Каплан Виталий. Круги в пустоте

   - Ступайте, - махнул на него выпитой чашкой Вязник. - Общайтесь, консультируйтесь, потом доложитесь, я у себя буду. Все, ребята, совещанию конец.
   Уже в дверях Петрушко заметил, что сгорбившийся за столом генерал щелкнул зажигалкой, выпустил колечко дыма. Надо же! Пять лет ведь держался мужик, не курил... Понятное дело, не такой уж он железный дровосек, как пытается выглядеть.
   - Ну, вроде бы все готово. Начинаем?
   Виктор Михайлович окинул взглядом комнату. Как обычно, здесь была полутьма. И сейчас для этого даже не пришлось задергивать шторы - мрачные облака за окном пропускали слишком мало света. В центре, на огромном круглом столе (сгодился бы и королю Артуру с его рыцарями) разгорались витые, изгибающиеся спиралью свечи, расставленные так, чтобы обозначать вершины правильного семиугольника. А между свечами стояла все та же заслуженная серебряная миска. Прабабушкино наследство. В миске до краев плескалась только что налитая из крана вода.
   Гена сидел в кожаном кресле, глаза его были закрыты, а пальцы сжаты. Он уже начинал сеанс. Может быть, и безуспешный. В астрале тоже бывает плохая погода, когда связь каждые пять минут норовит оборваться, и ничего тут не поделать.
   - Начинай, Геннадий!
   Петрушко, устроившись на табуреточке напротив, следил, как Гена медленно встает с кресла, обходит вокруг стола, шепча бессмысленный набор звуков. Несмотря на закрытые по-прежнему глаза, он ни разу не споткнулся. Водил руками над миской и коротко дышал - словно только что сдал километр на время.
   - Кажется, получается... - шепнула сзади Генина ассистентка Лариса. Не первой уже молодости, располневшая и близорукая, она восторженно относилась к Гениному дару, да и к самому Гене. Настолько восторженно, что бросила заведовать кафедрой невропатологии во втором медицинском и, невзирая на свою докторскую степень, пошла в УКОС на полную лаборантскую ставку - аж на целых две тысячи рублей. Впрочем, в мединституте она получала немногим больше.
   Петрушко и сам видел, что получается. Поверхность воды подернулась мелкой рябью, потом вдруг разом загустела, точно ее заморозили. И вскоре в серой пустоте начали проступать неясные пока еще фигуры. Сперва просто тени черное на сером, они дергались, плясали, как в разлаженном телевизоре, а спустя минуту вдруг слиплись, разбежались - и на экране (называть это миской было уже глупо) появилась бородатая физиономия. Знакомая физиономия, с ней не раз уже беседовали.
   Взяв миску, Гена повернул ее вертикально. Вода и не думала выливаться. Тогда он просто прилепил ее к стене, шепнул какое-то слово - и миска осталась висеть посреди обоев, намертво прилипла. Теперь она практически ничем не отличалась от телеэкрана. Бородатый коротко кивнул - точно догадался, что его видят. - Мир вам, друзья! - густым и слегка надтреснутым голосом сообщил Гена и тут же ответил своим привычным тенорком:
   - И тебе мир, Вестник. У нас невеселые новости...
   Он кратко, не вдаваясь в подробности, рассказал о беседе с Хайяаром, затем - о Лешкином похищении, о визите Хайяара на дачу.
   - Я понял, - прогудел Гениными устами Вестник. - Но я не понял другого: вы и впрямь собираетесь помогать меккосу Хайяару в его деле?
   Петрушко про себя отметил, что связь сегодня была значительно лучше прежнего - речь олларца звучала ровно, без обычных длительных пауз. Или в астрале штиль, или Гена очень уж хорошо состроился с этим Вестником... Уж не слишком ли хорошо? Может, в чем-то генерал все-таки прав?
   - Мы еще не приняли решения, Вестник, - своим голосом произнес Гена. - Ты должен понять, что наши цели не во всем совпадают с вашими. Нам важнее всего безопасность нашего мира... то есть Круга... Если олларские маги уйдут в Древесный Круг и вернут наших людей в целости и сохранности - пускай уходят. Если мы станем им препятствовать, то подвергнем риску наших людей... а маги будут пробовать вновь и вновь, и каждая попытка может обернуться бедой для нас... Здешний помощник Хайяара, некий Магистр, специально создал множество опасных сообществ, чтобы набрать нужное число "лемгну" для тхаранских магов. А ведь умы и сердца этих доверчивых людей будут искалечены. Не лучше ли заменить их нашими работниками, опытными, проверенными в деле?
   Вот это загнул, восхитился Петрушко. Такие идеи и ему самому приходили в голову, но разбивались о мелкую заковыку: где же набрать как минимум полторы тысячи сотрудников? Весь штат УКОСа не насчитывал и полста, а просить людей у "смежников" было никак нельзя. Пришлось бы объяснять, куда и зачем, и тайна выпорхнула бы в мир, хлопая крылышками словно бабочка-капустница. Увы, без навербованного Магистром народа никуда не деться.
   - Я не буду говорить о том, что Тхаран служит демонам, врагам рода человеческого во всех созданных Единым Кругах, - сурово ответил Вестник. - Ибо это очевидно и так, но если ваши сердца не открыты Единому, то мое слово бессмысленно. Я скажу о другом: уйдя в Древесный Круг, Тхаран не забудет о вашем мире. Они станут ходить к вам часто... гораздо чаще, чем раньше. Ведь уйдут немногие, у нас, в Олларе, останется большинство. И ими Тхаран по-прежнему будет управлять, посылать приказы, кого-то брать туда, в Древесный, кого-то возвращать в Оллар. И все это - через ваш Круг. У вас постоянно будут пропадать люди, их сделают лемгну. А что вы скажете, когда Тхаран начнет из вашего мира переправлять в Древесный Круг дурманные зелья? Это проще, чем выращивать их там.
   Да, молча кивнул Петрушко, это серьезно. Канал сбыта наркотиков нам не нужен. А ведь еще неизвестно, что притащат эти маги к нам из Древесного? Может, какие-нибудь болезни, что не по зубам современной медицине?
   - Это все понятно, Вестник, - терпеливо сказал Гена, - но это все же наименьшее зло. Если бы мы могли уничтожить меккоса, то и уничтожили бы... Но ты же сам говорил, что нам он не по силам. Обещанного тламмо ты нам так и не прислал... зато сам Хайяар дал нам вот это...
   Он выложил на стол огромное кольцо.
   - Хайяар сказал, что это и есть тламмо, - продолжал он негромко. - Я не знаю, солгал он или нет. Что здесь есть магия, я чувствую, и чувствую, что как-то эта магия связана с меккосом Хайяаром, но вот как - не знаю. Что скажешь, Вестник?
   Тот, что был по другую сторону экрана, молчал. Молчал долго. Петрушко глянул на свечи - они обгорели более чем наполовину. Хватит ли Гениных сил довести разговор до конца?
   - Я не думаю, чтобы он солгал, - наконец отозвался Вестник. - Есть вещи, в которых служителю Тхарана солгать невозможно. Солгав в этом, он покроет себя бесчестьем. Во всем остальном они лгут без зазрения совести. Но тламмо... Если маг дал вам свое тламмо и сказал, что дает добровольно - значит, это и в самом деле тламмо. И вы можете им воспользоваться.
   - Блин, да объясни ты ему, в конце концов! - не выдержал Петрушко. Если ему Лешкина жизнь по барабану, то какого хрена он вообще нам сдался?
   Он жалел, что бородатый сейчас его не слышит. Увы, общаться могли только двое, всем остальным приходилось быть безмолвными зрителями.
   - Вестник, неужели ты не понимаешь? - вновь заговорил Гена. - Если мы убьем меккоса, то тем самым убьем его партнера в Олларе, Дмитрия Самойлова. Олларские же маги, узнав о смерти меккоса, убьют похищенного мальчика, сына нашего человека. А тем самым убьют и его партнера, того олларского юношу, тхаранского ученика. Для нас эти жизни - не песчинки на весах вечности. Особенно первые две. Дети не должны пострадать, Вестник. И неважно, ради какой великой цели предполагается платить их жизнями. Стоит лишь раз заплатить - и цель станет грязнее, и возникнет привычка к крови. Мы это знаем, Вестник... в нашем мире так было уже не раз. Может, хоть вы окажетесь добрее?
   - К чему эти речи, друг? - спокойно возразил единянин. - Я сказал "вы можете им воспользоваться", но не сказал, что им надо воспользоваться. К тому же, тламмо бывают разные. То, что обещал вам я, не должно убить меккоса, оно только лишит его магической силы, и вы сможете заключить его в узы. И его лемгну останется жив.
   - А как же он тогда вернется? - заметил Гена.
   - Что под тем, что под этим небом, человек идет по одной дороге. Либо к Единому, либо от Него, но дорога одна. Так важен ли Круг?
   - Нет уж, - решительно заявил Гена, - Круг очень важен. Как вы не понимаете самого простого, Вестник? У мальчишки есть мать, ей плохо, больно. А ему самому как? В общем, так. Его необходимо вернуть, и чем скорее, тем лучше. Пускай уж он идет к вашему Единому, но только у нас. По асфальту, так сказать.
   - И вот об этом тоже необходимо поговорить, - едва заметно моргнув, откликнулся единянин. - Мы хотим выяснить, какова в вашем Круге дорога к Единому. Ты кое-что рассказал нам, друг, но этого слишком мало. Однако сказанного достаточно, чтобы очень серьезно задуматься. Ведь мы не знаем, в каком Круге Единый стал человеком, умер и воскрес. Есть разные предания... и Собор братьев не исключает, что это может быть и ваш Круг. И если так - что если ваша дорога короче и надежней? Поэтому надо увидеть своими глазами.
   - И каким же образом? - скептически поднял брови Гена.
   - Мы можем прислать к вам своего человека. Он должен разобраться, что к чему.
   - Раньше ты, Вестник, говорил, что вам неизвестен секрет перемещения, - усмехнулся Гена.
   - То раньше, - зеркально отразив его усмешку, заметил Вестник. - Я не хотел раскрывать вам тайну перехода... Попав неизвестно в чьи руки, эта тайна может обернуться бедами для обоих наших миров. Но теперь все изменилось. Поэтому я отправлю к вам своего доверенного человека, посвященного. Нужен, однако, лемгну из ваших людей.
   Петрушко внимательно посмотрел на Вестника, перевел взгляд на Гену. Раз уж все так складывается. Одно к одному...
   - Гена, это же замечательно, - протянул он наконец. - Тут и с Вязником советоваться незачем. Скажи твоему олларскому приятелю, что мы согласны. А партнером, - тут он коротко вздохнул, - партнером буду я.
   Сзади охнула Лариса.
   - Ты что, сдурел, Михалыч? - вытаращился на него Гена. Потом обернулся на миску:
   - Это я не тебе, Вестник... Это у нас тут один такой герой имеется... Виктор Михалычем зовут.
   - Гена, - терпеливо повторил Петрушко, - ты свое мнение высказал, и ладно. А теперь сообщи товарищу Вестнику, или как его там, что в их мир пойду я. С тем условием, что они помогут мне отыскать Лешку и переправить его обратно.
   - Как же так, без санкции Вязника? - изумился Гена.
   - Будет тебе санкция, не вибрируй, - Петрушко встал с табуретки и вплотную подошел к превратившейся в экран серебряной миске. - Это всем выгодно, пойми. Нам так и так пришлось бы кого-то отправлять туда. Нам же с Олларом еще иметь дело, значит, надо разобраться в тамошних реалиях. Это раз. А два только я смогу найти там Лешку и только мне он поверит.
   - А кто здесь рулить будет? - не удержался Гена.
   - По-моему, Семецкий вполне вжился в роль командующего парадом, - не оборачиваясь заметил Петрушко. - Да и высшее руководство, то бишь Вязник, остается. С Хайяаром они и без меня управятся. А мне надо туда. И это мне решать, Гена. Так что скажи ему.
   Сумрачно кивнув, Гена сказал. А Виктор Михайлович заметил, что свечи вот-вот погаснут. Сегодня это тянулось куда больше обычной четверти часа, но всему наступает предел.
   - Спроси, они согласны помогать мне искать Лешку?
   Разумеется, там были согласны. Там начали что-то объяснять Гене что-то столь заумное, что Виктор Михайлович уже на третьей фразе перестал понимать. Речь, кажется, шла о том, что должен подготовить Гена, дабы перенос состоялся без задержек. Человек Вестника попадает на Землю именно в ту секунду, когда Петрушко окажется в Олларе.
   И тут свечи погасли. Разом - вспыхнув напоследок, выпустив облачко едкого дыма. В комнате сразу стало темнее, ведь за окном опять собиралась гроза.
   А потом со стены обрушилась миска. Виктора Михайловича ощутимо стукнуло по темечку, и тут же все сделалось мокрым и липким.
   - Блин! - только и выдохнул Гена. - Ну забыл же, совсем забыл...
   Он нагнулся, бережно поднял миску, водворил ее на стол.
   - Я сейчас пол подотру, - засуетилась Лариса, юркнув куда-то за шкаф, где у нее хранились веник и швабра.
   - Н-да, конфуз, - печально констатировал Петрушко, разглядывая свои брюки. В основном пострадали они, рубашке досталось меньше.
   - Я представляю, как ты в таком виде к Вязнику пойдешь докладывать и на тот свет проситься, - почесывая бороду, усмехнулся Гена. - У тебя переодеться-то здесь есть?
   - А чего? Скажу, под дождик попал. Под астральный, так сказать, дождик...
   19.
   На этот раз кассар не стал рыть яму для костра. Уже бесполезно, объяснял он Митьке, пока тот расседлывал Уголька. Похоже, они взяли след, а значит, прячься - не прячься, все равно нагонят. Правда, если не отвлекутся на ложные цели. Наверняка ведь в Олларе полно странствующих по всякой надобности кассаров, подходящих под описание. Кроме того, главная охота должна идти на юге, ведь только идиот способен бежать прямо в лапы зверю - то есть в объятый единянским поветрием Сарграм.
   - Теперь понял, почему мы идем на Север? Просто одну опасность мы меняем на другую. Остается надеяться на Высоких Господ и на судьбу.
   Митька промолчал. Он и сам видел, что дело - труба. Съестное на исходе, осталось несколько хлебных лепешек и чуть-чуть сушеного мяса. Хватит на день, ну, если поголодать - на два. Но пища ладно, заметил кассар, по крайности придется поохотиться на кроликов, да и суслики, сказал он, довольно сытная пища - с голоду не выбираешь. Гораздо хуже другое - нет воды. Осталось на самом дне кожаного мешка, и ведь коня еще поить, а он, животина, за раз не меньше ведра выпивает. В селения не сунешься, сцапают.
   - Ладно, давай поедим - и будем спать, - устало произнес Харт-ла-Гир.
   - А не нападут ночью? - усомнился Митька.
   - Сон вовсе не мешает караулить, - усмехнулся кассар. - Ты просто не знаешь. Ты думаешь, наверное, будто у человека всего одна душа, и во сне она улетает в нижние или вышние слои. Простонародье и у нас в это верит, но посвященные знают, что все сложнее. На самом деле у каждого из нас три души. Вышняя душа, имну-тлао, связывает человека с иными слоями, с Верхом и Низом. Именно она сохраняется, когда умирает тело, именно она уходит в нижние пещеры. Вторая душа, имну-глонни, связывает человека с его Кругом. Без нее никто не прожил бы и часа, ибо Круг отвергнет не имеющего с ним части. И третья душа, имну-минао, хранит в себе нашу живую силу. Когда мы спим, имну-тлао действительно покидает нас, имну-глонни остается в теле и с ней ничего не происходит, а вот имну-минао, вылетая из тела, ходит рядом и все видит, и слышит, и хранит связь с двумя другими душами. Если случается что-то, требующее пробуждение, имну-минао притягивает к себе имну-тлао, затем все три души соединяются, и человек встает, полный силы и готовый к бою. Но для этого нужно долго учиться, ибо у обычных людей имну-минау слепа и неразвита. Я воин, и значит, умею управлять своими душами. Так что спи спокойно, нам не придется караулить по очереди. Если же ночью что и случится - замри и ничего не делай без моей команды. Понял?
   ...Спать хотелось жутко, и Митька, съев через силу пол-лепешки и тоненькую полоску мяса, постелил на траву свое млоэ и улегся, свернувшись калачиком. Последней его мыслью было - "как хорошо, что здесь не водятся комары".
   Снилась мама. Почему-то в зимнем пальто, в меховой шапке. Она сидела на кухне и молча смотрела, как из неплотно прикрученного крана капает вода. Капля... пауза... короткая злая струйка... и снова тишина. За окном колышется зелень, там солнце и лето, но здесь, на кухне, зима. Здесь горит люстра, и все равно кажется, что темно.
   Никак не удается разглядеть маминого лица - плавает в воздухе какая-то желтоватая дымка, прозрачная, сквозь нее отчетливо видны настенные шкафчики, плита, холодильник, но ее лицо - оно ускользает, расплывается, и только волосы замечаешь, выбивающиеся из-под шапки. Темные, коричневые, но теперь уже тронутые сединой.
   Он рвался к ней, кричал: "Я здесь! Я живой! Ты меня слышишь? Слышишь?", но все это было без толку, мама его не замечала. Казалось, она вот так сидит неподвижно уже годы, десятки лет. И сколько ни кричи, сколько ни бейся - не услышит. Между ними невидимая пленка, совсем не жесткая, скорее резиновая. Чем яростнее надавишь - тем сильнее она отталкивает тебя обратно, в ночную степь, в шелестящие травы, полные стрекотом кузнечиков, к острым, прерывистым лучикам звезд, к гаснущему костру.
   Еще не раскрыв глаз, Митька понял, что плачет. Беззвучно, незаметно просто слезы никак не удавалось сдержать, они все текли и текли. Сквозь слезы и костер казался странным малиновым пятном, и Уголек, спящий стоя, был всего лишь бесформенным черным облаком, а кассар - тот и вовсе растаял во тьме.
   Может, ушел куда? Типа, по маленькому? Сделав усилие, Митька протер глаза. Почему-то было слегка страшновато. А что, если тот и впрямь ушел? Вообще. Решил, что хватит с него риска, и бросил Митьку одного, в степи, наедине со звездами и травами. Нет, чушь собачья! Этого просто не может быть! Не бросит же Харт-ла-Гир коня!
   Он приподнялся на локте и покрутил головой. Конечно же, кассар никуда не делся. Вот он сидит возле почти погасшего костра, сидит, скрестив ноги, держит в правой руке какой-то небольшой, вроде яблока, шарик и, не отрываясь, смотрит на него. Хотя свету костер почти совсем уже не давал, Митька все же понял, что мышцы у кассара напряжены, а по спине, несмотря на ночную прохладу, струится пот. И еще он что-то тихо говорит, но, если прислушаться, можно разобрать слова.
   - Я не мог связаться три дня подряд... Нет, глухо... Будто обрезано. Да я понимаю, что война... Ну и чего? Нет, это невозможно... Да, жив и здоров. Пока... Да потому что у нас кончился припас, у нас воды осталось на полдня... в села нельзя, сами же знаете. А этого тем более нельзя! Это будет такой след, что все они сбегутся...
   Митька замер, боясь обнаружить себя хотя бы дыханием. Вот это да! Кассар говорил с кем-то далеким и, очевидно, тупым. Говорил точно по мобильнику. То есть этот шарик... это яблочко... Блин!
   - Что, неужели никто не может выйти нам навстречу?.. Да, я понимаю, что война... Ах, вот как? Вы думаете, Наставник с этим согласится?.. Теперь уже бесполезно... Нас уже ведут, я не могу отбиваться вечно... Вы же перекрыли мне все потоки... Да понимаю, зачем. Это в городе было разумно, а сейчас сами видите, что творится. Ну хотя бы малые потоки... Иначе я просто не выполню приказ. Знаешь, Тсинлау, не выеживайся, я такой же хаграно, как и ты, с первогодками так разговаривай. Собрание? Короче, что решило Собрание? Даже так... Он надолго замолчал, сгорбившись, и казался сейчас статуей из музея. Действительно, прямо весь закаменел.
   Спустя немыслимо долгую минуту кассар хрипло произнес:
   - Значит, в крепость Айн-Лиуси? Ты вот что, ты назови слова... Да... все верно... Придется... А Наставник знает? Да, я понимаю, тебе неведомо... Думал, может, хоть слышал... Ну попроси, чтобы хоть малые потоки мне открыли, иначе мы тут оба помрем не позднее завтрашнего заката. Ладно, после, у меня сейчас нить порвется... это ты сидишь на втором потоке, а мы тут в степи, в пустоте. Все, конец.
   Харт-ла-Гир обессиленно вздохнул, сгорбился, бугры его мышц разом обмякли, и весь он сейчас походил на воздушный шарик, который ткнули булавкой. Уткнувшись лицом в колени, он долго сидел, не шевелясь. Юркий кузнечик, осмелев, вскарабкался по его спине, прыгнул на голову - кассар не замечал. Потом вдруг резко встал, хрустнул суставами, долго смотрел на сжатое в кулаке "яблочко", после чего раздраженно бросил его наземь. Вздохнул, постелил конскую попону и улегся возле чадящего кострища.
   Митька ворочался. В голове сейчас не было мыслей, вернее, их было так много и они стремительно бегали под черепной коробкой, точно юркие мыши, и попробуй поймать за гибкий хвостик хотя бы одну! Ну ни фига себе! Он, по правде говоря, мало что понял из ночного разговора, но уже сам факт... ведь это "яблочко" - что-то вроде рации или мобильника. И еще, как его, Тсинлау... который сидит на "втором потоке". Дежурный? Диспетчер? Типа какая-то база у них... И кассар на самом деле какой-то хаграно... Странное слово, смутно знакомое. То есть, получается... Ну конечно!
   Это было как молния. Еще секунду назад он ничего не понимал, а сейчас все события, слова, намеки сложились воедино, точно кусочки паззла. Блин, как все просто! Это ведь наши! Земляне... Может, даже и русские. Типа там какого-то секретного отдела ФСБ... Они нашли нуль-пространственный проход на эту планету, и занимаются разведкой. Притворяясь всякими там кассарами, чтобы их не разоблачили местные. Может, не только наблюдают, но и как-то влияют, чтобы дикари быстрее развивались. Классно! Митька вроде бы даже какую-то похожую книжку читал... или это был фильм?
   Главное, есть путь обратно! Не может не быть. Надо же им, разведчикам, ездить домой... типа в отпуск, или там на переподготовку... Хорошо, ну а он-то здесь при чем? Он-то как тут очутился, и зачем?
   В голове тут же услужливо слепился ответ. Наверняка они подбирают себе кадры. Типа наблюдали за ним, Митькой, и почему-то решили, что он подходит. Чем он, троечник и лоботряс, подходит, Митька не понимал, но решил, что им-то виднее. Может, какие-то скрытые способности... Вот, к примеру, моментально здешний язык освоил. Ясное дело, научили его под гипнозом, но возьми какого-нибудь тупого Витьку Чашкина из 8-а, тот что с гипнозом, что без, и двух слов не выучит... ну разве что кроме матерных. Значит, и тот лысый тип в парке - из этих. Чем-то таким усыпил, а потом его увезли в этот самый секретный отдел и переправили сюда. Но тогда почему не объяснили, что да как? Почему сразу - в рабство, и кассар, и скамья для порки... Можно же было объяснить, что типа будем тебя тренировать на разведчика. Впрочем, Харт-ла-Гир ведь намекал... вроде того, что ты должен во все это дело сам втянуться, привыкнуть... не изображать олларца, а быть им. Кажется, это называется "методика погружения", об этом вроде он где-то по телеку смотрел. Там, правда, про английский язык было, но какая разница? То есть он, Митька, должен был, по их планам, так вжиться в шкуру раба, чтобы ни у кого из местных не вызывать подозрений. И уж потом ему бы открыли глаза, извинились бы, наверное, за методы... А может, и не извинились бы. Это же ФСБ, а не летний оздоровительный лагерь. Ради пользы дела задняя часть агента может и пострадать... Ну и что? Поболит и перестанет.
   А Харт-ла-Гир, получается, его инструктор. Интересно, как его по-настоящему зовут? Может, он какой-нибудь капитан Гришин... или капитан Джеймс Бонд? В последнее верить не хотелось. Хоть мы со Штатами сейчас вроде как и по-хорошему, а все же они чужие... правда, если зарплата долларами... нет, все равно ну их нафиг! Да и сомнительно, чтобы они себе кадры в России искали. Нет, наши это, наши! Тогда, между прочим, и маме должны были намекнуть, что все с сыном в порядке, типа он того... в закрытом училище, или еще чего. И даже, наверное, ему какая-то зарплата положена, и маме переводят ежемесячно на книжку. Это было бы неплохо! Кстати, и в армию, значит, уже точно не загребут. Блин, размечтался! Может, ему еще и звание присвоили, не предупредив? Это в четырнадцать лет?
   Но почему же до сих пор Харт ему не признался? Думает, что не готов? И почему не учит каким-то специальным разведческим вещам - ну там рукопашному бою, стрельбе, методам шифровки? Типа не дорос? Впрочем, и он, Митька, хорош огрызается, шантажирует... Еще не факт, что все проверки окончились. Может, в конце концов его сочтут непригодным и отправят домой... А хорошо бы... Хотя и обидно.
   Странно было другое. Ну ладно, они все настолько законспирировались, настолько вжились, что и по рации говорят на олларском, хотя кто их тут, в дикарской стране, подслушает? Ну ладно, при посторонних всяким там богам здешним молятся. Но почему это же происходит наедине? Почему кассар, когда Митьку ядовитой стрелой ранили, не пенициллин какой-нибудь ему вколол, а начал богине молиться, любимую лошадь зарезал? И почему, кстати, это помогло? И все эти рассуждения про три души, про потоки силы... чем-то неземным от этого веет. И еще - что же на самом деле происходит? От кого они бегут, кто их преследует? Олларцы? Типа наши по-крупному прокололись, и местная контрразведка делает зачистку? А что стоит нашим перестрелять из снайперской винтовки всех здешних офицеров? Или... Или за ними охотится другая спецслужба? Тоже земная... Например, ЦРУ? Может, в этом чужом мире давно уже наши воюют с ихними? Не случайно кассар говорил: "да, я понимаю, что война".
   Ответов не было, и Митька чувствовал, что их, скорее всего, и не будет. Строить догадки можно до бесконечности. А по правде, не узнать раньше времени. Если вообще это время наступит. Оставалось ждать и при случае проверить свою догадку. Очень уж она Митьке нравилась. Настолько, что уже и заснуть не удавалось.
   Утром, когда еще солнце не успело выглянуть из-за края далеких холмов, он осторожно встал и, всем своим видом изображая, будто идет по-маленькому, направился в сторону выброшенного кассаром "яблочка". То и не думало скрываться, лежало себе посреди вытоптанной травы. Воровато оглянувшись на спящего (спящего ли?) кассара, он быстрым движением ухватил "яблочко" и поднес к лицу.
   Камень. Обычный булыжник, с искристыми черными блестками слюды. Никаких тебе кнопочек, мембран, отсека для батареек. Уж как его Митька ни щупал, камень оставался камнем. Холодным и мертвым.
   На душе сразу сделалось пусто и сыро. Вот тебе и мобильник, вот тебе и секретный отдел... Поверить в то, что офицеры ФСБ переговариваются по булыжнику, было никак уж невозможно. Ночная догадка покрылась змеистой сетью трещин и понемногу начала разваливаться. Митька еще пытался слепить воедино рассыпающиеся куски, но булыжник перечеркивал все - и нуль-пространственный канал, и борьбу спецслужб, и возвращение к маме.