Страница:
на фронте не могли сулить мне каких-то приятностей в Москве. Но Сталин
никаких упреков на этот раз мне не делал. Я даже подумал, что, может быть,
он как-то осознал свою неправоту в том, что не послушал меня, когда я
добивался утверждения нашего приказа перейти к обороне на Барвенковском
направлении? Сталин это, конечно, сказать не мог. Если он даже так думал, у
него язык не повернется признать, что он был не прав, а кто-то прав. Я
ничего такого не слышал от него никогда, не мог ожидать и не ожидал этого и
теперь. Но то, что он встретил меня довольно спокойно, хотя создавшееся
положение было очень тяжелым, позволило мне тогда так думать. Сталин
расспрашивал меня о событиях, но я мало что мог сказать, потому что пока не
знал ни города, ни обстановки. Рассказывал больше он, какие там находятся
армии и как нужно организовать оборону города. Вдруг он ко мне обернулся и
сказал: "Кого назначить туда командующим?". А насчет Тимошенко молчит.
Тимошенко командовал тем Юго-Западным фронтом, который теперь
превращался в Сталинградский. Поэтому, естественно, возникал прежде всего
вопрос о его кандидатуре. Я тоже не стал говорить о Тимошенко. А только
спросил: "А вы как считаете?". Он мне: "Можно назначить командующим войсками
фронта Еременко, но он лежит в госпитале и не может сейчас приступить к
командованию". Я о Еременко тогда только слышал, но лично его не знал и с
ним никогда не встречался. Поэтому ничего не мог толком сказать о Еременко.
Однако раз Сталин хорошего о нем мнения, то у меня не имелось оснований
возражать. Для меня \382\ фамилия Еременко была свежей. Я знал только, что
он дрался с немцами в районе Гомеля и на подступах к Курску. Как раз с этого
направления враг ударил на юг и замкнул в окружении нашу группировку в
районе Киева. Сталин опять начал нажимать, чтобы я назвал командующего
войсками Сталинградского фронта. Называть мне Тимошенко? Для Сталина это
была бы тогда не находка. Сталин сам знал Тимошенко, и лучше, чем я. Еще по
Первой Конной армии Буденного. Тимошенко вообще был на виду, особенно после
репрессирования командного состава Красной Армии в 30-е годы. На фоне
оставшихся командиров Тимошенко выглядел довольно заметно.
Когда еще я уезжал из Москвы в Киев первым секретарем ЦК КП(б)У,
командующим войсками округа в то время был Тимошенко, и Сталин дал мне о нем
благоприятный отзыв и хорошую характеристику. Правда, характеристика
заключалась главным образом в том, что это честный человек, на которого
можно положиться. Конечно, Сталин глубокого доверия никогда и никому не
оказывал. Всегда у него было заложено внутренне какое-то подозрение к любому
человеку. Он мне как-то сказал в пылу откровения: "Пропащий я человек,
никому не верю. Я сам себе не верю". Это он сказал мне в 1952 г., в Сухуми,
в присутствии Микояна. Вот характерная черта Сталина. Не знаю, что тогда на
него нашло, если он набрался вдруг духу и откровенно сам дал себе
характеристику. А в 1942 г. я сказал ему: "Товарищ Сталин, я могу назвать
кандидатов только из числа тех людей, которые командовали войсками на нашем
направлении. Других я не знаю. Поэтому командующего на Сталинградский фронт
должны назвать вы. Вы больше людей знаете, у вас шире горизонт" - "Да что
вы? Что вы? Я уже сказал вам про Еременко. Очень хорошим был бы там
командующим Власов, но Власова я сейчас не могу дать, он с войсками в
окружении. Если бы можно было его оттуда отозвать, я бы утвердил Власова. Но
Власова нет. Называйте вы сами, кого хотите!"{27}. Крепился я, крепился, но
был поставлен в такие условия, что не мог выйти из помещения, пока не назову
командующего войсками Сталинградского фронта. Говорю: "Из людей нашего
фронта я назвал бы Гордова, даже при всех его недостатках (недостаток его
заключался в грубости. Он дрался с людьми). Сам, - продолжаю, - очень
щупленький человечек, но бьет своих офицеров. Однако военное дело он
понимает. Поэтому я бы назвал его".
В то время он командовал 21-й армией и был в нашем распоряжении. Я уже
знал его поближе по участку фронта, который он занимал на Донце. Членом
Военного совета у него был Сердюк. \383\ Я от Сердюка имел характеристику на
Гордова - и хорошую, и плохую. Хорошую - в смысле знания дела, его энергии и
храбрости; плохую - насчет его грубости вплоть до избиения людей. Это,
правда, в то время считалось в какой-то степени положительной чертой
командира. Сам Сталин, когда ему докладывал о чем-либо какой-нибудь
командир, часто приговаривал: "А вы ему морду набили? Морду ему набить,
морду!". Одним словом, набить морду подчиненному тогда считалось геройством.
И били! Потом уже я узнал, что однажды Еременко ударил даже члена Военного
совета. Я ему потом говорил: "Андрей Иванович, ну как же вы позволили себе
ударить? Вы ведь генерал, командующий. И вы ударили члена Военного
совета?!". "Знаете ли, - отвечает, - такая обстановка была". "Какая бы ни
была обстановка, есть и другие средства объясняться с членом Военного
совета, нежели вести кулачные бои". Он опять объяснил, что сложилась тяжелая
обстановка. Надо было срочно прислать снаряды, он приехал по этому вопросу,
а член Военного совета сидит и играет в шахматы. Я говорю ему: "Ну, не знаю.
Если он играл в шахматы в такое трудное время, это, конечно, нехорошо, но
ударить его - не украшение для командующего, да и вообще для человека".
Потом этот член Военного совета стал секретарем Астраханского обкома партии,
уже после смерти Сталина. Порядочный был человек, заслуживающий
уважения{28}.
Давал в морду и Буденный. Я уже рассказывал, как он ударил солдата. Бил
подчиненных и Георгий Захаров{29}. Потом он стал заместителем командующего
войсками Сталинградского фронта. Я его ценил и уважал как человека,
понимающего военное дело. Он преданный Советскому государству и
Коммунистической партии воин, но очень не сдержан на руку. На Сталинградском
фронте я, правда, уже никогда не видел, чтобы Еременко позволил себе
рукоприкладство. Я только знал о таких фактах его жизни в прошлом.
А пока что, одним словом, я назвал Сталину Гордова. Сталин говорит:
"Хорошо, утвердим Гордова". Тут же, как обычно, сидел Молотов. Сталин и
говорит ему: "Бери блокнот, карандаш и пиши приказ о назначении Гордова".
Вскоре Гордов приступил к исполнению обязанностей командующего войсками
фронта{30}.
Начали мы возводить оборону. Спустя какое-то время Бодина отозвали в
Москву и назначили заместителем Василевского. Он получил таким образом
большое повышение. На это назначение повлияли и мои характеристики, которые
я давал на него неоднократно Сталину. Я просто очарован был Бодиным. И
сейчас не отказываюсь \384\ от всего того, что говорил хорошего в адрес
этого человека. Он погиб уже давно, в 1942 году{31}. Это был замечательный
генерал. Сейчас не помню, кто же был на первых порах начальником штаба
фронта в Сталинграде. Баграмян уже был отозван в Москву. Я даже несколько
волновался: не отозван ли он по соображениям, угрожающим его персоне? Он
уехал, и после этого я на фронте уже никогда с Баграмяном не встречался.
Только слышал о нем и радовался, что он по заслугам оценен и занимает
высокие посты. Он крепко отличился во время войны.
Противник стал подтягивать войска к Сталинграду, и наши армии вошли с
ним в соприкосновение. Было это в июле, жарища стояла жуткая. Поехали мы с
Гордовым в 62-ю армию, к Колпакчи. Докладывает он нам о положении дел, как
вдруг слышим стрельбу. Эти артиллерийские выстрелы были для нас
неожиданностью. Мы выскочили из дома, смотрим: наши танки отходят как раз в
нашем направлении и ведут огонь, и по ним тоже стреляют. Одним словом,
непонятная какая-то картина. Что же творится на фронте? Командующий армией
Колпакчи нам ничего тревожного не докладывал, и вдруг неожиданно противник
подошел к расположению штаба армии? Вышли мы с Гордовым. Там лежала копна
сена. Небольшая, но все-таки возвышенность. Забрались на нее и стали
смотреть в бинокли, что случилось? Ничего нельзя было понять.
Оказалось, что противник прорвался и начал теснить нас. Немцы
форсировали Чир, южнее заняли Цимлянскую и стали непосредственно угрожать
нам. Произошло что-то невероятное на Южном фронте. Сведений оттуда мы не
получали и поэтому не знали, что там делается, к югу от нас. Потом уже
узнали, что катастрофа разразилась в значительно большем масштабе, чем можно
было предположить. Не только наш Юго-Западный фронт был разгромлен, но и
Южный фронт был врагом смят. Довольно солидной обороной вокруг Ростова мы
даже и не воспользовались. Противник обошел Ростов, дезорганизовал оборону,
и я не знаю, сколько наших взял в плен, сколько перебил, а другие бежали от
него через Дон.
Я бывал там раньше, когда строили укрепленный район под Ростовом.
Строил его непосредственно Кулик{32}, имевший полномочия от Сталина. В
Ростове у него был свой штаб, и он довольно упорно вел нужные работы. Было
сделано много: отрыты противотанковые рвы, возведены земляные укрепления,
расставлена артиллерия. Все это строилось километрах в 20 - 30-ти от
Ростова, и имелась надежда, что противник никак не сможет \385\ с ходу взять
Ростов. Море и Дон прикрывали фланги, а с севера были построены укрепления.
Командование этими укреплениями было подчинено Южному фронту. Как противник
вышел на Дон восточное Ростова, мы не могли понять. Что же случилось с
Ростовом? Позже мы узнали, что наши войска бежали, и противник занял Ростов
без боя: немцы сначала вышли восточное Ростова к Дону и стали форсировать
его. В результате Ростов просто был оставлен{33}. Малиновского сняли с
должности. Над ним нависла угроза немилости Сталина.
После разгрома наших войск под Ростовом противник быстро занял
Цимлянскую. Падение Цимлянской - это непосредственная угроза Нижней Волге.
От Цимлянской до Волги рукой подать. Цимлянская, Калач-на-Дону и Волга -
километров 150. Я сейчас стал уже забывать расстояния, хотя тогда измерял их
довольно часто на своей автомашине. Из-за плохой распорядительности
командующего 62-й армией Колпакчи мы с Гордовым освободили его от должности
и в следующем месяце назначили Лопатина{34}. Завязались бои с немцами уже на
подступах к Дону, у Калача. А в Цимлянской они вообще уже были на Дону.
Однажды мы с Гордовым решили поехать в 64-ю армию и познакомиться с ее
командующим Чуйковым. Я Чуйкова прежде не знал, а только слышал, что это
боевой генерал, который был нашим военным советником у Чан Кайши. Он только
что приехал из Китая и сразу принял резервную 64-ю армию. Армия эта стояла
южнее. Поехали мы к ней по степи. Тревожных донесений с этого фланга тогда
не имели. Но когда приехали туда, увидели ужасную картину. Там тянутся
калмыцкие полупустынные степи. Много земель, непригодных для обработки. По
ним, как белые лебеди на буром фоне, рассыпанным строем тянулись от Дона на
восток бойцы 64-й армии. Они были прижаты противником к Дону и вплавь,
сбросив обмундирование, в нижнем белье переплывали, кто мог, реку и
отступали на восток. Приехали мы в расположение штаба. В небольшом
кустарнике стояли машины и все остальное, что нужно для штаба. Никаких
строений не было. Дорожки были хорошо распланированы, убраны и почищены. Там
познакомились мы с новым командующим армией.
Чуйков был элегантно одет. Необычно, не так, как другие наши генералы
одевались во время войны. Ходил со стеком в руке. Производил впечатление
человека с претензией. Создалось не особенно-то приятное впечатление. Гордов
набросился на него со всей своей грубостью и руганью. И действительно: ведь
армия потеряла управление. Учитывая тяжелую обстановку того \386\ времени и
то, что Чуйков только что прибыл из Китая и внешне выглядел довольно
вычурно, он производил невыгодное впечатление. Мы вынуждены были поставить
вопрос о его замене. Освободили Чуйкова, передвинули его в опергруппу, а
назначили взамен на 64-ю армию Шумилова. Шумилов прежде замещал командующего
21-й армией. Чуйкова мы взяли в резерв фронта. Шумилов, когда принимал
армию, попросил, чтобы перевели вместе с ним и члена Военного совета
Сердюка. Он говорил, что они привыкли друг к другу и уважают друг друга. Мы
уступили и перевели Сердюка членом Военного совета в 64-ю армию. Так Шумилов
с Сердюком и продолжали управлять этой армией, вплоть до разгрома войск
Паулюса под Сталинградом. Потом, после разгрома Паулюса, я встретился с
Шумиловым и Сердюком уже тогда, когда они пришли к нам на Курскую дугу и
заняли участок по Донцу. Их армия называлась уже 7-й Гвардейской: 64-я в
результате успешных боев под Сталинградом была названа Гвардейской. Она
пришла в полном составе и заняла участок фронта севернее Белгорода.
А пока что мы с Гордовым поручили Чуйкову собирать отставших бойцов,
организовать из них отряды и действовать против врага. Чуйков занялся этим
делом. Он быстро организовал отряд, не помню, какого состава, отличился,
хорошо наносил удары по врагу, который рвался к Волге. Это было уже перед
осенью. Между тем получилось так, что командующий 62-й армией{35} обманул
командующего войсками Сталинградского фронта, которым стал в то время уже
Еременко{36}. Возник вопрос, кого же назначить командующим 62-й армией,
которая отходила прямо к Сталинграду и должна была защищать его? К этому
времени у меня сложилось уже очень хорошее впечатление о Чуйкове. Мы
позвонили Сталину. Он спросил: "Кого же вы рекомендуете назначить на 62-ю
армию, которая будет непосредственно в городе?". Говорю: "Василия Ивановича
Чуйкова". Его почему-то всегда называли по имени и отчеству, что было в
рядах армии редко. Не знаю, почему так повелось. Сталин спрашивает: "А не
пропьет он армию?". Отвечаю: "Товарищ Сталин, я никогда не слышал, что он
пьяница и может как-то пропить армию. Не знаю, откуда у вас такие сведения о
Чуйкове. Чуйков себя очень хорошо показал как командующий отрядом, который
он сам организовал. Думаю, что он и впредь будет хорошим организатором и
хорошим командующим 62-й армией". Сталин: "Хорошо, назначайте. Утвердим
его".
Это произошло уже при Еременко. Тогда противник прижал \387\ нас. Не
помню точно, когда к нам прибыл с фронтовым штабом Еременко. Сначала ему был
отведен особый участок и выделены для него войска. Он находился в составе
Сталинградского фронта с какими-то особыми полномочиями. Это было мне и
тогда непонятно, и сейчас я никак не могу разобраться, что это значило.
Пришел он, представился. Я с ним тогда и познакомился, но не понимал его
полномочий. Но раз доложил, то и ладно. На войне приветствуется все и все,
кто может стрелять. Так он начал действовать там.
Кончалось жаркое лето 1942 года. Жаркое во всех отношениях.
{1}Генерал-лейтенант.
{2}Большая Мартыновка на реке Сал.
{3}Елецкая операция - наступательная операция войск правого крыла
Юго-Западного фронта 6-16 декабря 1941 года.
{4}Заново 10-ю армию сформировали в ноябре 1941 г., в составе
Юго-Западного фронта она была включена в феврале 1942 г., командовал ею
генерал-майор ПОПОВ B.C. Что касается его "молодости", то он был однолеткой
Хрущева, родившегося в 1894 году.
{5}Генерал-лейтенант ГОЛИКОВ Ф.И. командовал ею с ноября 1941 г. до
февраля 1942 года.
{6}1-й гвардейский кавалерийский корпус (командовал генерал-майор БЕЛОВ
П.А.).
{7}Барвенково-Лозовская наступательная операция 18-31 января 1942 года.
{8}6-й кавалерийский корпус (командовал генерал-майор БЫЧКОВСКИЙ А.Ф.).
{9}Генерал-майор ГРЕЧКО А.А. командовал в январе-апреле 1942 г. 5-м
кавалерийским корпусом.
{10}1-й кавалерийский корпус (командовал генерал-майор ПАРХОМЕНКО
Ф.А.).
{11}Там действовали несколько (количество менялось) танковых бригад.
{12}Перед впадением в Северский Донец там сливаются реки Сухой Торец и
Казенный Торец.
{13}Командовавший 9-й армией генерал-майор ХАРИТОНОВ Ф.М. умер 28 мая
1943 года.
{14}Генерал-лейтенант ГОРОДНЯНСКИЙ A.M., генерал-лейтенант ПОД-ЛАС К.П.
{15}Генерал-майор БОБКИН Л.В.
{16}Член РКП(б) с 1921 г. генерал-лейтенант ГУРОВ К.А. являлся членом
Военного совета Юго-Западного фронта с января 1942 г., а умер 25 сентября
1943 года. А в 62-й армии (командующий ЧУЙКОВ В.И.) он был членом Военного
совета с июля 1942 года.
{17}Дивизионный комиссар БОКОВ Ф.Е., являвшийся военным комиссаром
Генерального штаба с августа 1941 года.
{18}ШТЕМЕНКО С.М, был тогда заместителем начальника направления в
Оперативном управлении Генштаба.
{19}Генерал-лейтенант ШТЕВНЕВ А.Д. \388\
{20}Хрущев поправляет тут Сталина, который случайно, либо намеренно,
связал воедино разные события. В окружение попала в августе-сентябре 1914г.
2-я армия (командовал генерал от кавалерии САМСОНОВ А.В.). 1-я армия
(командовал генерал от кавалерии фон Ренненкампф П.К.) не помогла ей. Затем
Ренненкампф во время Лодзинской операции (октябрь-ноябрь 1914 г.) не закрыл
отход попавшей в мешок немецкой ударной группе войск (ею командовал генерал
Шеффер Р.), после чего был отстранен от командования и уволен в отставку.
Арестован же и судим он был советскими органами власти и расстрелян (а не
повешен) в 1919 г. в Таганроге. Хрущев как раз в те годы участвовал в
освобождении Таганрога от белых, поэтому мог помнить описание всех перипетий
событий 1914 г. по сообщавшим тогда о деле Ренненкампфа местным газетам. Что
касается жандармского офицера МЯСОЕДОВА С.Н., изобличенного как пособника
германских шпионов в 1915 г., то он был близок к жене российского военного
министра СУХОМЛИНОВА В.А., завербованной германо-австрийской разведкой.
Именно Мясоедов и другие "стрелочники" по делу о министре были осуждены.
СУХОМЛИНОВ же, арестованный лишь в 1916 г., был судим в сентябре 1917 г., а
в 1918 г. немецкая агентура помогла ему бежать в Германию.
{21}КИРИЧЕНКО А.И.
{22}Генерал-майор ГОРДОВ В.Н.
{23}Генерал-майор артиллерии МОСКАЛЕНКО К.С. командовал этой армией в
марте-июле 1942 г.
{24}Заместитель командующего войсками Сталинградского военного округа
генерал-майор ТОЛБУХИН Ф.И., которому было поручено отвечать за укрепленный
район.
{25}64-й армией в июле-августе 1942 г. командовал генерал-лейтенант
ЧУЙКОВ В.И.; 62-й армией в те же месяцы - генерал-майор КОЛПАКЧИ В.Я.
{26}38-я мехбригада.
{27}ЕРЕМЕНКО А.И., упомянутый Сталиным, находился тогда в резерве
Ставки ВГК. ВЛАСОВ А.А., в ту пору командовал на Волховском фронте 2-й
ударной армией, которую не сумел вывести из окружения при осуществлении
Любанской операции, задуманной для прорыва к блокированному Ленинграду,
после чего он совершил летом 1942 г. измену.
{28}МАМОНОВ Ф.А. 1-м секретарем Астраханского обкома КПСС он был в
1950-1954 годах.
{29}Генерал-лейтенант ЗАХАРОВ Г.Ф. Хрущев называет его по имени, чтобы
не спутали с ЗАХАРОВЫМ М.В., в то время начальником штаба Калининского
фронта.
{30}Генерал-лейтенант ГОРДОВ В.Н. командовал войсками Сталинградского
фронта в июле-августе 1942 года.
{31}БОДИН П.И. погиб в бою у г. Орджоникидзе (Владикавказ) 2 ноября
1942 года.
{32}КУЛИК Г.И. числился в те недели "в распоряжении наркома обороны
СССР", то есть Сталина.
{33}Это, второе оставление Ростова нашими войсками произошло 24 июля
1942 года.
{34}Генерал-майор ЛОПАТИН А.И. командовал 62-й армией в августе-октябре
1942 года. \389\
{35}То есть ЛОПАТИН А.И.
{36}Генерал-полковник ЕРЕМЕНКО А.И. командовал войсками Сталинградского
фронта в августе-декабре 1942 года.
Противник сосредоточил свои усилия в направлении
Калача-Сталинградского{1}. На наших реках, текущих к югу, правый берег
господствует над левым. Если противник подойдет к Дону и займет его правый,
высокий берег, то сможет создать благоприятные условия для форсирования
реки: он сумеет подавлять оборону на большую глубину артиллерийским и
пулеметным огнем и под его прикрытием форсировать Дон или здесь, у Калача,
или в другом месте. Мы делали все, что только было в наших силах, чтобы не
допустить этого. Сталинградский тракторный завод оказывал нам очень большую
помощь ремонтом поврежденных в бою танков. Мы, опираясь на эту помощь,
собрали все подбитые и изношенные боевые машины, которые у нас были, стащили
их на тракторный завод и мобилизовали рабочих на ремонт.
Я говорю: мобилизовали. Можно понимать так, будто мы приложили какие-то
усилия, чтобы как-то заставить рабочих и инженеров приступить к ремонту.
Ничего этого не было. Рабочие, инженеры, служащие, все жители Сталинграда
отдавали фронту все, что могли. И как только мы сказали, что обращаемся с
такой просьбой, сейчас же рабочие и инженеры, взявшись за дело, начали
ремонтировать танки. Таких танков набралось немало. Из них мы потом создали
материальную часть для танковой армии и назвали ее 1-й танковой армией. Не
знаю сейчас точно, сколько имелось в ней танков и какой системы. Т-34
числились единицами. Основную часть машин составляли устаревшей конструкции
танки, которые и по вооружению, и по броне не находились на уровне
требований, стоявших перед танковыми войсками. Слабы были эти танки. Но,
все-таки, это танк! Все-таки, это броня, а не человеческая кожа. Поэтому мы
возлагали большие надежды на эту танковую армию.
Помню нашу радость, когда мы закончили ремонт и организовали армию.
Командующим этой армией назначили генерала Москаленко{2}. Он стал первым из
командующих танковыми армиями в СССР. Мы вывели его армию в направлении
Калача. Перейдя \390\ Дон, она вышла на его правый берег, с тем чтобы
преградить путь противнику, который рвался к Калачу. Должен сейчас признать,
что мы тогда несколько переоценили надежды, которые возлагали на эту
танковую армию. Когда она переправилась через Дон, мы вздохнули несколько
посвободнее, поскольку считали, что она не позволит противнику подойти с
ходу к Дону.
Мы с командующим войсками фронта Гордовым перенесли фронтовой командный
пункт под самый Калач, в какой-то хутор на левом берегу Дона. Заняли там
домик буквально у самого берега реки, второй с краю в западной части хутора.
Заняли его потому, что все время летали немецкие бомбардировщики и бомбили
наши позиции. Там стояла батарея, которая прикрывала переправу и привлекала
внимание бомбардировщиков. Они всегда разворачивались в воздухе над этим
хутором, как раз над нашим домиком. А мы надеялись на то, что противник
никогда не подумает, что именно в этом месте находятся командующий войсками
и член Военного совета фронта. Здесь же был расположен пункт связи. Все это
было замаскировано, а жили мы в домике.
Был и такой случай. Приехал к нам на фронт Василевский{3}, начальник
Генерального штаба. Поговорили, он познакомился с обстановкой. Пришло время
ночного отдыха. Мы с ним расположились на сене. Постлали его, а сверху
положили жерди: прикрылись, одним словом, и от росы, и от солнца. Долго не
могли уснуть. Только задремали, как я услышал шум. Проснулся и Василевский.
Оказалось, приехал Москаленко. Приехал очень нервный и возбужденный. Говорю:
"В чем дело?". Москаленко вообще человек легко возбудимый. Это я знал. Но
тут он был особенно не в себе, ругал танкистов: "Такие они сякие, не хотят
воевать. Я револьвером угрожаю, заставляю их продвигаться вперед". Я ему:
"Вы успокойтесь прежде всего". А он опять начал волноваться, не может никак
себя сдержать. "Да в чем же дело?". Отвечает: "Вот столько-то потеряли мы
танков и так-то вот ведут себя танкисты". Очень неодобрительно он о них
отзывался. Да, несдержанный был человек по характеру. Но я ценил его за
беспредельную преданность Родине и безграничную храбрость. И тогда я
предложил Василевскому: "Давайте поедем и посмотрим танковую армию".
Ночь была лунная. Знаете, как бывает на юге? Хоть газеты читай при
луне. Сели мы на машину и поехали. Ехать нужно было обязательно через Калач,
ибо там была переправа. Мы быстро поднялись в гору, так как я считал, что
танковая армия находится западнее Калача, оказалось же, что она отошла к
берегу Дона. Ехали мы при луне без фар. Было тихо, никакой перестрелки. Как
\391\ бы мирная, спокойная украинская ночь, воспетая великим Гоголем. Вышли
мы из машины, смотрим. Москаленко подвел нас поближе: "Вот, - говорит, - мы
танками раздавили пушку". Действительно, пушка противника выведена из строя,
тут же лежит перебитый обслуживающий персонал - артиллеристы. Одним словом,
танки уже поработали. Всюду разбросаны немецкие мины - противотанковые и
противопехотные. То есть мы увидели, что противник подтянул сюда даже
саперов. Одним словом, подготовился к форсированию Дона.
Но наша танковая армия быстро была выведена из строя. Что могли, мы
оттаскивали в промоины у берега Дона. Промоины, как правило, зарастают
кустарником. Поэтому создавались благоприятные условия для маскировки,
укрытия подбитых танков. Решили мы танки тут же и ремонтировать. Не тащить
же их в Сталинград. Лучше ремонтировать на месте. Тем более что завод был
близко. Рабочие приехали сюда сразу с инструментами, расположились в
прибрежных расщелинах и начали ремонт. Члену Военного совета Кириченко мы
поручили, чтобы он все время оставался с рабочими и помогал им организовать
ремонт.
Противник быстро нащупал нас. С воздуха было видно все-таки, и
маскировка оказалась недостаточной. Это ведь не лес был, а кустарник. Враг
принялся бомбить и очень досаждал нам упорной бомбежкой. Мы несли потери и в
людях, и в танках. Враг, конечно, считал, что там находились не только
ремонтируемые, а и замаскированные целые боевые машины. Кое-что все-таки
никаких упреков на этот раз мне не делал. Я даже подумал, что, может быть,
он как-то осознал свою неправоту в том, что не послушал меня, когда я
добивался утверждения нашего приказа перейти к обороне на Барвенковском
направлении? Сталин это, конечно, сказать не мог. Если он даже так думал, у
него язык не повернется признать, что он был не прав, а кто-то прав. Я
ничего такого не слышал от него никогда, не мог ожидать и не ожидал этого и
теперь. Но то, что он встретил меня довольно спокойно, хотя создавшееся
положение было очень тяжелым, позволило мне тогда так думать. Сталин
расспрашивал меня о событиях, но я мало что мог сказать, потому что пока не
знал ни города, ни обстановки. Рассказывал больше он, какие там находятся
армии и как нужно организовать оборону города. Вдруг он ко мне обернулся и
сказал: "Кого назначить туда командующим?". А насчет Тимошенко молчит.
Тимошенко командовал тем Юго-Западным фронтом, который теперь
превращался в Сталинградский. Поэтому, естественно, возникал прежде всего
вопрос о его кандидатуре. Я тоже не стал говорить о Тимошенко. А только
спросил: "А вы как считаете?". Он мне: "Можно назначить командующим войсками
фронта Еременко, но он лежит в госпитале и не может сейчас приступить к
командованию". Я о Еременко тогда только слышал, но лично его не знал и с
ним никогда не встречался. Поэтому ничего не мог толком сказать о Еременко.
Однако раз Сталин хорошего о нем мнения, то у меня не имелось оснований
возражать. Для меня \382\ фамилия Еременко была свежей. Я знал только, что
он дрался с немцами в районе Гомеля и на подступах к Курску. Как раз с этого
направления враг ударил на юг и замкнул в окружении нашу группировку в
районе Киева. Сталин опять начал нажимать, чтобы я назвал командующего
войсками Сталинградского фронта. Называть мне Тимошенко? Для Сталина это
была бы тогда не находка. Сталин сам знал Тимошенко, и лучше, чем я. Еще по
Первой Конной армии Буденного. Тимошенко вообще был на виду, особенно после
репрессирования командного состава Красной Армии в 30-е годы. На фоне
оставшихся командиров Тимошенко выглядел довольно заметно.
Когда еще я уезжал из Москвы в Киев первым секретарем ЦК КП(б)У,
командующим войсками округа в то время был Тимошенко, и Сталин дал мне о нем
благоприятный отзыв и хорошую характеристику. Правда, характеристика
заключалась главным образом в том, что это честный человек, на которого
можно положиться. Конечно, Сталин глубокого доверия никогда и никому не
оказывал. Всегда у него было заложено внутренне какое-то подозрение к любому
человеку. Он мне как-то сказал в пылу откровения: "Пропащий я человек,
никому не верю. Я сам себе не верю". Это он сказал мне в 1952 г., в Сухуми,
в присутствии Микояна. Вот характерная черта Сталина. Не знаю, что тогда на
него нашло, если он набрался вдруг духу и откровенно сам дал себе
характеристику. А в 1942 г. я сказал ему: "Товарищ Сталин, я могу назвать
кандидатов только из числа тех людей, которые командовали войсками на нашем
направлении. Других я не знаю. Поэтому командующего на Сталинградский фронт
должны назвать вы. Вы больше людей знаете, у вас шире горизонт" - "Да что
вы? Что вы? Я уже сказал вам про Еременко. Очень хорошим был бы там
командующим Власов, но Власова я сейчас не могу дать, он с войсками в
окружении. Если бы можно было его оттуда отозвать, я бы утвердил Власова. Но
Власова нет. Называйте вы сами, кого хотите!"{27}. Крепился я, крепился, но
был поставлен в такие условия, что не мог выйти из помещения, пока не назову
командующего войсками Сталинградского фронта. Говорю: "Из людей нашего
фронта я назвал бы Гордова, даже при всех его недостатках (недостаток его
заключался в грубости. Он дрался с людьми). Сам, - продолжаю, - очень
щупленький человечек, но бьет своих офицеров. Однако военное дело он
понимает. Поэтому я бы назвал его".
В то время он командовал 21-й армией и был в нашем распоряжении. Я уже
знал его поближе по участку фронта, который он занимал на Донце. Членом
Военного совета у него был Сердюк. \383\ Я от Сердюка имел характеристику на
Гордова - и хорошую, и плохую. Хорошую - в смысле знания дела, его энергии и
храбрости; плохую - насчет его грубости вплоть до избиения людей. Это,
правда, в то время считалось в какой-то степени положительной чертой
командира. Сам Сталин, когда ему докладывал о чем-либо какой-нибудь
командир, часто приговаривал: "А вы ему морду набили? Морду ему набить,
морду!". Одним словом, набить морду подчиненному тогда считалось геройством.
И били! Потом уже я узнал, что однажды Еременко ударил даже члена Военного
совета. Я ему потом говорил: "Андрей Иванович, ну как же вы позволили себе
ударить? Вы ведь генерал, командующий. И вы ударили члена Военного
совета?!". "Знаете ли, - отвечает, - такая обстановка была". "Какая бы ни
была обстановка, есть и другие средства объясняться с членом Военного
совета, нежели вести кулачные бои". Он опять объяснил, что сложилась тяжелая
обстановка. Надо было срочно прислать снаряды, он приехал по этому вопросу,
а член Военного совета сидит и играет в шахматы. Я говорю ему: "Ну, не знаю.
Если он играл в шахматы в такое трудное время, это, конечно, нехорошо, но
ударить его - не украшение для командующего, да и вообще для человека".
Потом этот член Военного совета стал секретарем Астраханского обкома партии,
уже после смерти Сталина. Порядочный был человек, заслуживающий
уважения{28}.
Давал в морду и Буденный. Я уже рассказывал, как он ударил солдата. Бил
подчиненных и Георгий Захаров{29}. Потом он стал заместителем командующего
войсками Сталинградского фронта. Я его ценил и уважал как человека,
понимающего военное дело. Он преданный Советскому государству и
Коммунистической партии воин, но очень не сдержан на руку. На Сталинградском
фронте я, правда, уже никогда не видел, чтобы Еременко позволил себе
рукоприкладство. Я только знал о таких фактах его жизни в прошлом.
А пока что, одним словом, я назвал Сталину Гордова. Сталин говорит:
"Хорошо, утвердим Гордова". Тут же, как обычно, сидел Молотов. Сталин и
говорит ему: "Бери блокнот, карандаш и пиши приказ о назначении Гордова".
Вскоре Гордов приступил к исполнению обязанностей командующего войсками
фронта{30}.
Начали мы возводить оборону. Спустя какое-то время Бодина отозвали в
Москву и назначили заместителем Василевского. Он получил таким образом
большое повышение. На это назначение повлияли и мои характеристики, которые
я давал на него неоднократно Сталину. Я просто очарован был Бодиным. И
сейчас не отказываюсь \384\ от всего того, что говорил хорошего в адрес
этого человека. Он погиб уже давно, в 1942 году{31}. Это был замечательный
генерал. Сейчас не помню, кто же был на первых порах начальником штаба
фронта в Сталинграде. Баграмян уже был отозван в Москву. Я даже несколько
волновался: не отозван ли он по соображениям, угрожающим его персоне? Он
уехал, и после этого я на фронте уже никогда с Баграмяном не встречался.
Только слышал о нем и радовался, что он по заслугам оценен и занимает
высокие посты. Он крепко отличился во время войны.
Противник стал подтягивать войска к Сталинграду, и наши армии вошли с
ним в соприкосновение. Было это в июле, жарища стояла жуткая. Поехали мы с
Гордовым в 62-ю армию, к Колпакчи. Докладывает он нам о положении дел, как
вдруг слышим стрельбу. Эти артиллерийские выстрелы были для нас
неожиданностью. Мы выскочили из дома, смотрим: наши танки отходят как раз в
нашем направлении и ведут огонь, и по ним тоже стреляют. Одним словом,
непонятная какая-то картина. Что же творится на фронте? Командующий армией
Колпакчи нам ничего тревожного не докладывал, и вдруг неожиданно противник
подошел к расположению штаба армии? Вышли мы с Гордовым. Там лежала копна
сена. Небольшая, но все-таки возвышенность. Забрались на нее и стали
смотреть в бинокли, что случилось? Ничего нельзя было понять.
Оказалось, что противник прорвался и начал теснить нас. Немцы
форсировали Чир, южнее заняли Цимлянскую и стали непосредственно угрожать
нам. Произошло что-то невероятное на Южном фронте. Сведений оттуда мы не
получали и поэтому не знали, что там делается, к югу от нас. Потом уже
узнали, что катастрофа разразилась в значительно большем масштабе, чем можно
было предположить. Не только наш Юго-Западный фронт был разгромлен, но и
Южный фронт был врагом смят. Довольно солидной обороной вокруг Ростова мы
даже и не воспользовались. Противник обошел Ростов, дезорганизовал оборону,
и я не знаю, сколько наших взял в плен, сколько перебил, а другие бежали от
него через Дон.
Я бывал там раньше, когда строили укрепленный район под Ростовом.
Строил его непосредственно Кулик{32}, имевший полномочия от Сталина. В
Ростове у него был свой штаб, и он довольно упорно вел нужные работы. Было
сделано много: отрыты противотанковые рвы, возведены земляные укрепления,
расставлена артиллерия. Все это строилось километрах в 20 - 30-ти от
Ростова, и имелась надежда, что противник никак не сможет \385\ с ходу взять
Ростов. Море и Дон прикрывали фланги, а с севера были построены укрепления.
Командование этими укреплениями было подчинено Южному фронту. Как противник
вышел на Дон восточное Ростова, мы не могли понять. Что же случилось с
Ростовом? Позже мы узнали, что наши войска бежали, и противник занял Ростов
без боя: немцы сначала вышли восточное Ростова к Дону и стали форсировать
его. В результате Ростов просто был оставлен{33}. Малиновского сняли с
должности. Над ним нависла угроза немилости Сталина.
После разгрома наших войск под Ростовом противник быстро занял
Цимлянскую. Падение Цимлянской - это непосредственная угроза Нижней Волге.
От Цимлянской до Волги рукой подать. Цимлянская, Калач-на-Дону и Волга -
километров 150. Я сейчас стал уже забывать расстояния, хотя тогда измерял их
довольно часто на своей автомашине. Из-за плохой распорядительности
командующего 62-й армией Колпакчи мы с Гордовым освободили его от должности
и в следующем месяце назначили Лопатина{34}. Завязались бои с немцами уже на
подступах к Дону, у Калача. А в Цимлянской они вообще уже были на Дону.
Однажды мы с Гордовым решили поехать в 64-ю армию и познакомиться с ее
командующим Чуйковым. Я Чуйкова прежде не знал, а только слышал, что это
боевой генерал, который был нашим военным советником у Чан Кайши. Он только
что приехал из Китая и сразу принял резервную 64-ю армию. Армия эта стояла
южнее. Поехали мы к ней по степи. Тревожных донесений с этого фланга тогда
не имели. Но когда приехали туда, увидели ужасную картину. Там тянутся
калмыцкие полупустынные степи. Много земель, непригодных для обработки. По
ним, как белые лебеди на буром фоне, рассыпанным строем тянулись от Дона на
восток бойцы 64-й армии. Они были прижаты противником к Дону и вплавь,
сбросив обмундирование, в нижнем белье переплывали, кто мог, реку и
отступали на восток. Приехали мы в расположение штаба. В небольшом
кустарнике стояли машины и все остальное, что нужно для штаба. Никаких
строений не было. Дорожки были хорошо распланированы, убраны и почищены. Там
познакомились мы с новым командующим армией.
Чуйков был элегантно одет. Необычно, не так, как другие наши генералы
одевались во время войны. Ходил со стеком в руке. Производил впечатление
человека с претензией. Создалось не особенно-то приятное впечатление. Гордов
набросился на него со всей своей грубостью и руганью. И действительно: ведь
армия потеряла управление. Учитывая тяжелую обстановку того \386\ времени и
то, что Чуйков только что прибыл из Китая и внешне выглядел довольно
вычурно, он производил невыгодное впечатление. Мы вынуждены были поставить
вопрос о его замене. Освободили Чуйкова, передвинули его в опергруппу, а
назначили взамен на 64-ю армию Шумилова. Шумилов прежде замещал командующего
21-й армией. Чуйкова мы взяли в резерв фронта. Шумилов, когда принимал
армию, попросил, чтобы перевели вместе с ним и члена Военного совета
Сердюка. Он говорил, что они привыкли друг к другу и уважают друг друга. Мы
уступили и перевели Сердюка членом Военного совета в 64-ю армию. Так Шумилов
с Сердюком и продолжали управлять этой армией, вплоть до разгрома войск
Паулюса под Сталинградом. Потом, после разгрома Паулюса, я встретился с
Шумиловым и Сердюком уже тогда, когда они пришли к нам на Курскую дугу и
заняли участок по Донцу. Их армия называлась уже 7-й Гвардейской: 64-я в
результате успешных боев под Сталинградом была названа Гвардейской. Она
пришла в полном составе и заняла участок фронта севернее Белгорода.
А пока что мы с Гордовым поручили Чуйкову собирать отставших бойцов,
организовать из них отряды и действовать против врага. Чуйков занялся этим
делом. Он быстро организовал отряд, не помню, какого состава, отличился,
хорошо наносил удары по врагу, который рвался к Волге. Это было уже перед
осенью. Между тем получилось так, что командующий 62-й армией{35} обманул
командующего войсками Сталинградского фронта, которым стал в то время уже
Еременко{36}. Возник вопрос, кого же назначить командующим 62-й армией,
которая отходила прямо к Сталинграду и должна была защищать его? К этому
времени у меня сложилось уже очень хорошее впечатление о Чуйкове. Мы
позвонили Сталину. Он спросил: "Кого же вы рекомендуете назначить на 62-ю
армию, которая будет непосредственно в городе?". Говорю: "Василия Ивановича
Чуйкова". Его почему-то всегда называли по имени и отчеству, что было в
рядах армии редко. Не знаю, почему так повелось. Сталин спрашивает: "А не
пропьет он армию?". Отвечаю: "Товарищ Сталин, я никогда не слышал, что он
пьяница и может как-то пропить армию. Не знаю, откуда у вас такие сведения о
Чуйкове. Чуйков себя очень хорошо показал как командующий отрядом, который
он сам организовал. Думаю, что он и впредь будет хорошим организатором и
хорошим командующим 62-й армией". Сталин: "Хорошо, назначайте. Утвердим
его".
Это произошло уже при Еременко. Тогда противник прижал \387\ нас. Не
помню точно, когда к нам прибыл с фронтовым штабом Еременко. Сначала ему был
отведен особый участок и выделены для него войска. Он находился в составе
Сталинградского фронта с какими-то особыми полномочиями. Это было мне и
тогда непонятно, и сейчас я никак не могу разобраться, что это значило.
Пришел он, представился. Я с ним тогда и познакомился, но не понимал его
полномочий. Но раз доложил, то и ладно. На войне приветствуется все и все,
кто может стрелять. Так он начал действовать там.
Кончалось жаркое лето 1942 года. Жаркое во всех отношениях.
{1}Генерал-лейтенант.
{2}Большая Мартыновка на реке Сал.
{3}Елецкая операция - наступательная операция войск правого крыла
Юго-Западного фронта 6-16 декабря 1941 года.
{4}Заново 10-ю армию сформировали в ноябре 1941 г., в составе
Юго-Западного фронта она была включена в феврале 1942 г., командовал ею
генерал-майор ПОПОВ B.C. Что касается его "молодости", то он был однолеткой
Хрущева, родившегося в 1894 году.
{5}Генерал-лейтенант ГОЛИКОВ Ф.И. командовал ею с ноября 1941 г. до
февраля 1942 года.
{6}1-й гвардейский кавалерийский корпус (командовал генерал-майор БЕЛОВ
П.А.).
{7}Барвенково-Лозовская наступательная операция 18-31 января 1942 года.
{8}6-й кавалерийский корпус (командовал генерал-майор БЫЧКОВСКИЙ А.Ф.).
{9}Генерал-майор ГРЕЧКО А.А. командовал в январе-апреле 1942 г. 5-м
кавалерийским корпусом.
{10}1-й кавалерийский корпус (командовал генерал-майор ПАРХОМЕНКО
Ф.А.).
{11}Там действовали несколько (количество менялось) танковых бригад.
{12}Перед впадением в Северский Донец там сливаются реки Сухой Торец и
Казенный Торец.
{13}Командовавший 9-й армией генерал-майор ХАРИТОНОВ Ф.М. умер 28 мая
1943 года.
{14}Генерал-лейтенант ГОРОДНЯНСКИЙ A.M., генерал-лейтенант ПОД-ЛАС К.П.
{15}Генерал-майор БОБКИН Л.В.
{16}Член РКП(б) с 1921 г. генерал-лейтенант ГУРОВ К.А. являлся членом
Военного совета Юго-Западного фронта с января 1942 г., а умер 25 сентября
1943 года. А в 62-й армии (командующий ЧУЙКОВ В.И.) он был членом Военного
совета с июля 1942 года.
{17}Дивизионный комиссар БОКОВ Ф.Е., являвшийся военным комиссаром
Генерального штаба с августа 1941 года.
{18}ШТЕМЕНКО С.М, был тогда заместителем начальника направления в
Оперативном управлении Генштаба.
{19}Генерал-лейтенант ШТЕВНЕВ А.Д. \388\
{20}Хрущев поправляет тут Сталина, который случайно, либо намеренно,
связал воедино разные события. В окружение попала в августе-сентябре 1914г.
2-я армия (командовал генерал от кавалерии САМСОНОВ А.В.). 1-я армия
(командовал генерал от кавалерии фон Ренненкампф П.К.) не помогла ей. Затем
Ренненкампф во время Лодзинской операции (октябрь-ноябрь 1914 г.) не закрыл
отход попавшей в мешок немецкой ударной группе войск (ею командовал генерал
Шеффер Р.), после чего был отстранен от командования и уволен в отставку.
Арестован же и судим он был советскими органами власти и расстрелян (а не
повешен) в 1919 г. в Таганроге. Хрущев как раз в те годы участвовал в
освобождении Таганрога от белых, поэтому мог помнить описание всех перипетий
событий 1914 г. по сообщавшим тогда о деле Ренненкампфа местным газетам. Что
касается жандармского офицера МЯСОЕДОВА С.Н., изобличенного как пособника
германских шпионов в 1915 г., то он был близок к жене российского военного
министра СУХОМЛИНОВА В.А., завербованной германо-австрийской разведкой.
Именно Мясоедов и другие "стрелочники" по делу о министре были осуждены.
СУХОМЛИНОВ же, арестованный лишь в 1916 г., был судим в сентябре 1917 г., а
в 1918 г. немецкая агентура помогла ему бежать в Германию.
{21}КИРИЧЕНКО А.И.
{22}Генерал-майор ГОРДОВ В.Н.
{23}Генерал-майор артиллерии МОСКАЛЕНКО К.С. командовал этой армией в
марте-июле 1942 г.
{24}Заместитель командующего войсками Сталинградского военного округа
генерал-майор ТОЛБУХИН Ф.И., которому было поручено отвечать за укрепленный
район.
{25}64-й армией в июле-августе 1942 г. командовал генерал-лейтенант
ЧУЙКОВ В.И.; 62-й армией в те же месяцы - генерал-майор КОЛПАКЧИ В.Я.
{26}38-я мехбригада.
{27}ЕРЕМЕНКО А.И., упомянутый Сталиным, находился тогда в резерве
Ставки ВГК. ВЛАСОВ А.А., в ту пору командовал на Волховском фронте 2-й
ударной армией, которую не сумел вывести из окружения при осуществлении
Любанской операции, задуманной для прорыва к блокированному Ленинграду,
после чего он совершил летом 1942 г. измену.
{28}МАМОНОВ Ф.А. 1-м секретарем Астраханского обкома КПСС он был в
1950-1954 годах.
{29}Генерал-лейтенант ЗАХАРОВ Г.Ф. Хрущев называет его по имени, чтобы
не спутали с ЗАХАРОВЫМ М.В., в то время начальником штаба Калининского
фронта.
{30}Генерал-лейтенант ГОРДОВ В.Н. командовал войсками Сталинградского
фронта в июле-августе 1942 года.
{31}БОДИН П.И. погиб в бою у г. Орджоникидзе (Владикавказ) 2 ноября
1942 года.
{32}КУЛИК Г.И. числился в те недели "в распоряжении наркома обороны
СССР", то есть Сталина.
{33}Это, второе оставление Ростова нашими войсками произошло 24 июля
1942 года.
{34}Генерал-майор ЛОПАТИН А.И. командовал 62-й армией в августе-октябре
1942 года. \389\
{35}То есть ЛОПАТИН А.И.
{36}Генерал-полковник ЕРЕМЕНКО А.И. командовал войсками Сталинградского
фронта в августе-декабре 1942 года.
Противник сосредоточил свои усилия в направлении
Калача-Сталинградского{1}. На наших реках, текущих к югу, правый берег
господствует над левым. Если противник подойдет к Дону и займет его правый,
высокий берег, то сможет создать благоприятные условия для форсирования
реки: он сумеет подавлять оборону на большую глубину артиллерийским и
пулеметным огнем и под его прикрытием форсировать Дон или здесь, у Калача,
или в другом месте. Мы делали все, что только было в наших силах, чтобы не
допустить этого. Сталинградский тракторный завод оказывал нам очень большую
помощь ремонтом поврежденных в бою танков. Мы, опираясь на эту помощь,
собрали все подбитые и изношенные боевые машины, которые у нас были, стащили
их на тракторный завод и мобилизовали рабочих на ремонт.
Я говорю: мобилизовали. Можно понимать так, будто мы приложили какие-то
усилия, чтобы как-то заставить рабочих и инженеров приступить к ремонту.
Ничего этого не было. Рабочие, инженеры, служащие, все жители Сталинграда
отдавали фронту все, что могли. И как только мы сказали, что обращаемся с
такой просьбой, сейчас же рабочие и инженеры, взявшись за дело, начали
ремонтировать танки. Таких танков набралось немало. Из них мы потом создали
материальную часть для танковой армии и назвали ее 1-й танковой армией. Не
знаю сейчас точно, сколько имелось в ней танков и какой системы. Т-34
числились единицами. Основную часть машин составляли устаревшей конструкции
танки, которые и по вооружению, и по броне не находились на уровне
требований, стоявших перед танковыми войсками. Слабы были эти танки. Но,
все-таки, это танк! Все-таки, это броня, а не человеческая кожа. Поэтому мы
возлагали большие надежды на эту танковую армию.
Помню нашу радость, когда мы закончили ремонт и организовали армию.
Командующим этой армией назначили генерала Москаленко{2}. Он стал первым из
командующих танковыми армиями в СССР. Мы вывели его армию в направлении
Калача. Перейдя \390\ Дон, она вышла на его правый берег, с тем чтобы
преградить путь противнику, который рвался к Калачу. Должен сейчас признать,
что мы тогда несколько переоценили надежды, которые возлагали на эту
танковую армию. Когда она переправилась через Дон, мы вздохнули несколько
посвободнее, поскольку считали, что она не позволит противнику подойти с
ходу к Дону.
Мы с командующим войсками фронта Гордовым перенесли фронтовой командный
пункт под самый Калач, в какой-то хутор на левом берегу Дона. Заняли там
домик буквально у самого берега реки, второй с краю в западной части хутора.
Заняли его потому, что все время летали немецкие бомбардировщики и бомбили
наши позиции. Там стояла батарея, которая прикрывала переправу и привлекала
внимание бомбардировщиков. Они всегда разворачивались в воздухе над этим
хутором, как раз над нашим домиком. А мы надеялись на то, что противник
никогда не подумает, что именно в этом месте находятся командующий войсками
и член Военного совета фронта. Здесь же был расположен пункт связи. Все это
было замаскировано, а жили мы в домике.
Был и такой случай. Приехал к нам на фронт Василевский{3}, начальник
Генерального штаба. Поговорили, он познакомился с обстановкой. Пришло время
ночного отдыха. Мы с ним расположились на сене. Постлали его, а сверху
положили жерди: прикрылись, одним словом, и от росы, и от солнца. Долго не
могли уснуть. Только задремали, как я услышал шум. Проснулся и Василевский.
Оказалось, приехал Москаленко. Приехал очень нервный и возбужденный. Говорю:
"В чем дело?". Москаленко вообще человек легко возбудимый. Это я знал. Но
тут он был особенно не в себе, ругал танкистов: "Такие они сякие, не хотят
воевать. Я револьвером угрожаю, заставляю их продвигаться вперед". Я ему:
"Вы успокойтесь прежде всего". А он опять начал волноваться, не может никак
себя сдержать. "Да в чем же дело?". Отвечает: "Вот столько-то потеряли мы
танков и так-то вот ведут себя танкисты". Очень неодобрительно он о них
отзывался. Да, несдержанный был человек по характеру. Но я ценил его за
беспредельную преданность Родине и безграничную храбрость. И тогда я
предложил Василевскому: "Давайте поедем и посмотрим танковую армию".
Ночь была лунная. Знаете, как бывает на юге? Хоть газеты читай при
луне. Сели мы на машину и поехали. Ехать нужно было обязательно через Калач,
ибо там была переправа. Мы быстро поднялись в гору, так как я считал, что
танковая армия находится западнее Калача, оказалось же, что она отошла к
берегу Дона. Ехали мы при луне без фар. Было тихо, никакой перестрелки. Как
\391\ бы мирная, спокойная украинская ночь, воспетая великим Гоголем. Вышли
мы из машины, смотрим. Москаленко подвел нас поближе: "Вот, - говорит, - мы
танками раздавили пушку". Действительно, пушка противника выведена из строя,
тут же лежит перебитый обслуживающий персонал - артиллеристы. Одним словом,
танки уже поработали. Всюду разбросаны немецкие мины - противотанковые и
противопехотные. То есть мы увидели, что противник подтянул сюда даже
саперов. Одним словом, подготовился к форсированию Дона.
Но наша танковая армия быстро была выведена из строя. Что могли, мы
оттаскивали в промоины у берега Дона. Промоины, как правило, зарастают
кустарником. Поэтому создавались благоприятные условия для маскировки,
укрытия подбитых танков. Решили мы танки тут же и ремонтировать. Не тащить
же их в Сталинград. Лучше ремонтировать на месте. Тем более что завод был
близко. Рабочие приехали сюда сразу с инструментами, расположились в
прибрежных расщелинах и начали ремонт. Члену Военного совета Кириченко мы
поручили, чтобы он все время оставался с рабочими и помогал им организовать
ремонт.
Противник быстро нащупал нас. С воздуха было видно все-таки, и
маскировка оказалась недостаточной. Это ведь не лес был, а кустарник. Враг
принялся бомбить и очень досаждал нам упорной бомбежкой. Мы несли потери и в
людях, и в танках. Враг, конечно, считал, что там находились не только
ремонтируемые, а и замаскированные целые боевые машины. Кое-что все-таки