Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   Он следил за Анжеликой, как ястреб. Меццо-Морте был грубой натурой, но он умел сочувствовать другим и благодаря этому сразу приобретал власть над людьми. От него не ускользнул жалкий вид пленницы - обожженное солнцем лицо, изжеванное платье, спутанные волосы. Его черные глаза заблестели, как агаты, и сверкающие зубы обнажились в кривой усмешке:
   - Теперь мне понятно, - мягко сказал он. - Да, конечно, это та самая, Али Хаджи, - та самая женщина, описанная в письме, которую он купил в Кандии. Какой подарок судьбы! Теперь этот Рескатор у меня в руках! Теперь он приползет ко мне. Я нашел брешь в его броне, ту самую, которая есть у всех дураков - женщина! Так он думает, что может властвовать над нами, вмешиваться в нашу торговлю как хозяин! Если бы не он, я сейчас был бы адмиралом султана, но я знаю, какую медвежью услугу он оказал мне при дворе султана. Пусть себе продолжает скрываться по всему морю от Марокко до Константинополя, пусть золото течет в его руки, пусть дружит со своими союзниками, но я, и никто другой, усмирю его в конце концов. Ему придется убраться со Средиземного моря. Он должен будет уехать и больше не возвращаться! - он возбужденно поднял руки. - Теперь я буду хозяином. Я одолею Рескатора, своего смертельного врага!
   - Мне кажется, у вас много врагов, - сказала Анжелика с некоторым сарказмом. От ее тона тиран перестал смеяться.
   - Да, - сказал он холодно, - у меня их много, и скоро вы увидите, как я с ними поступаю. Я начинаю понимать, каким образом д'Эскранвиль чуть не свихнулся из-за вас, хотя он был не больно силен на голову. Садитесь.
   Она не села, а упала на указанную им бархатную кушетку. Голова у нее кружилась. Адмирал Алжира сел напротив нее, скрестив ноги, и протянул ей свою коробку с пастилой. Анжелика чувствовала себя настолько уставшей и обессилевшей, что нетерпеливо потянулась за угощением, но не успела она достать до коробки, как тут же отдернула руку, взвизгнув от боли. На руке тянулись четыре длинные глубокие царапины, оставленные алыми ногтями одного из любимчиков адмирала.
   Эта сцена, казалось, вернула Меццо-Морте хорошее расположение духа.
   - О-го-го! - произнес он со смехом. - Вы заставляете моих ягняток ревновать. Они не любят видеть меня так близко от женщины, предлагающего ей свое расположение, которое, как они считают, всецело должно принадлежать им. Ну, это на меня не очень похоже. Никаких женщин! - Вот как делаются великие вожаки - и великие евнухи. Женщины означают расхлябанность, слабость, скороспелые идеи, плохую подготовку. Они - источник всех глупостей, которые делают мужчины. Без них мужчина может быть колоссом. Однако способ, которым евнухи избегают искушения, кажется мне чересчур радикальным. Я всего-навсего чуточку изменил свои вкусы, - он снова рассмеялся и погладил курчавую голову своего свирепого маленького фаворита, негритенка со щедро раскрашенным лицом. Другой любимчик был белым и черноглазым - без сомнения, испанцем. Эти дети, захваченные на берегах Средиземного моря, были обречены забыть свою религию, по доброй воле или по принуждению. Действуя то лаской, то угрозами, хозяин неумолимо заставлял их отречься от своей веры, подвергнуться обрезанию и произносить священное откровение: "Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет - пророк его". Новообращенные затем продолжали служить игрушками у султанов и пашей.
   - Эти ребята - фанатики, - объяснил Меццо-Морте, - и преданы мне душой и телом. Одно мое слово - и они набросятся на вас, как волки, и растерзают на мелкие кусочки. Взгляните, как они смотрят на вас. Когда они оказываются на борту христианского корабля, они буквально купаются в крови христиан. Видите ли, им запрещено пить вино...
   Анжелика была слишком измождена, чтобы изображать безразличие. Меццо-Морте обиженно наблюдал за ней, потому что она совсем недавно сильно задела его, а он был не таким человеком, который легко прощает оскорбления.
   - Вы горды, - произнес он, - а гордость в женщинах я ненавижу столь же сильно, как и христиан. Они не имеют права быть гордыми, - и он снова принялся дико хохотать, как будто не в силах остановиться.
   - Над чем вы смеетесь? - спросила Анжелика.
   - Из-за того, что вы столь горды, столь высокомерны. И потому, что я знаю, что вас ждет! Поэтому я и смеюсь. Теперь поняли?
   - Должна признаться, что нет.
   - Неважно. Скоро поймете.
   * * *
   Этой ночью Анжелика спала на борту одной из галер Меццо-Морте, стоявшей на якоре в гавани. С ней была Фатима-Мирела.
   Анжелика отдала ей один из собственных браслетов и попросила остаться с ней на ночь, потому что ей не давала покоя ревность мальчиков в желтых тюрбанах, охранявших судно. Старуха легла на циновку у двери, а Анжелика вскоре заснула мертвым сном - настолько она устала.
   На следующий день маленькая процессия двигалась по извилистой дороге от гавани к одним из ворот города. С одной стороны улицы тянулись валы, с другой ее ограничивали навесы, разделенные узкими переулками, в которых можно было видеть лучи опускающегося солнца. Анжелика, шедшая за Меццо-Морте и его неизменной охраной, то и дело спотыкалась об острые камни. Они остановились у ворот Баб-Азун, где офицеры стражи низко склонились перед Меццо-Морте, который часто инспектировал гарнизон. Однако цель его теперешнего визита была иной. Казалось, он чего-то ждет.
   Вскоре после их прибытия с близлежащей улицы показался негр верхом на лошади в сопровождении черных телохранителей. Он спешился и поклонился Меццо-Морте, который вернул ему еще более низкий поклон.
   Итальянец, видимо, с почтением относился к чернокожему принцу, занимавшему более высокое положение. Они обменялись несколькими приветствиями и изъявлениями дружбы на арабском языке, затем повернулись к пленнице. Протянув перед собой руки, негр снова поклонился ей, а довольные глаза Меццо-Морте насмешливо блеснули.
   - Я забыл, - воскликнул он, - правила обхождения при дворе короля Франции. Я еще не представил вам, мадам, моего друга Османа Фараджи.
   Анжелика думала, что и сама должна была бы понять, что это евнух, потому что заметила мягкие линии его фигуры и высокий голос. Все же он был далеко не таким жирным, как многие другие евнухи, например, как шестеро его черных телохранителей, чьи щеки и двойные подбородки делали их похожими на увядших старух.
   Значит, это был Осман Фараджи, главный евнух султана Марокко!
   Она слышала о нем, но не могла вспомнить, где и от кого, а сейчас она слишком устала, чтобы задавать вопросы.
   - Мы ждем еще одного человека, - сказал ей Меццо-Морте. Он ликовал, как режиссер спектакля, в котором каждое действующее лицо вовремя появлялось и уходило со сцены. - А вот и он!
   Это был Мохаммед Раки, которого Анжелика не видела со времени боя у острова Кам. Араб даже не взглянул на нее, а простерся ниц перед адмиралом Алжира.
   - Теперь можно двигаться, - сказал Меццо-Морте.
   Они оставили город и направились на запад, и жар раскаленного солнца бил им прямо в лицо. Холмы перед ними были красными в свете заката. Тропа привела их к остроконечному утесу, который, как казалось в неверном свете, обрывался прямо в преисподнюю. Воздух около утеса был нездоровым и казался еще более нездоровым от криков чаек, ворон и хищных птиц, кружившихся около утеса и отбрасывавших в вечерних сумерках зловещие тени.
   - Вон! - Меццо-Морте указывал вперед, на небольшую кучу булыжников, лежавшую на косогоре, но Анжелика не могла понять, на что он указывает. Вон там! - повторил он. Наконец она разглядела над грудой железных обломков белую человеческую руку. - Здесь лежат рыцари, которые командовали вашей галерой. Местные жители привели их сюда и в час вечерней молитвы забили камнями до смерти.
   Анжелика перекрестилась.
   - Перестаньте! - закричал пират-ренегат. - Вы принесете несчастье городу!
   Он вновь двинулся вперед, и вскоре они подошли к высокой стене цитадели. Стена сверху донизу была усеяна железными прутьями, изогнутыми наподобие рыболовных крючков, чтобы жертвы, сбрасываемые со стены, цеплялись за них и висели, пожираемые заживо хищными птицами. Даже теперь эти отвратительные создания раздирали тела двух несчастных.
   Анжелика уже готова была отвернуться, но Меццо-Морте приказал ей смотреть как следует.
   - Зачем? - спросила она. - Или такая же судьба ожидает и меня?
   - Нет, - ответил он со смехом. - Было бы жалко. Я не знаток, но такая женщина, как вы, должна служить более высокой цели, чем украшать стену Алжира и удовлетворять аппетит стервятников и бакланов. Но присмотритесь как следует. Не узнаете ли вы одного из них?
   Была ужасная минута, когда Анжелика подумала, что это, наверное, Савари. Преодолев отвращение, она взглянула на стену и с некоторым облегчением увидела, что тела принадлежали маврам.
   - Прошу прощения, - сказала она с иронией, - но я не разделяю вашего удовольствия при виде этих трупов. Они никого мне не напоминают.
   - Тогда я назову вам их имена. Левый - это Али Мектуб, арабский ювелир из Кандии, которому вы дали письмо для своего мужа. А, я вижу, "мои" трупы начинают привлекать ваше внимание. Не хотите ли знать имя второго? - Она пристально посмотрела на него. Он играл с ней, как кошка с мышью, причмокивая губами. - Ну так это Мохаммед Раки, его племянник.
   Анжелика вскрикнула и повернулась к человеку, который явился к ней в гостиницу на Мальте и который в этот момент представлялся ей вполне живым.
   - Я знаю, что вы думаете, - сказал Меццо-Морте. - Все очень просто. Это - шпион, которого я послал к вам. Фальшивый Мохаммед Раки. Настоящий висит там, на стене.
   - Почему? - только и смогла выговорить Анжелика.
   - Как любопытны женщины, всегда задают вопросы! Но я буду примерным мальчиком и расскажу вам. Не будем терять время на историю о том, как это письмо попало в мои руки. Я прочел его, узнал, что знатная французская дама разыскивает своего мужа, который пропал несколько лет назад, и что она готова на все и поедет куда угодно, лишь бы найти его. Мне пришла в голову одна мысль. Я спросил Али Мектуба: красива ли женщина? Богата? Да. И я решил. Я захвачу ее. Нужно было только расставить сеть, использовав мужа в качестве приманки. Я допросил племянника Мохаммеда Раки. Он знал этого человека и долгое время работал у него в Тетуане, где его купил старый алхимик, чьим помощником, а потом и наследником он стал. Этого человека нетрудно было узнать: лицо со шрамами, высокий, худой, хромой. И уж полной удачей было то, что он дал Мохаммеду Раки камень, который его жена не могла не узнать. Мой шпион внимательно все выслушал и взял камень. Оставалось только найти женщину, которая тем временем могла быть продана в Кандии. Но вскоре я узнал про нее. Спасшись от Рескатора, который заплатил за нее 35 тысяч пиастров, она оказалась на Мальте.
   - Кажется, я сама говорила вам об этом.
   - Нет, я уже все знал, но мне было весело услышать это еще раз. Ну, а дальше все было чрезвычайно просто. Я послал к вам на Мальту своего шпиона под именем Мохаммеда Раки, а мы устроили западню на острове Кам, и вы в нее попались благодаря сообщникам, которых мой шпион протащил на ваш корабль. Как только почтовый голубь принес мне известие о том, что западня захлопнулась, я предал Али Мектуба и его племянника смерти.
   - Почему? - едва слышно спросила Анжелика.
   - Мертвые не болтают, - ответил Меццо-Морте с циничной самодовольной усмешкой.
   Анжелику передернуло. Она так сильно ненавидела и презирала его, что перестала бояться.
   - Вы подлец, - сказала она. - Больше того, вы лгун. В вашей истории не сходятся концы с концами. Вы стараетесь заставить меня поверить, что для захвата женщины, которой вы не видали и размера выкупа за которую вы не могли оценить, вы отправили флот из шести галер и тридцати фелук и лодок. А в бою у острова Кам потеряли как минимум две команды. Не считая боеприпасов, вы потратили более ста тысяч пиастров ради одной пленницы! Легко поверю, что вы настолько жадны, но не в то, что вы настолько глупы.
   Меццо-Морте внимательно выслушал ее, полуприкрыв глаза.
   - Откуда вы знаете эти цифры?
   - Я умею считать.
   - Из вас получился бы хороший судовладелец.
   - Я и есть судовладелец. У меня есть судно, которое торгует с Вест-Индией. О, умоляю вас, послушайте. Я очень богата и могу - в самом деле могу, не без затруднений, но могу - заплатить вам баснословный выкуп. Чего еще вы желали, когда брали меня в плен? Возможно, это было ошибкой с вашей стороны, и вы, быть может, уже жалеете об этом.
   - Нет, - ответил Меццо-Морте, плавно покачивая головой. - Это не было ошибкой, и я не сожалею об этом. Наоборот, я поздравляю себя.
   - Говорю вам - не верю! - в ярости закричала Анжелика. - Пускай вы убили двух рыцарей Мальтийского ордена, своих злейших врагов, но это не оправдывает ваших планов относительно меня, вы даже не были уверены, что я отправлюсь в плаванье на мальтийской галере. И почему вы были уверены, что уловка с мужем завлечет меня в ловушку? Вы полагались только на мою глупость, что я поверю вашему шпиону и его неубедительным доказательствам. Я могла бы заподозрить неладное и потребовать подтверждения - письма, написанного рукой моего мужа.
   - Я думал об этом, но это было невозможно.
   - Почему?
   - Потому что он мертв, - ответил Меццо-Морте. - Да, ваш муж - или ваш предполагаемый муж - умер от чумы три года назад. В Тетуане умерло более десяти тысяч человек. Хозяин Мохаммеда Раки, ученый старый христианин по имени Пейрак, окончил там свой жизненный путь.
   - Не верю! - сказала она. - Не верю! Не верю! - она кричала прямо ему в лицо, чтобы воздвигнуть барьер между своими надеждами и отчаянием, которое вызывали его слова. "Если я сейчас заплачу, все потеряно", - подумала она.
   Юные телохранители адмирала, никогда раньше не видевшие, чтобы кто-нибудь так разговаривал с их хозяином, забеспокоились и положили руки на рукоятки кинжалов.
   - Вы не сказали мне всего.
   - Может, и не сказал. Но я не собираюсь говорить больше.
   - Отпустите меня! Я заплачу выкуп.
   - Нет. За все золото мира, вы слышите, за все золото мира я не сделаю этого. Я вижу только одно богатство - власть. И вы для меня - средство ее достигнуть. Поэтому расходы, которые я понес, чтобы захватить вас, ничего для меня не значат. Вам это необязательно понимать.
   Анжелика подняла глаза на стену, почти не различимую в темноте. Мохаммед Раки, насаженный там на крюк, был единственным известным ей человеком, который знал Жоффрея де Пейрака в его второй жизни, и теперь он никогда больше на заговорит!
   "Если бы я поехала в Тетуан, - подумала она, - я могла бы найти еще кого-нибудь, кто его знал. Но для этого мне нужна свобода".
   - Вот какова ваша судьба, - продолжал Меццо-Морте. - Теперь, когда я вижу, что ваша красота именно такова, как мне описывали, я собираюсь включить вас в число подарков, которые я посылаю с его превосходительством Османом Фараджи моему самому дорогому другу султану Мулаи Исмаилу. Теперь я передаю вас его превосходительству. Он научит вас быть не столь гордой. Вот для чего нужны евнухи. К сожалению, в Европе не держат евнухов.
   Анжелика едва слышала его. Она поняла смысл его слов, только увидев, как он удаляется вместе со своими телохранителями, и почувствовала руку главного евнуха на своем плече.
   - Будьте добры следовать за мной, мадам.
   Без звука, без жеста, просто спокойно и покорно следовать за ним. Негры направились к воротам Ваб-эль-Вед.
   * * *
   Ночь была совершенно спокойной. Лунный свет отбрасывал кружевную тень кованой железной решетки в окне на пол ее комнаты. Воздух пах мятой и чаем. Анжелика очнулась от прострации и села. Тишину вдруг прорезал удаленный вопль, как будто крик животного, попавшего в ловушку.
   Ловушка захлопнулась за ней. Как и во многих других случаях, когда импульсивность заводила ее в безнадежные положения, Анжелика сердилась сама на себя. Как раскаленное железо, ее мозг пронзала мысль о том, что сказала бы мадам де Монтеспан, знай она о судьбе, постигшей ее соперницу: "Мадам дю Плесси-Белльер... вы слышали? Ха-ха-ха! Попала к берберам! Ха-ха-ха! Говорят, адмирал Алжира послал ее в подарок султану Марокко. Ха-ха-ха! Разве это не смешно? Бедняжка..." - в ее ушах звучал насмешливый голос прекрасной Атенаис. Анжелика вскочила и огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было бы разбить о стену. В комнате ничего не было - бедная монашеская келья, лишенная всяких удобств, даже дивана с подушками, и содержащая лишь подстилку из соломы, на которую ее бросили. Здесь не было даже окна - только это отверстие, забранное кованой железной решеткой. Анжелика ухватилась за нее и принялась трясти.
   К ее удивлению, она поддалась с первого же прикосновения. Сначала с опаской, а затем быстрее Анжелика пролезла через окно в коридор, открывшийся перед нею.
   Темная фигура евнуха выступила из тени и последовала за ней. Поднявшись по лестнице, она столкнулась с другим евнухом с пикой, который преградил ей путь.
   С неожиданной силой Анжелика оттолкнула его, но он схватил ее за талию. Она ударила его по обвисшим щекам, обхватила за шею и швырнула на пол. Оба евнуха, визжа, как обезьянки, бросились за ней вниз по лестнице, где ее поджидали три других негра, с которыми она уже не смогла справиться. Их визгливые голоса зазвучали еще выше, когда она, как тигрица, бросилась на них. Однако они быстро одолели ее. Одна из этих бесформенных глыб жира крутила хлыстом, длинный ремень которого был завязан узлами, яростно визжа, что она получит жестокий урок хорошего поведения.
   Осман Фараджи, которого позвали, чтобы он прекратил скандал, жестом приказал ему опустить хлыст, но евнух продолжал кричать, что настало время примерно наказать эту строптивую рабыню. Не обращая на него внимания, Осман Фараджи перевел взгляд на Анжелику и мягко сказал по-французски:
   - Не хотите ли чаю? или лимонаду? Не хотите ли, чтобы вам принесли шашлыков? или голубиного паштета с корицей? или миндальных пирожных? Должно быть, вы хотите и пить, и есть.
   - Я хочу свободы, - заявила Анжелика. - Я хочу видеть небо. Я хочу выйти из этой тюрьмы.
   - Если это все, - мягко ответил главный евнух, - то, пожалуйста, следуйте за мной.
   Стражники были безмерно счастливы видеть, как ее уводят от них. Она начала наводить на них ужас.
   Они снова поднялись по узкой лестнице, потом еще по одной, и еще, и еще - пока наконец она не оказалась на поднимающейся уступами плоской крыше под простирающимся во всю свою ширину звездным небом. Серебряный свет пронзал холодный туман, поднимавшийся с моря, и превращал его в голубоватое покрывало, скрывавшее от взгляда все предметы, даже купол ближайшей мечети. В лунном свете минареты выглядели почти прозрачными, и от этого у нее слегка кружилась голова - в изменчивом свете ей казалось, будто они покачиваются.
   Осман Фараджи внимательно наблюдал за Анжеликой. Как будто это внезапно пришло ему в голову, он предложил:
   - Не хотите ли турецкого кофе?
   Ноздри Анжелики вздрогнули. Она сразу поняла, что именно этого ей и не хватало с тех пор, как она оказалась в Алжире.
   Не ожидая ее согласия, Осман Фараджи хлопнул в ладоши и что-то коротко приказал. Через несколько мгновений раскатали ковер, вокруг него разложили подушки. Внесли низкий столик, и аромат кофе сразу же смешался с запахом жасмина, доносящимся из теплого мрака.
   Осман Фараджи отпустил рабов. Сидя со скрещенными ногами против Анжелики, он сам взялся прислуживать ей, предлагая обычный красный перец, а также абрикосовый ликер. Но она предпочла пить его только с небольшим количеством сахара. Она прикрыла глаза и погрузилась в глубокую ностальгию.
   "Запах кофе напоминает мне Кандию... и зал для аукционов, где его аромат смешивался с табачным дымом... Хотела бы я вновь оказаться в Кандии, чтобы снова повторилась та минута, когда чья-то рука подняла мою голову... И я вознеслась на крыльях блаженства... И кофе пах так сладко. Тогда, в Кандии, я была счастлива!"
   Она сделала несколько глотков и расплакалась, горло ей сжали рыдания, которые она пыталась подавить. Вот уж чего она действительно меньше всего хотела - это проявлять слабость перед главным евнухом, не говоря уж об ее абсурдном признании. В Кандии она была не более чем ничтожной затравленной рабыней, выставленной на аукцион. Но в Кандии у нее еще были надежды на достижение цели. И там с ней был старый друг - трудолюбивый смешной Савари, который ободрял ее, заботился о ней, направлял ее, передавал ее письма через решетки подземной тюрьмы, подавал ей знаки из-под нищенских лохмотьев, в которые переоделся для маскировки. Где-то он теперь, бедняга Савари? Быть может, ему вырвали глаза и заставили вертеть жернов вместо осла? Или, может быть, его швырнули в море или бросили собакам? Они вполне способны на такое.
   - Не понимаю, - сказал Осман Фараджи, - с чего бы вам плакать. Вы только сами сбиваете себя с толку.
   - Неужели, - отвечала Анжелика, всхлипывая, - вы в самом деле не можете понять, как может рыдать женщина, оказавшаяся вдали от своего народа, да еще в тюрьме! И я не одна в таком положении. Послушайте только, как стенает любая другая женщина.
   - Но вы - другое дело, - он поднял руку и помахал длинными пальцами, украшенными перстнями и ярко-алыми ногтями. - Женщина, которая свела с ума д'Эскранвиля, Грозу Средиземноморья... которая заставила дона Хосе де Альмандо, самого осторожного торговца, которого я знаю, поднять цену до двадцати пяти тысяч пиастров... которая удрала от не знающего поражений Рескатора... которая осмеливалась выкрикивать оскорбления прямо в лицо Меццо-Морте... Это уже рекорд. Такая женщина, мадам, не плачет и не впадает в прострацию.
   Анжелика немного посопела, нашла носовой платок и допила остывший к этому времени кофе. В конце концов восхищенная речь Османа Фараджи произвела впечатление, и ее настроение поднялось.
   - Не хотите ли фисташковых орешков? Они привезены из Константинополя. Хороши?
   Анжелика разгрызла один орешек и заявила, что пробовала лучше.
   - Где? - спросил Осман Фараджи с интересом. - Не помните ли вы имя и адрес человека, у которого вы их покупали? - Он добавил, что на его ответственность возложено удовлетворение вкусов сотен женщин Мулаи Исмаила. Благодаря его усилиям гаремы Мулаи Исмаила были обставлены самыми роскошными вещами в Берберии. Когда она попадет в Мекнес, она сможет увидеть все сама.
   Анжелика встала, сжав кулаки:
   - Я никогда не окажусь в Мекнесе. Я хочу получить свободу.
   - И что вы будете с ней делать?
   Этот вопрос был задан так легко, что охладил Анжелику. Она могла бы воскликнуть, что хочет вернуться к своему народу и вновь увидеть родную землю, но вдруг поняла, что не знает, чего она теперь хочет, и самое ее существование показалось ей никчемным. У нее не оставалось привязанностей, кроме двух ее сыновей, но и тех она покинула ради своих безумных планов.
   - Здесь или там, - говорил главный евнух, - куда бы ни послал нас Аллах, давайте вкушать радости жизни. Женщины отлично умеют приспосабливаться. Вам страшно потому, что у нас черная или коричневая кожа, наш язык непонятен вам, но что в нашей жизни такого, что могло бы испугать вас? Вы боитесь, мадам, потому что вы не знаете, что такое Ислам. Как и все другие христиане, вы считаете нас дикарями. Вы увидите наши великие города на северном побережье Марокко, Фес, название которого означает "золото", и Мекнес, султанскую крепость, которая выглядит так, будто вырублена из слоновой кости. Наши города красивее и богаче, чем ваши.
   - Не может быть. Вы не знаете, что говорите. Нельзя сравнивать Париж с этим набором белых кубических зданий, - она повернулась в сторону Алжира, лежащего во сне далеко под ними, и замолкла. Это был непостижимый мир, существующий вне времени и пространства, а лишь во сне, - город, построенный с помощью волшебства из полупрозрачного фарфора и лежащий в лунном свете у аметистового моря. Подлинный сон, скрывающий за показной мишурой пиратского правления неторопливую, созерцательную душу Ислама.
   - Не нужно пугаться, - сказал Осман Фараджи. - Будьте послушной, и никто не причинит вам вреда. Я дам вам время привыкнуть к нашей исламской жизни.
   - Не знаю, смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к тому, как дешево у вас ценится человеческая жизнь.
   - Заслуживает ли человеческая жизнь такого внимания? Правда, христиане на удивление боятся смерти и мучений, и поэтому мне кажется, что ваша религия мало что делает, чтобы приготовить вас к встрече с Господом.
   - Меццо-Морте говорил мне нечто подобное.
   - Он всего лишь вероотступник, мусульманин по профессии, - сказал главный евнух, не скрывая презрения. - Но мне хочется верить, что его привлекло к нам нечто большее, чем страсть к деньгам и жажда власти. Быть может, это та свобода веры, которая придает вкус и жизни, и смерти, а не страх перед тем или другим, как у вас, христиан.
   - Очень жаль, что вы никогда не сможете стать священником, Осман-бей. Вы произнесли хорошую проповедь. Надеетесь обратить меня?
   - У вас не будет выбора. Вы станете мусульманкой просто потому, что будете одной из жен нашего великого повелителя Мулаи Исмаила.
   Анжелика прикусила губу, чтобы удержаться от дерзкого ответа, но про себя подумала: "Не очень-то рассчитывай на это!".
   Этот марокканский дьявол во плоти, которого ей сулили, был, по счастью, еще далеко. Так или иначе, она должна найти какие-нибудь пути к освобождению. И найдет их! Осман Фараджи правильно сделал, что пригласил ее выпить с ним кофе.
   И вскоре после этого она нашла мэтра Савари - верный знак, что небеса не оставили ее.