Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   А потом Анжелика заметила Флипо. Маленький лакей, должно быть, прибежал по трапам из люка, потому что задыхался и побледнел, и он смотрел на свою хозяйку расширившимися от ужаса глазами.
   - Что с тобой? - накинулась она на него.
   - Там, - пробормотал он, - я видел его.
   Она бросилась к нему, схватила за плечи и встряхнула.
   - Что? Что ты видел? Кого? - она настолько была уверена, что видела Дегре на набережной при отплытии, что подумала было, не выскочит ли он сейчас перед ней, как чертик из табакерки. - Скажи же что-нибудь, - велела она Флипо.
   - Я видел его... видел... надсмотрщика. Ах, госпожа маркиза... Он напугал меня до смерти... я не могу... не могу сказать вам... там... внизу, где рабы, - он сдерживал рвоту и, освободившись из ее рук, подбежал к фальшборту, и его вырвало.
   Анжелика успокоилась. Бедный мальчик еще не обвыкся в море. Вид каторжников и вонь, исходившая из трюма, подействовали на него ужасающе. Анжелика попросила турка налить ей чашку кофе.
   - Останься здесь, - сказала она Флипо. - Свежий воздух поможет тебе.
   - О боже, видеть это! - повторял он. - У меня кровь застыла...
   - Все будет сделано, - проговорил герцог де Вивонн, возвращаясь. Через несколько дней мы будем готовы встретить бури. Мадам, осмотрим галеру, которую вы почтили своим присутствием.
   Золоченые поручни табернакля и алые парчовые занавески отделяли небо от преисподней. Как только Анжелика сошла с кормы, ветер донес до нее снизу отвратительный запах галерных рабов, то склоняющихся над веслами, то выпрямляющихся в медленном монотонном ритме, от которого у нее кружилась голова. Герцог де Вивонн протянул руку, чтобы помочь ей спуститься с трапа, а потом повел ее по кораблю.
   Переходный мостик шел почти по всей длине галеры. По обеим сторонам от него проходили вонючие трюмы, в которых находились скамейки каторжников и рабов. Здесь не было ни ярких красок, ни позолоты - только грубое дерево скамеек, к которым гребцы были прикованы по четыре.
   Адмирал продвигался вперед медленно, с важностью, чтобы все видели его стройные икры, облаченные в красные шелковые чулки с золотыми стрелками, и заботливо ставя изящные башмаки с алыми каблуками на скользкие доски. Костюм его был сшит из голубой парчи с широкими красными отворотами; вокруг талии был повязан широкий белый пояс с золотой каймой. Жабо и манжеты были сделаны из драгоценных кружев; шляпу украшало такое количество страусиных перьев, что на ветру она походила на гнездо с взлетающими из него птицами. Он часто останавливался, чтобы проверить все досконально. У камбуза на правом борту, где готовили пищу для гребцов, он задержался надолго. Над небольшим очагом висели два гигантских котла, в которых варилась плохая картошка и кипел суп из черных бобов - дневной рацион гребцов.
   Вивонн попробовал суп и нашел его отвратительным. Он постарался объяснить Анжелике, что сам проследил за усовершенствованием этого камбуза.
   - Прежний очаг весил пять тысяч фунтов. Он не был закреплен, и в шторм ближайшие гребцы обычно бывали ошпарены. Как видите, теперь я сделал его ниже и легче.
   Анжелика сделала неопределенно-одобрительный жест. Ее тошнило от вони, исходящей от гребцов, к которой добавлялся далеко не аппетитный запах супа. Но Вивонн, счастливый от того, что она находится рядом с ним, и гордый своим кораблем, не замечал ее состояния. Ей приходилось восхищаться красотой и мореходными качествами двух спасательных шлюпок, изящными линиями пинассы и тузика и хвалить расстановку вертлюжных пушек на шкафуте.
   Для размещения моряков оставался только узкий шкафут у орудий. Там едва хватало места, и им приходилось стоять согнувшись или сидеть весь день, чтобы не накренить тяжелый корабль. У них не было другого развлечения, кроме как осыпать проклятиями каторжников внизу или перекрикиваться со стражниками и надсмотрщиками. Дисциплину поддерживать было трудно.
   Вивонн объяснил, что гребцы работают в три смены, каждая под руководством надсмотрщика. Обычно гребут две смены, а третья отдыхает. Гребцов набирают по тюрьмам Франции и из иностранных пленных.
   - От гребца требуется большая сила, это должен быть убийца или вор. Каторжники, которых нам присылают из тюрем, мрут как мухи, потому что им недостает мускулов. Поэтому здесь так много турок и мавров.
   Анжелика разглядывала группу людей с длинными светлыми бородами, у большинства из которых на шее висели деревянные крестики.
   - Эти не похожи на турок, и у турок на груди не должны висеть кресты.
   - Это пленники турок. На самом деле это русские, которых мы купили у турок. Они превосходные гребцы.
   - А те, за ними, с длинными бородами и большими носами?
   - Это грузины с Кавказа, купленные у мальтийских рыцарей. Это добровольцы. Мы нанимаем их в качестве загребных, потому что они чрезвычайно сильны. Они поддерживают дисциплину в походе.
   Анжелика наблюдала, как сгибаются их спины в красной одежде и как они потом откидываются назад, показывая лица с открытыми от напряжения ртами. Еще более отталкивающим, чем тяжелый запах пота и грязи, было жестокое выражение их лиц, когда глаза гребцов устремлялись наверх, на женщину, как будто она была привидением.
   На ней было платье нежно-зеленого цвета и громадная шляпа с перьями, колыхавшимися на ветру. Неожиданный порыв ветра вскинул ее юбку так, что расшитые фестоны задели лицо каторжника, прикованного около мостика. Быстро повернув голову, он захватил материю зубами.
   Анжелика с ужасом вскрикнула и дернула юбку, чтобы высвободить ее. Гребец разразился диким хохотом.
   Надсмотрщик бросился к ним, высоко подняв плеть, и опустил ее на голову каторжника; но тот не разжимал зубов. Спутанные волосы под зеленым колпаком наполовину прикрывали дьявольский блеск его глаз, настолько дерзкий, жестокий и пристальный, что он невольно очаровал Анжелику. Внезапно она вздрогнула, и кровь отлила у нее от лица. Этот жадный, дразнящий, как у волка, взгляд не был ей незнаком.
   Два других стражника перегнулись в трюм и били гребца дубинками и кулаками до тех пор, пока не выбили ему зуб. Наконец они забросили его залитое кровью тело под скамью.
   - Извините, ваше превосходительство. Извините, мадам, - твердил стражник, ответственный за смену. - Это один из самых худших, совершенно неуправляемый смутьян. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту.
   Герцог де Вивонн посинел от ярости.
   - Привяжите его на час к бушприту. Небольшая ванна его успокоит, - он обнял Анжелику за талию. - Идем, дорогая. Прошу прощения.
   - Все в порядке, - ответила она, вновь обретая присутствие духа. - Он напугал меня, но теперь все прошло.
   Когда она удалялась, из трюма донесся хриплый крик:
   - Маркиза ангелов!..
   Смертельно побелев, Анжелика обернулась. На краю мостика к ее ногам вслепую тянулись, как когти, две скованные руки. На отвратительно распухшем лице, повернутом к ней, она вдруг увидела только два черных глаза, глядящих на нее из глубины ее прошлого.
   Никола! Это был пастушок, сын одного из слуг ее отца, с которым она водилась в детстве и который еще раз повстречался ей под именем Каламбреден на парижском "дне".
   Адмирал Вивонн помог ей вернуться под тень навеса на корме.
   - Мне следовало бы побольше заниматься этими собаками. Человек - не слишком приятный объект для наблюдения с мостика над трюмом галеры. Конечно, для дам здесь нет ничего интересного, но многие из моих знакомых дам любят это зрелище. Я не думал, что вы так чувствительны.
   - Ничего, - ответила Анжелика. Ее тоже тянуло к рвоте, точно так же как незадолго до этого Флипо, когда он узнал среди гребцов Никола Каламбредена, некогда первого человека на "Дворе чудес" и известного грабителя из Пон-Нёф, которого после стычки на Сен-Жерменской ярмарке все считали мертвым и который уже десять лет искупал свои преступления на скамье королевской галеры.
   * * *
   - Милая моя, что с тобой? Ты выглядишь такой печальной, - герцог де Вивонн наклонился над ней, воспользовавшись тем, что застал ее одну. Он стоял позади нее, любуясь дорожкой от заходящего солнца на волнах. Она так глубоко задумалась, что он встревожился.
   Анжелика обернулась и сжала его за сильные плечи:
   - Поцелуй меня, - прошептала она. Она нуждалась в прикосновении чистоплотного сильного человека, чтобы рассеялись призраки нищеты, преследовавшие ее в течение последних часов. Непрестанное гудение гонга падало на ее сердце свинцовым дождем, пробуждая в ней ощущение безнадежности, неизбежной предопределенности. - Поцелуй меня.
   Когда он коснулся ее губ, она горячо обняла его. Ей хотелось погрузиться в забытье.
   Он целовал ее снова и снова, желание вспенивало кровь, текущую по его жилам, как горный поток. Его рука скользнула с ее талии на грудь, и он гладил идеальные полушария ее грудей, дрожа от возбуждения, как будто ему было мало ее тела. Она тесно прижалась к нему.
   - Нет... слушай, дорогая, - сказал он, отодвигаясь от нее и тяжело дыша. - Не сегодня. Это невозможно. Мы должны быть начеку. В море полно опасностей.
   Она не настаивала, только прижалась лбом к его золотому эполету, который слегка царапал ей кожу, но от этой боли ей становилось легче.
   - Опасностей? - переспросила она. - Приближается шторм?
   - Нет, но пираты у нас на хвосте. Пока мы не придем на Мальту, нам надо быть готовыми к бою. - Он снова сильно прижал ее к себе. - Не знаю, что ты со мной делаешь, - сказал он. - Ты зажигаешь меня таким желанием. Ты такая изменчивая, настолько полна тайны и неожиданностей. Иногда ты так лучезарна, что все мы словно ручные овечки в сиянии твоих глаз и улыбок. Но теперь я вижу тебя слабой и беспомощной, как будто тебя объял ужас перед чем-то, что может повредить тебе. Я хочу защитить тебя от этого, - я не испытывал такого чувства ни к кому, кроме маленьких детей, - он мягко отстранил ее и поставил локти на поручень. Время от времени разбивавшаяся о борт волна обдавала брызгами его лицо, охлаждая пламя, которое Анжелика зажгла на его губах, еще хранящих тепло ее рта. Ему хотелось еще коснуться ее губ, почувствовать, как они раскрываются для него, ощутить своими зубами барьер ее зубов, барьер, благодаря которому это прекрасное лицо уступало с еще большим сладострастием, откидываясь назад с закрытыми глазами, отвечая на его ласки.
   Женщина, которая умеет так целоваться! Женщина, которая так искренне смеется и плачет - из самой глубины своего сердца! Его не заботило, насколько она чувствительна и ранима. И все же он не мог забыть, что в вероломном, безжалостном соперничестве она заставила неукротимую Атенаис склониться перед собой.
   Такие мысли огорчали его. Ему нужно было знать, что кроется за ее настроением.
   - Я знаю, почему ты так печальна, - сказал он. - Знаю с того самого момента, когда впервые ты заговорила со мной о своем сыне. Ты думаешь о нем, не так ли, - о мальчике, которого ты доверила моим заботам и который утонул во время сражения?
   Анжелика закрыла лицо ладонями.
   - Да, - произнесла она приглушенным голосом. - Так и есть. Вид этого ослепительного голубого моря, которое отняло у меня сына, терзает меня.
   - Это все этот дьявол Рескатор. Мы огибали мыс Пассаро, когда он устремился на нас, как морской орел. Никто не видел его приближения, потому что он не ставил верхних парусов и мог долго оставаться незамеченным благодаря бурному морю. Когда мы наконец увидели его, он был уже совсем рядом. Его двенадцать пушек дали только один залп, и мы потеряли две галеры. Рескатор послал своих янычар на борт "Фламандии", где находились мои приближенные, в том числе и маленький Кантор... Быть может, мальчик перепугался при виде закованных рабов, дерущихся в трюмах, или мавров с их кривыми саблями. Мой оруженосец слышал, как он кричал: "Папа, папа!". Кто-то из своих схватил его, чтобы вытащить...
   - Дальше?
   - Галера переломилась надвое и на удивление быстро затонула. Даже мавры из абордажной команды были смыты в море. Пираты выловили их, а мы сделали то же самое со своими людьми, еще державшимися на воде. Но почти все мои приближенные погибли - капеллан, мальчики-певцы, четыре камердинера, - и прекрасный ребенок с голосом, как у соловья...
   Лунный свет упал на табернакль, превратив слезы на глазах у Анжелики в жемчуга. Он страстно говорил ей, как ему нравится видеть ее плачущей, потому что она имеет такую власть над сердцами мужчин. В чем ее тайна? Он лишь смутно припоминает давний-давний скандал, что-то насчет колдуна, сожженного на Гревской площади...
   - Кто был его отцом? Тем, кого мальчик звал, когда тонул? - спросил он прямо.
   - Он исчез много лет назад.
   - Умер?
   - Возможно.
   - Смешно, как это люди думают о таких вещах перед смертью. Даже ребенок знает, когда он умирает, - он глубоко вздохнул. - Я любил этого маленького пажа. Ты не возненавидела меня за то, что случилось с ним, а?
   Анжелика сделала жест покорности судьбе:
   - С чего бы, господин де Вивонн? Это не ваша вина. Проклинать надо войну - или жизнь, такую жестокую, такую бессмысленную.
   Глава седьмая
   Перед отходом из Специи, где французская эскадра была радушно принята родственником герцога Савойского, Анжелике показалось, что меры предосторожности становятся строже. Адмирал Вивонн, хотя и был человеком капризным, становился, если того требовали обстоятельства, дальновидным и дотошным морским командиром. И хотя вторая галера эскадры уже отплыла, он стоял на табернакле "Ройяла" и наблюдал за ней.
   - Броссадьер, прикажите ей немедленно вернуться!
   - Однако, ваше превосходительство, это произведет наихудшее впечатление на итальянцев, которые наблюдают за нашим отплытием.
   - Как будто меня заботит, что подумают о нас эти пирожники! Я заметил, а вы этого, видимо, не замечаете, что "Дофин" накренился до самых бортов. Его груз расположен слишком высоко. Уверен, что его трюм пуст. Он перевернется при первом же шквале.
   Его заместитель подчеркнул, что продовольствие нужно хранить на палубе, в трюме оно отсыреет, особенно мука.
   - Лучше подмокшая мука, чем еще один тонущий корабль, как мы недавно потеряли один прямо в Марсельской гавани.
   Ла Броссадьер отправился выполнять приказы. Другая галера, "Флер д'Лиз" выходила в море.
   - Броссадьер, усильте гребцов в середине корабля!
   - Это невозможно, адмирал. Вы знаете, там мавры, которых мы захватили на этой лодке с контрабандным серебром.
   - Еще союзники Рескатора! Это вызывает тревогу, и они упрямы к тому же. Проследите, чтобы они получили по две плети и были посажены на хлеб и воду.
   - Уже сделано, ваше превосходительство, и врач говорит, что нам нужно оставить некоторых из них на берегу, так они слабы.
   - Доктор пусть думает о своих делах. Я никогда не ссажу на берег людей Рескатора, и вы знаете, почему.
   Броссадьер кивнул. Люди Рескатора, в каком бы состоянии они ни находились, исчезали, будто по волшебству, едва коснувшись земли. Возможно, они сами искали пути к побегу, тем более что хозяин платил особое вознаграждение каждому, кто доставлял ему его людей. Это были отборные моряки, но в плену они оказывали большее пассивное сопротивление, чем другие пленные.
   - А теперь мы выходим в открытое море, - заявил Вивонн, когда шесть других галер покинули гавань. - Наконец-то! Уже дней десять, с тех пор, как мы вышли из порта, мне кажется, что галеры не способны ни на что другое, кроме как тащиться вдоль берега. Поднять грот! - крикнул он.
   Приказ передавался с галеры на галеру.
   Матросы тянули канаты; свернутые паруса с пушечным звуком разворачивались, когда ветер наполнял их.
   Для Анжелики это был первый выход в море. Берега Тоскании исчезли позади, и куда бы она ни посмотрела, всюду перед глазами была одна вода.
   Еще до полудня раздался возглас впередсмотрящего: "Земля! земля!"
   - Это остров Горгона, - объяснил Анжелике герцог де Вивонн. Посмотрим, не прячутся ли там пираты.
   На подходе к острову французский флот выстроился полумесяцем, окружая его. Остров был скалистым и бесплодным, его побережье изобиловало мысами. Кроме трех рыболовных судов из Генуи и двух - турецких, ставивших сети на тунца, здесь не было никаких признаков пиратов. Остров был почти необитаем. Несколько коз паслось на скудной растительности, и Вивонн хотел купить их, но старшина рыболовов отказал, потому что они были единственным источником молока и сыра.
   - Скажите им, - приказал Вивонн одному из своих офицеров, говорившему по-итальянски, - что у них, по меньшей мере, должна быть свежая вода.
   - Они говорят, что у них нет.
   - Тогда поймайте коз.
   Матросы, перескакивая по скалам, убили животных из своих пистолетов. Вивонн вызвал старшину рыбаков и предложил ему денег за коз, но тот отказался взять их. Адмирал на всякий случай приказал вывернуть ему карманы. Несколько золотых и серебряных монет вывалилось на палубу. Вивонн вышвырнул его за борт. Он поплыл к своей лодке.
   - Пусть они скажут, кто дал им эти деньга, и мы оставим им сыра и вина в уплату за коз. Мы не грабители. Переведите.
   Рыбаки не выглядели ни удивленными, ни враждебно настроенными. Анжелике они казались вырезанными из обугленного дерева, таинственными, как черная пресвятая дева, которую она видела в маленьком святилище Нотр-Дам де Ла Гард в Марселе.
   - Готов поручиться, что эти так называемые рыбаки только притворяются, что вышли на тунца. Они здесь для того, чтобы известить врага о нашей экспедиции.
   - Они кажутся безобидными.
   - Я их знаю, хорошо знаю, - говорил де Вивонн, делая угрожающие жесты в сторону невозмутимых рыбаков. - Все они - шпионы на службе у всех разбойников этих широт. Это деньги Рескатора.
   - Вы видите врагов повсюду, - заметила Анжелика.
   - Это моя обязанность как охотника за пиратами.
   Ла Броссадьер подошел, чтобы обратить их внимание на закат, но не потому, что фиолетовое небо с пурпурными полосками окаймленных золотом облаков казалось ему красивым:
   - Дня через два мы захватим южный ветер. С нашей стороны было бы разумно вернуться ближе к берегу.
   - Никогда! - ответил Вивонн.
   Побережье принадлежало герцогу Тосканскому, который, являясь обещающим союзником Франции, в то же самое время давал в Ливорно убежище англичанам и голландцам, а особенно - берберам. Ливорно являлся важнейшим после Крита невольничьим рынком. Если они придут туда, им либо нужно будет всерьез продемонстрировать мощь флота, либо делать вид, будто они ничего не замечают. Его величество предпочитал оставаться в хороших отношениях с Тосканией. Поэтому им следовало ограничиться просто обследованием островов.
   - Мы направимся на юг, и мадам дю Плесси сможет увидеть и доложить королю, что галера способна идти в открытое море ночью под всеми парусами.
   На самом деле к ночи ветер спал, и корабль шел под веслами. Вахта из предосторожности была удвоена. Однако гребла лишь одна смена гребцов. Они работали в свете ламп, которые отбрасывали тени непрерывно движущихся по мостику надсмотрщиков. Остальные каторжники спали в грязи под своими скамьями.
   На другом конце галеры Анжелика пыталась отогнать от себя мысли об этих страдальцах, находящихся всего в нескольких шагах от нее. Она так и не вернулась на мостик, а значит, не могла дать Никола понять, что узнала его. Он принадлежал к самой горькой странице ее жизни, ужасы которой затмили даже воспоминания детства, когда они впервые близко познакомились. Она разорвала эту страницу, уничтожила ее, и ей не следует допускать даже малейшей возможности, что ее можно оживить. Тягучие часы путешествия были пыткой для нее, стремящейся поскорее попасть на Крит.
   Из-за отражения фонарей в волнах голубая глубина казалась почти фосфоресцирующей. Каждый удар весел оставлял за собой светящийся свет. На корме кораблей горели огромные сигнальные фонари из золоченого дерева и венецианского стекла, имевшие форму человека, - в этих фонарях каждую ночь сгорало двенадцать фунтов свечей.
   Она слышала доклад лейтенанта Миллерана адмиралу. Моряки выражали неудовольствие необходимостью провести ночь на борту, в тесных помещениях.
   - О чем они ворчат? На них нет цепей, а вечером они получили отличную тушеную козлятину. Война есть война. Когда я был полковником кавалерии, я часто спал на коне и обходился без пищи. Все, что от них требуется, - это научиться спать сидя. Это дело привычки.
   Анжелика принялась раскладывать подушки, чтобы улечься на них. Паж-негритенок помогал ей. От Флипо было мало толку - он был слишком уж подвержен морской болезни.
   Герцог де Вивонн ходил туда и обратно, и повсюду его сопровождал негритенок с коробкой сладостей. Аппетит Мортемаров вошел в легенду, и молодой человек за свое пристрастие к восточным сладостям расплачивался начинающейся полнотой.
   Жуя засахаренные орехи и посасывая турецкую пастилу, адмирал обдумывал план кампании. Он посоветовал офицерам немного отдохнуть, и они спали на своих матрацах, но ему самому и в голову не приходило последовать собственному совету. Он казался озабоченным и, несмотря на темноту, вызвал к себе главного канонира.
   В свете сигнального фонаря показался человек с седеющими волосами.
   - Главный канонир, ваши пушки готовы к бою?
   - Я исполнил ваши приказы, ваше превосходительство. Пушки осмотрены и смазаны, и я поднял на палубу порох, ядра и картечь.
   - Хорошо, возвращайтесь на свой пост, Броссадьер, старина...
   Пробудившись ото сна, офицер натянул парик, пригладил локоны и почти сразу же предстал перед своим командиром.
   - Ваше превосходительство?
   - Прикажите Шевалье де Клену, командующему флангами, встать в центр. Он везет наши запасы пороха и картечи, и мы должны иметь возможность пополнять свои собственные припасы, и не один раз, если дело затянется. Позовите ко мне также командира отряда мушкетеров. - И, когда тот появился, продолжал: Раздайте мушкеты, пули и порох. Особенно следите за вертлюжными пушками. Не забывайте, что у нас всего три носовых пушки. В случае неожиданного нападения вертлюжные пушки и мушкеты - наша единственная защита.
   - Все готово, ваше превосходительство. Последнее учение показало каждому его место.
   Во время этих приготовлений появился Савари и объявил, что селитра в аптечке отсырела, а это означает, что в течение ближайших двадцати четырех часов погода изменится.
   - Мне не нужна ваша проклятая селитра, чтобы знать об этом, - прорычал Вивонн. - Если собирается плохая погода, она не приходит сразу же, а первой предсказывает изменение поверхность воды.
   - Должен ли я понимать вас так, что вы боитесь нападения?
   - Маэстро аптекарь, запомните, что адмирал флота его величества не боится ничего. Скажите лучше, что я предвижу нападение, и возвращайтесь к своим склянкам.
   - Я как раз хотел спросить у вас, ваше превосходительство, нельзя ли мне положить свои драгоценные снадобья в безопасное место в вашем кабинете для совещаний. Пуля может разбить какую-нибудь из склянок.
   - Хорошо, если вы считаете, что это нужно сделать.
   Герцог де Вивонн сел рядом с Анжеликой.
   - Я беспокоюсь, - сказал он, - мне кажется, что-то скоро произойдет. Всегда так было. Когда я был ребенком и ночью бывал шторм, я все время вертел в руках что попадется. Что мне делать, чтобы успокоиться? - он отправился на поиски кого-нибудь из своих пажей, который вернулся с лютней и гитарой. - Споем немного в честь звездной ночи и женской любви.
   Брат Атенаис де Монтеспан обладал сладким голосом, быть может, несколько высоким, но хорошо поставленным. Он мог прекрасно петь итальянские песни. Время пошло веселее, и большие песочные часы, отсчитывающие минуты, пришлось перевернуть дважды.
   Анжелика почувствовала, как дрожь пробежала по ее спине.
   - Слушайте, - прошептал граф де Сен-Ронан, - рабы поют.
   Звук их бормотания в четыре голоса несся над водой, как шум моря в раковине. Это продолжалось долго, и пение наполняло морскую пустыню. Но вот поднялся еще молодой голос солиста, поющего припев песни:
   Был ребенком я, и матушка моя
   Говорила: "Будь хорошим, мой сынок,
   Или ждет тебя галерная скамья,
   Как того злодея - брата твоего".
   Пусть не грабил я людей ночной порой,
   Но забыл советы матери своей
   С деревянной породнился я скамьей
   И гребу, гребу, гребу под звон цепей.
   Песня отзвучала. В тишине, установившейся после этого, громче зазвучали удары волн о корпус.
   Раздался возглас:
   - Неизвестный огонь в пяти лигах по правому борту!
   - К бою готовьсь! Погасить кормовые огни, оставить только ходовые. Четыре взвода солдат - наверх! - Вивонн схватил свою подзорную трубу. Через некоторое время он спросил у Броссадьера:
   - Мы подходим к мысу Корсика. Это может быть лодка, ловящая тунца и подманивающая его светом в сети. Не думаете ли вы, что нам следует пристать к берегу и проверить?
   - Нет, Корсика принадлежит Генуе, а кроме того, ее берега почти всегда кишат берберами, поджидающими на якоре в засаде. Ее жители такие фанатики, что не позволят кому бы то ни было вообще войти на рейд. Все мореплаватели, пираты и корсары достаточно хорошо знают, что надо избегать этого острова. Давайте следовать плану, разработанному при отплытии, и пойдем на остров Капри, который принадлежит герцогу Тосканскому и часто дает прибежище турецким пиратам.
   - Когда мы пойдем туда?
   - На рассвете, если погода сохранится. Вы слышите что-нибудь?