Голон Анна. Анжелика в Берберии (= Неукротимая Анжелика)

   Она проснулась как от кошмара. Ночь была чернее сажи. Приподнявшись на диване, она поняла, что надвигается что-то необычное. Корабль по-прежнему качало, но ветер, казалось, стих.
   Вдруг она сообразила, что разбудило ее, - тишина. Гонги больше не звонили. Похоже было, что галера опустела и качалась на волнах, как щепка. Ее охватил ужас.
   - Господин де ла Броссадьер! - позвала она.
   Никакого ответа.
   Она с трудом встала на ноги и сделала несколько неуверенных шагов, потом наткнулась на что-то мягкое и чуть не упала.
   Анжелика наклонилась. Ее рука нащупала тесьму мундира. Она схватила лежащего ничком человека и сильно потрясла его.
   - Господин де ла Броссадьер, проснитесь!
   Никакой реакции. Анжелика лихорадочно нащупала его лицо и в ужасе отпрянула - оно было ледяным.
   Она встала, чтобы найти свой саквояж, который всегда держала под рукой, достала маленькую дорожную лампу и ударила по кремню, чтобы зажечь ее. Бешеный порыв ветра трижды задувал огонек, прежде чем ей удалось надвинуть на пламя красноватое стекло, и окружающая ее тьма немного рассеялась.
   Месье де ла Броссадьер распростерся на палубе; глаза его уже остекленели, а ужасная рана на лбу сочилась кровью.
   Анжелика перешагнула через труп к выходу с табернакля. Здесь она наткнулась на другое лежащее тело - солдат тоже был мертв. Она тихонько приподняла занавес и выглянула. В темноте она могла различить в трюме гребцов какие-то огни и движущиеся по переходному мостику тени, но это были не надсмотрщики с их длинными плетьми. Силуэты в красных одеждах сновали туда и сюда, и до нее доносились их хриплые голоса.
   Анжелика опустила занавес и отступила в глубину табернакля, забыв о брызгах, которыми время от времени обдавала ее особенно большая волна, разбивавшаяся о корму. Она была в панике от ужаса, потому что наконец узнала, из-за чего замолчали гонги. Звук босых ног, скользящих по палубе, заставил ее вскочить и болезненно насторожиться.
   У входа стоял Никола, одетый в красные лохмотья галерного раба. Он глядел на нее из-под спутанных волос и грязной бороды с той же улыбкой, которая сначала испугала ее, когда он лежал, поджидая Анжелику, под окнами таверны. Когда он заговорил, его несвязные, исступленные слова казались продолжением кошмара:
   - Маркиза ангелов... моя красавица... моя мечта... ты наконец видишь меня! Из-за тебя я разбил свои цепи... Один удар надсмотрщику... один удар стражнику. Ха-ха! Удар туда, удар сюда. Я долго ждал, когда рассчитаюсь с ними... но тут я не выдержал... видеть тебя здесь... живой!.. Как я видел твое лицо на небесах все десять лет, что провел на галерах... И ты принадлежишь этому, а? Ты целовала его, ласкала его... я знаю тебя! Ты жила своей жизнью, а я - своей... ты выиграла... но не навсегда. Колесо повернулось... оно привело тебя назад ко мне... - он протянул к ней руки с запястьями, израненными цепями, которые он носил эти долгие месяцы. Никола Каламбреден за годы рабства дважды пытался бежать. Сейчас, в третий раз, это удалось. Он и его товарищи перебили всю команду, солдат, офицеров. Они были хозяевами на галере. - Почему ты ничего не говоришь?.. Когда я сжимал тебя, тогда ты не боялась! - Вспышка молнии осветила небо снаружи, и в ночи раздались раскаты грома. - Ты не узнаешь меня? - продолжал каторжник. - Не может быть... я знаю, ты узнала меня вчера там, внизу.
   Она ощутила запах пота и соли, исходящий от его лохмотьев, и закричала от отвращения:
   - Не трогай меня! Не трогай меня!
   - А, так ты узнала. Скажи, кто я?
   - Каламбреден, грабитель.
   - Нет, я Никола, твой хозяин из Ньельской башни... - неожиданная волна перекатилась через них, и Анжелике пришлось вцепиться в перила, чтобы не быть смытой за борт. На демонические раскаты грома ответил зловещий треск наверху. У входа появился молодой гребец:
   - Вожак, грот-мачта сломана. Что будем делать?
   Никола махнул мокрой одеждой.
   - Свинское отродье, - он показал на свое горло. - Если вы не знаете, что делать, то зачем вы требовали, чтобы я перерезал глотки всем морякам? Ты говорил, что умеешь плавать под парусом.
   - Парусов больше нет.
   - Отлично! Будем грести! Посади за работу тех, кто еще прикован к скамьям. В гонг будешь бить сам. Посмотрим, как эти черные бунтари работают!
   Он вышел, и скоро возобновились монотонные удары гонгов, слышные через завывания шторма. Галера, которая в течение бесконечного мгновения колебалась и кренилась на тот борт, где лежала сломанная мачта, выпрямилась, когда Никола перерубил топориком еще удерживающие ее снасти, и набежавшая волна смыла мачту в море. На помпы были поставлены люди, и галера под веслами двинулась вперед.
   Теперь, когда Анжелика могла разобраться в кошмаре, к ней вернулось мужество. В своей жизни ей часто приходилось думать, что она умрет от страха, но каждый раз, когда напряжение проходило, ярость и боевой дух одерживали в ней верх. Мокрое платье липло к ногам и мешало ходить. Она дотащилась до своего саквояжа, открыла его, достала новую одежду. Пользуясь мгновениями, когда качка становилась тише, Анжелика ухитрилась стянуть с себя платье и насквозь промокшее белье.
   Она предвидела, что в ходе поисков ей, быть может, придется ходить, поэтому запаслась мужским костюмом серого цвета, в который сейчас, как сумела, облачилась. С ногами, обтянутыми бриджами, и с телом, защищенным костюмом, который застегивался до самого полотняного воротника, она чувствовала себя более подготовленной к кораблекрушению - и к встрече с каторжниками. Она натянула высокие сапоги, туго закрутила волосы вокруг головы и заколола их, потом натянула на голову серую фетровую шляпу. У нее хватило здравого смысла снова открыть свой саквояж и вынуть все оставшееся золото, которое она спрятала в пояс вместе с заемными письмами. Все это отняло у нее оставшиеся силы - ведь приходилось удерживать равновесие на мокрой, заливаемой волнами палубе, а тело несчастного ла Броссадьера все время скользило вокруг ее ног.
   - Анжелика! - закричал Никола, возвращаясь. Он увидел перед собой только молодого человека и на секунду растерялся. - А, так это ты, - сказал он с облегчением. - Когда я не увидел твоего платья, я подумал, не смыло ли тебя за борт.
   - Смыло за борт?
   - Если так пойдет и дальше, то этого недолго ждать.
   Парусиновые стенки табернакля сложились пополам, и ветер унес их.
   - Слишком плохо, - проворчал он. - Я думаю, мы направляемся к берегу.
   С ним вошел старый одноглазый каторжник с белой бородой.
   - Можно посмотреть отсюда, - сказал он, наклоняясь над кормой и вглядываясь в бешеную ночь. - Вон... вон там, видишь пляшущие огни... там гавань, говорю тебе. Лучше всего укрыться там.
   - Ты с ума сошел? Опять попасть в руки надсмотрщиков?
   - Это маленькая рыбацкая деревушка. Мы можем запугать их достаточно, чтобы они не рыпались, а мы останемся здесь только до конца шторма. Если мы не зайдем сюда, нас разобьет о скалы на мелкие кусочки.
   - Я не согласен.
   - Тогда что ты предлагаешь, вожак?
   - Попробовать переждать шторм в море.
   - Это глупо, вожак. Этот старый деревянный башмак не выдержит.
   - Будем голосовать. Живей! - ответил тот, хватая Анжелику за руку. Спрячься в каютах. Здесь тебя смоет за борт, а я не хочу, чтобы ты досталась акулам. Ты принадлежишь мне.
   В темноте она могла только угадывать беспорядок на лишенной мачты галере. Трюм гребцов был наполовину заполнен водой. Под плетьми своих бывших товарищей иностранцы - русские, мавры, турки - ожесточенно гребли, время от времени вскрикивая от отчаяния и страха.
   Где Савари и Флипо?
   Никола опять был около нее.
   - Они хотят зайти в порт, который мы видели сверху, - прокричал он ей. - Я не хочу. Кое с кем еще мы можем выйти в море и уплыть. Идем, Маркиза.
   Она попробовала высвободиться от него, предвидя, что безопаснее находиться на мятежной галере, чем под защитой порта. Но он схватил ее и, подняв на руки, снес в поджидавшую шлюпку.
   * * *
   Когда занялся день, шлюпка прыгала на волнах, как ореховая скорлупка. Вскоре небо очистилось, но море, несшее к берегу жалких человечков, осмелившихся бросить вызов его гневу, оставалось бурным и зеленым.
   - Каждый заботится о себе! - крикнул Никола, когда они приближались к красным утесам.
   Каторжники попрыгали в воду.
   - Ты умеешь плавать? - спросил Никола Анжелику.
   - Нет.
   - Быстрей делай, как я, - он прыгнул с ней в воду, стараясь держать ее голову над волнами.
   Она глотнула изрядную порцию соленой воды и захлебнулась. Волна отбросила ее от Никола, и она понеслась к берегу, будто верхом. Ее с силой ударило о скалу, и она вцепилась в нее что было мочи. Волна перекатилась через нее, едва не утащив обратно в море. Анжелика вскарабкалась по скале чуть повыше. Волна снова окатила ее холодной водой, потом схлынула и тут же накатилась вновь. Однако с каждым разом она ухитрялась взбираться все выше и выше. Наконец она добралась до песчаного пляжа на скале. Еще чуть выше! Потом она обнаружила песчаный холм, покрытый сухой травой, заползла в нее и упала без памяти.
   Очнувшись, она открыла глаза, увидела над собой тяжелое голубое небо, вспомнила события этой ужасной ночи, и ей пришло в голову, что она ни разу не подумала вручить свою душу богу. Обморок пугал ее не меньше, чем если бы непростительный грех отягощал ее совесть. Сейчас, униженная, она не осмеливалась исправить упущение и возблагодарить провидение, даровавшее ей увидеть еще одно утро.
   Она с трудом встала, чувствуя легкое недомогание от проглоченной соленой воды, и осмотрелась. Заслужило ли провидение благодарности? В нескольких шагах от себя она увидела каторжников, собравшихся вокруг костра, который они развели на пляже.
   Поднявшееся высоко солнце высушило ее одежду и волосы, но в голове было полно песка, а обожженные солнцем щеки горели. Ладони были сильно ободраны. Мало-помалу она пришла в себя. Сначала к ней вернулось зрение, потом слух. Она слышала хриплые голоса человек десяти каторжников. Двое из них варили что-то на огне, но остальные, стоявшие вокруг, судя по интонациям, спорили.
   - Нет, так не пойдет, вожак, - кричал долговязый светловолосый парень. - Мы делали все, что ты приказывал. Мы уважали тебя, теперь ты уважь нас.
   Никола стоял спиной к Анжелике, и она не слышала его ответа.
   - Ты говорил, она принадлежала тебе прежде.
   - Ты не заставишь нас поверить в это. Она светская дама. Что бы она стала делать с такой вошью, как ты?
   - Не дурачь нас, вожак. Так не бывает.
   - Если даже то, что ты говоришь, правда, это ничего не меняет. Одно дело парижский закон, совсем другое - галерные законы.
   Костлявый высокий парень, беззубый и совершенно лысый, кричал, потрясая пальцем:
   - Ты знаешь закон Средиземного моря: "Работорговец получает людей, пират получает добычу, а женщина принадлежит всем".
   - Да, всем! - вскричали остальные, угрожающе придвигаясь к вожаку.
   Анжелика взглянула на вершину утеса. Следовало бы попытаться пройти внутрь острова, где, быть может, ей удалось бы спрятаться в низком кустарнике или в рощицах пробковых дубов, венчавших остров. Это место наверняка не безлюдно, и она сможет найти защиту у рыбаков.
   Она начала осторожно отползать на четвереньках. Если каторжники затеют драку, она выиграет время. Но ссора, видимо, затихала. Она услышала голос:
   - Ладно, пойдет. Ты вожак, и ты имеешь право быть первым. Но оставь что-нибудь и остальным...
   После этих слов раздался взрыв смеха. Анжелика увидела Никола, шагающего в ее сторону. Она попробовала ускользнуть, но он моментально настиг ее и схватил за руку. Глаза его бешено сверкали, а губа задергалась, обнажив зубы, почерневшие от жевания табака. Безумие настолько овладело им, что он не замечал, как она отстает от него, и продолжал волочить Анжелику бегом по неровной козьей тропе к подножию скалы. Смех и непристойные шутки каторжников, оставшихся на пляже, неслись им вслед.
   - Пользуйся, вожак, но не забывай о нас... мы хотим не меньше тебя...
   - Так я и допущу, чтобы они обладали ею, - рычал Никола. - Она моя. Моя! - Он промчался по гальке и низкому кустарнику, волоча ее за собой; ветер растрепал ее высвободившиеся волосы - узел, которым она скрепила их, развязался - и они шелковым шарфом закрыли ей лицо.
   - Стой! - заорала она. Каторжник продолжал бежать. - Стой! Я больше не могу!
   Наконец он послушался ее и остановился, озираясь вокруг, как будто его только что разбудили.
   Они бежали вдоль края обрыва, и теперь море было у их ног; его темная голубизна контрастировала с бледно-голубым небом, по которому вычерчивали замысловатые кривые белые чайки. Морской воздух пьянил их.
   Беглый каторжник вдруг, казалось, осознал, что его больше ничто не удерживает. "Все это, - шептал он, - все это для меня..." - он отпустил Анжелику, чтобы широко развести руки в стороны и вдохнуть полной грудью, шевеля плечами, которые от работы веслами стали еще более широкими и мощными, чем прежде. Его мускулы выпячивались и бугрились под туго натянутой красной рубахой.
   Анжелика отскочила в сторону и пустилась бежать.
   - Вернись! - прорычал он и бросился за ней.
   Когда он настиг ее, она повернулась к нему лицом, выставив вперед руки с ногтями, как разъяренная кошка:
   - Не подходи! Не прикасайся ко мне! - Ее глаза так сверкали, что он замер.
   - Что с тобой? - проворчал он. - Ты не хочешь, чтобы я поцеловал тебя? Это было очень, очень давно. Ты не хочешь моей любви?
   - Нет!
   Мужчина сильно нахмурился, как будто ее слова доходили до него так медленно, что ему было трудно проникнуть в их смысл. Он еще раз попробовал поймать ее, но она увернулась. Он застонал от вожделения.
   - Что с тобой случилось? Ты не можешь так вести себя со мной. У меня не было женщин десять лет, даже не прикасался, даже видеть едва приходилось. Потом пришла ты, ты была здесь... ты! Я разгромил все, чтобы быть рядом с тобой, отнять тебя у этого малого. И я не имею права прикоснуться к тебе?
   - Нет!
   Черные глаза каторжника вращались в глазницах, как будто он сходил с ума. Он прыжком настиг ее, но она царапалась так яростно, что он опять отпустил ее, недоуменно глядя на глубокие царапины на руках, наливавшиеся кровью.
   - Что с тобой? - повторил он. - Или ты не помнишь меня, моя милая, как ты, бывало, пригревалась около меня и спала в Ньельской башне, и я обнимал тебя, и мы занимались любовью, сколько я хотел... и ты хотела... это не сон, это было в самом деле. Ты пытаешься сказать, что этого не было, что я страстно жаждал кого-то другого, а не тебя... что не ты захотела меня в свою брачную ночь? Но все это правда! Я всегда любил тебя! Или ты не помнишь Никола, который, бывало, таскал для тебя землянику?
   - Нет, нет! - завизжала она, в отчаянии убегая от него. - Никола давно умер. Ты Каламбреден-грабитель, и я ненавижу тебя.
   - Но я люблю тебя! - вскричал он.
   Они снова начали бегать - он гонялся за ней по колючим зарослям. Анжелика споткнулась о корень и упала. Никола почти навалился на нее, но она уже снова была на ногах. Он крепко охватил ее за талию, хотя она впилась ногтями ему в лицо.
   - Но я люблю тебя, - твердил он. - Я всегда стремился к тебе. Я никогда не оставлю тебя. Годы и годы, сидя за этими веслами, я сгорал от страсти к тебе. А теперь я даже не могу дотронуться до тебя... - он попробовал стащить с нее одежду, но с ее мужским костюмом это было не так-то просто сделать. Она продолжала защищаться с нечеловеческой силой, но он сумел оторвать воротник камзола и обнажить грудь.
   - Отдайся мне, - умолял он. - Попробуй понять. Я изголодался по тебе, я умираю от желания. - Они бешено и ожесточенно боролись среди пучков можжевельника под порывами ветра.
   Внезапно она осознала, что каторжника оттащили, как будто вырвали с корнями из почвы и швырнули на землю в нескольких шагах от нее. Из зарослей появился человек. Через его порванный голубой мундир виднелись грудь и плечи, покрытые синяками, а распухшее лицо было измазано запекшейся кровью. Но Анжелика сумела узнать в нем молодого лейтенанта Миллерана.
   Никола тоже узнал его, едва встав на ноги.
   - А, господин офицер, - произнес он, скаля зубы. - Так вы пришлись рыбам не по вкусу, хоть мы и отправили вас за борт? Жаль, что я не помог вам так, чтобы вы не смогли появиться здесь и вмешаться не в свое дело.
   - Бунтовщик! - взревел молодой человек. - Ты заплатишь за это!
   Никола бросился на него, но бешеный удар повалил его. Каторжник взвыл от ярости и снова бросился в атаку. Казалось, бесконечно долгое время они обменивались смертельными ударами. Они были примерно одинакового роста и одинаковой силы, и несколько раз офицер короля так тяжело падал на землю, что Анжелика боялась, что он уже не поднимется под ударами молотившего его сверху Никола. Но в какой-то неуловимый момент лейтенант перекатился на спину и ударил противника в живот. Секундой позже он был снова на ногах. Еще один удар в живот заставил Никола побелеть - это было заметно даже под грязной бородой, - пошатнуться и согнуться пополам.
   - Подонок, - прохрипел каторжник. - Все это время ты ел ортоланов, а я жрал на галерах деликатесный бобовый суп...
   Миллеран безжалостно ударил его в лицо, после чего Никола отступал все ближе и ближе к кромке утеса под градом сыпавшихся на него ударов, пока не закачался на краю обрыва.
   - Нет!!! - завизжала Анжелика. Но в это время Никола потерял равновесие и упал в голубые глубины. На эхо ее голоса ответил только удар его тела о красные скалы внизу.
   Лейтенант Миллеран вытер лоб.
   - Справедливость восторжествовала, - сказал он.
   - Он мертв! На этот раз он действительно мертв! О, Никола! О, на этот раз ты уже никогда не вернешься!
   - Да, он мертв. Море уже уносит его, - еще не остыв от только что выигранного поединка, лейтенант не мог понять, почему она рыдает, почему на коленях стоит на краю обрыва, плача и заламывая руки. - Не смотрите, мадам. Это бесполезно. Он вполне мертв. Вам больше нечего бояться. Пойдемте, и потише, иначе мы привлечем других каторжников, - он помог ей подняться, и они вдвоем скрылись с места, где разыгралась трагедия.
   Глава девятая
   Они долго шли через безлюдный остров, пока не увидели вдали на мысу темную громаду замка.
   - Слава богу, - прошептал лейтенант. - Мы сможем попросить приюта у владельца этих мест, - молодой офицер совершенно обессилел от ночного заплыва в ледяной воде, от борьбы, от судорог и отчаяния. Только на рассвете море выбросило его на берег, где он, придя в себя, сумел подкрепиться несколькими корешками. Потом он потащился в глубь острова искать помощи, услышал женские крики и побежал туда, где Анжелика боролась с Никола.
   Ярость при виде зачинщика мятежа, стоившего жизни его товарищам, придала ему силы для мести. Но в поединке он получил немало болезненных ударов, и теперь силы его были почти на исходе.
   Полумертвая от жажды, Анжелика едва ли была бодрее его.
   Вид замка придал им сил, и они прибавили шаг. Теперь в диком, необитаемом ландшафте появились некоторые следы человека. На далеком пляже они различали фигуры людей, а за поворотом тропинки перед ними открылось стадо коз, мирно пасущихся на короткой траве.
   Миллеран взглянул на них и нахмурился. Он затащил Анжелику за скалу и жестом велел ей лечь.
   - Что там?
   - Не знаю. Но эти козы кажутся мне подозрительными.
   - Почему?
   - Не удивлюсь, если их пускают бродить по берегу с фонарями на шеях.
   - О чем вы?
   Он приложил палец к губам и подполз к краю обрыва. Понаблюдав минуту, Миллеран поманил ее к себе.
   - Я не ошибся, - прошептал он. - Глядите!
   Под ним в океан впадала широкая река, над которой высилась мрачная громада замка. Между скал плавали обломки кораблекрушения - мачты, весла, паруса, куски позолоченного дерева, бочонки и доски, качавшиеся на волнах, а кое-где - и мертвые тела. Другие тела были выброшены на скалы, и их заметные издали красные одежды отражались в лужах, оставшихся после прилива. На пляже, где свистели и перекрикивались морские птицы, мужчины и женщины, вооруженные баграми, подбирали плавающие предметы. Другие подтаскивали выброшенные на берег трупы и сбрасывали их обратно в море. Третьи направлялись на маленьких лодках к остову судна, разбившегося об острые скалы в устье реки.
   - Это морские мародеры, - прошептал Миллеран, - стервятники, кормящиеся падалью. Ночью они привязывают зажженные фонари на шею козам, а корабли, проходящие мимо, принимают их за огни гавани, поворачивают к берегу и разбиваются о скалы.
   - Так каторжники на галере решили, что найдут здесь убежище?
   - Они получили по заслугам. Но что скажет господин де Вивонн, узнав о потере своего флагмана? Бедный старый "Ройял"!
   - А что делать нам?
   Лейтенанту помешали ответить десять обожженных солнцем мужчин, бесшумно появившихся позади них.
   Мародеры связали им руки за спиной и повели их к сеньору Паоло ди Висконти, который управлял этими землями из башни, построенной из вулканической породы.
   Это был атлетически сложенный генуэзец с такими мощными мускулами, что они, казалось, того и гляди разорвут его атласную рубашку. По ослепительной улыбке и жестокому выражению лица в нем нетрудно было признать разбойника. Он и был разбойником, и никем другим, и правил своими корсиканскими подданными, такими же жестокими, как он сам.
   Казалось, он обрадовался при виде двух пленников. Добыча в виде старой галеры и нескольких жалких рабов казалась ему до смешного скудной.
   - Офицер его величества короля Франции! - воскликнул он. - Думаю, у вас есть любящая семья, сеньор, и, быть может, богатая к тому же? Dio mio, che Bello Ragazzo! - вздохнул он, поднимая подбородок Анжелики грязной рукой с множеством перстней.
   Лейтенант Миллеран посуровел.
   - Мадам дю Плесси-Белльер, - представил он ее.
   - Женщина? Мадонна! Ma Garda che Carina! Che Bella Ragazza! Мне нравятся молодые леди, но такая женщина - это большая редкость!
   Лейтенант Миллеран узнал от него, что шторм выбросил их на берег Корсики, в дикое и пустынное место, находящееся под властью Генуи.
   Из уважения к их положению итальянец пригласил их к обеду. Его гостеприимство представляло собой забавную смесь роскоши с сельской простотой. Кружевная скатерть была изумительной ручной работы, но вилки отсутствовали, и стол был сервирован несколькими оловянными ложками. Все ели, запуская пальцы в серебряное блюдо с клеймом знаменитого венецианского мастера.
   Сеньор ди Висконти предложил жареного молочного поросенка с гарниром из укропа и каштанов. Потом слуги принесли огромный оловянный горшок, наполненный желтовато-шафрановым супом, еще какие-то кушанья и кусочки печенья с жареным сыром.
   Несмотря на свои опасения, Анжелика ела сколько могла. Генуэзец не спускал с нее глаз, наполняя ее серебряный с золотой чеканкой кубок темным ароматным вином, которое сразу вызвало румянец на ее щеках. Она непрестанно бросала испуганные взгляды на Миллерана, который понял их значение и пришел ей на помощь.
   - Мадам дю Плесси крайне устала. Нельзя ли ей отдохнуть где-нибудь в спокойном уголке?
   - Устала? Быть может, сеньора - ваша возлюбленная, сеньор?
   - Нет, - молодой человек покраснел до корней волос.
   - Ну, прямо гора с плеч свалилась! Я опять могу дышать, - сказал генуэзец, прикладывая руку к груди. - Я бы не хотел смущать вас. Но теперь все в порядке, - он повернулся к Анжелике. - Вы устали, сеньора? Я понимаю. Я грубиян. Я провожу вас в вашу - как это по-французски? - комнату.
   На самом верху башни находилась хорошо проветриваемая комната, в которой стояла кровать с расшитыми простынями и парчовыми покрывалами. В комнате находилось множество венецианских зеркал, французских часов и турецких доспехов. Анжелика подумала, что ее спальня сильно смахивает на склад краденых вещей в Ньельской башне.
   Горничная-корсиканка настояла, чтобы она приняла ванну и надела очень симпатичное платье, которое достала из шкафа, где висело еще много других, без сомнения, добытых из сундуков слишком смелых путешественников. Анжелика была рада окунуться в бадью с теплой водой и вытянуть уставшие до судорог ноги, которые пострадали от солнца и соленой воды, однако она настояла на том, чтобы вновь надеть свой прежний костюм, хотя он испачкался и порвался. Она убедилась, что пояс, набитый золотыми монетами, не пропал. Мужское платье и деньги послужат ей некоторой защитой.
   Ей казалось, что кровать поднимается и опускается, как застигнутый штормом корабль, лишая ее последних сил. Вокруг нее кружились, глядя на нее и подмигивая, лица Никола, каторжников, сеньора Паоло. Наконец она провалилась в мучительный сон.
   Ее разбудил стук в толстую решетку, которая служила дверью. Приглушенный голос звал:
   - Хозяйка! Хозяйка! Это я. Мадам Маркиза, открывайте! - она потерла лоб. Комнату пронизывал ледяной ветер. - Это я, Флипо!
   Она вскочила и нашарила дверь, за которой обнаружила своего лакея с масляной лампой.
   - Как вы себя чувствуете, мадам Маркиза? - спросил он, улыбаясь до ушей.
   - Но... как... - она понемногу приходила в себя. - Флипо, откуда ты взялся?
   - С корабля, как и вы, мадам Маркиза.
   Анжелика взяла его за плечи и поцеловала:
   - Мой мальчик, как я рада видеть тебя! Я думала, что ты или убит каторжниками, или погиб при кораблекрушении.
   - Нет. Каламбреден узнал меня еще на галере. Он сказал: "Это наш". Я упросил его спасти также старого аптекаря, потому что он не мог ничем повредить им. Они заперли нас в кладовую, но господин Савари открыл замок. Это было в темноте, в самый разгар шторма. В трюмах завывали рабы, а те, кто освободился от цепей, толпились по всей галере. Обнаружив, что вас уже нет на корабле, мы с господином Савари ухитрились спустить шлюпку. Этот старик еще немного и моряк! Но все же мы не сумели уйти от рыбаков сеньора Паоло. Мы все держались заодно, и нам дали немного еды. Когда мы узнали, что вы тоже спаслись, радости нашей не было предела!