Петров (Бирюк). Юг в огне

   - О, черт! - с досадой хлопнул себя по голенищу плетью Прохор. Попали в ловушку.
   Как он раньше не мог подумать об этом? На какой черт она сдалась, эта станица!.. Ему как-то и в голову не приходило, что она может оказаться ловушкой. Другое дело - в чистом поле. Там можно как угодно маневрировать, можно ускользнуть от белых, можно с боем отойти...
   - Сазон, - соскочив с лошади, сказал Прохор. - Мчись в штаб и от моего имени прикажи начальнику разведки Куницыну, чтоб послал разъезды по всем дорогам и выяснил обстановку. Понял?
   - Так точно, понял, - хмуро ответил Сазон, все еще обиженный на Прохора за то, что тот обозвал его трусом.
   - Езжай! Я скоро приеду.
   Надвинув на глаза козырек фуражки, Сазон гикнул и помчался в станицу. С гребня по нему стреляли из винтовок.
   - Осторожнее, Сазон! - крикнул ему вдогонку Прохор.
   Сазон лишь отмахнулся.
   Привязав лошадь к дереву, Прохор стал пробираться к заставе, которая, изредка отстреливаясь, затаилась в канаве.
   Красногвардейцы лежали в свежевырытых окопчиках у канавы, сосредоточенно всматриваясь в гребень, из-за которого сюда со злым пением неслись пули. Командир заставы, унтер-офицер фронтовик Коновалов, невысокий человек с белесыми длинными усами, доложил Прохору обстановку: на рассвете застава пропустила в разведку троих конников: Дронова, Дубровина и Земцова. Примерно через полчаса застава увидела мчавшихся по дороге в станицу двух всадников, чуть отстав, за ними скакали еще десятка два-три.
   Коновалов дал команду заставе подготовиться. Когда первые два всадника приблизились, кто-то крикнул:
   - За нами гонятся белые!.. Белые!.. Стреляйте в них!..
   Это были разведчики Дубровин и Дронов. Пропустив их, застава дала залп по белым. Те повернули и ускакали.
   - А вот сейчас, - рассказывал Коновалов, - белые уже развернулись в цепь и залегли на гребне... Видишь, какую стрельбу учинили, прямо засыпали ружейным и пулеметным огнем... Видать по всему, силы у них большие... Вон там, - указал он правее кургана, плавающего в голубом мареве, - маячит ихняя конница. Сотни две, должно быть... У нас есть потери: трое ранено, один убит...
   - Куда вы раненых дели?
   - Пока тут у нас, в окопах, лежат... Перевязали их... Под таким огнем их никак в станицу не доставишь...
   - В станицу раненых обязательно надо отправить, - сказал Прохор. Там фельдшер есть... Товарищ Коновалов, прошу вас держаться до последнего патрона. Я вам пришлю помощь... а потом мы придумаем, что делать дальше... Я буду наведываться...
   - Не беспокойся, товарищ Ермаков, - заверил командир заставы, вглядываясь в сторону противника, - будем держаться... - Не договорив он торопливо схватил висевший у него на шее бинокль, приложил к глазам.
   - Гм, - усмехнулся он, указывая на курган, - смотри, какой герой фасонистый... Командир ихний, должно.
   Прохор взглянул в свой бинокль. Хотя до кургана было и далеко, но перед его взором ясно предстал на фоне безоблачного, голубого неба стоявший на кургане всадник на серой лошади.
   Прохор с минуту смотрел в бинокль. Коновалов тоже разглядывал всадника.
   - Дай мне винтовку, - сказал Прохор лежавшему в окопе молодому парню. Тот подал винтовку.
   Прохор тщательно прицелился во всадника на кургане.
   - Далеко, Прохор Васильевич, - заметил Коновалов. - Тут ведь, пожалуй, версты три, а то и поболе будет.
   Прохор не ответил и выстрелил подряд три раза, потом снова посмотрел в бинокль. Он видел, как серый конь взвился на дыбы и стремительно сорвался с кургана.
   - Ведь это Константин! - с ужасом вскричал Прохор. - Брат!
   - Да, это твой брат, - подтвердил Коновалов и внимательно посмотрел на растерянного Прохора. Лицо Прохора исказилось, словно он хотел заплакать.
   - В коня ты наверняка попал, - сказал Коновалов.
   Прохор промолчал. Теперь лицо его было суровое, мрачное.
   - Я Пошел, товарищ Коновалов, - подал он руку командиру заставы. Держитесь. За ранеными пришлю...
   XII
   Бойцы были готовы к выступлению. Ждали приезда командира отряда. Каждый понимал, что наступил час жестоких испытаний и кто ведает, кого из них пощадит судьба.
   Да, по всему было видно, что дело разыгрывалось всерьез. Со всех сторон станицы стрекотали ружейные выстрелы, металлическим лаем заливались пулеметы. Били пушки. Снаряды, с грохотом взрываясь на станичном плацу, разносили по сторонам смертоносные осколки.
   Станица словно вымерла.
   Прискакав в штаб, Прохор сейчас же разослал красногвардейцев из резерва на укрепление застав. Санитарам приказал собрать раненых в школу...
   В сопровождении своего неизменного ординарца Сазона, все еще продолжавшего дуться, Прохор мчался от одной заставы к другой, всюду наводя порядок, ободряя красногвардейцев.
   Весь день белые обстреливали заставы. К вечеру перестрелка стала затихать. Воспользовавшись затишьем, кашевары развезли по заставам кулеш, свежевыпеченный хлеб и воду.
   Посланные Прохором разведчики сообщили, что далеко от станицы им отъехать не удалось. Всюду они наталкивались на цепи белых. По всей видимости, их было не менее полка. Прохор задумался. Можно ли его небольшому отряду, насчитывающему более двухсот бойцов, долго продержаться, тем более, что у противника было много патронов, пулеметов и даже пушек. У Прохора же не только пулемета или пушки, но даже лишнего патрона не было.
   Прохор мучительно придумывал, как выйти из создавшегося положения.
   Все, конечно, получилось просто. Сбежавшие из станицы Свиридов и Адучинов сообщили белому командованию о силах красногвардейского отряда и его вооружении. Эти-то сообщения, несомненно, и заставили белых окружить станицу для того, чтобы захватить всех красногвардейцев в плен.
   "Ах, черт побери! - размышлял обо всем этом Прохор. - Надо бы, как только выяснилось исчезновение Свиридова и Адучинова, вывести отряд из станицы и идти на Гашун к Буденному..."
   Прохор снова послал разведчиков еще раз прощупать цепи белых с тем, чтобы найти возможность для ночного прорыва сквозь окружение.
   Но разведчики вернулись с плохими вестями. Кольцо врага было плотным. Надеяться на прорыв без крупных жертв нельзя было.
   Взволнованно расхаживая по учительской, Прохор бодрствовал всю ночь. На полу, утомленные дневными боями, спали Сазон с Дмитрием. Прохор остановился около них.
   - Сазон! - тихо позвал он. - Встань, поговорить надо...
   Зевая и потягиваясь, Сазон сел на табурет.
   - Сазон, дорогой друг, - положил на его плечо руку Прохор.
   - Ну, слушаю.
   - Все серчаешь на меня, а?..
   Сазон промолчал.
   - Ну прости, Сазон... Ей-богу, прости!.. Мне показалось, что ты струсил... Ну, сам понимаешь, трусов я не терплю. Прости!..
   Веки у Сазона задрожали. Вскипая, он горячо заговорил:
   - Я - трус?.. Не доводи меня до гнева, Прохор. Ей-богу, не доводи...
   Взглянув на ощетинившегося своего приятеля, Прохор усмехнулся. Вид у Сазона был задиристый.
   - Ну, хватит, Сазон, извини меня, - обнял его Прохор. - Убедился я, что ты храбрый, а потому и хочу тебя просить послужить честью для спасения всего нашего отряда...
   Сазон насторожился:
   - Что ты хочешь от меня?
   - Хочу просить тебя, Сазон, - прошептал Прохор, - чтоб ты совершил подвиг, большое геройское дело.
   - Ну? - взглянул Сазон на него. - Какое это такое геройское дело?..
   - Сазон, - печально сказал Прохор, - попали мы в трудное положение... Сам видишь, тебе нечего об этом говорить... Сейчас же, пока не рассвело, бери самого лучшего станичного жеребца и пробивайся сквозь вражеское окружение. Во что бы то ни стало надо пробиться!.. Мчись, как ветер, прямо на станцию Гашун. Там со своим отрядом стоит Буденный. Я ему напишу, да ты и сам все расскажешь... Проси, чтоб выручил нас... Мы будем держаться крепко, не сдадимся... Но ты, Сазон, понимаешь, патроны у нас на исходе... Выручай, друг... Выручишь, слава и благодарность от нас всех тебе большая будет, а погибнешь, то, что ж, друг дорогой, никуда не денешься. Мы тоже все на смерть обречены.
   Сазон молча одевался. Встав перед Прохором, он торжественно проговорил:
   - Трудное дело, Прохор Васильевич, поручил ты мне. Но, чего бы это ни стоило мне, хоть головы, а я постараюсь его выполнить... Пиши Буденному. Ежели меня убьют, то отдайте родным коня, а то ж я последнюю лошаденку со двора свел... Пиши! - И, отвернувшись от Прохора, проворчал: - Я тебе покажу труса...
   Прохор написал одну записку Буденному, прося его о помощи, и другую Звонареву, чтобы тот беспрекословно выдал из конюшни жеребца Сазону Меркулову по его личному выбору.
   XIII
   В мае германский отряд генерала фон Арнима торжественно вступил в Ростов. Вначале ехали баварские кавалеристы на грузных, лоснящихся от жиру вороных лошадях, затем, чеканно выстукивая по мостовой коваными каблуками и мерно покачивая щетину штыков, под гром барабанов и звуки фанфар, по Садовой улице проходила пехота.
   Толпы нарядной буржуазии, заполнившие тротуары, восторженными криками приветствовали входивших в город "гостей". Дамы посылали им воздушные поцелуи, бросали солдатам букеты цветов. Немцы поглядывали по сторонам с видом победителей, гордо и надменно.
   * * *
   ...На окраине города, утопая в яркой листве распустившихся деревьев, стоял маленький белостенный домик с красной черепичной крышей.
   Подойдя к нему, Семаков оглянулся по сторонам и, убедившись, что, кроме него и Виктора, никого на улице нет, нырнул в гостеприимно распахнутую калитку. Виктор последовал за ним.
   - Заждалась вас, - шепнула им молодая женщина в платке, запирая Калитку.
   - Все уже собрались? - так же тихо спросил у нее Семаков.
   - Все. Идите, они вон там, в садике.
   Семаков и Виктор пошли по узенькой тропинке, пробитой в густой траве.
   На лужайке, за кустами распустившейся сирени, сидело несколько мужчин и молодая красивая брюнетка. Белокурый молодой человек, по виду рабочий, стоял на коленях, что-то писал на табурете. Двое в защитных гимнастерках, чуть постарше, склонившись к табурету, покуривая, смотрели, как писал белокурый. В стороне от них, прислонясь спиной к створу акации, сидел Василий Афанасьев и о чем-то беседовал с Андреевым.
   Плотный мужчина лет сорока с русой бородой посмотрел на Семакова и Виктора и сказал:
   - Здравствуйте, товарищи! Садитесь!
   Виктор присел на траву, а Семаков опустился на корточки и заговорил о чем-то с женщиной, полулежавшей на траве. В руках у нее был букет сирени.
   - Познакомься, крестник, - сказал Семаков Виктору. - Это товарищ Елена.
   Виктор пожал маленькую горячую руку женщины. Она улыбнулась и сказала:
   - Вы совсем молоденький, еще мальчик... - И, заговорив о чем-то с Семаковым, крикнула писавшему: - Скоро ты, Журычев?
   - Кончаем, - сказал тот, не отрываясь от писания. - Сейчас прочту. Желаете послушать?
   - Ну конечно, - ответил Андреев. - Читай, послушаем.
   Журычев встал.
   - Слушайте, товарищи, - обвел он всех взглядом и стал читать:
   "Товарищи!
   Полчища корниловско-деникинских бандитов огнем и мечом водворяют на тихом Дону старый режим. Революционные солдаты и казаки вместе со своими братьями рабочими и крестьянами завоевали себе свободу, но генералы, капиталисты и помещики решили ее отнять у нас. Казаков мобилизуют на непонятную им войну. Иногородних крестьян снова намереваются превратить в бесправных людей и отнять у них землю, дарованную им революцией. На шею им сажают помещиков. У рабочих отнимают фабрики, заводы и все свободы, завоеванные ими. За нашими спинами снова встают полицейские и жандармы.
   Товарищи, не поддавайтесь увещеваниям генералов. Они - ваши враги. Не вступайте в белую армию. Она будет вашей гибелью. Крепко держите революционное знамя свободы в своих руках..."
   - Ну как, товарищи? - снова оглядел всех голубыми глазами Журычев.
   - Вообще-то неплохо, - сказал Андрей, задумчиво ущипнув бородку. Вот коротковато только, пожалуй... Но ничего... Миша, - обратился он к молодому, пареньку, сидевшему одиноко в стороне, - возьми-ка это воззвание и беги в типографию, к Лукьяну Лукичу... Знаешь ведь его?..
   - Знаю, - мотнул головой парень.
   - Делай это осторожно. Если у тебя найдут эту бумажку, - не помилуют... Скажи Лукьяну Лукичу, пусть наберет и отпечатает экземпляров пятьсот...
   Взяв у Журычева исписанный лист бумаги, паренек его свернул и сунул в карман.
   - Нет, Миша, - покачал головой Журычев, - так не годится. Плохой ты конспиратор. А ну скидай сапог.
   Паренек послушно сбросил с себя сапог и подал Журычеву. Тот внимательно осмотрел его.
   - Ни одной дырки, - сказал он с сожалением. - Новый сапог.
   Вынув из кармана перочинный нож, он аккуратно подрезал подклейку и засунул под нее бумажку.
   - Вот так-то будет надежное. Надевай, мчись!
   Надев сапог, паренек убежал.
   - Ну что, товарищ Журычев, поговоришь с народом? - спросил Андреев.
   - Обязательно, - кивнул тот головой.
   Журычев сел на табурет. Виктор уже слышал о нем. Несмотря на то, что он был сравнительно еще молод - лет двадцати семи-восьми - он пользовался среди рабочих большим авторитетом.
   - Поговорим, товарищи, - сказал Журычев, снова оглядывая всех. - Вам, конечно, уже известно о том, что у нас в Ростове для работы в тылу белогвардейской армии и германских оккупантов организован подпольный большевистский комитет, объединяющий многих истинных революционеров-большевиков. Мы с вами являемся частью этой организации...
   Он коротко и ясно рассказал о целях и задачах деятельности большевистской организации в подполье.
   - Наряду с большой политической массовой работой среди рабочих, крестьян и казаков мы начнем, а можно сказать, что уже и начали, развертывать широкую деятельность в воинских частях белой армии. Белые части быстро формируются. Оккупация германцами Ростова и других городов и станиц Дона способствует этому. Надо приложить все усилия к тому, чтобы изнутри разложить эти части. Мы связались с представителями некоторых белых воинских частей, преданными большевистской партии. Через них мы проводим агитационную и пропагандистскую работу. Снабжаем их прокламациями и нелегальной литературой. Но этого мало. Некоторым нашим товарищам-фронтовикам придется под вымышленными фамилиями зачислиться на непродолжительное время в ряд формирующихся белых частей с целью разложения их, а также и для разведывательной работы. В первую очередь, я имею в виду таких товарищей, как Волков, Курицын, Афанасьев и другие...
   - Да вы что, товарищ Журычев! - с возмущением выкрикнул Афанасьев. Мыслимое ли дело, чтоб я вступил в ряды белогвардейцев?.. Нет, на это я не согласен. За кого вы меня считаете?..
   - До сих пор считал вас дисциплинированным большевиком, - строго сказал Журычев. - А вот как дальше буду считать - будет зависеть от вашего поведения, от вашего подчинения партийной дисциплине... Напрасно вы, товарищ Афанасьев, кипятитесь. Разве я вас заставляю служить белогвардейцам?! Ведь вы только наладите в белой части работу, завербуете несколько надежных товарищей для продолжения работы, свяжете этих товарищей с подпольной большевистской организацией... Вот и все... Причем, это я говорю не от своего имени, а от имени Ростово-Нахичеванского большевистского подпольного комитета, который на этот счет имеет свое решение. Товарищ Афанасьев, вы должны зачислиться в формируемую белогвардейцами так называемую Астраханскую армию, товарищ Волков по документам прапорщика Викентьева вступит в Саратовскую армию, формируемую в Новочеркасске... Вы, товарищ Курицын...
   Распределив всех присутствующих по белогвардейским частям, Журычев сказал:
   - Завтра каждый из вас получит документы. Они так хорошо сделаны, что никакого подозрения у белогвардейцев не вызовут... Получите и инструкции от товарища Андреева... Договоритесь с ним о встрече. Вот пока и все.
   XIV
   Штаб 37-й стрелковой дивизии Шевкопляса обосновался на станции Ремонтная.
   В окрестности станции шныряли белогвардейские шайки, и не было такого дня, чтобы в том или другом месте не происходили мелкие стычки. Но крупных боев пока еще не было. По данным разведки и по показаниям пленных белогвардейцев, белые на этом участке фронта сосредоточивали крумые силы для того, чтобы сразу же нанести сокрушительный удар советским войскам.
   Дни стояли знойные, душные. Весь мир, казалось, изнемогал в напряженном томлении. Тоскливо посвистывали суслики в выжженной степи, нудно звенели кузнечики. Ленивыми тенями в горячем сухом воздухе носились степные орлы, выискивая зорким оком добычу...
   Буденный, только что назначенный заместителем командира кавалерийской части, лежал под телегой в тени, сосредоточенно всматриваясь в карту сальских степей, иногда что-то в ней отмечая карандашом, прочерчивал какие-то линии, стрелы. Он изучал местность, расположение частей противника...
   Стало вечереть. Солнце, разбухая и багровея, покатилось к закату. Небосклон на западе запылал в зареве. Из-под сараев полезли сумеречные синие тени. Кавалеристы начали уборку лошадей. Скребли их атласные спины скребницами, чистили щетками, гремя ведрами, подводили коней к колодцам, поили, а потом привязывали их на ночь к коновязям.
   Буденный свернул карту и хотел было встать, но начавшийся разговор между конниками заставил его задержаться. О чем-то спорило несколько голосов.
   - Пошел ты к чертовой матери со своими комитетчиками! - выругался чей-то хрипловатый голос. - Какая от них польза?
   - Нет, ты так не говори, - возразил кто-то. - Я ведь сам был членом полкового комитета и знаю. Если, бывало, комитет что постановит, так черта с два командир что мог сделать своевольно.
   - Так то же было при Керенском. А при советской-то власти на что они сдались?
   - Нет, брат, ты неправильно говоришь...
   Заинтересовавшись спором кавалеристов, Буденный встал из-под телеги, подошел к спорившим.
   - О чем митингуете, товарищи?
   - Да вот, товарищ Буденный, - ответил высокий сухощавый солдат. - О полковых комитетах разговор ведем.
   - Чего вы о них вспомнили?
   - По-моему, товарищ Буденный, - проговорил высокий солдат, - надо комитеты снова ввести, как это, скажем, было при Керенском. Я сейчас был в штабе дивизии, - дружок мой там писарем служит, - так он мне сказал, что из Царицына приехали какие-то двое. Один из них будто прозывается Ворошиловым. Так вот они-то и будут вводить эти комитеты в каждой воинской части...
   О приезде Ворошилова Буденному ничего не было известно. Он не поверил солдату.
   - Что зря болтаешь, Мищенко, - оборвал он солдата. - Ты, наверно, перепутал все.
   - Я - болтаю?! - изумленно всплеснул руками солдат. - Да вы что, товарищ Буденный?.. Тридцать один год на свете прожил, никогда зря не болтал... Ведь говорю ж я вам, что сейчас самолично был в штабе у Шевкопляса, собственными своими глазами видел, как прошли мимо меня какие-то двое к начдиву. Я спросил у своего дружка, кто это, мол? А он говорит, что это, мол, товарищ Ворошилов из Царицына... Хотите верьте, товарищ Буденный, хотите не верьте... Дело ваше. Да что о том толковать, вы пойдите сами в штаб и узнаете... Там, говорят, сейчас совещание командиров состоится...
   - Схожу узнаю, - сказал Буденный. - Так ты, Мищенко, стоишь за то, чтобы снова ввести полковые комитеты?
   - Обязательно, товарищ Буденный, - убежденно проговорил солдат. - Они же будут контролировать командиров, чтоб не изменили... А то ж ныне, извиняйте, всякая дрань в командиры лезет.
   Буденный засмеялся. Он снова подошел к телеге, надел свою драгунскую, желтую с синим околышем, фуражку, перекинул через плечо ремень шашки и направился в штаб дивизии.
   В большой комнате школы, где помещался штаб, набилось много народу. Сюда явились командиры полков, рот и эскадронов... Собрание уже началось. У стола, накрытого красной скатертью, говорил, как сказали Буденному, военрук Северо-Кавказского военного округа, бывший царский генерал Снесарев, прибывший в Ремонтную вместе с Ворошиловым. Чтобы не помешать этому, небольшого роста, с крупным мясистым носом плотному седоволосому человеку в очках, Буденный, осторожно ступая, прошел в угол и сел.
   Снесарев кончил. Стали выступать командиры. Каждый из них заявлял о своем, наболевшем. Кто жаловался на отсутствие дисциплины в его части, кто просил обмундирования и оружия. Человека два-три с жаром говорили о необходимости создания при воинских частях полковых и дивизионных комитетов, которые должны сыграть роль помощников командира части.
   Буденный рассеянно слушал выступления командира. Он разыскивал глазами Ворошилова. Но сколько ни оглядывался вокруг, кроме своих командиров да этого человека в очках, только что выступавшего здесь, никого не было.
   Впрочем, вот кто-то незнакомый сидит в противоположном углу в наброшенной на плечи кожаной тужурке и, внимательно слушая выступления ораторов, записывает что-то в блокнот.
   "Вот это и есть Ворошилов", - подумал Буденный.
   - Буденный, будешь выступать? - спросил у него Шевкопляс.
   Буденный поднялся. Он подошел к столу, за которым сидели Шевкопляс и Снесарев.
   - Товарищи! - начал Буденный. - Здесь выступали многие командиры и говорили каждый о том, что тревожит его сердце. Говорили правильно, дельно. Согласен я со многими. А вот некоторые мои товарищи, выступая здесь, требовали создания при полках, бригадах и дивизиях солдатских комитетов по примеру, как это, скажем, было при Керенском... Эти товарищи забыли о том, что когда при правительстве Керенского существовали комитеты, то тогда время было другое. Теперь же победила пролетарская революция, и комитеты, раньше сыгравшие свою полезную роль, отжили. Спрашивается, зачем они сейчас, при советской власти, эти комитеты, понадобились? Некоторые командиры говорили, что комитеты-де нужны будут как помощники командира той или другой части. Так ли это?.. А вот наши красноармейцы рассуждают по-другому. Шел вот я сейчас сюда, вижу на улице собралась группа наших конников, о чем-то спорят, шумят... Прислушался я. Оказывается, спорят они тоже о комитетах - нужны комитеты или не нужны. Спрашиваю у одного: "А зачем они нужны, эти комитеты-то?" "А как же, отвечает, - непременно нужны, чтоб следить за командирами, как бы не изменили..."
   Кругом раздался хохот. Рассмеялся и Буденный.
   - Ну, уж если те командиры, которые здесь выступали, и требовали создания комитетов по тем же соображениям, что мне высказывали кавалеристы, то тогда я возражать не буду... Видимо, эти командиры на себя не надеются...
   Смех усилился. Буденный взглянул на Ворошилова. У того в глазах дрожали смешливые искорки.
   - Но я думаю, товарищи, - продолжал Буденный, - что большинство командиров с такими доводами не согласится. Я повторяю, что при Керенском солдатские комитеты сыграли свою положительную роль. Я сам был комитетчиком и в своем драгунском полку и в бригаде и отлично это знаю... Но сейчас другое дело. Мы должны в своих советских частях укрепить твердую сознательную дисциплину. Все же эти комитеты будут лишь разлагать воинскую часть. Какая может быть дисциплина при комитетах, если командир части без согласия комитета не имеет права отдать приказа?.. Предлагаю, товарищи, не обсуждать этого вопроса.
   После Буденного выступало еще несколько командиров. Одни поддерживали Буденного и требовали прекратить разговоры о создании солдатских комитетов. Другие, наоборот, пылко опровергали доводы Буденного и доказывали необходимость введения комитетов.
   К столу неторопливо подошел Ворошилов. Сняв фуражку, он что-то сказал Шевкоплясу. Тот, мотнув головой, приподнялся.
   - Слово имеет командующий Десятой Красной Армией товарищ Ворошилов! выкрикнул он.
   - Я внимательно слушал выступления товарищей, - негромко проговорил Ворошилов. - Многие командиры говорили полезные вещи. Вопрос дисциплины, вопрос продовольствия и ряд других вопросов, поднимаемых здесь товарищами, требует самого пристального внимания и рассмотрения. Требования эти справедливые, и я обещаю вам, товарищи, доложить о них Военному совету и убежден в том, что он рассмотрит их и удовлетворит. Некоторые товарищи командиры выступали здесь за создание комитетов. Но много было и против. Те и другие говорили убедительно. Приводили много доводов за и против. Но мне больше всех понравилось выступление вот этого товарища в желтой фуражке, - показал он на Буденного, - товарища...
   - Буденного, - подсказал Шевкопляс.
   - Да, именно выступление товарища Буденного, - повторил Ворошилов. Говорил он убедительно и правильно, но, к сожалению, неправильно только сделал выводы. Зачем же снимать с повестки дня этот вопрос? - взглянул он на Буденного. - Нет! Совсем не следует его снимать. Наоборот, этот вопрос надо тщательно обсудить, взвесить все предложения за и все предложения против и только тогда найти истину. Только тогда делать выводы, приемлемо ли для нас с вами предложение о создании комитетов при воинских частях или неприемлемо. И почему неприемлемо. Только во всесторонних обстоятельных суждениях рождается правильное решение. Так или нет, товарищи?
   - Так! - послышались голоса. - Так, товарищ Ворошилов!
   - И я думаю, что так, - улыбнулся Ворошилов. - Если спросят мое мнение по этому вопросу, то я прямо скажу: комитеты нам не нужны. Нам надо идти не по этому пути. Этот путь ложный, и он приведет нас не к той цели, которую мы с вами преследуем... Нам надо идти по пути создания боеспособной, сплоченной, мужественной, бесстрашной армии рабочих и крестьян, способной защитить Октябрьские завоевания рабочего класса. Армии сознательной, отлично понимающей, за что она борется, армии, в основу которой заложена товарищеская суровая дисциплина... Я думаю правильно говорю, товарищи.