Степанов Александр Николаевич. Порт-Артур. Том 2

   — В таком случае необходимо сменить ненадежных командиров.
   — Всех не сменишь. Беда наша в том, что у самого адмирала настроение подавленное и полная неуверенность в себе.
   Артиллеристы стали прощаться.
   — До свидания во Владивостоке. Желаю вам, господа, полного успеха, — говорил Белый, пожимая руки морякам.
   — А вам желаю успешно выдержать осаду и поскорее освободиться от блокады, — отвечал за всех Витгефт.
   Генерал облобызался с ним и, растроганный, сел на катер.
   Между тем бомбардировка прекратилась. Солнечный, ясный день приветливо встретил вышедших из полутемных помещений броненосца артиллеристов. Катер быстро доставил их на пристань.
   На следующий день бомбардировка возобновилась с новой силой. С раннего утра посыпались снаряды в западный бассейн, где стояли все броненосцы. Один снаряд угодил в борт «Ретвизана»и нанес ему подводную пробоину почти в полквадратной сажени. Броненосец через нее принял пятьсот тонн воды и осел на один фут в воду. Одним из следующих снарядов был легко ранен в руку командир броненосца Шенснович и двадцать человек матросов. Это происходило на виду эскадры и произвело на всех удручающее впечатление.
   Напрасно все шесть броненосцев громили перекидным огнем районы возможного расположения японских батарей, сотрясая до основания хрупкие домики в Старом и Новом городе. Бомбардировка неуклонно продолжалась. Стала очевидной невозможность дальнейшего пребывания эскадры в Артуре.
   Как только прекратился обстрел, со всех пристаней двинулись к кораблям многочисленные шлюпки и катера. На некоторых из них восседали в ярких летних платьях лейтенантши, капитаншн и представительницы артурского полусвета.
   Плавучий лазарет «Монголию» целый день осаждали десятки катеров и шлюпок с многочисленными пассажирками, предлагавшими свои услуги в качестве сестер и санитарок. И хотя все штаты давным-давно были заполнены, все же пришлось принять счастливиц, имевших превосходительных покровителей. Так как разместить их в помещениях команды и медицинского персонала было невозможно, то им отвели одну из кают, предназначенную для раненых.
   — Не успеем мы выйти из Артура, а нам уже некуда будет принимать подобранных в бою, — возмущался главный врач лазарета Петров.
   Известие об уходе на следующее утро эскадры еще днем облетело город. Все торопились на набережную, в последний раз полюбоваться стоящими на рейде судами. Остающиеся в Артуре морские офицеры — молодежь с завистью, а старшие с сожалением — глядели на темные силуэты кораблей.
   — Кто из них будет еще плавать завтра в это время, — вздыхал пожилой капитан.
   — Можно ручаться, что не все, — ответил ему собеседник.
   — Не верю, чтобы наши самотопы рискнули вступить в бой с японцами, — басил тучный стрелковый капитан. — Как увидят Того, так и побегут куда глаза глядят.
   — На месте Стесселя я бы предупредил моряков, что обратно в Артур им ходу нет, — вторил ему толстый полковник Савицкий.
   — Без флота мы Артура долго не удержим, — задумчиво проговорил командир полевой батареи подполковник Петров.
   Такие разговоры велись и на улицах, и в ресторанах, и на батареях. Моряки предпочитали отмалчиваться, чтобы не раздражать возмущенных полным бездействием флота сухопутных офицеров.
   В морском собрании в этот вечер остающиеся в Артуре морские офицеры чествовали своих уходящих товарищей. Рекой лилось шампанское, произносились горячие тосты, пылкие клятвы умереть, но не посрамить Андреевского флага.
   Накануне выхода эскадры Звонарев с Борейко и учительницами Пушкинской школы решили нанести прощальный визит в домик Ривы. Уже затемно они добрались до Нового города и застали Риву за последними приготовлениями. Все ценное было уложено, но обстановка квартиры оставалась целиком. Рива в форме сестры милосердия радостно встретила гостей.
   — Я так рада, что уезжаю из Артура, а то за последние дни несколько снарядов разорвалось совсем близко от нашей квартиры. Боюсь только, чтобы в море не потопили минами «Монголию», — вздыхала она.
   — Будем надеяться, что все будет благополучно. Это нам здесь предстоит пережить тяжкие дни осады, — ответила Оля.
   — Как вы поступите с квартирой? — справился Борейко.
   — Оставлю на Куинсан. Быть может, Сережа временно поселится здесь? Вы часто бываете в этом районе. Куинсан приготовит вам обед, постирает белье, — одним словом, сделает все, что нужно такому заядлому холостяку, как вы, — лукаво улыбнулась Рива.
   — В Артиллерийском городке найдутся особы, готовые всегда о нем позаботиться, — хитро поглядел на друга Борейко.
   Звонарен покраснел, но не стал возражать.
   Подали чай, разговор не клеился, все были взволнованы предстоящей разлукой и больше молчали.
   — Пора двигаться, — поднялся Акинфиев. — Я довезу тебя до «Монголии»
   — Надо перед дорогой посидеть и подумать о предстоящей дороге, — проговорила Леля.
   Все на минутку присели, затем стали прощаться. Девушки целовались, мужчины обменялись рукопожатиями. Гурьбой вышли на набережную, где уже ожидал катер с «Севастополя».
   Стояла тихая теплая звездная ночь. С моря тянуло прохладой. С фортов доносилась слабая ружейная перестрелка, прерываемая отдельными пушечными выстрелами.
   — Отваливай! — скомандовал лейтенант, и катер быстро растаял в темноте.
   Ночь была на исходе. Гавань с ее зеркальной поверхностью, темные громады судов, Тигровый полуостров, Золотая гора — все безмолвствовало. Вдруг что-то сверкнуло на «Цесаревиче». Трепетно замерцали фосфорические огоньки на мачте, и тотчас же огоньки появились на всех остальных судах. Вспыхнут — потухнут и опять вспыхнут. Вслед за этим сразу ожили безмолвные темные громады броненосцев и крейсеров. Над тихим артурским рейдом раздались резкие свистки боцманских дудок, шум голосов и громкие выкрики команды. Послышался топот многочисленных ног по палубам, засветились огнями иллюминаторы. Вскоре с кораблей раздался стройный тысячный хор матросов, певших утренние молитвы. На «Цесаревиче» оркестр заиграл гимн. Его подхватили на других кораблях. У Адмиральской пристани в порту выстроенный на набережной батальон Квантунского флотского экипажа с оркестром вторил эскадре. Толпа, успевшая собраться на берегу, обнажила головы.
   — Нашему славному флоту ура! — закричал кто-то в толпе, и русский победный клич покатился по набережным, перекинулся в порт, где его подхватили выбежавшие из мастерских рабочие и матросы флотского экипажа. Прошло с четверть часа, пока наконец эти клики стихли.
   — Дал бы только им бог добраться до Владивостока! — слышались отдельные возгласы в толпе.
   Небо на востоке постепенно светлело. Лучи крепостных прожекторов бледнели и гасли один за другим. Наступило тихое ясное утро, с гор подул прохладный нордост.
   На мачте сигнальной станции, расположенной на Золотой горе, у выхода на внешний рейд, поднялось несколько флагов. Тотчас два портовых катера направились к преграждавшим проход в гавань бонам и начали их разводить. Вслед за ними двинулся легкий крейсер «Новик».
   Неторопливо проплыл тралящий караван — четыре землечерпалки-грязнухи и два небольших парохода. Усиленно дымя, они построились попарно и, заведя тралы, двинулись вдоль берега на юг к бухте Белого Волка, где и остановились. За ними начали выходить на внешний рейд вперемежку крейсера, канонерки, миноносцы. Ровно в шесть часов утра появился из-за угла Адмиральской пристани мощный, изящный корпус флагманского броненосца «Цесаревич», с чуть трепещущим на фок-стеньге адмиральским флагом. Минут через пять, пробравшись через проход и минные заграждения, он отдал якорь на внешнем рейде, залитом ослепительным светом взошедшего солнца.
   Зелено-голубая гладь горизонта была еще подернута утренним туманом, сквозь который чуть проступали силуэты сторожевых японских судов. Они пытались подойти поближе к Артуру, чтобы лучше рассмотреть маневры русской эскадры, но тотчас «Новик», густо задымив из всех своих труб, стремительно ринулся вперед, неся на носу огромный белый бурун. Стайка миноносцев наперегонки с ним тоже кинулась в сторону неприятеля. Раздалось несколько глухих выстрелов. На горизонте взметнулись столбы воды, и японцы поспешили скрыться в море. Сделав свое дело, «Новик»с миноносцами двинулся к эскадре. Дальнейший выход эскадры задержал «Ретвизан», спешно кончавший заделку пробоины, полученной накануне.
   Нетерпеливый командир «Севастополя» Эссен двинулся было к выходу из гавани, но тотчас же был остановлен сигналом командующего флотом.
   Едва «Ретвизан» двинулся с места, как замешкался «Пересвет». Не понимая, в чем дело, Эссен по семафору справился у командира броненосца Бойсмана о причине задержки и, узнав, что виноват Ухтомский, посоветовал ему освободиться от адмирала.
   — Сразу у вас, Василий Арсеньевич, ход прибавится на два-три узла, — рекомендовал он Бойсману.
   — Мне штабные крысы совсем дышать не дают. Лучше миноносцем командовать, чем плавать вместе с таким контр-адмиралом, как Ухтомский, — жаловался в ответ Бойсман.
   Вмешательство Эссена все же возымело свое действие. «Пересвет» двинулся в проход. За ним следом пошел и «Севастополь».
   Только в половине девятого утра, через три с половипой часа после выхода «Новика», эскадра сосредоточилась на внешнем рейде.
   — Боевая эскадра, а, идя на прорыв, ползет, как черепаха, — возмущался Эссен. — Да за это время суда от Владивостока можно подтянуть к Артуру.
   — Тем не менее адмирал Того что-то запаздывает, — заметил Акинфиев, находившийся в распоряжении командира.
   — Ждет нас в открытом море, подальше от крепостных батарей, — ответил старший офицер капитан второго ранга Бахметьев.
   Было девять часов утра. Изрядно парило. На море стояло марево тумана, сквозь которое опять замаячили японские суда. Эскадра все еще стояла на внешнем рейде, вытянувшись в кильватерную колонну вдоль берега от Золотой горы до Ляотешаня.
   — Пора бы и трогаться, — нетерпеливо заметил Акинфиев. — Кажется, все в сборе.
   С «Цесаревича» засигналили.
   — «Флот извещается, что государь император приказал идти во Владивосток», — доложил Эссену вахтенный офицер, разбиравший сигнал.
   Вскоре корабли стали сниматься с якоря и двинулись за тралящим караваном курсом на юго-запад. Вслед за эскадрой должен был идти плавучий лазарет «Монголия»— пассажирский пароход водоизмещением около пяти тысяч тонн. Он был специально переоборудован для приема и лечения раненых. Довольно быстроходная «Монголия» могла развивать ход до семнадцати узлов, не уступая в скорости крейсерам «Диана»и «Паллада». Окрашенная в белый цвет, с ясно видимыми красными крестами на бортах и флагах, она издали бросалась и глаза и резко отличалась от темно-серых боевых судов эскадры.
   Командовал ею капитан Охотский, опытный моряк, хорошо знавший дальневосточные воды. Кроме моряков, на «Монголии» находились еще пять врачей и тридцать человек медицинского персонала Красного Креста. За день до выхода было принято на корабль также около двадцати жен и детей из семей морских офицеров. Таким образом, пароход имел уже довольно большое население, что сократило число имеющихся на корабле лазаретных коек до полутораста.
   Задержавшись с приемом медикаментов, «Монголия» опоздала к выходу эскадры и догнала ее уже на внешнем рейде во время движения.
   Среди медицинского персонала парохода находилась и Рива Блюм. Недавно окончившая ускоренные курсы сестер, она еще не вполне освоилась с работой и с виноватой улыбкой обращалась за помощью к другим сестрам.
   Как только пароход вышел в море, все население плавучего лазарета высыпало на палубу. Вместе со всеми поднялась наверх и Рива.
   — Не хотите ли полюбоваться эскадрой с капитанского мостика? Там все видно гораздо лучше, чем здесь, — предложил Риве провизор госпиталя Фейгельсон.
   — Но нас туда не пустят, — усомнилась она.
   — Разве есть на земле такое место, куда не пустили бы Фейгельсона? Капитан Охотский мой друг.
   При появлении Ривы на мостике Охотский расшаркался перед ней и предложил ей морской бинокль.
   На фоне темно-голубого неба была четко видна эскадра, вытянувшаяся в длинную кильватерную колонну. Впереди шли три пары тральщиков, за ними «Новик», а затем, густо дымя, двигались броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Севастополь»и «Полтава». Немного оттянувшись, шел отряд крейсеров — «Аскольд», «Паллада», «Диана». Миноносцы прикрывали эскадру с флангов, держась на обоих траверзах адмирала. Замыкали шествие четыре канонерки: «Бобр», «Гиляк», «Отважный», «Горящий». «Монголия» пристроилась — в кильватер миноносцам, идущим с западной стороны эскадры.
   — Эх, нет нашего «Баяна»! — сокрушался Охотский. — Он один стоит больше, чем «Даша»и «Палаша», вместе взятые, — ткнул он биноклем на «Диану»и «Палладу». — Ход эскадры уж очень мал — всего шесть узлов. Так до Владивостока и в неделю не доберемся.
   — Слева по корме появились дымки, — доложил вахтенный сигнальщик флотского экипажа.
   — Вот Того! Ведет всю свою эскадру. Раз, два, три… — начал Охотский считать дымки приближающихся судов, но скоро сбился.
   — На левом крамболе еще дымки, — опять показал сигнальщик, — и на правом траверзе — тоже.
   — Никак, японцы начинают окружать нашу эскадру? — забеспокоился Охотский. — По приказу мы должны держаться против четвертого от головы мателота с противоположной противнику стороны, вне досягаемости артиллерийского огня. Но сейчас противник появился со всех сторон. Где же мы должны находиться?
   В это время на «Цесаревиче» подняли новый сигнал: «Иметь ход десять узлов, соблюдать расстояние».
   Эскадра постепенно начала прибавлять ход. Но не прошло и четверти часа, как «Цесаревич» круто бросился в сторону и застопорил машину. На мачте взвился сигнал: «Не могу управляться».
   — Поломка! Не могли перед походом отремонтироваться как следует, — сердито пробурчал капитан.
   Вся эскадра уменьшила ход. Остановился и плавучий лазарет.
   Взоры всех с тревогой были обращены на адмиральский корабль. Воспользовавшись задержкой русской эскадры, японцы быстро приближались.
   Сигналом с «Цесаревича» был отпущен под охраной канонерок и миноносцев второго отряда шедший впереди тралящий караван. Вскоре «Цесаревич» прибавил ход. За ним последовали и остальные.
   Все корабли усиленно дымили, и над эскадрой стояло сплошное черное облако, сквозь которое с трудом пробивалось солнце. На горизонте все яснее выступала подходившая со всех сторон японская эскадра.
   — Жаркий сегодня будет день, — говорил Охотский, — бой предстоит весьма сильный. Японцев вдвое или втрое больше наших.
   Поравнявшись с «Отважным», Охотский в мегафон спросил у Лощинского указания, где ему находиться.
   — Вернемся в Артур! — вместо ответа предложил Лощинский.
   Мостик маленькой канонерки оказался внизу «Монголии». Бронзово-красный Лощинский, сняв фуражку, вытирал свою лысую голову и, по обыкновению, добродушно улыбался.
   Охотский призадумался и не сразу ответил на сделанное предложение. Несколько минут «Монголия»и «Отважный» шли рядом малым ходом по направлению к Артуру.
   — С «Цесаревича» передают: «Монголии» следовать в кильватер колонны миноносцев «, — доложил сигнальщик.
   — Вот и ответ на мои сомнения! — обрадовался капитан. — Счастливо оставаться в Артуре, ваше превосходительство! — прокричал он на» Отважный «.
   — Желаю успеха! — ответил уже издали Лощинский, и суда разошлись.
   » Монголия» полным ходом устремилась на указанное ей флагманом место в хвосте отряда миноносцев.
   Теперь стала видна вся эскадра. Впереди шел «Цесаревич», беспрерывно подавая эскадре различные сигналы. На судах их тотчас же повторяли. Слева, напересечку курсу русской эскадры, выдвигались японские суда.
   — «Микаса», «Асахи», «Фуджи», «Шикишима», — перечислял сигнальщик.
   — Откуда ты их знаешь? — спросил его Охотский.
   — На «Петропавловске» при адмирале Макарове был старшим сигнальщиком. Там нас постоянно лепертили на японские корабли. Покажут вырезанное из картона судно, а мы должны узнавать, какой это корабль — наш или японский, — пояснил сигнальщик.
   В это время зазвучал гонг, призывающий к завтраку.
   — В кают-компании уже заняты все места, и некоторых даже некуда посадить, — сообщил, подымаясь на мостик, первый помощник капитана. — Война войной, а еда едой!
   Русская эскадра в кильватерной колонне шла курсом на юго-восток, имея тринадцать узлов хода. В голове шли два новейшей заграничной постройки броненосца — «Цесаревич»и «Ретвизан», по своим боевым качествам не уступавшие любому из японских кораблей. Следовавшие за ними броненосцы «Победа»и «Пересвет» больше подходили к типу броненосных крейсеров, чем броненосцев, имея сравнительно слабую десятидюймовую артиллерию и недостаточное броневое прикрытие. Но для крейсеров ход их был слишком мал. Наконец, два концевых корабля — «Севастополь»и «Полтава»— являлись устаревшими тихоходными судами, только задерживающими остальную эскадру. Эта разнотипность судов сразу дала себя знать. Без «Севастополя»и «Полтавы» ход русских судов мало чем отличался от японских, достигая шестнадцати — семнадцати узлов. С ними же трудно было бы идти даже по тринадцати узлов.
   Еще перед выходом из Артура вносилось предложение идти на прорыв только с четырьмя быстроходными броненосцами, направив «Севастополь»и «Полтаву» вместе с канонерками для демонстрации к Дальнему, что привело бы к разделению японской эскадры и облегчило выполнение задачи для основной группы судов. Но Витгефт на это не согласился. Теперь было видно, насколько гормозили ход эскадры тихоходные броненосцы. Растянувшись чуть не на двадцать кабельтовых, эскадра фактически шла в двух группах. Впереди — четыре головных броненосца, за ними, сильно отставая, тянулись «Севастополь»и «Полтава».
   Идущие сзади четыре быстроходных крейсера должны были следовать малым ходом и временами вовсе стопорить, чтобы не налететь на концевые броненосцы. Миноносцы двигались отдельной кильватерной колонной в стороне от главных сил.
   Главные силы японцев состояли из четырех современных броненосцев и двух броненосных крейсеров новейшего типа. Все суда были более или менее однотипны и обладали эскадренным ходом в семнадцать узлов. Кроме того, к месту боя были подтянуты все остальные боевые отряды флота, но они находились вне сферы действия артиллерийского огня и только наблюдали за боем.
   Сблизившись с русской эскадрой на восемьдесят кабельтовых, японцы открыли огонь из крупных орудий. Некоторое время эскадры шли почти параллельным курсом, ведя редкую перестрелку. Когда расстояние между эскадрами еще уменьшилось, флагманский корабль японцев пристрелялся по «Цесаревичу»и сигналом сообщил дистанцию остальным судам. Японские корабли открыли огонь по русским сразу на поражение. Началась сильнейшая артиллерийская канонада. Японцы и русские довели свой огонь до предела.
   Нервно настроенные пассажиры «Монголии», как только грохот стрельбы усилился, бросив завтрак, устремились на палубу. Напрасно пытался Охотский задержать их внутри. Матросов, преградивших путь на палубу, оттеснили. Все с тревогой стали следить за перипетиями морского боя. Рива опять устроилась на капитанском мостике. Прежде всего она взглянула на «Севастополь».
   Броненосец был весь окутан дымом и вел стрельбу своим правым бортом. На нем то и дело сквозь дым мелькали огненные языки. Корабль казался пустым. Наверху не было видно ни одного человека, только на мачте мелькали различные сигналы.
   Во главе, окруженный разрывами снарядов, шел «Цесаревич». На нем беспрерывно появлялись огромные черные султаны от рвавшихся снарядов. В бинокль было видно, как на корме начался пожар. Огненные языки высоко вздымались вверх.
   — Боже, какой ужас! «Цесаревич» горит! — воскликнула Рива, показывая на адмиральский корабль.
   — Здорово нашим попадает! Смотрите, и на «Пересвете» начался пожар. На «Ретвизане» сбита половина мачты, — испуганно говорил Охотский.
   — У японцев что-то незаметно таких разрушений. Даже на головном корабле видны лишь легкие дымки, не то от пожара, не то от разрыва наших снарядов…
   Капитан с тревогой смотрел на все приближавшуюся неприятельскую эскадру.
   — Совсем близко от нас падают снаряды, — озирался он боязливо на всплески воды.
   В это время идущие впереди миноносцы по сигналу адмирала отошли еще дальше от линии броненосцев. «Монголия» отстала от эскадры. Японцы круто повернули «под хвост» русской эскадре и, недостижимые для пушек броненосцев, всей силой огня обрушились на концевые крейсера. Море вокруг них закипело от снарядов. Крейсера, в свою очередь, яростно отстреливались, окутавшись густыми облаками черного дыма. Беспрерывный гул выстрелов и взрывов, гигантские взметы воды создавали захватывающую дух картину стихийной мощи разрушения. Забыв в эту минуту обо всем, Рива не спускала глаз с крейсеров.
   Но вот на переднем из них — «Аскольде»— взвились на мгновение разноцветные флажки, и четыре концевых корабля, круто повернув в сторону, полным ходом вышли из-под обстрела.
   «Аскольд», густо дымя из своих пяти труб, летел впереди, а за ним поспевали «Новик», «Паллада»и «Диана».
   — Молодцы, ловко выскочили! — восхищенно воскликнул Охотский.
   Рива облегченно вздохнула и перевела бинокль на броненосцы Они уже прекратили огонь. Пожар на «Цесаревиче» был почти потушен. На «Пересвете» тоже не было видно огня. На всех кораблях стали появляться люди. Матросы суетились на палубе, наскоро исправляя полученные в бою повреждения, но крупных разрушений не было видно ни на одном из броненосцев.
   — Пока, слава богу, наши корабли не сильно пострадали, — заметила Рива.
   — Мы не видим бортов, обращенных к японцам. Там должно быть больше разрушений, — ответил капитан. — Но самое главное то, что мы прорвались через вражескую эскадру. Она осталась позади! — радовался капитан.
   — Она может еще вернуться и догнать нас.
   — Это не так просто. Мы ведь тоже не будем стоять на месте, — возразил Охотский. — Видите, как «Цесаревич» прибавил ходу? Наши старички «Севастополь»и «Полтава» едва поспевают за ним.
   Японцы, продолжавшие идти прежним курсом, остались далеко позади. Можно было надеяться, что русской эскадре с наступлением темноты удастся укрыться и прорваться на север. На всех кораблях усиленно засемафорили. Сигнальщик, наблюдая в бинокль, сообщил окружающим их значение.
   — На «Ретвизане» убитых нет, раненых десять, повреждения малы; на «Победе» трое убито, раненых двадцать, повреждений нет. «Пересвет»— нет ни раненых, ни убитых, ни повреждений.
   — Здорово! — удовлетворенно заметил Охотский.
   — «Севастополь»— потерь и повреждений нет. «Полтава»— большая пробоина в корме. Принято около трехсот тонн воды. Пятнадцать убитых, двадцать раненых.
   — Вот странно, а от нас казалось, что на «Полтаве» все благополучно!
   — «Аскольд»— сбита передняя труба, две пробоины. Убито: один офицер и десять матросов, ранено восемь матросов. На «Палладе»и «Диане» все в порядке, — сообщил сигнальщик.
   — Раненых сейчас будут доставлять к нам? — спросил поднявшийся на мостик главный врач лазарета Петров.
   — Едва ли! Это займет много времени, а нам надо удирать во все лопатки от японцев. Видите, они опять повернули за нами. Сейчас начнется настоящая погоня, — показал биноклем назад капитан. — Вот если какой-либо корабль потонет, тогда мы подойдем к месту катастрофы и будем спасать тонущих из воды.
   — Даст бог, этого не случится! — с чувством проговорила Рива и еще раз посмотрела в бинокль на «Севастополь», который мирно шел в общем строю. Она радостно улыбнулась сама себе: ее Андрюша был цел и невредим.
   Вскоре на кораблях пробили отбой, и с «Цесаревича» просигналили: «Команде пить чай».
   — Теперь и нам можно идти кончать прерванный боем обед, — проговорил Охотский.
   На палубе стоял оживленный говор, смех, шутки. Настроение у всех после благополучно избегнутой опасности было повышенное.
   — Кажется, нам сегодня посчастливилось, — улыбался главный врач. — Прорвались через японскую эскадру и теперь можем двигаться во Владивосток.
   — Рано еще радоваться, — охладил его восторг капитан. — Того может вернуться, так как имеет большое преимущество в ходе.
   — Пока он догонит, наша эскадра сумеет починить повреждения и снова соберется с силами.
   Пассажирки обменивались впечатлениями. Каждая говорила об интересующем ее корабле, где находились либо муж, либо брат, либо возлюбленный.
   — Капитан, миленький, узнайте фамилии убитых и раненых офицеров, — обращались они к Охотскому.
   — Это не так просто, сударыня. Мы ведь не знаем, какие потери на кораблях.
   — Сигнальщик же говорил вам, и мы слышали, что на «Аскольде» есть убитые, а на других нет.
   Чтобы отвязаться от назойливых приставаний, капитан обещал справиться по семафору на названном корабле.
   В кают-компании стучали ножи и стоял смутный гул общего разговора. Рива следила, чтобы больные получили все, что им полагается.
   — Сестра Блюм! — окликнул ее главный врач и, отведя в сторону, шепотом сообщил: — К нам подходит японский крейсер. Очевидно, они хотят захватить «Монголию». Побудьте здесь, чтобы не произошло паники.