Страница:
— Через день-два тогда увидим Владивосток.
— Не торопись. День еще не кончился, стемнеетбудет видней, что и как.
Матросы, пользуясь передышкой, прилегли у орудий. Кое-кто дремал, другие переговаривались. На баке, в тени от щитов носового орудия, Киткин громко читал чеховские рассказы.
— «Хоть ты и седьмой, а дурак! — под общий смех закончил он» Жалобную книгу «.
Открыли, сдвинув броневые плиты, машинные люки, Красные от жары, все измазанные маслом и сажей, вылезали подышать воздухом кочегары и машинисты. С ними поднялся и розовощекий, белозубый младший механик Степанов. Его надетый на голое тело брюки и китель были измараны, в густых курчавых волосах торчал клок пакли.
— Шурка, да ты на трубочиста похож! — окликнул его с мостика Медведев.
— Хуже адского духа, — ответил, смеясь и расстегивая китель, механик. — Чуть не сжарился совсем. Когда снесло трубу, тяга сразу упала, дым повалил в кочегарку. Пришлось срочно выключить носовую кочегарку и лезть самому туда. Эх, нырнуть бы сейчас в море!..
— Зато вы там все целы и невредимы, а тут сейчас Алешу Рклитского и двух матросов убили.
— Жаль беднягу. Так и не отыгрался, значит, он в шахматы. Все обещал мне сделать два мата подряд, да не успел.
Вскоре броненосцы завязали перестрелку с японцами. Японские снаряды давали больше перелеты и ложились около крейсеров. Рейценштейн поспешил отвести свой отряд подальше от главных сил.
Матросы затаив дыхание наблюдали за боем.
Японские крейсера, видневшиеся на норд — и зюйдвест, тоже издали следили за происходящим поединком.
— Жарко нашим приходится! Навалился вражина! Не выдюжить нашим… — слышались скорбные замечания матросов.
— Не скули зря! На войне без потерь нельзя, — подбадривал Киткин. Широко расставив свои длинные ноги, он в бинокль рассматривал японские крейсера.
— На» Асахи» пожар, — сообщал он. — У «Микасы» повреждена средняя труба. Это, верно, все «Ретвизан» чешет. Шенснович вошел в азарт и забыл даже свою обычную осторожность.
— Лейтенант, займитесь вашим прямым делом! — одернул его с мостика Рейценштейн.
— Есть заняться прямым делом! — насмешливо вытянулся офицер.
С уменьшением дистанции превосходство японской артиллерии усиливалось, так как на русских судах недоставало большого числа орудий среднего калибрашестидюймовых, стодвадцатимиллиметровых и трехдюймовых. Хотя они и не были страшны для броненосцев, но все же разрушали верхние постройки и производили пожары. Это вызывало у матросов сомнение в исходе боя. Все чаще слышались вздохи и сердитая ругань.
Рейценштейн нервно бегал по мостику и тоже ругался неизвестно по чьему адресу. Грамматчиков, серьезный и спокойный, при каждом попадании снаряда в русский корабль неизменно говорил «так»и, сжав губы, переводил бинокль на следующее судно.
Когда «Цесаревич» вышел из строя, «Ретвизан» ринулся на японцев, а остальные броненосцы сбились в кучу. Рейценштейн заорал не своим голосом:
— Поднять сигнал: «Крейсерам следовать за мной»! Капитан Грамматчиков, ложитесь на обратный курс и самым полным ходом режьте нос броненосному отряду, иначе японцы нас сейчас раскатают сосредоточенным огнем с окружности в центр.
— Есть! Лево на борт! Вперед до полного! — отозвался капитан. — Христиан Генрихович, приготовьтесь открыть огонь с обоих бортов по японским крейсерам.
— Вы собираетесь идти на прорыв? — удивился адмирал.
— Если даже эскадра за нами не пойдет на прорыв, то мы все же увлечем за собой тяжелые крейсера противника и этим облегчим положение наших броненосцев.
— Адмирал передает командование, — доложил в это время Медведев. Рейценштейн и Грамматчиков, схватив бинокли, стали рассматривать сигнал на «Цесаревиче».
— Следовательно, в командование вступил Ухтомский, но на «Пересвете» сбиты обе стеньги и никаких флагов не видно, — произнес Рейценштейн.
— Возможно, что и Ухтомский тоже вышел из строя, — проговорил Грамматчиков.
— Тогда, значит, я вступаю в командование эскадрой, как следующий по старшинству, — решил Рейценштейн. — Поднять сигнал: «Эскадре следовать за мною», — приказал он Медведеву.
На мачте крейсера взвилось несколько флагов. Сигнальщики следили, кто из кораблей отрепетует сигнал. Крейсеры тотчас один за другим подняли ответные сигналы, но ни один из броненосцев не отрепетовал, и, не обращая внимания на сигналы «Аскольда», они продолжали беспорядочной кучей идти в северо-западном направлении.
Рейценштейн приказал, уменьшив ход, сблизиться с броненосцами, продолжая держать поднятым прежний сигнал. Ни один корабль опять не принял его. Адмирал приказал «Аскольду» встать во главе броненосного отряда и еще раз попытался повести эскадру за собой, но снова безуспешно.
— Пойдемте на прорыв одними крейсерами, — предложил Грамматчиков. — Броненосцы Того начинают отходить на север, на месте остаются лишь «Чин-Иен»с «Шимами»и легкие крейсера. Надо думать, что с ними-то наша эскадра еще справится.
Рейценштейн оглянулся. Сразу за «Аскольдом», дымя из трех своих труб, шел «Новик», за ними тянулись Паллада»и «Диана». Несколько сбоку разрозненно двигались броненосцы. К русской эскадре со всех сторон приближались японские крейсера, а за ними виднелись десятки миноносцев. Быстро темнело. Огни выстрелов, мало заметные днем, теперь казались значительно ярче. Оглядев горизонт, адмирал хотел посоветоваться с командиром «Аскольда»о направлении прорыва. Но Грамматчиков уже сам повернул прямо на юг между двумя отрядами легких крейсеров и, развив ход до предела, помчался вперед. За «Аскольдом» последовал лишь «Новик», «Паллада» же с «Дианой» сразу сильно отстали, а затем вернулись к броненосцам.
Заметив идущие полным ходом русские крейсера, японцы сосредоточили на них весь свой огонь. Слева напересечку поспешил броненосный крейсер «Якумо», вооруженный восьмидюймовыми пушками, справа двигались четыре мелких крейсера.
— Самый полный вперед! — скомандовал в машину Грамматчиков. — Сосредоточьте огонь на «Асаме», — приказал он Майделю.
— Есть, — отозвался лейтенант, и восемь шестидюймовых орудий-носовых и кормовых-открыли частый огонь по указанной цели.
— Сорок, тридцать пять, тридцать, — сообщали расстояние в кабельтовых с дальномера до цели.
Майдель ставил на электрическом циферблате эти дистанции, откуда они сообщались на батареи. Поворот ручки — и крейсер содрогнулся от бортового залпа. Расстояние до «Асамы» быстро уменьшалось, и действенность огня усиливалась.
При каждом попадании неприятельского снаряда Рейценштейн морщился и старался отойти в глубину рубки. Грамматчиков не отрывался от прорези и внимательно наблюдал за действием своих снарядов.
— Убавьте прицел на два деления, Константин Георгиевич, — обратился он к суетящемуся у дальномера младшему артиллеристу мичману Житкову, — как раз в борт попадете.
Расстояние до «Асамы» быстро уменьшалось. В бинокль были хорошо видны разрушения, произведенные стрельбой «Аскольда». Стволы обоих орудий носовой восьмидюймовой башни беспомощно задрались кверху. На переднем мостике начался пожар, и было видно, как, спасаясь от огня и дыма, выскакивали люди из боевой рубки. Трубы были сильно повреждены, на корме загорелись разбитые верхние надстройки. Японцы беспорядочно суетились на палубе, сметаемые русскими снарядами.
«Аокольд» продолжал идти полным ходом, содрогаясь корпусом от своих выстрелов и попаданий вражеских снарядов, артиллерия вела залповый огонь. Стрельба же японцев становилась все более беспорядочной и менее действенной. Наконец броненосный крейсер «Якумо», в девять тысяч тонн водоизмещением, не выдержал и начал поспешно отступать перед легким бронепалубным «Аскольдом», имеющим меньше шести тысяч тонн водоизмещения. По крейсеру пронеслось громкое «ура».
Разделавшись с «Асамой», Грамматчиков ринулся на шедшие справа легкие крейсера «Акицушима», «Такосаго»и «Сума». Они бросились врассыпную. «Сума» замешкался; попав под обстрел, он мгновенно превратился в пылающий костер и поспешил спрятаться за другие корабли. Путь русским был свободен. Но тут из-за крейсеров вылетели четыре миноносца и кинулись на «Аскольда».
— Право руля! Прибавить оборотов! — скомандовал Грамматчиков в машину и устремился к ним навстречу.
— Что вы хотите делать? — спросил Рейценштейн.
— Таранить, — коротко бросил командир «Аскольда».
Расстояние до миноносцев было не более двадцати кабельтовых, и теперь оно быстро сокращалось. Японцы не сразу поняли, какая угрожает им опасность, а когда сообразили, то оказались уже в непосредственной близости к «Аскольду». Крейсер с полного хода врезался в один из миноносцев. Сильный толчок, пар и дым около бортов, крики упавших в воду людей, и все было кончено…
У второго миноносца попавшим снарядом был оторван нос, и корабль с полного хода зарылся в воду. В воздухе на мгновение мелькнули вращающиеся лопасти винтов. Миноносец исчез в пучине моря. Два последних миноносца попытались спастись бегством, но идущий за «Аскольдом» «Новик» подбил своим огнем сперва один, а затем другой.
«Аскольд» пошел полным ходом на юг. Пришедшие наконец в себя японские крейсера, в количестве восьми, кинулись в погоню, но добыча уже ускользнула. В наступившей темноте «Аскольд» потерялся из виду.
На корабле стали выяснять свои повреждения. В левом борту были обнаружены две большие подводные пробоины, несколько надводных, в которые на большом ходу заливалась забортная вода. Сильно повреждены трубы, вследствие чего тяга резко упала и ход снизился до пятнадцати-семнадцати узлов. От форсированной работы дымовых вентиляторов появились факелы. Опасаясь быть обнаруженным, «Аскольд» снизил ход до двенадцати узлов. Выяснилось, что угля хватит до Владивостока, если идти экономическим ходом.
— Но ведь тяга весьма ухудшилась, расход возрастет. Кроме того, мы приняли не менее двухсот тонн воды и имеем значительные пробоины, — горячился Рейценштейн. — В таком виде крейсер дойти до Владивостока не может.
— За ночь мы починимся и с рассветом постараемся уйти подальше в море с тем, чтобы обойти Японию с востока и прорваться в Сангарский или Лаперузов проливы. Много шансов, что мы попадем туда раньше броненосных крейсеров адмирала Того, а с легкими мы быстро справимся, — возразил Грамматчиков. Его поддержали и другие офицеры.
Видя, что ему не переспорить ни Грамматчикова, ни офицеров, Рейценштейн принял официальный вид и громким голосом приказал:
— Ввиду серьезности полученных в бою повреждений, считаю невозможным прорыв во Владивосток без значительного ремонта, который можно произвести лишь в нейтральном порту. Капитан Грамматчиков, потрудитесь вести крейсер в Шанхай.
— Но, ваше превосходительство, ближе до Циндао. Мы к полудню будем там, а завтра на ночь выйдем оттуда, пополнив запасы угля и воды и произведя необходимый ремонт, — возразил командир «Аскольда».
— В Циндао может повториться чемульпннский инцидент. Японцы заблокируют порт и потребуют нашего выхода. Приказываю идти в Шанхай, — оборвал разговор Рейценштейн.
— Есть, — вытянулся Грамматчиков и вместе со старшим штурманом лейтенантом Якимовым начал разбирать курс на Шанхай.
Расстроенный возражениями, Рейценштейн спустился в свою каюту.
— Чего это адмирал так уцепился за Шанхай? — удивился один из офицеров.
— Ларчик просто открывается. Еще в китайский поход он купил там себе дачу, где сейчас и проживает если не его супруга, то дама сердца, — пояснил поднявшийся на мостик Киткин. — Любви же, как известно, все возрасты и чины покорны, адмиралы, порой, даже больше мичманов.
…Итак, идем в Шанхай, где и попытаемся подремонтироваться, а затем рискнем в одиночку прорываться во Владивосток.
Без всяких приключений в сопровождении «Грозового» «Аскольд» утром 31 июля прибыл в Шанхай. Немедленно было приступлено к ремонтным работам. Выяснилось, что через неделю «Грозовой» сможет покинуть порт. «Аскольду» требовалось не меньше двух недель, чтобы быть готовым к выходу в море. Но тут выступили Соединенные Штаты Америки. Зная, что японский флот вынужден будет выслать часть боевых кораблей для блокады русских судов в Шанхае, что вызовет распыление и так сильно ослабленного в морском бою японского флота, Америка потребовала от Китая сокращения срока пребывания русских кораблей в Шанхае до одной недели. Одновременно Япония предупредила китайское правительство, что японский флот атакует «Аскольда»и «Грозового»в Шанхайском порту, если они к указанному сроку не покинут Шанхай. Несмотря на все протесты русского посла в Пекине, китайцы под давлением Америки и Японии предложили Рейценштейну в семидневный срок уйти из Шанхая или немедленно разоружиться.
Рейценштейн отнюдь в бой не рвался и не замедлил воспользоваться китайским ультиматумом для разоружения подчиненных ему кораблей. К седьмому августа крейсер и миноносец был полностью разоружены и остались в Шанхае до конца войны.
Водоизмещением около семи тысяч тонн, трехпалубный, высокобортный, с массой наружных построек, крейсер «Диана» был спущен на воду в 1899 году уже устаревшим, вследствие затянувшейся более пяти с лишним лет постройки. Он был слабо вооружен, имел малый ход, плохо слушался руля и часто рыскал на курсе. Все это вызывало презрительное отношение всей эскадры к этим «богиням отечественного производства», как «Диана»и «Паллада» величались в Артуре. Матросы же называли свой крейсер просто «Дашкой».
Командовал «Дианой»в день выхода эскадры из Артура капитан второго ранга светлейший князь Ливен, из остзейских дворян. Он относился с глубоким презрением ко всему русскому и к самим русским. Даже с офицерами он разговаривал весьма редко и не иначе, как цедя слова сквозь зубы. С матросами же его разговор ограничивался самой забористой матерной руганью, так как, по мнению его светлости, матросы никаких других слов не понимали.
Старшим офицером на «Диане» был капитан второго ранга Семенов. Невысокого роста, толстый, коротконогий, круглоголовый, он с утра до вечера катался шариком по всему крейсеру. Суетливый и мелочный, он способен был свести с ума своими придирками не только матросов, но и офицеров.
Оба начальника создали такой режим на «Диане», что скоро по всей эскадре матросы говорили о крейсере как о каторжном корабле.
Офицеров подбирал себе Ливен только из числа имевших твердо установившуюся репутацию беспощадно строгих начальников.
Так, перед самым выходом эскадры на крейсер был назначен с погибшего миноносца «Лейтенант Бураков» прославившийся на всю эскадру своей жестокостью в обращении с матросами лейтенант Колчак.
В ночь перед выходом «Диана» несла дежурство на внешнем рейде и стояла у прохода. Пропустив всю эскадру, она заняла место концевого в отряде крейсеров.
Во время первого боя на «Диане» никаких потерь не было. Только когда адмирал Того обрушился на концевые крейсера и вокруг них начали падать в большом количестве снаряды, слабые нервы светлейшего командира «Дианы» не выдержали, и он, не ожидая приказа своего флагмана, повернул в противоположную от противника сторону и поспешно вышел из-под обстрела.
Команде дали повахтенно ужинать, офицеры же, кроме вахтенных, сошли в кают-компанию.
— Ставлю два флакона Мумма по случаю наших боевых успехов! — объявил Семенов, председательствовавший за столом.
— Не сглазьте, Владимир Иванович, — суеверно остановил его один из офицеров, — день ведь еще не кончился.
— Вечером выпьем за последующие успехи, — отозвался Колчак.
Вестовые разнесли шампанское. Вино вскружило головы, настроение поднялось. Офицеры начали бахвалиться, вспоминая минувший бой.
— Наш светлейший без команды повернул и пустился наутек, когда жареным запахло, — съязвил Колчак.
— Зато вы, Александр Васильевич, развили такой огонь, что небу стало жарко! Сразу напугали Того, — отозвался Семенов.
Наверху пробили боевую тревогу. Все бросились по своим местам. Японская эскадра, нагнав русских, начала новый бой. Крейсера не принимали в нем участия, оставаясь лишь зрителями происходящего.
Ливен, как всегда молчаливый, с презрительной усмешкой на своем холеном аристократическом лице, наблюдал с ходового мостика за развертывающейся перед ним картиной. Мимоходом забежавший на мостик Семенов пытался было завязать разговор.
— Нелепая вещь эта война. Я был в дружеских отношениях с командиром «Микасы», флагманского корабля Того, капитаном Номото. Не раз мы вместе пили шампанское в нагасакских кабаках, а теперь только о том и думаем, как бы поскорее уничтожить друг друга, — сказал он, обращаясь к своему командиру.
Но Ливен продолжал молчать, и старшему офицеру ничего не оставалось, как поскорее исчезнуть с мостика.
Как только «Аскольд» ринулся на прорыв, обгоняя наши броненосцы, «Диана» последовала было за ним, но замешкалась и стала прорезать строй броненосцев, едва при этом не столкнувшись с «Пересветом».
Японцы открыли по идущим в беспорядке русским судам усиленный огонь. Один из снарядов угодил в правый шкафут и разбил стрелу Темперлея, снес вентиляционные трубы, разворотил дымовую трубу. Одновременно осколками было взорвано несколько патронов в батарейной палубе и убито и ранено около двадцати человек, в том числе командир батареи — мичман Кондратьев. Начавшийся пожар стал быстро распространяться, грозя перекинуться в нижние патронные погреба.
Семенов с пожарным дивизионом кинулся тушить огонь, но в это время взорвалось еще несколько патронов. Матросы в ужасе разбежались. Чем бы все кончилось, неизвестно, если бы новый, попавший около ватерлинии снаряд не сделал огромной пробоины в борту. Хлынувшая сквозь нее вода быстро прекратила огонь. По колено в воде матросы, бросились заделывать образовавшуюся пробоину. Едва они успели с ней справиться, как новый крупный снаряд попал в расположенный под лазаретом отсек, который быстро наполнился водой. Вода снизу подняла палубу лазарета. С треском срывались метлахские плитки, устилавшие пол. Сквозь образовавшиеся щели начали выбиваться вверх небольшие фонтанчики.
Тем временем «Диана» успела уже миновать эскадру. Впереди ясно виднелись бешено отстреливавшиеся от неприятеля «Аскольд»и «Новик».
Ливен призадумался. Ему совсем не улыбалось попасть в такую же перепалку, как два передовых крейсера, и он резко скомандовал:
— Право руля!
«Диана», круто повернув влево, вступила о кильватер идущему за эскадрой крейсеру «Паллада».
— Нам не угнаться за адмиралом, — как бы в свое оправдание пояснил Ливен стоящему рядом Колчаку.
— Но мы нарушаем приказ адмирала следовать за ним! — возразил лейтенант.
— Не всегда бывает возможным выполнять распоряжения начальства. Я все же посоветуюсь со старшим офицером. Вызвать его ко мне! — приказал одному из ординарцев Ливен.
Через несколько минут на мостике появился запыхавшийся Семенов. Узнав, в чем дело, он, как хитроумный Улисс, предложил компромиссное решение:
— Сейчас мы последуем за эскадрой, а когда наступит темнота, оторвемся от нее и попробуем самостоятельно прорваться во Владивосток.
Оправдание было найдено…
Наступила ночь. Русская эскадра в полной темноте шла курсом на Артур двумя кильватерными колоннами — справа «Пересвет», «Победа», «Полтава», «Паллада»и «Диана», слева, далеко впереди — «Ретвизан», и за ним «Севастополь»и концевым — «Цесаревич».
Справа из темноты неожиданно появились чуть заметные силуэты небольших судов, быстро приближающихся к крейсеру. На них мелькнули красноватые огоньки минных выстрелов, после чего, резко повернув обратно, миноносцы скрылись во тьме. Море в эту ночь светилось особенно ярко, и подводное движение мин было хорошо заметно. Вот недалеко от «Дианы» появились две слабо светящиеся точки, приближающиеся к крейсеру.
— Право руля! — нервно скомандовал Ливен.
«Диана» медленно поворачивалась кормою к идущим торпедам.
Три сотни пар человеческих глаз с трепетом следили с корабля за все более увеличивающимися и быстро приближающимися светлыми пятнами. У всех была одна и та же мысль: «Попадет торпеда в крейсер или пройдет мимо?» Зловещие пятна приближались. Еще секунда — и они коснутся корпуса корабля, и тогда над ним высоко взметнется столб пламени, раздастся грохот взрыва, полетят во все стороны осколки, и десятки тонн воды обрушатся на палубу. Но торпеды уже попали в струю воды, отбрасываемую винтами, она их отталкивает, мешает их движению. Торпеды начинают замедлять свой ход, а затем и вовсе теряются за кормой. Опасность миновала, и из сотен человеческих грудей вырывается вздох облегчения.
Теперь идти вместе с эскадрой стало опасно, поскольку на нее обрушились многочисленные миноносцы японцев. Сообразив это, Ливен положил право руля и полным ходом пошел на юг, стараясь возможно скорее выйти из опасной зоны.
Но по дороге все же не удалось избежать нападения, Пробили отражение минной атаки. Матросы бросились к мелкокалиберным орудиям. Блеснул золотисто-зеленоватый свет, раздался сухой, резкий выстрел трехдюймовок.
— Ваша светлость, ради бога, прекратите огонь! — истошным голосом закричал с палубы Семенов. — Мы этим будем только привлекать к себе неприятеля.
Орудия замолкли. Позади показался идущий в кильватер «Диане» миноносец. Сперва его приняли за японский и внимательно следили за ним. Но он не обнаруживал никаких враждебных намерений. Тогда рискнули запросить его позывные. Через мгновение замелькали ответные огоньки.
— «Грозовой»! — доложил сигнальщик.
Миноносцу предложено было подойти к крейсеру.
— Вы куда намерены двигаться? — справился Ливен у командира «Грозового» лейтенанта Бровцына.
— До Владивостока у меня не хватит угля, поэтому я думаю сперва побывать в Циндао, принять полный запас воды и угля, а затем идти по назначению.
— Избави вас бог заходить в Циндао, — неожиданно вмешался откуда-то из темноты Семенов. — Около него нас, наверно, подстерегают японцы Надо идти возможно дальше. Быть может, даже в Россию.
— Едва ли нас за это похвалит, — спокойно отозвался мягким баритоном Бровцын. — Одним словом, — куда вы, туда и я.
— В таком случае прошу вас следовать за мной, — распорядился Ливен.
— Есть! — отозвался командир миноносца, и «Грозовой» отошел.
На море поднялся туман, и крейсер окончательно затерялся в нем. Команде разрешили спать посменно. Ливен, позевывая, передал командование Семенову и ушел отдохнуть.
Семенов в ходовой рубке при слабом свете лампочки, освещавшей компасную картушку, делал заметки в записной книжке, в героическом духе живописуя свою роль в сегодняшнем бою. Его круглое, полное лицо было сурово нахмурено. Он то и дело прикладывал руку ко лбу, вспоминая различные перипетии минувшего дня.
— Что это там пузырь на ножках пишет? — шепотом спросил старший сигнальщик у ординарца, примостившеюся невдалеке от боевой рубки.
— Верно, кто в чем сегодня провинился. Только что приходил с докладом боцман. Наябедничал на кого-нибудь.
— Дал бы бог целыми домой добраться, женку с детьми повидать…
— Князь наш вместе с пузырем — оба норовят где поспокойнее.
— Нет, пузырь за чином или крестиком к черту на рога полезет!
Матросы замолчали.
На крейсере воцарилась тишина. Только вахтенные сигнальщики из самых глазастых бодрствовали на мостике вместе с рулевыми и старшим офицером. С юга пошла крупная зыбь, от которой крейсер давал размахи до семи градусов на сторону. Навстречу «Диане» теперь попадались лишь китайские джонки. Сфера военных действий осталась позади.
Уже за полночь на палубу поднялся подвыпивший Колчак и, спотыкаясь в темноте на каждом шагу, стал выбирать место для ночлега. Блуждая по кораблю, он забрался на кормовой мостик, куда складывали на разостланный брезент тела убитых и умерших от ран. Их было всего несколько человек, и рядом оставалось много незанятого места. Лейтенант сложил свободный брезент в несколько раз и, хладнокровно улегшись с мертвецами, тотчас же уснул.
Среди ночи санитары принесли нового покойника. Приняв Колчака за труп, они решили, что неудобно класть офицеров вперемешку с матросами, — хотя и мертвое, но все же начальство! Схватив лейтенанта за плечи и за ноги, санитары довольно бесцеремонно поволокли его в сторону. Но тут «покойник» энергично вырвался из рук и разразился самой отчаянной руганью.
Саши ары в ужасе отпрянули.
— Да, никак, оно живое! — с испугом проговорил один из них, в чем тотчас же окончательно убедился, получив здоровенную затрещину.
Другой санитар поспешно сбежал с мостика и спасся от побоев.
Разобрав, в чем дело, Колчак помог санитару уложить принесенный труп, сложил ему руки на груди и, понюхав воздух, проговорил:
— Кажется, еще не воняет?
— Никак нет, совсем свеженький, всего с четверть часа как преставился, — отозвался санитар.
— Поправь-ка, братец мой, брезент, чтобы мягче было спать, — приказал лейтенант и, отпустив матроса, продолжал неожиданно прерванный сон.
С наступлением дня, после детального осмотра всех имеющихся повреждений, на мостике был собран военный совет, чтобы решить, что дальше делать, куда идти. Разглагольствовал больше всех Семенов. Он убеждал идти в один из французских портов,
— Не торопись. День еще не кончился, стемнеетбудет видней, что и как.
Матросы, пользуясь передышкой, прилегли у орудий. Кое-кто дремал, другие переговаривались. На баке, в тени от щитов носового орудия, Киткин громко читал чеховские рассказы.
— «Хоть ты и седьмой, а дурак! — под общий смех закончил он» Жалобную книгу «.
Открыли, сдвинув броневые плиты, машинные люки, Красные от жары, все измазанные маслом и сажей, вылезали подышать воздухом кочегары и машинисты. С ними поднялся и розовощекий, белозубый младший механик Степанов. Его надетый на голое тело брюки и китель были измараны, в густых курчавых волосах торчал клок пакли.
— Шурка, да ты на трубочиста похож! — окликнул его с мостика Медведев.
— Хуже адского духа, — ответил, смеясь и расстегивая китель, механик. — Чуть не сжарился совсем. Когда снесло трубу, тяга сразу упала, дым повалил в кочегарку. Пришлось срочно выключить носовую кочегарку и лезть самому туда. Эх, нырнуть бы сейчас в море!..
— Зато вы там все целы и невредимы, а тут сейчас Алешу Рклитского и двух матросов убили.
— Жаль беднягу. Так и не отыгрался, значит, он в шахматы. Все обещал мне сделать два мата подряд, да не успел.
Вскоре броненосцы завязали перестрелку с японцами. Японские снаряды давали больше перелеты и ложились около крейсеров. Рейценштейн поспешил отвести свой отряд подальше от главных сил.
Матросы затаив дыхание наблюдали за боем.
Японские крейсера, видневшиеся на норд — и зюйдвест, тоже издали следили за происходящим поединком.
— Жарко нашим приходится! Навалился вражина! Не выдюжить нашим… — слышались скорбные замечания матросов.
— Не скули зря! На войне без потерь нельзя, — подбадривал Киткин. Широко расставив свои длинные ноги, он в бинокль рассматривал японские крейсера.
— На» Асахи» пожар, — сообщал он. — У «Микасы» повреждена средняя труба. Это, верно, все «Ретвизан» чешет. Шенснович вошел в азарт и забыл даже свою обычную осторожность.
— Лейтенант, займитесь вашим прямым делом! — одернул его с мостика Рейценштейн.
— Есть заняться прямым делом! — насмешливо вытянулся офицер.
С уменьшением дистанции превосходство японской артиллерии усиливалось, так как на русских судах недоставало большого числа орудий среднего калибрашестидюймовых, стодвадцатимиллиметровых и трехдюймовых. Хотя они и не были страшны для броненосцев, но все же разрушали верхние постройки и производили пожары. Это вызывало у матросов сомнение в исходе боя. Все чаще слышались вздохи и сердитая ругань.
Рейценштейн нервно бегал по мостику и тоже ругался неизвестно по чьему адресу. Грамматчиков, серьезный и спокойный, при каждом попадании снаряда в русский корабль неизменно говорил «так»и, сжав губы, переводил бинокль на следующее судно.
Когда «Цесаревич» вышел из строя, «Ретвизан» ринулся на японцев, а остальные броненосцы сбились в кучу. Рейценштейн заорал не своим голосом:
— Поднять сигнал: «Крейсерам следовать за мной»! Капитан Грамматчиков, ложитесь на обратный курс и самым полным ходом режьте нос броненосному отряду, иначе японцы нас сейчас раскатают сосредоточенным огнем с окружности в центр.
— Есть! Лево на борт! Вперед до полного! — отозвался капитан. — Христиан Генрихович, приготовьтесь открыть огонь с обоих бортов по японским крейсерам.
— Вы собираетесь идти на прорыв? — удивился адмирал.
— Если даже эскадра за нами не пойдет на прорыв, то мы все же увлечем за собой тяжелые крейсера противника и этим облегчим положение наших броненосцев.
— Адмирал передает командование, — доложил в это время Медведев. Рейценштейн и Грамматчиков, схватив бинокли, стали рассматривать сигнал на «Цесаревиче».
— Следовательно, в командование вступил Ухтомский, но на «Пересвете» сбиты обе стеньги и никаких флагов не видно, — произнес Рейценштейн.
— Возможно, что и Ухтомский тоже вышел из строя, — проговорил Грамматчиков.
— Тогда, значит, я вступаю в командование эскадрой, как следующий по старшинству, — решил Рейценштейн. — Поднять сигнал: «Эскадре следовать за мною», — приказал он Медведеву.
На мачте крейсера взвилось несколько флагов. Сигнальщики следили, кто из кораблей отрепетует сигнал. Крейсеры тотчас один за другим подняли ответные сигналы, но ни один из броненосцев не отрепетовал, и, не обращая внимания на сигналы «Аскольда», они продолжали беспорядочной кучей идти в северо-западном направлении.
Рейценштейн приказал, уменьшив ход, сблизиться с броненосцами, продолжая держать поднятым прежний сигнал. Ни один корабль опять не принял его. Адмирал приказал «Аскольду» встать во главе броненосного отряда и еще раз попытался повести эскадру за собой, но снова безуспешно.
— Пойдемте на прорыв одними крейсерами, — предложил Грамматчиков. — Броненосцы Того начинают отходить на север, на месте остаются лишь «Чин-Иен»с «Шимами»и легкие крейсера. Надо думать, что с ними-то наша эскадра еще справится.
Рейценштейн оглянулся. Сразу за «Аскольдом», дымя из трех своих труб, шел «Новик», за ними тянулись Паллада»и «Диана». Несколько сбоку разрозненно двигались броненосцы. К русской эскадре со всех сторон приближались японские крейсера, а за ними виднелись десятки миноносцев. Быстро темнело. Огни выстрелов, мало заметные днем, теперь казались значительно ярче. Оглядев горизонт, адмирал хотел посоветоваться с командиром «Аскольда»о направлении прорыва. Но Грамматчиков уже сам повернул прямо на юг между двумя отрядами легких крейсеров и, развив ход до предела, помчался вперед. За «Аскольдом» последовал лишь «Новик», «Паллада» же с «Дианой» сразу сильно отстали, а затем вернулись к броненосцам.
Заметив идущие полным ходом русские крейсера, японцы сосредоточили на них весь свой огонь. Слева напересечку поспешил броненосный крейсер «Якумо», вооруженный восьмидюймовыми пушками, справа двигались четыре мелких крейсера.
— Самый полный вперед! — скомандовал в машину Грамматчиков. — Сосредоточьте огонь на «Асаме», — приказал он Майделю.
— Есть, — отозвался лейтенант, и восемь шестидюймовых орудий-носовых и кормовых-открыли частый огонь по указанной цели.
— Сорок, тридцать пять, тридцать, — сообщали расстояние в кабельтовых с дальномера до цели.
Майдель ставил на электрическом циферблате эти дистанции, откуда они сообщались на батареи. Поворот ручки — и крейсер содрогнулся от бортового залпа. Расстояние до «Асамы» быстро уменьшалось, и действенность огня усиливалась.
При каждом попадании неприятельского снаряда Рейценштейн морщился и старался отойти в глубину рубки. Грамматчиков не отрывался от прорези и внимательно наблюдал за действием своих снарядов.
— Убавьте прицел на два деления, Константин Георгиевич, — обратился он к суетящемуся у дальномера младшему артиллеристу мичману Житкову, — как раз в борт попадете.
Расстояние до «Асамы» быстро уменьшалось. В бинокль были хорошо видны разрушения, произведенные стрельбой «Аскольда». Стволы обоих орудий носовой восьмидюймовой башни беспомощно задрались кверху. На переднем мостике начался пожар, и было видно, как, спасаясь от огня и дыма, выскакивали люди из боевой рубки. Трубы были сильно повреждены, на корме загорелись разбитые верхние надстройки. Японцы беспорядочно суетились на палубе, сметаемые русскими снарядами.
«Аокольд» продолжал идти полным ходом, содрогаясь корпусом от своих выстрелов и попаданий вражеских снарядов, артиллерия вела залповый огонь. Стрельба же японцев становилась все более беспорядочной и менее действенной. Наконец броненосный крейсер «Якумо», в девять тысяч тонн водоизмещением, не выдержал и начал поспешно отступать перед легким бронепалубным «Аскольдом», имеющим меньше шести тысяч тонн водоизмещения. По крейсеру пронеслось громкое «ура».
Разделавшись с «Асамой», Грамматчиков ринулся на шедшие справа легкие крейсера «Акицушима», «Такосаго»и «Сума». Они бросились врассыпную. «Сума» замешкался; попав под обстрел, он мгновенно превратился в пылающий костер и поспешил спрятаться за другие корабли. Путь русским был свободен. Но тут из-за крейсеров вылетели четыре миноносца и кинулись на «Аскольда».
— Право руля! Прибавить оборотов! — скомандовал Грамматчиков в машину и устремился к ним навстречу.
— Что вы хотите делать? — спросил Рейценштейн.
— Таранить, — коротко бросил командир «Аскольда».
Расстояние до миноносцев было не более двадцати кабельтовых, и теперь оно быстро сокращалось. Японцы не сразу поняли, какая угрожает им опасность, а когда сообразили, то оказались уже в непосредственной близости к «Аскольду». Крейсер с полного хода врезался в один из миноносцев. Сильный толчок, пар и дым около бортов, крики упавших в воду людей, и все было кончено…
У второго миноносца попавшим снарядом был оторван нос, и корабль с полного хода зарылся в воду. В воздухе на мгновение мелькнули вращающиеся лопасти винтов. Миноносец исчез в пучине моря. Два последних миноносца попытались спастись бегством, но идущий за «Аскольдом» «Новик» подбил своим огнем сперва один, а затем другой.
«Аскольд» пошел полным ходом на юг. Пришедшие наконец в себя японские крейсера, в количестве восьми, кинулись в погоню, но добыча уже ускользнула. В наступившей темноте «Аскольд» потерялся из виду.
На корабле стали выяснять свои повреждения. В левом борту были обнаружены две большие подводные пробоины, несколько надводных, в которые на большом ходу заливалась забортная вода. Сильно повреждены трубы, вследствие чего тяга резко упала и ход снизился до пятнадцати-семнадцати узлов. От форсированной работы дымовых вентиляторов появились факелы. Опасаясь быть обнаруженным, «Аскольд» снизил ход до двенадцати узлов. Выяснилось, что угля хватит до Владивостока, если идти экономическим ходом.
— Но ведь тяга весьма ухудшилась, расход возрастет. Кроме того, мы приняли не менее двухсот тонн воды и имеем значительные пробоины, — горячился Рейценштейн. — В таком виде крейсер дойти до Владивостока не может.
— За ночь мы починимся и с рассветом постараемся уйти подальше в море с тем, чтобы обойти Японию с востока и прорваться в Сангарский или Лаперузов проливы. Много шансов, что мы попадем туда раньше броненосных крейсеров адмирала Того, а с легкими мы быстро справимся, — возразил Грамматчиков. Его поддержали и другие офицеры.
Видя, что ему не переспорить ни Грамматчикова, ни офицеров, Рейценштейн принял официальный вид и громким голосом приказал:
— Ввиду серьезности полученных в бою повреждений, считаю невозможным прорыв во Владивосток без значительного ремонта, который можно произвести лишь в нейтральном порту. Капитан Грамматчиков, потрудитесь вести крейсер в Шанхай.
— Но, ваше превосходительство, ближе до Циндао. Мы к полудню будем там, а завтра на ночь выйдем оттуда, пополнив запасы угля и воды и произведя необходимый ремонт, — возразил командир «Аскольда».
— В Циндао может повториться чемульпннский инцидент. Японцы заблокируют порт и потребуют нашего выхода. Приказываю идти в Шанхай, — оборвал разговор Рейценштейн.
— Есть, — вытянулся Грамматчиков и вместе со старшим штурманом лейтенантом Якимовым начал разбирать курс на Шанхай.
Расстроенный возражениями, Рейценштейн спустился в свою каюту.
— Чего это адмирал так уцепился за Шанхай? — удивился один из офицеров.
— Ларчик просто открывается. Еще в китайский поход он купил там себе дачу, где сейчас и проживает если не его супруга, то дама сердца, — пояснил поднявшийся на мостик Киткин. — Любви же, как известно, все возрасты и чины покорны, адмиралы, порой, даже больше мичманов.
…Итак, идем в Шанхай, где и попытаемся подремонтироваться, а затем рискнем в одиночку прорываться во Владивосток.
Без всяких приключений в сопровождении «Грозового» «Аскольд» утром 31 июля прибыл в Шанхай. Немедленно было приступлено к ремонтным работам. Выяснилось, что через неделю «Грозовой» сможет покинуть порт. «Аскольду» требовалось не меньше двух недель, чтобы быть готовым к выходу в море. Но тут выступили Соединенные Штаты Америки. Зная, что японский флот вынужден будет выслать часть боевых кораблей для блокады русских судов в Шанхае, что вызовет распыление и так сильно ослабленного в морском бою японского флота, Америка потребовала от Китая сокращения срока пребывания русских кораблей в Шанхае до одной недели. Одновременно Япония предупредила китайское правительство, что японский флот атакует «Аскольда»и «Грозового»в Шанхайском порту, если они к указанному сроку не покинут Шанхай. Несмотря на все протесты русского посла в Пекине, китайцы под давлением Америки и Японии предложили Рейценштейну в семидневный срок уйти из Шанхая или немедленно разоружиться.
Рейценштейн отнюдь в бой не рвался и не замедлил воспользоваться китайским ультиматумом для разоружения подчиненных ему кораблей. К седьмому августа крейсер и миноносец был полностью разоружены и остались в Шанхае до конца войны.
Водоизмещением около семи тысяч тонн, трехпалубный, высокобортный, с массой наружных построек, крейсер «Диана» был спущен на воду в 1899 году уже устаревшим, вследствие затянувшейся более пяти с лишним лет постройки. Он был слабо вооружен, имел малый ход, плохо слушался руля и часто рыскал на курсе. Все это вызывало презрительное отношение всей эскадры к этим «богиням отечественного производства», как «Диана»и «Паллада» величались в Артуре. Матросы же называли свой крейсер просто «Дашкой».
Командовал «Дианой»в день выхода эскадры из Артура капитан второго ранга светлейший князь Ливен, из остзейских дворян. Он относился с глубоким презрением ко всему русскому и к самим русским. Даже с офицерами он разговаривал весьма редко и не иначе, как цедя слова сквозь зубы. С матросами же его разговор ограничивался самой забористой матерной руганью, так как, по мнению его светлости, матросы никаких других слов не понимали.
Старшим офицером на «Диане» был капитан второго ранга Семенов. Невысокого роста, толстый, коротконогий, круглоголовый, он с утра до вечера катался шариком по всему крейсеру. Суетливый и мелочный, он способен был свести с ума своими придирками не только матросов, но и офицеров.
Оба начальника создали такой режим на «Диане», что скоро по всей эскадре матросы говорили о крейсере как о каторжном корабле.
Офицеров подбирал себе Ливен только из числа имевших твердо установившуюся репутацию беспощадно строгих начальников.
Так, перед самым выходом эскадры на крейсер был назначен с погибшего миноносца «Лейтенант Бураков» прославившийся на всю эскадру своей жестокостью в обращении с матросами лейтенант Колчак.
В ночь перед выходом «Диана» несла дежурство на внешнем рейде и стояла у прохода. Пропустив всю эскадру, она заняла место концевого в отряде крейсеров.
Во время первого боя на «Диане» никаких потерь не было. Только когда адмирал Того обрушился на концевые крейсера и вокруг них начали падать в большом количестве снаряды, слабые нервы светлейшего командира «Дианы» не выдержали, и он, не ожидая приказа своего флагмана, повернул в противоположную от противника сторону и поспешно вышел из-под обстрела.
Команде дали повахтенно ужинать, офицеры же, кроме вахтенных, сошли в кают-компанию.
— Ставлю два флакона Мумма по случаю наших боевых успехов! — объявил Семенов, председательствовавший за столом.
— Не сглазьте, Владимир Иванович, — суеверно остановил его один из офицеров, — день ведь еще не кончился.
— Вечером выпьем за последующие успехи, — отозвался Колчак.
Вестовые разнесли шампанское. Вино вскружило головы, настроение поднялось. Офицеры начали бахвалиться, вспоминая минувший бой.
— Наш светлейший без команды повернул и пустился наутек, когда жареным запахло, — съязвил Колчак.
— Зато вы, Александр Васильевич, развили такой огонь, что небу стало жарко! Сразу напугали Того, — отозвался Семенов.
Наверху пробили боевую тревогу. Все бросились по своим местам. Японская эскадра, нагнав русских, начала новый бой. Крейсера не принимали в нем участия, оставаясь лишь зрителями происходящего.
Ливен, как всегда молчаливый, с презрительной усмешкой на своем холеном аристократическом лице, наблюдал с ходового мостика за развертывающейся перед ним картиной. Мимоходом забежавший на мостик Семенов пытался было завязать разговор.
— Нелепая вещь эта война. Я был в дружеских отношениях с командиром «Микасы», флагманского корабля Того, капитаном Номото. Не раз мы вместе пили шампанское в нагасакских кабаках, а теперь только о том и думаем, как бы поскорее уничтожить друг друга, — сказал он, обращаясь к своему командиру.
Но Ливен продолжал молчать, и старшему офицеру ничего не оставалось, как поскорее исчезнуть с мостика.
Как только «Аскольд» ринулся на прорыв, обгоняя наши броненосцы, «Диана» последовала было за ним, но замешкалась и стала прорезать строй броненосцев, едва при этом не столкнувшись с «Пересветом».
Японцы открыли по идущим в беспорядке русским судам усиленный огонь. Один из снарядов угодил в правый шкафут и разбил стрелу Темперлея, снес вентиляционные трубы, разворотил дымовую трубу. Одновременно осколками было взорвано несколько патронов в батарейной палубе и убито и ранено около двадцати человек, в том числе командир батареи — мичман Кондратьев. Начавшийся пожар стал быстро распространяться, грозя перекинуться в нижние патронные погреба.
Семенов с пожарным дивизионом кинулся тушить огонь, но в это время взорвалось еще несколько патронов. Матросы в ужасе разбежались. Чем бы все кончилось, неизвестно, если бы новый, попавший около ватерлинии снаряд не сделал огромной пробоины в борту. Хлынувшая сквозь нее вода быстро прекратила огонь. По колено в воде матросы, бросились заделывать образовавшуюся пробоину. Едва они успели с ней справиться, как новый крупный снаряд попал в расположенный под лазаретом отсек, который быстро наполнился водой. Вода снизу подняла палубу лазарета. С треском срывались метлахские плитки, устилавшие пол. Сквозь образовавшиеся щели начали выбиваться вверх небольшие фонтанчики.
Тем временем «Диана» успела уже миновать эскадру. Впереди ясно виднелись бешено отстреливавшиеся от неприятеля «Аскольд»и «Новик».
Ливен призадумался. Ему совсем не улыбалось попасть в такую же перепалку, как два передовых крейсера, и он резко скомандовал:
— Право руля!
«Диана», круто повернув влево, вступила о кильватер идущему за эскадрой крейсеру «Паллада».
— Нам не угнаться за адмиралом, — как бы в свое оправдание пояснил Ливен стоящему рядом Колчаку.
— Но мы нарушаем приказ адмирала следовать за ним! — возразил лейтенант.
— Не всегда бывает возможным выполнять распоряжения начальства. Я все же посоветуюсь со старшим офицером. Вызвать его ко мне! — приказал одному из ординарцев Ливен.
Через несколько минут на мостике появился запыхавшийся Семенов. Узнав, в чем дело, он, как хитроумный Улисс, предложил компромиссное решение:
— Сейчас мы последуем за эскадрой, а когда наступит темнота, оторвемся от нее и попробуем самостоятельно прорваться во Владивосток.
Оправдание было найдено…
Наступила ночь. Русская эскадра в полной темноте шла курсом на Артур двумя кильватерными колоннами — справа «Пересвет», «Победа», «Полтава», «Паллада»и «Диана», слева, далеко впереди — «Ретвизан», и за ним «Севастополь»и концевым — «Цесаревич».
Справа из темноты неожиданно появились чуть заметные силуэты небольших судов, быстро приближающихся к крейсеру. На них мелькнули красноватые огоньки минных выстрелов, после чего, резко повернув обратно, миноносцы скрылись во тьме. Море в эту ночь светилось особенно ярко, и подводное движение мин было хорошо заметно. Вот недалеко от «Дианы» появились две слабо светящиеся точки, приближающиеся к крейсеру.
— Право руля! — нервно скомандовал Ливен.
«Диана» медленно поворачивалась кормою к идущим торпедам.
Три сотни пар человеческих глаз с трепетом следили с корабля за все более увеличивающимися и быстро приближающимися светлыми пятнами. У всех была одна и та же мысль: «Попадет торпеда в крейсер или пройдет мимо?» Зловещие пятна приближались. Еще секунда — и они коснутся корпуса корабля, и тогда над ним высоко взметнется столб пламени, раздастся грохот взрыва, полетят во все стороны осколки, и десятки тонн воды обрушатся на палубу. Но торпеды уже попали в струю воды, отбрасываемую винтами, она их отталкивает, мешает их движению. Торпеды начинают замедлять свой ход, а затем и вовсе теряются за кормой. Опасность миновала, и из сотен человеческих грудей вырывается вздох облегчения.
Теперь идти вместе с эскадрой стало опасно, поскольку на нее обрушились многочисленные миноносцы японцев. Сообразив это, Ливен положил право руля и полным ходом пошел на юг, стараясь возможно скорее выйти из опасной зоны.
Но по дороге все же не удалось избежать нападения, Пробили отражение минной атаки. Матросы бросились к мелкокалиберным орудиям. Блеснул золотисто-зеленоватый свет, раздался сухой, резкий выстрел трехдюймовок.
— Ваша светлость, ради бога, прекратите огонь! — истошным голосом закричал с палубы Семенов. — Мы этим будем только привлекать к себе неприятеля.
Орудия замолкли. Позади показался идущий в кильватер «Диане» миноносец. Сперва его приняли за японский и внимательно следили за ним. Но он не обнаруживал никаких враждебных намерений. Тогда рискнули запросить его позывные. Через мгновение замелькали ответные огоньки.
— «Грозовой»! — доложил сигнальщик.
Миноносцу предложено было подойти к крейсеру.
— Вы куда намерены двигаться? — справился Ливен у командира «Грозового» лейтенанта Бровцына.
— До Владивостока у меня не хватит угля, поэтому я думаю сперва побывать в Циндао, принять полный запас воды и угля, а затем идти по назначению.
— Избави вас бог заходить в Циндао, — неожиданно вмешался откуда-то из темноты Семенов. — Около него нас, наверно, подстерегают японцы Надо идти возможно дальше. Быть может, даже в Россию.
— Едва ли нас за это похвалит, — спокойно отозвался мягким баритоном Бровцын. — Одним словом, — куда вы, туда и я.
— В таком случае прошу вас следовать за мной, — распорядился Ливен.
— Есть! — отозвался командир миноносца, и «Грозовой» отошел.
На море поднялся туман, и крейсер окончательно затерялся в нем. Команде разрешили спать посменно. Ливен, позевывая, передал командование Семенову и ушел отдохнуть.
Семенов в ходовой рубке при слабом свете лампочки, освещавшей компасную картушку, делал заметки в записной книжке, в героическом духе живописуя свою роль в сегодняшнем бою. Его круглое, полное лицо было сурово нахмурено. Он то и дело прикладывал руку ко лбу, вспоминая различные перипетии минувшего дня.
— Что это там пузырь на ножках пишет? — шепотом спросил старший сигнальщик у ординарца, примостившеюся невдалеке от боевой рубки.
— Верно, кто в чем сегодня провинился. Только что приходил с докладом боцман. Наябедничал на кого-нибудь.
— Дал бы бог целыми домой добраться, женку с детьми повидать…
— Князь наш вместе с пузырем — оба норовят где поспокойнее.
— Нет, пузырь за чином или крестиком к черту на рога полезет!
Матросы замолчали.
На крейсере воцарилась тишина. Только вахтенные сигнальщики из самых глазастых бодрствовали на мостике вместе с рулевыми и старшим офицером. С юга пошла крупная зыбь, от которой крейсер давал размахи до семи градусов на сторону. Навстречу «Диане» теперь попадались лишь китайские джонки. Сфера военных действий осталась позади.
Уже за полночь на палубу поднялся подвыпивший Колчак и, спотыкаясь в темноте на каждом шагу, стал выбирать место для ночлега. Блуждая по кораблю, он забрался на кормовой мостик, куда складывали на разостланный брезент тела убитых и умерших от ран. Их было всего несколько человек, и рядом оставалось много незанятого места. Лейтенант сложил свободный брезент в несколько раз и, хладнокровно улегшись с мертвецами, тотчас же уснул.
Среди ночи санитары принесли нового покойника. Приняв Колчака за труп, они решили, что неудобно класть офицеров вперемешку с матросами, — хотя и мертвое, но все же начальство! Схватив лейтенанта за плечи и за ноги, санитары довольно бесцеремонно поволокли его в сторону. Но тут «покойник» энергично вырвался из рук и разразился самой отчаянной руганью.
Саши ары в ужасе отпрянули.
— Да, никак, оно живое! — с испугом проговорил один из них, в чем тотчас же окончательно убедился, получив здоровенную затрещину.
Другой санитар поспешно сбежал с мостика и спасся от побоев.
Разобрав, в чем дело, Колчак помог санитару уложить принесенный труп, сложил ему руки на груди и, понюхав воздух, проговорил:
— Кажется, еще не воняет?
— Никак нет, совсем свеженький, всего с четверть часа как преставился, — отозвался санитар.
— Поправь-ка, братец мой, брезент, чтобы мягче было спать, — приказал лейтенант и, отпустив матроса, продолжал неожиданно прерванный сон.
С наступлением дня, после детального осмотра всех имеющихся повреждений, на мостике был собран военный совет, чтобы решить, что дальше делать, куда идти. Разглагольствовал больше всех Семенов. Он убеждал идти в один из французских портов,