Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   - Да, мой мальчик, остаться в живых - это уже кое-что, но наше положение не из приятных. Мы в руках отъявленных грабителей.
   - Поэтому я и пришел за вами. Корабль готов выйти в море. Да, купец, задержанный сеньором Паоло, пытается потихоньку улизнуть. Он готов ждать нас в течение часа, но нам нужно торопиться.
   Раздумывать Анжелике было некогда. Все, что у нее было, было на ней. Она бросила взгляд на комнату и, решив, что один из кинжалов, висящих на стенах, придется ей по руке, засунула его в рукав.
   - Как мы выберемся из замка? - спросила она шепотом.
   - Мы можем только попробовать. Но здесь все пили, празднуя крушение галеры. На ней нашли несколько неповрежденных бочонков вина. Они напились как свиньи.
   - А сеньор Паоло?
   - Я не видел его. Наверное, тоже спит где-нибудь в углу.
   Анжелика спросила о лейтенанте Миллеране, но Флипо сказал, что тот заперт в подземной тюрьме, и его придется предоставить его собственной судьбе.
   Они черепашьим шагом преодолевали лестницу пролет за пролетом. Сквозняк чуть не задувал их лампу и заставлял мигать даже укрепленные на кронштейнах факелы. В конце концов они наткнулись на пошатывающегося генуэзца; улыбка, появившаяся на его лице при их появлении, не сулила ничего хорошего.
   - А, сеньора che coa с'е? Вы пришли составить мне компанию? Я в восхищении!
   Анжелика, спускаясь еще на несколько ступенек, с одного взгляда оценила ситуацию. Над головой сеньора Паоло на сделанной из реек раме свисали сверху четыре толстые сальные свечи; рама держалась на шнуре, пропущенном через блок, который был укреплен на стенке лестницы. Анжелика выхватила кинжал и перерезала шнурок.
   Она так никогда и не узнала, свалилась ли эта примитивная люстра на голову генуэзца или нет, потому что все огни погасли. Но они услышали, как он взревел, и поняли, что если его и не убило, то, во всяком случае, ему сейчас приходится нелегко.
   Воспользовавшись замешательством и темнотой, Анжелика и Флипо смогли добраться до ворот и без помех пересечь внутренний двор. Здание было разрушено настолько, что они не знали, находятся ли еще в пределах его рассыпавшихся стен или нет, пока Флипо не нашел проход, ведущий к месту встречи. Несущиеся по небу облака закрывали луну.
   - Сюда, - сказал Флипо.
   Проползая через заросли, они слышали шум волн на покрытом галькой пляже и наконец добрались до маленькой бухточки, где вокруг лодки бродило несколько силуэтов.
   - Так это вы желаете отправиться на корм рыбам Корсики и Сардинии? спросил голос с марсельским акцентом.
   - Да, я, - ответила Анжелика. - Подождите, вот вам за ваши хлопоты.
   - Мы поговорим об этом позже. Залезайте в лодку.
   В нескольких шагах от них Савари, похожий в темноте на демона, изрыгал проклятия в ветреную ночь:
   - Твоя жадность принесет тебе несчастье, о ненасытный Молох, осьминог, вонючая пиявка, кровосос. Я предлагаю тебе все, что у меня есть, а ты отталкиваешь.
   - Я заплачу за него, - сказала Анжелика.
   - На борту будет слишком много пассажиров, - проворчал капитан. Потом он подошел к румпелю и притворился, что не видит, как старик забрался в лодку вместе со своим саквояжем, зонтиком и склянками.
   Луна, извечный друг беглецов и контрабандистов, надолго скрылась в облаках. Лодка успела незаметно выйти за линию утесов, охраняемую генуэзскими часовыми. Когда серебряный свет опять пробился сквозь тучи, маяк на вершине башни мелькал уже, казалось, где-то далеко позади.
   Капитан-провансалец облегченно вздохнул.
   - Ну, - сказал он, - теперь можно и спеть. Возьми-ка руль, Муччо, - он вытащил из сундука гитару и тщательно ее настроил. Вскоре над морем разнесся его бас.
   * * *
   - Ба, да это никак та самая дама из Марселя, которой не терпелось взглянуть на гарем турецкого султана? Вот уж воистину вы умеете добиться своего, - в свете дня Анжелика узнала капитана "Жульетты", того самого шкипера, который так неумолимо предупреждал ее об опасностях путешествия. Это был человек лет за сорок, с веселым, сильно загоревшим лицом, увенчанным полосатым красно-белым неаполитанским колпаком, по имени Мельхиор Паннассав. Штаны его поддерживал обернутый в несколько оборотов вокруг талии широкий шарф. Он долго сосал свою трубку, прежде чем обратиться к одному из своих людей:
   - Если женщина что-нибудь вобьет себе в голову, - заметил он, - то сам господь бог не удержит ее.
   Старый беззубый матрос по имени Скаяно, который казался столь же молчаливым, сколь разговорчивым был капитан, выразил свое согласие, выпустив длинную струю табачного сока.
   В команду входил еще мальчик-грек по имени Муччо.
   - Ну, итак мы на борту, - сказал капитан. - С грузом у нас не так уж много места. Я никак не рассчитывал на даму-пассажирку.
   - Почему бы вам не обращаться со мной, как с мальчиком? Вы не будете первым, кто принял меня за молодого человека.
   - Возможно, это в конце концов самое лучшее. Но пока, при своих, не будем разыгрывать комедию, ладно?
   - Это помогло бы нам привыкнуть, чтобы, если мы будем остановлены нехристями...
   - Бедная моя девочка, при всем уважении к вам должен сказать, что вы фантазируете. В ту минуту, как они увидят ваше милое личико, вы попадете к ним в руки, будь вы хоть девочкой, хоть мальчиком, - спросите об этом Меццо-Морте, адмирала алжирского флота, ха-ха-ха! - он многозначительно подмигнул в сторону молчаливого матроса.
   Анжелика пожала плечами:
   - Но ведь это чепуха - делать вид, что мы обречены на встречу с берберами или султаном.
   - Это не выдумка, мадам - простите, месье, - я сам был в плену у них десять раз. Пять раз меня обменивали почти сразу, а остальные стоили мне в общей сложности тринадцати лет плена. Я был рабом на виноградниках на побережье Босфора и в пекарнях какого-то паши на вилле около Константинополя. Вы можете представить меня пекарем? Ну и судьба для рыбака! Особенно раскатывающим их оладьи, тонкие, как платок, и наклеивающим их в печи. Конечно, я справлялся, но больше всего мне досаждали окружавшие нас евнухи с мечами в руках, которые все время следили, чтобы я не бросил ни одного взгляда на юных девушек за ставнями гарема.
   Прояснилось. Большие белые со светящимися кромками облака неслись по небу, подгоняемые сухим свистящим ветром, от которого на волнах появились клочья пены.
   - Какое счастье, что шторм утих, как только мы отошли от берега, продолжал Паннассав, попыхивая трубкой. - Отсюда до Сицилии нам будет сопутствовать хорошая погода.
   - И еще берберы, - прошипел Савари, - ждущие своего часа!
   - Чего я не могу понять, - проговорила Анжелика, - так это как у вас хватает мужества оставаться рыбаком после всех ваших злоключений. Что гонит вас в море - не понимаю.
   - Ха! Вы начинаете понимать. Отлично! Почему я плаваю? Видите ли, это моя работа, мадам. Я плаваю вдоль берега от одного порта до другого и понемногу торгую. Вот сейчас в этих узелках, завернутых в станиоль, видите? - шалфей и огуречник. Я собираюсь продать их в Леванте за цейлонский чай. Растение за растение, как видите.
   - Но чай не принадлежит ни к семейству миртовых, ни к семейству фенхеля, - педантично заметил Савари. - Это листья кустарника, который выглядит, как олеандр. Настои его освежают мозг, просветляют глаза и помогают от газов в желудке.
   - Я, конечно, люблю его, - зло сказал Паннассав. - Но турецкий кофе нравится мне больше. Я посылаю свой чай мальтийским рыцарям, а они торгуют им с берберийскими племенами - алжирцами, тунисцами и марокканцами. Все они, несомненно, большие любители чая. Я возвращусь также с небольшим количеством кораллов и несколькими жемчужинами из Индийского океана. Смотрите, вот они, спрятаны в поясе, - провансальский капитан растянулся под солнцем на банке. Анжелика на носу сражалась со своими волосами. Она решила сесть лицом против ветра и распустила их, как золотой водопад, подставив лицо обжигающему солнцу.
   Мельхиор Паннассав наблюдал за ней через полуприкрытые веки:
   - Почему я плаваю? - повторил он улыбаясь. - Потому что для сына Марселя нет ничего лучше, чем носиться в такой вот ореховой скорлупке между голубым морем и голубым небом. А если впридачу есть красивая девушка с волосами, развевающимися по ветру, то... всякий может сказать...
   - Латинский парус по правому борту, - сообщил старый матрос.
   - Заткнись, дурак, ты мешаешь мне мечтать.
   - Это арабское судно с парусами и веслами.
   - Подними флаг Мальтийского ордена.
   Юнга пошел на корму, чтобы развернуть красный флаг с белым крестом посередине. Все находящиеся на борту маленькой парусной лодки не без беспокойства следили, чем ответит арабское судно.
   - Они удаляются, - сказал Паннассав, снова ложась. - Нет лучшего противоядия от этих гадов, плавающих под знаком полумесяца, чем флаг добрых монахов ордена святого Иоанна Иерусалимского. Конечно, их уже нет ни в Иерусалиме, ни на Кипре, ни даже на Родосе; но на Мальте они все еще держатся. В течение столетий не было у мусульман худшего врага. Поэтому я, не колеблясь, заплатил целую сотню ливров за то, чтобы плавать под их флагом. У меня есть еще и французский флаг, и флаг с эмблемой герцога Тосканского, еще один, который, если немного повезет, может отпугнуть испанцев, и еще один, который служит пропуском для марокканцев. Последний настоящее сокровище, он мало у кого есть. Я держу его на крайний случай. Видите, мадам, мы готовы к любой встрече.
   * * *
   На суденушке не было каюты или кубрика для команды. Муччо, юнга, повесил два гамака и развернул парусину, пропитанную для водонепроницаемости льняным маслом, чтобы защитить Анжелику от брызг. Ветер переменил направление и утих, но почти сразу же поднялся ветер с другой стороны. Моряки бросились брать рифы, пока еще не совсем стемнело.
   - Мы не будем зажигать фонарей? - спросила Анжелика.
   - Чтобы нас было видно?
   - Кому?
   - Кто знает, - ответил капитан, широким жестом обводя горизонт.
   Анжелика прислушивалась к глухому ворчанию моря. Чуть позже взошла луна, и по воде от нее протянулась серебряная дорожка.
   - Время для песен, - заявил Мельхиор Паннассав, доставая гитару.
   Анжелика слушала, как звуки неаполитанской баллады разносятся над тихой водой. В ее голове начал складываться план. Похоже, на этом Средиземном море поют все. Каторжники забывают о своих несчастьях, моряки забывают о подстерегающих их опасностях. Эти южане с незапамятных времен славились звучными, глубокими голосами.
   "Тот, кого, бывало, называли "золотой голос", - думала она, - разве он не пел так, что слава его разносилась по земле и по морю?"
   Воодушевленная внезапной надеждой, она воспользовалась моментом, когда Паннассав переводил дыхание, и спросила, не слыхал ли он на Средиземном море о певце с особенно красивым приятным голосом. Капитан задумался на мгновение, потом назвал ей всех, кто славился своими голосами от Босфора до берегов Испании, не упуская из виду Корсики и Италии. Но ни один из них не подходил под описание Лангедокского трубадура.
   Она погрузилась в сон, все еще горя этой идеей.
   Когда она проснулась, солнце поднялось уже высоко. Море было спокойным. Лодка медленно двигалась вперед, шкипер сидел на руле. Старый матрос лежал, жуя табак. Анжелике был виден кудрявый Флипо, пытающийся найти забвение от всех хлопот во сне, и маленький юнга, спящий столь же крепко с обнаженной грудью, обожженной солнцем, под расстегнутой рубахой. Однако нигде не было видно ни следа Савари.
   Анжелика вскочила и принялась трясти капитана.
   - Что вы сделали с мэтром Савари? Ссадили его ночью на берег?
   - Если ты не успокоишься, девочка, я могу ссадить и тебя.
   - Как вы могли сделать такую подлость! И все потому, что у него нет денег! Я же сказала, что заплачу за него.
   - Ну-ну, потише! Ты настоящий дракон, а? Недумаешь ли ты, что судно могло зайти ночью в порт и потом выйти в море без суматохи и без визита властей? Уж очень крепко ты должна была спать, чтобы не заметить всего этого.
   - Но тогда где он? - крикнула Анжелика. - Упал за борт?
   - В самом деле, что за чудо? - сказал капитан, оглядываясь вокруг. Насколько он мог видеть, повсюду искрилась голубая вода.
   - Вот я, - произнес замогильный голос, который мог бы принадлежать какому-нибудь морскому божеству.
   Черное, как у угольщика, лицо появилось над люком, а потом из отверстия вылез и весь старый ученый. Одной рукой он вытирал запачканное сажей лицо, не переставая разглядывать черный предмет, который держал в другой.
   Капитан даже не засмеялся - зарычал:
   - Не ломайте себе голову, дедушка, вы не сможете расколоть эту шишку. Она тверже чернильного орешка.
   - Интересная штука, - сказал ученый. - Очень похоже на свинцовую руду. - Он покачнулся от удара волны, и предмет, который он держал руке, упал с глухим, тяжелым звуком.
   Мельхиор Паннассав пришел в ярость:
   - Смотрите, что делаете! Если эта штука упадет за борт, мне придется заплатить тысячу ливров штрафа.
   - Что-то свинцовая руда стала по вашим словам очень дорогой, задумчиво протянул аптекарь.
   Капитан извинился за грубость и успокоился:
   - Это просто моя манера говорить. Нет ничего плохого в том, чтобы перевозить свинцовую руду, но я предпочел бы, чтобы вы делали вид, будто ничего не видели. Кстати, что вы делали в трюме?
   - Я боюсь, чтобы мои склянки не разбились, и искал для них безопасное место. Да, у вас есть немного пресной воды, чтобы я мог привести себя в порядок?
   - На это у меня воды нет. К тому же вам не поможет ни вода, ни мыло. Вам нужен лимонный сок или крепкий уксус, но у меня нет ни того, ни другого. Вам придется подождать до суши.
   - Очень занятное вещество, - повторил ученый, удаляясь в уголок и по-прежнему напоминая рабочего угольных копей.
   Анжелика удобно устроилась на сложенном парусе на дне лодки, где она была защищена от ветра, и неохотно жевала солонину, печенье и сладкий перец, которыми Паннассав потчевал своих пассажиров. Она размышляла о шишке, и в ее памяти вновь вставало прошлое. Савари, хотя и был ученым, не знал, что "шишка" - не свинцовая руда, а сильно загрязненное серебро, которое нагревали в парах серы, чтобы оно почернело. Именно к такой маскировке прибегал граф де Пейрак, чтобы контрабандой провозить серебро из своих шахт в Испании и Англии, и она слышала, что многие средиземноморские контрабандисты делали то же самое.
   В полдень, когда Мельхиор Паннассав устроился на краткий послеобеденный отдых, Анжелика подсела к нему.
   - Господин Паннассав, - прошептала она.
   - Да, прекрасная дама!
   - Можно задать вам нескромный вопрос? Вы везете серебро для Рескатора?
   Капитан был занят разворачиванием платка, который должен был закрыть его лицо от солнца. Он резко уселся, и лицо его уже не было веселым.
   - Не расслышал, что это вы сказали, - ответил он сухо. - Знаете ли, опасно болтать на людях. Рескатор - это христианский пират, который состоит в союзе с турками и берберами, а это означает, что он человек отчаянный. Я никогда не видел его и не хочу видеть. А то, что я везу в трюме, - свинец.
   - У меня на родине горняки называют это штейном. Вы называете это "шишками", но это одно и то же, а именно, - замаскированная серебряная руда. Мой отец занимался перевозкой ее на побережье на мулах и отправлял в виде тонких черных пластинок без королевского клейма. Я знаю, что не ошибаюсь. Слушайте, господин Паннассав, я расскажу вам все, - и Анжелика рассказала ему, как она разыскивает человека, которого любит и который занимался горным делом.
   - Так вы думаете, что он и теперь этим занимается?
   - Да.
   Не слышал ли он, занимаясь торговлей, об очень ученом человеке, хромом, со шрамом на лице? Мельхиор Паннассав покачал головой. Потом спросил:
   - А как его зовут?
   - Не знаю. Он наверняка должен был переменить имя.
   - Без имени, а? Ну, видно, правильно говорится, что любовь слепа и выбирает себе жертвы наугад, - он погрузился в глубокие размышления, лицо его успокоилось, но в глазах осталась настороженность. - Ну, девочка, слушай, - решился он наконец. - Я не хочу обсуждать твой вкус или спрашивать, почему ты все еще цепляешься за эту любовь, когда в мире полно красивых приятных молодых людей, которые не стыдятся имени господа и крещены своими родителями. Нет, не мое это дело читать тебе проповедь. Ты уже не ребенок. Ты должна знать, что делаешь и чего хочешь. Но я не должен тебя обманывать. Перевозка "шишек" всегда существовала на Средиземном море и всегда будет существовать. Твой возлюбленный не первый. Хочешь, я скажу тебе кое-что? Мой отец перевозил "шишки". Говорят, он тоже был "Рескатором" - о, совсем мелким, не столь крупным и могущественным, как тот, настоящий. Этот профессиональная акула. Он явился из южной Америки, куда, говорят, король Испании отправил его на поиски золота и серебра, принадлежавших инкам. Впоследствии он стал работать на себя. Как только он появился на Средиземном море, он проглотил всю мелкую рыбу. Всякого, кто не работал на него, он топил. Можно сказать, он захватил монополию.
   Но никто не порицал его за это. Теперь дело на Средиземном море поставлено лучше. Перекупщик стал покладистее, и торговля не хиреет. Раньше приходилось идти на неприятности, чтобы найти на рынке чуток серебра. Оно циркулировало мизерными порциями, и всем приходилось затягивать пояса. Когда купец хотел совершить крупную сделку с шелком или другими восточными товарами, ему часто ничего не оставалось, как обращаться к банкиру и занимать деньги под громадные проценты. Туркам, естественно, не хотелось разыскивать повсюду свои деньги, и операции такого рода совершенно сошли на нет. Теперь серебра много. Откуда оно берется? Кому какое дело? Вот и все.
   Разумеется, не всем это нравится - людям, которые копят деньги и никогда не ссужают их - разве только под пятьсот процентов - маленькие страны, мелкие принцы. Король Испании, например, думает, что все богатства Нового Света принадлежат ему, есть и другие жадные люди вроде герцога Тосканского, венецианских дожей или рыцарей Мальтийского ордена. При таком ходе событий им пришлось выйти из игры.
   - Иными словами, Рескатор - ваш благодетель.
   Лицо капитана потемнело.
   - Он не мой благодетель. Я не хочу иметь никаких дел с этим проклятым пиратом.
   - Тем не менее, вы везете серебро, а он - монополист...
   - Слушай, девочка, позволь дать тебе совет. Не нужно знать слишком много. Никто ничего не знает до конца. Не нужно знать ни где начинается цепь, звеном которой ты являешься, ни даже где она кончается. Я обычно беру груз в Кадисе или еще где-нибудь - обычно в Испании - и подряжаюсь отвезти его в левантийские города, не всегда в одно и то же место. Я разгружаюсь и получаю плату наличными или заемными письмами, которые могу предъявить в любом месте Средиземноморья - в Мессине, Генуе, даже в Алжире, если мне взбредет в голову поехать туда. После этого все сделано, и дело с концом. Мельхиор, возвращайся в Канберру, - с этими словами капитан развернул свой платок, показывая, что сказал все, что собирался сказать.
   Анжелика покачала головой. "Неважно, где начинается и где кончается цепь, в которой ты являешься звеном". Она не могла согласиться с правилами этих мест, где сталкиваются столь многочисленные интересы и приходится забывать имя своего благодетеля и вообще стараться помнить поменьше. Она не упустит тонкую нить, которая оказалась у нее в руках, пока не дойдет до конца.
   Тем не менее эта тонкая нить, казалось, проскальзывает у нее между пальцев и тает в синеве неба. Ленивое движение моря, тепло солнца растворяли действительность в фантазии. Она легко могла понять, каким образом на этих берегах действительность переплавлялась в античные мифы.
   "Не думаете ли вы, что сама я верю в миф... в легенду об исчезнувшем герое, которого нет больше на земле людей... пытаюсь найти дорогу, которую он проложил сюда, где никто не спрашивает о подробностях, и все миражи сливаются в одну огромную недостижимую мечту".
   Она очнулась от своих мыслей и сказала:
   - Спасибо вам, господин Паннассав. Вы рассказали мне массу интересного.
   Капитан отверг ее благодарность галантным жестом и растянулся на скамейке.
   - Ерунда, - сказал он скромно. - Не стоит благодарности.
   Ближе к вечеру они заметили увенчанную снежной шапкой гору, сверкающую в свете заходящего солнца.
   - Везувий, - сказал Савари.
   Юнга, который скорчился на бухте каната около мачты, крикнул, что видит судно. Когда оно подошло ближе, оказалось, что это бригантина внушительных размеров.
   - Какой флаг?
   - Французский, - весело крикнул в ответ Муччо.
   - Поднять флаг Мальтийского ордена, - приказал Паннассав.
   - Почему мы не поднимаем французский флаг, завидев соотечественников? удивилась Анжелика.
   - Потому что мне не нравятся мои соотечественники, когда я вижу их на испанском военном корабле.
   Галеон, видимо, собирался пересечь курс маленькой "Жульетты". На всех его реях развевались орифламмы.
   Месье Паннассав проглотил ругательство:
   - Ну что я говорил! Они идут на сближение. Это не регулярный корабль они в неаполитанских водах, и Франция не воюет с Мальтийским орденом. Это какая-то хитрость. Подождем и посмотрим.
   Галеон продолжал идти прежним курсом. Потом Анжелика к своему удивлению увидела, как французский флаг опустился и на его место был поднят не знакомый ей флаг.
   - Флаг великого герцога Тосканского, - сказал Савари. - Это означает, что на борту корабля французы, но он имеет право вести дела с Мессиной, Палермо и Неаполем.
   - Нас еще не поймали, детки, - прошептал капитан. - Приготовимся пошутить, если они настаивают.
   Им был виден человек в длинном красном плаще и в шляпе с перьями, стоявший на корме и наблюдавший за ними в подзорную трубу. Когда он отнял трубу от лица, Анжелика заметила, что оно закрыто маской.
   - Это дурной признак, - проворчал Паннассав. - Тот, кто надевает маску, идя на переговоры, - не добрый христианин.
   Человек с лицом палача, очевидно, помощник, дал человеку на корме рупор.
   - Какой груз? - крикнул тот по-итальянски.
   - Везем свинец из Испании на Мальту, - ответил Паннассав на том же языке.
   - Это все? - надменно крикнул тот по-французски.
   - Еще немного трав, - ответил Паннассав также по-французски.
   Человек, перегнувшийся через поручень, разразился смехом. Паннассав подмигнул.
   - Насчет трав - хорошо придумано. Они ими подавятся!
   Потом, посовещавшись с помощником, человек в шляпе снова поднял рупор.
   - Спустите паруса и приготовьтесь к проверке. Мы собираемся проверить коносаменты.
   Паннассав побагровел:
   - О чем он думает, обрушивая закон на невинных людей? Ну, сейчас я ему задам!
   С борта бригантины спустили шлюпку. В нее уселись матросы, вооруженные мушкетами, под командой некрасивого помощника, один глаз которого был закрыт черной повязкой, отнюдь его не украшавшей.
   - Муччо, берись за парус. Скаяно, приготовься принять руль, когда я скажу. Дедусь, вы умнее, чем кажетесь. Походите вокруг меня, чтобы они вас видели. Повернитесь к ним спиной. Вот так. Это ключ от сундука с порохом. Прихватите еще и пуль. Нужно действовать так, чтоб они не видели. Пушка уже заряжена, но мы ее придержим в запасе. Пока не снимайте с нее чехла, я думаю, ее еще не заметили.
   Парус наполнился, и "Жульетта" легла в дрейф. Шлюпка направилась к ним, то пропадая между волн, то показываясь уже на меньшем расстоянии.
   Мельхиор Паннассав снова крикнул в свой рупор:
   - Я не признаю вашего права вступать ко мне на борт.
   В ответ послышался презрительный смех.
   - Ну погоди, - проворчал капитан. - Берите румпель, дедусь, - он сорвал парусиновый чехол, закрывавший пушку, схватил фитиль, который до сих пор держал в зубах, поджег его от трута и засунул в запальное отверстие пушки.
   - Держитесь, детки, и да поможет нам бог!
   Пушка рявкнула, так тряхнув судно, что все попадали на палубу.
   - Мимо, черт бы их побрал! - выругался Паннассав. Он возился в густом дыму, стараясь перезарядить пушку.
   Выстрел обдал призовую команду брызгами, и только. Когда дым рассеялся, нападающие снова стали видны, целые и невредимые. Они бросили весла и принялись заряжать мушкеты.
   "Жульетта" все еще лежала в дрейфе - легкая добыча для более сильного противника.
   - Руль, Скаяно, руль! А вы, дедусь, попробуйте помочь ему кормовым веслом.
   Град мушкетных пуль поднял вокруг них фонтанчики воды. Капитан взвыл и схватился за правую руку.
   - О, вы ранены! - взвизгнула Анжелика, бросаясь к нему.
   - Ублюдки! Я заставлю их заплатить за это. Дедусь, вы умеете стрелять из пушки?
   - Я был пушкарем у Сулеймана-паши.
   - Отлично! Подойдите к орудию и приготовьте фитиль. Бери руль, Муччо.
   Шлюпка была теперь не дальше пятидесяти морских саженей, носом к шхуне, и представляла собою плохую мишень. И парусное суденышко, и шлюпка подпрыгивали на волнах под порывистым ветром.
   - Сдавайтесь, дурачье, - крикнул человек с черной повязкой.
   Мельхиор Паннассав, все еще зажимая рану на руке, обернулся на своих спутников. Все покачали головами. Тогда он крикнул:
   - Провансальские капитаны не сдаются! - и, указывая пальцем на Савари, прошептал: - Огонь!
   Второй выстрел потряс судно. Когда дым рассеялся, открылись плавающие в воде обломки и весла, за которые цеплялись люди.
   - Браво! - проворчал капитан. - А теперь - поднять все паруса! Попробуем удрать.