Петров (Бирюк). Юг в огне

   - Ты мне о Прохоре не упоминай, - хмуро оборвал его Константин. Слышать я о нем ничего не хочу.
   - Извиняюсь, господин полковник, - виновато пробормотал Максим.
   - А об офицерстве своем не беспокойся, - внушительно сказал Константин. - Раз я тебя произвел в офицеры, значит, и будешь им... Я, правда, забыл донести рапортом о твоем производстве. Но это я исправлю. Сейчас же исправлю... Скажи, чтоб отдали тебе погоны и отпустили тебя...
   - Да разве ж они послушают меня? - удивился Максим.
   - Скажи, я приказал.
   - Не послушают.
   - Меня не послушают? - повысил голос Константин. - Да ты знаешь, кто я?
   - Нет, - откровенно признался Максим. - Знаю, конешно, что вы полковник, были у нас командиром полка... а кем зараз служите, не знаю... Слыхал, что тут, мол, в атаманском дворце что-то делаете... Патруль мне сказал, что вас тут можно разыскать, вот я и пришел...
   - Ну и олух же ты, Максим, - усмехнулся Константин. - Я же - правая рука атамана Краснова. Первый его помощник. Понял, а?..
   - Вот это да! - изумился Максим и, вытянувшись, щелкнув каблуками, прошептал почтительно: - В вас вся сила, господин полковник.
   - Ну, положим, не вся, - снисходительно усмехнулся Константин, - но в значительной степени от меня многое зависит... Гордись, Максим, что твой станичник, сосед, достиг такой высоты. Могу всегда быть тебе полезен, но и ты мне служи преданно...
   - Рад стараться, ваше высокоблагородие! - гаркнул Максим, снова прищелкивая каблуками.
   - Не ори! Оформить твое офицерство - мне плевое дело... Кстати, задумался Константин, - я тебя, Максим, не в хорунжие, а прямо в подъесаулы произведу. Войсковой атаман подпишет приказ... Доволен, а?
   Красивое лицо Максима порозовело. Он заулыбался.
   - Премного благодарен, ваше высокоблагородие, никогда не забуду. Весь век буду помнить и не раз отблагодарю за это.
   - Пустое, - улыбнулся Константин. - Если послезавтра будешь в Новочеркасске, то заходи ко мне, я тебе выписку из приказа атамана о твоем производстве дам...
   - Премного благодарен... - начал было снова Свиридов.
   - Ладно, - оборвал его Константин. - Мне некогда. Позови-ка офицера из патруля, я скажу ему, чтобы тебя отпустили.
   - Счастливо оставаться! - налево кругом повернулся радостный Максим.
   * * *
   Неожиданно к Ермаковым приехала Марина.
   - Мариночка, милая! - радостно воскликнула Вера, целуя сестру. Откуда тебя бог принес?
   - С того света, - засмеялась девушка.
   - Нравится тебе у меня? - самодовольно улыбаясь, спросила Вера и, не ожидая ответа, продолжала: - Константин теперь таким важным человеком стал!
   - Здравствуйте, Костя! - поздоровалась Марина с Константином.
   - Здравствуй, Марина! - с надменным видом сказал Константин, пожимая ее руку.
   Он с ног до головы осмотрел свояченицу и с удовлетворением прищелкнул языком.
   - Как же ты нас, Марочка, разыскала?.. Кто тебе адрес дал? - спросила Вера.
   - Вот ты ведь какая, Верочка, стала, - вместо ответа укоризненно сказала Марина. - Совершенно отбилась от нас, не пишешь... Зазналась, что ли?.. Или ты стыдишься своих родных?..
   - Бог с тобой! - в смущении замахала руками Вера. - Что ты говоришь... Просто замоталась, некогда...
   - Поклонники покоя не дают, - смеясь, сказал Константин.
   - Брось ты свои шутки, - с досадой прикрикнула на него Вера. - Ты без глупостей никак не можешь... Так как ты, душенька, адрес наш узнала?
   - От одного офицера.
   - Садись, милочка, чай пить, - пригласила Вера сестру, - да рассказывай о себе. Как живут мама, папа?
   Девушка села за стол и стала рассказывать о своей жизни, о родителях.
   Константин, куря папиросу, слушал рассказ свояченицы. Когда он узнал, что Марина учится на медицинском факультете, пренебрежительно фыркнул:
   - Это ты зря, девушка, зря. Уж не акушеркой ли хочешь быть? Недоставало тебе еще этого. Бросай свой институт да поживи у нас. Мы тебе такого муженька подцепим, только ахнешь... Какого-нибудь графа или князя. Моя Вера по части знакомств с такими титулованными олухами собаку съела. Она тебя сведет с каким-нибудь князьком... Вроде этого, как его, Вера?.. Граф Форс? Их сейчас в Новочеркасске столько развелось, этих графов да князей, хоть пруд пруди... Правда, они обнищали здорово. Зато графиней или княгиней будешь. У тебя папаша рыбные заводы имеет. Как только они, эти титулованные прощелыги, об этом узнают, так тебе от них отбою не будет... Ха-ха-ха!..
   - Я пока не собираюсь замуж выходить, - нагнувшись над стаканом, тихо проговорила Марина.
   - Напрасно, - сказал Константин. - Ну, мы с тобой еще поговорим на этот счет. А сейчас мне надо идти на службу. - И он, поднявшись из-за стола, поцеловал жену и ушел в атаманский дворец.
   Разговаривая с сестрой, Марина хотела спросить у нее о Викторе, но не решалась. О нем, однако, заговорила сама Вера.
   - Ты не встречаешь Виктора в Ростове?
   - Нет, - краснея, ответила Марина. - Я его не видела с тех пор, как уехала из Ростова после окончания гимназии. А ты его видишь?.. Бывает он у вас?..
   - Не бывает, - нехотя ответила Вера. - Но я его видела осенью на улице, когда мы продавали цветы в пользу наших воинов. - И она рассказала Марине, при каких обстоятельствах встретила Виктора.
   - Так что, значит, он офицер теперь? - удивилась Марина, услышав от сестры, что Виктор был тогда в офицерской форме.
   - Не думаю, - насмешливо произнесла Вера. - Он маскировался... Ведь он же большевик! Я сама слышала, как он большевистские речи говорил... Он просто шпион. Жалею, что я его не выдала полиции.
   - Что ты, Вера! - с ужасом вскрикнула Марина. - Разве ты смогла бы это сделать?
   - Ты в него не влюблена? - с той же насмешливой улыбкой посмотрела Вера на сестру. - Бедненькая... Однако он тебе заморочил голову...
   - Глупости, - густо краснея, сказала Марина. - Просто ты не могла бы это сделать потому, что он родственник твоего мужа...
   - А-а... - пренебрежительно махнула рукой Вера. - Костя говорит, что жалеть таких родственников не надо... Все они мерзавцы. Ты помнишь Костиного брата, Прохора?
   - Помню.
   - Так этот негодяй Прохор дважды чуть не убил Костю... Понимаешь, родного брата чуть два раза не убил! Ты это представляешь? Ранил его два раза... Так что же, по-твоему, после этого жалеть их надо? И этот мальчишка Виктор такой же, я убеждена в этом, - со злостью выкрикнула Вера. - Обидел меня, оскорбил... Я этого никогда ему не прощу!..
   Марина с изумлением смотрела на сестру.
   - Чем он тебя обидел, Вера?
   - Он!.. Он!.. - распалясь, выкрикивала Вера, но, опомнившись, поняв, что не обо всем следует говорить сестре, притихла: - Вообще он гадкий, омерзительный.
   - А где он сейчас находится, как ты думаешь?
   - Меня он совершенно не интересует, - ответила Вера. - Где-нибудь скрывается в подполье или перебежал к красным. Я спрашивала о нем своего знакомого капитана Розалион-Сашальского, у которого Виктор под фамилией прапорщика Викентьева служил адъютантом. Капитан сказал, что Виктор определенный большевик. Его хотели арестовать, но он ускользнул... Этот мальчишка просто опасный разбойник...
   Марина слушала сестру с искрящимися глазами.
   - Какой же он молодец! - вдруг вырвалось у нее, и она восторженно захлопала в ладоши. - Не поймают они его никогда!.. Никогда!..
   Вера внимательно посмотрела на сестру.
   - Нет, ты определенно в него тоже влюблена, - тихо проговорила она и вздохнула.
   - А кто в него еще влюблен? - живо спросила Марина. - Кого ты имеешь в виду?
   Вера смутилась:
   - Я о тебе говорю.
   - Но ты сказала "тоже". Значит, еще кто-то влюблен в Виктора?..
   - Глупости говоришь, - вспыхнула Вера и отвернулась. - Я так не могла сказать... Почем я знаю, кто в него влюблен, если я его в год раз встречаю...
   XXI
   К вечеру со службы пришел Константин, мрачный, хмурый.
   - Что с тобой, мальчик? - беспокойно осведомилась Вера. Что-нибудь случилось?
   - Ничего особенного, - буркнул Константин.
   - Нет, я вижу, что случилось что-то, скажи.
   Но Константин угрюмо отмахивался:
   - Ничего не случилось.
   Вера увела его в спальню, плотно прикрыла дверь.
   - Говори!
   - Сегодня атаман Краснов, - наконец сказал Константин, - распределил обязанности и старшинство между своими адъютантами. И, понимаешь, полковника Плетнева он назначил первым адъютантом, а меня вторым... Черт побрал!.. Я был убежден, что я буду первым адъютантом... и вот, видишь, как получилось...
   - А это не все равно? - пожала плечами Вера. - Какая разница, не понимаю.
   - Вот именно, что ты ничего не понимаешь, - сердито выкрикнул Константин. - Первый адъютант - это значит многое, ему больше доверяют, ему больше и уважения. Между прочим, этот Плетнев такая сволочь... Взяточник, казнокрад...
   - А ты не взяточник? - насмешливо посмотрела на мужа Вера.
   - Ну я... я... я просто не отказываюсь от подарков... Для тебя же... А этот Плетнев, как я слышал, даже большевистски настроен...
   - Скажи об этом генералу Краснову.
   - Вот тоже посоветовала, - фыркнул Константин. - Разве мне удобно это делать?.. Сразу же поймут, что я добиваюсь должности первого адъютанта.
   - Пошли атаману анонимку. Напиши, что Плетнев большевистский шпион и он служит у атамана лишь для того, чтобы выведывать тайны и сообщать о них большевикам...
   - Верка! Черт тебя побрал! - повеселев, крикнул Константин. - А это ведь ты дельно сказала. Дай я тебя за это расцелую... Мысль прекрасная. Напишу анонимное письмо, я в нем такое распишу про Плетнева, что атаман Краснов просто ахнет... Ха-ха-ха!.. Ну и умница же!.. Дельно, дельно подсказала. Сейчас же и пойду писать. Конечно, можно бы и без письма обойтись, попросить бы снова твоего Брэйнарда... Но, я думаю, неудобно осаждать его такими мелочами... Он пригодится нам на более крупное...
   - Конечно, неудобно, - согласилась Вера. - Лучше напиши анонимку. Я думаю, что это подействует.
   - Правильно. Пойду писать. - И он тотчас же пошел в свой кабинет, принялся за составление письма.
   Вечером к Ермаковым приехали англичане во главе с Брэйнардом. Вера представила им свою сестру.
   - Очень рад с вами познакомиться, - пожимая руку Марины, сказал Брэйнард. - Вы совсем не похожи на сестру. Но тоже приятная, красивая... Неужели, Вера Сергеевна, у вас еще есть такие прелестные сестры?
   - Нет, мистер Брэйнард, - смеясь, сказала Вера. - Эта сестра у меня единственная.
   Константин поставил на стол две бутылки мадеры.
   - Прошу, господа! - пригласил он гостей.
   Те с удовольствием приняли приглашение и подсели к столу.
   - Марочка, - обратилась Вера к сестре, - ты почему не садишься?
   - Не хочу. Я лучше поиграю на рояле. Можно?
   - Конечно, можно.
   Марина, подсев к роялю, стала играть Чайковского "Времена года"...
   К ней подошел лейтенант Гулден.
   - Простите, мисс Марина, - сказал он по-английски. - Я не помешаю?
   - Нет, - ответила Марина.
   Этот молодой скромный англичанин был ей симпатичен, и она охотно с ним разговаривала.
   - Вам здесь нравится? - спросила она у Гулдена.
   - О, да! - сказал он. - Россия прекрасная страна. Люди здесь хорошие... Но я не понимаю... - замялся он, - зачем эта война! Я не переношу кровопролития. Это ужасно, когда люди убивают друг друга... Разве нельзя жить в мире, согласии?
   - Но вы ведь тоже приехали воевать? Вам тоже, вероятно, придется участвовать в войне?
   - Да, мисс Марина, я приехал, - с огорчением сказал англичанин. - Но как бы я мог не приехать?.. Мой отец простой слесарь, на гроши учил меня, отрывая их с болью от заработка. Ведь, кроме меня, в семье еще двое детей... И прямо со школьной скамьи я попал сюда. Не хотелось мне ехать, но я поехал. Если я откажусь, будут неприятности... Я бы принес большое огорчение своим родителям...
   - Да, это правда, - согласилась Марина. - Огорчать родителей не надо.
   - Я очень люблю своих родителей, - задумчиво сказал лейтенант. - И они меня любят... И если со мной что случится, они не переживут такого несчастья...
   - А вы не ходите на фронт, - шепнула Марина, проникаясь сочувствием к англичанину.
   - Невозможно, - вздохнул лейтенант. - Я прислан в качестве инструктора танкового дела. Я обучаю русских офицеров и солдат, как нужно обращаться с танками. Мне обязательно придется с танковым отрядом выступать на фронт...
   - Без вас не обойдутся?
   - Нет.
   Они стали откровенно говорить между собою.
   - Вы знаете, мисс Марина, - тихо сказал Гулден. - Я ведь совсем не такой, как те, - кивнул он на стол, за которым сидели англичане. - Они из богатых семей, ненавидят большевиков. А мне за что их ненавидеть? Когда мой отец провожал меня сюда, он сказал: "Джон, старайся не воевать с большевиками. Большевики, сказал он, такие же рабочие, как и твой отец". Но как, мисс Марина, я не буду с ними воевать, если меня заставляют?..
   - Вы очень откровенны со мной, мистер Джон, - сказала Марина. - Я благодарю вас за откровенность. Но не со всеми можно так говорить... Во мне, конечно, вы не сомневайтесь, я ваш друг и разделяю ваше мнение...
   - Я это почувствовал, мисс Марина! - воскликнул англичанин. - Я никому не могу сказать то, что говорил вам... Вы - добрая девушка. Давайте будем друзьями, - протянул он ей руку.
   - С удовольствием, мистер Джон! - пожала его руку Марина.
   * * *
   Словно завороженные красотой морозного утра, будто к чему-то прислушиваясь, недвижимо стояли в садах опушенные инеем деревья.
   Из-за лилового заснеженного бугра медлительно поднималось холодное, неласковое солнце. На яблонях и грушах, протянувших ветви навстречу солнцу, дрожали изумительные переливы разноцветных искр.
   По хутору голосисто перекликались петухи. С верхушки высокого оголенного тополя о чем-то деловито и оживленно стрекотала сорока.
   На краю хутора из трубы занесенного сугробами куреня вывалился клуб дыма и, вытянувшись длинным столбом, пополз к небу.
   И по мере того, как солнце все выше поднималось и меняло свои тона и оттенки, менялись и яблони, и груши в садах. То они розовели на восходе, как в пору майского цветения, то становились голубоватыми и фиолетовыми, как в сумерки...
   У колодца, глядя, как кавалеристы наливали в корыто воду лошадям, собрались бабы и девушки с коромыслами на плечах. Посмеиваясь и перебрасываясь шутками с солдатами, они ждали, когда те напоят лошадей.
   Ведя в поводу Комиссарова жеребца, к колодцу подъехал Сазон Меркулов.
   - Здорово живете, казаки и бабы! - поздоровался он.
   - Здорово, здорово, казак, коль правду говоришь, - за всех ответил усатый кавалерист.
   - А я всегда правду говорю, - ответил с достоинством Сазон. Он подмигнул черноокой, румяной бабе, нагнувшись к ней, пропел: - Эх, душанюшка моя, белая ты овечка, пожалела б меня, живого человечка...
   - А что с тобой, родимый? - с шутливым участием спросила баба. Захворал, чи по жинке заскучал?
   - А я ж неженатый, кундюбочка моя курносенькая, - спрыгивая с коня, сказал Сазон, подходя к бабе. - Была одна зазноба, да и та бросила... Теперь, девонька моя, я совсем осиротелый. Хошь, любовь закрутим, а?
   Бабы и девушки захихикали.
   - Да, а то что ж, - засмеялась и черноокая казачка. - Можно и закрутить, покель я еще жалмерка*... Муж мой до сей поры еще из германского плена не пришел. Парень ты хоть куда, - оценивающе оглянула она с ног до головы Сазона. - Разве вот только ростком маловат, немножко рыжеват да, кажись, на один глаз кривоват...
   _______________
   * Ж а л м е р к а - солдатка.
   Бабы и девки снова захохотали.
   - Ну, - строго сказал Сазон. - Не бреши!.. На меня кто ни взглянет влюбляется. Однова даже генеральша от меня без ума была... Скроемся, говорит, Сазон, в далекие края, да я не пожелал. Говорю: жалко, мол, твоего мужа... Сама знаешь: мал золотник, да дорог...
   - Сазон у нас наипервейший кавалер и ухажер, - сказал усатый кавалерист, посмеиваясь.
   - Да я вижу, - усмехнулась черноокая казачка. - Так вот, никак, Сазоном тебя зовут, - ежели есть желание, приходи завтракать, блинами угощу.
   - Да ну? - облизнулся Сазон. - Со сметаной?
   - Ну, конешное дело, со сметаной, - подтвердила казачка. - Приходи да на букву "ш" приноси.
   - Это что ж за "ш" такая? - озадаченно спросил Сазон.
   - Шпирт, - пояснила казачка.
   Сазон захохотал, вслед за ним захохотали и остальные кавалеристы.
   - Чего смеетесь-то? - недоумевала казачка.
   - Чудачка, - сквозь смех сказал Сазон. - Разве ж это на букву "ш"?.. Так, пожалуй, тебе б ни один человек вовек не отгадал бы... Не шпирт, а спирт.
   - Это, могет быть, по-вашему, городскому, он - спирт, - не сдавалась казачка, - а по-нашему, деревенскому, он - шпирт.
   - Ну, это ты, бабонька, надумала уж больно мудреную штуку, - покачал головой Сазон. - Где ж его достать, спирт-то?
   - А, Говорят, у вашего конского фершала его много.
   - Ну, то же у фельдшера, - сказал Сазон. - У него-то, конешное дело, есть для больных лошадей. Но он же не даст мне.
   - Ну, ежели тебе не даст, - засмеялась баба, - то мне даст, он мне сам принесет... С ним и погуляем.
   - Вишь ведь ты какая, - укоризненно сказал Сазон. - Все ты хочешь с выгодой... Ты б меня без спирта приняла.
   - Расчету нет никакого, - смеялась баба и, зачерпнув из колодца воды, ушла.
   ...Уже третьи сутки кавалерийская бригада, расквартировавшись по куреням, стояла на отдыхе в хуторе Кривом.
   Четвертой кавалерийской дивизии все это время пришлось вести кровопролитные, ожесточенные битвы с белогвардейцами. Благодаря энергичным действиям красной кавалерии под Царицыном в начале февраля X армия было начала наступление по всему фронту. Белые торопливо стали отходить к реке Сал, а затем и к реке Маныч.
   Не слезая с коней, конники-буденновцы громили тылы противника. Особенно удачен был бой под станицей Ляпичев с седьмым Донским корпусом белых под командованием генерала Толкушкина. Этот корпус буденновцами был наголову разбит.
   А за месяц с небольшим, с того момента, как была сформирована четвертая кавдивизия, она в битвах и сражениях с белогвардейцами прошла до пятисот пятидесяти верст, оголила вражеский фронт на протяжении ста пятидесяти верст, разгромила двадцать три белогвардейских полка, из числа которых четыре пехотных были полностью взяты в плен.
   Эта небольшая группа кавалеристов в три тысячи человек, спаянная нерушимой дружбой и железной товарищеской дисциплиной, под командованием опытного солдата Буденного, делала чудеса...
   И вот теперь конники-буденновцы, отдыхали, готовясь к новым походам, к новым битвам...
   Посмеявшись с кавалеристами, бабы и девушки, набрав воды, разошлись. Кавалеристы же, напоив лошадей, окружили Сазона. Сазон служил ординарцем у комиссара Ермакова, поэтому знал все новости.
   - Ну что, Сазон, нового? - стали они его допрашивать. - Рассказывай.
   Сазон важно отдувал щеки.
   - Есть, конечно, новостишки, - сказал он интригующе. - Только поперву надобно закурить... У кого, братцы, есть добрый горлодер?
   К Сазону услужливо протянулось сразу несколько кисетов. Сазон выбрал наиболее привлекательный, бархатный, с цветистой расшивкой, и закурил.
   - Благодарю покорно, - сказал он, возвращая кисет хозяину.
   - Ну, так что новенького? - спросил кавалерист, пряча кисет в карман. - Расскажи, будь другом.
   - Баба родила голенького, - хихикнул Сазон. - Меня в кумовья звала.
   - Ну да и дурило же ты, Сазон, огородное, - сердито сказал усатый кавалерист. - У тебя дело спрашивают, потому как ты у комиссара ординарцем служишь. Небось, слышишь, о чем начальство-то ведет разговоры...
   - Ну, ясное дело, - уверенно ответил Сазон, - слышу и знаю все... Потому, когда разговор между комбригом и военкомом заходит, то дело чуть не до драки доходит. Спорят дюже, кулаками машут, меня кличут: "Товарищ, мол, Меркулов, иди, говорят, ради бога, рассуди нас, а то могем подраться". Ну и поневоле приходится знать все, о чем они речь-то ведут...
   - Брехун, - презрительно бросил кто-то из кавалеристов.
   - А чего ж мне брехать-то? - удивился Сазон. - Ни одного важного дела без меня не решают... Меня сам командующий армией, товарищ Ворошилов, скоро заберет к себе в штаб советником... Говорит, никак не могу обойтись без Сазона Меркулова... Башковитый, мол, человек...
   Посмеиваясь над болтовней Сазона, конники повели лошадей по своим квартирам. Вскочив на жеребца, Сазон поскакал к хате, в которой он квартировал вместе с военкомом бригады Прохором Ермаковым.
   Поставив лошадей в сарай и задав им корму, Сазон вошел в хату. На столе, пуская струи пара, пел самовар. На сковороде жарилось мясо. Пожилая хозяйка возилась у печки. Хозяин, лысый старик с сивой лопатообразной бородой, молился в горнице.
   - Ты где пропадал? - спросил Прохор у Сазона, моя руки у лохани. Сестра Надя поливала ему на руки из корца.
   За эти полгода, как она ушла из дому, девушка заметно повзрослела. Ее розоватое, всегда такое нежное лицо сейчас несколько огрубело, обветрилось. В глазах появилась печаль. Сколько ей, бедной, пришлось за это время видеть смертей, обезображенных трупов, сколько ей пришлось перевязать раненых!
   - Лошадей поил, - отозвался Сазон. - Корму дал...
   - Садись, Сазон, за стол, будем завтракать.
   XXII
   В начале февраля 1919 года в столице донского казачества Новочеркасске в торжественной обстановке открылась сессия Большого войскового круга.
   В огромном зале атаманского дворца перед представителями округов с отчетным докладом о деятельности "правительства" донского государства выступал глава этого правительства атаман Краснов.
   Деятельность эта была не блестяща, а поэтому в голосе Краснова чувствовалось уныние.
   - Господа высокие представители земли донской, - сказал он, - с тяжелым чувством я должен сообщить вам - да вы и сами, как люди, стоящие у власти, отлично понимаете, - что переживаемый нами момент самый тяжелый. Мы в титанической борьбе, которую ведем с большевиками, чувствуем себя почти одинокими, и для того, чтобы выйти победителями, нужно огромнейшее напряжение всех сил и умов. Помимо того, что наши союзники, по независящим от них причинам, не смогли оказать помощи, которую мы так ждали, есть и еще другие причины для тревоги. Я, господа, совершенно далек от пессимизма, но создавшиеся для них условия, - и, надо полагать, мы на пути к еще более худшим, - невольно, даже помимо желания, вынуждают сказать старую римскую пословицу: "Я сделал все, что мог - пусть делает больше, кто может..."
   Краснов вздохнул, отпил из стакана воды и продолжал.
   - Я не буду пока останавливаться подробно на всей нашей работе, но кто будет входить в оценку, должен, безусловно, учитывать условия политического и экономического положения не только России, а и всей Европы при начале борьбы и в настоящий момент. Я, господа, перейду к изложению основных причин, служащих нам грозным предвестником, предотвращение которых требует самой упорной, самой дружной и самой плодотворной общей работы...
   Обрисовав международное положение в мрачных красках, атаман стал рассказывать о положении в Донской области.
   - Далее, господа, - продолжал Краснов, - я перейду к описанию внутреннего состояния края, особенно нашей армии.
   Господа, у меня болит душа, когда я говорю о состоянии армии. За последнее время я получил донесение, что во многих частях чувствуется брожение. Такие известия сжимают мое сердце до боли, но, скрепя его, я весь разум направляю на устранение этого печального факта.
   Я вам скажу, господа, что за последние две недели в Новочеркасске, Ростове, Таганроге и других городах и станицах задержано около четырехсот офицеров-дезертиров... Это ли не признаки катастрофы, это ли не ведет к развалу армии?
   Вероятно, вы знаете, господа, что в Ростове и Таганроге и даже здесь, в Новочеркасске, появились прокламации с призывом к восстанию и свержению власти. Такие прокламации выпускают подпольные большевики...
   Я, господа, верю, что дружной, разумной и плодотворной работой мы найдем с божьей помощью выход и что мы будем свидетелями процветания и благоденствия горячо любимого Дона...
   Жидко прозвучали рукоплескания, когда кончил речь донской атаман.
   Краснов оглядел сидевших делегатов, членов круга и понял, что все они настроены против него враждебно. Они его не поддержат.
   "Да, - вздохнул он. - Репутация моя подорвана".
   Он с растерянным видом сел на свое место. Вдруг в зале члены круга восторженно закричали, захлопали в ладоши. Краснов с недоумением оглянулся. На подмостки трибуны, на которых только что стоял он, Краснов, отчитываясь перед кругом, взошел молодцеватый генерал Эльснер.
   - Прошу внимания, господа представители земли донской, - объявил председатель круга Харламов. - Вас пришел приветствовать посланник генерала Деникина - генерал Эльснер.
   * * *
   На следующий день на вечернем заседании сессии был поставлен вопрос об отставке Краснова. За отставку проголосовало сто пятьдесят человек, против - восемьдесят.
   Краснов навсегда покинул атаманский дворец.
   Войсковым атаманом был избран генерал Африкан Петрович Богаевский, родной брат "донского бояна", соратника Каледина, погибшего Митрофана Петровича Богаевского.
   Участник Ледового похода, во время которого он командовал бригадой, Африкан Богаевский слепо подчинялся Деникину. Поэтому, когда его избрали атаманом, он растерялся. С волнением Богаевский дожидался приезда генерала Деникина и, когда тот прибыл в Новочеркасск, сейчас же явился к нему и спросил, можно ли принять должность атамана.
   - Африкан Петрович, - воскликнул Деникин, - только вы и должны быть атаманом.
   В своем приказе по всевеликому войску Донскому при вступлении на должность атамана Богаевский так и записал:
   "С согласия генерала Деникина, я принял должность войскового атамана".
   * * *
   Десятого февраля к войсковому музею прибыл в сопровождении членов Большого войскового круга вновь избранный донской атаман Богаевский. Забрав старинные войсковые знамена и хоругви, члены круга выстроились на улице. На колокольне собора зазвонили. Окруженные толпой любопытных, они во главе с атаманом направились в собор.