Страница:
совершишь эту глупость. Ты можешь найти дюжину девиц получше этой Пальмиры,
что же до секрета Сен-Фона, ты не станешь счастливее от того, что узнаешь
какие-то новые его мерзости. Давай отобедаем, милая моя, и поспешим в город
- это тебя развлечет.
К шести часам мы были в пути - Клервиль, Эльвира, Монтальм и я; упряжка
из шести английских лошадей мчала нас быстрее ветра, и мы, без сомнения,
успели бы к началу балета, если бы не случилось непредвиденное: миновав
деревушку Аркей, мы встретили четверых людей, которые, угрожая пистолетами,
остановили карету. Было уже темно. Наши лакеи, робкие и изнеженные хлыщи,
мгновенно испарились, и, если не считать двух кучеров, мы оказались одни
перед лицом четверых разбойников в масках.
Клервиль, которая не имела никакого понятия о страхе, сразу и
безошибочно выделила из них главаря и, обратившись к нему, высокомерным
тоном спросила, что им нужно, но ответа не последовало. Похитители затолкали
нас в карету, и мы поехали обратно в направлении Аркея, потом повернули на
Кашан и чуть позже свернули на узкую дорогу, которая привела нас к
уединенному и, очевидно, хорошо укрепленному замку. Карета въехала во двор,
ворота закрылись, и мы слышали, как их забаррикадировали изнутри; тем
временем один из наших сопровождающих открыл дверцу экипажа и молча подал
нам руку, приглашая выходить.
Колени мои подгибались, когда я сошла на землю; я была близка к
обмороку, потому что перепугалась не на шутку; не лучше чувствовали себя мои
служанки, только Клервиль сохраняла самообладание. Она вышла из кареты,
высоко подняв голову и презрительно поджав губы, и бросила нам несколько
ободряющих слов. Трое из похитителей исчезли, и главарь провел нас в ярко
освещенную гостиную. Переступив порог, мы остановились, встретившись с
пронзительным, исполненным боли и печали, взглядом старика; из глаз его
текли слезы, и его утешали две очень хорошенькие молодые женщины.
- Вы видите перед собой все, что осталось от семейства Клорис, - начал
наш провожатый, к которому уже присоединились трое его спутников. - Старый
господин - отец главы семьи, а эти дамы - сестры его супруги, мы же - его
братья. Здесь не хватает главы дома, его жены и дочери; их ложно обвинили,
без всякой вины с их стороны, только потому, что они снискали немилость ее
величества и хуже того - гнев этого министра, который обязан своим
положением и богатством только благородству и помощи моего брата. Мы навели
справки и теперь совершенно уверены, что наши близкие, о которых мы ничего
не слышали с позавчерашнего дня, содержатся под стражей в загородном доме,
том самом, что вы покинули нынче вечером, и дай нам всем Бог, чтобы они были
еще живы. Вы близки к министру, и нам известно, что одна из вас - его
любовница, так что либо вы скажете нам, где находятся люди, которых мы
разыскиваем, либо представите доказательства, что их нет в живых, а до тех
пор вы останетесь нашими заложниками. Верните наших родственников, и вы
свободны, но если они убиты, вы в скором времени сойдете вслед за ними в
могилу, и ваши тени будут молить их о прощении. Больше мы ничего не имеем
сказать вам - говорите теперь вы. И поживее.
- Господа, - с достоинством ответила несгибаемая Клервиль, - мне
кажется, что ваши действия абсолютно незаконны. Я бы квалифицировала их как
недопустимо безобразные. Судите сами: мыслимое ли дело, чтобы две женщины -
вот эта дама и я (остальные - наши служанки) - повторяю, мыслимо ли, чтобы
две женщины были настолько близко знакомы с частной жизнью министра, что
могут быть в курсе событий, о коих вы имеете честь говорить? Неужели вы
всерьез полагаете, что если упомянутые вами лица попали в немилость двора, и
если этим делом занимается Правосудие или сам министр, неужели вы полагаете,
что нам может быть хоть что-то известно о их судьбе? У нас нет ничего, кроме
нашего слова чести, которое мы и даем вам и заявляем, что ничего, абсолютно
ничего, не знаем о том, что могло случиться с теми, чья судьба вас
беспокоит. Нет, господа, до сегодняшнего дня мы никогда о них не слышали, и
если вы - благородные люди и если вам больше нечего добавить, освободите нас
немедленно, потому что держите нас здесь против нашей воли, на что у вас нет
никакого права.
- Мы не собираемся опровергать ваши слова, мадам, - отвечал наш
провожатый. - Одна из вас четыре дня находилась в поместье министра, вторая
приехала туда сегодня к вечеру. Прошло также четыре дня с того времени, как
семью Клориса привезли в тот самый дом, следовательно, одна из вас наверняка
сумеет ответить на наши вопросы, и все вы останетесь здесь, пока мы не
получим разъяснений.
К этому трое других добавили, что если мы не хотим говорить по доброй
воле, у них есть средства заставить нас.
- Нет, я этого не допущу, - решительно вмешался старик, - здесь не
будет никакого насилия. Мы не должны употреблять методы наших врагов, чтобы
не брать на себя их грехи. Лучше попросим этих дам написать министру письмо
с просьбой срочно прибыть сюда, послание будет составлено таким образом,
чтобы он ничего не заподозрил и поторопился. Он приедет, и мы спросим у него
самого, в конце концов, ему не останется другого выхода, и он скажет, где
мой сын и его семья и что с ними. Если он откажется, тогда вот в этой руке,
хотя она и дрожит, достанет силы вонзить кинжал в его сердце... Вот что
такое деспотизм и тирания! Вот каковы их ужасные следствия! О, французский
народ! Когда же ты поднимешься на злодеев? Когда, устав от рабства и осознав
свою безграничную мощь, ты поднимешь голову и сбросишь цепи, в которые
заковали тебя коронованные преступники, когда, наконец, обретешь свободу,
которую даровала тебе великая Природа?.. Дайте им перо, чернила и бумагу.
- Отвлеките их, - прошептала я на ухо Клервиль, - я сама займусь
письмом.
Я написала следующий текст: "Дело исключительной важности требует
вашего присутствия здесь. Дорогу вам укажет податель сей записки. Приезжайте
как можно скорее".
Я показала письмо нашим похитителям, и они одобрили его. Подписывая
адрес, я улучила момент и приписала постскриптум: "Ворвитесь силой, иначе мы
погибли, силой же нас заставили написать вышесказанное". Заклеив конверт,
один из братьев ушел вместе с ним, а нас отвели в большую комнату на верхнем
этаже; дверь закрылась на засов, на страже стал второй брат Клориса.
Когда мы остались одни, я шепотом сообщила Клервиль, какие слова
приписала к записке. Она с сомнением покачала головой.
- Этого недостаточно, чтобы я успокоилась, - сказала она. - Потому что
если он ворвется сюда силой, эти скоты тут же перережут нам горло. А что
если попытаться соблазнить нашего тюремщика?
- Ничего не получится, - ответила я. - Ведь это не наемные убийцы. Эти
люди руководствуются честью, не говоря уже о кровных узах, и ничто не
заставит их отказаться от мести. Мне кажется, Клервиль, ваши принципы еще не
стали моими, поэтому меня страшит мысль о том, что по случайности или
какой-то фатальности - называйте это, как хотите, - в конце концов
восторжествует добродетель.
- Никогда и ни за что. Победа всегда достается сильному, а по силе
злодейству нет равных в нашем мире. Такие мысли говорят о твоей
непростительной слабости.
- Но ведь это мое первое серьезное испытание...
- Второе, Жюльетта. Позволь освежить твою память: только после того,
как ты вырвалась из тюрьмы, где тебя должны были повесить, фортуна начала
покровительствовать тебе.
- Верно. А я уже, забыла о том приключении.
- И забыла извлечь из него урок. Так что мужайся, дорогая, и будь
терпелива.
Ничто на свете не могло погасить пожар либертинажа, бушевавший в этой
замечательной женщине. В комнате, где нас заперли, была только одна кровать,
и вы не поверите, но Клервиль предложила всем четверым улечься в нее и,
чтобы скоротать время, ласкать друг друга до появления Сен-Фона. Однако
оказалось, что и я и мои служанки были не в состоянии утолить ее прихоти,
поэтому в ожидании дальнейших событий мы провели время в беседах.
Как будто почувствовав опасения Клервиль, Сен-Фон посчитал, поскольку
мы оказались пленницами родственников Клориса, что штурмовать замок
небезопасно и что в подобных обстоятельствах лучше употребить хитрость,
нежели прибегнуть к насилию. Так он и поступил.
Посланец возвратился вместе с двумя незнакомыми молодыми людьми,
которые привезли отцу Клориса письмо следующего содержания:
"Втягивать женщин в дела, касающиеся только мужчин, я считаю
нерыцарским поступком и предлагаю вам немедленно освободить этих дам. Вместо
них в качестве заложников направляю двух молодых людей, один из которых -
мой младший кузен, второй - мой племянник. Можете мне поверить, что их
безопасность намного для меня дороже, чем судьба женщин, находящихся в ваших
руках. Кроме того, вы можете отбросить все страхи касательно ваших близких:
они действительно содержатся под стражей, но в моем доме в Париже; считайте
меня ответственным за них, и я клянусь, что вы встретитесь с ними не позже,
чем через три дня. Еще раз повторяю: возьмите моих родственников и отпустите
женщин, а я буду в вашем доме через четыре часа после того, как вы получите
это письмо".
Теперь нам предстояло все обдумать хорошенько. Письмо министра нам,
разумеется, не показали, и только позже мы узнали о его содержании, а в тот
момент могли лишь об этом догадываться.
- Вы знакомы с этими молодыми господами? - обратился ко мне старый
Клорис.
- Разумеется, - отвечала я, словно какое-то шестое чувство подсказало
мне ответ, - это родственники министра; если они прибыли заменить нас, о
лучших гарантиях вам нечего и мечтать.
Они недолго посовещались, потом заговорил один из наших похитителей:
- Это может быть ловушка; как бы то ни было, я против того, чтобы
выпустить из рук этих женщин. Почему бы не задержать их всех? И у нас будет
двумя заложниками больше.
С этим предложением согласились остальные, и эти идиоты (как покажут
дальнейшие события, добродетель не приводит ни к чему иному, кроме как к
слабоумию), эти чурбаны и скоты заперли нас всех вместе в одной комнате.
- Будьте уверены, - сказал нам один из лже-родственников министра,
когда за нами закрылась дверь, - что мы прибыли помочь вам. Через два часа
все силы парижской полиции, в которой служим и мы, окружат замок со всех
сторон, а во время осады мы будем оберегать вас. Не волнуйтесь - мы
достаточно вооружены, и если эти злодеи, обнаружив, что их провели, решатся
предпринять что-нибудь против вас, вы будете под надежной защитой.
- Я только опасаюсь, - сказала Клервиль, - как бы наши идиоты не поняли
свою ошибку, посадив нас всех вместе. И если нас разлучат, мы уже ничего не
сможем сделать.
- Ну что ж, - заметила я, почувствовав в себе былую уверенность, -
тогда нам следует просто-напросто объединиться самым неразлучным образом.
- Что я слышу? - удивилась Клервиль. - Минуту назад ты тряслась от
страха при упоминании о любых развлечениях, а теперь сама подаешь такую
мысль!
- Ничего здесь нет удивительного: я успокоилась, вот и все, тому же эти
мальчики очень даже мне нравятся. Одному из них, по имени Поль, было года
двадцать три, и у него действительно было очень симпатичное и нежное лицо;
другой казался года на два старше, вид у него был несколько женственный, но
весьма соблазнительный, и он, как оказалось через несколько минут, обладал
великолепным членом.
- Я надеюсь, что эти господа будут в нашем распоряжении, - сказала
Клервиль, и мы, не сговариваясь, бросились целовать наших спасителей и
ласкать их с таким пылом, что скоро они затрепетали от возбуждения.
- Итак, - резюмировала Клервиль, - раз уж вы согласны с нашим мнением,
сделаем вот что: Поль будет сношаться с тобой, Жюльетта, а я потешусь с
Ларошем, Эльвира тем временем будет массировать мне клитор одной рукой, а
другой - щекотать заднюю норку, то же самое будет делать с тобой Монтальм. Я
не возражаю, если наши рыцари будут целовать при этом служанок - наоборот:
от этого их внимание только больше сосредоточится, и вообще это самый верный
способ, чтобы член не утрачивал твердость, и я бы порекомендовала его всем
страстным женщинам. Однако давайте приступим. Да, чуть не забыла, -
обратилась она к девушкам, - вы должны следить за мужчинами и как только
почувствуете, что они вот-вот кончат, немедленно вытаскивайте их члены из
наших куночек и вставляйте в наши попки: пусть слезы восторга прольются
именно там. А мы с тобой будем заниматься только друг другом и любоваться,
как эти презренные скоты, эти рабочие мулы, будут из кожи лезть, чтобы
доставить нам удовольствие, как и подобает рабам, которых Природа сделала
нашими орудиями и которых мы терпим лишь ради наших страстей.
- Абсолютно согласна с вами, - шепнула я в ответ, крепко и благодарно
сжимая ее руку. - Как можно наслаждаться без этого?
Мы запрыгнули на кровать, задрали юбки до груди и широко раскинули
ноги. Спасители наши навострили свои инструменты, привели их в боевое
положение и всадили в наши горящие желанием влагалища. Ларош искусно
обрабатывал Клервиль, у меня также не было причин пожаловаться на Поля: его
член был не такой толстый, как у его коллеги, однако же отличался приличной
длиной, и я ощущала его в самых потаенных своих недрах; подгоняемая
божественными ласками Монтальм и сладострастными поцелуями моей подруги, я
испытывала блаженную агонию, когда слабое и умело выверенное движение
пальцев Монтальм подсказало мне о предстоящей эякуляции моего рыцаря, и
минуту спустя в мой истосковавшийся задний проход устремился поток
сладостной спермы. Пока жидкость горячо разливалась по всем стенкам,
Монтальм ввела три пальчика в мою, только что освободившуюся куночку и
продолжала энергично массировать клитор. Хриплое и громогласное проклятие,
которое вырвалось у моей подруги, послужило сигналом, и мы обе одновременно
содрогнулись от третьего подряд извержения.
- А теперь поменяемся местами, - отдышавшись, предложила Клервиль. -
Испробуй Лароша, а я займусь Полем.
Наши атлеты, оба молодые и сильные, возобновили свои усилия, даже не
испросив позволения перевести дух, и теперь я принимала один из самых
прекрасных членов на свете.
В это время Клервиль, продолжавшая целовать меня в губы и обсасывать
мой язык, ухитрилась прошептать еле слышно: - У меня есть отличная идея.
- Какого черта! - недовольно откликнулась я. - Давайте заниматься
делом. - Потом, устыдившись своей резкости, спросила: - А что такое?
- Это будет мой сюрприз, - прошептала она. - А пока эта мысль выдавит
все соки из моей куночки.
В тот же миг ее охватил восторг: ее конвульсии и нечленораздельные
звуки скорее ужаснули бы, нежели обрадовали ее пажа, если бы он знал их
причину. Немного успокоившись, но продолжая дергаться на колу Поля, она
снова заговорила со мной и снова шепотом:
- Думаю, лучше рассказать тебе об этом, иначе ты не сможешь сыграть
свою роль. Скоро будет осада замка, и нас попытаются убить. Я предлагаю
забрать у этих юнцов оружие, они обязательно отдадут нам его, и мы
пристрелим их посреди всеобщей суматохи. Вина за убийство падет на наших
врагов, и Сен-Фон, после всех опасностей, пережитых нами, вознаградит тебя
втройне.
- Ах, будь трижды проклята моя жопка! - восхищенно вскричала я
сдавленным голосом и начала стонать и извиваться как самая последняя шлюха,
когда Клервиль рассказала мне свой бесподобный план. - Это прекрасно,
прекрасно, прекрасно...
Вместе с этими словами я оросила член Лароша сладчайшим на свете соком,
который всегда выделяется у меня в предвкушении чего-нибудь потрясающего, и
он, поняв намек, поспешно вытащил член из моего влагалища и ввел его в анус;
это произошло в тот самый миг, когда я кончила, и это привело меня в
состояние, описать которое у меня не хватает слов, ибо нет ничего, повторяю
- ничего более восхитительнее для женщин, чем ощущать, как в ее задний
проход проникает твердый раскаленный член одновременно с тем, как она
сотрясается от оргазма. Еще мгновение спустя мы услышали за окнами выстрелы
и разом повскакали с постели.
- Это они! - воскликнула Клервиль. - Дайте нам пистолеты, друзья мои,
чтобы мы сами могли защищаться.
- В каждом три заряда, - предупредил Ларош, с готовностью протягивая
оружие.
- Отлично, - усмехнулась Клервиль. - Будьте уверены, что все они найдут
хорошую мишень.
Между тем шум нарастал, из замка доносились крики: "К оружию!"
- Осторожно с гашеткой, - сказал Ларош. - Вам лучше всего стать за наши
спины, и мы будем вашим щитом.
Теперь события разворачивались с невероятной быстротой. Оттесненные из
нижней части замка силами, присланными из Парижа, наши похитители поднялись
наверх, намереваясь убить нас до того, как сдаться, но наступавшие шли за
ними по пятам. Дверь распахнулась, загрохотали выстрелы. Укрывшись за
спинами своих защитников, мы выбрали удобный момент и навсегда избавились от
тяжкого чувства признательности и благодарности к ним. Два трупа лежали в
луже крови у наших ног, а по нашим бедрам медленно стекала сперма юношей,
которых убила наша неблагодарность.
Разумеется, их смерть приписали обитателям замка, и нашим освободителям
не понадобилось много времени, чтобы отомстить за смерть своих товарищей. В
живых остались только старый Клорис и обе молодые женщины; их бросили в
карету и под охраной шестерых полицейских отвезли в Бастилию. Наш экипаж
запрягли новыми лошадьми, я уговорила Клервиль отужинать у меня, и мы
вернулись в поместье.
Не успели мы устроиться за столом в гостиной, как объявили о прибытии
Сен-Фона.
- Расскажем ему о нашей проделке? - быстро спросила я подругу.
- Ни за что, - нахмурилась она. - Всегда делай то, что тебе хочется, и
никогда никому не рассказывай о том, что ты делаешь.
Вошел министр; мы горячо поблагодарили его за то, что он вызволил нас,
а он, в свою очередь, заявил, что весьма сожалеет о неприятностях, которые
нам пришлось пережить из-за его личных дел.
- В бою убиты человек восемь-десять, - сообщил он, - среди них двое,
юношей, которых я к вам послал. Вот их мне очень жаль.
- Жаль? - удивилась Клервиль. - Но почему?
- Я частенько развлекался с обоими.
- Что я слышу! - рассмеялась она. - Неужели наш Сен-Фон жалеет об
утрате каких-то бессловесных предметов, с которыми когда-то сношался?
- И все-таки жаль, что они погибли. Это были ловкие и сообразительные
молодые люди, и очень услужливые, между прочим.
- Фи, какая ерунда! Таких в Париже больше, чем камешков на морском
берегу, - заметила я небрежно и с поклоном указала Сен-Фону на почетное
место во главе стола. - Давайте забудем об этой маленькой неприятности и
поговорим лучше о ваших успехах.
Разговор за обедом, как обычно, крутился вокруг философских вопросов, и
некоторое время спустя компания разошлась, так как у министра были
неотложные дела, а мы чрезвычайно устали после столь насыщенного событиями
дня. На следующий день за ужином моя несчастная Пальмира, увезенная для этой
цели в Париж из подвала загородного дома, была безжалостно принесена в
жертву, претерпев тысячу мук, одна чудовищнее другой. Сен-Фон заставил меня
задушить ее в тот момент, когда он извергался в ее зад. За Пальмиру я
получила двадцать пять тысяч франков, кроме того, красочное описание нашего
опасного приключения в замке принесло мне еще двадцать пять тысяч.
Следующие два месяца прошли без событий, достойных упоминания. Я только
что отпраздновала свое восемнадцатилетие, когда Сен-Фон, посетив меня
однажды утром, сказал, что повидал в Бастилии сестер мадам де Клорис; на его
взгляд они обе были намного привлекательнее, чем та, кого мы разорвали на
куски, в особенности понравилась ему младшая, которая была одного со мной
возраста.
- Следовательно, мой повелитель, - улыбнулась я, - нам предстоит
поездка в деревню?
- Ты угадала, - ответил он,
- А что со стариком?
- Может быть, подсыпать ему порошок в суп...
- Как хотите, но это будет означать одновременную потерю сразу троих
узников, а вы ведь понимаете, что от них зависит жалованье начальника
тюрьмы.
- Ну, без работы он не останется. Мы тут же найдем им замену.
- Первым делом мне хотелось бы внести в этот список одну из знакомых
Клервиль. Эта тварь вздумала разыгрывать перед нашей подругой недотрогу и
отказалась участвовать в ее утехах. Остаются еще две вакансии. Кандидаты у
меня уже есть, через неделю я дам вам их имена.
- Я должен оформить необходимые документы, - озабоченно заметил
министр. - Впрочем, всему свое время. - Он достал свою записную книжку и
написал: "Старый господин; обед, дамы; загородная прогулка". При этом он
хитро глянул на меня и улыбнулся. - Ты выезжаешь завтра, Жюльетта. Возьми с
собой Клервиль: она прелестна и по части изобретательности не имеет себе
равных. Мы чудно проведем время.
- Вам понадобятся мужчины и лесбиянки, сударь?
- Думаю, что нет. Иногда домашние уютные собрания предпочтительнее, чем
шумные оргии: чем уже круг лиц, тем больше способствует он размышлениям и
вдохновляет на злодейские дела. Кроме того, мы будем чувствовать себя
намного свободнее и раскованнее.
- Ну хотя бы двоих женщин для разнообразия?
- Хорошо, двоих немолодых женщин: на этот раз мне почему-то хочется
парочку шестидесятилетних. Мне часто говорили, что нет ничего более
стимулирующего, нежели естественная дряхлость, так что у нас будет
возможность испытать это на деле.
Спустя час я разговаривала с Клервиль.
- У меня есть только одно единственное дополнение, - сказала она,
выслушав план министра. - Эти молодые дамы наверняка имеют возлюбленных или,
во всяком случае, поклонников; надо разыскать их, взять с собой и
использовать на нашем празднике. Такие ситуации, как правило, предполагают
богатый выбор самых разных вариантов.
Я поспешила в резиденцию министра рассказать о предложении Клервиль и
получила немедленное одобрение; до праздника оставалась неделя, и мы начали
азартную охоту за упомянутыми любовниками.
Вероломные уловки, потребовавшиеся для их обнаружения, доставляли
большую радость Сен-Фону. Он самолично пришел в Бастилию, приказал поместить
девушек в отдельные камеры, вначале допросил одну, затем другую, заставив их
трепетать сначала от надежды, потом от страха, и от того и другого вместе;
наконец он узнал, что младшая, мадемуазель Фаустина, влюблена в юношу по
имени Дормон того же возраста, что и она, а ее сестра, мадемуазель Фелисити,
двадцати одного года от роду, отдала свое сердце некоему Дельносу, который
был на год-два старше ее и который был известен всему Парижу своей
порядочностью. Хватило двух дней, чтобы заключить обоих молодых людей за
решетку; против них выдвинули какие-то - уж не помню какие точно - вздорные
обвинения, и хотя они были насквозь фальшивы и не рассматривались серьезным
образом, этого было достаточно в ту эпоху, когда злоупотребления властью и
влиянием свирепствовали настолько, что даже лакеи высокопоставленных лиц
могли бросить в темницу кого угодно. Итак, наши жертвы лишь один день
провели в Бастилии, и уже на следующий их перевезли в мое загородное
поместье, куда накануне были доставлены молодые дамы. Мы с Клервиль
встретили гостей и заперли их, но в отдельные комнаты, и хотя находились под
одной крышей, они даже не догадывались, что их возлюбленные томятся тут же.
После роскошного грандиозного обеда мы перешли в гостиную, где все уже
было приготовлено для предстоящих развлечений. Облаченные в одежды римских
матрон, поигрывая связками розог, две свирепого вида шестидесятилетние
женщины ожидали наших указаний. Сен-Фон, очарованный великолепным задом
Клервиль, пожелал оказать ему почести, прежде чем перейти к делу.
Раскинувшись на софе, великая распутница обнажила свои прелести самым
бесстыдным и живописным образом, и пока я сосала ей клитор, Сен-Фон
наслаждался, глубоко засунув свой язык в ее заднее отверстие.
Вскоре он возбудился и принялся содомировать Клервиль, теперь уже целуя
мои ягодицы; в следующую минуту он овладел мною и стал лобзать
обольстительный зад моей подруги.
- А теперь за дело, - произнес министр, поднимаясь, - любое промедление
будет стоить мне оргазма: я не могу устоять перед такими задницами.
- Послушайте, Сен-Фон, - сказала Клервиль, - у меня к вам две
убедительные просьбы. Всем известны ваши способности к жестокости, и я прошу
вас использовать их в полной мере, дорогой; это мое первое желание. Второе
заключается в том, чтобы вы дали Мне возможность употребить мои способности
в этой области: доверьте мне истязать этих молодых людей. Моя главная
слабость - пытать мужчин; вы получаете удовольствие, мучая представительниц
моего пола, а я обожаю приносить страдания вашим собратьям, и мне кажется,
терзая этих прелестных мальчиков, я получу не меньшее наслаждение, а быть
может и большее, нежели вы, когда будете медленно убивать их любовниц.
- Вы настоящее чудовище, Клервиль.
- Я знаю, дорогой мой, и меня удручает лишь тот факт, что вы
превосходите меня в злодействе.
Сен-Фон объявил о своем желании хорошенько разглядеть каждого из
четверых обреченных по очереди, и одна из его престарелых помощниц подвела к
нему Дормона, влюбленного в фаустину.
- Милый юноша, - начала Клервиль, - ты стоишь перед своим повелителем и
что же до секрета Сен-Фона, ты не станешь счастливее от того, что узнаешь
какие-то новые его мерзости. Давай отобедаем, милая моя, и поспешим в город
- это тебя развлечет.
К шести часам мы были в пути - Клервиль, Эльвира, Монтальм и я; упряжка
из шести английских лошадей мчала нас быстрее ветра, и мы, без сомнения,
успели бы к началу балета, если бы не случилось непредвиденное: миновав
деревушку Аркей, мы встретили четверых людей, которые, угрожая пистолетами,
остановили карету. Было уже темно. Наши лакеи, робкие и изнеженные хлыщи,
мгновенно испарились, и, если не считать двух кучеров, мы оказались одни
перед лицом четверых разбойников в масках.
Клервиль, которая не имела никакого понятия о страхе, сразу и
безошибочно выделила из них главаря и, обратившись к нему, высокомерным
тоном спросила, что им нужно, но ответа не последовало. Похитители затолкали
нас в карету, и мы поехали обратно в направлении Аркея, потом повернули на
Кашан и чуть позже свернули на узкую дорогу, которая привела нас к
уединенному и, очевидно, хорошо укрепленному замку. Карета въехала во двор,
ворота закрылись, и мы слышали, как их забаррикадировали изнутри; тем
временем один из наших сопровождающих открыл дверцу экипажа и молча подал
нам руку, приглашая выходить.
Колени мои подгибались, когда я сошла на землю; я была близка к
обмороку, потому что перепугалась не на шутку; не лучше чувствовали себя мои
служанки, только Клервиль сохраняла самообладание. Она вышла из кареты,
высоко подняв голову и презрительно поджав губы, и бросила нам несколько
ободряющих слов. Трое из похитителей исчезли, и главарь провел нас в ярко
освещенную гостиную. Переступив порог, мы остановились, встретившись с
пронзительным, исполненным боли и печали, взглядом старика; из глаз его
текли слезы, и его утешали две очень хорошенькие молодые женщины.
- Вы видите перед собой все, что осталось от семейства Клорис, - начал
наш провожатый, к которому уже присоединились трое его спутников. - Старый
господин - отец главы семьи, а эти дамы - сестры его супруги, мы же - его
братья. Здесь не хватает главы дома, его жены и дочери; их ложно обвинили,
без всякой вины с их стороны, только потому, что они снискали немилость ее
величества и хуже того - гнев этого министра, который обязан своим
положением и богатством только благородству и помощи моего брата. Мы навели
справки и теперь совершенно уверены, что наши близкие, о которых мы ничего
не слышали с позавчерашнего дня, содержатся под стражей в загородном доме,
том самом, что вы покинули нынче вечером, и дай нам всем Бог, чтобы они были
еще живы. Вы близки к министру, и нам известно, что одна из вас - его
любовница, так что либо вы скажете нам, где находятся люди, которых мы
разыскиваем, либо представите доказательства, что их нет в живых, а до тех
пор вы останетесь нашими заложниками. Верните наших родственников, и вы
свободны, но если они убиты, вы в скором времени сойдете вслед за ними в
могилу, и ваши тени будут молить их о прощении. Больше мы ничего не имеем
сказать вам - говорите теперь вы. И поживее.
- Господа, - с достоинством ответила несгибаемая Клервиль, - мне
кажется, что ваши действия абсолютно незаконны. Я бы квалифицировала их как
недопустимо безобразные. Судите сами: мыслимое ли дело, чтобы две женщины -
вот эта дама и я (остальные - наши служанки) - повторяю, мыслимо ли, чтобы
две женщины были настолько близко знакомы с частной жизнью министра, что
могут быть в курсе событий, о коих вы имеете честь говорить? Неужели вы
всерьез полагаете, что если упомянутые вами лица попали в немилость двора, и
если этим делом занимается Правосудие или сам министр, неужели вы полагаете,
что нам может быть хоть что-то известно о их судьбе? У нас нет ничего, кроме
нашего слова чести, которое мы и даем вам и заявляем, что ничего, абсолютно
ничего, не знаем о том, что могло случиться с теми, чья судьба вас
беспокоит. Нет, господа, до сегодняшнего дня мы никогда о них не слышали, и
если вы - благородные люди и если вам больше нечего добавить, освободите нас
немедленно, потому что держите нас здесь против нашей воли, на что у вас нет
никакого права.
- Мы не собираемся опровергать ваши слова, мадам, - отвечал наш
провожатый. - Одна из вас четыре дня находилась в поместье министра, вторая
приехала туда сегодня к вечеру. Прошло также четыре дня с того времени, как
семью Клориса привезли в тот самый дом, следовательно, одна из вас наверняка
сумеет ответить на наши вопросы, и все вы останетесь здесь, пока мы не
получим разъяснений.
К этому трое других добавили, что если мы не хотим говорить по доброй
воле, у них есть средства заставить нас.
- Нет, я этого не допущу, - решительно вмешался старик, - здесь не
будет никакого насилия. Мы не должны употреблять методы наших врагов, чтобы
не брать на себя их грехи. Лучше попросим этих дам написать министру письмо
с просьбой срочно прибыть сюда, послание будет составлено таким образом,
чтобы он ничего не заподозрил и поторопился. Он приедет, и мы спросим у него
самого, в конце концов, ему не останется другого выхода, и он скажет, где
мой сын и его семья и что с ними. Если он откажется, тогда вот в этой руке,
хотя она и дрожит, достанет силы вонзить кинжал в его сердце... Вот что
такое деспотизм и тирания! Вот каковы их ужасные следствия! О, французский
народ! Когда же ты поднимешься на злодеев? Когда, устав от рабства и осознав
свою безграничную мощь, ты поднимешь голову и сбросишь цепи, в которые
заковали тебя коронованные преступники, когда, наконец, обретешь свободу,
которую даровала тебе великая Природа?.. Дайте им перо, чернила и бумагу.
- Отвлеките их, - прошептала я на ухо Клервиль, - я сама займусь
письмом.
Я написала следующий текст: "Дело исключительной важности требует
вашего присутствия здесь. Дорогу вам укажет податель сей записки. Приезжайте
как можно скорее".
Я показала письмо нашим похитителям, и они одобрили его. Подписывая
адрес, я улучила момент и приписала постскриптум: "Ворвитесь силой, иначе мы
погибли, силой же нас заставили написать вышесказанное". Заклеив конверт,
один из братьев ушел вместе с ним, а нас отвели в большую комнату на верхнем
этаже; дверь закрылась на засов, на страже стал второй брат Клориса.
Когда мы остались одни, я шепотом сообщила Клервиль, какие слова
приписала к записке. Она с сомнением покачала головой.
- Этого недостаточно, чтобы я успокоилась, - сказала она. - Потому что
если он ворвется сюда силой, эти скоты тут же перережут нам горло. А что
если попытаться соблазнить нашего тюремщика?
- Ничего не получится, - ответила я. - Ведь это не наемные убийцы. Эти
люди руководствуются честью, не говоря уже о кровных узах, и ничто не
заставит их отказаться от мести. Мне кажется, Клервиль, ваши принципы еще не
стали моими, поэтому меня страшит мысль о том, что по случайности или
какой-то фатальности - называйте это, как хотите, - в конце концов
восторжествует добродетель.
- Никогда и ни за что. Победа всегда достается сильному, а по силе
злодейству нет равных в нашем мире. Такие мысли говорят о твоей
непростительной слабости.
- Но ведь это мое первое серьезное испытание...
- Второе, Жюльетта. Позволь освежить твою память: только после того,
как ты вырвалась из тюрьмы, где тебя должны были повесить, фортуна начала
покровительствовать тебе.
- Верно. А я уже, забыла о том приключении.
- И забыла извлечь из него урок. Так что мужайся, дорогая, и будь
терпелива.
Ничто на свете не могло погасить пожар либертинажа, бушевавший в этой
замечательной женщине. В комнате, где нас заперли, была только одна кровать,
и вы не поверите, но Клервиль предложила всем четверым улечься в нее и,
чтобы скоротать время, ласкать друг друга до появления Сен-Фона. Однако
оказалось, что и я и мои служанки были не в состоянии утолить ее прихоти,
поэтому в ожидании дальнейших событий мы провели время в беседах.
Как будто почувствовав опасения Клервиль, Сен-Фон посчитал, поскольку
мы оказались пленницами родственников Клориса, что штурмовать замок
небезопасно и что в подобных обстоятельствах лучше употребить хитрость,
нежели прибегнуть к насилию. Так он и поступил.
Посланец возвратился вместе с двумя незнакомыми молодыми людьми,
которые привезли отцу Клориса письмо следующего содержания:
"Втягивать женщин в дела, касающиеся только мужчин, я считаю
нерыцарским поступком и предлагаю вам немедленно освободить этих дам. Вместо
них в качестве заложников направляю двух молодых людей, один из которых -
мой младший кузен, второй - мой племянник. Можете мне поверить, что их
безопасность намного для меня дороже, чем судьба женщин, находящихся в ваших
руках. Кроме того, вы можете отбросить все страхи касательно ваших близких:
они действительно содержатся под стражей, но в моем доме в Париже; считайте
меня ответственным за них, и я клянусь, что вы встретитесь с ними не позже,
чем через три дня. Еще раз повторяю: возьмите моих родственников и отпустите
женщин, а я буду в вашем доме через четыре часа после того, как вы получите
это письмо".
Теперь нам предстояло все обдумать хорошенько. Письмо министра нам,
разумеется, не показали, и только позже мы узнали о его содержании, а в тот
момент могли лишь об этом догадываться.
- Вы знакомы с этими молодыми господами? - обратился ко мне старый
Клорис.
- Разумеется, - отвечала я, словно какое-то шестое чувство подсказало
мне ответ, - это родственники министра; если они прибыли заменить нас, о
лучших гарантиях вам нечего и мечтать.
Они недолго посовещались, потом заговорил один из наших похитителей:
- Это может быть ловушка; как бы то ни было, я против того, чтобы
выпустить из рук этих женщин. Почему бы не задержать их всех? И у нас будет
двумя заложниками больше.
С этим предложением согласились остальные, и эти идиоты (как покажут
дальнейшие события, добродетель не приводит ни к чему иному, кроме как к
слабоумию), эти чурбаны и скоты заперли нас всех вместе в одной комнате.
- Будьте уверены, - сказал нам один из лже-родственников министра,
когда за нами закрылась дверь, - что мы прибыли помочь вам. Через два часа
все силы парижской полиции, в которой служим и мы, окружат замок со всех
сторон, а во время осады мы будем оберегать вас. Не волнуйтесь - мы
достаточно вооружены, и если эти злодеи, обнаружив, что их провели, решатся
предпринять что-нибудь против вас, вы будете под надежной защитой.
- Я только опасаюсь, - сказала Клервиль, - как бы наши идиоты не поняли
свою ошибку, посадив нас всех вместе. И если нас разлучат, мы уже ничего не
сможем сделать.
- Ну что ж, - заметила я, почувствовав в себе былую уверенность, -
тогда нам следует просто-напросто объединиться самым неразлучным образом.
- Что я слышу? - удивилась Клервиль. - Минуту назад ты тряслась от
страха при упоминании о любых развлечениях, а теперь сама подаешь такую
мысль!
- Ничего здесь нет удивительного: я успокоилась, вот и все, тому же эти
мальчики очень даже мне нравятся. Одному из них, по имени Поль, было года
двадцать три, и у него действительно было очень симпатичное и нежное лицо;
другой казался года на два старше, вид у него был несколько женственный, но
весьма соблазнительный, и он, как оказалось через несколько минут, обладал
великолепным членом.
- Я надеюсь, что эти господа будут в нашем распоряжении, - сказала
Клервиль, и мы, не сговариваясь, бросились целовать наших спасителей и
ласкать их с таким пылом, что скоро они затрепетали от возбуждения.
- Итак, - резюмировала Клервиль, - раз уж вы согласны с нашим мнением,
сделаем вот что: Поль будет сношаться с тобой, Жюльетта, а я потешусь с
Ларошем, Эльвира тем временем будет массировать мне клитор одной рукой, а
другой - щекотать заднюю норку, то же самое будет делать с тобой Монтальм. Я
не возражаю, если наши рыцари будут целовать при этом служанок - наоборот:
от этого их внимание только больше сосредоточится, и вообще это самый верный
способ, чтобы член не утрачивал твердость, и я бы порекомендовала его всем
страстным женщинам. Однако давайте приступим. Да, чуть не забыла, -
обратилась она к девушкам, - вы должны следить за мужчинами и как только
почувствуете, что они вот-вот кончат, немедленно вытаскивайте их члены из
наших куночек и вставляйте в наши попки: пусть слезы восторга прольются
именно там. А мы с тобой будем заниматься только друг другом и любоваться,
как эти презренные скоты, эти рабочие мулы, будут из кожи лезть, чтобы
доставить нам удовольствие, как и подобает рабам, которых Природа сделала
нашими орудиями и которых мы терпим лишь ради наших страстей.
- Абсолютно согласна с вами, - шепнула я в ответ, крепко и благодарно
сжимая ее руку. - Как можно наслаждаться без этого?
Мы запрыгнули на кровать, задрали юбки до груди и широко раскинули
ноги. Спасители наши навострили свои инструменты, привели их в боевое
положение и всадили в наши горящие желанием влагалища. Ларош искусно
обрабатывал Клервиль, у меня также не было причин пожаловаться на Поля: его
член был не такой толстый, как у его коллеги, однако же отличался приличной
длиной, и я ощущала его в самых потаенных своих недрах; подгоняемая
божественными ласками Монтальм и сладострастными поцелуями моей подруги, я
испытывала блаженную агонию, когда слабое и умело выверенное движение
пальцев Монтальм подсказало мне о предстоящей эякуляции моего рыцаря, и
минуту спустя в мой истосковавшийся задний проход устремился поток
сладостной спермы. Пока жидкость горячо разливалась по всем стенкам,
Монтальм ввела три пальчика в мою, только что освободившуюся куночку и
продолжала энергично массировать клитор. Хриплое и громогласное проклятие,
которое вырвалось у моей подруги, послужило сигналом, и мы обе одновременно
содрогнулись от третьего подряд извержения.
- А теперь поменяемся местами, - отдышавшись, предложила Клервиль. -
Испробуй Лароша, а я займусь Полем.
Наши атлеты, оба молодые и сильные, возобновили свои усилия, даже не
испросив позволения перевести дух, и теперь я принимала один из самых
прекрасных членов на свете.
В это время Клервиль, продолжавшая целовать меня в губы и обсасывать
мой язык, ухитрилась прошептать еле слышно: - У меня есть отличная идея.
- Какого черта! - недовольно откликнулась я. - Давайте заниматься
делом. - Потом, устыдившись своей резкости, спросила: - А что такое?
- Это будет мой сюрприз, - прошептала она. - А пока эта мысль выдавит
все соки из моей куночки.
В тот же миг ее охватил восторг: ее конвульсии и нечленораздельные
звуки скорее ужаснули бы, нежели обрадовали ее пажа, если бы он знал их
причину. Немного успокоившись, но продолжая дергаться на колу Поля, она
снова заговорила со мной и снова шепотом:
- Думаю, лучше рассказать тебе об этом, иначе ты не сможешь сыграть
свою роль. Скоро будет осада замка, и нас попытаются убить. Я предлагаю
забрать у этих юнцов оружие, они обязательно отдадут нам его, и мы
пристрелим их посреди всеобщей суматохи. Вина за убийство падет на наших
врагов, и Сен-Фон, после всех опасностей, пережитых нами, вознаградит тебя
втройне.
- Ах, будь трижды проклята моя жопка! - восхищенно вскричала я
сдавленным голосом и начала стонать и извиваться как самая последняя шлюха,
когда Клервиль рассказала мне свой бесподобный план. - Это прекрасно,
прекрасно, прекрасно...
Вместе с этими словами я оросила член Лароша сладчайшим на свете соком,
который всегда выделяется у меня в предвкушении чего-нибудь потрясающего, и
он, поняв намек, поспешно вытащил член из моего влагалища и ввел его в анус;
это произошло в тот самый миг, когда я кончила, и это привело меня в
состояние, описать которое у меня не хватает слов, ибо нет ничего, повторяю
- ничего более восхитительнее для женщин, чем ощущать, как в ее задний
проход проникает твердый раскаленный член одновременно с тем, как она
сотрясается от оргазма. Еще мгновение спустя мы услышали за окнами выстрелы
и разом повскакали с постели.
- Это они! - воскликнула Клервиль. - Дайте нам пистолеты, друзья мои,
чтобы мы сами могли защищаться.
- В каждом три заряда, - предупредил Ларош, с готовностью протягивая
оружие.
- Отлично, - усмехнулась Клервиль. - Будьте уверены, что все они найдут
хорошую мишень.
Между тем шум нарастал, из замка доносились крики: "К оружию!"
- Осторожно с гашеткой, - сказал Ларош. - Вам лучше всего стать за наши
спины, и мы будем вашим щитом.
Теперь события разворачивались с невероятной быстротой. Оттесненные из
нижней части замка силами, присланными из Парижа, наши похитители поднялись
наверх, намереваясь убить нас до того, как сдаться, но наступавшие шли за
ними по пятам. Дверь распахнулась, загрохотали выстрелы. Укрывшись за
спинами своих защитников, мы выбрали удобный момент и навсегда избавились от
тяжкого чувства признательности и благодарности к ним. Два трупа лежали в
луже крови у наших ног, а по нашим бедрам медленно стекала сперма юношей,
которых убила наша неблагодарность.
Разумеется, их смерть приписали обитателям замка, и нашим освободителям
не понадобилось много времени, чтобы отомстить за смерть своих товарищей. В
живых остались только старый Клорис и обе молодые женщины; их бросили в
карету и под охраной шестерых полицейских отвезли в Бастилию. Наш экипаж
запрягли новыми лошадьми, я уговорила Клервиль отужинать у меня, и мы
вернулись в поместье.
Не успели мы устроиться за столом в гостиной, как объявили о прибытии
Сен-Фона.
- Расскажем ему о нашей проделке? - быстро спросила я подругу.
- Ни за что, - нахмурилась она. - Всегда делай то, что тебе хочется, и
никогда никому не рассказывай о том, что ты делаешь.
Вошел министр; мы горячо поблагодарили его за то, что он вызволил нас,
а он, в свою очередь, заявил, что весьма сожалеет о неприятностях, которые
нам пришлось пережить из-за его личных дел.
- В бою убиты человек восемь-десять, - сообщил он, - среди них двое,
юношей, которых я к вам послал. Вот их мне очень жаль.
- Жаль? - удивилась Клервиль. - Но почему?
- Я частенько развлекался с обоими.
- Что я слышу! - рассмеялась она. - Неужели наш Сен-Фон жалеет об
утрате каких-то бессловесных предметов, с которыми когда-то сношался?
- И все-таки жаль, что они погибли. Это были ловкие и сообразительные
молодые люди, и очень услужливые, между прочим.
- Фи, какая ерунда! Таких в Париже больше, чем камешков на морском
берегу, - заметила я небрежно и с поклоном указала Сен-Фону на почетное
место во главе стола. - Давайте забудем об этой маленькой неприятности и
поговорим лучше о ваших успехах.
Разговор за обедом, как обычно, крутился вокруг философских вопросов, и
некоторое время спустя компания разошлась, так как у министра были
неотложные дела, а мы чрезвычайно устали после столь насыщенного событиями
дня. На следующий день за ужином моя несчастная Пальмира, увезенная для этой
цели в Париж из подвала загородного дома, была безжалостно принесена в
жертву, претерпев тысячу мук, одна чудовищнее другой. Сен-Фон заставил меня
задушить ее в тот момент, когда он извергался в ее зад. За Пальмиру я
получила двадцать пять тысяч франков, кроме того, красочное описание нашего
опасного приключения в замке принесло мне еще двадцать пять тысяч.
Следующие два месяца прошли без событий, достойных упоминания. Я только
что отпраздновала свое восемнадцатилетие, когда Сен-Фон, посетив меня
однажды утром, сказал, что повидал в Бастилии сестер мадам де Клорис; на его
взгляд они обе были намного привлекательнее, чем та, кого мы разорвали на
куски, в особенности понравилась ему младшая, которая была одного со мной
возраста.
- Следовательно, мой повелитель, - улыбнулась я, - нам предстоит
поездка в деревню?
- Ты угадала, - ответил он,
- А что со стариком?
- Может быть, подсыпать ему порошок в суп...
- Как хотите, но это будет означать одновременную потерю сразу троих
узников, а вы ведь понимаете, что от них зависит жалованье начальника
тюрьмы.
- Ну, без работы он не останется. Мы тут же найдем им замену.
- Первым делом мне хотелось бы внести в этот список одну из знакомых
Клервиль. Эта тварь вздумала разыгрывать перед нашей подругой недотрогу и
отказалась участвовать в ее утехах. Остаются еще две вакансии. Кандидаты у
меня уже есть, через неделю я дам вам их имена.
- Я должен оформить необходимые документы, - озабоченно заметил
министр. - Впрочем, всему свое время. - Он достал свою записную книжку и
написал: "Старый господин; обед, дамы; загородная прогулка". При этом он
хитро глянул на меня и улыбнулся. - Ты выезжаешь завтра, Жюльетта. Возьми с
собой Клервиль: она прелестна и по части изобретательности не имеет себе
равных. Мы чудно проведем время.
- Вам понадобятся мужчины и лесбиянки, сударь?
- Думаю, что нет. Иногда домашние уютные собрания предпочтительнее, чем
шумные оргии: чем уже круг лиц, тем больше способствует он размышлениям и
вдохновляет на злодейские дела. Кроме того, мы будем чувствовать себя
намного свободнее и раскованнее.
- Ну хотя бы двоих женщин для разнообразия?
- Хорошо, двоих немолодых женщин: на этот раз мне почему-то хочется
парочку шестидесятилетних. Мне часто говорили, что нет ничего более
стимулирующего, нежели естественная дряхлость, так что у нас будет
возможность испытать это на деле.
Спустя час я разговаривала с Клервиль.
- У меня есть только одно единственное дополнение, - сказала она,
выслушав план министра. - Эти молодые дамы наверняка имеют возлюбленных или,
во всяком случае, поклонников; надо разыскать их, взять с собой и
использовать на нашем празднике. Такие ситуации, как правило, предполагают
богатый выбор самых разных вариантов.
Я поспешила в резиденцию министра рассказать о предложении Клервиль и
получила немедленное одобрение; до праздника оставалась неделя, и мы начали
азартную охоту за упомянутыми любовниками.
Вероломные уловки, потребовавшиеся для их обнаружения, доставляли
большую радость Сен-Фону. Он самолично пришел в Бастилию, приказал поместить
девушек в отдельные камеры, вначале допросил одну, затем другую, заставив их
трепетать сначала от надежды, потом от страха, и от того и другого вместе;
наконец он узнал, что младшая, мадемуазель Фаустина, влюблена в юношу по
имени Дормон того же возраста, что и она, а ее сестра, мадемуазель Фелисити,
двадцати одного года от роду, отдала свое сердце некоему Дельносу, который
был на год-два старше ее и который был известен всему Парижу своей
порядочностью. Хватило двух дней, чтобы заключить обоих молодых людей за
решетку; против них выдвинули какие-то - уж не помню какие точно - вздорные
обвинения, и хотя они были насквозь фальшивы и не рассматривались серьезным
образом, этого было достаточно в ту эпоху, когда злоупотребления властью и
влиянием свирепствовали настолько, что даже лакеи высокопоставленных лиц
могли бросить в темницу кого угодно. Итак, наши жертвы лишь один день
провели в Бастилии, и уже на следующий их перевезли в мое загородное
поместье, куда накануне были доставлены молодые дамы. Мы с Клервиль
встретили гостей и заперли их, но в отдельные комнаты, и хотя находились под
одной крышей, они даже не догадывались, что их возлюбленные томятся тут же.
После роскошного грандиозного обеда мы перешли в гостиную, где все уже
было приготовлено для предстоящих развлечений. Облаченные в одежды римских
матрон, поигрывая связками розог, две свирепого вида шестидесятилетние
женщины ожидали наших указаний. Сен-Фон, очарованный великолепным задом
Клервиль, пожелал оказать ему почести, прежде чем перейти к делу.
Раскинувшись на софе, великая распутница обнажила свои прелести самым
бесстыдным и живописным образом, и пока я сосала ей клитор, Сен-Фон
наслаждался, глубоко засунув свой язык в ее заднее отверстие.
Вскоре он возбудился и принялся содомировать Клервиль, теперь уже целуя
мои ягодицы; в следующую минуту он овладел мною и стал лобзать
обольстительный зад моей подруги.
- А теперь за дело, - произнес министр, поднимаясь, - любое промедление
будет стоить мне оргазма: я не могу устоять перед такими задницами.
- Послушайте, Сен-Фон, - сказала Клервиль, - у меня к вам две
убедительные просьбы. Всем известны ваши способности к жестокости, и я прошу
вас использовать их в полной мере, дорогой; это мое первое желание. Второе
заключается в том, чтобы вы дали Мне возможность употребить мои способности
в этой области: доверьте мне истязать этих молодых людей. Моя главная
слабость - пытать мужчин; вы получаете удовольствие, мучая представительниц
моего пола, а я обожаю приносить страдания вашим собратьям, и мне кажется,
терзая этих прелестных мальчиков, я получу не меньшее наслаждение, а быть
может и большее, нежели вы, когда будете медленно убивать их любовниц.
- Вы настоящее чудовище, Клервиль.
- Я знаю, дорогой мой, и меня удручает лишь тот факт, что вы
превосходите меня в злодействе.
Сен-Фон объявил о своем желании хорошенько разглядеть каждого из
четверых обреченных по очереди, и одна из его престарелых помощниц подвела к
нему Дормона, влюбленного в фаустину.
- Милый юноша, - начала Клервиль, - ты стоишь перед своим повелителем и