- Тем лучше! - И она заключила меня в свои объятия. - Тем лучше, мой
ангел, я охраню тебя от этого идиотского ритуала. И если тебя об этом
спросят на исповеди, говори, что ты еще не готова. Мать- монахиня,
отвечающая за новеньких, - моя подруга, и ее положение зависит от моей
благосклонности. Я скажу ей, и тебя оставят в покое. Что же касается мессы,
тебе придется там появляться вопреки нашему желанию. Кстати, ты заметила эту
маленькую библиотечку? - вдруг спросила она, показывая на пару дюжин томов в
красных сафьяновых переплетах. - Я пришлю их тебе, и ты сможешь почитать эти
мудрые книги во время той скучнейшей церемонии. Они в какой-то мере облегчат
тебе эту пренеприятнейшую обязанность.
- О, моя наставница! - вскричала я растроганно. - Как я вам обязана!
Мое сердце и мой разум уже устремляются к источнику, который вы мне
обещаете... Знайте же, что, хотя ваши речи были для меня новостью и новостью
приятной и неожиданной, я в очень раннем возрасте почувствовала отвращение к
религии и с великой неохотой исполняла ее обряды. Вы не можете себе
представить, как я рада услышать, что вы собираетесь расширить мой кругозор!
Увы, до сих пор я не слышала философских рассуждений насчет этого
идолопоклонства, а свой скромный запас религиозной нечестивости скопила
только благодаря подсказкам Природы.
- Тогда следуй ее советам, милая, потому что они никогда тебя не
обманут.
- Меня очень убедили ваши речи, - продолжала я. - В них столько здравых
мыслей... Осмелюсь заметить, что редко можно встретить подобную мудрость в
вашем возрасте. Трудно поверить, что человеческое сознание способно достичь
высот, каких достигли вы, если только человек не обладает самыми
необыкновенными талантами. Поэтому простите мой вопрос: как вам удалось
совершить столько зла и сделать себя до такой степени жестокой?
- Придет день, и ты узнаешь обо мне все, - сказала настоятельница,
поднимаясь со своего стула.
- Зачем ждать? Неужели вы боитесь...
- Боюсь повергнуть тебя в ужас.
- Не бойтесь этого, мадам.
Однако стук в дверь помешал Дельбене закончить свою историю, которую я
так жаждала поскорее услышать.
- Тсс, - прошептала она, прижимая палец к губам, - давай вернемся к
нашим делам. Поцелуй меня, Жюльетта, а когда-нибудь позже мы продолжим этот
разговор.
В этот момент появились наши наперсницы, и я должна описать их.
Мадам де Вольмар приняла постриг только шесть месяцев назад. Ей недавно
исполнилось двадцать лет; высокая, статная, удивительно белокожая,
обладательница роскошных каштановых волос и самого прелестного тела, какое
только можно себе представить. Вольмар, одаренная природой столькими
достоинствами, несомненно, была одной из любимейших учениц мадам Дельбены и,
исключая хозяйку, самой распутной из дам, приготовившихся участвовать в
нашей оргии.
Сент-Эльм была новенькая - семнадцати лет, очень живая очаровательная
девушка с искрящимися глазами, прекрасной формы грудями, вся словно
излучавшая сладострастие. Элизабет и Флавия - обе были пансионерки; первой,
скорее всего, не исполнилось и тринадцати, второй было шестнадцать. У
Элизабет было чувственное лицо с удивительно тонкими изысканными чертами;
несмотря на юный возраст она имела приятное, уже сформировавшееся тело с
волнующими формами. Что же касается Флавии, у нее, конечно же, было самое
ангельское личико, какое можно найти в этом мире. Невозможно представить
себе более прелестной улыбки, более белоснежных зубов и мягких волос, и вряд
ли можно найти такое соблазнительное тело, такую упругую и ослепительно
белую кожу. Ах, друзья мои, если бы мне пришлось писать портрет Богини
Цветов, моделью я выбрала бы Флавию!
Обязательные приветствия и комплименты были весьма краткими, без
излишних формальностей. Каждая из участниц знала, что ее привело сюда, и
желала поскорее перейти к делу, а вот речи этих дам, признаться, несколько
удивили меня. Даже в самом дешевом публичном доме не часто услышишь подобные
непристойности, какие я услышала от этих юных созданий, и мне показался
восхитительным контраст между сдержанно-изысканными манерами и откровенным
бесстыдством и грубостью речей, приправленных непременными в таких случаях
сальными словечками.
- Дельбена, - заявила мадам Вольмар, едва ступив на порог, - держу
пари, что сегодня тебе не удастся заставить меня кончить: я всю ночь
трахалась с Фонтениль, и она высосала из меня все, что можно. Я без ума от
этой твари, за всю мою жизнь никто не ласкал меня так умело, как она, еще ни
разу я не испытывала таких мощных оргазмов, да еще с таким аппетитом. Да,
дорогие мои, это была не ночь, а сказка!
- Нет, вы только посмотрите на нее! - улыбнулась Дельбена, обращаясь ко
всем присутствующим. - А вот я надеюсь, что сегодня мы проделаем такие
номера, которые будут в тысячу раз слаще.
- Разрази меня гром! Тогда давайте приступим скорее! - вскричала
Сент-Эльм. - Ведь я, не в пример Вольмар, сегодня как после великого поста,
потому что спала одна. - И она с очаровательной непосредственностью подняла
свои юбки. - Взгляните на мою куночку: она уже вся высохла от жажды.
- Не спешите, - с укоризной заметила наша наставница. - Для начала
будет вступительная церемония; мы принимаем в нашу школу Жюльетту, и она
должна пройти ритуальные испытания.
- Какая еще Жюльетта? - удивилась Флавия. - Ах, вот она! По-моему, эту
прелесть я раньше не видела. - Она подошла ко мне и смачно поцеловала меня в
губы. - Ты умеешь сношаться, моя принцесса, надеюсь, ты тоже либертина?
{Распутная женщина, женщина вольного поведения.} А как насчет лесбиянства,
моя цыпочка?
И без лишних слов негодница властным жестом положила одну руку мне на
грудь, другую - на промежность.
- А она ничего, - сказала Вольмар, оценивающе разглядывая мои ягодицы.
- Давайте скорее испытаем ее, а потом порезвимся все вместе.
- Послушайте, Дельбена, - заговорила Элизабет, - как ты смотришь на то,
если Вольмар сразу приступит к этой аппетитной жопке? Она так и пожирает ее
глазами и жаждет отделать ее как следует.
(Читатель будет приятно удивлен, узнав, что это предложение поступило
от самой юной участницы нашей церемонии.)
- Всем известно, - вставила Сент-Эльм, - что наша Вольмар не уступит
никакому самцу с таким клитором чуть не с палец длиной. Ведь она будто
специально создана для того, чтобы удивлять матушку-природу: и самец, и
самка в одном лице. Но, увы, бедняжке приходится быть либо нимфоманкой, либо
содомиткой - иного ей не дано!
Произнеся эту шутливо-изысканную тираду, она подошла ближе и со всех
сторон оглядела меня внимательным и опытным взглядом, в то время, как Флавия
придирчиво ощупывала мое тело спереди, а Вольмар - сзади.
- Ясно как день, - продолжала она, - что у этой маленькой и сладенькой
сучки отличное тело, и клянусь, что еще до того, как наступит вечер, я узнаю
вкус ее спермы.
- Утихомирьтесь, прошу вас, - сердилась Дельбена, пытаясь восстановить
порядок. - Потерпите немного...
- Какого черта! Давайте начинать! - взвизгнула Сент-Эльм. - Я уже
истекаю. К чему ждать? Может, еще помолимся, прежде чем начнем сосать друг
друга? Сбрасывайте живее свое тряпье и за дело!
Если бы вы присутствовали при сем, вашим глазам предстали бы шесть юных
дев, одна прекрасней другой, страстно и неистово ласкающих обнаженные тела
друг друга и образующих невероятные, неописуемые, то и дело меняющиеся
композиции. Однако оргия началась с ритуала инициации.
- Прекрасно, - сказала Дельбена, когда девушки, наконец, успокоились. -
Вот теперь можно начинать. Итак, слушайте меня: Жюльетта ляжет на диван, и
каждая из вас по очереди проделает с ней все, что захочет. Я устроюсь
напротив и буду принимать вас, тоже по одной, после Жюльетты. Вы начнете в
ее объятиях, а кончать будете со мной. Но учтите, спешить мне некуда, и
плоть моя потечет не раньше, чем я приму всех пятерых.
Указания наставницы были выслушаны с великим вниманием, и я поняла, что
они будут выполнены самым пунктуальным образом. Присутствующие были
развращены до мозга костей, и вам, наверное, будет небезынтересно узнать,
что проделала со мной каждая из них. Они выстроились по возрасту, и первой
пошла в атаку самая младшая Элизабет. Маленькая прелестница тщательно
обследовала, покрывая поцелуями, каждую частичку моего тела, потом с
размаху, будто прыгнув с берега в воду, нырнула между моих ног, исступленно
впилась в промежность губами, как будто пытаясь влезть в мое нутро, и скоро
мы обе замерли от восторга и едва не потеряли сознание. Следующей была
Флавия, ее действия говорили о большем опыте и искусстве. После бесчисленных
предварительных ласк мы оказались в таком положении, что наши бедра
обхватывали головы друг другу, а искусные движения пылающих губ и языков
исторгли потоки липкой влаги из самых потаенных недр наших тел. Затем
подошла Сент-Эльм. Она легла на спину, заставила меня сесть на ее лицо
верхом, и я трепеща от восторга, почувствовала, как ее нос волнующе щекочет
мне задний проход, а острый язычок вонзается во влагалище. Я упала на нее
всем телом и таким же образом прижалась губами к ее промежности, стискивая
пальцами ее подрагивающие ягодицы, и пять неистовых, следовавших друг за
другом оргазмов показали, что не зря эта девочка сетовала на одиночество
предыдущей ночью. Я и сама исторгла ей в рот все соки, какие во мне
оставались, и никто до этих пор не глотал их с такой жадностью, как это
делала она. А в это время Вольмар уже пристроилась к моему заду и начала
страстно лобзать его: Через некоторое время, подготовив и смазав узкий
проход остреньким розовым язычком, она навалилась на меня и умело ввела свой
внушительных размеров хоботок в мой задний проход, потом повернула мою
голову к себе и, впиваясь в губы, принялась сосать мне язык, не переставая
при этом энергично двигать взад-вперед своим клитором. Не удовлетворившись
этим, ненасытная лесбиянка сунула в мою руку искусственный член, я из-под
низу нащупала ее раскрывшийся бутон и вонзила в него свое оружие; не успела
я совершить несколько сильных толчков, как распутница едва не испустила от
удовольствия дух.
После этого последнего натиска я заняла предназначенное мне место возле
Дельбены. Эта фурия разместила нас следующим образом.
Элизабет лежала на спине на самом краю кушетки и. рукой массировала
клитор Дельбены, которая полулежала рядом, опираясь на руки. Флавия стояла
на полу на коленях и, обхватив руками бедра наставницы, - облизывала ее
вагину. Сент-Эльм, плотно накрыв своими ягодицами лицо Элизабет, подставляла
жадно раскрытое влагалище поцелуям Дельбены, а Вольмар, обратившись в
содомита, самозабвенно удовлетворяла своим раскаленным клитором нашу
несравненную наставницу. Завершая композицию, я опустилась на четвереньки
рядом с Сент-Эльм, и Дельбена, в лихорадочном, но четко размеренном ритме
переходя от влагалища Сент-Эльм к моему анусу, ласкала нас поочередно:
лизала, щекотала, обсасывала с возрастающим жаром то одно отверстие, то
другое, при этом она вибрировала всем телом, откликаясь на пальцы Элизабет,
язык Флавии и клитор Вольмар, и ежеминутно извергалась в яростном
кратковременном оргазме.
- О, боги! - простонала Дельбена, наконец, выбираясь из плотного клубка
горячих тел, раскрасневшаяся как вакханка. - Клянусь своей мышиной норкой, я
никогда так не кончала! Но давайте продолжим: теперь вы все, по очереди,
будете ложиться на диван, а Жюльетта будет развлекаться с вами так, как
сочтет нужным, и вам придется подчиниться всем ее требованиям. Но поскольку
у нее пока нет опыта в таких делах, руководить буду я. И мы будем выжимать
из нее соки до тех пор, пока она не попросит пощады.
Первой на милость моей распаленной фантазии отдалась Элизабет.
- Пусть она обсасывает твой крохотный ротик, - скомандовала Дельбена, -
а пальчиками ласкает тот бутончик, что у тебя между ног. А я тем временем
займусь твоей попкой... Теперь твоя очередь, милая Флавия. Ты будешь сосать
грудки этого восхитительного создания. Надеюсь, она как следует вознаградит
твои старания... Ну, а вкусы Вольмар всем известны, так что поработай своим
язычком в ее задней норке, она ляжет на тебя, и ты узнаешь, какие чудеса
может творить ее язык... А сейчас сделаем так, - продолжала настоятельница,
когда подошла очередь Сент-Эльм, - я буду попеременно сосать ее попку и твою
вагину, а она точно так же приласкает меня.
Наконец, настал черед Дельбены, и я, возбужденная сверх всякой меры
предыдущими ласками, в особенности ягодицами Вольмар, сказала, что хотела бы
удовлетворить хозяйку массивным искусственным органом.
- Так займись этим, дорогая, и вообще поступай так, как подсказывает
тебе сердце, - спокойно и даже смиренно ответила Дельбена, выставляя напоказ
упругие аппетитные полушария своего восхитительного зада. - Вот тебе норка,
которую ты просишь, прочисти ее хорошенько и не вздумай жалеть.
- Охотно! - восторженно воскликнула я и без промедления принялась
содомировать {Заниматься содомией, совокупляться через задний проход.} свою
наставницу. - А теперь, - обратилась я к Вольмар, продолжая ритмично двигать
своим оружием, - давайте сюда ваш сладкий хоботок, его так жаждет моя попка:
я хочу узнать, что испытывает наша милая Дельбена. Вы даже не представляете
себе, как давно я мечтала об этом. Одной рукой я хочу ласкать Сент-Эльм,
другой - Элизабет, а в довершение всего выпью все, что осталось во влагалище
Флавии.
Настоятельница сделала кое-какие уточнения и еще раз добавила, что я
должна получить все мыслимые удовольствия; семь раз мы меняли положения и
семь раз извергалось из меня семя в ответ на страстные ласки.
Плотские наслаждения сменились застольными радостями: мы перешли к
столу, где нас ожидал роскошный обед. Всевозможные вина и прочие
горячительные напитки оказали благотворное действие на наши утомленные тела,
и скоро вся компания вернулась к забавам либертинажа. Вначале мы разделились
на три пары. Сент-Эльм, Дельбена и Вольмар, как самые старшие по возрасту,
выбрали себе партнершу; случайно или намеренно я оказалась в паре с
Дельбеной, Элизабет досталась Сент-Эльм, а Флавия - Вольмар. Каждая пара
устроилась так, чтобы все могли наблюдать друг за другом. Думаю, что
читатель в состоянии представить себе лишь малую часть шалостей, которым мы
предавались, и признаюсь, что больше других мне понравилась Сент-Эльм. Как
только тела наши коснулись друг друга, жаркая волна охватила нас обеих, и
через несколько минут обе едва не потеряли сознание. В конце концов все
шестеро сплелись в один трепещущий клубок, и два последних часа этого
праздника извращенной похоти и необузданного сладострастия прошли как в
тумане.
С удивлением отметила я и тот факт, что к девочкам-пансионеркам
отношение было исключительно внимательным и заботливым. По правде говоря, я
не заметила такого отношения к тем, кто уже принял обет монашества, однако
долго не могла понять, почему уважением здесь пользуются девушки, которым
суждено провести жизнь в миру, а не в обители.
- Мы бережем их честь и достоинство, - объяснила Дельбена, когда я
спросила ее об этом. - Конечно, мы не упускаем случая позабавиться с этими
девицами, но зачем ломать их души? Почему должны они с болью и ненавистью
вспоминать мгновения, проведенные среди нас? Нет, мы не так жестоки, и хотя
ты считаешь нас бесконечно развратными, мы никогда не обижаем своих
наперсниц.
Я нашла эти рассуждения очень здравыми, однако я давно чувствовала, что
Природой мне назначено превзойти в злодействе всех, кого я встречу на своем
пути, и у меня неожиданно возникло непреодолимое желание втоптать в грязь и,
может быть, подвергнуть самым изощренным мучениям кого-нибудь из тех, кто
доставил мне столько блаженства; желание это было не менее властным, чем мое
твердое намерение утопить себя в пучине разврата.
Дельбена скоро заметила, что я предпочитаю ей Сент-Эльм.
Действительно, я обожала эту очаровательную девушку, я буквально ни на
шаг не отходила от нее, но она была бесконечно глупее настоятельницы, и та,
незаметно и умело, постоянно возвращала меня в свои сети.
- Я понимаю, как страстно ты желаешь лишить невинности девственницу или
даже самое себя, - сказала мне однажды несравненная Дельбена. - Я не
сомневаюсь в том, что Сент-Эльм уже готова к тому, чтобы доставить тебе это
удовольствие. В самом деле, чего ей бояться? Она ничем не рискует, потому
что проведет остаток своих дней в святой обители. Но если ты, Жюльетта,
освободишься от этого бремени, которое так тяготит тебя, ты навсегда
закроешь себе все пути к замужеству. Подумай над этим и поверь мне:
невероятные несчастья могут стать следствием утраты той части тела, с
которой ты так легкомысленно собираешься расстаться. Поверь мне, мой ангел,
я безумно люблю тебя, поэтому советую тебе оставить Сент-Эльм в покое;
возьми лучше меня, и я удовлетворю все желания, которые не дают тебе покоя.
Но если тебе этого мало, выбери в монастыре невинную девушку, насладись ее
первыми плодами, и тогда я сама, своими руками, сорву сладкий плод твоей
невинности. Нет нужды говорить тебе, что это будет больно. Но не бойся, я
все сделаю аккуратно. Как я это сделаю. - тебя не касается, но ты должна
дать торжественную клятву, что отныне ни словом не обмолвишься с Сент-Эльм.
А если ты ее нарушишь, месть моя будет страшной и беспредельной.
Я слишком дорожила расположением этой стервозной женщины, чтобы
обмануть ее доверие; кроме того, я сгорала от нетерпения вкусить обещанные
ею удовольствия, поэтому оставила в покоя Сент-Эльм.
- Ну и как, - спросила меня Дельбена месяц спустя, в течение которого
она незаметно испытывала меня, - ты сделала выбор?
И вы, добрые друзья мои, ни за что не догадаетесь, кто стал объектом
моего извращенного воображения. То самое бедное создание, которое до сих пор
стоит у вас перед глазами: моя собственная сестра. Но мадам Дельбена слишком
хорошо знала ее и жалела, поэтому начала меня отговаривать.
- Согласна с вами, - наконец, сдалась я. - Но в таком случае я выбираю
Лоретту.
Ее молодость - ей было только десять лет, - ее красивое, будто
озаренное теплым светом личико, ее благородное происхождение - все в ней
возбуждало, воспламеняло меня, и не видя никаких препятствий для такого
предприятия - дело в том, что у маленькой сиротки не было других
покровителей, кроме престарелого дяди, жившего в сотне лье {Старинная мера
длины во Франции.} от Парижа, - настоятельница уверила меня, что дело можно
считать решенным и что девочка станет жертвой моих преступных желаний.
Мы назначили день, и накануне драмы Дельбена затащила меня в свою келью
провести ночь в ее объятиях. Как-то сам по себе наш разговор перешел на темы
религии.
- Я боюсь, - сказала она, - как бы ты не совершила слишком опрометчивый
поступок, дитя мое. Твое сердце, соблазняемое разумом, еще не достигло того
состояния, в котором я хотела бы его видеть. Ты до сих пор напичкана
суеверной чепухой, по крайней мере, так мне кажется. Послушайся меня,
Жюльетта, доверься мне полностью и постарайся сделать так, чтобы в будущем
ты, так же как и я сама, опиралась на надежные принципы в самых
исключительных ситуациях.
Когда начинают болтать о религии, первым делом вспоминают догмат о
несомненном существовании Бога, и, поскольку это и есть фундамент данного
ветхого сооружения, называемого религией, я начну именно с него.
Поверь, Жюльетта, нет никаких сомнений в том, что фантастическая мысль
о существовании Бога имеет своим истоком не что иное, как ограниченность
ума. Не зная, с кого или с чего началась вселенная вокруг нас, беспомощные
перед абсолютной невозможностью объяснить непознаваемые тайны Природы, мы, в
своем глубочайшем невежестве, поставили над ней некое Высшее Существо,
наделенное способностью производить все эффекты, причины коих нам
неизвестны.
И вот этот отвратительный призрак стал считаться творцом Природы в той
же степени, в какой считается творцом добра и зла; привычка полагать эту
точку зрения истинной и очевидная польза от этой гипотезы, которая угождает
человеческой лености и любопытству, быстро привели к тому, что люди поверили
в сказку так же, как в геометрическое доказательство, и убеждение это стало
столь глубоким, а привычка столь прилипчивой, что с самого начала требуется
недюжинный ум, чтобы не попасть в эти пагубные сети. Всего лишь один
маленький шажок отделяет факт признания Бога от его обожествления, ибо нет
ничего проще, чем молить кого-то постороннего о помощи и защите, нет ничего
естественнее привычки сжигать фимиам на алтарях этого фокусника и
волшебника, которого превозносят одновременно как первопричину и как
распорядителя всего существующего. Иногда его считали злобным, потому что из
непреложных законов Природы вытекают порой весьма неприятные результаты.
Тогда, чтобы ублажить его, приносили жертвы, с ними связаны посты,
изнурение, наложение эпитимьи {Наложение наказания во искупление греха.} и
прочий идиотизм - плод страха многих и отъявленного мошенничества немногих.
Или, если хочешь, извечные, неизменные плоды человеческой слабости, ибо пока
человек считает слабость своим уделом, он будет надеяться на богов и в то же
время будет страшиться их и оказывать им высшие почести как неизбежное
следствие глупости, которая возвела этих богов на пьедестал.
Само собой разумеется, моя дорогая, мнение, согласно которому
существует некий Бог и что он есть всемогущая сила, творящая и изобилие и
нищету, лежит в основе всех мировых религий. Но какую из них следует
предпочесть? Каждая выдвигает массу аргументов в свою пользу, каждая
ссылается на какие-то тексты, священные книги, вдохновленные своим
собственным божеством, каждая начисто отрицает все остальные. Признаюсь,
разобраться во всем этом довольно трудно. Единственный проводник в ночной
тьме - мой разум, и я высоко поднимаю этот светильник, помогающий мне
критически посмотреть на все эти противоречащие друг другу кандидатуры на
мою веру, все эти басни, которые я считаю нагромождением притянутых за уши
несуразностей и банальностей, от которых содрогаюсь от отвращения.
Итак, мы бросили беглый взгляд на абсурдные идеи, проповедуемые разными
народами на земле, и теперь я подхожу, наконец, к доктринам евреев и
христиан. Первые твердят о Боге, но никак не объясняют его происхождение, не
дают никакого о нем представления, не рисуют его образ; стремясь постичь
природу этого сверхбожества всех людей, я нахожу лишь детские аллегории,
недостойные величия того Существа, которого меня призывают принять как
Творца всего сущего; более того, законодатели этого народа рассказывают мне
о своем Боге с вопиющими противоречиями и используют при этом такие слова и
такие краски, которые скорее вызывают отвращение, нежели заставляют служить
ему. Пытаясь объяснить его сущность, они утверждают, что в Священных Книгах
звучит голос этого Бога, но меня поражает, почему, рисуя свой образ, Бог
выбирает такие изобразительные средства, которые побуждают человека
презирать его. Столкнувшись с этим вопросом, я решила внимательно прочитать
эти Книги и не смогла отделаться от мысли, что эти писания не только не
могли быть продиктованы разумом или духом божьим, но воистину они написаны
много позже смерти персонажа, который осмеливается утверждать, что он
дословно передает слова самого Бога. Ха! Ха! Вот так воскликнула я, изучив
всю эту белиберду, и убедилась, что Священные Книги, которые хотят всучить
мне под видом мудрых изречений Всевышнего, не более, чем выдумки мошенников
и шарлатанов, и вместо того, чтобы увидеть там отблеск божественного света,
я нашла дешевое трюкачество, рассчитанное на доверчивых глупцов. В самом
деле, что может быть нелепее, чем описывать на каждой странице, как это
делается в тех Книгах, богоизбранный народ, который Бог якобы сотворил для
себя самого; что может быть глупее, чем рассказывать, налево и направо, всем
прочим народам земли, что Всемогущий обращается лишь к этим кочевникам
пустыни, что он озабочен только их судьбой, что лишь ради их блага он меняет
движение звезд, перекраивает моря-океаны, спускает сверху манну небесную,
как будто этому Богу не было бы гораздо проще проникнуть в их сердца,
просветить их разум, нежели вмешиваться в безупречный промысел Природы, как
будто благосклонное отношение к темному, ничтожному, нищему и почти
неизвестному народу соизмеримо с высшим величием того Существа, которому
приписывают способность всетворения. И как бы я не хотела принять разумом
то, что эти абсурдные Книги стараются вдолбить в голову читателя, мне
пришлось задуматься над единодушным молчанием историков всех сопредельных
народов, которые обязательно должны были отметить в своих хрониках
чрезвычайные события, коими кишит Священное Писание, и этого факта оказалось
достаточно, чтобы зародить во мне сомнение относительно чудес, описанных в
этих баснях. Скажи на милость, что должна я думать, когда именно среди этого
самого народа, так усиленно восхваляющего своего Бога, больше всего
неверующих? Как возможно, что этот Бог осыпает свой народ благодеяниями и
чудесами, а возлюбленный народ этот не верит в своего Бога? Как возможно,
что этот Бог, на манер самых ловких лицедеев, трубит c вершины горы свои