Вася испуганно взглянул на нее. У него еще свежи были воспоминания о том, что для него сделала Варя, а главной приманкой в будущем являлась велосипедная команда, куда его обещала устроить девушка. С другой стороны, ласковая Харитина была ближе и роднее ему. Ребенок тихо и печально подошел к Варе.
   — Пока тетя Харитина холят и солдатах, я хочу быть у вас, — почти шепотом проговорил он. — Только чтобы я ездил на лисопете.
   — Мал, мал, а хитрости у тебя, хлопчик, больше, чем у взрослого! — усмехнулся Борейко.
   — Я хочу пройти сейчас к Шметилло. Вы не проводите меня? — обернулся к Звонареву Стах.
   — С удовольствием, с нами, верно, пойдет и Харитина.
   — Сей секунд, вашбродь, только белье захвачу, — посолдатски ответила Харитина.
   — Мы вас подождем здесь, — предупредила Стаха Леля. — Только вы долго не задерживайтесь.
   Офицеры и Харитина вышли.
   Солнце уже скрывалось за сопками, в долинах стоял вечерний туман. С фронта доносились редкие ружейные выстрелы, чередующиеся с короткими пулеметными очередями.
   Вскоре им повстречался бывший фельдфебель охотничьей команды Денисов. Завидев поручика, он вытянулся во фронт и громко ответил на приветствие. Радости фельдфебеля не было предела, когда он узнал о назначении Стаха.
   — Вашбродь, Евстахий Казимирович, позвольте, я сейчас всех наших позову. — И Денисов опрометью бросился вперед.
   Через минуту десятка два радостно возбужденных стрелков ринулись навстречу поручику, заполнив весь окоп.
   — Здорово, молодцы! — приветствовал их поручик.
   Солдаты в ответ рявкнули так оглушительно, что перепуганные японцы не замедлили дать несколько ружейных залпов.
   — Японцы тоже вас приветствуют, Евстахий Казимирович, по случаю прибытия на передовые позиции, — усмехнулся Звонарев.
   — На днях мы заведем с ними более близкое знакомство, — ответил Стах и начал расспрашивать своих солдат о позиции, питании, потерях.
   Появился Шметилло и неторопливо зашагал к солдатам.
   — Что за шум, почему беспорядок? — крикнул он издали.
   — Все в полном порядке, Игнатий Брониславович.
   Я беседую с вашими молодцами, — ответил Енджеевский, здороваясь с капитаном. — Завтра прибуду к вам на смену со своими охотниками.
   — Наконец-то нас оттягивают в тыл! Уже больше месяца, как мы тут кормим вшей. Рады будете отдохнуть? — обернулся Шметилло к солдатам.
   Те замялись и не отвечали.
   — Аль не рады? — удивился капитан.
   — Дозвольте нам, ваше высокоблагородие, остаться с поручиком Енджеевским, — выступил за всех Денисов.
   — То есть как это остаться? Всем перевестись в охотничью команду?
   — Тем, которые прежде служили у поручика в команде, и еще человек с десяток. С мирного времени мы с Евстахнем Казпмировичем вместе. И под Цзипджовой были, и на перевалах… Сжились, можно сказать, вместях.
   — Я без командира полка этого разрешить не могу. Шутка ли, сразу сорок лучших моих стрелков уйдут в охотники. Да и обидно мне это слышать. Кажется, вам у меня жилось не плохо.
   — Так точно, вашескородь, вы о нас заботу имели, — ответили стрелки.
   — В чем же тогда дело?
   — Поручика-то мы до вас еще знали, и они всех нас знают, — сбивчиво пояснили солдаты.
   — Как хотите! — махнул рукой все еще обиженный Шметилло. — Околдовали вы их совсем, Евстахий Казимировнч.
   — А мне к вам, вашбродь, можно? — чуть слышно спросила протолкавшаяся к Стаху Харитина.
   — Подойдет она к нам, ребята? — спросил у солдат Енджеевский.
   — Так точно, подойдет. Бой-баба, другого стрелка за пояс заткнет! — послышались ответы.
   — Можете остаться, — решил Енджеевский.
   — А Залитерная как же? — спросил Звонарев.
   — Я до вас буду в гости ходить, — улыбнулась Харитина.
   — Мы вам уж и жениха подобрали, — продолжал Звонарев, — и про Васю, значит, забыли?
   Харитина глубоко вздохнула и призадумалась. Ей не хотелось расставаться со стрелками, с которыми она успела сжиться, не хотелось оставлять привлекавшую ее своей опасностью жизнь разведчика, тянуло и к полюбившемуся ей ребенку.
   — Подумаю я до завтра, — решила она наконец.
   — Хорошо. Значит, артиллеристы и впрямь вам пришлись по сердцу, — улыбнулся Стах.
   — Мальчонку-сироту жалко, — ответила Харитина и отошла.
   Заглянув ненадолго в блиндаж к Шметилло, Енджеевский и Звонарев направились обратно. Они подошли к батарее во время вечерней переклички. Родионов при свете фонаря по списку выкликал фамилии солдат, построенных за орудиями. Несколько поодаль, около костра, стоял Борейко и рассматривал какие-то бумаги. Гости пили чай за небольшим столом у блиндажа. Уткнувшись головой в Варины колени, дремал Вася.
   По окончании переклички Родионов подошел с рапортом к Борейко.
   — На вечерней перекличке люди налицо оказались все, и за день никаких происшествий не случилось. Прикажете петь молитву?
   — Подожди. Сейчас прочту приказ начальника сухопутной обороны генерала Кондратенко. — Борейко зашагал к солдатам. — Дай-ка сюда фонарь.
   Заинтересованные Звонарев и Енджеевский последовали за ним. Варя не утерпела и, переложив голову мальчика на колени Лели, тоже подошла.
   Прокашлявшись, поручик громким, протодьяконским голосом начал;
   Приказ N 36 по войскам сухопутной обороны крепости Порт-Артур.
   26 сентября 1904 года
   Прошу всех господ офицеров разъяснить нижним чинам, что упорная оборона крепости, не щадя своей жизни, вызывается не только долгом присяги, но весьма важным значением Порт-Артура, как необходимого для России порта на Дальнем Востоке. Упорная оборона до последней капли крови, без всякой даже мысли о возможности сдачи в плен, вызывается — сверх того еще тем, что японцы, предпочитая саvи смерть пленению, без всякого сомнения произведут в случае успеха общее истребление. Вследствие весьма важного значения — Порт-Артура не только государь, но и вся наша великая родина с напряженным вниманием следит за ходом обороны, весь мир заинтересован ею. Приложим же все наши силы и нашу жизнь, чтобы оправдать доверие царя, матушки России и достойно поддержать славу русского оружия на Дальнем Востоке.
   Приказ прочесть во всех ротах, батареях, сотнях и командах.
   Подлинный подписал начальник сухопутной обороны
   Порт-Артура
   Генерал-майор Кондратенко
   — Все поняли? — спросил Борейко, закончив чтение.
   — Так точно, поняли, — оборонять, значит, Порт-Артур, как самую Россию, — хором отозвались солдаты.
   — На молитву! Шапки долой! Запевай, Белоногов, — распорядился Борейко.
   За столом остались Варя и Звонарев. Девушка оперлась на стол и внимательно смотрела на прапорщика.
   — Так зачем вы пошли в минеры? Хотите прослыть героем?
   — Еще под Цзинджоу вы установили, что у меня заячья душа и, конечно, не замедлили об этом оповестить всех своих друзей и знакомых.
   — Не дразните меня! Будете голодать, тогда обо мне вспомните, — И Варя вышла из-за стола. Звонарев, посмеиваясь, последовал за ней.
   Невдалеке стояли, обнявшись, обе учительницы и Шура Назаренко с Васей. Борейко усиленно размахивал руками, дирижируя импровизированным хором.
   — Прекрасно! — одобрил Стах, когда хор смолк. — Кто лучше — хор или регент, — сказать трудно.
   — А как вы находите, Ольга Семеновна? — спросил поручик.
   — Ничего. Но наши ребятишки в школе поют не хуже, — с напускным спокойствием ответила девушка.
   — Вашбродь, пехоцкий капитан просют обстрелять цель номер шесть, — неожиданно вырос перед Борейко дежурный телефонист.
   — К орудиям! — рявкнул поручик.
   Артиллеристы со всех ног бросились к своим пушкам.
   — Батарея, залпом! — скомандовал Борейко.
   — Первый взвод готов!
   — Второй готов!
   — Пли!
   Четыре огненных смерча осветили на короткое мгновение солдат, прижавшихся к брустверу, стоящих поодаль оглушенных учительниц и испуганно кинувшегося бежать от батареи Васю. Не успели пушки стать на место, как поручик вновь скомандовал, раздался залп, затем еще и еще.
   — Пехоцкие благодарят и просют прекратить стрельбу, — доложил телефонист.
   — Отбой! Пробанить орудия, а затем продолжим пение.
   Солдаты бросились чистить ПУПКИ.
   Учительницы стали прощаться.
   — Спасибо вам, солдатики, за прекрасные песни, — обратилась к артиллеристам Оля. — Давно мы так хорошо не проводили время, как сегодня.
   — Заходите еще к нам, барышня, — за всех ответил Родионов.
   — Обязательно придем, до свидания, — проговорила Оля.
   Не успел Звонарев проснуться, как в блиндаж вошел, поеживаясь от утренней свежести, инженер-подполковник Сергей Александрович Рашевский.
   — Приношу свои извинения, Сергей Владимирович, что побеспокоил вас в столь раннюю пору, — чуть заметно картавя, проговорил он, поглаживая свою густую черную бороду, — пожалуйста, продолжайте лежать. Я заехал к вам на минутку, чтобы условиться о времени и месте встречи с вами.
   — В любое время и в любом месте, господин подполковник, — ответил Звонарев.
   — Для вас я — Сергей Александрович, с этого начнем. Вы человек штатский, и стеснять вас официальным титулованием не хочу. Роман Исидорович вчера очень обрадовал меня, сообщив о вашем назначении. Хотя мы раньше встречались не очень часто, но о вас у меня сложилось вполне определенное хорошее мнение как о человеке и инженере.
   — Весьма благодарен за столь лестную для меня оценку и постараюсь ее по возможности оправдать.
   — Я в этом не сомневаюсь. Теперь о деле. В одиннадцать часов дня я попрошу вас быть в штабе Восточного фронта обороны, у Скалистого кряжа. Там мы вместе с генералом Надеиным и комендантами фортов обсудим план минных работ. Засим позвольте отклоняться. Еще раз прошу извинения за причиненное беспокойство. — И Рашевский, чуть согнувшись в двери, вышел из блиндажа.
   Вскоре ввалился Борейко, дежуривший ночью на командирском наблюдательном пункте. Он продрог и теперь стремился поскорее согреться.
   — Ива-а-а-ан! — крикнул он денщика.
   По интонации голоса денщик решил, что поручику требуется водка. Наполнив ею до краев стакан и отрезав большой кусок черного хлеба, он явился на зов поручика.
   Борейко потянул носом запах водки и отвернулся.
   — Убери и больше никогда не приноси!
   Иван оторопело посмотрел на офицера.
   — Да как же это, Борис Дмитриевич, можно! — возмутился солдат. — Всю ночь на дворе мерзли и вдруг не желаете выкушать водки. Этак и простудиться недолго!
   — Вон, сатана! — вдруг взревел поручик.
   Денщик мгновенно исчез. Звонарев громко хохотал, лежа в постели.
   — Здорово же тебя прикрутила Олечка! Видать, и впрямь — любовь не картошка, не выбросишь за окошко!
   — Нишкни, Сергей! И без тебя на душе муторно, — взмолился Борейко.
   — Выпей уж, Боря, в последний разок! Я не Блохин и ничего не скажу твоей мучительнице.
   — Так это он ей сообщил? Иван, позови сейчас же
   Блохина! Я ему голову с плеч сорву! — грозился поручик.
   Вошел Блохин.
   — Ты что же… Подводить меня вздумал? Рассказал все обо мне учительнице? — накинулся он на солдата.
   — Так я же, Борис Дмитриевич, не знал, что вы к ней приверженность имеете.
   — Я те пропишу такую приверженность, что до самой смерти не забудешь! — вскипел офицер.
   — И я, уж так и быть, выпью с тобой, Боря. Иван, принеси-ка водки! — вмешался Звонарев.
   — Пошел вон, Иван, и если принесешь водку — пришибу на месте! — крикнул Борейко.
   — Сходи-ка за ней ты, Блохин!
   — Сей секунд, Сергей Владимирович!
   — Назад, чертова Блоха! — рявкнул поручик, но солдат уже выскочил из блиндажа.
   Через минуту он осторожно вошел, с опаской поглядывая на поручик? Тот, сердито сопя, давился горячим чаем, закусывая черным хлебом.
   — Хорошо пахнет водочкой, Боря. Не хочешь ли понюхать?
   Борейко только прорычал что-то себе под нос.
   — Выпьем, Блохин, за здоровье маленькой учительницы! — предложил Звонарев.
   — За нее завсегда выпить можно, — осклабился солдат.
   Чуть пригубив стакан, Звонарев отдал его Блохину.
   — Покорнейше благодарю, — во весь голос заорал тот и, опрокинув водку в рот, поставил стакан на стол около Борейко.
   Поручик в бешенстве сбросил его на пол.
   — Марш отсюда, Блоха, иначе сгною под винтовкой!
   Солдат мгновенно скрылся за дверью.
   — Олечка — хорошенькая девушка, но зачем же стаканы бить, Боря? — ехидничал Звонарев.
   — Ива-а-ан, водки! — крикнул вдруг поручик.
   — Так-то, Боря, лучше!
   Выпив подряд три стакана, Борейко лег и мгновенно заснул.
   День выдался серый, туманный. Тяжелые тучи низко нависли над сопками. Временами побрызгивал мелкий холодный дождь. С фронта глухо доносились отдельные ружейные выстрелы. Звонарев поморщился. Перспектива идти по такой погоде за три версты до штаба Надеина была не из приятных.
   На батарее, кроме дневальных в накинутых на плечи брезентовых плащах, никого не было видно. Над блиндажами, в которых помещались солдаты, чуть вились дымки. Внизу около кухни Белоногов рубил дрова. Пара артельных лошадей со спутанными ногами медленно бродила поодаль, пощипывая скудную артурскую траву.
   Вдруг слева, со стороны батареи Малого Орлиного
   Гнезда, один за другим четко прогремели четыре выстрела. Затем открыла огонь Заредутная батарея. Зататакал пулемет, оживилась ружейная перестрелка.
   — Родионов! — громко позвал Звонарев.
   Из крайнего правого блиндажа показалась рослая фигура фейерверкера.
   — Я ухожу в штаб Восточного фронта, поручик спит после ночного дежурства. Зря его не буди, — предупредил Звонарев и зашагал к штабу Надеина. Там он застал Рашевского, комендантов фортов: номер два — капитана Двадцать пятого полка Рязанова, номер триштабс-капитана Булганова, укрепления номер три — поручика Фролова. Ожидали только прихода Кондратенко, чтобы открыть заседание.
   В большом, прочно построенном блиндаже Надеина на стенах были развешаны карты восточного участка обороны и отдельные планы фортов номер два, номер три и укрепления номер три. На последних были нанесены и японские окопы. Звонарев удивился, увидев, как они близко подошли к фортам номер два и номер три. Было очевидно, что развитие постепенной атаки крепости быстро шло вперед.
   Появление начальника инженеров крепости полковника Григоренко оторвало прапорщика от созерцания планов и карт. Полковник сообщил, что Кондратенко прислал его вместо себя.
   — Гошпода, прошу жанять мешта, — обратился Надеин к присутствующим и сел за стол.
   Генерал был в своем допотопном сюртуке с двумя рядами близко поставленных медных пуговиц; его длинная белая борода придавала ему вид библейского святого.
   Рядом с Надеиным поместились Григоренко и Рашевский, затем сел начальник штаба западного участка капитан Степанов, за ним, по чинам, заняли места прочие офицеры. Звонарев оказался в самом конце.
   — Шеводня мы должны обшудить вопрош о мерах борьбы с японским продвижением при помощи шап, — прошамкал Надеин. — Шергей Алекшандрович, прошу.
   Рашевский подошел к карте и в нескольких словах объяснил свой план.
   — Японцы подошли к форту номер два настолько близко, что, конечно, в ближайшие дни начнут вести мину под контрэскарпную стенку форта. Бороться с этим мы можем лишь контрминами. К этой работе надо приступить немедленно. К сожалению, у нас очень мало обученных солдат-минеров.
   — Разрешите мне сказать, ваше превосходительство? — попросил Звонарев.
   Все обернулись в его сторону. Григоренко презрительно сощурился, глядя на прапорщика. Остальные офицеры смотрели скорее удивленно, чем враждебно. Один Рашевский приветливо улыбался, стараясь этим подбодрить смутившегося молодого человека.
   — У нас на Залитерной есть солдаты, знакомые с рудничными работами. Они сами просятся в минеры. Имеются, верно, такие же знатоки и в других частях. Надо только вызвать желающих заняться этим делом.
   — Командиры запротестуют. Эти солдаты нужны всем, так как они обычно прекрасно роют окопы, строят блиндажи и вообще отличаются сообразительностью и инициативой, — возразил Булганов. Но Рашевский поддержал Звонарева:
   — Прекрасное предложение! Убежден, что генерал Кондратенко с ним согласится.
   — Кроме того, у нас почти нет шанцевого инструмента, — проговорил Рязанов.
   — Это я возьму на себя, — ответил Григоренко. — Опасаюсь только, что вызванные охотники из бывших шахтеров далеко не всегда окажутся хорошими минерами, как предполагает прапорщик. Да и роль его самого на нашем совещании мне непонятна: артиллерист по роду службы, технолог по образованию — он едва ли чтонибудь смыслит в минной войне…
   — Сергей Владимирович зарекомендовал себя при постройке фортов и батарей и лично известен генералу Кондратенко, — пояснил Рашевский.
   — Раз он протеже самого начальника сухопутной обороны, то я, конечно, не смею возражать против мудрых предначертаний его превосходительства, — иронически отозвался Григоренко, опять презрительно прищуриваясь на Звонарева.
   Обсудили еще некоторые детали. Генерал закрыл собрание.
   — Мы с вами, Сергей Владимирович, и капитаном Рязановым направимся отсюда на форт номер два, — предупредил Рашевский. — На Григоренко вы не обращайте внимания. У него прескверный характер. В любое время он готов наговорить неприятностей младшим офицерам.
   Выйдя из блиндажа, Звонарев неожиданно увидел одноногого солдата в фуражке с красным околышем и с набором крестов и медалей на груди. Он узнал в нем машиниста, вместе с которым вел последний состав из Нангалина в Артур.
   — Здравствуй, дедушка, — приветствовал его прапорщик.
   — Здравия желаю вашему благородию, — сурово ответил старик, видимо, не узнавая его.
   — Забыл, как вместе на паровозе из Нангалина ехали четырнадцатого мая?
   — А и вправду вы! — обрадовался старик. — Запамятовал было совсем вас, да вы будто и старше с лица стали.
   — Что делаешь здесь? — справился прапорщик.
   — Состою при их превосходительстве Митрофане Александровиче господине генерале Надеине, — важно ответил солдат. — Мы вместях с ним были в Севастополе, на четвертом бастионе. В те поры они были еще штыкюнкером, затем прапорщиком, а теперь, вишь, до полного генерала дослужились.
   — А ты что в чинах отстаешь?
   — Даже вроде назад иду. Был о двух ногах, а остался при одной, другую в крушении потерял.
   Вскоре Рашевский, Рязанов и Звонарев уже шагали по дороге к форту номер два. День постепенно прояснялся, тучи поредели и поднялись вверх, выглянуло солнце, смоченные туманом и дождем придорожные кустарники блестели. Перестрелка оживилась. Со стороны гавани раздались громовые раскаты двенадцатидюймовых морских орудий броненосцев.
   — Стрельба разгорается, — заметил Звонарев. — Хорошо еще, что не все японские снаряды рвутся. Мы их собираем и отправляем в арсенал, там их перезаряжают и вновь стреляют, благо у японских орудий обратная нарезка.
   Перевалив через скалистый кряж, офицеры оказались перед Китайской стенкой. Японцы тотчас же заметили их по светло-серым шинелям, блестящим пуговицам и погонам. В воздухе запели ружейные пули. Прапорщик невольно ускорил свои шаги. Рашевский продолжал неторопливо объяснять Рязанову план минных работ. Капитан тоже не выказывал признаков волнения. Звонарев устыдился своей нервности и задержался, поджидая их.
   — Здесь останавливаться не следует, Сергей Владимирович. Вы служите прекрасной мишенью для противника, — обратился к нему Рашевский. — Пойдемте, господа, поскорее, не стоит искушать свою судьбу.
   И все трое поспешили укрыться за бруствером Китайской стенки. Она достигала вместе с наложенными наверху мешками полуторасаженной высоты и вполне прикрывала от взоров и пуль. Вдоль стенки глубоко в земле были устроены блиндажи для стрелков. Несколько обложенных досками ступенек вели в их узенькие двери.
   Скоро офицеры добрались до форта номер два. В плане он представлял собой неправильный пятиугольник, расположенный на выдвинутой вперед возвышенности. Передний фас его выходил на северо-восток, боковые — на восток и север, а два тыловые, так называемые горжевые фасы, или просто горжа, были обращены к Китайской стенке. Форт со всех сторон был окружен высеченными прямо в скалистом грунте рвами глубиной до трех саженей. Рвы эти простреливались из расположенного тут же бетонного капонира. От последнего вдоль наружной стенки рва шла контрэскарпная галерея, которая при помощи подземного бетонного хода-погерны соединялась с задней частью форта и с двухэтажной бетонной казармой. Здесь и помещался гарнизон крепости — две роты стрелков.
   Для того чтобы попасть на форт, необходимо было перейти через деревянный мост, расположенный на полторы сажени ниже, во рву. К мосту была проложена стремянка.
   — Прошу здесь долго не задерживаться. Сход на мост обстреливается пулеметным и ружейным огнем с редута номер один, — предупредил Рязанов своих спутников.
   Как бы в подтверждение его слов, неожиданно в воздухе засвистели пули. Офицеры отскочили назад, выжидая конца стрельбы.
   — Заметили. Теперь будут следить, и без риска на мост не попадешь, — нахмурился Рашевский.
   — Оп-ля! — крикнул весело Звонарев и с размаху прыгнул, минуя стремянку, на мост. Несколько пуль свистнули рядом.
   — Целы? — крикнул сверху Рашевский.
   — Вполне.
   — Мы за вами, к сожалению, последовать не можем, нам не по возрасту такие прыжки, — заметил Рашевский.
   — Сходите, прапорщик, в казарму и прикажите выслать сюда человек пять с переносными железными щитами — ими прикроемся и пройдем, — решил Рязанов.
   Звонарев перешел через мост, вошел в сводчатые ворота казармы и первому встречному стрелку передал распоряжение капитана.
   Через несколько минут солдаты с большими щитами в руках вышли на мост и стали на стремянке.
   Заметив этот маневр, японцы открыли учащенный огонь. Пули звонко защелкали по железу. Рашевский и Рязанов быстро спустились вниз, все обошлось благополучно.
   — Сегодня же ночью устройте скрытый подход к мосту и прикройте его мешками, — приказал Рашевский.
   Офицеры направились к тыловому капониру. В амбразуры его выглядывали тонкие дула скорострельных малокалиберных морских пушек, предназначенных для фланкирования заднего рва.
   Через ворота они вошли в казарму. Вдоль стены были расположены двухъярусные нары. В помещении было накурено, душно. Дежурный, громко скомандовав «смирно», подлетел с рапортом.
   — Не надо, — остановил его подполковник.
   Миновав казарму, спустились вниз в потерну. Здесь было сыро и темно. Впереди чуть светилась небольшая керосиновая лампочка, тускло освещая идущие вниз ступеньки.
   — Да тут шею сломишь, — заметил Звонарев. — Надо устроить покатый ровный спуск без ступенек, затем усилить освещение.
   — Много надо сделать, Сергей Владимирович, да нет на это ни времени, ни материалов, — возразил Рашевский.
   — Готов взять на себя спланирование спуска и устройство на форту электрического освещения. Кстати, установим и прожектор, — предложил Звонарев. — Электрические провода достанем у моряков.
   Миновав затем длинную, узкую контрэскарпную галерею, слабо освещаемую лишь через узкие стрелковые бойницы, офицеры наконец попали в капонир.
   При входе офицеров стрелки вскочили на ноги.
   Поздоровавшись, Рашевский направился к тому месту, где в бетонной стенке были сделаны ниши, из которых намечалось выведение минных галерей в сторону противника.
   — Пробьем стену и поведем галерею прямо вперед по направлению к японцам. Работать будем укороченными лопатами и кирками, а скальные, работы придется вести при помощи молотов и долот, — подробно объяснял подполковник Звонареву.
   Рашевский с прапорщиком пошли назад. Перед уходом Звонарев решил осмотреть внутренний дворик форта, окруженный двухсаженными валами. В углах имелись площадки для противоштурмовых орудий, обычно укрытых в блиндажах под брустверами. Скалистое дно дворика было лишь спланировано землей, с тыловой стороны он прикрывался невысоким земляным барбетом, являющимся запасной тыловой позицией внутри форта. На брустверах стояло несколько часовых, у пушек сидели артиллеристы.
   Прапорщик прошел к площадке для противоштурмовых орудий и осторожно выглянул наружу. Прямо за рвами форта, у самых проволочных заграждений, виднелись линии японских траншей. От них в тыл зигзагами шли ходы сообщений. Вправо, за батареей литеры Б, синело море, влево, внизу, вилось приспособленное к обороне полотно железной дороги. Над ней навис тяжелый массив, увенчанный фортом номер три.
   — Вы бы, вашбродь, сховались, — обратился к Звонареву один из часовых. — Не ровен час, японец подстрелит.
   В подтверждение этих слов мелкий снарядик с шуршанием, похожим на шелест воробьиных крыльев, упал во дворике и негромко разорвался.
   Прапорщик вернулся в каземат Рязанова. Здесь он нашел Рашевского, за стаканом чая беседующего с капитаном и двумя молодыми офицерами.
   — Знакомьтесь, Сергей Владимирович, ваши будущие соратники по минной войне — прапорщик Берг и поручик Дебогорий-Мокриевич.
   Берг, румяный, рыжеватый блондин из немцев, приветливо встал навстречу. Поручик, чуть кивнув своей волосатой головой, ограничился пожатием руки. Он сразу не понравился Звонареву манерой держаться, скрипучим монотонным голосом и неприятно шепелявой, речью. Договорились, что через день артиллеристы с Звонаревым примут участие в рытье минных галерей.