. Ничто не предвещало подобной развязки, он был абсолютно уверен в успехе. Отчаяние больно пронзило его сердце.
   Лошади остановились, потом перешли на шаг, и он наконец смог оглядеться. Еще совсем недавно здесь явно стоял лагерь: повсюду были разбросаны легкие временные укрытия из веток и тростника, еще не остывшие пепелища костров, кольями был отгорожен в дальнем конце загон для лошадей. То здесь, то там глаз Уильяма натыкался на следы пребывания людей: на земле валялись куриные кости, пустые мешки, изношенные башмаки, разбитые кувшины. Один костер еще дымился. Искорка надежды промелькнула в его сознании: может быть, они только что снялись с места и их еще можно догнать?! Вдруг взгляд его различил одинокую фигуру, сидевшую на корточках возле кострища. Уильям подъехал ближе. Человек поднялся. Это была женщина.
   – Ну что, Уильям Хамлей, – язвительно произнесла она, – как всегда, опаздываешь?
   – Наглая корова! Я прикажу вырвать тебе язык за такие слова!
   – Ты меня не тронешь, – спокойно ответила женщина. – Не на таких, как ты, приходилось мне насылать проклятия. – И она поднесла три пальца к своему лицу. Точно как ведьма! Рыцари, увидев это, отпрянули назад, а Уильям на всякий случай перекрестился. Женщина бесстрашно смотрела ему прямо в лицо своими поразительными золотыми глазами.
   – Разве ты не узнаешь меня, Уильям? – сказала она. – Однажды ты хотел купить меня за фунт. – И громко рассмеялась. – Твое счастье, что тебе это тогда не удалось.
   Уильям наконец вспомнил эти глаза. Это была вдова Тома Строителя, мать Джека Джексона, ведьма, живущая в лесу. И впрямь здорово, что мне не удалось купить ее тогда, подумал он. Единственное, чего ему сейчас хотелось, – это смыться отсюда поскорее, но сначала необходимо было выпытать у нее как можно больше.
   – Ну хорошо, ведьма, – сказал он. – Так Ричард из Кингсбриджа был здесь?
   – Два дня назад еще был.
   – И куда же он ушел? Скажешь?
   – Конечно скажу. Он со своими разбойниками ушел воевать за Генриха.
   – За Генриха? – удивился Уильям. У него появилось страшное чувство, что он догадывался, о каком Генрихе идет речь. – Сына Мод?
   – Точно, – ответила женщина.
   Уильям похолодел от ужаса. Молодой, решительный герцог Нормандский имел все шансы преуспеть там, где его мать потерпела неудачу, и, если теперь король Стефан проиграет, это будет крахом для Уильяма.
   – А что произошло? – Голос его дрожал от нетерпения. – Что еще сотворил этот Генрих?
   – Он пересек пролив на тридцати шести судах и высадился в Уорегаме, – ответила ведьма. – Говорят, с ним армия в три тысячи воинов. Это война.

III

   Винчестер был переполнен людьми. В городе царила напряженная, порой опасная обстановка. Обе армии сошлись здесь: королевские войска Стефана расположились в его замке, повстанцы Генриха, а среди них был и Ричард со своими разбойниками, разбили лагерь под городскими стенами, на холме Святого Жиля, там, где устраивалась традиционная ежегодная ярмарка. Воины обеих сторон получили строжайший приказ не появляться в самом городе, но многие из них нарушали запрет и по вечерам устремлялись в трактиры, бордели и на петушиные бои, где напивались, гонялись за женщинами и часами играли в кости.
   Воинственный дух Стефана несколько поутих в то лето, когда умер его старший сын. Сейчас он сидел в королевском замке, а герцог Генрих занял дворец епископа, и их представители вели мирные переговоры. Архиепископ Теобальд Кентерберийский представлял короля, а епископ Генри Винчестерский – герцога. Каждое утро они вели беседы во дворце епископа. В полдень герцог обычно обходил улицы Винчестера со своими приближенными воинами, включая Ричарда, и отправлялся в замок на обед.
   Когда Алина впервые увидела герцога Генриха, она не могла поверить, что такой человек мог править целой империей величиной с Англию. Ему едва исполнилось двадцать лет, лицо у него было по-крестьянски загорелым и веснушчатым. Одет он был в широкую темную мантию, без всякой вышивки, огненно-рыжие волосы были коротко подстрижены. Выглядел он как трудолюбивый сын преуспевающего, средней руки землевладельца. Со временем она, однако, заметила, что он словно окружен неким ореолом власти. Коренастый, мускулистый, с большой головой на широких плечах, он вызывал ощущение грубой физической силы, которое несколько смягчалось, стоило только заглянуть в его глубокие серые глаза. К нему боялись подходить близко даже те, кто часто общался с ним, стараясь сохранять добрые отношения как бы на расстоянии, из боязни, что он в любой момент мог вспылить, наброситься или разразиться бранью.
   Алина подумала еще, что эти бесконечные обеды в королевском замке, когда за одним столом собирались главные лица двух воюющих армий, наверняка были страшной мукой и для тех и для других. Как, удивлялась она, Ричард мог сидеть рядом с графом Уильямом? Она на его месте скорее воткнула бы нож в Уильяма, чем стала бы спокойно нарезать им оленину. Графа она видела лишь однажды, да и то издалека и мельком. Выглядел он явно чем-то обеспокоенным, чувствовалось, что настроение у него отвратительное, и это было хорошим знаком.
   В то время как графы, епископы и аббаты проводили время в беседах в башне замка, знать рангом пониже собиралась во внутреннем дворике: рыцари и шерифы, мелкие бароны, юстициарии и смотрители замков – все те, кто не мог не приехать в столицу в момент, когда решалась их судьба и судьба всего королевства. Здесь же каждое утро Алина встречала приора Филипа. Что ни день по городу носились десятки слухов: то говорили, что все графы, поддерживавшие Стефана, будут лишены своих титулов (и это означало крах Уильяма), то вдруг на каждом углу судачили о том, что все останется как было (и тогда Ричарду никогда не видать графства). Потом пронесся слух, что все замки Стефана будут снесены, на следующий день оказалось, что речь шла не о замках Стефана, а о замках повстанцев; еще немного погодя выяснилось, что снесут и те и другие, и наконец пронеслась радостная весть: ничего сносить не будут. Прошел слух, что все сторонники Генриха получат рыцарство и по сотне акров земли. Ричарда это никак не устраивало. Ему нужно было графство.
   Он и сам перестал понимать, каким слухам верить, каким – нет, и можно ли им вообще доверять. Хотя он числился среди людей, с которыми герцог считался, на политические переговоры его не приглашали. А вот Филип, судя по всему, был посвящен в их детали. Он, правда, не раскрывал источники своей осведомленности, но Алина вспомнила, что у него был брат, который теперь часто наезжал в Кингсбридж и который прежде служил у Роберта Глостерского и у принцессы Мод; но поскольку ни Роберта, ни Мод уже не было в живых, не исключено, что он мог перейти на службу к герцогу Генриху.
   Филип рассказал, что переговоры подходят к концу и что стороны близки к согласию. Уговор был следующий: Стефан остается королем до конца дней своих, а его преемником объявляется Генрих. Известие это очень обеспокоило Алину. Стефан мог прожить еще с десяток лет. А что будет твориться все это время? Графы Стефана останутся при своих титулах и владениях, пока тот будет править, в этом сомнений не было. Тогда как же будут вознаграждены сторонники Генриха, такие как Ричард? Неужели им опять придется ждать?
   Филип узнал ответ на этот вопрос неделю спустя после появления Алины в Винчестере. Однажды днем он послал за ней и Ричардом своего послушника-посыльного. Все время, пока они шли по шумным улицам города к собору, Ричарда распирало от любопытства. Алина же испытывала неосознанное чувство тревоги.
   Филип ждал их на церковном кладбище. Солнце уже начало клониться к закату, когда они повели свой разговор.
   – Они договорились, – сказал Филип без всяких предисловий. – Но все очень запутано, сразу не разберешь.
   Алина больше не могла терпеть.
   – Ричард будет графом? – настойчиво спросила она.
   Филип покачал головой из стороны в сторону, что означало: может быть – «да», а может быть – «нет».
   – Это сложно. Они пошли друг другу на уступки. Земли, которые были захвачены, должны быть возвращены тем, кто владел ими при старом короле Генрихе.
   – Так это же то, что и требовалось! – не выдержал Ричард. – Мой отец был графом во времена старого короля.
   – Заткнись, Ричард, – оборвала его Алина и повернулась к Филипу: – Ну и в чем трудности?
   – В соглашении нет ни слова о том, что Стефан должен обеспечить выполнение этого условия. Не исключено, что он до самой смерти будет тянуть с этим и придется ждать, пока Генрих не взойдет на престол.
   Ричард был явно удручен:
   – Но это же сводит на нет все соглашение!
   – Не совсем так, – сказал Филип. – Это означает, что ты теперь законный граф.
   – Но мне придется до самой смерти Стефана жить как преступнику, скитаться по лесам, пока эта тварь Уильям будет пировать в моем замке! – со злостью в голосе чуть не кричал Ричард.
   – Ну же, не так громко. – Мимо них как раз проходил какой-то священник, и Филип сделал Ричарду замечание. – Но все это пока под большим секретом.
   Алина вся кипела от негодования.
   – Я никогда не соглашусь с этим, – сказала она. – У меня нет времени ждать, пока Стефан умрет. Я терпела семнадцать лет, с меня хватит!
   – Но что ты можешь сделать? – сказал Филип.
   Алина повернулась к брату:
   – Почти по всей стране тебя называют законным графом. А теперь и Стефан с Генрихом подтвердили это. Так вот, тебе надо захватить замок и править, как положено законному графу.
   – Но я не могу взять замок. Уильям наверняка оставил там охрану.
   – У тебя же есть армия, забыл? – сказала Алина, все более подчиняясь охватившим ее чувствам. – Ты имеешь все права на замок и силу, чтобы взять его.
   Ричард покачал головой:
   – А знаешь ли ты, сколько раз на моих глазах за годы гражданской войны брали замки лобовой атакой? Ни разу. – Как всегда, едва Ричард начинал говорить о воине, во всем его облике появлялась какая-то уверенность и зрелость. – Такого почти никогда не бывало. Город – еще куда ни шло, но замок – никогда. Они могут сдаться, скажем, после долгой осады, их можно взять хитростью, или подкупив кого-то, или если среди них отыщется трус, предатель; но приступом – дело безнадежное.
   И все же Алина никак не могла согласиться с братом. Она чувствовала себя на грани отчаяния. Смириться еще с несколькими годами ожиданий и надежд? Нет, этого она не может себе позволить.
   – А что случится, если ты приведешь свою армию к замку Уильяма? – спросила она.
   – Они поднимут мост и закроют ворота до того, как мы успеем ворваться в замок. Нам придется стать лагерем. А Уильям тем временем соберет свою армию и нападет на нас. Но даже если мы его и разобьем, нам все равно не взять замка. Замки тяжело брать, но легко защищать – вот в чем вся премудрость.
   Пока он говорил, в голове у Алины зрела мысль, на которую ее натолкнули слова того же Ричарда.
   – Трусость... хитрость... измена... – проговорила она.
   – Что?
   – Ты говорил, что видел, как замки брали хитростью или их сдавали трусы и предатели.
   – Ну да.
   – А как Уильяму удалось захватить наш замок, тогда, много лет назад?
   Филип прервал ее:
   – Тогда были совсем другие времена. В стране был мир, тридцать пять лет при старом короле Генрихе не было войн. Уильям застал вашего отца врасплох.
   – Он взял хитростью, – сказал Ричард. – Тайно пробрался в замок с несколькими своими людьми. Тревогу подняли слишком поздно. Но приор Филип прав: сейчас такие уловки не пройдут. Люди теперь стали намного осторожнее.
   – Я смогу пробраться в замок, – твердо сказала Алина, хотя сердце ее в этот момент билось так, что готово было выскочить из груди от страха.
   – Пробраться туда ты сможешь, ты ведь женщина, – сказал Ричард. – Но тебе ничего больше не удастся сделать. Поэтому-то тебя легко пропустят за стены. Ты ведь безобидная.
   – Не будь, черт возьми, таким высокомерным. – Алина вся вспыхнула. – Я убивала, чтобы защитить тебя, а это побольше того, что ты сделал для меня в этой жизни. Ты, свинья неблагодарная, не смей называть меня безобидной!
   – Ну хорошо, хорошо. Ты не безобидная. – В голосе Ричарда тоже зазвучали сердитые нотки. – И что ты станешь делать, как только окажешься в замке?
   Алина почувствовала, как ее раздражение постепенно улеглось. «Как же я поступлю? – размышляла она с тревогой. – А, к черту, что, у меня меньше сил и мужества, чем у этой свиньи Уильяма?»
   – А что сделал Уильям?
   – Не давал поднять мост и закрыть ворота, пока не подошли главные силы.
   – Я тоже смогу сделать это, – сказала Алина, превозмогая боль в сердце.
   – Но как? – Ричард недоверчиво смотрел на сестру.
   Алина вспомнила, как в свое время помогла четырнадцатилетней девочке во время грозы.
   – Графиня – моя должница, – сказала она. – И к тому же ненавидит своего мужа.

* * *

   Они ехали всю ночь, Алина, Ричард и пятьдесят его лучших воинов, пока на рассвете не достигли окрестностей графского замка. В лесу напротив они остановились. Алина слезла с лошади, сняла свою накидку из фландрийской шерсти, туфли из мягкой кожи, накинула на себя грубую крестьянскую попону и надела башмаки на деревянной подошве. Один из воинов дал ей корзинку со свежими яйцами, проложенными соломой, которую она повесила себе на руку.
   Ричард придирчиво оглядел ее с ног до головы и сказал:
   – Отлично. Вылитая крестьянка, несущая продукты для графской кухни.
   У Алины ком стоял в горле. Еще вчера она горела желанием поскорее исполнить задуманное, чувствовала в себе достаточно смелости; но вот сейчас, когда пора было сделать первый шаг навстречу опасности, ей стало страшно.
   Ричард поцеловал ее в щеку.
   – Как только я услышу звон колокола, я медленно прочту «Отче наш» и пущу к замку передовой отряд. Твоя задача – усыпить бдительность стражи, чтобы мои люди успели пересечь поле незамеченными и проникнуть в замок, не подняв переполоха.
   Алина кивнула:
   – Смотри только не выпусти главные силы прежде, чем передовой отряд пересечет подъемный мост.
   Ричард улыбнулся:
   – Я сам поведу главные силы. Не беспокойся. Удачи тебе.
   – И тебе тоже.
   И пошла, не оглядываясь, по полю, в сторону замка, который она покинула в тот черный день семнадцать лет назад.
   Алина окидывала взором знакомые с детства места, и в ее памяти живо вставала картина того хмурого утра, она вновь, словно наяву, ощущала запах напоенного влагой воздуха и видела, как из ворот замка выезжают две лошади: на одной – Ричард, на другой, поменьше, – она, оба объятые смертельным страхом. Она изо всех сил старалась тогда прогнать из памяти кошмарные воспоминания о том, что случилось с ней, упорно повторяя в такт стуку копыт: "Я должна забыть, я должна забыть, я должна забыть... " И это помогло: долго потом она не вспоминала, что сотворил с ней Уильям, знала только, что произошло нечто ужасное. И только внезапно вспыхнувшая любовь к Джеку заставила ее память восстановить во всех подробностях сцену мерзкого насилия, совершенного над ней, вспомнить и содрогнуться от страха, да так, что она поначалу не смогла даже ответить на его любовь. Слава Богу, что Джек был так терпелив. Только это помогло ей понять, как сильно он ее любит, несмотря на всю жестокую правду, которую Алина открыла ему.
   Уже на подходе к замку она старалась вызвать в памяти какие-то приятные воспоминания, чтобы успокоить напряженные нервы. Здесь она жила совсем еще девочкой со своим отцом и Ричардом. Жила в спокойствии и достатке. Частенько они с братом бегали играть на зубчатые стены; а сколько хлопот с ней было на кухне, когда она норовила отщипнуть кусочек свежеиспеченного пирога, торта, стянуть горячее, только что с огня, печенье... Как приятно было сидеть за обедом в большом зале рядом с отцом...
   «А я ведь никогда даже не задумывалась, что была очень счастливой, – мелькнула у нее мысль, – я и не подозревала, что в этой жизни можно чего-то бояться. Я верну эти счастливые времена, сегодня же, если только мне удастся выполнить задуманное», – решила она.
   Накануне, когда они только обдумывали свои план, Алина как-то слишком уверенно произнесла: «Графиня – моя должница, и она ненавидит своего мужа»; но, когда ночью они молча ехали в сторону замка, она начала трезво оценивать возможные осложнения. Ну, во-первых, она может вовсе не попасть в замок: вдруг кто-то поднимет по тревоге местный гарнизон, или стража окажется слишком подозрительной, или, не дай Бог, пристанет с глупостями какой-нибудь часовой? Во-вторых, даже если ей удастся благополучно миновать все посты, она может не суметь уговорить Элизабет предать своего мужа.
   С того дня, когда Алина спасла ее в грозу, прошло уже полтора года, а женщины, бывает, со временем привыкают к самым жестоким и зловредным мужьям, и Элизабет вполне могла смириться со своей участью. И, в-третьих, у нее может не хватить смелости исполнить замысел Алины. Когда они в последний раз виделись, Элизабет была напуганной девочкой, и может так случиться, что охрана просто откажется ей подчиниться.
   Алина уже проходила по подъемному мосту, и все поджилки дрожали от страха; зрение и слух обострились до предела. Гарнизон замка только просыпался. Несколько стражников с заспанными глазами шатались по верху зубчатых стен, позевывая и надрывно кашляя, а в воротах сидела старая собака и изо всех сил скребла когтями свою облезлую шерсть. Алина надвинула капюшон на лицо, чтобы ее невозможно было узнать, и прошла под аркой. В воротах она увидела чумазого часового в драной одежде. Он сидел на лавке и вяло откусывал от краюхи хлеба. Его пояс и меч висели на крючке в караулке. Алина натянуто улыбнулась ему, чтобы тот, не дай Бог, не заметил, что она вся дрожит, и показала ему корзину с яйцами.
   Часовой сделал ей знак проходить.
   Первое препятствие осталось позади.
   С дисциплиной у стражников, похоже, было не все в порядке. Да это и понятно: в замке остались те, на кого нельзя было положиться в бою; все лучшие силы ушли с Уильямом.
   Эти же явно скучали.
   До сегодняшнего дня, подумала Алина.
   Ну и слава Богу. Она пересекла внутренний дворик, по-прежнему ощущая, как вся напряжена. Ей показалось довольно странным тайком пробираться туда, где когда-то она была хозяйкой и могла позволить себе делать все, что ей вздумается. Она огляделась, стараясь не показывать явного любопытства. Большинство деревянных построек сильно изменились: конюшни стали намного просторнее, кухня теперь стояла в другом месте, появилось новое каменное здание оружейного склада. Вся территория была сильно замусорена, не то что раньше. Но часовня осталась; здесь они с Ричардом спрятались в ту грозовую ночь и долго сидели испуганные, онемевшие от страха и дрожа от холода. Слуги понемногу начали прибираться. Несколько воинов не спеша пошли вдоль стен на утренний обход. Вид у них был довольно грозный, или, скорее, Алине так показалось, когда она подумала, что они сделают с ней, если узнают, зачем она пожаловала.