Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   - Ну так что же насчет меня? - спросила она.
   - Вы удивительная женщина, мадам. Или вы забыли, что пытались свергнуть мою сестру? Тем не менее, здесь вы теперь делаете нечто противоположное и пытаетесь дать ей преимущество. Что за этим стоит? Чего вы хотите добиться с помощью всех этих притворств?
   - Ничего, кроме новых неприятностей.
   - В самом деле?
   - Имею ли я право на маленькие капризы, как любая другая женщина?
   - Конечно! Но только выбирайте себе мишени. Король может достать вас издалека.
   Анжелика надула губы.
   - Разве я виновата, что мне не нравятся молчаливые мужчины со странными наклонностями, едва чувствующие юмор и до вульгарности мелочные в интимных делах.
   - О ком вы говорите?
   - О короле.
   - Отлично! Вы заходите так далеко, что судите о нем?.. - Вивонн был явно оскорблен.
   - Дорогой мой, когда дело доходит до постели, позвольте мне говорить как женщине, а не как подданной.
   - К счастью, не все женщины рассуждают, как вы.
   - Пусть подчиняются и терпят, если им это нравится. Но я этого не разделяю. Что касается меня, то титулы, милости, почести никогда не перевесят подчинения и унижения. Я с радостью оставляю все это для Атенаис.
   - Вы... слов нет!
   - Чего вы ожидали? Разве моя вина, что я предпочитаю веселых молодых людей с характером... Как вы, например. Мне нравятся обходительные мужчины, у которых хватает времени на женщин. К дьяволу всех этих преданных своему делу зануд, у которых нет времени ни на что, кроме дел. Я люблю тех, кто способен сделать шаг с дороги успеха, чтобы сорвать цветок.
   Герцог де Вивонн отвел глаза, ворча:
   - Теперь я понимаю вашу игру. На Крите вас ждет любовник, этакий молодец с роскошными усами, не интересующийся ничем, кроме женщин.
   - Ошибаетесь. Я никогда не была на Крите, и никто меня там не ждет.
   - Тогда зачем вы стремитесь в этот пиратский притон?
   - Я уже говорила вам, у меня там дела. Кроме того, это, наверное, хороший способ заставить короля забыть меня.
   - Он не хочет забывать вас! Вы думаете, такую женщину, как вы, легко забыть?
   - Говорю вам, он забудет меня. С глаз долой - из сердца вон. Разве не так у вас, у всех мужчин? Он опять откроет свою Монтеспан и будет совершенно счастлив с нею до конца жизни. Он не сложный человек и вовсе не сентиментален. - Герцог де Вивонн, у которого странным образом сжималось горло, теперь не мог не разразиться смехом: "Как безнравственны женщины!.." - Поверьте, король будет благодарен вам, если узнает, что вы пришли мне на помощь и тем самым избавили его от бесплодной страсти. Теперь ему не придется поступать как пирату и заточать меня в темницу. Пройдет время, и он будет смеяться над своим гневом, а Атенаис сумеет как следует воспользоваться местом, которое вы обеспечите ей, удалив особу, которую она наверняка хотела бы удалить.
   - Но что если король не забудет вас?
   - Ну, тогда у меня будет время изменить свое мнение. Быть может, я обдумаю все еще раз и найду ошибку в своих поступках. Преданность короля тронет мое сердце. Я упаду в его объятия и стану фавориткой, и... так или иначе, я не забуду вас. Поймите, вы должны думать о будущем. Помогая мне, вы сможете выиграть в обоих случаях, мой маленький придворный, - в последние слова она вложила достаточно презрения, чтобы уязвить его. Он вспыхнул до корней волос и надменно возразил:
   - Уж не считаете ли вы меня негодяем, способным лизать чужие туфли?
   - Никогда так не думала.
   - Тогда поймите, что я так же способен высказать королю свое мнение, как и вы.
   - Не сомневаюсь.
   - Но не в этом дело, - резко ответил молодой адмирал. - Вы слишком легко забываете, мадам, что я командую эскадрой и что королевский флот завтра отправляется в военный поход, который, скажем так, связан с опасностью. На меня возложена ответственность наводить порядок в этом средиземноморском сумасшедшем доме именем короля Франции. Мои приказы строги. Никаких пассажиров, тем более женщин.
   - Господин де Вивонн...
   - Нет, - взревел он, - помните, я хозяин на борту своего корабля и знаю, что я должен делать. Экспедиция на Средиземном море - это не прогулка по большому каналу. Я знаю, сколь важна моя миссия, и я уверен, что король говорил и действовал бы так же, как я сейчас.
   - Вы думаете? Я, напротив, считаю, что король не будет совать свой нос в то, что я предлагаю вам, - она говорила серьезно. Вивонн опять изменился в лице. Кровь прилила к его вискам. Ему казалось, что сама жизнь поджидает его в мягком медленном колебании ее грудей, виднеющихся через кружево сорочки.
   Он потерял дар речи от удивления. Мадам дю Плесси-Белльер имела репутацию женщины надменной и недоступной. А она признавалась в своих капризах. Он был придворным и не мог допустить мысли, что ему предложат то, в чем было отказано королю. У него внезапно пересохли губы. Он проглотил свой коньяк и аккуратно поставил стакан на секретер, как бы опасаясь, что он выскользнет из рук.
   - Давайте убедимся, что мы понимаем друг друга, - произнес он.
   - Думаю, что понимаем... очень хорошо понимаем, - прошептала Анжелика. Она сложила губы бутончиком и смотрела ему прямо в глаза.
   Он опустился на колени рядом с диваном, обнял ее за тонкую талию. С почтительным жестом, которого сам не ожидал от себя, наклонил голову, прикоснулся губами к ее бархатной коже чуть выше трепещущих грудей и остался в этом таинственном мраке, вдыхая крепкий запах ее духов.
   Она не шевелилась, только прикрыла веками сверкающее великолепие своих глаз.
   Потом он почувствовал, что она прижимается к нему, ожидая его ласки. Его охватило бешеное желание овладеть этой золотистой плотью, слегка шероховатой, как тонкий фарфор. Он жадно покрывал поцелуями ее тело, ласкал ее гладкие округлые плечи, впадинку на шее, от теплоты которой у него закружилась голова.
   Руки Анжелики заключили его в объятия. Потом она мягко положила ладонь на его щеку и заставила взглянуть на нее. Вивонну еще не приходилось встречать такое совершенное создание природы и испытывать такое возбуждающее восхищение.
   - Вы возьмете меня на Крит? - спросила она.
   - Думаю... думаю, что я не могу поступить иначе, - хрипло ответил он...
   * * *
   Анжелика знала все тонкости искусства случайных любовных встреч. Она обещала удовлетворить его, а он был слишком извращен, чтобы ограничиться пассивным любованием. Иногда ластясь и смеясь, иногда ожесточаясь, как дикое животное, она отдавалась ему, потом избегала его новых ласк, так что ему приходилось умолять ее, признаваясь, что он умирает от огорчения.
   - Разве это мудро? - спросила она.
   - Зачем нам думать об этом?
   - Не знаю... вчера мы едва знали друг друга.
   - Это неправда. Я всегда издали восхищался вами.
   - А я должна признать, что находила вас весьма непривлекательным, но сегодня увидела как будто впервые. Вы намного более... зажигательны, чем я думала. Вы немного испугали меня.
   - Испугал?
   - Я так много наслышалась о жестокости Мортемаров.
   - Чепуха! Забудьте свои страхи, милая.
   - Но... месье! Ох! Дайте мне перевести дыхание, ради бога! Слушайте, у меня есть какие-то принципы. Есть вещи, которые нельзя делать ни с кем, кроме старого, хорошо знакомого любовника.
   - Вы восхитительны! Я еще увижу, как вы забудете свои принципы. Как вы думаете, мне это удастся?
   - Быть может. Не знаю.
   Они долго страстно перешептывались в мерцающем полумраке при свете свечей. Анжелика уступала его мягким, но решительным атакам, хотя и трепетала в его объятиях, покоряющих ее, подчиняющих ее своей воле. Свеча догорела. Их окутала темнота, которая, казалось, еще сильнее вовлекла ее в его игру. Она позволяла себе вслепую скользить во все новые и новые глубины сладострастия. Забыв обо всем, она стонала от страсти, борясь и блаженствуя, и каждый раз боль отдавалась наслаждением.
   Все еще сжимая ее, он заснул, но она не спала, несмотря на восхитительную усталость и томительное головокружение, охватившее ее. Уже недалеко было до рассвета, а она хотела застать момент, когда он откроет глаза, - хотя бы потому, что не полагалась на обещания мужчин после того, как их желания были удовлетворены.
   Она лежала с открытыми глазами, глядя в темно-голубое покрывало ночи за открытым окном, через которое доносился сердитый рокот моря на покрытом галькой берегу. Механически она ласкала рукой жилистое тело спящего любовника, вспоминая, как несколько лет назад тосковала по нежности, лежа рядом с Флоримоном.
   Дневной свет придал небу серо-розовую, как грудка воркующего голубя, окраску, которая постепенно сменилась нежным зеленовато-белым мерцанием, напоминающим переливы перламутра.
   Кто-то поскребся в дверь.
   - Адмирал! - послышался голос камердинера. - Пора!
   Вивонн проснулся сразу, как человек, привыкший к тревогам.
   - Это ты, Жузеппе?
   - Да, господин. Можно помочь вам одеться?
   - Нет, я сам. Скажи турку, чтобы приготовил мне кофе, - понимающее улыбаясь Анжелике, он добавил: - Скажи ему, чтобы он принес две чашки и захватил пирожных.
   Камердинер ушел.
   Анжелика вернула Вивонну улыбку и положила ладонь на щеку своему любовнику.
   - Как ты прекрасен! - сказала она.
   От такого дружеского обращения по его телу пробежала дрожь восторга. Она отказала королю!
   - Ты тоже прекрасна. Я, должно быть, заснул.
   В полумраке, окутанная собственными длинными волосами, она казалась почти ребенком.
   - Ты возьмешь меня на Крит?
   - Конечно! - он казался оскорбленным. - Не такой же я мерзавец, чтобы не выполнить свои обещания после того, как ты так изумительно выполнила свои. Однако нужно поторопиться, потому что мы должны выйти не позже чем через час. Твой багаж с тобой или нужно послать за ним?
   - Мой лакей будет ждать меня около причала с вещами. А пока я собираюсь обследовать этот шкаф, который так набит вещами, ласкающими женский взор. Это одежда твоей жены?
   - Нет, - спокойно ответил Вивонн. - Мы с женой живем отдельно. Мы не виделись с тех пор, как эта гадюка в прошлом году попыталась отравить меня, чтобы заменить своим возлюбленным.
   - Да, вспоминаю. Я слышала об этом при дворе, - она безрадостно засмеялась. - Бедняжка, какой ужас! Она действительно отравила тебя?
   - Меня рвало, как собаку.
   - Все уже позади, - мягко сказала Анжелика, поглаживая его по щеке. Так эти наряды принадлежали твоим любовницам, которые, судя по всему, столь же разнообразны, сколь многочисленны. Но не буду жаловаться. Я должна найти то, что мне нужно, - она опять рассмеялась. После любовных забав ее тело сохранило пряный аромат, и, когда она проходила мимо, он инстинктивно обнял ее и притянул к себе. Но она со смехом освободилась. - Нет, мой повелитель. Мы торопимся. Мы еще встретимся позже.
   - Ну, - поморщился он. - Не знаю, насколько ты осведомлена о комфортабельности галеры.
   - Пустяки! У нас найдется масса возможностей пообниматься. Разве ты никогда не заходишь в порты? И разве нет в Средиземном море островов с чистой голубой водой и мягкими песчаными пляжами?
   Он глубоко вздохнул.
   - Будь спокойна. Ты свела меня с ума, - он со свистом натянул шелковые чулки и надел голубые бархатные штаны, потом подошел к двери в ванную. Она налила в мраморный таз воды из графина и плескала ее на себя. - Позволь мне смотреть на тебя, - взмолился он.
   Она снисходительно взглянула на него через мокрое плечо.
   - Как ты молод!
   - Наверное, не моложе тебя. Я дошел до того, что прибавляю себе три или четыре года. Если не ошибаюсь, первый раз я увидел тебя - да, именно так, когда король вступал в Париж. Ты сверкала неукротимой свежестью своих двадцати лет. Мне тогда было двадцать четыре, и хотя я был взрослым мужчиной, умудренным опытом, я тогда начал понимать, что на самом деле не знаю ничего.
   - Но я состарилась быстрее, - весело ответила Анжелика. - Я ужасно стара. Мне сотня лет.
   Турок в зеленом тюрбане, с лицом, как будто сделанным из печеного теста, принес медный поднос, на котором стояли крошечные чашки с черным дымящимся напитком. Анжелика узнала в нем тот настой, который она пила вместе с персидским послом Бахтияром-беем, и узнала запах, пропитавший весь Левантийский квартал Марселя. Анжелика едва пригубила его - так отталкивал ее этот горький запах. Однако Вивонн одну за другой выпил несколько чашек и спросил, готова ли она отправляться.
   Анжелику опять охватила паника. Что, если полиция все еще подстерегает ее в спящем городе?
   Однако адмиральский дом, к счастью, примыкал к арсеналу, и чтобы попасть на причал, им пришлось просто пересечь внутренний двор.
   Вдали поджидали галеры. Золотые и белые шлюпки пересекали гавань, направляясь к причалу. Анжелика боялась, что лишится чувств, дожидаясь, пока они подойдут к берегу. Камни Марселя жгли ей ноги. В любой момент появление Дегре могло разрушить все ее планы и надежды. Она то и дело оглядывалась на молы, причалы, стапели, на гавань и на тонущий в коричневом тумане город.
   Пока Вивонн разговаривал со своими офицерами, слуги перетаскивали багаж в шлюпку.
   - Кто это там идет?
   Анжелика обернулась. От каких-то тюков робко отделились две тени и направились к ним. Она глубоко вздохнула, с облегчением узнав Флипо и Савари.
   - Вот моя свита, - представила она. - Мой врач и мой лакей.
   - Пусть сядут в шлюпку. И вы тоже, мадам.
   Им еще пришлось подождать, пока шлюпка качалась и билась о причал. Кто-то забыл карты, и пришлось вернуться за ними.
   Порт просыпался. Рыбаки, несшие сети, спускались по трапам в свои смаки. Другие вылезали из стоящих на якоре лодок, чтобы на берегу поджарить себе завтрак на жаровне братьев-капуцинов.
   Греческая, а может быть, турецкая проститутка принялась танцевать, полыхая своими покрывалами и поднимая руки с медными кастаньетами. Здесь было не место, да и не время привлекать мужчин своими чарами, но может быть, танцем она просто приветствовала восходящее солнце после убогой ночи в восточном квартале. Экзотический звук ее кастаньет казался неуместным на почти пустынном берегу.
   Весла маленькой шлюпки с плеском выскочили из воды, потом погрузились в нее снова. Скоро они уже плыли по волнам, и Анжелика могла видеть первые лучи восходящего солнца на башне Сен-Жан.
   Анжелика бросила назад последний взгляд. Марсель отступал. Но ей казалось, что она узнает силуэт человека, появившегося на причале. С такого расстояния она не могла разглядеть его лица, но была уверена, что это Дегре. Слишком поздно!
   "Я выиграла, господин Дегре", - подумала она, дрожа от сознания своего триумфа.
   ЧАСТЬ II
   КРИТ
   Глава шестая
   Анжелика задумчиво рассматривала золотые кисточки навеса табернакля; галера качалась на волнах и плясала в кильватерной струе. Шесть галер шли под свежим попутным ветром, их длинные бушприты вздымались и опускались, описывая изящные кривые, ярко расцвеченные корпуса склонялись над волнами. Украшенные золочеными фигурами носы весело разрезали волны, а на резной корме каждой галеры сверкали глазами трубящие в раковины тритоны, увенчанные розами купидоны и полногрудые сирены, и их золоченые тела, то погружались в воду, то выныривали из нее. На мачтах весело хлопали вымпелы и стяги. Полы тента были сдвинуты назад, и морской воздух, несущий запахи мирта и мимозы, дразнил ноздри.
   Герцог де Вивонн убрал табернакль в восточном стиле - коврами, низкими диванами и подушками - и превратил его в кают-компанию для офицеров. Анжелика сочла ее комфортабельной и предпочитала сидеть здесь, а не в узкой каюте в межпалубном пространстве, показавшейся ей совсем унылой. На корме непрерывный звон гонгов надсмотрщиков и хриплая ругань солдат тонули в плеске волн, разбивавшихся о корпус, и хлопках парусины. В кают-компании она чувствовала себя почти как в гостиной.
   В нескольких шагах от нее молодой офицер, господин де Миллеран, осматривал берег в подзорную трубу. Он по молодости лет был еще безбород, но высок и хорошо сложен. Адмирал, его отец, обучал его традициям королевского флота и, только что окончив школу и будучи строгим блюстителем правил, он не одобрял присутствия женщины на корабле. Его никто не видел улыбающимся, и он шагал надменно, старательно избегая общества других молодых офицеров, которые в определенные часы собирались вокруг Анжелики. Они были далеко не так строги, как он, и откровенно наслаждались ее обществом, которое вносило в их экспедицию какую-то прелесть.
   Береговая линия представляла собой отвесные скалы пурпурного цвета, за которыми поднимались горы, покрытые темно-зеленой растительностью - низкими кустами и ароматными растениями. Несмотря на приятный колорит, местность имела дикий вид - ни черепичной крыши, ни парусной лодки в голубых бухтах, окруженных розовыми скалами, очаровательными и зовущими, как шкатулки для драгоценностей. Только изредка виднелся красивый маленький городок, окруженный валами. Появился герцог де Вивонн, расточающий улыбки. За ним следовал негритенок, несущий коробку с конфетами.
   - Что вы делаете, дорогая? - спросил он, целуя Анжелике руку и садясь подле нее. - Не хотите ли восточных сладостей? Заметили что-нибудь, Миллеран?
   - Нет, ваше превосходительство, за исключением того, что берег пустынен. Рыбаки оставили свои уединенные деревни, прячась от берберов, которые пришли сюда за рабами. Они, должно быть, нашли убежище в городах.
   - Мы как раз проходим Антиб, не так ли? Немного везения - и к вечеру сможем воспользоваться гостеприимством моего хорошего друга, князя Монако.
   - Да, ваше превосходительство, при условии, что в наше путешествие не вмешается другой наш хороший друг - я имею в виду Рескатора.
   - Вы увидели что-нибудь? - повторил Вивонн, поднимаясь на ноги и принимая подзорную трубу от офицера.
   - Нет, конечно. Но именно это и удивляет меня - ведь мы знаем его.
   Помощник Вивонна, господин дела Броссадьер, в сопровождении двух других старших офицеров, графа де Сен-Ронана и графа де Лаганеста, вошел под тент, за ними - Савари. Появился слуга-турок и с помощью молодого раба принялся готовить кофе, в то время как господа уселись на подушках.
   - Хотите кофе, мадам? - спросил Анжелику де Броссадьер.
   - Не знаю. Думаю, я привыкну к нему.
   - Привыкнув, вы не сможете без него обходиться.
   - Кофе хорош, чтобы удерживать внутренности в животе и не давать им подниматься к голове, - педантично заметил Савари. - Магометане любят его не столько за его медицинские свойства, сколько в силу традиций - архангел Гавриил придумал его, чтобы поддержать силы великого Магомета. Сам пророк заявил, что не было случая, чтобы он пил кофе и не чувствовал достаточно сил, чтобы победить сорок мужчин и справиться с сорока женщинами.
   - Тогда давайте пить кофе! - весело воскликнул Вивонн, бросая на Анжелику горячий взгляд.
   Эти здоровые молодые люди глядели на нее, не стараясь скрыть своего восхищения. Она действительно великолепно выглядела в бледно-лавандовом платье, открывающем красоту ее кожи, румяной от морского ветра, и светлые локоны. Милостивой улыбкой она благодарила мужчин за восхищение, которое читала в их глазах.
   - Помнится, я пила кофе с Мохаммедом-беем, персидским послом, - сказала она.
   Молодой раб расстелил дамасские салфетки с золотой бахромой, турок налил кофе в чашечки из тонкого фарфора, негритенок принес два серебряных блюда - одно с кусками белого сахара, другое с зернами кардамона.
   - Возьмите сахар, - посоветовал ла Броссадьер.
   - Натрите в него немного кардамона, - предложил Сен-Ронан.
   - Пейте очень медленно, но не давайте ему остыть.
   - Кофе всегда нужно пить обжигающе горячим.
   Все пили кофе маленькими глотками. Анжелика поступила, как ей советовали, и обнаружила, что если кофе сам по себе и неприятен, то аромат его восхитителен.
   - Наше плавание начинается с отличных предзнаменований, - самодовольно заявил ла Броссадьер. - Нам повезло, у нас на борту одна из королев Версаля; к тому же я слышал, что Рескатор отправился навестить своего союзника, султана Марокко. Пока его нет, Средиземное море будет мирным.
   - Что это за Рескатор, который так занимает ваши мысли? - спросила Анжелика.
   - Один из бандитов вне закона, которых мы должны выследить и захватить, - спокойно ответил Вивонн.
   - Он турецкий пират?
   - Пират-то он пират, но турок или нет - не знаю. Кое-кто говорит, что он один из братьев султана Марокко, другие настаивают на том, что он француз, потому что он очень гладко говорит на нашем языке. Я скорее склоняюсь к мысли, что он испанец. Трудно остановиться на каком-либо мнении, потому что он всегда носит маску, а это не необычно для ренегатов-христиан. Они часто калечат себя, чтобы не быть узнанными после того, как отреклись от своей религии. Говорят также, что это немой с вырезанным языком и рваными ноздрями. Кто знает? Те, кто говорят, что он мавр или испанский мавр, считают его жертвой инквизиции. Те же, кто считает его испанцем, обвиняют мавров за то, что те искалечили его. В любом случае вряд ли он хорошо выглядит, потому что никто не может похвастаться, что видел его без маски.
   - Но это не мешает ему пользоваться большим успехом у дам, - со смехом сказал ла Броссадьер. - Я слышал, что в его гарем входят несколько бесценных красавиц и что на аукционе рабов он соперничал с самим Константинопольским султаном. Начальник белых евнухов султана - знаете, этот красавец Шамиль-бей с Кавказа - никогда не простит Рескатору, что тот перебил ему цену при торгах за голубоглазое сокровище - черкешенку.
   - У нас слюнки текут, - сказал Вивонн, - но следует ли рассказывать такие истории при даме?
   - Я не слушаю, - заявила Анжелика. - Пожалуйста, продолжайте свои средиземноморские сказки, господа.
   Ла Броссадьер сказал, что эту историю он слышал от рыцаря Мальтийского ордена Балиффа Альфредо ди Вакузо, итальянца, которого встречал в Марселе. Рыцарь возвращался с Крита, где он сам забрал нескольких рабов, и он очень живо вспоминал тот аукцион, на котором Рескатор один за другим бросал мешки с золотом к ногам черкесской красавицы, пока они не достигли ее колен.
   - Он наверняка богат? - сказал Вивонн в одном из неожиданных приступов гнева, когда он наливался кровью до самого парика. - Совершенно ясно, что он вовсе не так называемый Рескатор. Вы, наверное, знаете, что значит это имя, мадам?
   Анжелика покачала головой.
   - По-испански это означает торговец контрабандными деньгами, фальшивомонетчик. Были времена, когда они действовали практически повсюду, маленькие мастера, которые не представляли ни опасности, ни даже беспокойства, но теперь существует только один - Рескатор, - он торжественно углубился в размышления по этому поводу. Миллеран, молодой лейтенант, весьма сентиментальный и робкий от природы, набрался смелости и вступил в разговор:
   - Вы говорите, рваные ноздри не мешают Рескатору пользоваться успехом у женщин, но эти пираты имеют дело только с женщинами, которых они покупают или берут силой, так что мне кажется, что нельзя судить об его обольстительности просто по числу его жен. Возьмите хотя бы этого алжирского ренегата, Меццо-Морте, эту жирную свинью, крупнейшего работорговца на всем Средиземноморье. По его виду никому и в голову не придет, что найдется хоть одна женщина, которая отдастся ему из любви, тем более - из симпатии.
   - Лейтенант, - начал ла Броссадьер, - в ваших словах есть логика, но вы делаете две ошибки. Во-первых, Меццо-Морте, хотя он и крупнейший работорговец на Средиземном море, не имеет женщин в гареме, потому что предпочитает маленьких мальчиков. Говорят, он держит больше пятидесяти мальчиков в своем дворце в Алжире. Во-вторых, у Рескатора действительно репутация человека, любимого многими женщинами. Он покупает их во множестве, но удерживает только тех, кто по доброй воле предпочитает жить с ним.
   - А что он делает с остальными?
   - Отпускает их на свободу. Это его хобби. Он освобождает всех своих рабов, мужчин и женщин, если ему этого хочется. Не знаю, насколько это соответствует истине, но это входит в легенду о нем.
   - Легенду! - проворчал Вивонн озлобленно. - Эта часть легенды - правда. Он действительно освобождает своих рабов. Я сам видел.
   - Может быть, он делает это в компенсацию за отречение от веры, предположила Анжелика.
   - Может быть, но скорее - просто для того, чтобы создать беспорядок. Он делает это, чтобы... всех смутить! - взрычал Вивонн. - Для собственного развлечения, вот именно, для собственного развлечения. Вы помните, Грамон, когда вы были в моей эскадре в битве у мыса Пассаро, эти две галеры, которые он захватил? Вы знаете, что он сделал с четырьмястами каторжниками, находившимися на них? Расковал их и высадил в Венеции. Представляете, как рады были венецианцы этому подарку! Возник международный конфликт, и его величество не без иронии заметил мне, чтобы я, когда позволяю захватывать свои галеры, выбирал бы в победители нормального работорговца.
   - Ваши рассказы занимательны, - сказала Анжелика, - похоже, что на Средиземном море много интересных личностей?
   - Да поможет вам небо, если вы встретите кого-нибудь из них. Неважно, простые ли это искатели приключений или ренегаты-христиане, работорговцы или обычные купцы, - всякого, кто уходит к нехристям, чтобы противостоять мальтийским рыцарям или королю Франции, следует сжигать на костре. Вы еще должны услышать о маркизе д'Эскранвиле, французе; или о датчанине Эрике Янсене; или о Меццо-Морте, которого здесь уже упоминали; или о братьях Сальвадор, испанцах; или о многих других, не столь известных пиратах, Средиземное море кишит ими. Но хватит, мы достаточно говорили об этих подонках. Становится прохладно, и мне кажется, самое время проверить галеру. Я пойду посмотрю, все ли в порядке, - адмирал ушел, а за ним покинули Анжелику и другие офицеры, возвращаясь на свои посты.