— Вымыла я Васю зеленым мылом с головы до пят, обстригла его лохмы, накормила до отвала и уложила спать, — тараторила она. — Велела себя называть тетей
   Варей. Он будет у меня на побегушках здесь и в госпитале.
   — Ты прежде всего присмотрись, что он за ребенок, — охладила пыл дочери Мария Фоминична.
   — Что же вы не похвастаетесь полученным от Сахарова подарком? — спросил Звонарев.
   — Я совсем забыла! — спохватилась Варя и выбежала из комнаты.
   Через некоторое время она появилась в кимоно, с брошкой на груди.
   — Не правда ли, мамочка, оно прехорошенькое, совсем как из паутинки, и очень мне к лицу! Бабочка словно живая.
   — Почему, собственно, Сахарову вздумалось делать тебе такие подарки? — недоумевала Мария Фоминична.
   — Он говорил, что не знает, куда девать это кимоно. Брошку же я получила от Сергея Владимировича, а он от Сахарова.
   — Сахаров большой умница и хитрец, никогда ничего зря не делает. Очевидно, вы ему зачем-то нужны. Наверное, он скоро что-либо попросит у вас, — предупредил Белый.
   — Я напишу ему письмо с благодарностью, — добавила Мария Фоминична.
   Прапорщик начал прощаться.
   — Куда вы? Неужели отправитесь на ночь глядя пешком к себе на батарею? — заволновалась Варя. — Мама, а почему бы Сергею Владимировичу не переночевать у нас, хотя бы в папином кабинете?
   — И в самом деле! Оставайтесь-ка, молодой человек, утром мы вместе с вами побываем у Кондратенко и окончательно решим, что нам делать на участке отряда Романовского, — решил Белый.
   — Вот и отлично! — захлопала в ладоши Варя.
   — Вы с Варей совсем на дружеской ноге, — улыбнулась Мария Фоминична.
   — Она все время так самоотверженно заботится обо мне. Я глубоко благодарен ей за это и весьма ценю ее дружбу, — ответил Звонарев, невольно краснея под внимательным взглядом Марии Фоминичны.
   Через полчаса прапорщик уже лежал в чистой постели, на мягком кожаном диване.
   Перед сном Мария Фоминична зашла в комнату дочерей. Катя уже лежала под одеялом, а Варя нетерпеливыми рывками расчесывала на ночь свои длинные волосы,
   — С каким бы я удовольствием обрезала эти противные косы. С ними одна только морока, — сердилась она.
   — Коса — девичья краса, — заметила Мария Фоминична. — Да не торопись ты так,
   — На что мне нужна эта краса?
   — Не тебе нужна, а людям, твоему будущему мужу.
   — Я замуж не пойду!
   Катя громко расхохоталась.
   — То-то ты с Звонарева глаз не сводишь и готова с ним скакать верхом хоть на край света.
   — Слушай, Варя, — серьезно проговорила Мария Фоминична, — сегодня у меня была Вера Алексеевна и сватала тебя за князя Гантимурова.
   — Ты же, мама, сама говоришь, что мне еще рано думать о замужестве.
   — Верно! Но люди, видно, считают, что ты уже заневестилась, и засылают сватов.
   — Надеюсь, ты ее выпроводила не солоно хлебавши?
   — Обещала поговорить с тобой. Теперь ведь вы, молодежь, сами все решаете, старших не спрашиваете, — вздохнула Мария Фоминична.
   — А как ты самокруткой шла за папу? Небось тоже не спрашивала разрешения у деда с бабкой? — возразила Варя.
   — Не тебе судить твоих родителей, дерзкая девчонка! — вспыхнула мать. — Не о нас речь, а о тебе.
   — Давай, мама, условимся, что ты всех женихов будешь отваживать. Я, мамочка, свой выбор уже сделала и менять его не собираюсь!
   Мария Фоминична с удивлением посмотрела на посерьезневшее лицо дочери.
   — Но если он тебя не выберет? — спросила она.
   — Выберет! Как он посмеет не выбрать! — упрямо проговорила Варя.
   — Я буду только рада этому, он юноша хороший. Ну, спите, детки. — И Мария Фоминична вышла.
   Когда Звонарев проснулся и торопливо оделся, генерал уже ушел в Управление.
   — Почему меня не разбудили? — спросил прапорщик у Вари, которая встретила его у входа в столовую.
   — Воспитанные люди прежде всего здороваются — это раз. Во-вторых, папа сам не велел вас будить, чтобы вы хоть немного отдохнули после длительного пребывания на позициях. А в-третьих — садитесь пить чай, — скомандовала девушка.
   В столовой сидели Мария Фоминична, Катя и Вася.
   Последний был наголо острижен и сиял от восторга, глядя на свои новые брюки и рубаху. Его круглое, в веснушках, лицо со вздернутым носом и живыми глазами было преисполнено сознания собственного достоинства.
   Когда прапорщик занял свое место за столом, мальчик дружески ему улыбнулся, как старому знакомому.
   — Вы не настоящий офицер, — неожиданно проговорил он.
   — Это почему?
   — У вас на груди птица, — показал Вася на золотого орла-значок технологического института, — значит, вы инженер, а не офицер.
   После чая Звонарев и Варя с Васей отправились в
   Новый город.
   — Вы проводите меня в госпиталь, по дороге мы зайдем к Сахарову, — распорядилась Варя. День выдался пасмурный, прохладный, бомбардировки не было, с позиций чуть доносилась ружейная и артиллерийская стрельба. У артиллерийской пристани покачивалась одинокая ярко раскрашенная лодка. На носу с обеих сторон красовались два рыбьих глаза, а вдоль извивался желто-розовый дракон со страшно выпученными глазами. Китаец-лодочник грелся на солнце.
   — Эй, вставай, ехать будем! — подбежал к нему Вася.
   Китаец вскочил.
   Варя с Васей сели на переднюю банку. Звонарев поместился сзади. Китаец оттолкнулся от берега и, ловко вращая весло, заставил лодку быстро двигаться вперед. Вася не спускал с него восхищенных глаз.
   — Вот здорово-то! Я хотел было тоже научиться юлаюла, но у меня ничего не вышло, — проговорил он. — Я вчерась совсем собрался в Двадцать пятый полк. Есть там такая переодетая солдатом тетя Харитина, она бы пристроила у себя, а тут вы наехали.
   — Мы знаем Харитину. Этот дядя находится на позициях рядом с ней. Он и расскажет ей про тебя все.
   — Я сам с ним поеду.
   — Я тебя туда не пущу.
   Вася призадумался. Ему и хотелось побывать на самых позициях, где идет «настоящая война», но он боялся рассердить «тетю Варю».
   Сахаров с трудом поднялся с дивана им навстречу.
   — Я принесла лекарство, но вид у вас совершенно больной, вам надо немедленно же лечь в госпиталь, — сразу определила Варя. — Хотите, я сейчас это устрою?
   — Говорят, в Красном Кресте благоустроеннее, чем у вас в Сводном госпитале? Лучше уход, питание и даже врачи…
   — Просто они богаче нас, и у них все есть. Я могу сбегать и туда.
   — Не смею вас беспокоить. Да, вас, кажется, можно поздравить? Сейчас заходил Гантимуров и сообщил, что сама Вера Алексеевна решила вас сосватать.
   Звонарев удивленно посмотрел на Варю.
   — Она вчера была у нас и говорила с мамой. Я решительно отказалась. Гантимуров внушает мне отвращение.
   — Между нами говоря, я разделяю вашу антипатию к князю, да, кроме того, есть и другие обстоятельства, в силу которых я только приветствую ваше решение.
   — Не секрет, какие именно?
   — Именно секрет.
   — Тогда прошу извинения. Мы отправимся устраивать вас в Мариинскую больницу Красного Креста.
   — Хочу воспользоваться вашим присутствием и послать вашему батюшке короткую деловую записку. — Сахаров присел к столу. — Вот и все, — протянул он Варе маленький конверт.
   — Быть может, Сергей Владимирович побудет со мной, пока вы будете в отсутствии? — попросил Сахаров.
   — С величайшим удовольствием, — отозвался прапорщик.
   Варя в сопровождении Васи ушла.
   — Я не знаю, каков характер отношений между вами и мадемуазель Белой, но несомненно, что вы очень с ней дружны.
   — Не больше.
   — Пусть так. Я хотел вас предупредить, что у Гаятимурова наследственный сифилис. Он пытался и еще будет пытаться стать ее женихом. Как друг, вы должны обо всем предупредить Варю.
   — Мне не совсем это удобно, я лучше передам это самому генералу.
   — Я ему написал, но на всякий случай ставлю и вас в известность. Князь зарится на приданое мадемуазель Белой.
   — Разве она так богата?
   — Кое-что имеется. А князь вообще непорядочная личность. Многое я мог бы вам порассказать, да, к сожалению, вы редчайший гость у меня. Надеюсь, вы не забудете меня в госпитале?
   — Постараюсь посещать вас возможно чаще, как только мне позволят обстоятельства. Варя же, конечно, будет вас навещать каждый день.
   Раздался стук в дверь, и вскоре появился Фок. Сахаров болезненно скривился.
   — Ужасно голова болит. Прошу, ваше превосходительство, извинить, что я не вышел вам навстречу, — приподнялся с дивана капитан.
   — Сидите, сидите, Василий Васильевич. Вам нужен полный покой, — успокоил его Фок.
   — Собираюсь ложиться в госпиталь Красного
   Креста…
   — И правильно сделаете! Я за последнее время довольно хорошо познакомился под вашим руководством с ведением дел Тифонтая и, если понадобится, могу временно заменить вас, приглядывая за служащими. Глаз у меня на жуликов и прохвостов острый. Недаром в жандармах служил!
   — Буду благодарен. Этим вы мне окажете неоценимую услугу.
   — Все на этом свете имеет свою цену в золоте — и жизнь, и честь, и совесть; все продажно, дорогой Василий Васильевич. Весь вопрос только в том, сколько что СТОИТ.
   Возвращение Вари прервало разговор.
   — Через час вас будут ждать в Мариинской больнице. Пока устроитесь в палате на двоих, а затем перейдете в одиночку. Я буду заходить к вам каждый день, а если понадобится, то и подежурю у вас.
   — Не знаю, как мне вас и отблагодарить, милая барышня. Останусь вашим должником до самой своей смерти!
   Варя и Звонарев откланялись.
   Оставшись вдвоем с Сахаровым, Фок сразу изменил тон.
   — Поскольку вы ложитесь в больницу, необходимо, чтобы все ваши связи перешли ко мне.
   — Короче, вы хотите меня отстранить под благовидным предлогом? — едко усмехнулся Сахаров. — Так знайте же — если вы мне напортите в Артуре, то я в международной прессе раскрою вашу роль.
   — Дорогой Василий Васильевич, да как у вас язык повернулся произнести такие слова! Я, быть может, и прохвост, но, во всяком случае, не дурак. Нет, милый друг, вы определенно больны, тяжело больны! Ложитесь в госпиталь, поскорее выздоравливайте, и мы еще много поработаем с вами вкупе и влюбе на общую пользу, — обнял Фок Сахарова за плечи.
   Капитан исподлобья недоверчиво смотрел на своего собеседника, стараясь угадать, где кончается комедия и начинаются настоящие дружеские чувства к нему.
   — Я хотел бы вам верить, ваше превосходительство, — наконец глухо произнес он.
   — Дурак, дорогуша, тот, кто кому-нибудь или чемунибудь верит. Оставьте веру богомольным старушкам. Мы же, реально мыслящие люди, должны знать, а не верить, — с ударением на слове «знать» ответил Фок. — А теперь собирайтесь в путь-дорогу, — уже деловито проговорил он.
   Сахаров, держась рукой за голову, подошел к секретному шкафу и вынул оттуда пачку бумаг.
   — Здесь вы найдете все, что вас интересует по части моих связей.
   Фок небрежно взглянул на них и, сложив вдвое, спрятал в нагрудный карман своего сюртука. Лицо его попрежнему было невозмутимо и непроницаемо.
   — Мне удалось уговорить Веру Алексеевну взяться за сватовство этого шалопая Гантимурова к дочери Белого. Теперь, надо думать, что векселя обретут реальную ценность. Сейчас я посмотрел на эту девчонку, и, ей-богу, мне жалко стало, что она достанется такому мерзавцу, как наш князь.
   «Не достанется!»— подумал Сахаров и велел денщику подать экипаж.
   Вечером того же дня Фок с очками на носу сидел за письменным столом и с чисто немецкой педантичностью изучал толстые гроссбухи дел тифонтаевских предприятий. Вошедший денщик доложил о приходе Гантимурова.
   — Я потерпел неудачу у мадемуазель Белой. Сейчас Вера Алексеевна передала мне от ее имени решительный отказ, — не здороваясь, проговорил князь.
   — Кто же помешал вам? Неужели этот румянощекий прапор?..
   — Нет, это мерзавец Сахаров. Он сообщил Белым, что я болен наследственным сифилисом.
   — Вы это знаете наверняка?
   — Он и раньше грозил мне сообщить обо всем Белому.
   Князь встал и нервно зашагал по комнате.
   — Я готов задушить этого подлеца своими руками!
   — За то, что он спас порядочную девушку от опасности заболеть неизлечимой болезнью? Картина, достойная богов!
   — Я решил его убить, он от меня не уйдет!
   — С моей стороны возражений не встречается. Скажу больше: если вы не ликвидируете Сахарова любым способом, то я передам вас в руки военно-полевого суда по обвинению в государственной измене, — резко проговорил Фок. — Я вас больше не задерживаю, поручик князь Гантимуров, — уже с обычной холодной насмешкой закончил генерал.
   Побледневший князь вытянулся, щелкнул шпорами и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Глава вторая

   С возвращением Жуковского на батарею литеры Б Звонарев после почти двухнедельного отсутствия вновь переселился на Залитерную, чему Борейко очень обрадовался. — Соскучился я по тебе, дружище, — гудел он. — Я тут много о чем передумал с солдатами. Нам нужно начать подкопы под японские траншеи и взрывать их на воздух. Они теперь близко подошли к форту, и надо начинать подземную войну.
   — Поезжай в штаб Кондратенко и изложи ему на словах свой план. Он ведь очень ценит и поощряет всякую инициативу, особенно младших офицеров и солдат.
   Поручик отрицательно покачал головой.
   — Ругать начальство я умею, но разговаривать с ним совсем не горазд. Возьмись-ка ты сам за это дело, Сережа. Ты ведь свой человек во всех штабах и у всех генералов и их дочерей. Кстати, как поживает твоя дева-воительница?
   — Обзавелась мальчиком… Подобрала бездомного ребенка-сироту и как бы усыновила его.
   — Его усыновила, тебя «умужила»… Так к концу войны у нее на руках окажется целое семейство! — шутил поручик.
   Приход писаря Пахомова с целым ворохом бумаг нарушил этот разговор.
   — Здорово, Пафнутьич! Как воруется со штабс-капитаном на Утесе! — приветствовал его Борейко.
   — Здравия желаю! Воровством мы не занимаемся.
   — Свежо предание, а верится с трудом! Чем порадуешь?
   — Огорчить вас должен. Приказано все продовольственные излишки сдать интендантству.
   — У нас их и нет.
   — Штабс-капитан сообщили, что имеются.
   — Пусть у него и берут, коль у него есть, а в роте нет.
   — Завтра для приемки приедут на Утес интендантские чиновники.
   — Иван! Покличь ко мне Родионова и Зайца! — приказал Борейко денщику.
   В блиндаж вошли Родионов и Заяц.
   — Честь имеем явиться, вашбродь! — вытянулись солдаты.
   — Отберешь сейчас, Тимофеич, десять человек с винтовками и боевыми патронами. Пойдете со мной на Утес, — объявил поручик.
   — Что ты задумал, Борис? — с беспокойством спросил Звонарев.
   — Пойду выручать наши запасы. Добром не отдадут — силой возьму.
   — Ты с ума сошел. Позвони хоть Жуковскому и поговори с ним.
   — Теперь на Утесе он не хозяин, а каков будет разговор с Андреевым, узнаю на месте.
   Через минуту отряд маршировал за поручиком.
   С наступлением темноты к батарее подъехали три подводы с провиантом под охраной вооруженных артиллеристов.
   — Живо разгружай и сейчас же назад, пока интенданты не явились! — громко скомандовал Родионов. — Поручик там ждут.
   Прапорщик спросил, что произошло на Утесе.
   — И смех и грех, вашбродие! Поручик приказал нам открыть погреб и продукты нагрузить на подводы. Штабскапитан выскочили, кричат солдатам, грозят судом и расстрелом, а поручик от них только отмахиваются. Пришел новый командир, бородатый такой, давай тоже кричать. Но нашего поручика разве перекричишь? Слабосильные, как сообразили, что мы провиант хотим забрать, — на нас с костылями да клюками, чуть было не смяли. Пока крик шел, мы подводы и нагрузили.
   Вскоре появился сам Борейко.
   — Знаешь дорогу к батарее литеры А? — спросил он у Звонарева. — По пути там есть незаконченные блиндажи. В них я и устрою на сегодняшнюю ночь временный продовольственный склад, а то с минуты на минуту может нагрянуть погоня за продуктами. Вали, Сережа, а я буду гостей встречать.
   Через минуту Звонарев отправился с гружеными подводами в указанное Борейко место.
   Не успел прапорщик добраться, как началась довольно сильная ружейная перестрелка. Молчавшие сначала крепостные батареи одна за другой открыли огонь. Вскоре загрохотал весь Восточный фронт. Батарея литеры Б и Залитерная тоже полыхали огнями выстрелов. Взволнованные артиллеристы торопились с выгрузкой подвод.
   Оставив около склада караул из трех человек, прапорщик поспешил обратно на Залитерную. Он нашел Борейко в блиндаже. Тот протянул ему для подписи акт. В нем значилось, что при подъезде к Залитерной снарядами были разбиты три подводы с продовольствием и убита одна лошадь.
   — Около перевязочного пункта действительно разбило одну повозку и убило лошадь. Мы сейчас все перетащим сюда, и дело будет в шляпе, — весело говорил Борейко. — Подпишет и Николай Васильевич, а Чиж с интендантами останутся в дураках.
   Утром на батарею приехали Белый, и Кондратенко. Борейко чистосердечно все рассказал Белому. Генерал посмеялся и тут же утвердил представленный ему акт.
   — Оставшиеся на Утесе продукты все же придется поделить с интендантством, — предупредил он. — Вы и так успели захватить хорошую их часть.
   Поручику ничего не оставалось, как согласиться с этим предложением.
   Пока Белуги разговаривал с Борейко, Кондратенко отозвал в сторону Звонарева.
   — Сергей Владимирович, я опять имею на вас некоторые виды. Сейчас начнется новый этап борьбы за Артур — война под землей, в минных галереях. Не хотите ли вы принять в ней участие?
   — Но я в этом деле полный профан!
   — Научитесь. Я думаю сначала вас направить в распоряжение Сергея Александровича Рашевского. Вы будете у него помощником. В его ведении участок оборот от батареи литеры Б до третьего укрепления. Работа сосредоточится на втором и третьем фортах. Дело, конечно, опасное, но интересное.
   Узнав о сделанном Звонареву предложении. Белый запротестовал:
   — Он мне нужен в Управлении. У меня всего два инженера — он и Гобято. Того взяли моряки для своей секретной работы этого хотите забрать вы…
   — При первой же надобности, Василий Федорович, обязуюсь вернуть его вам в целости и сохранности, — уверял Кондратенко.
   — Этого вы никак гарантировать не можете, коль скоро направляете его в самые опасные места.
   — Бог не без милости, будем надеяться на лучшее Завтра или послезавтра и приступите к своим новым обязанностям, — предупредил Кондратенко Звонарева.
   Борейко тоже был крайне недоволен новым назначением своего друга.
   — Мелькнешь на батарее искрой малой и опять исчезаешь! — бурчал он. — Нет чтобы на месте посидеть, как порядочному человеку.
   Прослышав о новом назначении Звонарева, Блохин не замедлил тотчас явиться в офицерский блиндаж.
   — Зачем пожаловал? — спросил Борейко.
   — Разрешите мне, вашбродь, с прапорщиком идти японца из-под земли взрывать.
   — А я с кем останусь?
   — Мало ли еще у нас народу!
   — Блоха-то у меня одна…
   — Другую можно завести, много их вокруг прыгает.
   — Когда найду — тогда и отпущу.
   Солдат вздохнул и вышел.
   Через минуту явился с тем же Родионов.
   — Я, вашбродь, шахтер и привык копаться под землей.
   — Чем тебе здесь не житье?
   — Скушно больно! Когда-нибудь выпустит батарея десяток снарядов и опять на неделю замолчит.
   — Мне и самому невесело. Но, верно, японец нас скоро порадует — на штурм пойдет. А коль скучно — Харитиной займись, баба стоящая!
   — Я, вашбродь, женат. А на Харитину наш сказочник виды имеет.
   — Я тебя, Тимофеич, никуда не отпущу, ты моя правая рука на батарее.
   Затем появился Юркин.
   — Ты-то что в минном деле понимаешь?! — накинулся на него Борейко.
   — Рвут их электрическим проводом, а я как телефонист умею провод прокладывать и к батарее его присоединять, — бойко ответил солдат.
   — Черт с тобой! Иди, если прапорщик возьмет.
   Уже под вечер осторожно постучал в дверь Ярцев и сконфуженно попросил Звонарева взять его с собой на минные работы.
   — А Харитина как же? — спросил Борейко.
   Солдат сильно покраснел.
   — Они на меня и смотреть не хотят, это только солдаты с зависти сплетки плетут, а я тут совсем ни при чем.
   — Спрошу у Харитины, так ли это.
   — Верно слово — ни при чем, только ей не говорите ничего, серчать на меня будет.
   — А ты и струсил? С японцами под землей воевать хочешь, а бабы испугался! Пока не поженитесь — не отпущу, — решил поручик.
   — Можно? — раздался за дверью женский голос.
   Борейко подскочил, как на пружинах, и, быстро застегнув китель, окинул взглядом, все ли в порядке в блиндаже.
   — Кто это? — спросил Звонарев.
   — Они… — неопределенно бросил Борейко и шагнул к двери. — Милости прошу!
   На пороге появилась Оля Селенина, а за ней Леля. Варя, Стах. Шествие замыкал Вася с судками в руках.
   — Не ожидали такого нашествия? — проговорила Оля, здороваясь с мгновенно просиявшим Борейко. — Решили вас навестить всей компанией.
   — Очень рады, пожалуйте…
   — Это Варя подбила нас на прогулку сюда.
   — Совсем нет! Стаху надо было побывать в окопах на батарее литеры Б, мы и решили его проводить до Залитерной, — запротестовала девушка.
   — …благо здесь находится Сережа Звонарев, — тотчас поддел Борейко. — А это еще что за хлопчик? — заметил он Васю.
   — Варин сын, — ответила Оля.
   — Да ну! Я и не знал, что у амазонок родятся сразу такие большие ребята.
   — Не пытайтесь быть глупей, чем вы есть, — нахмурилась Варя.
   — Как тебя звать, герой? — спросил поручик.
   — Вася.
   — Так, значит, это тебя недавно подобрали на дороге? Какой ты худой да хилый! Кормить его надо побольше!
   Мальчик, поставив судки на стол, спрятался за Варей и с недоверием смотрел на огромного поручика.
   — Пойдемте во двор, а то тут очень тесно, — предложила Леля.
   — Вы хорошо знакомы со стрелковыми окопами впереди батареи литеры Б? — спросил у Звонарева Стах. — Я назначен начальником этого участка обороны вместо Шметилло.
   — А он куда переводится?
   — Пока на отдых, в резерв, а затем — где понадобится, туда и назначат. Вы часто заглядываете в стрелковые окопы?
   Звонарев рассказал о положении на батарее и сообщил о своем новом назначении.
   Борейко повел гостей по батарее. Варя здоровалась с знакомыми солдатами.
   — Ты здесь совсем своя, — удивилась Оля.
   — Они вместе с нами были под Цзинджоу и во время августовских штурмов, — отозвался Родионов. — Всех наших раненых перевязывали.
   — И водочкой угощали, — подошел Блохин. — Давно я ее что-то не пробовал.
   — Разве поручик тебя не угощал?
   — Да они сами ее пить перестали, — сокрушенно вздохнул солдат. — Когда-никогда стаканчик пропустят.
   — Так, значит, все же пьет? — настаивала учительница.
   — Какое уж это питье! То ли дело раньше!
   — Пропал теперь Медведь, — шепнула Звонареву на ухо Варя. — Будет ему от Оли. Он ее все уверяет, что бросил совершенно пить.
   Вася все время вертелся около пушек, с большим любопытством разглядывая их.
   Он залез было на лафет, но его оттуда прогнали, затем нырнул в блиндаж.
   — Куда, пострел! — набросился на него Блохин. —
   Еще стыришь что-нибудь!
   Обиженный мальчик вернулся к взрослым.
   Со стороны кухни показались Шура и Харитина с узелками в руках.
   — Здравствуй, Шура! — окликнула подругу Варя.
   Девушка сконфуженно сунула узел Харитине и направилась к учительницам.
   — Да это, никак, Васятка Зуев! — удивилась Харитина, увидев мальчика. — Что ты туг делаешь? Поди батька тебя по всему городу ищет!
   — Тятьки-то уж нет — убило его, — проговорил Вася и громко всхлипнул.
   — Да что ты! Когда же это случилось? — начала расспрашивать мальчика Харитина.
   Утирая глаза кулаками, Вася поведал ей свою грустную историю.
   — Бедная ты моя сиротинушка! — гладила его по голове молодая женщина. — Кто-то теперь о тебе позаботится!
   Забыв о своем солдатском положении, Харитина совсем по-бабьи причитала над ребенком. Варя подошла к пей.
   — Я взяла его к себе и пока устроила при Сводном госпитале, — пояснила она.
   — Только вы, сестрица, не обижайте его, сироту, — просила Харитина. — Молодая вы, под горячую руку и прибить можете, а у него ни отца ни матери… Отдали бы вы его мне, барышня?
   — Так вы же на позиции, в окопах, — там ребенку совсем не место.
   — Жил бы здесь, на Залитерной, я к нему приходила бы.
   — Поручик Борейко не позволит этого, да в госпитале и безопаснее.
   — Там от больных смердит. Как нанюхаешься, так и есть не хочется, — неожиданно запротестовал Вася.
   — Привыкнешь.
   Учительницы, Борейко и Стах издали наблюдали за этой сценой.
   — Смени, Харитина, брюки на юбку, — посоветовал Борейко. — Окрутил бы я тебя с кем-нибудь из своих добрых молодцев, да поселилась бы на кухне вместе с хлопчиком. И все было бы в порядке.
   — Я никому не отдам Васю, — запротестовала Варя.
   — Он не вещь, чтобы его отдавать или не отдавать, — вмешалась Оля. — Где тебе, мальчик, больше нравится?
   Вася посмотрел на ласковое лицо Харитины, суровое — Вари, на учительницу, Борейко и Звонарева и развел руками, не зная, что ответить.
   — Раз не нравится у меня, тогда иди к Харитине, — решила за него Варя.