Алифанов Леонид. Хмельницкий. Книга третья

берег, изрешеченный дырами - гнездами ласточек - и увитый ржавыми корнями,
свисавшими книзу, словно нечесаные волосы. А слева, шумя и пенясь, нес
свои воды Днепр, образуя водовороты у крутых берегов.
Вдруг за непредвиденным поворотом крутого берега сразу светлее стало...
Перед ними нес свои воды, устремясь к Днепру, полноводный в эту пору еще
один его приток. В устье его Богдан увидел несколько десятков казачьих
челнов и даже покачивающийся на воде огромный плот, привязанный длинным
канатом к столбу. Некоторые из казаков что-то делали возле челнов, другие
сидели на берегу, а несколько человек голыми в холодной воде тащили
рыбацкую сеть.
Кое-кто из запорожцев сразу узнал Богдана. Но встречали его не так
приветливо, как черниговские казаки. Большинство из них подчеркнуто
называли его "паном полковником", поздравляя с приездом на Сечь. О том,
что коронный гетман только его пригласил на торжественное открытие
Кодацкой крепости, запорожцы уже знали.
- Не Богдан ли это, братцы? Словно на званый обед в престольный
праздник пожаловал к нам! - неожиданно выкрикнул один из запорожцев. -
Ну-ка, давай поцелуемся, черт возьми! Вот хорошо сделал! Да погоди, я
сейчас... - И Иван Богун мимоходом окинул взором людей, окруживших
Богдана. Он, так же как и Серко, что-то недоговаривал. Посмотрел и тут же
скрылся в прибрежных оврагах. Словно намекнул Богдану о чем-то приятном
для обоих.
"Дурачится молодежь!" - подумал Богдан, залюбовавшись атлетической
фигурой Богуна, его оголенной мускулистой спиной, пышущей здоровьем.
- Неужели они в самом деле рады мне? - спросил он у Серко. - Это
скрасит мое пребывание на празднике коронного гетмана. Встреча с друзьями
- вот настоящий праздник для меня!
- Да, это верно. До каких пор и нам унывать? Поможет ли эта крепость
коронному гетману и польской шляхте взнуздать нашего брата казака? А вот и
они... - умолк вдруг Серко на полуслове.
В этот момент из-за скалы навстречу Богдану и Серко вышла группа
запорожцев. Некоторые из них были в жупанах, а большинство в рубахах,
выпущенных поверх штанов. Многие были и вовсе без рубах, в одних широких
шароварах, на турецкий манер на гашнике. Осенняя прохлада не страшила их.
Загорелые, с бритыми головами и свисающими оселедцами.
Богдан не прислушивался к тому, о чем они говорили. Но когда он увидел
среди них издали казавшегося еще более загорелым Богуна, не удержался и
пошел им навстречу.
- Вот чудаки!.. Осень на дворе, а они в одних шароварах!..
- Как видишь, не один Богун щадит материнскую рубаху. Солнце пока что
одевает и обогревает казаков!.. На Джеджалии вон тоже такая рубаха. Разве
не одна мать нам ткала рубахи?.. Зачем мне отставать от него? - весело
засмеялся Богун.
- Они и здесь неразлучны, как родные братья! - вставил Серко.
- Так они и есть братья. Мать Богуна снаряжала в дорогу Филона, как
родного... О, это он, уже такой усатый... - вдруг запнулся Богдан.
- А кто же еще? Именно он и просил позвать тебя, когда услышал, что ты
тут...
Вместе с казаками шел и Максим Кривонос. Он, как и все, был без шапки,
но в легком подольском жупане, наброшенном на голое тело. Полы его жупана
распахнулись, оголилась могучая грудь, заросшая густыми с проседью
волосами. Ростом он казался ниже Богуна, но был дороднее его и
могуществен, как дуб. Кривонос и сопровождавшие его казаки были вооружены
саблями, а у некоторых за поясами торчали пистоли.
Максим, еще издали заметив Богдана, приосанился и поднял вверх свою
большую правую руку, дружески приветствуя его; левая же рука у него, как у
окружавших его казаков, лежала на рукоятке сабли. На красном нанковом
поясе не только висела большая драгунская сабля, торчали под ним два
набитых пулями пистоля. А между ними висели табакерка и пороховница, на
драгоценных цепочках искусной работы амстердамских мастеров - подарок
Рембрандта!
Кривонос спешил навстречу Богдану, но не произнес ни слова. Условия
конспирации приучили казака быть осторожным. Польный гетман Николай
Потоцкий уже отдал приказ о поимке Максима Кривоноса.
Богдан с тревогой подумал об этом. Не узнают ли польские шляхтичи в
Кодаке о приезде Максима Кривоноса на Сечь? Ведь о пребывании его здесь и
в полку Золотаренко знают некоторые старшины. Богдану теперь стали понятны
намеки Золотаренко и смешные, наивные хитрости Ивана Серко. Из
солидарности с запорожцами Богдан тоже настороженно придержал рукой и свою
саблю, висевшую на украшенном серебром отцовском поясе...

5

Над крутым лесистым берегом шумного Днепра, объединенные общими целями,
казаки собрались, чтобы после дружеской короткой встречи попрощаться с
Богданом Хмельницким. Кто-то из казаков сообщил, что Золотаренко уже
сварил уху из свежей рыбы. Богдан подумал, что Станислав Потоцкий может
обратить внимание на его долгое отсутствие и пошлет за ним гонца, чтобы
засветло приехать на кодацкое торжество.
Кривонос многозначительно кивком указал на молодого, такого же, как и
сам, широкоплечего запорожца. Не по летам серьезный казак молча сел рядом
с Кривоносом, свесив ноги с кручи. Обвалившаяся земля посыпалась вниз, а
он даже не шелохнулся. Только посмотрел под ноги и слегка улыбнулся
пристально смотревшему на него Богдану.
- Не свалюсь, - заверил он Богдана. Именно к нему он внимательно
присматривался и прислушивался.
- Ну как, ты сразу узнал отца? - спросил Богдан.
- Трудно было узнать его. Мать говорила - горбоносый, сильный. Я ведь
впервые вижу его, - смущенно ответил сын Кривоноса.
- Лучше я тебе расскажу, - вмешался в их разговор Максим. - Разыскали
его казаки на острове среди тысяч таких же горячих, как и он. Отец,
говорят ему, приехал, тебя ищет. А он, нисколько не задумавшись,
спрашивает: "Максим Кривонос?.." Получается, думаю себе, таки мой сын,
матери его лучше знать... Ну, а теперь за эти три дня привыкли друг к
другу. Чувствую - моя кровь, да и духом моим дышит.
- Так, может быть, хочет и называться Кривоносом?
- Конечно, так надо бы. Но стоит ли? Кривонос банитованный, за его
голову Потоцкий обещает уплатить королевские злотые!.. Вот я и советую
Николаю никому не говорить, чей он сын. Не время еще!..
- Так ты уже совсем осел на Сечи или как? - тихо спросил Богдан.
- Да что ты, друг, не могу осесть на глазах у своих палачей!.. Видишь,
снова восстановили Кодацкую крепость, хотят уничтожить казачество. Нет...
- резко оборвал разговор Кривонос.
Вдруг из лесу донесся конский топот и голоса казаков. Запорожцы
вскочили на ноги, схватились за сабли, плотным кольцом окружив Кривоноса.
Поднялся и Богдан, а за ним и Кривонос. Николай Подгорский почтительно
поддержал отца под руку, помог ему подняться.
- Ну... вот тебе, Богдан, и мой ответ, - промолвил Кривонос. -
Проклятые королевские псы все-таки пронюхали. Ты, Николай, оставайся с
казаками, будь здоров. Прощай и ты, брат. Спасибо за дружескую встречу...
Хлопцы! Это по мою душу прискакали шляхтичи. Остановите их здесь если не
словом, так по нашему казацкому обычаю. Развлекайте их, занимайте
разговорами, а обо мне не беспокойтесь! Дмитро, Кузьма, Данило, прыгайте с
кручи первыми! Я следом за вами...
Кривонос еще раз обнял Богдана, сжав его как клещами. Прощаясь, шептал
ему на ухо:
- Что сказать шляхте, сам знаешь. Можешь не скрывать, что виделся со
мной. Имей в виду сам, да и людям, кому следует, передай: "Кривонос на
Подолье собирает свое войско. Это будет последняя его схватка с шляхтой!"
Или верну свободу нашему народу, или погибну в борьбе за нее. Но теперь им
уже не удастся казнить Кривоноса!..
По-отцовски похлопал сына по плечу и прыгнул с крутого берега Днепра
следом за своими отчаянными друзьями. Несколько запорожцев последовали за
ними по приказанию молодого Джеджалия. Последним соскочил с кручи и сам
Филон Джеджалий, на прощанье махнув рукой. Искренность друзей растрогала
Богдана.
Стремительная скачка конницы, звон оружия и крики эхом разносились по
лесу. Так ездят в лесу только гусары!
- Э-э-эй! - крикнул Богдан так громко, что эхо прокатилось над рекой. -
А мы, друзья, давайте сядем, как сидели, и я вам расскажу что-нибудь. Мы
должны задержать тут гусар. Говорить с ними буду я, мне не впервые...
Гусары не заставили себя долго ждать. Они окружили запорожцев. Вместе с
гусарами прискакал и Станислав Потоцкий. Они налетели, словно бешеные, и
запорожцы, окружавшие Богдана, едва успели вскочить на ноги. Потоцкий,
соскочив с коня, стал осматривать лесные заросли.
- Прошу прощения, пан Богдан. Но кроме дружеских чувств у меня есть еще
и обязанности наказного! - сдерживая волнение, сказал он.
Богдан только теперь не спеша и тяжело поднялся на ноги, словно они
онемели у него от долгого сидения за беседой.
- Неужели за мной, уважаемый пан Станислав? Что-нибудь случилось или,
может быть, Кривоноса ищет пан наказной? - спокойно, дружеским тоном,
спросил Хмельницкий.
- Да, пан полковник, ищем Кривоноса. Только что к коронному гетману на
Кодак прискакал гонец от пана польного гетмана с Подолья. Наши
доброжелатели донесли пану Николаю, что этот разбойник сейчас находится у
запорожцев. А они тут на своих чайках! Своего сына разыскивает этот
банитованный...
- Если только на свидание со своим сыном приехал сюда отец, так это
уважительная и благородная причина, уважаемый пан Станислав! Мне вот
казаки тоже сказали, что он был здесь, искал своего Кривоносенка...
- Кривоносенка? - переспросил Потоцкий. - Говорят, что у сына Кривоноса
другая фамилия.
- Вполне естественно. Ведь Кривонос не был женат. Если какая-нибудь
несчастная женщина и родила от него ребенка, так, наверное, не захотела
назвать его именем банитованного отца.
- Так что же это вы, казаки, прячете преступника? - обратился наказной
Потоцкий к запорожцам, не ответив ничего Богдану.
- Не следовало бы таким тоном пану наказному разговаривать с
запорожцами, которые несут службу на границе с турками. По-вашему,
Кривонос банитованный, преступник, а для нас он брат и отец! Да мы почти
все банитованные по воле недальновидных сенаторов... - смело произнес один
из казаков.
- Так и ты?..
- И я! - ответил запорожец, положив руку на пистоль, торчавший за
поясом.
- Мы все тут банитованные!..
Бряцнули выхваченные из ножен гусарские сабли. Запорожцы расступились,
тоже хватаясь за оружие.
- Запорожцы! - властно крикнул Богдан. - Пан наказной несет тут
государственную службу. Он приехал сюда и, естественно, должен был
спросить, прервав нашу дружескую беседу. А я благодарю вас... Если еще раз
приедет к вам наш побратим Максим Кривонос, посоветуйте ему, чтобы он не
рисковал жизнью. Хотел бы и я встретиться с ним и посоветовать, как другу.
Да ему тоже ума не занимать, - кажется, снова собирался податься в
Европу... Ну что же, пан Станислав, Кривоноса, говорят, уже нет на Сечи,
запорожцы не станут мне врать. Да и тяжело уследить за таким, искренне вам
говорю. За двадцать лет всю Европу исколесил вдоль и поперек, с самим
Рембрандтом подружился. А у нас он обреченный... В нем заговорило
благородное отцовское чувство, он разыскивает родственников, у которых
хочет найти пристанище. А такой человек помог бы и татар навсегда изгнать
из наших земель! Думаю, что придет время, когда будут за это благодарить
его.
- И Корона?..
- Мне понятна ирония пана Станислава. Да, и Корона еще не сложила
оружия, пока платит позорную дань турецкому султану. Для того чтобы
избавиться от нее, и такие "банитованные" тоже будут нужны для Речи
Посполитой!.. А возвращаться нам, пан Станислав, действительно пора. Пан
коронный гетман, очевидно, уже заметил наше отсутствие. Замешкались мы...

6

В связи с торжественным открытием Кодацкой крепости король нарочным
прислал коронному гетману поздравительное послание. Завершение
восстановления южного форпоста Речи Посполитой на Днепре в кругах шляхты
считалось очень важным событием, имеющим большое значение для усмирения
казацкой вольницы. Разбитые в боях, устрашенные сожжением на колах их
побратимов накануне триумфальной поездки Потоцкого по Левобережью, казаки
притихли, совершая тайком панихиды по погибшим во время жестокой кровавой
"пацификации".
Королевское послание представляло собой скорее заклятие отцов
иезуитского ордена, чем поздравление. Выдержанное в тоне наставлений
духовного генерала, оно предвещало величайшую трагедию для украинского
народа. Кровь, бесправие, унижение на собственной земле, в своем убогом
доме!..
Конецпольский сообщил гостям о получении этого послания, но не разрешил
читать его. Он не хотел портить настроение своим гостям, сидевшим за
широкими столами в тени раскидистых столетних дубов на живописном берегу
Днепра. Возвышавшаяся над валами, окруженная со всех сторон водой
крепость, казалось, напирала всей громадой скалистых глыб на эти
гостеприимные столы.
Конецпольскому хотелось, чтобы гости восторгались не евангелическим
посланием короля, а созданной им могучей крепостью на Днепре!
- Мы получили еще и мо-о-наршее поздравление от его величества короля
Влад-дислава. Устами отцов апостольской церкви пан король предрекает, чтоб
эта крепость навечно осталась твердыней нашего королевства! Пусть же
крепнет военное могущество знатной шляхты и нерушимо стоит этот форпо-ост,
оберегающий нашу безо-опасность на далеких рубежах страны, у берегов
неспокойного Днепра! Та-ак поднимем же первый бо-окал за здоровье его
величества короля Речи Посполитой пана Владислава!
- Виват! Виват первому шляхтичу Владиславу!
- Да здравствует король Речи Посполитой!
- Ур-а-а-а!
Гости, стоя за столами в тени вековых дубов, пили за здоровье и
долголетие короля. Сквозь густые кроны деревьев пробивались лучи солнца,
играя на гранях хрустальной посуды на столах. Щедро приправленный лестью
гостей, этот обед приобретал оттенок какой-то мистической торжественности.
А первый тост, провозглашенный хозяином в честь короля, превращался в
символический ритуал шляхты.
Адам Кисель воспользовался удобным моментом, чтобы первым
засвидетельствовать свои верноподданнические чувства, и бросил хрустальный
бокал на землю, разбив его вдребезги. Осколки зазвенели, словно взывали о
помощи!.. Казалось, что этим звоном хотели заглушить гул могучих
днепровских порогов. Богдан даже поежился от такого проявления
верноподданнических чувств, выражаемых звоном безжалостно разбитого
дорогого бокала. Подавляя раздражение, он тоже поднял руку с пустым
бокалом. Будто нарочито выждал, пока все успокоятся, а затем с такой силой
бросил хрустальный бокал в сплетение корней дуба, что казалось, искры
посыпались, когда он разбился на мелкие части.
- Виват, у-ура-а-а! - закричал он во весь голос.
Сенаторы были шокированы поведением полковника из простого казацкого
рода. Вишневецкий переглянулся с Любомирским, старались разгадать его
поступок сенаторы Збаражский и Казановский, которые прежде всего
заботились об укреплении безопасности Кодацкой крепости, окруженной
казаками - настоящими хозяевами приднепровской земли!
И трудно было понять, почему Конецпольский улыбнулся, когда
Хмельницкий, разбив бокал, посмотрел на него. Богдан в ответ почтительно
поклонился ему и тоже вежливо улыбнулся.
А слуги уже подали другие бокалы - розовые, золотистые, зеленые и
кроваво-красные, которые еще больше украсили стол, освещенные
пробивающимися сквозь ветви лучами заходящего солнца. Богдану поставили
красный бокал, отчего у него тревожно забилось и без того возбужденное
сердце.
"Красный кубок - к ссоре..." - вдруг вспомнил Богдан слова Мелашки.
И он обвел взором столы, ища глазами, кому из гостей поставили такой же
ярко-красный бокал, как и ему. Коронный гетман держал светлый, с золотым
ободком хрустальный бокал. Станиславу Потоцкому достался зеленый с
росинками. А Вишневецкий вертел в руках такой же, как и у Богдана,
ярко-красный бокал. Лучи солнца переливались на гранях хрусталя, что,
очевидно, забавляло лубенского магната. Маршалок обеда будто сознательно
разделил гостей, поставив одним розовые, другим зеленые и небольшой группе
ярко-красные, точно кровь, бокалы.
Вот Адам Кисель - с ним пересекаются пути Богдана. Но литовский канцлер
Сапега, к которому Богдан не питал неприязни, тоже держал в руке красный
бокал.

7

Какой же бокал подали полковнику личной гвардии гусар коронного гетмана
Станиславу Хмелевскому?
Богдан улыбнулся, подумав о недоброй примете. В это время слуга налил
ему венгерского вина. Словно кровью угостил! Хмельницкий поискал глазами
свободный бокал другого цвета. Неужели слуги намеренно подали
кроваво-красные бокалы только ему, Вишневецкому и Киселю?
"Не буду пить из красного бокала!"
В это время к Хмельницкому подошел сидевший на противоположном конце
стола Станислав Хмелевский. Богдан оторопел: у Хмелевского в руке горел
такой же кроваво-красный бокал.
- Не ужасайся, мой милый друг! - успокоил его Хмелевский. - Как
говаривала незабываемая пани Мелашка, пить из красного бокала - значит
пролить кровь друга. Но древняя польская пословица гласит совсем другое -
кровное родство. А один старый венгерский крестьянин говорил воинам,
сражавшимся за Дунаем: Христос в Канне Галилейской наливал воду в красные
стаканы, и молящимся казалось, что они пьют настоящее вино, испытывая
торжественно-праздничную благодать! Выпьем же и мы, Богдан, из красных
бокалов это венгерское вино, а не воду за нашу крепкую дружбу!..
Богдан обрадовался словам друга. Он только сейчас подумал, что зря
поддается всяким предрассудкам. Вдруг их бокалы поймали пробившиеся сквозь
дубовые листья лучи заходящего солнца. Вино в бокалах заискрилось,
наполняя радостью сердца друзей. Им казалось, что кровью скрепили они свою
Юношескую дружбу, начавшуюся еще во Львовской коллегии!
- Да, за нашу крепкую дружбу! - произнес Богдан, подумав, как кстати
подошел к нему друг незабываемых юношеских лет! Тотчас улетели куда-то
тревожные мысли, сверлившие пьянеющий мозг.
Слуги следили за тем, чтобы бокалы не стояли пустыми.
- Пустой бокал не вдохновляет, а огорчает гостей, - напоминал коронный
гетман маршалку обеда.
И бокалы друзей не стояли пустыми, слуги тут же наполняли их,
старательно выполняя приказ гетмана. А за столами шумели подвыпившие
гости.
- Давай-ка чокнемся с хозяином! - предложил охмелевший Хмелевский. -
Коронный гетман всегда был высокого мнения о тебе. Иногда ставил тебя в
пример своему сыну.
- Это уже нехорошо поступает пан коронный гетман! Так дразнят пса,
лаская другого. Но простим ему этот непедагогичный поступок, настраивающий
против меня Александра. А ведь верно, пошли, Стась! Ты первым
провозгласишь наш тост.
Двое друзей с красными бокалами в протянутых руках подошли к коронному
гетману. Искрилось вино, капая на пол прозрачными каплями, как чистые
слезы счастливой новобрачной. Некоторые гости поняли намерение немного
подвыпивших полковников. Постепенно стали утихать пьяные голоса.
- Виват вельможному пану гетману! - вдруг выкрикнул Адам Кисель,
заискивая перед Конецпольским.
Коронный гетман тоже разгадал замысел полковников и довольно улыбнулся.
Это льстило ему. Он поднял прозрачно-золотистый хрустальный бокал и
немного отошел от кресла. Как завороженный глядел на подходивших к нему
двух статных полковников.
- Когда мы были на Дунае, воинственные чехи говорили нам: "Наздар!" [Да
здравствует! (чешск.)] Сердечно поздравляем ясновельможного пана
Станислава, нашего уважаемого коронного гетмана, - начал Хмелевский,
подыскивая слова.
- Прославленному хозяину, государственному кормчему политики Речи
Посполитой мы, слуги и друзья, желаем еще больших успехов в этом нелегком
труде! - с подъемом завершил Богдан приветственный тост.
Под гром аплодисментов полковники низко поклонились гетману, как
молодые из-под венца, поднимая над головой бокалы. Когда гетман подошел к
ним со своим золотистым бокалом, полковники с двух сторон одновременно
ударили о него своим. Гости замерли. Рука гетмана дрогнула от
переполнявших его чувств. А Богдан застыл, как перед решающим прыжком.
Казалось, что гетман вот-вот упадет от волнения. Настороженность
полковника была замечена хозяином, довольным вниманием уважаемого гостя.
И одновременно три руки бесстрашных воинов поднесли бокалы к губам.
Казалось, что до сих пор трехголосый звон хрустальных бокалов звучал в
воздухе. Его поддержал и заглушил звон бокалов многочисленных гостей.
Этот обед оказался более привлекательным и торжественным, чем осмотр
громоздкой крепости, стоявшей на земляной насыпи и срубе из бревен
столетних дубов. Только жерла пушек, установленных на высоких башнях,
могли в самом деле внушить страх своей ужасающей огневой мощью...
Когда гетман поднял руку, призывая к спокойствию, гости утихомирились,
наступила тишина. Коронный кормчий у руля политики Речи Посполитой желает
говорить!
- Пшепрашем бардзо, уважаемые панове! Этот тост наших полковников
растрогал не то-олько меня. Надеюсь, что панове шляхтичи разде-ля-яют
на-аше мнение о целесообразности постройки это-ой крепости - оплота
шляхетской и королевской власти на д-далекой границе нашего государства!
- Виват! - закричали подогретые выпитым вином шляхтичи.
- Пан полковник Хмельницкий, - продолжал Конецпольский, поднятием руки
призывая гостей к вниманию, - кажется, не в восторге от крепостей. Об
одной из них он был невысокого мнения. Хотелось бы услышать, что скажет
п-пан Хмельницкий о творении искусных французских строителей, выполнивших
волю нашей шляхты. Фортификационные сооружения на нашей южной границе
должны убедить в нашей силе н-не только в-внешних врагов, но и непокорную
чернь! - Коронный гетман указал рукой, в которой держал бокал с вином, на
высокие валы крепости, где с каждого угла башен, укрепленных бревнами и
камнем, торчали, поблескивая медью, жерла пушек.
Богдан не ожидал, что ему придется подвергнуться еще и такому
испытанию. До этого момента у него было приподнятое настроение,
возбужденное лучшими винами хозяина. Ему не хотелось портить его, и в то
же время он не мог кривить душой...
А Конецпольский властной рукой все еще показывал на созданную им
военную крепость. Один из первых шляхтичей Речи Посполитой кичился не
уважением к трудолюбивому польскому народу, который нес на себе бремя
бесконечных военных поборов и мобилизаций. Он, как и польские шляхтичи,
пользуется славой, завоеванной ценой героизма и крови безымянной толпы,
имя которой - хлопы...
Гетман ждал. Богдан по его взгляду понял, какого серьезного ответа ждал
от него властелин и какое значение он придавал ему. Тут не отделаешься
какими-нибудь словесными выкрутасами, не соврешь и своей совести,
подсластив слова льстивой улыбкой...
Что мог сказать испытанный изменчивой судьбой воин, теперь уже
полковник казачьего войска? Известная истина гласит: руками построено -
руками и разрушается!
В таком духе, и только в таком должен ответить воин, который заботится
о своей чести и об уважении народа...
- Крепости строятся руками людей, уважаемый пан гетман. Карфаген не
единственный пример, подтверждающий эту истину...
Бокал в руке гетмана дрогнул, из него выплеснулось вино. В словах
Хмельницкого Конецпольскому послышались угрожающие возгласы: "Распни,
распни!.." Но гетман гордо поднял голову, подошел к креслу. Затем
остановился, посмотрел на гостей, на Богдана Хмельницкого. Казалось, вот
сейчас он произнесет: "Распни!" - и уймет чрезмерное возбуждение. Но во
взгляде гетмана отразились горечь и боль. Он тоже человек!..
Гетман отшвырнул от себя бокал, словно хотел избавиться от тягостного
проклятия, но ловкая рука Богдана подхватила его и поставила на стол.
Конецпольский тут же взял бокал. Казалось, что он получил еще один, и
теперь неотразимый, удар от такого ловкого, благородного рыцаря.
- Gracia est [благодарю (лат.)]. Пан Богдан чу-увствительно ранил
своего соперника. Но н-не унизил человеческого достоинства и чести воина!
А эт-то ценнее золота! Только Карфаген, как известно, разрушили враги, а
тут, на Днепре...
- Кичиться цепями, ваша милость, никогда не считалось благородным!
Здесь нет аналогии. Не крепости ad walorem [по достоинству (лат.)] должен
был бы строить брат против брата, то есть польский парод против
украинского...
Солнце, стоявшее над горизонтом, будто ждало этой последней сцены за
столами. Засуетились слуги, зажигавшие свечи в разукрашенных фонариках,
заранее развешанных на деревьях, как праздничные украшения.
- Считаю, что финита ля комедия [комедия окончена (итал.)], мой друг, -
тихо промолвил Хмелевский, выводя Богдана из задумчивости.
...Когда стемнело, двое старых друзей выбрались из крепости и поехали
продолжать праздник в лес, к Золотаренко. Разумеется, этого не следовало
бы делать. Хмелевскому это только вредило. Но об этом они подумали уже на
лесной поляне, когда дежурный казак привел их к куреню полковника.

8

И снова Богдан оказался на островах за порогами, среди густого лозняка,
высоких столетних осокорей и верб. Он опять вспомнил, как приятный сон, о
своем пребывании здесь в годы юности. И как горько, что уже нет в этом
запорожском курене ни старика Нечая, ни... пусть даже и Сагайдачного, и
Назруллы. Словно сон всплыло в памяти и исчезло, оставив лишь горький