Петров (Бирюк). Юг в огне

   - Да ты, старик, говори-то яснее! - закричали голоса. - Что ты нас побасками кормишь?
   - Вот и яснее, - проговорил Василий Петрович. - Разговор веду я про иногородних. Они пришли к нам, на Дон, навроде в гости, а зачали распоряжаться, как хозяева... Мое предложение такое: надо всех их до одного выселить в Россию... Нехай там у себя и живут...
   - Ермаков, да что, ай с ума сошел? - возмущенно выкрикнул кто-то из делегатов. - Ведь у тебя ж и жена-то из иногородних. Стало быть, и ее надо выселить с Дона.
   Василий Петрович ничего не сказал в ответ. Он сошел с трибуны и пошел, сел на свое место.
   К трибуне подошел высокий, молодой калмык. Он поднял руки и помахал, прося делегатов успокоиться.
   - Слюшай меня!.. Помолчи немножко!.. Помолчи!.. Зачем кричать так громко?..
   Этого калмыка все знали. Это был Ергенов. В зале наступила тишина.
   - Разрешите мне, граждане делегаты, от наш калмыцки народ передать съезду горяч низки поклон. Наш калмыцки народ просил передать вам, что калмыки готовы свой земля делить со своими русскими братьями-иногородни... А помещик и атаман долой!.. Громить их надо...
   Слова Ергенова потонули в одобрительных криках и аплодисментах делегатов. Калмыцкие делегаты были поражены заявлением Ергенова и замолчали. Никто тогда не понял, что это был просто хитроумный маневр Ергенова.
   При выборах в окружной исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов "великодушный" калмык был избран в президиум ревкома одним из первых. Был избран в Совет также и Буденный.
   При распределении обязанностей между членами Исполкома Буденный был назначен заведующим земельным отделом, а Ергенов - военным комиссариатом.
   Приняв дела по военному комиссариату, а главным образом, получив доступ к складам с оружием, Ергенов, как только вступил в должность, начал тайно вооружать контрреволюционно настроенных калмыков, казацких юношей из Великокняжеского военно-ремесленного училища, гимназистов и прочих и переправлять их через Маныч, на пополнение белогвардейского отряда генерала Попова.
   21 февраля Буденный, получив помещение под земельный отдел, стал организовывать свое учреждение. На должность секретаря отдела ему порекомендовали одну молодую женщину Нину Ковыреву. Она живо распланировала, кто где будет сидеть, расставила шкафы, завела дела.
   - Семен Михайлович, - сказала она Буденному в конце рабочего дня, - я завтра рано приду. Надо будет нам кабинет устроить для вас.
   - Хорошо, - согласился Буденный. - Я ночевать буду здесь, на диване. Когда придете, я вам тоже помогу.
   Квартиры для себя Буденный в Великокняжеской еще не нашел, а поэтому ночевал в земельном отделе. Утром, чуть свет, его разбудил тревожный стук в дверь.
   Буденный открыл дверь. В кабинет вбежала секретарь Нина Ковырева.
   - Семен Михайлович! - вскричала она взволнованно. - Бегите отсюда, белые занимают нашу станицу... - Бегите скорей!.. Я прибежала вас предупредить...
   - Вы, Нина, успокойтесь, - сказал Буденный, - а потом подробнее расскажите мне, в чем дело... Что случилось?
   Молодая женщина немного успокоилась и рассказала:
   - Мой брат только что пришел домой раненый. Он был в красногвардейском отряде Алехина... Всю ночь они дрались с белыми на переправе через Маныч, у Казенного моста... А потом не выдержали и отступили...
   - Где ваш брат? - спросил Буденный.
   - Брат ранен в руку, - ответила она. - Я его перевязала, и он пошел на станцию Торговую... Там, говорят, советские войска. А почему получилось поражение, как рассказывал брат, так это потому, что калмыки, которые были в отряде товарища Никифорова, изменили и перешли на сторону белых. До свидания, товарищ Буденный, - сказала Нина, - не пришлось нам с вами поработать... Побегу, а то боюсь, как бы меня белые не захватили здесь...
   Все это было так неожиданно, что Буденный несколько даже растерялся, не зная, верить ли сообщению Нины или нет. Он знал, что вчера вечером, действительно, у Казенного моста под командованием Алехина красногвардейские отряды вступили в бой с белогвардейской частью под командованием полковника Гнилорыбова. Все время к мосту стягивались красногвардейские дружины, и положение там казалось настолько надежным, что беспокоиться не было причин. И вот вдруг такое известие...
   Буденный вышел на крыльцо земотдела. Было еще очень рано. Но в утренней мгле по улицам уже маячили всадники, и трудно было понять, свои это или белые... Буденный направился к исполкому Совета, который помещался неподалеку, в большом кирпичном здании. Его обогнал юный всадник в гимназической шинели. На боку всадника воинственно болталась шашка. Он строго и подозрительно посмотрел на Буденного, но не остановился и проскакал дальше.
   "Да, похоже на правду, - подумал Буденный. - Скоро белые займут станицу, раз эти щелкоперы уже открыто разъезжают. Но почему же меня никто не предупредил?"
   Он вошел в помещение исполкома Совета, но дом был пуст. Буденный прошел по опустелым звонким комнатам, шаги его гулко стучали. На столах и на полу были разбросаны какие-то бумаги. Много было пепла. Видимо, второпях жгли что-то...
   В кабинете председателя исполкома, куда заглянул Буденный, тоже было пусто. На письменном столе, накрытом красной суконной скатертью, лежало два снаряда от трехдюймового орудия. Было непонятно, кто их положил. Забыли ли их здесь советские работники или, быть может, они положены здесь врагом для устрашения: кто сядет за этот стол, того ждет смерть.
   Буденный поспешно вышел из здания. Каждую минуту сюда могли нагрянуть белогвардейцы.
   И, действительно, когда он вышел на улицу, то увидел группу всадников, мчавшихся по улице. Видимо, они направлялись к исполкому. Буденный забежал за угол и, так как его в Великокняжеской никто еще не знал, он, не скрываясь, направился на рынок, думая встретить там кого-нибудь из Платовской, с кем можно было бы уехать домой.
   На свое счастье, Буденный встретил на рынке соседа, старого казака.
   - Здравствуй, дед Трофим!
   - О! - удивился старик. - Семен!.. Ты чего тут делаешь?
   - Приезжал по делам. Да, видать, не вовремя.
   - Что так?
   - Да, видишь ли, Трофим Зотьевич, - стал рассказывать Буденный. - Бои идут под станицей между красными и белыми... Красные отступили... А сейчас сюда войдет отряд полковника Гнилорыбова.
   - Как бы они не забрали мою лошадь, - встревоженно сказал старик.
   - Все может быть. Лошадь у тебя неплохая.
   - Поедем, Семен, домой, - неожиданно предложил старик. - С тобой, вроде, веселее ехать.
   - Да ты же, Трофим Зотьевич, муку-то еще свою Не распродал?
   - А ну ее к шутам, с мукой! - отмахнулся старик. - Разве ж теперь до муки?.. Тут хоть бы свою жизнь сохранить да лошадь уберечь... Поедем, Сема, ради бога.
   - Поедем, дед. Делать мне тут нечего.
   - Зараз, Семен, - обрадованно сказал старик. - Вот сейчас подвяжу супонь да чересседельник подтяну и поедем. А ты, Сема, подбери пока сенцо. Мягче будет ехать...
   Казак проворно затянул супонь, подвязал чересседельник и, критически оглянув Буденного, укоризненно замотал головой:
   - Нет, брат, так никуда не гоже... В таком виде они тебя доразу сцапают. Надевай-ка ты, Семен, мой тулуп, а я надену зипун. Да, слава богу, что я куль муки еще не успел распродать... Давай, Сема, трохи мукой обсыпемся, навроде с мельницы...
   Они обсыпались мукой, уселись в сани и поехали.
   Станицу они минули благополучно, но когда выбрались с окраины в степь, то столкнулись с конным отрядом белогвардейцев, въезжавшим в станицу. Старик свернул с дороги в сугроб, пропуская конников.
   Кавалеристы - по шесть в ряд, растянулись во всю ширину дороги. Среди молодых казаков-фронтовиков много было стариков-бородачей и безусых юнцов в гимназических шинелях. Несколько сотен составляли исключительно калмыки. Всматриваясь в их, казалось, одинаковые, скуластые, узкоглазые лица, Буденный, однако, узнал и платовских калмыков.
   "Значит, правду Нина говорила", - подумал Буденный, вспомнив слова секретаря об измене платовских калмыков и переходе их на сторону врагов. Он спрятался за спину старика, боясь, что его узнают станичники, калмыки.
   Пропустив конную колонну, старый казак вывел лошадь из сугроба, и они двинулись дальше.
   К вечеру подъехали к хутору Елиматенскому.
   - Ну что, Сема, будем тут ночевать али дальше поедем? - спросил старик.
   - Придется, наверное, заночевать, Трофим Зотьевич, - сказал Буденный. - В ночь ехать опасно, волки могут напасть и вооруженные бандиты могут встретиться. Лошадь заберут да и нам голову свернут...
   - Ну что же, давай переночуем, - согласился старик. - У меня тут есть знакомые.
   Он остановился у хаты и, подойдя к окну, постучал.
   - Эй, хозяева! Можно заехать переночевать ай нет?
   - Заезжай! - послышался в ответ глухой голос.
   Пока старик заезжал во двор и распрягал лошадь, Буденный успел уже узнать от хозяйского паренька о том, что в хуторе сейчас находится небольшой кавалерийский отряд белых. Офицер - командир отряда сидит в хуторском правлении, а казаки разъезжают по хутору, выгоняют из домов всех молодых фронтовиков, записывают их в свой отряд.
   - Ты б, дяденька, - сказал мальчик, - схоронился, а то ж они и тебя могут забрать... Пойдем на гумно, я тебя там в солому запрячу.
   Совет был дан правильный, и Буденный уже готовился последовать за мальчуганом на гумно, но в это время к воротам подскакали три всадника.
   - Эй, служивый! - поманил Буденного один из подъехавших казаков. Пойдем-ка с нами в правление.
   - Зачем?
   - Дело есть, - сказал казак.
   - Там с тобой войсковой старшина Ермаков погутарит малость, усмехнулся второй.
   Досадуя, что не успел спрятаться, Буденный сбросил с себя тулуп.
   - Трофим Зотьевич, - шепнул он старику, - ты меня подожди некоторое время. Я от них постараюсь сбежать.
   - Ладно, - тихо ответил старик. - Буду ждать тебя до конца, Семен. Без тебя не уеду.
   Казаки привели Буденного к правлению и велели зайти в дом.
   Буденный вынужден был войти в правление.
   В огромной комнате стоял полумрак от чадившей лампы и махорочного дыма. У стола сидели два офицера и о чем-то тихо разговаривали. Вокруг стен на скамьях расположилось человек двадцать - тридцать казаков и солдат, созванных с хутора. Молчаливо покуривая, они выжидающе поглядывали на офицеров.
   Буденный сел на свободную скамью. Дверь все время была в движении, впуская все новые и новые группы фронтовиков. И, наконец, когда комната оказалась переполненной, офицер, что был постарше, открутил фитиль в лампе, чтоб горела ярче, и, скинув шапку, встал.
   - Господа фронтовики, друзья мои! - сказал он звучным голосом. Наступило тяжкое время на святой Руси. Тягостно стало жить на нашем привольном тихом Дону. Смута, распри раздирают на части наш благословенный милый край. Истинные сыны Дона (я имею здесь в виду не только сынов Дона по казачьему происхождению, но и тех иногородних солдат, кто родился на донской земле, кого она вырастила и воспитала), истинные сыны Дона по-сыновьи любят свой родимый край. И у кого из них не обольется сердце кровью, у кого из них не брызнет из глаз горячая слеза при виде бесчинств и зверств, которым подвергаются наши отцы, матери, сестры, братья, дети со стороны извергов рода человеческого - большевиков...
   Этот смуглый, горбоносый, с длинными волнистыми волосами, красивый офицер говорить умел. Казаки и солдаты слушали его внимательно.
   "Кто же это такой? - мучительно думал Буденный, глядя на офицера. Кого он так напоминает?.. А-а, - вдруг вспомнил он. - Это же, наверно, брат Прохора Ермакова. Похож. Да и казаки сказали, что его фамилия Ермаков..."
   Придя к убеждению, что выступавший перед фронтовиками офицер был брат Прохора, Буденный повеселел. Казалось, что если ему не удастся избавиться каким-либо образом от мобилизации, то он обратится к этому офицеру и скажет, что Прохор его приятель, которого ему, Буденному, на австрийском фронте пришлось даже как-то выручить из беды. И попросит этого офицера, чтобы он отпустил его домой дня на два. "Лишь бы отпустил, - думал Буденный, - а там черта два он меня дождался бы".
   - Так вот, дорогие друзья, - закончил Константин. - Прошу, записывайтесь в мой отряд... А отряд мой, должен я вам сообщить, входит в войска походного донского атамана, генерала Попова. У кого есть верховая лошадь, прошу, - седлайте ее... У кого есть шашка или винтовка откапывайте... Винтовки и шашки у вас у всех, наверное, есть, а? Признавайтесь. Ну?
   - У меня есть, - неуверенно отозвался из угла казак.
   - И у меня.
   - И у меня...
   - Можно сходить за винтовкой, господин войсковой старшина?
   - Сначала, господа, прошу расписаться в списке, - сказал Константин. - По одному подходите к сотнику Волошину. Он каждого запишет, оформит, а потом отпущу вас за оружьем и лошадьми...
   К сотнику выстроилась очередь.
   - Как фамилия? - спрашивал молодой офицер у подходившего.
   Тот отвечал, офицер записывал. Потом офицер подавал список казаку.
   - Распишись!
   Казак, сокрушенно вздыхая, расписывался.
   Подошла очередь к Буденному. Офицер спросил:
   - Как фамилия?
   - Будынов Семен, - ответил Буденный.
   - Будынов? - переспросил сотник, взглянув на него.
   - Так точно, господин сотник, Будынов.
   - Лошадь есть?
   - Нету.
   - А шашка?
   - Есть.
   - Винтовка?
   - Есть.
   - Распишись, - сказал сотник.
   Буденный расписался и спросил у офицера:
   - А можно, господин сотник, пойти за винтовкой?
   - Подожди. Закончу опрос всех, тогда...
   Закончив переписывать казаков и солдат, молодой сотник подошел к Константину.
   - Господин войсковой старшина, перепись закончена, - козырнул он. - В списке значится тридцать семь человек... Можно ли их теперь отпустить за оружьем и лошадьми?
   - Не разбегутся ли? - с сомнением поглядел на фронтовиков Константин и перевел взгляд на хуторского атамана, стоявшего рядом.
   - Не должно быть того, - также оглядывая фронтовиков, проговорил тихо атаман, пожилой бородатый казак. - Будто люди-то у меня в хуторе все надежные, ваше благородие... Вот разве кто из иногородних... - Атаман запнулся. Взгляд его с недоумением остановился на ладном, подобранном незнакомом человеке. Такого у него в хуторе не было. Буденный, уловив на себе взгляд атамана, похолодел: а вдруг он скажет офицерам: "А этот солдат чужой, не наш..." Черт знает, чем все это может закончиться. Посчитают еще за шпиона...
   Но атаман, подумав, видимо, что этот солдат прибыл в хутор с отрядом белых, перевел взгляд в сторону. Буденный вздохнул облегченно.
   - Вот что, друзья мои, - громко сказал Константин. - Вы сейчас пойдете все по домам. Попрощайтесь с родными, заберите лошадей, шашки, винтовки и ровно через два часа чтобы были здесь. Понятно?.. Знайте, что все вы считаетесь с этой минуты мобилизованными Донским войсковым правительством в отряд походного атамана генерала Попова... Если кто из вас, - внушительно подчеркнул Константин, - вздумает дезертировать, то имейте в виду, каждому такому грозит расстрел тут же, на месте, без всякого суда и следствия... Кто не явится сюда через два часа, тот пусть помнит, что в качестве заложников мы арестуем его семью. Все! Идите!
   Выйдя из правления, Буденный торопливо пошел к деду Трофиму.
   Старик поил лошадь во дворе.
   - Ну как, Семен, отвертелся от них? - спросил он.
   - Какое там отвертелся, - проговорил Буденный и рассказал старику обо всем, что произошло в правлении.
   - Вот так дела! - протянул старик. - Так что же ты теперь думаешь делать?
   - А вот что, дед Трофим, - живо промолвил Буденный. - Помоги мне. Пойдем на гумно и закидай меня соломой. А сам пойди к хуторскому правлению, покрутись там, послушай, о чем люди говорят, потом все расскажешь... Чего-нибудь, может, придумаем...
   - Ладно, - согласился Трофим. - Так и сделаем, Сема.
   Они пошли на гумно, которое было тут же, в задах двора. Буденный, прорыв в скирде соломы дыру, залез в нее. Старик сверху забросал его соломой.
   Пригревшись в своей норе, Буденный заснул. Сколько он спал, он не мог понять. Его разбудили чьи-то шаги по смерзшемуся снегу. Он прислушался.
   - Сема! - позвал его дед. - Не слышишь, что ли?
   Буденный некоторое время не отзывался.
   - Да ты тут, что ли, ай нет? - снова спросил старик.
   - Тише, дед Трофим, - откинув солому, прошептал Буденный. - Что ты так раскричался?
   Старик рассмеялся:
   - А чего мне бояться-то? Какого лешего испугался?
   Лунный свет озарял смеющееся бородатое лицо Трофима, и Буденный с опаской посмотрел на него. "Уж грешным делом не подвыпил ли?"
   Но старик рассеял его сомнения.
   - Ведь уехали они, - сказал он.
   - Кто?
   - Да эти офицерья с казаками.
   - А фронтовиков хуторских забрали с собой? - спросил Буденный.
   - Человек десять конных забрали. Остальные разбежались навроде тебя. Не захотели с дьяволами идти. Офицер-то этот, горбоносый, дюже по-матерному ругался, плетью грозился. "Побью, говорит, всех супротивников нашей власти, а хутор сожгу". Велел он атаману завтра к двенадцати часам дня всех казаков и солдат, какие записались, собрать. Обещал приехать к этому времени... беляки хотели было тут заночевать, да прискакал какой-то конный, спугнул их, навроде где-то красных увидел... Я так думаю, Сема, оно хоть и страшновато зараз, в ночь-то ехать, а, видно, ехать надобно... Я, конешное дело, не за себя опасаюсь. Мне-то можно бы и до завтра обождать, а вот о тебе я беспокойство имею... Могут ночью ай утречком дьяволы-то нагрянуть, ну и заберут тебя, загонят, черт их знает куда, на кулички... Так вот хочется мне упасти тебя от напасти злой. Поедем в Платовскую. Глядишь, к часу ай к двум ночи дома будем...
   Буденный вылез из соломы и поблагодарил старика. Они запрягли лошадь и тронулись в путь.
   XVIII
   Прохор Ермаков с двумя своими товарищами - вахмистром Востропятовым и урядником Захаровым, выделенными делегатами на III Всероссийский съезд Советов, выехал в Петроград.
   Почти на каждой станции поезд простаивал часами, пропуская эшелоны с красногвардейцами, идущими на фронт, и составы сильно изношенных товарных вагонов, направлявшихся на юг за хлебом.
   Только через неделю утомительного пути, 29 января 1918 года, наконец, казаки приехали в Петроград. Уведомленный о приезде казаков, Владимир Ильич Ленин выслал за ними свой автомобиль. Их усадили в машину и повезли в Смольный.
   Прохору впервые пришлось быть в Петрограде. Он представлял себе, что столица России должна быть прекрасной, но то, что он увидел, превзошло его ожидания. Когда их везли по городу, Прохор с любопытством оглядывался по сторонам...
   В Смольном, в приемной Ленина, было много народу. К казакам подошел скромно одетый в серый костюм молодой человек лет тридцати с простым открытым лицом.
   - Я - секретарь товарища Ленина, - сказал он. - Садитесь, пожалуйста, подождите. Сейчас узнаю.
   Прохор сел на мягкий стул, обитый бордовым бархатом, и взволнованно стал смотреть на тяжелую с причудливыми вырезами дубовую дверь, за которой скрылся секретарь. У него было приподнятое настроение, сильно колотилось сердце, и Прохору казалось, что он слышит его биение.
   Да и как можно не волноваться! Ведь вот сейчас распахнется эта массивная дверь, выйдет из кабинета секретарь и скажет: "Пожалуйста, товарищи!". И он, Прохор, простой казак, вместе со своими товарищами, такими же простыми людьми, как и он, войдет в кабинет и увидит там самого Ленина.
   Прохор взглянул на своих товарищей. Лица у них были торжественные. Торопливо переговариваясь, наверно, еще раз проверяя, чтобы не забыть, о чем нужно сказать Ленину, они нетерпеливо поглядывали на дверь. Прохору понятно, что товарищи не менее его взволнованы предстоящей встречей.
   Из кабинета вышел секретарь.
   - Товарищи казаки, - улыбаясь, сказал он, - Владимир Ильич просит вас войти.
   Еще раз одернув гимнастерку и на ходу причесываясь, Востропятов и Захаров направились в кабинет Ленина. Преодолевая робость, Прохор зашагал вслед за ними и вошел в просторный, светлый кабинет.
   Навстречу казакам, мягко ступая по мохнатому ковру, шел лысеватый плотный, крепкого телосложения человек, чуть ниже среднего роста, в расстегнутом пиджаке.
   Прохор сразу узнал в этом светловолосом, со лбом мудреца человеке Ленина, хотя до этого Ленин, судя по газетным фотоснимкам, представлялся ему брюнетом.
   Руководитель казачьей делегации урядник Захаров вытянулся по-военному перед Лениным.
   - Разрешите от имени донского революционного казачества, - сказал он, словно рапортуя, - приветствовать вас, председатель Совета Народных Комиссаров Советской России!
   Владимир Ильич блеснул глазами и так же, как и Захаров, выпрямился перед казаками, опустив руки по швам и торжественно, с легкой приятной картавинкой ответил:
   - От имени Совнаркома Советской России приветствую донское революционное казачество. - И, улыбаясь, прощупывая каждого казака своими зоркими, живыми глазами, подал всем руку.
   - Рад познакомиться с революционными донцами, - продолжал Ленин. Мне уже телеграфно сообщили о вашем каменском съезде. Очень хорошо вы его провели. А почему Подтелков не приехал с вами?
   - Подтелков остался в Каменской, Владимир Ильич, - ответил Востропятов. - Мы его выбрали председателем Военно-революционного комитета. Ему сейчас некогда разъезжать... Контрреволюцию собирается там душить.
   - Занятие, быть может, и не совсем приятное, - усмехнулся Ленин, - но чрезвычайно необходимое и полезное. Революция, партия, народ возложили эту почетную задачу на нас, революционеров, и мы обязаны с честью ее выполнить... А жаль, что Подтелков не приехал. Я хотел бы с ним познакомиться. Говорят, легендарный казак. Ростом под потолок, а борода до пояса, - пошутил он.
   Простота и приветливость, с которой говорил Ленин, ободряюще подействовали на казаков. Они стали чувствовать себя смелее и свободнее.
   - Да, Владимир Ильич, - усмехнулся Прохор. - Ростом Подтелков, действительно, высок. Из гвардейцев ведь он. И борода у него есть, но так это - не борода, а бороденка... Хороший он казак, Владимир Ильич, настоящий революционер...
   Прохор восторженно смотрел на Ленина. Вот он какой - Владимир Ильич! Сколько в нем простоты и доброжелательности, добродушия!
   На душе Прохора стало легко и покойно, словно попал он в привычную для него обстановку, будто Ленина он знал уже давно. А ведь всего несколько минут назад, перед тем как войти в этот кабинет, при мысли о том, что в нем находится Ленин, Прохор испытывал робость.
   - Заслуга Подтелкова перед революцией велика, - задумчиво сказал Владимир Ильич. - Очень велика. Мне известно, какую большую работу он вместе со всеми вами провел по организации революционного казачества. Сорок шесть донских казачьих полков на вашем съезде фронтовиков в станице Каменской объявили непримиримую войну с Калединым... И совершенно правильно, что именно Федор Подтелков возглавил ваш Военно-революционный комитет...
   Ленин прошел к столу.
   - Прошу, товарищи, садитесь, - сказал он.
   Все расположились вокруг стола, накрытого тяжелой бордовой скатертью с махрами. Владимир Ильич нажал кнопку звонка. Вошел секретарь.
   - Угостите нас чаем, - сказал ему Владимир Ильич. - Вы, товарищи казаки, извините. Сахар, вероятно, найдется, а вот насчет деликатесов - не взыщите, - развел он руками. - Нету! Вы на своем Дону, наверно, привыкли жить широко и сытно. А нам здесь приходится туго. Очень туго. Рабочие животы подтянули. На осьмушке хлебного суррогата живут. Живут и, представьте, неплохо работают. Сознание важности переживаемого момента велико у них.
   Принесли чай, расставили на столе стаканы. Ленин, придвинув к себе стакан и размешивая сахар ложечкой, стал расспрашивать казаков о съезде фронтовиков в Каменской, о настроений казачества, о силах казачьей контрреволюции. Казаки подробно рассказывали ему.
   - Судьба казачества - в его собственных руках, - сказал Владимир Ильич. - Если вы, казаки, хотите прекращения войны и быстрого, честного мира, то должны крепко стать в наши ряды и поддержать Совет Народных Комиссаров.
   - Владимир Ильич, - заметил Востропятов. - Да мы-то крепко стали на сторону советской власти...
   - Вы-то - да-а, - протянул Ленин. - Но вы - это пока что незначительная часть казачества... Я имею в виду все казачество, всю бедняцкую и середняцкую часть его, во всяком случае... Ведь и у нас и у казачества общие враги - помещики, капиталисты, корниловцы... Они обманывают казачество и толкают его на путь гибели.
   Казаки слушали Ленина внимательно.
   - Вы, революционные казаки, - продолжал Владимир Ильич, - конечно, все это отлично понимаете, раз твердо и бесповоротно стали на тот путь, по которому ведет нас наша партия... От вас сейчас многое зависит. Вы должны противопоставить свои силы силам донской контрреволюции... Нужно во что бы то ни стало стремиться привлечь середняцкое казачество на сторону советской власти...
   - Это все правильно, Владимир Ильич, - снова сказал Востропятов. - Но вот, прямо надо сказать, силы у нас слабы...
   - Я знаю. И я чувствую, что вы это скажете, попросите помощи. Это законное ваше право. Мы обязаны вам помочь... Я вчера говорил с товарищами по этому поводу. Все мы считаем, что вам, революционным казакам, помочь надо. Мы пошлем к вам добровольцев, агитаторов. Из казачьего комитета при ВЦИКе мне сообщили, что направят около ста казаков-агитаторов... Поможем и еще кое-чем... Совет Народных Комиссаров твердо убежден, что в борьбе с врагами народа он найдет полную поддержку трудового казачества и крестьянства Дона...