Страница:
- Прошу прощения, капитан, но я еще не поняла, что со мной случилось. Я в самом деле была больна?
- Больше месяца.
- Месяца! О, милосердный боже, где же я теперь?
Маркиз показал на остров:
- В виду Цеоса, дорогая дама, посреди Кикландского архипелага.
Глава одиннадцатая
Анжелика припомнила, что заснула, когда они были у берегов Сицилии. А теперь, через месяц, она здесь, по ее понятиям - на краю света, среди бесплодных греческих островов, забытых даже их богами, и находится во власти пирата и работорговца.
Она опять скрылась в своей крошечной каюте и тщетно пыталась вспомнить, что произошло. Наконец, поняв, что толку от этого не будет, она послала за Савари.
- Да, - сказал тот, - я ухаживал за вами с помощью рабыни-гречанки по имени Геллис. Пока вы были без чувств, она вымыла вас, расчесала и умаслила волосы, которые теперь выглядят отлично. Скоро вы будете такой же прекрасной, как и прежде.
- Дайте мне зеркало, - с некоторым трепетом попросила Анжелика.
Рассматривая себя, она не могла удержаться от гримасы. Щеки побледнели и ввалились, глаза утомленные. Может быть, подумала она, пират теперь меня так и не продаст.
- Где Флипо? - спросила она старого ученого.
- Д'Эскранвиль продал его в Мессине итальянскому дворянину, которому был нужен гувернер - учить сына французскому. Д'Эскранвиль получил за вашего лакея хорошую цену.
- Флипо - учитель языка! - несмотря на огорчение, Анжелика рассмеялась. Она решила спросить у работорговца, не запомнил ли он имени итальянца, чтобы она могла выкупить Флипо. Потом с тревогой сообразила, что, если план д'Эскранвиля осуществится, она никогда не сможет этого сделать. Еще никому не удавалось бежать из гарема.
- Вы считаете, - жалобно спросила она, - что Паннассав нам поможет?
- Увы, бедняга не мог ждать, пока вы поправитесь. Он должен был осуществить собственные планы, иначе его продали бы в рабство. А мне пришлось пустить в ход все свои способности к убеждению, чтобы д'Эскранвиль оставил меня на борту.
- Так вы остались из-за меня, - сказала Анжелика, тронутая его верностью.
- Как я мог покинуть вас? - скромно отозвался старик. - Вы были отчаянно больны, да и сейчас еще не вполне здоровы. Но вы поправитесь.
- Вы тоже болели? На вашей коже какие-то синие пятна.
- Это все еще от "шишек", свинца Паннассава. Они плохо отмываются. Я попробовал лимонный сок и спирт, но мне, наверное, придется сменить кожу, чтобы отделаться от пятен окончательно, - весело сказал Савари. - Но это не так важно. В действительности самое главное - уйти из рук этого презренного пирата, - он обшарил глазами каюту. - Тс-с! У меня есть план.
- Вы думаете, маркиз д'Эскранвиль действительно направляется на Крит?
- Конечно. Он намерен представить вас Батистану.
- Кто это?
- Это не человек. Это гостиница, где выставляют на продажу дорогих рабов. Прочих выставляют на базарах и людных площадях. Батистан Крита крупнейший на всем Средиземном море.
Анжелика почувствовала, что руки ее покрылись гусиной кожей.
- Не волнуйтесь, - продолжал Савари, - потому что у меня есть новый план. Но чтобы осуществить его, я должен уговорить нашего жадного буканьера провезти нас по всем греческим островам, чтобы мы смогли увеличить его богатство с помощью редких благовоний.
- Зачем?
- Потому что нам нужны сообщники.
- Вы думаете найти их на греческих островах?
- Кто знает, - загадочно сказал Савари. - Мадам, я могу показаться очень неосмотрительным, но с тех пор, как мы вместе оказались в этой переделке, я уверен, что вы не будете сердиться, если ваш старый друг задаст вам несколько вопросов. Почему, например, вы отправились в это опасное путешествие одна?
Анжелика вздохнула. Поколебавшись недолго, она решила довериться старому ученому, и рассказала ему, как, многие годы прожив в уверенности, что ее муж, граф де Пейрак, был казнен, она получила убедительные доказательства, что он избежал своей участи. И как, следуя то по одной, то по другой ниточке, она оказалась перед необходимостью поехать на Крит, где у нее был слабый шанс найти его следы.
Савари кивнул головой, но ничего не сказал.
- Вы думаете, я сошла с ума? - спросила Анжелика.
- Да. Но это простительно. Я сам старый дурак. Я бросил все ради непредвиденных опасностей. В погоне за знаниями я, как и вы, иду за своими мечтами, потому что в глубине наших сердец горит неугасимое пламя - в вашем случае это любовь, которая ведет вас, как звезда в пустыне. Действительно мы такие уж дураки? Сомневаюсь. Выше рассудка в нас обоих инстинкт, который ведет нас сквозь наши страхи. Это как волшебные прутики, которые помогают найти воду, скрытую под землей.
- Вы слышали когда-нибудь о греческом огне? - спросил он, меняя тему. Во времена Византии секта ученых обладала его секретом. Откуда они пришли? Мои изыскания показывают, что они были зоро-астрийскими огнепоклонниками из-под Персеполиса на границе между Персией и Индией. Именно этот секрет делал Византию непобедимой, пока ее ученые владели тайной неотразимого огня. Увы, секрет был утрачен, когда крестоносцы захватили Византию, кажется, в 1203 году. Я уверен, что секрет кроется в минеральном мумие, которое горит вечно, а при правильном обращении выделяет летучий газ, чрезвычайно горючий и почти взрывчатый. Вот с чем я экспериментировал сегодня утром, используя лишь ничтожно малое количество. Вы видите, мадам, я воскресил секрет греческого огня! - От возбуждения голос его зазвучал громче, и Анжелике пришлось напомнить, что они пока всего лишь жалкие рабы в руках безжалостного хозяина.
- Ничего не бойтесь, - заверил ее Савари. - Если я рассказал вам о своих открытиях, так не для того, чтобы оправдать свое увлечение, а потому, что они помогут нам получить свободу. У меня есть планы, и я обещаю, что они удадутся, если только мы сможем попасть на остров Тира, который лежит южнее нас в этом же самом архипелаге Киклады.
- Почему Тира?
- Это я вам скажу, когда придет время.
Приближался вечер, и корабль наполнялся новыми звуками. Женские крики сливались с голосами и ругательствами мужчин. Слышались звуки падающих тел, шарканье босых ног по бесконечным закоулкам корабля, громкие рыдания и болезненные стоны, наполовину приглушенные глубокими голосами пиратов и их бесстыдным смехом.
Анжелика выглянула в бортовой иллюминатор. Пираты грузили новую партию рабов, оставляя их для удовольствий будущих хозяев. Но много женщин было согнано для продажи в качестве простой рабочей силы. Мужчины тыкали их пальцами в живот, чтобы определить, не беременны ли они, потому что беременные женщины имели более высокую цену - ведь покупатель приобретал двух рабов вместо одного.
Анжелика прижала ладони к ушам, крича, что она достаточно насмотрелась на это варварство и хочет выйти. Когда появился Кориано с двумя негритятами, которые принесли ей поднос с едой, она обругала его и отказалась взять хотя бы кусочек.
- Но вы должны есть, - сказал одноглазый помощник, - у вас и так одна кожа и кости.
- Тогда перестаньте мучить этих женщин, - она ударила по подносу и опрокинула все, что на нем стояло. - Прекратите эти крики!
Кориано исчез с такой быстротой, на какую были способны его кривые ноги. Потом она услыхала рычание д'Эскранвиля.
- Ты думаешь, у нее есть характер, не так ли? Ну, кажется, ты получишь, что хочешь. Если моя команда не имеет права побаловаться с женщинами на собственном корабле... - обозлившись, он вошел в каюту: - Похоже, вы отказываетесь есть?
- Вы думаете, ваши оргии возбуждают у меня аппетит? - Она была так тоща, что в обвисавшем, слишком просторном платье выглядела как своевольный юноша, и пират не смог удержаться от улыбки.
- Отлично! Я распорядился, так что и вы будьте покладистее. Мадам дю Плесси-Белльер, не окажете ли вы мне честь отобедать со мной на корме?
Вокруг низкого стола были разложены подушки. Им подали круглые серебряные чаши, наполненные густой сметаной, в которой плавали голубцы, завернутые в виноградные листья. Стол был уставлен тарелками с различными соусами - луковым, из красного и черного перца, шафрановым - расцвечивающими скатерть зелеными, желтыми и красными пятнами.
- Попробуйте вот этого, - предложил Кориано, кладя кушанье ей в тарелку. - Если не понравится, вам принесут рыбы.
- Из тебя вышла хорошая сиделка, - главарь пиратов смотрел на своего помощника со злобой. - Несомненно, ты рожден для этого.
Кориано обиделся на насмешку.
- Кто-то должен же позаботиться о том, чтобы исправить сделанное, прорычал он. Нам еще повезло, что она не умерла. Если бы она сейчас умерла, я бы этого не пережил.
Но маркиз сердился:
- Чего ты от меня хочешь? - заорал он. Я разрешил ей выходить на воздух. Я пригласил ее к обеду настолько обходительно, насколько умею. Мы все ходим на цыпочках, чтобы не тревожить ее сон. Мои люди должны вести себя, как мальчики из церковного хора и в восемь часов отправляться в постель.
Анжелика расхохоталась.
Оба пирата смотрели на нее, открыв рты от изумления:
- Она смеется!
Бородатое лицо Кориано просветлело:
- Если только она сможет засмеяться так на аукционе, ее цена сразу возрастет на двадцать тысяч пиастров!
- Идиот! - отозвался д'Эскранвиль. - Много смеха видел ты на аукционах до сих пор? Кроме того, это не в ее стиле. Мы можем считать, что нам повезло, если она не раскроет рта. Почему вы смеетесь, дорогая?
- Не могу же я все время плакать, - ответила Анжелика. Она поддавалась очарованию тихого голубого вечера. Маленький остров перед ними, казалось, уплывал в прозрачный туман, как корабль из мечты. Серебряные лучи заходящего солнца коснулись храма на вершине холма.
Маркиз д'Эскранвиль проследил за ее взглядом.
- Когда-то здесь было шесть храмов Аполлона, и каждый день его красоту славили песнями и танцами.
- А теперь вы заменили все это властью страха.
- Не будьте такой сентиментальной. Должен же быть хоть какой-нибудь прок от этих дегенератов-греков.
- И поэтому вы вырываете детей из рук матерей?
- Они бы все равно умерли с голоду на этих бесплодных островах.
- А эти бедные старики, такие слабые, что они с трудом взошли на борт?
- Это другое дело. Я совершил добро, захватив их.
- Конечно, - язвительно сказала она.
- В самом деле. Вы, наверное, не знаете, что на Цеосе есть такой обычай: когда человек достигает шестидесяти лет, его либо отравляют, либо ссылают. Здесь не любят стариков, - он наблюдал за ней с ироничной улыбкой. - Вам еще многое предстоит узнать о Средиземном море, милая дама. Раб принес ему турецкий кальян. Он откинулся и стал курить. - Посмотрите, какое звездное небо. Завтра на рассвете мы отплываем в Киурос, там под олеандрами лежит спящий бог Марс, еще не размолотый на мел местными жителями. Каждый раз, когда я оказываюсь там, я навещаю его. Вам нравятся скульптуры?
- Да. В королевских садах в Версале их много.
Храм возвышался над туманом, достигавшим его подножия, и казался парящим в темно-голубом небе.
- Боги мертвы, - прошептала Анжелика.
- Но не богини, - маркиз смотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Этот костюм очень вам идет, как раз по фигуре. Он скрывает достаточно, чтобы возбуждать любопытство.
Анжелика сделала вид, что не слышит. Она принялась за еду, потому что больше не могла сопротивляться требованиям желудка и соблазнилась запахами пищи.
- Мы далеко от Крита? - спросила она.
- Не очень. Мы сейчас были бы там, если бы этот дьявол аптекарь не втянул меня в пустую трату времени на блуждание от одного острова к другому. Но какая разница? Одна из прелестей Востока состоит в том, что никто не гонится за временем, - он выпустил высокий столб дыма. - Вы торопитесь попасть на Крит?
- Я тороплюсь узнать, какая судьба уготовлена мне. Вы действительно продадите меня в рабство?
- А с чего вы взяли, что я собираюсь держать вас здесь?
- Послушайте, - сказала она, воодушевленная внезапно вспыхнувшей надеждой. - Если вы хотите денег, то я могу заплатить выкуп. Во Франции я очень богата.
Он покачал головой:
- Нет, я не хочу вступать ни в какие отношения с Францией. Это слишком рискованно. Чтобы получить деньги, я должен зайти в Марсель. Это было бы небезопасно... и заняло бы слишком много времени. Мне нужно купить новый корабль. У вас хватит денег на это?
- Возможно, - она вспомнила, в каком печальном состоянии оставила свои дела при отъезде. Ей пришлось заложить свой корабль и его будущий груз, чтобы оплатить расходы, понесенные во время жизни при дворе. Кроме того, положение Анжелики во Франции сейчас, когда король сердится на нее, было весьма неустойчивым. Она в отчаянии прикусила губу.
- Видите ли, - начал он, - вы всецело в моих руках. Я ваш хозяин и могу делать с вами все, что мне угодно.
После этого маркиз д'Эскранвиль каждый вечер приглашал ее на корму разделить с ним обед. Он был до предела любезен, потому что Кориано, без сомнения, сделал ему выговор, но иногда его истинный характер брал верх, и тогда он разговаривал с ней фамильярно и рассказывал грязные истории. Случалось, что он вспоминал свое былое воспитание и развлекал ее беседой. Она узнала, что маркиз обладал немалой эрудицией, знал восточные языки и мог читать греческих классиков. В целом его характер складывался из самой невероятной комбинации качеств.
Он разрешил ей сойти на остров, где Савари собирал бальзамы и экстракты, представлявшие, по его уверениям, большую ценность. Земля была покрыта сладким базиликом, запах которого дурманил Анжелику, когда она грелась под солнцем, и она поняла наконец, как хорошо быть живой.
Однажды она почувствовала, что кто-то смотрит на нее, и, подняв глаза, увидела д'Эскранвиля, следившего, как она стоит, прислонившись к белой колонне и прижав к губам веточку ароматного растения. По его глазам Анжелика почувствовала, что он кончит тем, что убьет ее; она была слишком женственной для него, слишком соблазнительной. Он понял, что она - женщина, которой он никогда не сможет обладать, - возможно, из-за того, что он курит опиум. Только в снах, которые навевает ему наркотик, может он когда-нибудь привлечь ее. Она встревожилась и отступила назад.
- Идите сюда, - произнес он с повелительным жестом.
Она двинулась в его сторону, не сводя глаз с предательских камешков на дорожке, чувствовавшихся даже через тонкие турецкие туфли, которые она носила. Она заметила, какие у него изящные и загорелые икры, видневшиеся ниже серебряных застежек, стягивавших штанины на коленях.
Д'Эскранвиль взял ее за руку:
- Не смотрите на меня так, будто я собираюсь вас съесть. Вы же не считаете меня монстром?
- Нет, я знаю, кто вы.
- И кто же?
- Гроза Средиземноморья.
Он немного ослабил силу пальцев, стискивавших ее руку, очевидно, довольный ответом. Они взошли на холм и достигли высшей точки острова, откуда "Гермес", стоявший на якоре посреди лазурной воды, казался игрушечным корабликом, качающимся на зыби.
- Закройте глаза, - сказал д'Эскранвиль.
Анжелика вздрогнула. Какую жестокую шутку собирается он сыграть с ней теперь? Он ухмыльнулся, увидев ее встревоженное лицо.
- Закройте же глаза, упрямый вы мул.
Чтобы она наверняка не могла видеть, он прикрыл ей глаза рукой и повел по дорожке, прижимая к себе. Потом снял руку с ее глаз, и она почувствовала, как эта рука ласкает ей щеку.
- Глядите, - сказал он.
- Ох! - Они пришли на что-то вроде террасы, где возвышались развалины храма. Цветы росли между мраморными плитами, которыми была вымощена площадка, окруженная клубникой, желтым и розовым лавром. Неповрежденные статуи, установленные в два длинных ряда, изображали схваченные моменты движения, сверкая белизной на фоне раскаленной голубизны неба.
- Что это? - прошептала Анжелика.
- Богини, - он повел ее по аллее между статуями, улыбаясь их безмолвной радости, их изящным рукам, вытянутым в грустной молитве забытым божествам, которых прославляли лишь ароматы растений и которым пело гимны одно только отдаленное бормотание моря.
Она настолько углубилась в созерцание, что не заметила, как его рука обвилась вокруг ее талии.
В конце аллеи стоял алтарь, на котором натягивал лук обнаженный малыш торжествующий крошечный бог.
- Эрот!
- Как он красив! - вздохнула Анжелика. - Это бог любви, не так ли?
- В вас когда-нибудь попадала его стрела?
Ей не хотелось отвечать ему, а тянуло осмотреть затененную нишу, где полулежала сладострастная Афродита.
- Вы могли бы быть столь же прекрасной, если бы только больше любили, произнес он после минутного молчания.
Она не могла заглянуть ему в глаза, потому что он переводил взгляд от статуи богини на нее и обратно, но чувствовала, что он терзается. Что он собирается делать?
- Вы думаете, ваши важные манеры произвели на меня такое впечатление, что я не обращаюсь с вами, как вы того заслуживаете? - сказал он. - Вы достаточно тщеславны, чтобы думать так, я это знаю, но не обманывайте себя, потому что причина не в этом. В мире нет раба, который мог бы произвести такое впечатление на Грозу Средиземноморья. Хватит с меня ваших воплей ненависти и ваших когтей. Пока хватит; это придает немного пикантности приключению. Но некоторое время спустя это надоедает. Вы не собираетесь стать немного покладистее? - Она холодно взглянула на него, но он не видел ее, потому что принялся расхаживать взад и вперед, стуча каблуками по мраморной мостовой так, что заглушал неумолчный треск цикад. - Вы можете быть такой красивой, когда любите, - повторил он, однажды ночью, с закрытыми глазами, вы повернулись ко мне и через полуоткрытые губы шептали: "Моя любовь!" - потом, в ответ на недоумение, написанное на ее лице, он продолжал: - Не помните? Вы были больны, быть может, без памяти. Но я никогда не забуду. Какой восхитительной вы можете быть в руках мужчины, который вас любит! - Он перестал вышагивать и поднял глаза на белоснежную, украшенную позолотой статую Эрота. - Хотел бы я быть этим человеком, сказал он жалобно. - Хотел бы, чтобы вы любили меня... - это была почти мольба, но Анжелика не могла дождаться, пока он кончит.
- Любить вас? - воскликнула она. - Вас? - Все происходящее показалось ей вдруг настолько абсурдным, что она рассмеялась. Неужели ему не понятно, насколько он ей отвратителен? Бессердечный, бездушный мучитель! Не думает ли он, что она когда-нибудь сможет полюбить его? Ее смех нарушил безмолвие пустынного уголка, и резкое эхо насмешливо возвратило его - ветер был слишком слаб, чтобы рассеять эти слова: "Любить вас? Вас?.."
Маркиз д'Эскранвиль стал белым, как мраморные скульптуры. Шагнув к Анжелике, он дважды ударил ее тыльной стороной ладони. Она почувствовала во рту соленый вкус крови. Он ударил ее еще раз, и она упала к его ногам. Из угла рта у нее сочилась кровь.
- Еще смеется! - выкрикнул он, открывая рот, как будто ему не хватало воздуха. - Потаскуха! Как ты смела! Ты еще хуже всех остальных! Я продам тебя! Я продам тебя похотливому паше, базарному торговцу, мавру, любому скоту, который усмирит тебя. Но ты никогда не подаришь другому взгляд любви. Я запрещаю это! А теперь убирайся. Прочь! Я не намерен позволить Кориано и своим людям обойти себя. Убирайся, пока я тебя не убил!
Через два дня корабль бросил якорь вблизи Тира. Маркиз д'Эскранвиль вышел из своей каюты, где последние два дня он пролежал, накурившись опиума.
Анжелика сошла на берег, чтобы размяться. Гуляя, она пришла к юношеской гимназии, украшенной неподвижными танцорами. Земля была усеяна руками и пальцами, отломившимися от статуй. Анжелика попробовала поднять один обломок, прекрасную руку какой-то давно умершей юности, но она была слишком тяжела. Казалось, она вобрала в себя всю тяжесть прошедших столетий. Анжелика лежала в траве под статуей Дискобола. Боль от побоев еще не прошла, и ее переполняло чувство горя. Она подумала было о побеге в глубь острова, но бесплодный пейзаж обескураживал ее.
Она слышала теперь звуки корабельного колокола, а внизу по дорожке шел Савари в сопровождении своих неизменных коз, из чьей шерсти он извлекал смолы, которые отдавал д'Эскранвилю как эссенцию для духов. На этот раз он шел с греком, которому что-то доверительно говорил.
- Позвольте представить вам Вассоса Миколеса, мадам, - сказал он с сияющим лицом. - Что вы думаете об этом прекрасном юноше?
Анжелика тактично скрыла удивление. Она часто восхищалась греческими мужчинами, которые сохраняли красоту и грацию молодых людей, воплощенных в мраморе, но этот человек нисколько не напоминал этих греков. На самом деле она нашла его весьма непривлекательным и хилым. Его темное лицо было окаймлено спутанной коричневой бородой, а тощее, с впалой грудью тело делало его весьма похожим на его спутника. Анжелика переводила глаза с одного на другого.
- О да, - сказал Савари в восхищении. - Вы догадались. Это мой сын.
- Ваш сын, мэтр Савари! У вас есть дети?
- Несколько, во всему Востоку, - отвечал старик, делая широкий жест. Что вы думаете? Я был моложе и ловчее, чем сейчас, когда впервые ступил ногой на землю Тира лет этак тридцать назад. Я был лишь маленьким французом, похожим на всех остальных, - бедным, но рыцарем.
Савари объяснил, что, посетив те же места лет через пятнадцать, он с удовлетворением увидел, как сувенир, оставленный им в первый свой приезд, становится первоклассным учеником рыбака. Во время этого путешествия он оставил семье Миколеса, который считал его путешественником, достойным пера Гомера, целый бочонок минерального мумие, доставленный из Персии с риском для жизни.
- Подумайте только, что это значит, мадам! Целый бочонок! Теперь мы спасены!
Анжелика не видела, каким образом; не видела она и того, каким образом этот отпрыск парижского аптекаря может помочь им в борьбе с целой командой пиратов. Но Савари был уверен в успехе. Он нашел своих сообщников. Вассос и его дядя присоединятся к ним на Крите с бочонком мумие.
Глава двенадцатая
Уже несколько часов "Гермес" стоял на якоре в гавани Кадиса, главного города острова Крит. День угасал, но Восток полыхал буйством красок, а береговой бриз приносил запахи горячего масла и апельсинов. Красное солнце окрашивало камни причала в малиновый цвет, и красная пыль покрывала весь город и венецианские укрепления, еще красные от крови после недавних сражений. Крит, который раньше был христианским, теперь находился под властью мусульман. Новые хозяева были видны по белым свечам минаретов, возвышавшихся среди колоколен венецианских церквей и куполов церквей греческих.
Сразу после прибытия д'Эскранвиль отправился на берег в шлюпке.
Анжелика стояла на палубе, глядя на город и сгорая от нетерпения увидеть конец своих сумасшедших скитаний.
От древнего Крита, острова Минотавра и легендарного лабиринта, осталась только Кандия - город жадный и взрывоопасный, современный лабиринт, в котором своеобразно смешивались все расы земли, потому что остров находился на равном расстоянии от берегов Азии, Африки и Европы и связывал все три части света в гордиев узел.
Турок, однако, было видно немного. Достаточно было корсарскому кораблю поднять бело-зеленый флаг герцога Тосканского, как красный с белым полумесяцем турецкий флаг сигнализировал с форта о разрешении на вход в гавань.
Двадцать галер и военных кораблей и несколько сотен рыболовецких суденышек стояли на якоре на рейде и вдоль причала.
Анжелика заметила нарядный барк с десятью недавно отполированными орудиями.
- Это французский корабль? - спросила она с внезапно вспыхнувшей надеждой.
Савари, сидевший около нее с зажатым между колен зонтиком, с тревогой поднял глаза:
- Это мальтийская галера. Видите - красный флаг с белым крестом. Мальтийский флот самый нарядный в Средиземном море, потому что рыцари креста очень богаты. Как бы то ни было, чего можете ожидать вы, пленница, от французов в Кандии? - Он объяснил, что Кандия - будь она греческой, французской, венецианской или турецкой - оставалась тем, чем она была в течение веков, а именно - убежищем для христианских пиратов, как Александрия была убежищем для турецких, а Алжир - для берберских.
Освобожденные от уплаты пошлины турецкому губернатору, пираты поднимали флаги Тоскании, Неаполя, Мальты, Сицилии и Португалии, и зачастую эти флаги защищали наихудших представителей христианского мира, которые всегда возвращались в Кандию для заключения торговых сделок.
Анжелика разглядывала груды товаров на набережной и на судах: кипы материй, рыбу, бочки с маслом и груды арбузов, но плохое качество и небольшое разнообразие этих товаров не вязалось с огромным количеством судов.
- Здесь в основном военные корабли, - заметила она. - Что они здесь делают?
- Ну, а что мы здесь делаем? - подмигнул Савари. - Взгляните на большинство из этих кораблей. Их трюмы закрыты, в то время как купеческий корабль с законным грузом стоял бы в порту, скорее всего, с открытыми трюмами. Взгляните на штыки вахтенных на их палубах. Что они охраняют? Самый драгоценный из всех товаров.
- Рабов? Это все работорговцы?
Савари не отвечал. Никуда не годная шлюпка двигалась к "Гермесу". Одетый в траур европеец в шляпе, увенчанной развевающимися перьями, стоял на корме и размахивал флагом, размером не больше носового платка, с золотыми лилиями на серебряном поле.
- Француз! - воскликнула Анжелика. Несмотря на слова ученого, она не отрывала глаз от соотечественника, который мог помочь ей.
Человек в шлюпке услышал ее возглас и после некоторого размышления снял перед ней шляпу.
- Больше месяца.
- Месяца! О, милосердный боже, где же я теперь?
Маркиз показал на остров:
- В виду Цеоса, дорогая дама, посреди Кикландского архипелага.
Глава одиннадцатая
Анжелика припомнила, что заснула, когда они были у берегов Сицилии. А теперь, через месяц, она здесь, по ее понятиям - на краю света, среди бесплодных греческих островов, забытых даже их богами, и находится во власти пирата и работорговца.
Она опять скрылась в своей крошечной каюте и тщетно пыталась вспомнить, что произошло. Наконец, поняв, что толку от этого не будет, она послала за Савари.
- Да, - сказал тот, - я ухаживал за вами с помощью рабыни-гречанки по имени Геллис. Пока вы были без чувств, она вымыла вас, расчесала и умаслила волосы, которые теперь выглядят отлично. Скоро вы будете такой же прекрасной, как и прежде.
- Дайте мне зеркало, - с некоторым трепетом попросила Анжелика.
Рассматривая себя, она не могла удержаться от гримасы. Щеки побледнели и ввалились, глаза утомленные. Может быть, подумала она, пират теперь меня так и не продаст.
- Где Флипо? - спросила она старого ученого.
- Д'Эскранвиль продал его в Мессине итальянскому дворянину, которому был нужен гувернер - учить сына французскому. Д'Эскранвиль получил за вашего лакея хорошую цену.
- Флипо - учитель языка! - несмотря на огорчение, Анжелика рассмеялась. Она решила спросить у работорговца, не запомнил ли он имени итальянца, чтобы она могла выкупить Флипо. Потом с тревогой сообразила, что, если план д'Эскранвиля осуществится, она никогда не сможет этого сделать. Еще никому не удавалось бежать из гарема.
- Вы считаете, - жалобно спросила она, - что Паннассав нам поможет?
- Увы, бедняга не мог ждать, пока вы поправитесь. Он должен был осуществить собственные планы, иначе его продали бы в рабство. А мне пришлось пустить в ход все свои способности к убеждению, чтобы д'Эскранвиль оставил меня на борту.
- Так вы остались из-за меня, - сказала Анжелика, тронутая его верностью.
- Как я мог покинуть вас? - скромно отозвался старик. - Вы были отчаянно больны, да и сейчас еще не вполне здоровы. Но вы поправитесь.
- Вы тоже болели? На вашей коже какие-то синие пятна.
- Это все еще от "шишек", свинца Паннассава. Они плохо отмываются. Я попробовал лимонный сок и спирт, но мне, наверное, придется сменить кожу, чтобы отделаться от пятен окончательно, - весело сказал Савари. - Но это не так важно. В действительности самое главное - уйти из рук этого презренного пирата, - он обшарил глазами каюту. - Тс-с! У меня есть план.
- Вы думаете, маркиз д'Эскранвиль действительно направляется на Крит?
- Конечно. Он намерен представить вас Батистану.
- Кто это?
- Это не человек. Это гостиница, где выставляют на продажу дорогих рабов. Прочих выставляют на базарах и людных площадях. Батистан Крита крупнейший на всем Средиземном море.
Анжелика почувствовала, что руки ее покрылись гусиной кожей.
- Не волнуйтесь, - продолжал Савари, - потому что у меня есть новый план. Но чтобы осуществить его, я должен уговорить нашего жадного буканьера провезти нас по всем греческим островам, чтобы мы смогли увеличить его богатство с помощью редких благовоний.
- Зачем?
- Потому что нам нужны сообщники.
- Вы думаете найти их на греческих островах?
- Кто знает, - загадочно сказал Савари. - Мадам, я могу показаться очень неосмотрительным, но с тех пор, как мы вместе оказались в этой переделке, я уверен, что вы не будете сердиться, если ваш старый друг задаст вам несколько вопросов. Почему, например, вы отправились в это опасное путешествие одна?
Анжелика вздохнула. Поколебавшись недолго, она решила довериться старому ученому, и рассказала ему, как, многие годы прожив в уверенности, что ее муж, граф де Пейрак, был казнен, она получила убедительные доказательства, что он избежал своей участи. И как, следуя то по одной, то по другой ниточке, она оказалась перед необходимостью поехать на Крит, где у нее был слабый шанс найти его следы.
Савари кивнул головой, но ничего не сказал.
- Вы думаете, я сошла с ума? - спросила Анжелика.
- Да. Но это простительно. Я сам старый дурак. Я бросил все ради непредвиденных опасностей. В погоне за знаниями я, как и вы, иду за своими мечтами, потому что в глубине наших сердец горит неугасимое пламя - в вашем случае это любовь, которая ведет вас, как звезда в пустыне. Действительно мы такие уж дураки? Сомневаюсь. Выше рассудка в нас обоих инстинкт, который ведет нас сквозь наши страхи. Это как волшебные прутики, которые помогают найти воду, скрытую под землей.
- Вы слышали когда-нибудь о греческом огне? - спросил он, меняя тему. Во времена Византии секта ученых обладала его секретом. Откуда они пришли? Мои изыскания показывают, что они были зоро-астрийскими огнепоклонниками из-под Персеполиса на границе между Персией и Индией. Именно этот секрет делал Византию непобедимой, пока ее ученые владели тайной неотразимого огня. Увы, секрет был утрачен, когда крестоносцы захватили Византию, кажется, в 1203 году. Я уверен, что секрет кроется в минеральном мумие, которое горит вечно, а при правильном обращении выделяет летучий газ, чрезвычайно горючий и почти взрывчатый. Вот с чем я экспериментировал сегодня утром, используя лишь ничтожно малое количество. Вы видите, мадам, я воскресил секрет греческого огня! - От возбуждения голос его зазвучал громче, и Анжелике пришлось напомнить, что они пока всего лишь жалкие рабы в руках безжалостного хозяина.
- Ничего не бойтесь, - заверил ее Савари. - Если я рассказал вам о своих открытиях, так не для того, чтобы оправдать свое увлечение, а потому, что они помогут нам получить свободу. У меня есть планы, и я обещаю, что они удадутся, если только мы сможем попасть на остров Тира, который лежит южнее нас в этом же самом архипелаге Киклады.
- Почему Тира?
- Это я вам скажу, когда придет время.
Приближался вечер, и корабль наполнялся новыми звуками. Женские крики сливались с голосами и ругательствами мужчин. Слышались звуки падающих тел, шарканье босых ног по бесконечным закоулкам корабля, громкие рыдания и болезненные стоны, наполовину приглушенные глубокими голосами пиратов и их бесстыдным смехом.
Анжелика выглянула в бортовой иллюминатор. Пираты грузили новую партию рабов, оставляя их для удовольствий будущих хозяев. Но много женщин было согнано для продажи в качестве простой рабочей силы. Мужчины тыкали их пальцами в живот, чтобы определить, не беременны ли они, потому что беременные женщины имели более высокую цену - ведь покупатель приобретал двух рабов вместо одного.
Анжелика прижала ладони к ушам, крича, что она достаточно насмотрелась на это варварство и хочет выйти. Когда появился Кориано с двумя негритятами, которые принесли ей поднос с едой, она обругала его и отказалась взять хотя бы кусочек.
- Но вы должны есть, - сказал одноглазый помощник, - у вас и так одна кожа и кости.
- Тогда перестаньте мучить этих женщин, - она ударила по подносу и опрокинула все, что на нем стояло. - Прекратите эти крики!
Кориано исчез с такой быстротой, на какую были способны его кривые ноги. Потом она услыхала рычание д'Эскранвиля.
- Ты думаешь, у нее есть характер, не так ли? Ну, кажется, ты получишь, что хочешь. Если моя команда не имеет права побаловаться с женщинами на собственном корабле... - обозлившись, он вошел в каюту: - Похоже, вы отказываетесь есть?
- Вы думаете, ваши оргии возбуждают у меня аппетит? - Она была так тоща, что в обвисавшем, слишком просторном платье выглядела как своевольный юноша, и пират не смог удержаться от улыбки.
- Отлично! Я распорядился, так что и вы будьте покладистее. Мадам дю Плесси-Белльер, не окажете ли вы мне честь отобедать со мной на корме?
Вокруг низкого стола были разложены подушки. Им подали круглые серебряные чаши, наполненные густой сметаной, в которой плавали голубцы, завернутые в виноградные листья. Стол был уставлен тарелками с различными соусами - луковым, из красного и черного перца, шафрановым - расцвечивающими скатерть зелеными, желтыми и красными пятнами.
- Попробуйте вот этого, - предложил Кориано, кладя кушанье ей в тарелку. - Если не понравится, вам принесут рыбы.
- Из тебя вышла хорошая сиделка, - главарь пиратов смотрел на своего помощника со злобой. - Несомненно, ты рожден для этого.
Кориано обиделся на насмешку.
- Кто-то должен же позаботиться о том, чтобы исправить сделанное, прорычал он. Нам еще повезло, что она не умерла. Если бы она сейчас умерла, я бы этого не пережил.
Но маркиз сердился:
- Чего ты от меня хочешь? - заорал он. Я разрешил ей выходить на воздух. Я пригласил ее к обеду настолько обходительно, насколько умею. Мы все ходим на цыпочках, чтобы не тревожить ее сон. Мои люди должны вести себя, как мальчики из церковного хора и в восемь часов отправляться в постель.
Анжелика расхохоталась.
Оба пирата смотрели на нее, открыв рты от изумления:
- Она смеется!
Бородатое лицо Кориано просветлело:
- Если только она сможет засмеяться так на аукционе, ее цена сразу возрастет на двадцать тысяч пиастров!
- Идиот! - отозвался д'Эскранвиль. - Много смеха видел ты на аукционах до сих пор? Кроме того, это не в ее стиле. Мы можем считать, что нам повезло, если она не раскроет рта. Почему вы смеетесь, дорогая?
- Не могу же я все время плакать, - ответила Анжелика. Она поддавалась очарованию тихого голубого вечера. Маленький остров перед ними, казалось, уплывал в прозрачный туман, как корабль из мечты. Серебряные лучи заходящего солнца коснулись храма на вершине холма.
Маркиз д'Эскранвиль проследил за ее взглядом.
- Когда-то здесь было шесть храмов Аполлона, и каждый день его красоту славили песнями и танцами.
- А теперь вы заменили все это властью страха.
- Не будьте такой сентиментальной. Должен же быть хоть какой-нибудь прок от этих дегенератов-греков.
- И поэтому вы вырываете детей из рук матерей?
- Они бы все равно умерли с голоду на этих бесплодных островах.
- А эти бедные старики, такие слабые, что они с трудом взошли на борт?
- Это другое дело. Я совершил добро, захватив их.
- Конечно, - язвительно сказала она.
- В самом деле. Вы, наверное, не знаете, что на Цеосе есть такой обычай: когда человек достигает шестидесяти лет, его либо отравляют, либо ссылают. Здесь не любят стариков, - он наблюдал за ней с ироничной улыбкой. - Вам еще многое предстоит узнать о Средиземном море, милая дама. Раб принес ему турецкий кальян. Он откинулся и стал курить. - Посмотрите, какое звездное небо. Завтра на рассвете мы отплываем в Киурос, там под олеандрами лежит спящий бог Марс, еще не размолотый на мел местными жителями. Каждый раз, когда я оказываюсь там, я навещаю его. Вам нравятся скульптуры?
- Да. В королевских садах в Версале их много.
Храм возвышался над туманом, достигавшим его подножия, и казался парящим в темно-голубом небе.
- Боги мертвы, - прошептала Анжелика.
- Но не богини, - маркиз смотрел на нее сквозь полуприкрытые веки. Этот костюм очень вам идет, как раз по фигуре. Он скрывает достаточно, чтобы возбуждать любопытство.
Анжелика сделала вид, что не слышит. Она принялась за еду, потому что больше не могла сопротивляться требованиям желудка и соблазнилась запахами пищи.
- Мы далеко от Крита? - спросила она.
- Не очень. Мы сейчас были бы там, если бы этот дьявол аптекарь не втянул меня в пустую трату времени на блуждание от одного острова к другому. Но какая разница? Одна из прелестей Востока состоит в том, что никто не гонится за временем, - он выпустил высокий столб дыма. - Вы торопитесь попасть на Крит?
- Я тороплюсь узнать, какая судьба уготовлена мне. Вы действительно продадите меня в рабство?
- А с чего вы взяли, что я собираюсь держать вас здесь?
- Послушайте, - сказала она, воодушевленная внезапно вспыхнувшей надеждой. - Если вы хотите денег, то я могу заплатить выкуп. Во Франции я очень богата.
Он покачал головой:
- Нет, я не хочу вступать ни в какие отношения с Францией. Это слишком рискованно. Чтобы получить деньги, я должен зайти в Марсель. Это было бы небезопасно... и заняло бы слишком много времени. Мне нужно купить новый корабль. У вас хватит денег на это?
- Возможно, - она вспомнила, в каком печальном состоянии оставила свои дела при отъезде. Ей пришлось заложить свой корабль и его будущий груз, чтобы оплатить расходы, понесенные во время жизни при дворе. Кроме того, положение Анжелики во Франции сейчас, когда король сердится на нее, было весьма неустойчивым. Она в отчаянии прикусила губу.
- Видите ли, - начал он, - вы всецело в моих руках. Я ваш хозяин и могу делать с вами все, что мне угодно.
После этого маркиз д'Эскранвиль каждый вечер приглашал ее на корму разделить с ним обед. Он был до предела любезен, потому что Кориано, без сомнения, сделал ему выговор, но иногда его истинный характер брал верх, и тогда он разговаривал с ней фамильярно и рассказывал грязные истории. Случалось, что он вспоминал свое былое воспитание и развлекал ее беседой. Она узнала, что маркиз обладал немалой эрудицией, знал восточные языки и мог читать греческих классиков. В целом его характер складывался из самой невероятной комбинации качеств.
Он разрешил ей сойти на остров, где Савари собирал бальзамы и экстракты, представлявшие, по его уверениям, большую ценность. Земля была покрыта сладким базиликом, запах которого дурманил Анжелику, когда она грелась под солнцем, и она поняла наконец, как хорошо быть живой.
Однажды она почувствовала, что кто-то смотрит на нее, и, подняв глаза, увидела д'Эскранвиля, следившего, как она стоит, прислонившись к белой колонне и прижав к губам веточку ароматного растения. По его глазам Анжелика почувствовала, что он кончит тем, что убьет ее; она была слишком женственной для него, слишком соблазнительной. Он понял, что она - женщина, которой он никогда не сможет обладать, - возможно, из-за того, что он курит опиум. Только в снах, которые навевает ему наркотик, может он когда-нибудь привлечь ее. Она встревожилась и отступила назад.
- Идите сюда, - произнес он с повелительным жестом.
Она двинулась в его сторону, не сводя глаз с предательских камешков на дорожке, чувствовавшихся даже через тонкие турецкие туфли, которые она носила. Она заметила, какие у него изящные и загорелые икры, видневшиеся ниже серебряных застежек, стягивавших штанины на коленях.
Д'Эскранвиль взял ее за руку:
- Не смотрите на меня так, будто я собираюсь вас съесть. Вы же не считаете меня монстром?
- Нет, я знаю, кто вы.
- И кто же?
- Гроза Средиземноморья.
Он немного ослабил силу пальцев, стискивавших ее руку, очевидно, довольный ответом. Они взошли на холм и достигли высшей точки острова, откуда "Гермес", стоявший на якоре посреди лазурной воды, казался игрушечным корабликом, качающимся на зыби.
- Закройте глаза, - сказал д'Эскранвиль.
Анжелика вздрогнула. Какую жестокую шутку собирается он сыграть с ней теперь? Он ухмыльнулся, увидев ее встревоженное лицо.
- Закройте же глаза, упрямый вы мул.
Чтобы она наверняка не могла видеть, он прикрыл ей глаза рукой и повел по дорожке, прижимая к себе. Потом снял руку с ее глаз, и она почувствовала, как эта рука ласкает ей щеку.
- Глядите, - сказал он.
- Ох! - Они пришли на что-то вроде террасы, где возвышались развалины храма. Цветы росли между мраморными плитами, которыми была вымощена площадка, окруженная клубникой, желтым и розовым лавром. Неповрежденные статуи, установленные в два длинных ряда, изображали схваченные моменты движения, сверкая белизной на фоне раскаленной голубизны неба.
- Что это? - прошептала Анжелика.
- Богини, - он повел ее по аллее между статуями, улыбаясь их безмолвной радости, их изящным рукам, вытянутым в грустной молитве забытым божествам, которых прославляли лишь ароматы растений и которым пело гимны одно только отдаленное бормотание моря.
Она настолько углубилась в созерцание, что не заметила, как его рука обвилась вокруг ее талии.
В конце аллеи стоял алтарь, на котором натягивал лук обнаженный малыш торжествующий крошечный бог.
- Эрот!
- Как он красив! - вздохнула Анжелика. - Это бог любви, не так ли?
- В вас когда-нибудь попадала его стрела?
Ей не хотелось отвечать ему, а тянуло осмотреть затененную нишу, где полулежала сладострастная Афродита.
- Вы могли бы быть столь же прекрасной, если бы только больше любили, произнес он после минутного молчания.
Она не могла заглянуть ему в глаза, потому что он переводил взгляд от статуи богини на нее и обратно, но чувствовала, что он терзается. Что он собирается делать?
- Вы думаете, ваши важные манеры произвели на меня такое впечатление, что я не обращаюсь с вами, как вы того заслуживаете? - сказал он. - Вы достаточно тщеславны, чтобы думать так, я это знаю, но не обманывайте себя, потому что причина не в этом. В мире нет раба, который мог бы произвести такое впечатление на Грозу Средиземноморья. Хватит с меня ваших воплей ненависти и ваших когтей. Пока хватит; это придает немного пикантности приключению. Но некоторое время спустя это надоедает. Вы не собираетесь стать немного покладистее? - Она холодно взглянула на него, но он не видел ее, потому что принялся расхаживать взад и вперед, стуча каблуками по мраморной мостовой так, что заглушал неумолчный треск цикад. - Вы можете быть такой красивой, когда любите, - повторил он, однажды ночью, с закрытыми глазами, вы повернулись ко мне и через полуоткрытые губы шептали: "Моя любовь!" - потом, в ответ на недоумение, написанное на ее лице, он продолжал: - Не помните? Вы были больны, быть может, без памяти. Но я никогда не забуду. Какой восхитительной вы можете быть в руках мужчины, который вас любит! - Он перестал вышагивать и поднял глаза на белоснежную, украшенную позолотой статую Эрота. - Хотел бы я быть этим человеком, сказал он жалобно. - Хотел бы, чтобы вы любили меня... - это была почти мольба, но Анжелика не могла дождаться, пока он кончит.
- Любить вас? - воскликнула она. - Вас? - Все происходящее показалось ей вдруг настолько абсурдным, что она рассмеялась. Неужели ему не понятно, насколько он ей отвратителен? Бессердечный, бездушный мучитель! Не думает ли он, что она когда-нибудь сможет полюбить его? Ее смех нарушил безмолвие пустынного уголка, и резкое эхо насмешливо возвратило его - ветер был слишком слаб, чтобы рассеять эти слова: "Любить вас? Вас?.."
Маркиз д'Эскранвиль стал белым, как мраморные скульптуры. Шагнув к Анжелике, он дважды ударил ее тыльной стороной ладони. Она почувствовала во рту соленый вкус крови. Он ударил ее еще раз, и она упала к его ногам. Из угла рта у нее сочилась кровь.
- Еще смеется! - выкрикнул он, открывая рот, как будто ему не хватало воздуха. - Потаскуха! Как ты смела! Ты еще хуже всех остальных! Я продам тебя! Я продам тебя похотливому паше, базарному торговцу, мавру, любому скоту, который усмирит тебя. Но ты никогда не подаришь другому взгляд любви. Я запрещаю это! А теперь убирайся. Прочь! Я не намерен позволить Кориано и своим людям обойти себя. Убирайся, пока я тебя не убил!
Через два дня корабль бросил якорь вблизи Тира. Маркиз д'Эскранвиль вышел из своей каюты, где последние два дня он пролежал, накурившись опиума.
Анжелика сошла на берег, чтобы размяться. Гуляя, она пришла к юношеской гимназии, украшенной неподвижными танцорами. Земля была усеяна руками и пальцами, отломившимися от статуй. Анжелика попробовала поднять один обломок, прекрасную руку какой-то давно умершей юности, но она была слишком тяжела. Казалось, она вобрала в себя всю тяжесть прошедших столетий. Анжелика лежала в траве под статуей Дискобола. Боль от побоев еще не прошла, и ее переполняло чувство горя. Она подумала было о побеге в глубь острова, но бесплодный пейзаж обескураживал ее.
Она слышала теперь звуки корабельного колокола, а внизу по дорожке шел Савари в сопровождении своих неизменных коз, из чьей шерсти он извлекал смолы, которые отдавал д'Эскранвилю как эссенцию для духов. На этот раз он шел с греком, которому что-то доверительно говорил.
- Позвольте представить вам Вассоса Миколеса, мадам, - сказал он с сияющим лицом. - Что вы думаете об этом прекрасном юноше?
Анжелика тактично скрыла удивление. Она часто восхищалась греческими мужчинами, которые сохраняли красоту и грацию молодых людей, воплощенных в мраморе, но этот человек нисколько не напоминал этих греков. На самом деле она нашла его весьма непривлекательным и хилым. Его темное лицо было окаймлено спутанной коричневой бородой, а тощее, с впалой грудью тело делало его весьма похожим на его спутника. Анжелика переводила глаза с одного на другого.
- О да, - сказал Савари в восхищении. - Вы догадались. Это мой сын.
- Ваш сын, мэтр Савари! У вас есть дети?
- Несколько, во всему Востоку, - отвечал старик, делая широкий жест. Что вы думаете? Я был моложе и ловчее, чем сейчас, когда впервые ступил ногой на землю Тира лет этак тридцать назад. Я был лишь маленьким французом, похожим на всех остальных, - бедным, но рыцарем.
Савари объяснил, что, посетив те же места лет через пятнадцать, он с удовлетворением увидел, как сувенир, оставленный им в первый свой приезд, становится первоклассным учеником рыбака. Во время этого путешествия он оставил семье Миколеса, который считал его путешественником, достойным пера Гомера, целый бочонок минерального мумие, доставленный из Персии с риском для жизни.
- Подумайте только, что это значит, мадам! Целый бочонок! Теперь мы спасены!
Анжелика не видела, каким образом; не видела она и того, каким образом этот отпрыск парижского аптекаря может помочь им в борьбе с целой командой пиратов. Но Савари был уверен в успехе. Он нашел своих сообщников. Вассос и его дядя присоединятся к ним на Крите с бочонком мумие.
Глава двенадцатая
Уже несколько часов "Гермес" стоял на якоре в гавани Кадиса, главного города острова Крит. День угасал, но Восток полыхал буйством красок, а береговой бриз приносил запахи горячего масла и апельсинов. Красное солнце окрашивало камни причала в малиновый цвет, и красная пыль покрывала весь город и венецианские укрепления, еще красные от крови после недавних сражений. Крит, который раньше был христианским, теперь находился под властью мусульман. Новые хозяева были видны по белым свечам минаретов, возвышавшихся среди колоколен венецианских церквей и куполов церквей греческих.
Сразу после прибытия д'Эскранвиль отправился на берег в шлюпке.
Анжелика стояла на палубе, глядя на город и сгорая от нетерпения увидеть конец своих сумасшедших скитаний.
От древнего Крита, острова Минотавра и легендарного лабиринта, осталась только Кандия - город жадный и взрывоопасный, современный лабиринт, в котором своеобразно смешивались все расы земли, потому что остров находился на равном расстоянии от берегов Азии, Африки и Европы и связывал все три части света в гордиев узел.
Турок, однако, было видно немного. Достаточно было корсарскому кораблю поднять бело-зеленый флаг герцога Тосканского, как красный с белым полумесяцем турецкий флаг сигнализировал с форта о разрешении на вход в гавань.
Двадцать галер и военных кораблей и несколько сотен рыболовецких суденышек стояли на якоре на рейде и вдоль причала.
Анжелика заметила нарядный барк с десятью недавно отполированными орудиями.
- Это французский корабль? - спросила она с внезапно вспыхнувшей надеждой.
Савари, сидевший около нее с зажатым между колен зонтиком, с тревогой поднял глаза:
- Это мальтийская галера. Видите - красный флаг с белым крестом. Мальтийский флот самый нарядный в Средиземном море, потому что рыцари креста очень богаты. Как бы то ни было, чего можете ожидать вы, пленница, от французов в Кандии? - Он объяснил, что Кандия - будь она греческой, французской, венецианской или турецкой - оставалась тем, чем она была в течение веков, а именно - убежищем для христианских пиратов, как Александрия была убежищем для турецких, а Алжир - для берберских.
Освобожденные от уплаты пошлины турецкому губернатору, пираты поднимали флаги Тоскании, Неаполя, Мальты, Сицилии и Португалии, и зачастую эти флаги защищали наихудших представителей христианского мира, которые всегда возвращались в Кандию для заключения торговых сделок.
Анжелика разглядывала груды товаров на набережной и на судах: кипы материй, рыбу, бочки с маслом и груды арбузов, но плохое качество и небольшое разнообразие этих товаров не вязалось с огромным количеством судов.
- Здесь в основном военные корабли, - заметила она. - Что они здесь делают?
- Ну, а что мы здесь делаем? - подмигнул Савари. - Взгляните на большинство из этих кораблей. Их трюмы закрыты, в то время как купеческий корабль с законным грузом стоял бы в порту, скорее всего, с открытыми трюмами. Взгляните на штыки вахтенных на их палубах. Что они охраняют? Самый драгоценный из всех товаров.
- Рабов? Это все работорговцы?
Савари не отвечал. Никуда не годная шлюпка двигалась к "Гермесу". Одетый в траур европеец в шляпе, увенчанной развевающимися перьями, стоял на корме и размахивал флагом, размером не больше носового платка, с золотыми лилиями на серебряном поле.
- Француз! - воскликнула Анжелика. Несмотря на слова ученого, она не отрывала глаз от соотечественника, который мог помочь ей.
Человек в шлюпке услышал ее возглас и после некоторого размышления снял перед ней шляпу.