Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 2

   Солдаты тоже были обеспокоены происходящим.
   — Как бы японец не прорвался в город. Возьмет он нас голыми руками.
   — Ишь вы какие трусливые стали, сразу так в руки и дадитесь — вмешался в разговор Блохин. — Нас на Утесе триста человек, да три бабы, да восемь пушек. Чтобы нас одолеть, нужно цельную дивизию.
   — Расхвастался ты, Блоха, не к добру, — улыбнулся Борейко
   — Ежели бы нам каждый день давали по стакану водки, ни в жисть японцу Артура не взять, — хитренько улыбнулся солдат.
   — Не подговаривайся, не дам! Хочешь со мной идти в город?
   — Так точно, мигом чистое надену. — И Блохин скрылся.
   Вскоре все трое шли по шоссе в обход Золотой горы. Впереди шагал Борейко, за ним поспевали Звонарев и Блохин. Дойдя до хребта, поручик на мгновение остановился, чтобы осмотреться.
   Город был затянут густым черным дымом. То здесь, то там вспыхивали разрывы. В воздухе беспрерывно шипели летящие во все стороны снаряды. С батареи Золотой горы, как из кратера вулкана, через равные промежутки времени вылетали огромные столбы пламени, и воздух прорезал шум двадцатипудовых снарядов. Слева сквозь дым виднелась ярко освещенная солнцем поверхность рейда со стоящими на нем броненосцами. Канонада достигла высшего напряжения.
   — Ну и дела, мать честная! — проговорил Блохин. — Такого мы и под Цзкнджовой не видели.
   — Цела! — вдруг громко проговорил Борейко и ткнул рукой в пространство.
   — Кто? — спросил Звонарев.
   — Пушкинская школа, конечно!
   Прапорщик понял, что все путешествие его друг затеял с целью повидать маленькую учительницу с голубыми глазами, и, усмехнувшись, сказал:
   — Хитришь ты, Боря, по-детоки! Навыдумывал с три короба, а оказывается, надо всего-навсего узнать, цела ли твоя дама сердца.
   — Заткнись, не до тебя! — буркнул в ответ поручик и пошел дальше.
   Улицы были пусты. Жители прятались в погребах и подвалах, и только неугомонные мальчишки выглядывали из-под подворотен при каждом близком падении снаряда. Блохдан шел, вполголоса ругаясь.
   Неподалеку впереди раздался взрыв, и все вокруг заволоклось известковой пылью. В развороченном доме пронзительно завыла собака.
   — Жаль пса, должно быть, сильно зацепило. Эх, житуха пошла в Артуре! — бормотал солдат
   Подождав, пока рассеется пыль и упадут последние осколки, пошли дальше. Тротуар и мостовая были завалены грудами камней и строительного мусора. Двухэтажный кирпичный дом стоял разрушенный от крыши до фундамента. Была видна внутренность комнат — диван, покрытый ковром, неубранная кровать; в кухне хлестала сода из поврежденного крана. В клетке валялся вверх лапками попугай, кошка испуганно металась по чердаку. Людей нигде не было.
   — Вовремя ушли, — заметил Блохин.
   Борейко все ускорял шаги, пока не оказался перед двухэтажным зданием Пушкинской школы. Она была цела. Правда, около виднелись воронки от снарядов и во многих окнах не хватало стекол. Офицеров окликнули из подвала. Нагнувшись, Звонарев увидел толпу перевязанных людей, теснившихся в небольшом помещении.
   — Да здесь раненые, — сообщил он, — с ними, верно, находятся и сестры.
   За углом обнаружили дверь в подвальное помещение. Согнувшись чуть не вдвое, Борейко шагнул вниз по лестнице. Навстречу шла Мария Петровна.
   — Вел ранены? Прибыли на перевязку? — испуганно спросила она.
   — Пока все целы и пришли проведать, как вы живете, — ответил поручик.
   — Какое уж тут житье, когда ежеминутно ждем смерти. С утра сидим здесь в тесноте и духоте. Скоро ли все это кончится?
   — С темнотой, надо думать, наступит передышка. Укрытие бы вам устроить…
   Офицеры обошли вокруг дома.
   — Я здесь покумекаю на этот счет, а тебя попрошу выяснить обстановку на позиции. На обратном пути зайдешь за мной, — предложил Борейко другу.
   — Ладно. Пошли, Блохин, дальше, — согласился Звонарев.
   По мере удаления от порта снаряды падали все реже. Дойдя до Нового китайского города, расположенного за окружающей город стеною, путники вздохнули свободно. Улицы были полны любопытных, которые издали наблюдали за бомбардировкой.
   — Как вас не зашибло на улицах? — удивленно смотрели они на Звонарева и Блохина.
   — Мы заговоренные, нас осколки и пули не берут, только шашкой достать можно, — отшучивался солдат.
   Миновав город, они увидели перед собой линию ближайших укреплений. За поворотом дороги открылась Залитерная высота, а за ней чуть выступала батарея литеры Б. Над ней вились дымки шрапнелей вперемешку с черными фонтанами гранат. По дороге в тыл тянулись рикши и извозчики с ранеными, подводы со строительными материалами; пылили зарядные ящики, дребезжали интендантские повозки.
   Блохин расспросил о происходящем на позициях.
   — Вторые сутки бьет японец, не дает даже кухни подвезти, — жаловались солдаты.
   — А штурму не делает?
   — Пока не видать, может, к ночи и полезет. Небось понимает, что долго в разбитых окопах не усидишь.
   Вдруг над Залитерной взвился огромный столб огня и черного дыма, который образовал конус, обращенный вершиной вниз. Он быстро рос, заволакивая Залитерную и все вокруг. Затем дым медленно отделился от земли и превратился в темное облако. Только тогда донесся глухой удар взрыва и стали видны бегущие во все стороны люди.
   — Залитерная взлетела на воздух, — испуганно закричал Звонарев, и оба артиллериста опрометью бросились бежать к батарее.
   Когда они поравнялись с перевязочным пунктом, устроенным на Залитерной, то туда уже сносили раненых и убитых с батареи. Одним из первых принесли ее командира штабс-капитана Высоких. Он был страшно обожжен при взрыве. Все тело представляло собой сплошной волдырь, лицо было обезображено до неузнаваемости. Он еще слабо стонал, но вскоре затих.
   Легкораненые солдаты брели группами и в одиночку. Вскоре с батареи литеры Б поднесли еще двух офицеров-старых знакомцев Звонарева по Цзинджоускому бою-подпоручика Садьжова и поручика Соломонова. У первого в черепе застрял осколок гранаты, и он был без сознания. Соломонову повредило обе ноги, но он крепился и не стонал, только бледное лицо и холодный пот на лбу говорили о тяжких страданиях. Увидя Звонарева, Соломонов попросил у него водки. Прапорщик развел руками.
   — Очень прошу вас, достаньте мне хотя бы денатурату, а то я сдохну немедленно, — молил офицер.
   Звонарев беспомощно огляделся
   — Сергей Владимирович, ваша барышня тут! — вдруг проговорил Блохин.
   — Какая барышня? — не сразу понял Звонарев.
   — Да Варька, то бишь генерала Белого дочка. Вон там в куточку нагнулась над носилками. Может, они спиртику для их благородия достанут.
   Прапорщик окликнул Варю.
   — Вы как тут очутились? — спроси, ла она, подходя к Звонареву. Ее белый передни, к был весь испачкан в крови, даже на косынке виднелись красные пятна. Волосы растрепались и выбились наружу.
   Прапорщик передал просьбу Соломонова.
   — Сейчас принесу. — И Варя скрылась.
   Блохин побежал с радостным известием к раненому офицеру. Вслед за ним явилась и девушка со стаканом вина.
   — Пейте, оно вас подкрепит! Куда, вы ранены? — И Варя начала быстро разбинтовывать ноги Соломонова… — Раны не тяжелые, важно только их не загрязнить.
   В это время, к пункту подъехал Белый и, увидя Звонарева, подозвал его к себе.
   — На батарее литеры Б и Залитерной не осталось ни одного офицера. Отправляйтесь сейчас же туда. Наладьте сначала стрельбу на Залитерной, а затем займитесь литерой Б. Я вызываю с Утеса вашу роту. До ее прихода вам придется орудовать одному, — распорядился генерал. — Ты не из седьмой роты? — обернулся он к Блохину.
   — Так точно, ваше превосходительство, из седьмой!
   — Ездить верхом умеешь?
   — Сызмальства лошадей пас.
   — Отвезешь мое приказание на Утес.
   Через минуту Блохин, по-разбойничьему свистнув, карьером вылетел на дорогу.
   — Заезжай в школу! — едва успел крякнуть ему вдогонку прапорщик. Солдат кивнул головой и скрылся.
   Звонарев стал прощаться.
   — Смотрите, на батареях очень опасно. Сегодня уже убито четверо и ранено трое артиллерийских офицеров, а солдат осталось меньше половины. Не геройствуйте, пожалуйста, — с тревогой в голосе проговорила Варя. — Обещаете?
   — Ведь я всем известный трусишка! — улыбнулся прапорщик в ответ.
   — Если что с вами случится, сообщите-я мигом прилечу, — пообещала Варя.
   — А вы заходите на Залитерную отдохнуть. Я, верно, до утра буду занят исправлением повреждений.
   Варя потянулась к Звонареву. На мгновение ему показалось, что она хочет его поцеловать, и он с удивлением взглянул на нее. Девушка смутилась и поспешила отойти.
   — Быть может, я и воспользуюсь вашим приглашением, — уже издали проговорила она.
   На Залитерной был полный разгром. На правом фланге батареи зияла огромная яма взорванного порохового погреба. Вокруг все было засыпано землей, обломками бетона, обгорелыми досками. Тут же валялось с десяток растерзанных трупов. Едко пахло дымом и горелым мясом. Из четырех орудий только левофланговая морская пушка Армстронга сохранилась в целости. По батарее бродило несколько артиллеристов. Звонарев подозвал их.
   — Я прислан к вам командиром, — сообщил он. — Что произошло здесь во время боя вчера и сегодня?
   — Вчерась он бил вое м «мо, так как не видел батареи. Сегодня же с самого утречка он вывесил на небо колбасу, с нее увидел батарею и зачал чесать прямо по ней. А потом как вдарит в погреб. Кого порвало, кого разметало на пятьдесят сажен кругом.
   Прапорщик распорядился снести тела убитых за батарею и заняться исправлением бруствера, затем он отправился на батарею литеры Б.
   Обогнув Залитерную гору и расположенные на ее склоне стрелковые окопы, Звонарев стал подниматься по дороге к бгтарее литеры Б. С обеих сторон она была ограждена так называемой Китайской стенкой-валом, построенным еще германскими инженерами при сооружении ими крепости Порт-Артур для китайцев. Вал имел полторы сажени высоты и до двух с половиной толщины. Заросший травой, он прекрасно сливался с местностью, почему, его особенно удобно было использовать для обороны промежутков между фортами и укреплениями.
   Обстрел литеры Б еще продолжался. Батарея молчала. Солдаты сидели по блиндажам, изредка выглядывая наружу.
   Вместе с фейерверкером прапорщик обошел батарею, Уцелели всего три пушки. Земляные брустверы были снесены снарядами, обнажился бетон.
   С профессиональным интересом Звонарев тщательно рассматривал все повреждения. Солдаты с удивлением следили, как он ползал на коленях и ощупывал в бетоне воронки от снарядов, измеряя их глубину и диаметр.
   — Ну, вот что, ребята, довольно по казематам сидеть. Аида починять платформы и брустверы! — скомандовал Звонарев.
   Вскоре все здоровые и легкораненые засыпали выбоины и исправляли орудийные платформы.
   Звонарев прошел на командный пункт, который, как и на Залитерной, представлял собою броневую башенку с прорезью впереди. Сквозь нее виднелись два ряда стрелковых окопов с проволочными заграждениями. Далеко внизу копошились темные фигурки японцев. Вечерело. Солнце склонялось к вершинам синеющих вдали Волчьих гор. В долинах уже легла вечерняя тень. Бомбардировка стихала. Потянуло прохладой. В тылу задребезжали подъезжающие кухни. Наступала тревожная, полная неожиданностей ночь.
   Когда Звонарев вернулся на батарею, в темноте показалась крупная фигура Борейко.
   — Что у вас тут делается? — справился он.
   Звонарев подробно доложил.
   — Темно очень, при ручных фонарях работать приходится. Прожектор не действует, — заключил он доклад.
   Один из солдат сообщил:
   — Вчера днем на батарею прислали какую-то диковинную пушку-короткая, медная, на жабу похожа. Сказывали — для освещения, вместо ракет. Только никто не поймет, как ею пользоваться.
   — Где она? — спросил Борейко.
   Из крайнего каземата вытащили маленькую медную пушчонку на деревянном лафете.
   — Полупудовая, гладкостенная, с дула заряжающаяся мортира для стрельбы брандскугелями-зажигательными снарядами, — определил Борейко. — Снаряды к ней есть?
   — Так точно! Диковинные такие-два железных донышка, соединенных прутиком, а внутри невесть чтопо цвету серое да едкое.
   — Такими снарядами полвека назад в Севастополе стреляли по деревянным морским кораблям и крепостным постройкам, чтобы их поджечь.
   — Нельзя ли ее сейчас попробовать? — попросил Звонарев.
   — Только где-нибудь подальше от батареи, чтобы не навлечь на нее огня японцев.
   Мортирку на руках снесли в сторону и установили за Китайской стенкой. Затем в дуло насыпали пороху, забили бумажным пыжом и вставили бочкообразный брандскугель. В запальное отверстие вложили запальную деревянную трубку и при помощи длинной палки с горящим фитилем на конце-пальника-подожгли.
   Мортирка выпалила со страшным грохотом и перевернулась навзничь. Брандскугель огненным шаром с шипением взвился к небесам, довольно хорошо освещая местность. Описав крутую траекторию, он огненным ядром упал в расположение японцев. Оттуда донеслись вопли ужаса, а вслед затем затрещал частый ружейный огонь. Артиллеристы закричали от восторга.
   — Не пондрадилось, видать, японцу наше угощение. Жареным мясом запахло! Нельзя ли, вашбродь, еще» кухню» им послать?
   Но поручик не разрешил и направил всех обратно на батарею.
   Вскоре с тыла донеслось громкое пение, сопровождаемое молодецким посвистом:
   Солдатушки, браво, ребятушки!
   А где ваши жены?
   — Наши жены — пушки заряжены,
   Вот где наши жены!
   — Наши топают, — узнал Борейко разбойничий свист Блохина.
   Он не ошибся. На батарее появились Жуковский с Гудимой, а за ними подошла вся рота.
   — Я с Алексеем Андреевичем останусь здесь, а вас с Сергеем Владимировичем попрошу с первым взводом отправиться не. Залитерную, — решил капитан, выслушав доклад Борейко.
   — Слушаюсь! Первый взвод ко мне! Пошли на свою батарею! — скомандовал Борейко.
   На Залитерной было гораздо спокойнее, чем на батарее литеры Б. Ружейные пули сюда не залетали, снаряды попадали реже. Вдоль батареи были разложены костры, около которых грелись солдаты. С приходом утесовцев все оживились. Всю ночь до рассвета артиллеристы приводили в порядок орудия и блиндажи. Звонарев с Лебедкиным, Смекаловым и Юркиным налаживали поврежденный прожектор, электрическое освещение, исправляли водопровод, мастерили козырьки над орудиями для маскировки. Перед рассветом появилась усталая Варя.
   — Сережа, по твою душу пришли! — закричал Борейко, увидев ее.
   — Я так устала, что валюсь с ног, — пожаловалась Варя. — Высоких умер полчаса назад, Садыков лежит без сознания, у Соломонова сложный перелом обеих ног.
   — Жаль Высоких, — вздохнул Борейко. — Идите-ка, прекрасная амазонка, спать в наш блиндаж, — смилостивился он. — На сон грядущий вас перекрестит и поцелует ваш ненаглядный Сереженька.
   — Медведь, пощадите, я так утомлена, что не могу вас наградить оплеухой за вашу дерзость.
   Звонарев отвел девушку в свой блиндаж.
   Работы продолжались всю ночь. Уже засерел восток, когда сон окончательно свалил всех. Люди заснули где придется, подложив под себя шинели или прямо на земле.
   — Вставать! Японец лезет на штурм! — оглушительно рявкнул Борейко. — К орудиям, зарядить картечью!
   На батарее сразу зашевелились. Солдаты, протирая глаза, бежали по своим местам.
   Захлопали орудийные замки, задвигались хоботы орудий. Номера торопливо подносили из погреба картечь и картузы с порохом.
   — Готово! — один за другим докладывали фейерверкеры.
   — Следи за гребнем; как там появятся японцы-так и бей! Сережа, останешься на батарее, а я буду на наблюдательном пункте, — распорядился поручик.
   Звонарев осмотрелся. Солнце едва взошло, в лощинах еще лежала предрассветные тени. Где-то за горой слышалась сильная ружейная перестрелка, прерываемая беспорядочными орудийными выстрелами. Издали доносился протяжный крик — не то «ура», не то «банзай». Когда первая суета улеглась, солдаты настороженно стали оглядываться по сторонам, разыскивая врага. Но ни спереди, ни справа, ни слева никого не было видно.
   — Ващбродь, разрешите выслать вперед людей японца постеречь! — попросил Блохин.
   Прапорщик отправил несколько человек налево от позиций, а сам вышел на дорогу к батарее литеры Б. Она вся была окутана дымом и пылью, сквозь которую то и дело вспыхивали молнии выстрелов. На подступах к батарее виднелись густые японские цепи, сметаемые картечью. За батареей беспорядочно столпились ушедшие из скопов стрелки. Было хорошо видно, как офицер наспех выстраивал их для контратаки.
   — На «литербе» японский флаг! — закричал Блохин.
   Среди батареи на бруствере колыхалось белое полотнигде с красным кругом посредине.
   — Вашбродь! — подбежал к прапорщику телефонист Юркин. — Поручик приказали идти на выручку.
   Не успел Звонарев сообразить, что ему делать, как Блохин и десятка два солдат уже бежали с винтовками наперевес по дороге к атакованной батарее. Артиллеристов нагнала рота стрелков из резерва. Но японцы уже отошли от батареи. Первое, что прапорщик увидел, был раненный в ногу Гудима. Он наскоро перевязывался с помощью своего делщика. Жуковский суетился около орудий, стараясь наладить стрельбу. Потерь не было.
   — Счастливо отделались! — превозмогая боль, говорил Гудима. — Стреляли на картечь до последнего, а когда хватились ружей, — то они оказались в казематах, — спасибо стрелки выручили.
   — Трусы, опозорили наш Утес! — ругался Блохин. — Мы под Цзинджовой держались до конца и отступили, лишь когда никого уже на позиции не осталось.
   — Тебе хорошо было на Залитерной, а нас здесь окружили, и не особенно хотелось, чтобы нам выпустили кишки, — оправдывался Лепехин.
   Жуковский приказал Звонареву обстреливать японцев во фланг из расположенных на левом фланге полевых пушек. Эти пушки обслуживались солдатами третьего взвода, наводчики которого, Гнедин и Воблый, отличались своей точностью и аккуратностью в работе, но были медлительны, за что им не раз попадало от Борейко. Звонарев застал их за обьгскиванием двух японских трупов.
   — Вашбродь, это вам! — преподн-ес Гнедин японскую карту Звонареву.
   На карте подробно были нанесены все батареи ПортАртурской крепости, с указанием калибров установленных пушек, расположения прожекторов и пороховых складов. Прапорщик был весьма удивлен осведомленностью японцев.
   Во второй половине дня японцы снова бросилась на штурм. Они быстро овладели выдвинутыми вперед редутами номер один и два и Куропаткинским люнетом. Жуковский поспешил к Звонареву.
   — Сергей Владимирович, дела наши плохи, того и гляди, противник прорвется к нам в тыл. В случае отхода вы со взводом останетесь в прикрытии, — распорядился он.
   — А Залитерная как?
   — Пусть уж там Борейко сам заботится о себе. Самое большее-поддержим его своим огнем во фланг наступающим.
   В это время японцы местами уже перебрались через Китайскую стенку и начали подниматься на Залитерную гору и расположенное в полуверсте восточное ее Малое Орлиное Гнездо. Повернув в эту сторону пушки, Звонарев открыл шрапнельный огонь. Гнедин и Воблый неторопливо наводили орудия и после каждого выстрела, прикрыв глаза рукою, внимательно следили за разрывами снарядов.
   — Прицел, вашскородие, надо бы прибавить на одно деление, а трубку укоротить, — посоветовали они Звонареву.
   — Ладно, только не копайтесь, сейчас дорога каждая секунда! Живо наводи! Пли!
   Но ни Гнедин, ни Воблый не умели торопиться. Наконец прапорщик не вытерпел.
   — Пошел к черту, тебе только блох ловить, а не штурм отбивать! — прогнал он наводчика и сам сразу начал давать вдвое больше выстрелов, но меткость их была все же хуже, чем у Гнедина.
   — Зря снаряды раскидываете, вашбродь, — заметил обиженный Гнедин.
   Затем Звонарев прогнал и Воблого.
   — Становись правильным, а Жиганов будет наводчиком. Вали, Жиганов, вовсю! — приказал он фейерверкеру.
   Выстрелы загремели один за другим. Номера едва успевали накатывать пушки на место. Неожиданный обстрел с фланга и тыла заставил японцев откатиться назад. Заметив это, соседние батареи взяли японцев под перекрестный огонь. Устилая землю трупами, толпы японцев стремительно бросились в тыл, и тут на них обрушилась собственная артиллерия, стремясь остановить отступление. Но все было напрасно. Японские солдаты без оглядки бежали. С русских укреплений исчезали один за другим флаги Страны Восходящего Солнца. Стрельба затихала.
   — Отбой! Поставить орудия на место! — приказал прапорщик. — А вас, обоих наводчиков, я отправлю на Залитерную, к поручику, он научит вас шевелиться поживее, — набросился он на Гнедина и Воблого.
   Те удивленно смотрели на всегда спокойного и выдержанного офицера.
   — Вы спасли положение на батарее, Сергей Владимирович! Опоздай вы на минуту-другую с открытием огня, японцы захватили бы вторую линию обороны и путь в город был бы открыт, — подошел Жуковский.
   Фок раздраженно ходил по своему кабинету. Перед ним почтительно стоял Сахаров.
   — Поймите меня, — горячился генерал. — Я не могу задерживать резервы до бесконечности. С самого утра мне не дают покоя Смирнов и Кондратенко. Из всей моей дивизии у меня осталось всего три батальона. Мне с большим трудом удалось убедить Стесселя сохранить их как личную охрану его и его штаба.
   — Заверяю ваше превосходительство, еще полчасачас — и японцы ворвутся в город. Только не давайте больше ни одного солдата из резерва, — горячо уверял Сахаров.
   — Но все дело могут испортить моряки. Они очень храбры и беспощадно колотят этих проклятых японцев.
   — Мною приняты меры, чтобы они не попали гуда, куда надо.
   — Какие там меры. Они по собственной инициативе свернули на атакованный участок и сейчас подходят к Залитерной и Орлиному Гнезду вместо первого форта, куда их направили.
   — Не поспеют! Батарея литеры Б приведена к молчанию, редуты и форт номер два взяты…
   — Справьтесь об обстановке у телефонистов, — кивнул Фок.
   Сахаров исчез.
   — Полный успех! Взята Китайская стенка. Залитерная окружена, Орлиное Гнездо штурмуется, — доложил вернувшийся Сахаров. — Стессель совсем потерял голову и идет сюда. Кондратенко неизвестно где, Смирнов тоже.
   — Кондратенко на Большом Орлином Гнезде и оттуда руководит всеми действиями. На Смирнова мне наплевать. Я все равно не стану с ним считаться. Попробую уговорить Стесселя не давать больше людей из резерва.
   Вошел Стессель, совершенно расстроенный и подавленный. Он растерянно озирался по сторонам.
   — Александр Викторович, что делать? Японцы, того и гляди, ворвутся в город и учинят резню, как при взятии Артура в китайскую войну.
   — Прежде всего стянуть сюда, к штабу, все оставшиеся резервы и казачью сотню, для того чтобы в случае прорыва мы имели под рукой силу. Это предохранит нас от японцев в первый момент, а затем можно будет с ними вступить в переговоры.
   — Но Кондратенко требует помощи, он уверен, что сможет отразить штурм, если ему пришлют хотя бы два батальона. У тебя сколько осталось?
   — Три батальона.
   — Отправь на позицию два, а один пусть находится здесь.
   — Не дам ни одного солдата!
   — Почему?
   — Не хочу подыхать раньше времени к тебе не советую! Мы старики и сами себя защитить уже не сможем, не говоря о твоей семье. Один батальон будет смят немедленно, и представь себе, что тогда произойдет!
   — Это, конечно, так, но еще лучше японцев вовсе не допускать в город.
   — Это не в наших силах!
   — Кондратенко надеется…
   — Охота тебе его слушать!..
   — Смирнов ручается за успех!
   — Бред сумасшедшего.
   В дверь постучались, появился запыленный конный ординарец с пакетом от Кондратенко. Стессель вскрыл его трясущимися руками.
   — «Огнем батареи литеры Б атакующие колонны были буквально сметены, блестящей контратакой моряков противник всюду отброшен за линию фортов в исходное положение. Для закрепления достигнутого успеха прошу выслать в мое распоряжение два батальона. Считаю, что юрод в безопасности. Кондратенко», — прочитал генерал. — Слава тебе господи, — набожно перекрестился он. — Отправить требуемые резервы.
   — Надо еще проверить это сообщение. Кондратенко человек увлекающийся и часто видит не то, что есть, а что ему хочется, — сухо заметил Фок. — Надо подождать!
   — Телефонограмма от генерала Белого, — доложил вошедшийадъютант князь Гантимуров.
   — «Все атаки отбиты, отступающих преследую огнем всех своих батарей. Нахожусь на Орлином Гнезде. Артур вне опасности. Белый», — прочитал Стессель.
   — Отправить резервы! Объявить в приказе благодарность морякам и артиллеристам, — распорядился уже успокоившийся Стессель. — Я буду у себя в штабе.
   — Слушаюсь, — нехотя ответил Фок. — Черта лысого я отправлю батальоны до темноты, — бормотал он, когда Стессель вышел.
   — Сорвалось! — мрачно прошептал Сахаров. — Черт бы побрал этих артиллеристов! На литере Б сидит Жуковский с Электрического Утеса… Белый знал, кого послать на эту батарею!
   — Прошу помнить, что я сделал все зависящее, чтобы задержать резервы, — напом, нил Фок.
   — Уговор дороже денег, ваше превосходительство. Тем более что сегодняшняя обстановка может повториться еще не раз. Разрешите откланяться.
   В тот же вечер, когда стемнело и небо покрылось густыми грозовыми тучами, по военной дороге, идущей вдоль линии укреплений, ехали верхом три генерала, Смирнов, Кондратенко и Белый, со своими ординарцами.