Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   Потом он был рядом с ней, наклонялся над ней в облаках ладана, с губами, похожими на губы африканского идола, с глазами, громадными и бездонными, как пустыня. Она чувствовала мягкое прикосновение его губ на своем плече и тяжесть его тела на себе. Она испытывала восхитительную властность его объятия, когда он поднял ее и прижал к своей гладкой крепкой груди. Тогда она, слабея, обвила руки вокруг его тела, и это вернуло ее от сна к реальности.
   Ее руки скользили по янтарной коже, пахнущей мускусом, поглаживая что-то твердое, что прижималось к ее телу. Потом ее пальцы нащупали твердый, холодный предмет - рукоятку кинжала. Ладонь Анжелики сомкнулась вокруг нее. Это был как бы посланник ее памяти из прежней, давно ушедшей в прошлое жизни. Маркиза ангелов! Помнишь ли ты кинжал Родогона-египтянина, который был в твоей руке, когда ты перерезала горло великому Кезру в Париже? Так не вспомнишь ли ты, как держат кинжал?
   Она уже держала его. Ее собственные пальцы сжимали рукоятку. Она трепетала от ощущения холодного металла. Вложив всю свою силу, она вытащила его и ударила.
   Мулаи Исмаила спасли стальные мускулы. Почувствовав, как лезвие вонзается ему в горло, он отпрянул молниеносно, как тигр. Но он все еще наклонялся вперед, и его огромные глаза расширились еще больше, отказываясь верить. Потом он заметил кровь, стекающую по его груди, и понял, что еще мгновение - и у него была бы перерезана артерия.
   Не отрывая от нее глаз, - хотя она больше не была способна ни на что, он шагнул к гонгу и ударил в него.
   Осман Фараджи, находившийся неподалеку, ворвался в комнату и с первого взгляда понял, что произошло. Он дал сигнал, в комнате появились четверо негров, схватили Анжелику за запястья, стащили с дивана и бросили к ногам султана, прижимая ее лоб к самому полу.
   Султан рычал, как раненый бык. Если бы не защита Аллаха, он лежал бы сейчас мертвым, с горлом, перерезанным проклятой христианкой, которая нанесла удар его же собственным кинжалом. Он предаст ее мучительной смерти. И немедленно! Тут же! Пусть приведут посмотреть всех остальных рабов, особенно этих упрямых французов. Пусть увидят мучения женщины их расы и своей соотечественницы! Пусть увидят, как умирают те, у кого хватает дерзости и смелости, чтобы поднять руку на священную особу главы веры!
   Шлюзы прорвало, и все пришло в движение. Никто ни о чем не спрашивал. Поднятые над головой связанные руки Анжелики притянули к одной из колонн.
   Спина ее была обнажена. Она чувствовала обжигающие удары плетей. Как часто, думала она, я видела такие рисунки в книжках о святых мучениках. Но сейчас к столбу была привязана она сама. Спина мучительно болела, и она чувствовала, как по ногам стекает теплая кровь. Потом она подумала: "Это не так уж и страшно..."
   А что дальше? Какая разница! Ей не остановить пролитую кровь. Теперь она была только камешком, увлекаемым могучим потоком. Ей вспомнились водопады в Пиренеях во время ее первого брака. Ей ужасно захотелось пить, и глаза ее затуманились.
   Удары кнута прекратились, и во время секундной паузы Анжелика почувствовала, что горящая плоть ее больше не может терпеть.
   Ей отвязали руки, но лишь затем, чтобы повернуть лицом к комнате и снова привязать к колонне.
   Через туман, застилавший глаза, она видела палача с жаровней, полной пылающих углей, и ужасные инструменты, которые тот раскладывал на столе. Это был непристойно толстый евнух с лицом гориллы. Рядом с ним стоял второй евнух. Они не успели переодеться в свои форменные одежды для казни, а просто сняли тюрбаны.
   Мулаи Исмаил сидел слева. Он не позволил перевязать рану, говоря, что это всего-навсего царапина. Он хотел, чтобы все видели его кровь, уже запекшуюся, и обратили внимание на совершенное святотатство.
   В глубине комнаты были собраны двадцать рабов-французов. Среди них был Колен Патюрель, опять в цепях, парижанин Жан-Жак, маркиз де Кермур и другие. Со страданием на лицах они, открыв рты, смотрели на мучения этой полуобнаженной женщины с молочно-белой кожей. Стражники с копьями и мечами поддерживали среди них порядок.
   Осман Фараджи наклонился к Анжелике, медленно говоря по-арабски:
   - Слушай меня: великий султан Марокко готов простить твой безумный поступок. Согласись покориться ему, и он простит тебя. Ты согласна?
   Черное лицо Османа Фараджи качалось перед ее глазами. Ее не оставляла мысль, что это, быть может, последнее лицо, которое она видит в этом мире. Ну и хорошо! У Османа Фараджи такая большая душа! Все другие столь мелки, столь жалки! Потом рядом с лицом главного евнуха она увидела грубое светлое лицо Колена Патюреля.
   - Моя бедняжка... он просит уговорить тебя согласиться... не обрекай себя на такую смерть... бедняжка... "Почему ты дал распять себя, Колен Патюрель?" - хотела она спросить его, но ее губы смогли произнести лишь одно слово: Н-е-т!
   - Тебе вырвут груди. Тебя будут терзать раскаленными докрасна клещами, - сказал Осман Фараджи.
   Анжелика закрыла глаза. Если бы ее оставили наедине с болью. Все другие уплывали куда-то... уже уплыли... Сколько это будет продолжаться? До нее доносились стоны рабов из дальнего конца комнаты. Что теперь готовит палач?
   Прошло бесконечно долгое время. Потом ей отвязали руки, и она заскользила по колонне вниз... все ниже... и ниже...
   Когда к ней вернулось сознание, ее щека покоилась на толстой подушке. Она лежала на боку, и рядом с собой она увидела руки Османа Фараджи. Анжелика все вспомнила. В исступлении она вцепилась в эти барские руки с пальцами, унизанными перстнями, и с красными, как рубины, ногтями. Она слегка повернулась. И тут вдруг к ней сразу вернулась память и ее наполнила та особенная радость, какую испытывает женщина в момент рождения своего ребенка. Она поняла, что боль теперь позади, и она совершила что-то необыкновенное.
   - Уже все? - спросила она. - Меня пытали? Я вела себя храбро?
   - Я умерла? - с ухмылкой передразнил ее Осман Фараджи. - Глупая маленькая бунтарка! Аллах поставил тебя на моем пути не из расположения ко мне. Да, ты еще жива и почти невредима, только на спине кнут оставил свои следы. Это потому, что я сказал Мулаи Исмаилу, будто ты уступила. Но поскольку ты была не в состоянии тут же продемонстрировать свою покорность, он согласился дать тебе время для отдыха и лечения. Ты уже три дня лежишь в жару, а показаться на людях сможешь не раньше чем через месяц.
   Глаза Анжелики наполнились слезами:
   - Так все повторится сначала? О, зачем вы сделали это, Осман Фараджи? Почему не дали мне умереть? У меня не хватит мужества пройти все это еще раз.
   - Так ты уступишь?
   - Нет. Вы знаете, что нет.
   - Ну, не кричи же, маленькая Бирюза. До новой луны ты должна приготовить себя к новому мученичеству, - насмешливо сказал главный евнух.
   Он еще раз пришел к ней вечером. Она собралась с силами и сумела чуть приподняться на подушках. Вся спина у нее была покрыта повязками.
   - Вы украли у меня мою смерть, Осман Фараджи, но вы ничего не выиграете от оттяжки. Я никогда не буду ни третьей, ни первой женой Мулаи Исмаила. Так я и скажу ему в следующий раз, когда вы приведете меня к нему. Тогда... все повторится сначала. Я не боюсь. Это правда, что Бог простирает свое благословение над мучениками. В конце концов, это бичевание не так уж ужасно.
   Главный евнух откинул голову и рассмеялся, что случалось с ним редко.
   - Не сомневаюсь, - произнес он. - Прими к сведению, дурочка, что бичевать можно по-разному. Иногда каждый удар кнута может вырывать длинные полосы мяса. Иногда они могут едва рассечь кожу до крови. А бывают плети, вымоченные в обезболивающем настое, и они приглушают боль. Это было не так ужасно, а? Ну так это потому, что я приказал...
   Прошло немало времени, прежде чем Анжелика с досадой сообразила, что ее провели.
   - Зачем вы сделали это для меня, Осман-бей? - совершенно серьезно спросила она. - Я обманула вас. Или вы надеялись, что я переменю свое решение? Никогда! Я никогда не уступлю. Вы отлично знаете, что это невозможно!
   - Да, я прекрасно знаю это, - уныло согласился главный евнух. С его лица исчезла обычная жреческая мина, и по нему пробежало то выражение опечаленной обезьяны, которое часто можно видеть у негров, сокрушенных судьбой. - Я на себе испытал твердость твоего характера. Он тверд, как алмаз. Ничто никогда не сломит твою волю...
   - Тогда почему?.. Почему вы не предоставили меня моей несчастной судьбе?
   Он покачал головой.
   - Я не мог. Я не могу позволить Мулаи Исмаилу уничтожить тебя, прекраснейшую и величайшую из женщин. Аллах еще не создавал ничего подобного. Ты - сама женщина! Наконец я нашел ее после поисков на всех невольничьих рынках мира. Я не позволю Мулаи Исмаилу уничтожить тебя!
   Анжелика в замешательстве кусала губы - такого сюрприза ей еще не преподносили. Она не знала, как реагировать на это неожиданное признание.
   Осман Фараджи заметил ее изумленный взгляд.
   - В моих устах эти слова звучат для тебя нелепо, не так ли? - с улыбкой произнес он. - Я не могу желать тебя плотски, но я могу восхищаться тобой. Быть может, ты тронула мое сердце.
   Сердце? Разве он хотя бы на мгновение заколебался, посылая черкешенку на смерть?
   Он и сам удивлялся тому, как эта француженка разрушила оборону, построенную его разумом и благоразумием. Речь его стала медленной и отрывистой:
   - Я люблю ослепительный блеск твоей красоты и твоего характера... твое тело в совершенстве отражает твою душу. Ты невероятно благородное создание... Ты владеешь всеми женскими уловками, ты по-женски жестока и вооружена острыми ноготками, и все же ты не утратила материнской нежности. Ты изменчива, как погода, и в то же время постоянна, как солнце... Ты, кажется, умеешь не теряться в любом положении, и в то же время с латинской наивностью держишься мертвой хваткой за то, что вбили тебе в голову... Ты похожа на всех остальных женщин, и все же ни одну не повторяешь... Мне нравится думать о жизни, которая лежит перед тобой, и о том, что сулит тебе старость... я люблю тот яд, который строится из твоих улыбок и твоих слез... Мне нравится, что ты привлекла любовь Мулаи Исмаила, что ты бесстыдна, как Иезавель, и что ты решилась убить его, как Юдифь Олоферна. Ты - шкатулка, в которую создатель вложил все сокровища женственности... - он замолчал на мгновение и закончил: - Я не могу позволить, чтобы тебя уничтожили. Бог накажет меня за это.
   Анжелика слушала его с насмешливой улыбкой на бледных губах. "Если бы кто-нибудь спросил меня, от кого я слышала самое прекрасное признание в любви, - думала она, - я бы ответила: от Османа Фараджи, главного евнуха и хранителя гарема его величества султана Марокко". В нее вселилась великая надежда. Она готова была просить у него помощи в организации побега, но природная сдержанность удержала ее. Она достаточно хорошо знала неумолимые законы сераля, чтобы сознавать: надежды на помощь со стороны главного евнуха были не более чем игрой воображения. Ему нужно было бы проявить, по его выражению, "латинскую наивность", чтобы задуматься о такой возможности.
   - Так что же дальше? - спросила она.
   Евнух перевел отсутствующий взгляд на нее.
   - До новолуния еще три недели.
   - А что может произойти до новолуния?
   - Как ты нетерпелива! За три недели может произойти множество событий. Аллах может решить, что пора разрушить этот мир, как только мы окончим наш разговор. Бирюза, не хочешь ли ты подышать свежим воздухом с вершины башни Мазагреб? Да? Я покажу тебе звезды.
   * * *
   Обсерватория главного евнуха находилась на вершине башни Мазагреб - не столь высокой, как минареты, но возвышавшейся над валами. Между зубцами стен виднелись просторы пустыни, вблизи города усеянной желтыми островками оливковых рощ, но вдали безжизненной и каменистой.
   Сильный телескоп, секстан, компасы, глобусы и всевозможные другие измерительные инструменты отражали своими медными частями и прекрасно отполированными подставками свет великой звезды ночи и менее крупных звезд, особенно ярко сверкавших в чистом небе.
   Его помощником был турецкий ученый, которого Осман Фараджи привез из Константинополя, щуплый старичок, сгибавшийся под тяжестью своего тюрбана. Занимаясь астрологией, Осман Фараджи любил надевать свой суданский плащ и тюрбан из золотой парчи. Выглядя в нем еще выше, он стоял под огромным прозрачным куполом звездного неба, и лишь тонкая серебристая линия отделяла его профиль от тьмы. Он становился почти бесплотным.
   Анжелика робко присела неподалеку. Вершина башни казалась святилищем души. "Здесь не бывала ни одна женщина", - подумала она. Но главный евнух, в отличие от настоящих мужчин, не презирал женский ум. Своими искалеченными чувствами он видел их такими, какие они есть, пренебрегая глупостью, но поощряя тех, кто вдохновлял его. От Анжелики он многое узнал о характере жителей Запада и особенно - о великом короле Людовике XIV. Все, что он услышал от нее, представляло большую ценность при подготовке посольства, которое Мулаи Исмаил собирался направить к хозяину Версаля.
   Было бы слишком легко сказать, что Осман Фараджи раз и навсегда отказался от своего намерения сделать Анжелику третьей женой Мулаи Исмаила. Этот план был только перенесен на более позднее время; он все еще нависал над головой, как комета, которую можно увидеть только однажды, но которая существует вечно и всегда оказывает влияние на судьбы людей. В глазах латинян эта ситуация могла иметь только трагический исход, но Осман Фараджи выжидал. Звезды открыли ему, что его ждет несчастье, потому что судьба Анжелики лишь на короткое время соприкоснется с судьбой Мулаи Исмаила. Она пролетит, как падающая звезда, но еще неизвестно, сгорит ли она или уцелеет. От этих предзнаменований по его спине пробегала дрожь, и дуновение крыльев черного ангела смерти до такой степени подавляло его, что он больше не мог сжимать пальцами холодный металл телескопа. Сегодня, когда ему хотелось вырвать у небес их самую сокровенную тайну, он привел с собой ту самую женщину, в судьбе которой был столь сильно заинтересован.
   Анжелика обладала особенной силой. Сначала он недооценил ее, но теперь понял, что она принадлежит к тем немногим людям, существо которых было для него непостижимой загадкой. Он совершил серьезную ошибку, и ее можно было объяснить только тайной ее женственности, которая скрывала непобедимую душу. Ему приходилось склониться перед тем, что за бесподобной красотой прятался неожиданный характер и необычная судьба, неожиданная для нее самой.
   Настраивая свои астрономические инструменты, он сомневался, не попался ли он в ловушку.
   Анжелика глядела на звезды. Они виделись ей скорее светом, мерцающим через проколотые булавкой дырочки, а не сияющими каменьями на черном бархатном небосводе, какими казались через телескоп. Что он ищет в громадном мире?
   Анжелика не считала себя сведущей в столь возвышенной и таинственной науке. Из-за того, что пребывание на вершине башни под звездным небом напомнило ей далекие-далекие ночи в Тулузе, она вспоминала, как ее ученый муж, граф де Пейрак, иногда приводил ее в свою лабораторию и брал на себя труд объяснять ей сущность своих экспериментов, без сомнения, он счел ее глупой. Было бы лучше, если бы он не брался за это.
   Она так устала душой и так разочаровалась во всем. Жизнь спустила ее на общий уровень, откуда она безуспешно старалась подняться. Она была всего лишь простой женщиной, у которой не было иного выбора, кроме как принадлежать Мулаи Исмаилу или умереть из-за своего упрямства. Никакого выбора, кроме как отдаться королю Франции или быть изгнанной. Продаться или быть проданной. Ударить, чтобы не быть сокрушенной. Была ли в жизни иная цель? Жизнь! Она откинула голову и устремила взор в безграничную свободу неба. Жизнь, о боже! Не метаться все время между падением и смертью!
   Если бы только рабы помогли ей бежать! Теперь, когда Савари больше не было в живых, вряд ли удастся уговорить их связываться с женщиной. И все же, если она сумеет заполучить ключ от этой дверцы и сама выберется из гарема, Колен Патюрель, быть может, не откажется взять ее со всеми. Она упросит его на коленях.
   Но как ей добраться до этого ключа, который был только у главного евнуха и у Лейлы Айше?
   - Почему ты сбежала?
   Анжелика вздрогнула. Она забыла о присутствии главного евнуха и о его ужасной способности читать мысли. Она открыла было рот, но слова не шли, хотя он и не смотрел на нее. Он говорил как будто про себя, не отводя глаз от звезд.
   - Почему ты бежала из Кандии? - Он положил подбородок на ладони и закрыл глаза. - Зачем ты бросила этого христианского пирата, который купил тебя? - он говорил таким необычным дрожащим голосом, что Анжелика от удивления не ответила. - Скажи, зачем ты бежала? Разве ты не чувствовала, что судьба Рескатора и твоя судьба связаны? Отвечай, разве ты не чувствовала? - теперь он опять говорил властным голосом, глядя на нее. Она кротко пробормотала:
   - Да... чувствовала.
   - О, Бирюза, - воскликнул он почти печально. - Запомни, что я скажу тебе: нельзя противодействовать судьбе и нельзя игнорировать знамения, если они являются тебе. Знак этого человека пересек твою судьбу и... я не могу предвидеть всего, Бирюза. Мне пришлось бы производить бесконечные вычисления, чтобы прочесть на звездах бесконечную историю, которую я, кажется, угадываю там. Я знаю, что этот человек принадлежит к твоей расе.
   - Вы имеете в виду, что он француз? - переспросила она нерешительно. Говорят, он испанец или, быть может, марокканец.
   - Не знаю... я имею в виду... что он принадлежит к расе, еще не сотворенной... как и ты, - он делал в воздухе какие-то знаки руками. Независимая спираль, соединяющаяся с другой, которая... - он принялся быстро говорить что-то по-арабски. Старый турок записывал его слова.
   Крайним напряжением ума Анжелика старалась уследить за их разговором и прочесть на их лицах, разгадать по движениям компасов и глобусов, которыми они все время манипулировали, приговор, от которого зависела ее жизнь.
   Еще недавно ее мысли были далеко от Рескатора, образ которого уже стерся в ее памяти, оттесненный на задний план яростной борьбой с Мулаи Исмаилом. Но теперь она вся оказалась во власти неожиданных воспоминаний об этой фигуре в черной маске...
   Глядя на Османа Фараджи, опять направлявшего телескоп на небо, Анжелика осмелилась задать вопрос:
   - Вы знали его, Осман-бей? Он колдун, как и вы?
   Он медленно покачал головой:
   - Может быть. Но его магия была иного рода, чем моя. Я в самом деле встречал его. Он христианин, но говорил по-арабски и на нескольких других языках, однако нам трудно было обмениваться мыслями. Я был как человек из прошлого, оказавшийся лицом к лицу с человеком из будущего, обремененным знаниями завтрашнего дня.
   - Но разве он не обычный пират? - сердито воскликнула она. - Презренный контрабандист, торговец серебром...
   - Он искал свой путь в мире, изгнавшем его. И так будет продолжаться, пока он не погибнет или пока не найдет своего места. Как ты не можешь понять этого, ты, пережившая столько превратностей судьбы и теперь напрасно старающаяся найти свою подлинную природу?
   Анжелику с головы до ног охватила дрожь. Нет, это неправда! Главный евнух не может этого знать! Не мог он прочесть этого на звездах. В страхе всматривалась она в темное небо. Ночь была ясной и теплой. Ветер, дующий из пустыни, приносил запахи садов Мекнеса. Эта ночь была похожа на любую другую ночь, но на вершине башни Мазагреб она чувствовала, что воздух насыщен чем-то тревожным. Анжелика хотела бы улететь, оставив этого черного мудреца здесь, среди его странных инструментов, с помощником, выводящим кабалистические знаки и в своих очках напоминающим суетливое насекомое.
   Больше она знать ничего не желает. Она слишком устала для этого. И все же она стояла неподвижно, не в силах оторвать глаз от медленных движений телескопа, направленного на небо.
   Ученость Османа Фараджи приподнимала уголок занавеса, скрывавшего невидимое. Что еще скажет он ей? Ей казалось, будто его лицо принимает тот пепельный оттенок, который заменял ему бледность, и вдруг он устремил на нее ужасный взгляд, как будто увидел у ее ног несчастье, которому сам был причиной.
   - Осман-бей, - вскричала она, - что вы прочли на звездах?
   Наступило молчание. Главный евнух опустил глаза и принял непроницаемое выражение.
   - Зачем ты бежала от Рескатора? - прошептал он наконец. - Он был единственным мужчиной, у которого хватило бы силы на тебя... кроме, быть может, Мулаи Исмаила. Теперь я не знаю, в каком случае ты рисковала больше. Ты приносишь смерть мужчинам, которые встречаются на твоем пути. Вот как!
   Она вскрикнула и взмолилась, заломив руки:
   - Нет, Осман-бей, нет! Не говорите так!
   Он как будто обвинял ее в собственноручном убийстве мужа, которого она так горячо любила. Она опустила голову, будто чувствуя вину, и закрыла глаза, чтобы избавиться от всех других лиц, явившихся к ней из прошлого.
   - Да, ты приносишь им или смерть, или такую боль, что они теряют вкус к жизни. Чтобы избежать такой судьбы, мужчина должен обладать исключительной силой. И все потому, что ты упорно идешь туда, куда никто не может за тобой последовать. Слишком слабых ты оставляешь на обочине. Сила, которую создатель дал тебе, не позволяет тебе остановиться, пока ты не достигнешь того места, куда хочешь попасть.
   - Что это за место, Осман-бей?
   - Не знаю. Но поскольку ты еще не достигла его, ты будешь сокрушать все на своем пути, в том числе и свою собственную жизнь. Я хотел обуздать эту силу, но обманулся, потому что ее нельзя укротить. Даже ты сама как следует не знаешь ее.
   Анжелика расплакалась.
   - О, Осман-бей, похоже, вы сожалеете, что не оставили меня умирать под пытками Мулаи Исмаила. О, зачем вам понадобилось смотреть сегодня на звезды? Зачем? Вы были моим другом, а теперь говорите такие ужасные вещи!
   Голос главного евнуха смягчился, но она продолжала плакать и не могла успокоиться.
   - Не плачь, Бирюза! Это не твоя вина. Все это исходит свыше. Ты не приносишь несчастья, а только неудачу. Но есть люди, слишком слабые, чтобы выдержать такое богатство. Тем хуже для них! Увы! Да, я остаюсь твоим другом. Тем хуже для меня! Небезопасно брать на себя ответственность за твою смерть. Спасая тебя от гибели, я стремился также избежать внезапного гнева Мулаи Исмаила. Но теперь мне придется взяться за нечеловеческое дело бороться против того, что начертано, бороться против судьбы - так что ты не можешь оказаться слишком сильной для меня.
   Глава двадцать четвертая
   Группа женщин пересекала внутренний двор, по которому перелетали с места на место голуби. Раб, ремонтировавший фонтан, поднял голову и спросил: "Это вы француженка?"
   Анжелика расслышала и замедлила шаг, пропуская спутниц вперед. Дело происходило в маленьком дворике, находящемся внутри самого гарема, поэтому здесь женщины ходили без охраны из евнухов, но как здесь может оказаться французский раб? Окажись здесь евнух, он тут же перерезал бы невольнику глотку.
   Нагнувшись над трубой, которую он развинчивал, раб снова шепотом повторил свой вопрос.
   - Да, - ответила Анжелика. - Но будьте осторожны. Мужчинам здесь бывать запрещено.
   - Ко мне это не относится, - прошептал он. - Я имею право расхаживать по гарему где хочу. Пока я говорю, сделайте вид, что смотрите на голубей. Меня послал Колен Патюрель.
   - О!
   - Вы все еще собираетесь бежать? Мулаи Исмаил простил вас, потому что вы уступили?
   - Да, - у Анжелики не было времени объяснять, на какой обман пошел главный евнух. - Я не уступила ему. И никогда не уступлю. Я хочу бежать. Помогите мне!
   - Мы поможем вам ради Савари. Он собирался вызволить вас отсюда. Он был вашим отцом, не так ли? Мы не можем бросить вас здесь, хотя для нас это связано с дополнительным риском. План такой: ночью - когда именно, еще не решено - Колен Патюрель или кто-нибудь другой будет ждать вас у маленькой дверцы в северной стене у кучи навоза. Если там будет какой-нибудь сторож, наш человек убьет его. Он откроет дверь ключом, потому что она отпирается только снаружи. Вы будете там, и он выведет вас. Вы должны раздобыть ключ.
   - Он есть только у главного евнуха и у Лейлы Айше.
   - А это никого не касается. Другого пути нет. Попробуйте придумать, как раздобыть его. Можно попробовать подкупить какую-нибудь служанку. Как только достанете ключ, передайте его мне. Я всегда хожу где-нибудь здесь, моя работа - чинить все фонтаны в гареме. Завтра я буду работать у фонтана во дворе султанши Лейлы Абечи. Это красивая, милая женщина, которая хорошо меня знает, она позволит нам поговорить и не выдаст нас.
   - Но как мне достать ключ?
   - А вот это уже ваше дело, милая дамочка! У вас есть на это несколько дней. Мы ждем для побега безлунной ночи. Счастливо! Если я вам понадоблюсь, спросите Эсприта Кавильяка из Фронтиньяка, водопроводчика его величества, он собрал свои инструменты и, ободряюще улыбнувшись, раскланялся. Позже она узнает его историю от султанши Абечи, большой сплетницы. Чтобы заставить его отречься от своей веры, Мулаи Исмаил придумал для него особенно отвратительную пытку. Он привязал один конец веревки к его мужским органам, а другой - к коню, которого плетью послал в бешеный галоп. Эсприта Кавильяка выходили товарищи, и он остался в живых, а теперь, благодаря своему уродству, имел свободный доступ в гарем и мог быть связным между Анжеликой и группой готовившихся к побегу. Встреча с ним придала ей мужества. В конце концов она не забыта. Кто-то еще думает о ней. Они даже организуют ее побег. Разве не говорил Осман Фараджи, что ее энергия подобна энергии вулкана? Тогда она была больна и слаба, лежала с израненной спиной, и его слова несколько походили на дурную шутку. Но теперь она размышляла обо всем, что успела совершить за свою недолгую жизнь, и не видела причины, почему бы ей не преуспеть в этой безумной попытке бегства из гарема.