Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   - Француженки всегда появляются на людях в такой скудной одежде? Подождите, по крайней мере, пока вас оденут, мадам, - услышала она насмешливый голос Рескатора. - У меня множество платьев для вас. Посмотрите, понравятся ли они вам, и выберите любое, какое вам по душе. Анжелика бессознательно шарила глазами по черной фигуре, маячившей над ней, пока не остановила взгляд на непроницаемой маске, под которой угадывалась презрительная улыбка. Он рассмеялся.
   - Вставайте! - произнес он, протягивая ей руку. Когда она поднялась, он отвел в сторону пряди, упавшие ей на лицо, и поцеловал в щеку, как будто она была ребенком. - Продана? Нет, конечно... Сегодня вы моя гостья, вот и все. А теперь выберите, что вы наденете, - он показал на трех негритят в красных тюрбанах, которые показывали ей, как в сказке, один - платье из розового шелка, другой - из белой парчи, третий - из голубовато-зеленого атласа, отделанное перламутром.
   - Вы колеблетесь? Какая бы женщина не заколебалась. Но поскольку праздник ждет вас, я осмелюсь дать вам совет. Я выбираю вот это, - он указал на голубовато-зеленое платье. - Правду сказать, я выбрал его для вас потому, что слышал, будто у француженки зеленые глаза. Вы будете выглядеть в нем как сирена. Это будет символизировать спасение прекрасной маркизы из волн, - и, не дождавшись от нее никакого ответа, продолжал: - Я понимаю, что вас беспокоит. Вам неясно, как здесь, на далеком Крите, удалось достать такие платья, сшитые по самой последней версальской моде. Не надо забивать этими мыслями свою прекрасную головку. У меня есть свои секреты. Или вы не слышали, что я колдун? - Наполовину скрытый сарацинской бородкой рот, скривившийся в ироничной усмешке, очаровал ее. По ее унылому лицу проскользнула мимолетная улыбка. Его медленная речь внушала ей что-то вроде страха. Каждый раз, когда он обращался к ней, по ее спине пробегала дрожь. Она совершенно отупела и не реагировала ни на что, пока два маленьких раба, помогавшие ей одеться, не запутались в кружевах, крючках и пуговицах европейского платья. Их неловкость действовала ей на нервы, и она сама закрепила шпильки и завязала кружева. Ее движения не избежали внимания Рескатора. Он старался подавить смех и в конце концов закашлялся.
   - Ничто не может превозмочь привычки, - сказал он, отдышавшись. - Даже стоя одной ногой в могиле, вы должны быть как следует одеты, не так ли? О, француженки! Ну, а теперь взгляните на эти украшения, - он наклонился над шкатулкой, которую принес ему паж, вытащил большое ожерелье в три нитки ляпис-лазури и сам надел его ей на шею. Когда он приподнял ей волосы, чтобы застегнуть замочек, она почувствовала, как задержались его пальцы на шрамах, оставленных на ее спине ужасными котами. Но новый хозяин ничего не сказал, только помог ей надеть серьги. Шум за стеной окружавших их янычар все нарастал. Как раз прибыли музыканты, а с ними - и танцовщицы. Появились подносы с фруктами и сластями.
   - Вы не голодны? - спросил Рескатор. - Не хотите ли халвы? Это десерт, его готовят из орехов. А персидскую нугу вы знаете? - Она не отвечала. - Я знаю, чего вы хотите. Вас сейчас не смогут соблазнить все сладости и удовольствия мира. Вы хотите плакать, - губы Анжелики задрожали, горло перехватило. - Нет, - продолжал он, - не сейчас. Когда мы с вами останемся одни, вы можете плакать сколько угодно, но не здесь, не перед этими нехристями. Вы не рабыня. Вы потомок крестоносцев, вспомните об этом, ради бога! Посмотрите на меня, - взгляд его пылающих глаз пронизывал ее так, что она отступила назад. - Так-то лучше. А теперь взгляните на себя в зеркало. Сегодня вы королева - королева Средиземноморья. Дайте мне руку.
   В царском платье, рука об руку с Рескатором Анжелика спустилась из отвратительной комнаты для аукционов. Все, мимо кого они проходили, кланялись им.
   Рескатор сел рядом с представителем турецкого султана и знаком предложил Анжелике сесть справа от него. Танцовщицы взмахивали своими длинными прозрачными покрывалами в такт музыке тамбуринов и гитар.
   - Попробуйте хорошего кандийского кофе, - предлагал Рескатор, снимая крошечную фарфоровую чашечку с подноса, стоявшего перед ним на низеньком столике, и передавая ей. - Ничего нет лучше для скорбящего сердца. Понюхайте, как он замечательно пахнет, мадам.
   Она взяла предложенную ей чашку и глотнула из нее. Она приучилась пить кофе на борту "Гермеса", и ей нравился его горьковатый аромат.
   Пират все время наблюдал за ней через прорези в маске. Это была не обычная маска, держащаяся на переносице и едва прикрывающая щеки; она, как шлем, доставала почти до губ. Она полностью повторяла форму носа, а там, где должны были быть ноздри, чернели отверстия. Анжелика не могла отделаться от мысли, что под маской скрывается отвратительное лицо. Сможет ли она стерпеть, когда над ней наклонится эта черная бархатная маска, если будет знать, что под ней скрываются страшные увечья? Она вздрогнула.
   - Ну? - сказал пират, будто заметив ее движение. - Ответьте, о чем вы сейчас думаете?
   - Я думаю, вам вырвали язык.
   Рескатор откинул голову и разразился хохотом.
   - Отлично, - сказал он. - Наконец-то я узнал, как звучит ваш голос - и только чтобы выяснить, что, по вашему мнению, я недостаточно искалечен. О, мои враги всегда рады добавить еще одну отметину. Если бы я был одноруким и горбатым, они бы радовались еще больше. А еще лучше - и мертвым! Что касается меня, то мне достаточно, что я весь покрыт шрамами, как старый дуб, столетиями противостоявший ветрам и грозам. Но, слава богу, у меня еще осталось достаточно языка, чтобы разговаривать с женщинами. Думаю, это было бы тяжело - не иметь возможности хотя бы использовать богатство языка, чтобы завлекать эти прелестные создания, украшения всего сущего, - он подался к ней и говорил так, будто они были одни. Она ощущала шеей теплоту его взгляда. - Скажите еще что-нибудь, мадам. У вас восхитительный голос. Я знаю, что прозой этого не скажешь. Мой голос сорвался в тот день, когда я звал кого-то. Это испортило его.
   - Кого вы звали? - поинтересовалась она вопреки собственному желанию.
   Он показал на потолок, где собирался в облака дым от ладана:
   - Аллаха. Аллаха в его раю. Это очень далеко. Мой голос сорвался, но после того, как достиг его. Аллах услышал меня и пожаловал мне то, что я просил у него - мою жизнь.
   Она подумала, что он насмехается над ней, и почувствовала досаду. Но кофе восстановил ее силы. Она даже соизволила изысканно откусить от пирожного.
   - Дома, - заметил он, - я бы смог предложить вам блюда со всего света. Я привозил домой из каждой страны, где мне приходилось бывать, человека, искусного в приготовлении кушаний своей родины. Я могу дать своим гостям все, что им нужно, чтобы чувствовать себя как дома.
   - А... кошки в вашем доме есть?
   Пират казался удивленным. Потом он сообразил, что она имеет в виду, и бросил на д'Эскранвиля убийственный взгляд.
   - Нет, в моем доме нет кошек - ничего такого, что могло бы испугать вас или испортить вам настроение. Там есть розы... лампы... окна, открывающиеся на море. Пойдемте, выйдем из этой холодной атмосферы, которая совсем не для вас. Мой добрый друг д'Эскранвиль, должно быть, приложил немало трудов, чтобы заставить вас лизать хозяйские сапоги... - Анжелика подпрыгнула и бросила на него яростный взгляд. Он снова рассмеялся, закашлялся и наконец сумел выговорить: - Вот! Этого я и ждал. Вы опять стали гордой маркизой, придворной дамой французского двора, высокомерной и восхитительной.
   - Если бы только я смогла опять ею стать! - прошептала она. - Не думаю, что Средиземное море легко отдает свою добычу.
   - Это верно. Средиземное море срывает с людей все фальшивые маски. Оно разбивает иллюзии, но чистым золотом вознаграждает того, кто имеет силу противоборствовать ему и бросить вызов его обману.
   Как он угадал, что она мечтает не столько о Франции, сколько о возвращении под яркие огни Версаля, - возвращении в качестве победительницы, которая еще несколько месяцев назад приказывала всем и каждому? Все это казалось ей очень далеким, нереальным, как будто магия Востока закрыла эти воспоминания полупрозрачной завесой.
   Неожиданно она сама стала искать в загадочных глазах пирата ответ на свой вопрос. Она не переставала спрашивать себя, в чем заключалось могущество этого человека, который несколькими словами сумел завладеть ее душой. Много дней она была сломленным, загнанным, униженным существом. А теперь Рескатор извлек ее из бездны этого водоворота. Как растение, пьющее свежую воду, она оживала и восставала из смиренного унижения. Она стояла прямо, и в глазах снова мелькали искорки прежней безмятежности.
   - Гордое создание, - мягко сказал он. - Такой вы мне нравитесь.
   Она посмотрела на него, будто молила бога о жизни, и не имела представления, что в ее глазах застыло то самое голодное выражение, с которым обращаются к тем, кто имеет власть дать все.
   Она чувствовала, как ответный взгляд Рескатора, его сила успокаивают бурю, неистовствующую в ее груди. Исчезли головы в тюрбанах, черные как сажа лица пиратов под шелковыми платками; отдалялась какофония голосов и музыки. Она была одна в магическом кругу - одна рядом с человеком, отдающим ей все свое внимание. Она вдыхала запах восточных духов, которым пропиталось ее платье, - этот аромат напоминал ей запах островов. Он смешивался с запахом бархата от его маски, табака из его длинной трубки, с ароматом кофе, дымящегося в чашках, которые непрерывно наполняли слуги. Неожиданно утомление, сильнейшая усталость овладели ею. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.
   - Вы устали, - сказал он. - Вы будете спать в моем загородном дворце. Вы будете лежать на террасе под звездами, но мой арабский врач даст вам успокаивающий настой из трав, и вы проспите столько, сколько захотите. Шум моря и звуки арфы моего пажа убаюкают вас. Вас устраивает такая перспектива? Что вы думаете?
   - Я думаю, - пробормотала она, - что вы не будете суровым хозяином.
   Веселая искорка блеснула в глазах корсара.
   - Может быть, в один прекрасный день и стану. Вашей красоте долго сопротивляться нельзя. Но обещаю, что это произойдет не без вашего согласия. Сегодня я прошу вас только об одном, но это для меня бесценно: улыбнитесь. Я хочу увериться, что вы не печалитесь и не боитесь больше. Улыбнитесь мне.
   Анжелика приоткрыла губы, глаза ее засветились.
   Нечеловеческое рычание вдруг заглушило все другие шумы, и из сгустившегося дыма выступил, как красное привидение, маркиз д'Эскранвиль. Он размахивал обнаженной шпагой, и никто не осмеливался приблизиться к нему.
   - Теперь она твоя, - обрушился он на Рескатора. - Это тебе она показывает лицо, полное любви, проклятый колдун. Не мне. Я лишь ужас, но не колдун Средиземноморья. Слышите, люди, ужас, но не колдун. Но это ненадолго. Я убью тебя, - он бросился на него, выставив шпагу. Ударом ноги Рескатор послал вперед поднос, пролетевший между ног д'Эскранвиля, а за ним - тяжелый серебряный самовар. Потом, пока д'Эскранвиль покачивался, восстанавливая равновесие, он вскочил, вынимая собственную шпагу. Лязгнули клинки. Д'Эскранвиль бился с яростью сумасшедшего. Они дрались, двигаясь среди подушек и подносов к возвышению для аукционов. Маркиз, прижатый к стене, вынужден был вскочить туда. Танцовщицы с пронзительным визгом разбежались.
   Это была борьба не на жизнь, а на смерть, красная фигура против черной. Оба мастерски владели оружием. Мальтийские слуги не решались вмешаться и восстановить порядок во вверенном их заботам помещении. Каждый получил от Рескатора по двадцать цехинов и по плитке прессованного американского табака. Постепенно установилась торжественная тишина - все ждали исхода дуэли.
   Наконец Рескатор ранил своего безумного противника, и тот выронил шпагу. Изо рта д'Эскранвиля выступила пена. Эриван смело бросился к нему, обхватил за талию и оттащил в сторону, передав Кориано.
   - Жаль, - вот и все, что произнес Рескатор, вкладывая шпагу в ножны.
   Если бы не вмешательство Эривана, тело маркиза д'Эскранвиля наверняка оказалось бы принесенным в жертву за всех тех, кого он продал на этом самом месте.
   Рескатор поднял руки:
   - Пир окончен! - крикнул он.
   Он раскланялся направо и налево, выражая благодарность гостям по-турецки, по-итальянски и по-испански. Гости выходили из комнаты, соблюдая церемонию прощания.
   Рескатор вернулся к Анжелике. Он еще раз поклонился так низко, что черные перья на шляпе промели по полу:
   - Вы последуете за мной, мадам?
   В этот момент она последовала бы за ним на край света. Она даже не могла узнать сад, через который совсем недавно прошла в полном смятении.
   Пират накинул ей на плечи свой изящный плащ:
   - Ночь прохладна. Но какой аромат!
   Перед зданием на громадной жаровне жарился целый бык. Удовлетворенная команда и местные жители стояли вокруг, освещаемые отблесками углей. С улиц Кандии доносились голоса пиратов, славящих вино. Едва только толпа заметила Рескатора, как послышались веселые приветствия.
   Длиннохвостая голубая ракета взвилась из-за конька крыши и рассыпалась на несколько сверкающих звезд.
   - Смотрите, фейерверк!
   Рескатор был первым, кто почувствовал приближение чего-то непредвиденного. Он оставил Анжелику и бегом бросился к валам, возвышавшимся над городом. Небо сплошь светилось розовым цветом.
   Движущийся огонь, исходящий откуда-то из глубины города, бросал блики на растерянные лица янычар. Они тоже кинулись на валы. Ударили колокола. По улицам перекатывался на многих языках один и тот же крик: "Пожар!"
   Анжелику оттер людской поток. Ей пришлось добираться до двора на четвереньках. Вдруг на ее руку легла чья-то ладонь.
   - Сюда! Сюда!
   Она смотрела на хитрое лицо Вассоса Миколеса и вспомнила слова Савари: "Когда вы выйдете из Батистана, сигналом послужит голубая ракета".
   Она умоляла его спасти ее от покупателя и вернуть ей свободу, и он сдержал свое обещание. Но теперь она словно окаменела. Сердце ее было как лед, она не могла сдвинуться с места. Маленький грек все повторял:
   - Идемте! Сюда!
   Наконец она заставила себя последовать за ним. Они бежали по узким улочкам к порту, обгоняя все увеличивающиеся толпы жителей города. По мере приближения к гавани смятение нарастало. Даже кошки, вздыбив шерсть, выли и, расставив когти, прыгали с балконов, как демоны. Все кричали: "Корабли!"
   Когда Анжелика и Вассос Миколес добежали до башни крестоносцев, стоящей у моря, они поняли, в чем дело. Бригантина маркиза д'Эскранвиля пылала как факел. От нее уже оставались только горящие шпангоуты. На другие суда, стоявшие на якоре, дождем сыпались головни. Горела галера ренегата-датчанина. Разгорались и другие пожары, раздуваемые бризом, и в дантевом огне Анжелика разглядела ксебеку Рескатора. С ее носа вырывался огонь, и оставшиеся на борту члены команды уже отчаялись погасить его, отступая перед клубами удушливого дыма.
   - Савари!
   - Я ждал вас, - укоризненно отозвался старик. - Вы не туда смотрите, мадам. Взгляните вон туда!
   В тени ворот крестоносцев, часовой из которых выбежал на пожар, виднелась барка, поднимающая паруса. Она почти совершенно терялась в темноте, и лишь отдельные красные отблески пожара освещали напряженные лица беглых рабов на ее палубе и моряков, пытающихся выйти в море. Это было судно Вассоса Миколеса и его дядьев.
   - Быстро!
   - Но этот пожар, Савари...
   - Это греческий огонь, - кричал маленький старый ученый, подпрыгивая от возбуждения. - Я наконец зажег огонь, который нельзя погасить. Пусть себе стараются. Это древний византийский секрет. И это я, я вновь раскрыл его! Он пританцовывал от радости, как гном, вырвавшийся из преисподней. Вассос Миколес втолкнул его на борт.
   Анжелика ступила на борт барки, когда она уже отваливала от берега. Рыбаки старались держаться в тени мыса, но отблески безжалостно разгорающегося пожара освещали их, какой бы путь они не избирали. Стоя на корме, Савари любовался пылающей гаванью, где, как муравьи в разрушенном муравейнике, суетились люди.
   - Я запихал паклю во все уязвимые места галер, - объяснял он ей. - В течение всего плавания между островами я каждый день лазил в трюм и все подготовил. Сегодня вечером я повсюду разбрызгивал эссенцию мумие. Это сделало галеры в тысячу раз более горючими. Огонь распространялся, как ураган...
   Стоя около него, Анжелика не могла выдавить из себя ни звука - ее била нервная дрожь. Савари умолк. Он поднес к глазам свою древнюю подзорную трубу.
   - Что там? Он сошел с ума, этот человек! - они разглядели силуэт Рескатора на пылающем носу "Морского орла". Матросы-мавры перерубили швартовы, и ксебеку относило от очага пожара, но сама она горела. Языки пламени на ее палубе становились выше и плотнее. Отвалился бушприт. Потом раздался ужасающий взрыв.
   - Крюйт-камера, - прошептала Анжелика.
   - Нет, - в ликующем танце Савари наступал ей на ноги своими тяжелыми башмаками. Вассос Миколес напрасно пытался успокоить отца. - Эти белые облака у самой воды, - закричал Савари, - что это? Что это?
   Тяжелая желтая масса исходила изнутри корабля и растекалась по поверхности воды. Вот она окутала корабль почти до верхушек мачт. Она закрыла отблески огня, и ксебека исчезла в этом коконе дыма.
   Порт, все еще освещенный пожаром, исчезал вдали - греки налегали на весла изо всех сил. Скоро они подняли латинский парус, и барка с беглецами наклонилась над волнами.
   Савари опустил подзорную трубу:
   - В чем дело? Похоже, что этот человек погасил огонь на своем корабле с помощью магии.
   Пока он размышлял над этой тайной, его сын воспользовался задумчивостью отца и незаметно исчез в глубине судна. Анжелика также стояла с потерянным видом, но по другим причинам.
   Кандия была уже едва видна, если не считать красного зарева, все еще отражавшегося в воде. Она вдруг заметила, что на ее плечи все еще накинут плащ Рескатора. Необъяснимая печаль охватила ее, и, спрятав лицо в ладонях, она тяжело застонала.
   Женщина, стоявшая рядом с ней, прикоснулась к ее руке:
   - Что с вами? Вы не рады свободе? - она говорила по-гречески, но Анжелика уловила смысл.
   - Не знаю, - всхлипнула она. - Не знаю. О, не знаю.
   Потом начался шторм.
   Глава пятнадцатая
   Шторм, который продолжался два долгих и ужасных дня, улегся только к утру третьего, но судно все еще швыряло волнами, мачта упала за борт, румпель разбило в щепы. Каким-то чудом все пассажиры были целы, но с первым же ясным рассветом они вглядывались в морскую даль в поисках судна, у которого можно было бы попросить помощи. Море было пустынным. И только вечером на горизонте появилось мальтийское судно, которое отозвалось на сигналы о помощи.
   Это была одна из галер Мальтийского ордена. Измотанных бурей греков подняли на борт, закутали в одеяла, накормили и согрели хорошим астийским вином. Чуть позже Анжелику представили капитану, мальтийскому рыцарю лет пятидесяти, барону Вульфу фон Нессеноду, крупному блондину с седоватыми висками, с тремя бледными морщинами на загоревшем дочерна лбу. Он пользовался репутацией умелого моряка и умелого воина.
   Его помощника, французского рыцаря лет тридцати, звали де Роже невинного вида юноша, на которого Анжелика явно произвела впечатление. Она сообщила ему о своих титулах и званиях и повторила повесть о перенесенных испытаниях и бедствиях.
   Когда галера вошла в порт Валлетта, Анжелике предложил гостеприимство рыцарь по имени де Рошебрун, принимавший ее как почетную гостью. Это был восхитительный старый дворянин, который еще поддерживал на Мальте все обычаи и церемонии, к которым привык за время своей жизни при дворе. Заведение, которое он скромно называл харчевней, в действительности было одним из восьми роскошных дворцов, в которых было устроено нечто вроде магазинов. Каждый дворец представлял один из восьми символов на гербе Мальтийского ордена, и в каждом отражался национальный характер одной из областей, в которых Орден содержал монастырские гостиницы: Прованса, Оверни, Франции, Италии, Арагона, Кастилии, Германии и Англии, хотя в Англии гостиницы были закрыты во время Реформации.
   Анжелику принимали с такой пышностью и почтением, что она не спешила уезжать, потому что на Мальте она по меньшей мере находилась под защитой последнего бастиона христианства на Средиземном море. Город Валлетта был красив; выстроенный из мрамора, покрывшегося крапинками от соленой воды, он поднимался, как золотая колонна, на фоне пурпурно-голубого неба и моря множество колоколен, соборов, дворцов, возвышающихся на скалистых утесах, крепостные укрепления, вооруженные пушками, которые держали под обстрелом весь остров от высшей его точки до гавани, причем последняя сама по себе служила естественной защитой. Как щупальца гигантского спрута, от основного причала к многочисленным островам, каждый из которых был сильно укреплен, тянулись дамбы.
   В этой "харчевне" графа де Рошебруна, ее соотечественника и старого знакомого по Версалю, Анжелика узнала, что герцог де Вивонн разыскивал ее. Французская эскадра зашла в Валлетту на две недели, и у французов было достаточно времени, чтобы пообсуждать бесчинства пиратов.
   При вести о том, что "Ройял" потерпел крушение у берегов Сардинии, де Вивонн чуть не слег. Для него как для адмирала королевского флота потеря была тяжела и сама по себе, но как возлюбленный Анжелики - а он был уверен, что это так и есть, - он был безутешен, думая о постигшей ее ужасной судьбе. Сначала сын, потом мать... Он не приносит ничего, кроме несчастья. Никто не смел шутить с ним до тех пор, пока он не получил письмо от лейтенанта Миллерана, который просил пустяковую сумму в тысячу пиастров, чтобы заплатить выкуп генуэзскому разбойнику барону Паоло Висконти, в плену у которого он все еще находился. Письмо подтверждало потерю "Ройяла" из-за стервятников моря, а также сообщало, что маркиза дю Плесси осталась цела и невредима, обвела своего тюремщика вокруг пальца и, без сомнения, к настоящему времени добралась до Крита на паруснике из Прованса.
   Герцог де Вивонн тут же вышел из подавленного состояния и, как только закончился ремонт его галер, сам отправился на Крит, надеясь разыскать прекрасную маркизу, которая всего через несколько дней после его отплытия ступила ногой на Мальту в черном плаще Рескатора, покрывшемся пятнами от соли и уже потершемся.
   Анжелика улыбнулась, узнав об этой сверхъестественной игре в прятки. Вивонн, галерные рабы, появление будто воскресшего из мертвых Никола, его гибель - все это теперь казалось ей таким далеким. В самом ли деле она прошла через все это? Жизнь ее текла так быстро. И теперь на ней оставили свои отметины более недавние и еще более жуткие события.
   Через неделю после своего прибытия на Мальту, во время прогулки по городу, она натолкнулась на дона Хосе де Альмандо. Он, как и его спутник Балифф де Ла Марш, также только что высадился на остров.
   После двух кораблекрушений и трех побегов Анжелика уже настолько привыкла к превратностям судьбы, что даже не покраснела при встрече с человеком, который видел ее голой в аукционном зале невольничьего рынка. В свою очередь, закупщик рабов был достаточно умудрен жизнью, чтобы не смущаться в неподходящий момент. Они с одинаковой радостью приветствовали друг друга и сразу же принялись вспоминать об общих приключениях, как старые друзья. Чопорный испанец в самом деле отбросил свою официальность, искренне радуясь, что она вырвалась из лап пиратов и что он видит ее живой.
   - Надеюсь, мадам, сказал он, - вы не очень сердитесь, что мы бросили вас на произвол этих жадных и эгоистичных соперников во время торгов в Кандии. Такого аукциона еще не бывало и никогда не будет. Это было чистое безумие. Я зашел так далеко, как только мог.
   Анжелика ответила, что ценит его усилия, направленные на ее освобождение, и с благодарностью вспомнила о его вмешательстве, как только получила свободу.
   - Храни вас бог еще раз попасть в руки Рескатора, - вздохнул Балифф де Ла Марш. - Вы нанесли ему самый чувствительный удар за всю его жизнь. Пожар или не пожар, но потерять рабыню, за которую заплачена ужасающая сумма в тридцать пять тысяч пиастров, в ту же самую ночь... Хорошую шутку вы сыграли с ним, мадам. Так будьте осторожны!
   Они рассказали ей о той ужасной ночи в Кандии. Огонь распространился на старые деревянные дома турецкого квартала, которые вспыхивали, как факелы. В самой гавани многие корабли сгорели по самую ватерлинию или получили серьезные повреждения. С маркизом д'Эскранвилем при виде "Гермеса", исчезнувшего на его глазах в огненном гейзере, случился эпилептический припадок. Напротив, Рескатору каким-то загадочным образом удалось вывести свою ксебеку из огня.
   С этого момента Савари проводил все свое время в монастырских гостиницах "Оверни" или "Кастилия", стараясь выведать у рыцарей мельчайшие подробности этого происшествия. Каким образом Рескатор укротил огонь? Чем он пользовался? Сколько ему потребовалось на это времени? Дон Хосе понятия обо всем этом не имел. Однако Балифф слышал о какой-то арабской жидкости, которая при нагревании обращается в пар. Всем известно, что арабы весьма преуспели в удивительной науке, называемой химией. Отстояв от пожара собственный корабль, Рескатор помогал выводить из огня другие суда, но его усилия лишь ненамного уменьшили общие потери, потому что пожар распространялся с невиданной быстротой.