Страница:
— Японцы пошли в решительную атаку, — заметил лейтенант. — К утру, надо думать, они займут редут, тогда очередь будет и за нами.
Стемпковский в ответ только выругался.
Пользуясь первыми проблесками дня, Гурский и Звонарев обошли гору, побывали в передовом окопе и определили место наиболее вероятного скопления японцев.
— Местами тут такие крутые склоны, что по ним легко можно скатывать старые китайские круглые ядра с дистанционными трубками, — проговорил прапорщик.
— Идея недурна! Только не ядра, а наши гальваноударные мины. Они прекрасно катятся, а подтянув пружину ударника, можно добиться, чтобы они взрывались лишь при сильном ударе, например, при падении. Завтра же попробую что-нибудь придумать в этом направлении.
Буторин доложил об окончании установки минометов. Проверив работу, офицеры нашли все в порядке.
— Теперь можно и на отдых. Я с матросами к себе на «Баян», а вы куда? — справился лейтенант.
— Останусь здесь до вечера, а там будет видно, что дальше делать.
Звонарев нашел поблизости недоконченный блиндажик и устроился в нем.
Это была узенькая щелка, вырубленная в скале. Взрослый человек с трудом мог туда протиснуться. Наскоро очистив его от земли и мусора, прапорщик раздобыл охапку соломы и улегся.
Обстрел Высокой начался около полудня. Несколько десятков осадных орудий одновременно обстреливали гору. Оберегая людей, Стемпковский оставил в окопах часовых для наблюдения за противником, а остальных отвел в ложбину в тылу. Методично, неторопливо японцы начали разрушать колючую проволоку впереди окопов, блиндажи и ходы сообщения.
Разбуженный канонадой, Звонарев выглянул наружу.
Первое, что он увидел, был Блохин, едущий верхом на Буторине. За ними следом шло несколько человек матросов и солдат. Совершенно не обращая внимания на обстрел, они громко хохотали.
— Прячьтесь, дурьи головы! — кричали им из соседних блиндажей.
— Не имеет права японец в меня попасть, пока Буторин не довезет меня до места, — шутливо ответил Блохин. — Чем я не генерал Стесселев? Лошадь, правда, у меня малость похуже его рыжей кобылы, зато я самгерой! Смирно! Отвечать, как генералу! — завернул он одно из своих кудрявых ругательств.
Солдаты и матросы от смеха схватились за животы.
Подъехав к прапорщику, Блохин спрыгнул на землю и вытянулся.
— В ваше распоряжение прибыл. Что прикажете делать?
— Надо поскорее расширить эту ямку, здесь переждем обстрел, — распорядился прапорщик.
— Сей секунд! — И солдаты принялись за работу.
После полудня к огню осадных батарей присоединились две японские канонерки, которые, подойдя к берегу Малой Голубиной бухты, тоже начали обстреливать Высокую. Восьми — и девятидюймовые снаряды, попадая в окопы, сносили сразу целые участки, разрушали колючую проволоку и делали невозможным пребывание людей на горе.
Под прикрытием этого огня японская пехота небольшими группами перебегала в мертвые пространства на подступах к горе, постепенно накапливаясь здесь для атаки.
Отойдя довольно далеко в сторону, Звонарев с одного из отрогов Высокой наблюдал за происходящим.
— Нам бы сюда мортиры! С их помощью мы живо выкурили бы японцев из-за укрытий, — вздыхали стоявшие рядом стрелки.
— К сожалению, они имеются только на береговом фронте, да и то крупного калибра — девяти, одиннадцати дюймов, и перенести их в этот район невозможно, — ответил прапорщик.
— Тогда установили бы хоть минометы.
— Но они не могут забросить снаряд дальше ста шагов, а до японцев около полутора верст. К вечеру они подойдут вплотную к вершине горы, тогда и постреляем минами.
— Поздно будет, придется сматываться в Новый город, если не на Ляотешань, — мрачно бурчал Стемпковский.
— Японцы пошли в атаку! — взволнованно проговорил Звонарев и побежал на гору.
По южному, обращенному к городу, склону Высокой двигались из резерва густые цепи стрелков. Японская артиллерия в этот момент перенесла огонь в тыл, и русские, спасаясь, рассыпались во все стороны.
Звонарев кинулся к блиндажу, в котором был расположен миномет. За ним последовали Буторин и Блохип. Добравшись до места, они тотчас бросились к окну, стараясь рассмотреть происходящее перед ними. Японские цепи захватили нижний ярус окопов и теперь устраивались в них. Попытки отдельных групп подняться выше отбивались сверху ружейным огнем русских.
— Вашбродь, не пустить ли нам мину? — предложил Буторин.
— Надо сначала связаться с комендантом. Разыщи Стемпковского и спроси, действовать ли минометом? — приказал прапорщик Буторину. — Юркин, следи за левым флангом, не станут ли его обходить японцы. Блохньт, смотри за правым, Ярцев — впереди!
Так как склон горы не был выровнен, то, пользуясь оврагами и промоинами, японцы стали понемногу пробираться вверх.
Блохин не выдержал и, вскинув свою трофейную японскую винтовку, начал стрелять. Несколько темных фигурок одна за другой припали к земле и перестали двигаться, но остальные продолжали карабкаться вверх.
— Слева он совсем в тыл забрался, — доложил Юркин.
Звонарев обернулся. Из небольшой промоины выскакивали поодиночке и группами японцы и с ружьями наперевес стремительно бежали по направлению к резервам. Справа, в обход горы, появилась еще одна цепь.
Вершина оказалась почти окруженной. В это время сбоку, как из-под земли, выросла рота моряков. Впереди, размахивая блестевшим на солнце палашом, бежал офицер, а за ним со штыками наперевес — матросы. При виде моряков японцы растерялись и в следующее мгновение были смяты и отброшены. Расправившись с этим врагом, моряки повернули вправо. Но тут японцы, устрашенные только что происшедшим, сразу же обратились в бегство, теряя по пути оружие и амуницию.
— Здорово! — восхищенно бросил Блохин. — По-нашенскому, по-утесовски дерутся матросы!
— Проволоку режут! — внезапно крикнул Ярцев.
Пока прапорщик следил за происходившим в тылу, с фронта к окопам подобрались до роты японцев и, прорвавшись через проволоку, кинулись в штыки. Звонарев торопливо дернул за спусковую ручку миномета. Мина упала в центре атакующих, разметав их во все стороны.
Стрелки и матросы бросились врукопашную, на плечах японцев ворвались в нижние окопы и выбили оттуда врага. Остатки японцев откатились к подошве горы. Атака была отбита. Тут только вернулся Буторин, придерживая раненую руку.
— Здорово же вы миной шандарахнули! Сразу японцы наутек пошли! — с восхищением заметил он и доложил: — Комендант приказал вам действовать, как хотите.
К блиндажу подошел морской офицер, командовавший ротой, выдвинутой из резерва. Прапорщик, к своему удивлению, узнал в нем Акинфиева. Андрюша оброс бородой, возмужал и выглядел бодрым и здоровым.
— Какими судьбами ты оказался здесь? — спросил
Звонарев.
— Ввиду опасного положения у Высокой нас утром перевели с Ляотешаня в Новый город, а оттуда направили сюда. А ты что делаешь? — Приятели разговорились.
— Надя перебралась в город. Она была очень удивлена порядком в квартире. Афанасий не мог объяснить толком, что за барышня орудовала у нас, но мы догадались, что это была Варя, особенно когда он рассказал, как она командовала.
— Пожалуй, они еще встретятся сегодня, — задумчиво проговорил Звонарев.
— Ну так что ж? Моя жена очень будет рада с ней познакомиться.
— Варя резковата на язык и может иногда, даже нехотя, обидеть своей прямолинейностью.
— У Нади хватит такта остановить ее.
Офицеры вышли из блиндажа. Вечерело. Солнце быстро опускалось в море за Голубиной бухтой. С наступлением темноты обстрел совсем прекратился.
— Пойдем к нам обедать, — предложил Акинфиев приятелю.
Через полчаса офицеры подходили к домику. Первое, что они там увидели, были Надя и Варя, дружно накрывающие стол. Варя подробно рассказывала хозяйке о том, как следует расставлять посуду, свертывать салфетки, стелить скатерть. Та слушала ее с добродушной улыбкой.
— Вот и наши мальчики, — проговорила она, увидев в окно подходивших офицеров. Варя поморщилась, но смолчала.
Войдя в комнату, Звонарев представил ей Акинфиева.
— Борода вам не к лицу, — сказала Варя. — Она вас старит, а вы совсем еще молоденький, вроде Сережи, то есть Сергея Владимировича, — тотчас поправилась девушка.
Лейтенант удивленно посмотрел на нее.
— Расскажите лучше, как вы попали сюда, — вмешался Звонарев.
— Как мадемуазель Белая попала сюда? — перебила Акинфиева. — Около пяти часов, когда начали сильно стрелять на Высокой, я выскочила посмотреть на улицу, что там делается. Вернувшись же домой, застала гостью. И та, к как мы давно знаем друг друга, то вместе принялись за стряпню.
— Обед готов, прошу садиться, — объявила Варя, входя в роль хозяйки. — Вымыли руки? Покажите, — обернулась она к прапорщику. — Все мужчины такие грязнули, что за ними надо смотреть, как за маленькими.
Завязался общий разговор. Офицеры рассказывали об отбитых атаках. Надя ахала и пугалась. Варя слушала молча.
— Неужели же сразу после обеда вы опять вернетесь в этот ад? — спросила Акинфиева.
— Им не привыкать к таким переделкам, по крайней мере, Сергею Владимировичу. Под Цзинджоу, да и в августовские штурмы на Залитерной, тоже временами приходилось туго, но в конце концов все обошлось благополучно, — отозвалась Варя.
— Вы известная артурская героиня, готовая ежеминутно кинуться в бой, — улыбнулся Акинфиев. — Надя же никогда на передовых позициях не бывала, а двадцать восьмого июля чуть не умерла от страха в двадцати милях от места боя.
— Неправда! Мы находились вблизи эскадры. Но даже издали было жутко смотреть на происходящий бой.
— На Высокой, наверное, есть перевязочный пункт. Хотите, мы на это время устроимся туда сестрами? — предложила Варя.
— Ой, нет! Я с ума там сойду от ужаса… Грохот, стрельба, кругом раненые; где-то впереди, в самом опасном месте — Андрюша и Сережа! Я не такая храбрая, как вы, — поспешила отказаться Надя.
— Нас, верно, к утру отведут уже в тыл, так как все атаки отбиты и вряд ли скоро повторятся. Сережа передаст свои минометы и тоже освободится, — проговорил Акинфиев.
После обеда мужчины стали собираться обратно на позицию. Надя вытащила массу теплых вещей и пыталась укутать мужа. Варя занялась «продовольственным вопросом». Она до того нагрузила Звонарева бутербродами, термосом, судками, что он запротестовал.
— Не хотите? Нам здесь больше останется, а вы будете голодать ночью!
На прощанье Надя долго целовала мужа. Варя и Звонарев ограничились энергичным рукопожатием.
Когда офицеры ушли, Надя предложила Варе ночевать у нее. Девушка отказалась.
Они дружески расстались.
Первая половина ночи прошла спокойно. Под покровом темноты несколько сот человек работали над восстановлением окопов, блиндажей, проволочных заграждений. Звонарев с Гурским занялись установкой новых минометов и выяснили возможность сбрасывания под гору шаровых мин.
После полуночи небо затянулось тучами, заморосил мелкий, по-осеннему холодный дождик. Воспользовавшись этим, японцы без артиллерийской подготовки, без единого выстрела и крика кинулись в атаку. Застигнутые врасплох, русские, отбиваясь только кирками и лопатами, были смяты и, в беспорядке кинувшись из нижних окопов, остановились лишь на самой вершине. Полная темнота делала невозможным применение артиллерии.
Только с рассветом удалось разобраться в обстановке.
И опять заговорила осадная артиллерия, подготовляя новый штурм Высокой.
Решительной атакой японцы овладели соседней горой
Длинной и оттуда начали обстреливать во фланг позицию на Высокой. Поражаемые бесчисленными снарядами с фронта и пулеметами с фланга и тыла, роты русских быстро таяли.
В самом начале бомбардировки осколком был выведен из строя последний миномет, и Звонарев со своими солдатами вернулся к штабу Ирмана. Отсюда, как на ладони, было видно все поле сражения. Слева, в мертвом пространстве, накапливались новые резервы атакующих. Складки местности укрывали их от артиллерийского огня крепости. Это обстоятельство особенно беспокоило Ирмана.
— Эти резервы можно обстрелять из полевых орудий слева, со стороны Голубиной бухты, — предложил Звонарев.
— Но их придется выдвинуть далеко вперед за наше сторожевое охранение, а это опасно. Заметив, японцы могут их немедленно уничтожить. А впрочем, попробуйте рискнуть, — согласился полковник.
— Слушаюсь! — вытянулся прапорщик.
— Желаю успеха! Я дам вам взвод скорострельных пушек. С ними вы зайдете в тыл противнику и обстреляете его скопления у подошвы Высокой горы.
Подозвав к себе утесовцев, Звонарев спросил, согласны ли они идти с ним.
— С вами — хоть к черту в пасть! — первым высказался Блохин. К нему присоединились Ярцев и Юркин.
В распоряжение Звонарева были предоставлены два орудия второй батареи четвертой артиллерийской бригады и несколько канониров в качестве номеров. Прапорщик решил вести орудия лишь на коренном уносе, чтобы было менее заметно. Пушки замаскировали тюками сена, и они стали похожи на простые телеги с фуражом. Для уменьшения шума при движении колеса обернули соломой.
Звонарев повел орудия далеко в обход и вышел почти к Голубиной бухте. Здесь русские и японские позиции разделяла пологая долина почти в четыре версты шириною. По дну ее, среди зарослей уже засыхающего гаоляна, вилась узенькая проселочная дорога. Японцы и русские косили тут гаолян на топливо и сено для лошадей. По молчаливому соглашению обе стороны не обстреливали этих отрядов фуражиров. Поэтому орудия, замаскированные под повозки, не привлекли к себе внимания японцев.
Вскоре взвод миновал последние русские заставы и оказался между враждующими армиями. Звонарев с Блохиным шли шагах в ста впереди, внимательно оглядывая местность. За ними, чуть погромыхивая, двигались пушки. Шествие замыкали пять человек.
Вскоре их обстреляли свои же.
— Вам глаза, что ли, позастило, аль вы не видите, в кого палите! — начали ругаться артиллеристы.
Не в меру рьяные секреты поспешили прекратить огонь. Наконец взвод добрался до небольшого перевала, откуда были хорошо видны все японские тылы у Высокой. Во впадине на половине горы собралось до двух полков, готовящихся к штурму. Было ясно видно, как японские солдаты и офицеры, лежа и сидя на земле, подкрепляли свой самурайский дух — коньяком. Из тыла к ним беспрерывно подходили все новые и новые резервы. К вершине горы ползли разведчики.
— Живо с передков! — скомандовал Звонарев.
Орудия осторожно сняли и на руках выкатили из высокого гаоляна. Отсюда до цели было около полутора верст. Блохин и Ярцев стали за наводчиков, Юркина же оставили при передках, чтобы в случае нужды поскорее их подать к орудиям. Ничего не подозревая, японцы заканчивали последние приготовления к атаке. Раздался резкий и протяжный звук военного горна. Солдаты вскочили и сплошной массой двинулись на гору. Прапорщик, стоявший несколько поодаль за кустарником, торопливо скомандовал:
— Прицел сорок, угломер триста-ноль. Орудиями — правое, огонь!
Воздух рассекли два резких выстрела, и снаряды с завыванием понеслись в атакующих. Несколько десятков убитых и раненых японцев остались на месте, остальные же бросились в разные стороны.
— Беглый огонь! — скомандовал Звонарев. Но солдаты без команды уже посылали снаряд за снарядом, поражая обезумевшего от страха и неожиданности врага. Японцы беспорядочной толпой выбегали из-за укрытия и тотчас же попадали под сосредоточенный огонь крепостных батарей. Множество трупов покрыло склоны Высокой.
Рыча от восторга, Блохин с Ярцевым давали выстрел за выстрелом. Звонарев, оглохший от непрерывного грохота, наблюдал в бинокль за происходящим впереди.
Было видно, как японские офицеры, избивая солдат шашками, старались навести среди них порядок, но никто не слушался. В этот момент с горы стремительно ринулась лавина стрелков и матросов. Остатки японцев в полном беспорядке бросились наутек. Высокая опять была отбита русскими.
— Патронов больше нет, — доложил Блохин.
— В передки! — скомандовал Звонарев.
Ездовые, стоявшие на ближнем отъезде, всего в пяти шагах от орудий, тотчас же осадили передки к самым орудиям, и в следующую минуту обе запряжки уже неслись вскачь по дороге. Опомнившиеся наконец японские батареи открыли огонь по уходившему взводу. Несколько снарядов, посланных японцами вслед, разорвались очень близко, осыпав землю свинцовым дождем. Почти у русских линий в переднем орудии была убита лошадь. Быстро освободившись от нее, взвод продолжал свой путь, хотя и замедленным ходом. Воспользовавшись этим, японские аванпосты решили захватить заднюю пушку и кинулись за ней.
— Вашескородие, разрешите пугануть их, — попросил Блохин.
— Валяй! — махнул рукой прапорщик.
Сняв орудие с передков, артиллеристы сделали вид, что хотят стрелять. Японцы опрометью бросились назад. Через пять минут взвод был уже в безопасности.
Когда Звонарев явился с докладом к Ирману, полковник ограничился лишь упреком в напрасной, по его мнению, гибели лошади.
Звонарев хотел было со своими солдатами вернуться на Саперную батарею, но его встретил Гурский и настойчиво просил повременить с уходом.
— Нам надо будет еще оборудовать позицию для минометов. Без этого Ирман вас не отпустит, — уверял лейтенант.
Звонарев согласился. Вместе со своими артиллеристами он поместился в одном из свободных блиндажей.
— Сегодня японцу перцу подсыпали малость, будет утесовцев помнить! — заметил Блохин.
— Всех вас я представляю к крестам, — ответил Звонарев,
— Ежели за всякую малость их давать, то скоро и вешать некуда будет! — бросил Блохин.
— Соснуть, что ли, пока тихо? — проговорил Юркин.
Скоро он и Блохин задремали,
Ярцев вытащил из кармана измятую, засаленную книжку и, шевеля губами, начал водить пальцем по строчкам. По его скуластому загорелому лицу разлилось выражение умиленного восторга. От удовольствия он иногда зажмуривал даже глаза, повторяя про себя понравившиеся ему выражения.
— Что ты читаешь? — спросил заинтересованный прапорщик.
Ярцев смутился.
— Так, пустяковые сказки, — ответил он нехотя.
Книжка оказалась «Русланом и Людмилой»в дешевом народном издании.
— Это же прекрасная вещь! Ты знаешь, кто был Пушкин?
— Великий стихотворец. Сказки у него, как песни, сами на голос просятся.
— Как это ты добрался до Пушкина?
— Я сызмальства остался сиротой. Поп один научил меня грамоте. Как-то попалась мне книжка господина Пушкина, с тех пор ровно свет увидел, все стишки его в голове вертятся.
— Оказывается, ты поэт! Сам-то стихи сочиняешь?
— Куда мне! Я вот наизусть хочу выучить «Руслана»и «Полтаву», а сам придумать ничего не могу, складу не получается, — печально вздохнул Ярцев.
— За проявленную сегодня храбрость я награжу тебя книгой Пушкина. Крест же получишь само собою.
— Вашбродь, Сергей Владимирович, по гроб жизни буду вам благодарен! — весь расцвел солдат, даже привстав от волнения. — Чем ни на есть, а отслужу вам! Креста же мне вовсе и не надо.
Было уже темно, когда появился Акинфиев. Он был утомлен и бледен.
— Пойдем ужинать, — пригласил он.
Звонарев охотно согласился.
Надя уже ждала их с ужином.
— Сережа сегодня отличился! — поспешил сообщить жене Акинфиев и рассказал о вылазке.
— Крест, значит, получите. То-то Варя обрадуется!
Она давно всем уши прожужжала о ваших подвигах.
— Ей, несомненно, надо бы надеть — эполеты. Нет ли у вас сочинений Пушкина? — перевел разговор Звонарев.
— Зачем вам? Варе, что ли, любовные послания в стихах писать? — удивилась Акинфиева.
Надя встала из-за стола и вернулась с двумя томиками Пушкина.
— Избранные произведения, — протянула она их прапорщику. — Вам с Варей подарок от меня и Андрюши.
Звонарев поблагодарил.
Приход Блохина прервал разговор.
— Так что вас лейтенант Гурский требует, — доложил он. — Минометы хотят ставить.
Прапорщик поднялся. Блохин умильно поглядывал на стол с едой.
— Вы голодны? — заметив это, спросила Надя.
— Никак нет! Только что поужинали, но глотка чтото пересохла. — И в доказательство он несколько раз негромко кашлянул.
— Разве тебе чарки не выдали? — удивился Акинфиев.
— Так точно, выдали! Должно, горло ветром продуло, как сюда шел. Першит — сил нет, — с серьезным видом уверял солдат.
Надя засмеялась и налила ему стакан водки.
— Это вам лучше всего поможет, — улыбнулась она.
Простившись с хозяевами, Звонарев направился к Высокой. Было темно. Высокая тонула во мгле. По дороге к ней тянулись повозки со строительными материалами, кухни, лазаретные двуколки. Навстречу шли раненые, санитары несли убитых. Вскоре показалась длинная вереница стрелков. Каждый из них держался за пояс или за плечо идущего впереди. Спотыкаясь, солдаты то и дело, как слепые, наталкивались один на другого.
— Что это такое? — удивился Звонарев.
— Слепаки идут — больные куриной слепотой. Они с темноты до рассвета, как курицы, ничего не видят. На ночь их отводят в тыл, — пояснил Блохин.
Вскоре повстречалась и еще такая колонна, затем на Звонарева налетел солдат, который шел с протянутыми вперед руками.
— Помогите, братцы, добраться до светлого места, — попросил он.
— И мне, и мне тоже! — послышались с разных сторон голоса из темноты.
— Помоги-ка им, Блохин, — распорядился Звонарев.
— Эй, которые тут есть слепцы, вали ко мне! Миром поведу вниз! — заорал Блохин.
Со всех сторон — в одиночку, по двое, по трое — стали подходить спотыкающиеся темные фигуры.
— Становись, друг за дружку держись, в ямы не вались и за мной катись! Шагом марш! — скомандовал артиллерист, и новая вереница двинулась в тыл.
— Сколько же у вас в роте таких больных? — справился у одного из солдат прапорщик.
— Половина. На ночь в роте остается всего человек шестьдесят-семьдесят зрячих.
Отыскав Гурского, Звонарев пригласил его на гору.
— Сию минуту. Я хотел вам показать наши шаровые мины. Не хотите ли полюбоваться? Они лежат около блиндажа.
Когда вышли наружу, прапорщик увидел несколько больших стальных шаров различных размеров.
— Эти, побольше, — на двенадцать пудов, средние — на восемь, а маленькие — на шесть. Благодаря круглой форме они хорошо катятся под гору и, ударяясь с разгона о препятствие, взрываются, — пояснил моряк.
— Знатная штука! — появился из темноты Блохин. — Гостинец первый сорт для японцев.
Едва офицеры прошли несколько шагов, как неожиданно со всех сторон раздались крики «банзай». Началась беспорядочная ружейная стрельба, временами заглушаемая грохотом взрывов ручных гранат. В темноте появились отдельные фигуры бегущих в тыл солдат.
— Стой! В чем дело? — закричал выскочивший из блиндажа Стемпковский, хватая их за шиворот.
— Японец полез, вашбродь!.. Видимо-невидимо… Подкрался в темноте и сразу в штыки, В нижнем окопе всех чисто побил,
— Подтянуть резервную роту! — приказал капитан. — Вас, господа офицеры, прошу подняться наверх и помочь мне навести там порядок.
Офицеры тотчас же отправились на гору. Блохин неотступно следовал за Звонаревым.
— Намазывай, ребята, пятки — ловчей бежать будет! — кричал он отступающим солдатам.
Те отругивались. Засунув два пальца в рот, Блохин по-разбойничьи свистнул и закричал:
— А ну, вертай назад, ребята! Довольно свои задницы японцам показывать. Ура! — и бросился вперед на гору.
Один за другим солдаты начали останавливаться.
Вслед за Блохиным устремилась добрая сотня стрелков.
Звонарев тоже что-то кричал, уговаривал солдат вернуться, но в темноте не были видны его офицерские погоны, и поэтому на него не обращали внимания. В конце концов и он побежал вслед за Блохиным в толпе стрелков. Контратакой удалось отбить лишь правую вершину горы, на левой же японцы успели закрепиться и отбили все атаки русских. Судьба Высокой опять висела на волоске.
Звонарев нашел Гурского в одном из блиндажей правой сопки. Лейтенант был легко ранен в руку и наскоро перевязывался при свете керосиновой коптилки.
— Опять проворонили, сволочи! Не менее двух полков японцев заняли гору. Изволь-ка теперь выбивать! Надо действовать немедленно, а то к утру так окопаются, что их не выкуришь.
— Вашбродь! — появился в дверях Буторин. — Японец засел в бетонный блиндаж, поставил пулемет и не дает нашим подойти. Пока не разрушим блиндажа, нам его не выбить.
— Как же это сделать?
— Подползти и закидать подрывными патронами, — предложил матрос.
— Надо сначала разобраться, где наши и где японцы, а то угодишь прямо им в лапы. Кого бы отправить в разведку?
— Мы можем, — отозвался из-за двери Блохин. — Юркин со мной пойдет, а сказочник останется с прапорщиком.
— Откуда вы взялись? — удивился Звонарев.
— Мы за вами, вашбродь, что ниточка за иголочкой. Где вы, туда и мы поспеваем, — отозвался Ярцев. — Как услыхали свист Блохина, к нему и кинулись, а затем и вас нашли.
— Надежные ребята? — спросил Гурский, кивнув в сторону артиллеристов.
Стемпковский в ответ только выругался.
Пользуясь первыми проблесками дня, Гурский и Звонарев обошли гору, побывали в передовом окопе и определили место наиболее вероятного скопления японцев.
— Местами тут такие крутые склоны, что по ним легко можно скатывать старые китайские круглые ядра с дистанционными трубками, — проговорил прапорщик.
— Идея недурна! Только не ядра, а наши гальваноударные мины. Они прекрасно катятся, а подтянув пружину ударника, можно добиться, чтобы они взрывались лишь при сильном ударе, например, при падении. Завтра же попробую что-нибудь придумать в этом направлении.
Буторин доложил об окончании установки минометов. Проверив работу, офицеры нашли все в порядке.
— Теперь можно и на отдых. Я с матросами к себе на «Баян», а вы куда? — справился лейтенант.
— Останусь здесь до вечера, а там будет видно, что дальше делать.
Звонарев нашел поблизости недоконченный блиндажик и устроился в нем.
Это была узенькая щелка, вырубленная в скале. Взрослый человек с трудом мог туда протиснуться. Наскоро очистив его от земли и мусора, прапорщик раздобыл охапку соломы и улегся.
Обстрел Высокой начался около полудня. Несколько десятков осадных орудий одновременно обстреливали гору. Оберегая людей, Стемпковский оставил в окопах часовых для наблюдения за противником, а остальных отвел в ложбину в тылу. Методично, неторопливо японцы начали разрушать колючую проволоку впереди окопов, блиндажи и ходы сообщения.
Разбуженный канонадой, Звонарев выглянул наружу.
Первое, что он увидел, был Блохин, едущий верхом на Буторине. За ними следом шло несколько человек матросов и солдат. Совершенно не обращая внимания на обстрел, они громко хохотали.
— Прячьтесь, дурьи головы! — кричали им из соседних блиндажей.
— Не имеет права японец в меня попасть, пока Буторин не довезет меня до места, — шутливо ответил Блохин. — Чем я не генерал Стесселев? Лошадь, правда, у меня малость похуже его рыжей кобылы, зато я самгерой! Смирно! Отвечать, как генералу! — завернул он одно из своих кудрявых ругательств.
Солдаты и матросы от смеха схватились за животы.
Подъехав к прапорщику, Блохин спрыгнул на землю и вытянулся.
— В ваше распоряжение прибыл. Что прикажете делать?
— Надо поскорее расширить эту ямку, здесь переждем обстрел, — распорядился прапорщик.
— Сей секунд! — И солдаты принялись за работу.
После полудня к огню осадных батарей присоединились две японские канонерки, которые, подойдя к берегу Малой Голубиной бухты, тоже начали обстреливать Высокую. Восьми — и девятидюймовые снаряды, попадая в окопы, сносили сразу целые участки, разрушали колючую проволоку и делали невозможным пребывание людей на горе.
Под прикрытием этого огня японская пехота небольшими группами перебегала в мертвые пространства на подступах к горе, постепенно накапливаясь здесь для атаки.
Отойдя довольно далеко в сторону, Звонарев с одного из отрогов Высокой наблюдал за происходящим.
— Нам бы сюда мортиры! С их помощью мы живо выкурили бы японцев из-за укрытий, — вздыхали стоявшие рядом стрелки.
— К сожалению, они имеются только на береговом фронте, да и то крупного калибра — девяти, одиннадцати дюймов, и перенести их в этот район невозможно, — ответил прапорщик.
— Тогда установили бы хоть минометы.
— Но они не могут забросить снаряд дальше ста шагов, а до японцев около полутора верст. К вечеру они подойдут вплотную к вершине горы, тогда и постреляем минами.
— Поздно будет, придется сматываться в Новый город, если не на Ляотешань, — мрачно бурчал Стемпковский.
— Японцы пошли в атаку! — взволнованно проговорил Звонарев и побежал на гору.
По южному, обращенному к городу, склону Высокой двигались из резерва густые цепи стрелков. Японская артиллерия в этот момент перенесла огонь в тыл, и русские, спасаясь, рассыпались во все стороны.
Звонарев кинулся к блиндажу, в котором был расположен миномет. За ним последовали Буторин и Блохип. Добравшись до места, они тотчас бросились к окну, стараясь рассмотреть происходящее перед ними. Японские цепи захватили нижний ярус окопов и теперь устраивались в них. Попытки отдельных групп подняться выше отбивались сверху ружейным огнем русских.
— Вашбродь, не пустить ли нам мину? — предложил Буторин.
— Надо сначала связаться с комендантом. Разыщи Стемпковского и спроси, действовать ли минометом? — приказал прапорщик Буторину. — Юркин, следи за левым флангом, не станут ли его обходить японцы. Блохньт, смотри за правым, Ярцев — впереди!
Так как склон горы не был выровнен, то, пользуясь оврагами и промоинами, японцы стали понемногу пробираться вверх.
Блохин не выдержал и, вскинув свою трофейную японскую винтовку, начал стрелять. Несколько темных фигурок одна за другой припали к земле и перестали двигаться, но остальные продолжали карабкаться вверх.
— Слева он совсем в тыл забрался, — доложил Юркин.
Звонарев обернулся. Из небольшой промоины выскакивали поодиночке и группами японцы и с ружьями наперевес стремительно бежали по направлению к резервам. Справа, в обход горы, появилась еще одна цепь.
Вершина оказалась почти окруженной. В это время сбоку, как из-под земли, выросла рота моряков. Впереди, размахивая блестевшим на солнце палашом, бежал офицер, а за ним со штыками наперевес — матросы. При виде моряков японцы растерялись и в следующее мгновение были смяты и отброшены. Расправившись с этим врагом, моряки повернули вправо. Но тут японцы, устрашенные только что происшедшим, сразу же обратились в бегство, теряя по пути оружие и амуницию.
— Здорово! — восхищенно бросил Блохин. — По-нашенскому, по-утесовски дерутся матросы!
— Проволоку режут! — внезапно крикнул Ярцев.
Пока прапорщик следил за происходившим в тылу, с фронта к окопам подобрались до роты японцев и, прорвавшись через проволоку, кинулись в штыки. Звонарев торопливо дернул за спусковую ручку миномета. Мина упала в центре атакующих, разметав их во все стороны.
Стрелки и матросы бросились врукопашную, на плечах японцев ворвались в нижние окопы и выбили оттуда врага. Остатки японцев откатились к подошве горы. Атака была отбита. Тут только вернулся Буторин, придерживая раненую руку.
— Здорово же вы миной шандарахнули! Сразу японцы наутек пошли! — с восхищением заметил он и доложил: — Комендант приказал вам действовать, как хотите.
К блиндажу подошел морской офицер, командовавший ротой, выдвинутой из резерва. Прапорщик, к своему удивлению, узнал в нем Акинфиева. Андрюша оброс бородой, возмужал и выглядел бодрым и здоровым.
— Какими судьбами ты оказался здесь? — спросил
Звонарев.
— Ввиду опасного положения у Высокой нас утром перевели с Ляотешаня в Новый город, а оттуда направили сюда. А ты что делаешь? — Приятели разговорились.
— Надя перебралась в город. Она была очень удивлена порядком в квартире. Афанасий не мог объяснить толком, что за барышня орудовала у нас, но мы догадались, что это была Варя, особенно когда он рассказал, как она командовала.
— Пожалуй, они еще встретятся сегодня, — задумчиво проговорил Звонарев.
— Ну так что ж? Моя жена очень будет рада с ней познакомиться.
— Варя резковата на язык и может иногда, даже нехотя, обидеть своей прямолинейностью.
— У Нади хватит такта остановить ее.
Офицеры вышли из блиндажа. Вечерело. Солнце быстро опускалось в море за Голубиной бухтой. С наступлением темноты обстрел совсем прекратился.
— Пойдем к нам обедать, — предложил Акинфиев приятелю.
Через полчаса офицеры подходили к домику. Первое, что они там увидели, были Надя и Варя, дружно накрывающие стол. Варя подробно рассказывала хозяйке о том, как следует расставлять посуду, свертывать салфетки, стелить скатерть. Та слушала ее с добродушной улыбкой.
— Вот и наши мальчики, — проговорила она, увидев в окно подходивших офицеров. Варя поморщилась, но смолчала.
Войдя в комнату, Звонарев представил ей Акинфиева.
— Борода вам не к лицу, — сказала Варя. — Она вас старит, а вы совсем еще молоденький, вроде Сережи, то есть Сергея Владимировича, — тотчас поправилась девушка.
Лейтенант удивленно посмотрел на нее.
— Расскажите лучше, как вы попали сюда, — вмешался Звонарев.
— Как мадемуазель Белая попала сюда? — перебила Акинфиева. — Около пяти часов, когда начали сильно стрелять на Высокой, я выскочила посмотреть на улицу, что там делается. Вернувшись же домой, застала гостью. И та, к как мы давно знаем друг друга, то вместе принялись за стряпню.
— Обед готов, прошу садиться, — объявила Варя, входя в роль хозяйки. — Вымыли руки? Покажите, — обернулась она к прапорщику. — Все мужчины такие грязнули, что за ними надо смотреть, как за маленькими.
Завязался общий разговор. Офицеры рассказывали об отбитых атаках. Надя ахала и пугалась. Варя слушала молча.
— Неужели же сразу после обеда вы опять вернетесь в этот ад? — спросила Акинфиева.
— Им не привыкать к таким переделкам, по крайней мере, Сергею Владимировичу. Под Цзинджоу, да и в августовские штурмы на Залитерной, тоже временами приходилось туго, но в конце концов все обошлось благополучно, — отозвалась Варя.
— Вы известная артурская героиня, готовая ежеминутно кинуться в бой, — улыбнулся Акинфиев. — Надя же никогда на передовых позициях не бывала, а двадцать восьмого июля чуть не умерла от страха в двадцати милях от места боя.
— Неправда! Мы находились вблизи эскадры. Но даже издали было жутко смотреть на происходящий бой.
— На Высокой, наверное, есть перевязочный пункт. Хотите, мы на это время устроимся туда сестрами? — предложила Варя.
— Ой, нет! Я с ума там сойду от ужаса… Грохот, стрельба, кругом раненые; где-то впереди, в самом опасном месте — Андрюша и Сережа! Я не такая храбрая, как вы, — поспешила отказаться Надя.
— Нас, верно, к утру отведут уже в тыл, так как все атаки отбиты и вряд ли скоро повторятся. Сережа передаст свои минометы и тоже освободится, — проговорил Акинфиев.
После обеда мужчины стали собираться обратно на позицию. Надя вытащила массу теплых вещей и пыталась укутать мужа. Варя занялась «продовольственным вопросом». Она до того нагрузила Звонарева бутербродами, термосом, судками, что он запротестовал.
— Не хотите? Нам здесь больше останется, а вы будете голодать ночью!
На прощанье Надя долго целовала мужа. Варя и Звонарев ограничились энергичным рукопожатием.
Когда офицеры ушли, Надя предложила Варе ночевать у нее. Девушка отказалась.
Они дружески расстались.
Первая половина ночи прошла спокойно. Под покровом темноты несколько сот человек работали над восстановлением окопов, блиндажей, проволочных заграждений. Звонарев с Гурским занялись установкой новых минометов и выяснили возможность сбрасывания под гору шаровых мин.
После полуночи небо затянулось тучами, заморосил мелкий, по-осеннему холодный дождик. Воспользовавшись этим, японцы без артиллерийской подготовки, без единого выстрела и крика кинулись в атаку. Застигнутые врасплох, русские, отбиваясь только кирками и лопатами, были смяты и, в беспорядке кинувшись из нижних окопов, остановились лишь на самой вершине. Полная темнота делала невозможным применение артиллерии.
Только с рассветом удалось разобраться в обстановке.
И опять заговорила осадная артиллерия, подготовляя новый штурм Высокой.
Решительной атакой японцы овладели соседней горой
Длинной и оттуда начали обстреливать во фланг позицию на Высокой. Поражаемые бесчисленными снарядами с фронта и пулеметами с фланга и тыла, роты русских быстро таяли.
В самом начале бомбардировки осколком был выведен из строя последний миномет, и Звонарев со своими солдатами вернулся к штабу Ирмана. Отсюда, как на ладони, было видно все поле сражения. Слева, в мертвом пространстве, накапливались новые резервы атакующих. Складки местности укрывали их от артиллерийского огня крепости. Это обстоятельство особенно беспокоило Ирмана.
— Эти резервы можно обстрелять из полевых орудий слева, со стороны Голубиной бухты, — предложил Звонарев.
— Но их придется выдвинуть далеко вперед за наше сторожевое охранение, а это опасно. Заметив, японцы могут их немедленно уничтожить. А впрочем, попробуйте рискнуть, — согласился полковник.
— Слушаюсь! — вытянулся прапорщик.
— Желаю успеха! Я дам вам взвод скорострельных пушек. С ними вы зайдете в тыл противнику и обстреляете его скопления у подошвы Высокой горы.
Подозвав к себе утесовцев, Звонарев спросил, согласны ли они идти с ним.
— С вами — хоть к черту в пасть! — первым высказался Блохин. К нему присоединились Ярцев и Юркин.
В распоряжение Звонарева были предоставлены два орудия второй батареи четвертой артиллерийской бригады и несколько канониров в качестве номеров. Прапорщик решил вести орудия лишь на коренном уносе, чтобы было менее заметно. Пушки замаскировали тюками сена, и они стали похожи на простые телеги с фуражом. Для уменьшения шума при движении колеса обернули соломой.
Звонарев повел орудия далеко в обход и вышел почти к Голубиной бухте. Здесь русские и японские позиции разделяла пологая долина почти в четыре версты шириною. По дну ее, среди зарослей уже засыхающего гаоляна, вилась узенькая проселочная дорога. Японцы и русские косили тут гаолян на топливо и сено для лошадей. По молчаливому соглашению обе стороны не обстреливали этих отрядов фуражиров. Поэтому орудия, замаскированные под повозки, не привлекли к себе внимания японцев.
Вскоре взвод миновал последние русские заставы и оказался между враждующими армиями. Звонарев с Блохиным шли шагах в ста впереди, внимательно оглядывая местность. За ними, чуть погромыхивая, двигались пушки. Шествие замыкали пять человек.
Вскоре их обстреляли свои же.
— Вам глаза, что ли, позастило, аль вы не видите, в кого палите! — начали ругаться артиллеристы.
Не в меру рьяные секреты поспешили прекратить огонь. Наконец взвод добрался до небольшого перевала, откуда были хорошо видны все японские тылы у Высокой. Во впадине на половине горы собралось до двух полков, готовящихся к штурму. Было ясно видно, как японские солдаты и офицеры, лежа и сидя на земле, подкрепляли свой самурайский дух — коньяком. Из тыла к ним беспрерывно подходили все новые и новые резервы. К вершине горы ползли разведчики.
— Живо с передков! — скомандовал Звонарев.
Орудия осторожно сняли и на руках выкатили из высокого гаоляна. Отсюда до цели было около полутора верст. Блохин и Ярцев стали за наводчиков, Юркина же оставили при передках, чтобы в случае нужды поскорее их подать к орудиям. Ничего не подозревая, японцы заканчивали последние приготовления к атаке. Раздался резкий и протяжный звук военного горна. Солдаты вскочили и сплошной массой двинулись на гору. Прапорщик, стоявший несколько поодаль за кустарником, торопливо скомандовал:
— Прицел сорок, угломер триста-ноль. Орудиями — правое, огонь!
Воздух рассекли два резких выстрела, и снаряды с завыванием понеслись в атакующих. Несколько десятков убитых и раненых японцев остались на месте, остальные же бросились в разные стороны.
— Беглый огонь! — скомандовал Звонарев. Но солдаты без команды уже посылали снаряд за снарядом, поражая обезумевшего от страха и неожиданности врага. Японцы беспорядочной толпой выбегали из-за укрытия и тотчас же попадали под сосредоточенный огонь крепостных батарей. Множество трупов покрыло склоны Высокой.
Рыча от восторга, Блохин с Ярцевым давали выстрел за выстрелом. Звонарев, оглохший от непрерывного грохота, наблюдал в бинокль за происходящим впереди.
Было видно, как японские офицеры, избивая солдат шашками, старались навести среди них порядок, но никто не слушался. В этот момент с горы стремительно ринулась лавина стрелков и матросов. Остатки японцев в полном беспорядке бросились наутек. Высокая опять была отбита русскими.
— Патронов больше нет, — доложил Блохин.
— В передки! — скомандовал Звонарев.
Ездовые, стоявшие на ближнем отъезде, всего в пяти шагах от орудий, тотчас же осадили передки к самым орудиям, и в следующую минуту обе запряжки уже неслись вскачь по дороге. Опомнившиеся наконец японские батареи открыли огонь по уходившему взводу. Несколько снарядов, посланных японцами вслед, разорвались очень близко, осыпав землю свинцовым дождем. Почти у русских линий в переднем орудии была убита лошадь. Быстро освободившись от нее, взвод продолжал свой путь, хотя и замедленным ходом. Воспользовавшись этим, японские аванпосты решили захватить заднюю пушку и кинулись за ней.
— Вашескородие, разрешите пугануть их, — попросил Блохин.
— Валяй! — махнул рукой прапорщик.
Сняв орудие с передков, артиллеристы сделали вид, что хотят стрелять. Японцы опрометью бросились назад. Через пять минут взвод был уже в безопасности.
Когда Звонарев явился с докладом к Ирману, полковник ограничился лишь упреком в напрасной, по его мнению, гибели лошади.
Звонарев хотел было со своими солдатами вернуться на Саперную батарею, но его встретил Гурский и настойчиво просил повременить с уходом.
— Нам надо будет еще оборудовать позицию для минометов. Без этого Ирман вас не отпустит, — уверял лейтенант.
Звонарев согласился. Вместе со своими артиллеристами он поместился в одном из свободных блиндажей.
— Сегодня японцу перцу подсыпали малость, будет утесовцев помнить! — заметил Блохин.
— Всех вас я представляю к крестам, — ответил Звонарев,
— Ежели за всякую малость их давать, то скоро и вешать некуда будет! — бросил Блохин.
— Соснуть, что ли, пока тихо? — проговорил Юркин.
Скоро он и Блохин задремали,
Ярцев вытащил из кармана измятую, засаленную книжку и, шевеля губами, начал водить пальцем по строчкам. По его скуластому загорелому лицу разлилось выражение умиленного восторга. От удовольствия он иногда зажмуривал даже глаза, повторяя про себя понравившиеся ему выражения.
— Что ты читаешь? — спросил заинтересованный прапорщик.
Ярцев смутился.
— Так, пустяковые сказки, — ответил он нехотя.
Книжка оказалась «Русланом и Людмилой»в дешевом народном издании.
— Это же прекрасная вещь! Ты знаешь, кто был Пушкин?
— Великий стихотворец. Сказки у него, как песни, сами на голос просятся.
— Как это ты добрался до Пушкина?
— Я сызмальства остался сиротой. Поп один научил меня грамоте. Как-то попалась мне книжка господина Пушкина, с тех пор ровно свет увидел, все стишки его в голове вертятся.
— Оказывается, ты поэт! Сам-то стихи сочиняешь?
— Куда мне! Я вот наизусть хочу выучить «Руслана»и «Полтаву», а сам придумать ничего не могу, складу не получается, — печально вздохнул Ярцев.
— За проявленную сегодня храбрость я награжу тебя книгой Пушкина. Крест же получишь само собою.
— Вашбродь, Сергей Владимирович, по гроб жизни буду вам благодарен! — весь расцвел солдат, даже привстав от волнения. — Чем ни на есть, а отслужу вам! Креста же мне вовсе и не надо.
Было уже темно, когда появился Акинфиев. Он был утомлен и бледен.
— Пойдем ужинать, — пригласил он.
Звонарев охотно согласился.
Надя уже ждала их с ужином.
— Сережа сегодня отличился! — поспешил сообщить жене Акинфиев и рассказал о вылазке.
— Крест, значит, получите. То-то Варя обрадуется!
Она давно всем уши прожужжала о ваших подвигах.
— Ей, несомненно, надо бы надеть — эполеты. Нет ли у вас сочинений Пушкина? — перевел разговор Звонарев.
— Зачем вам? Варе, что ли, любовные послания в стихах писать? — удивилась Акинфиева.
Надя встала из-за стола и вернулась с двумя томиками Пушкина.
— Избранные произведения, — протянула она их прапорщику. — Вам с Варей подарок от меня и Андрюши.
Звонарев поблагодарил.
Приход Блохина прервал разговор.
— Так что вас лейтенант Гурский требует, — доложил он. — Минометы хотят ставить.
Прапорщик поднялся. Блохин умильно поглядывал на стол с едой.
— Вы голодны? — заметив это, спросила Надя.
— Никак нет! Только что поужинали, но глотка чтото пересохла. — И в доказательство он несколько раз негромко кашлянул.
— Разве тебе чарки не выдали? — удивился Акинфиев.
— Так точно, выдали! Должно, горло ветром продуло, как сюда шел. Першит — сил нет, — с серьезным видом уверял солдат.
Надя засмеялась и налила ему стакан водки.
— Это вам лучше всего поможет, — улыбнулась она.
Простившись с хозяевами, Звонарев направился к Высокой. Было темно. Высокая тонула во мгле. По дороге к ней тянулись повозки со строительными материалами, кухни, лазаретные двуколки. Навстречу шли раненые, санитары несли убитых. Вскоре показалась длинная вереница стрелков. Каждый из них держался за пояс или за плечо идущего впереди. Спотыкаясь, солдаты то и дело, как слепые, наталкивались один на другого.
— Что это такое? — удивился Звонарев.
— Слепаки идут — больные куриной слепотой. Они с темноты до рассвета, как курицы, ничего не видят. На ночь их отводят в тыл, — пояснил Блохин.
Вскоре повстречалась и еще такая колонна, затем на Звонарева налетел солдат, который шел с протянутыми вперед руками.
— Помогите, братцы, добраться до светлого места, — попросил он.
— И мне, и мне тоже! — послышались с разных сторон голоса из темноты.
— Помоги-ка им, Блохин, — распорядился Звонарев.
— Эй, которые тут есть слепцы, вали ко мне! Миром поведу вниз! — заорал Блохин.
Со всех сторон — в одиночку, по двое, по трое — стали подходить спотыкающиеся темные фигуры.
— Становись, друг за дружку держись, в ямы не вались и за мной катись! Шагом марш! — скомандовал артиллерист, и новая вереница двинулась в тыл.
— Сколько же у вас в роте таких больных? — справился у одного из солдат прапорщик.
— Половина. На ночь в роте остается всего человек шестьдесят-семьдесят зрячих.
Отыскав Гурского, Звонарев пригласил его на гору.
— Сию минуту. Я хотел вам показать наши шаровые мины. Не хотите ли полюбоваться? Они лежат около блиндажа.
Когда вышли наружу, прапорщик увидел несколько больших стальных шаров различных размеров.
— Эти, побольше, — на двенадцать пудов, средние — на восемь, а маленькие — на шесть. Благодаря круглой форме они хорошо катятся под гору и, ударяясь с разгона о препятствие, взрываются, — пояснил моряк.
— Знатная штука! — появился из темноты Блохин. — Гостинец первый сорт для японцев.
Едва офицеры прошли несколько шагов, как неожиданно со всех сторон раздались крики «банзай». Началась беспорядочная ружейная стрельба, временами заглушаемая грохотом взрывов ручных гранат. В темноте появились отдельные фигуры бегущих в тыл солдат.
— Стой! В чем дело? — закричал выскочивший из блиндажа Стемпковский, хватая их за шиворот.
— Японец полез, вашбродь!.. Видимо-невидимо… Подкрался в темноте и сразу в штыки, В нижнем окопе всех чисто побил,
— Подтянуть резервную роту! — приказал капитан. — Вас, господа офицеры, прошу подняться наверх и помочь мне навести там порядок.
Офицеры тотчас же отправились на гору. Блохин неотступно следовал за Звонаревым.
— Намазывай, ребята, пятки — ловчей бежать будет! — кричал он отступающим солдатам.
Те отругивались. Засунув два пальца в рот, Блохин по-разбойничьи свистнул и закричал:
— А ну, вертай назад, ребята! Довольно свои задницы японцам показывать. Ура! — и бросился вперед на гору.
Один за другим солдаты начали останавливаться.
Вслед за Блохиным устремилась добрая сотня стрелков.
Звонарев тоже что-то кричал, уговаривал солдат вернуться, но в темноте не были видны его офицерские погоны, и поэтому на него не обращали внимания. В конце концов и он побежал вслед за Блохиным в толпе стрелков. Контратакой удалось отбить лишь правую вершину горы, на левой же японцы успели закрепиться и отбили все атаки русских. Судьба Высокой опять висела на волоске.
Звонарев нашел Гурского в одном из блиндажей правой сопки. Лейтенант был легко ранен в руку и наскоро перевязывался при свете керосиновой коптилки.
— Опять проворонили, сволочи! Не менее двух полков японцев заняли гору. Изволь-ка теперь выбивать! Надо действовать немедленно, а то к утру так окопаются, что их не выкуришь.
— Вашбродь! — появился в дверях Буторин. — Японец засел в бетонный блиндаж, поставил пулемет и не дает нашим подойти. Пока не разрушим блиндажа, нам его не выбить.
— Как же это сделать?
— Подползти и закидать подрывными патронами, — предложил матрос.
— Надо сначала разобраться, где наши и где японцы, а то угодишь прямо им в лапы. Кого бы отправить в разведку?
— Мы можем, — отозвался из-за двери Блохин. — Юркин со мной пойдет, а сказочник останется с прапорщиком.
— Откуда вы взялись? — удивился Звонарев.
— Мы за вами, вашбродь, что ниточка за иголочкой. Где вы, туда и мы поспеваем, — отозвался Ярцев. — Как услыхали свист Блохина, к нему и кинулись, а затем и вас нашли.
— Надежные ребята? — спросил Гурский, кивнув в сторону артиллеристов.