Алифанов Леонид. Хмельницкий. Книга третья

- Можно и меня. Пан Гаркуша непременно должен ехать вместе с вами. Ведь
вас на каждом шагу подстерегает опасность, - сказал Матулинский.
- Дельный совет. Гаркуша должен быть с полковником, иначе как он узнает
о его новых планах, - добавил Шкраба.
- Хорошо. Вижу, вы, хлопцы, опытные воины! - согласился Хмельницкий. -
Кого же из вас пошлем вместо Гаркуши?
- Хотя бы и обоих! - улыбнулся Матулинский. - Придется мне, потому что
я уже и местность эту знаю. А пан Йозеф лучше меня знает каждую тропу в
Мазурских болотах.
- Что же потом вы будете делать один, пан Лукаш? - полностью
доверившись жолнерам, спросил Богдан.
- Придется догонять вас, если избежим стычки с гусарами!
До поздней ночи пробивались сквозь густые заросли. Еще днем они слышали
какие-то неясные звуки, похожие на хлопанье плетью. Неужели выстрелы? Но
кто стрелял - Матулинский или гусары?
Вдруг они наткнулись на какой-то хутор. Богдан припомнил, что
Матулинский советовал Шкрабе обойти этот хутор справа, не ехать по дороге,
проходящей мимо него. Йозеф Шкраба время от времени останавливался, делал
какие-то пометки на деревьях, которые все реже и реже встречались тут, и
они мчались дальше.
Только в полночь остановились они отдохнуть и попасти коней на лугу
около реки. Богдан велел обоим своим попутчикам немного уснуть на снятых с
коней седлах, а сам поднялся на холм, прислушиваясь к ночным голосам. Не
впервой приходится ему искать спасения в лесных дебрях! Неужели это были
выстрелы, которые предвещали или извещали о гибели Матулинского?
Проведенная в тревоге ночь и обворожительный рассвет убаюкали и
Богдана. Он присел на мшистый камень и задремал. Но и дремля настороженно
прислушивался к шуму. Вдруг сквозь сон услышал топот конских копыт. Припал
ухом к земле - топот слышался четче. Странно: не Скшетуского ли ведет
Матулинский сюда?
Посмотрел с холма на своих воинов. Один из них тоже поляк...
- Черт знает что такое! Каких еще доказательств тебе надо с их стороны,
разве они не рискуют, отправившись вместе с тобой в этот путь! - вслух
корил себя, поднимаясь на ноги.
Вскоре в предрассветной мгле меж деревьев Богдан увидел Матулинского.
Он тащил за собой в доводу изнуренного коня.
- Ну, слава Езусу, наконец нашел вас. Я так и предполагал, что вы здесь
заночуете. А наш бестолковый Йозеф так усердно делал пометки на деревьях,
что их нетрудно заметить и гнавшимся за нами гусарам...
- Разве нас и до сих пор преследуют?
- Более опасного гончего пса, чем сын Скшетуского, трудно найти. Умный
и догадливый пес, весь в отца. Но с его отцом что-то непонятное делается,
или, может быть, мне действительно удалось сбить его со следа. Похоже на
то, что самому королевскому полковнику надоело гоняться за нами и он,
по-видимому, возложил поиски на сына.
- А удалось ли пану жолнеру сбить их со следа? - не успокаивался
Хмельницкий.
- Выстрелами, конечно. Первым выстрелом за озерцом мне хотелось и
какого-нибудь гусара зацепить. А вторым - указал им направление своего
бегства. Они снова побрели назад через озерцо. Какое-то время будут
кружиться по моему ложному следу.
- Скшетуский может найти эти следы и на этой стороне озера!
- Да нет, уважаемый пан полковник. Через озеро я переправлялся по их
следам и в ту же самую сторону. Только спустя некоторое время на звериной
тропке повернул в противоположную сторону. Я далеко за озеро завел гусар.
На мой след пан Скшетуский не нападет. Но я хорошо знаю этих служак
Короны, советую не задерживаться тут. Только нам надо взять еще правее на
восток, пан полковник. Потоцкий сообразил, что вы, пан полковник, будете
бежать в Москву, и по всем направлениям разослал гусар, чтобы перерезать
вам пути. Думаю, что теперь по всей Московской дороге до самого Путивля
шныряют польские гусары.

10

С трудом удалось кривоносовцам оторваться от преследовавших их жолнеров
подстаросты. Обойдя Холодноярский лес, где могли наскочить на засаду
подстаросты, казаки Кривоноса старались обойти стороной и Белую Церковь,
прорываясь на Каменец.
- Поменьше разговоров! - приказывал Максим Кривонос своим казакам,
заботясь о том, чтобы запутать следы своего небольшого отряда. - Тебе,
Карпо, советую тайком вернуться в монастырь, к семье Богдана. Кроме тебя,
некому защитить детей в случае опасности. Да и в Чигирин наведаться не
мешало бы...
- Нам в Чигирин нельзя и нос показать. Там наши люди так напуганы, что
самих себя чураются, не то что казаков, спасая свои семьи.
- Так надо и вам объединяться в этих лесах, собирать свои полки, как мы
делаем на Подольщине. Пора уже поднимать людей! Ненависти к панам
шляхтичам у них достаточно, а вот смелости не хватает. Вот и нужно, чтобы
вы поддали ее им. Вишь, скрываются... Хотя к нам вон сколько чигиринцев
пристало...
Ночь разлучила друзей, а лесные чащи прикрыли Карпа с двумя десятками
казаков. Но каких казаков! Кони у них необыкновенные, с какой-то
дьявольской сноровкой, сами выбирали дорогу.
Перед рассветом, когда в лесу замолкли совы, казаки Карпа пробирались
через потайной лаз в каменной стене монастыря, указанный им самими
монахинями. Они горели ненавистью к шляхтичам, почти все были ранены в
бою. Монахини промыли казакам раны кипяченой водой, смазали смальцем и
перевязали белыми, выстиранными в гречишной золе бинтами.
Карпо разрешил Тимоше Хмельницкому, который теперь был старшим в
осиротевшей семье, уехать на хутор к Филону Джеджалию. Он пытался
отговорить его:
- Война, Тимоша, не для таких мальцов, как ты. Думаешь, как удался
ростом, так уже и казак... Да и нельзя оставлять сестер и Юрася. Кому, как
не тебе, быть их опорой...
Тимоша смущался, ему не хотелось перечить Карпу, которого он боготворил
за его военную смекалку и во всем старался подражать ему. Кроме того,
Карпо считался побратимом отца. Но у подростка ломался характер, в нем уже
бурлила юношеская удаль. И все же, хотя в душе и не соглашался с Карпом,
не выражал своего протеста. Он только исподлобья смотрел на Карпа,
буркнув, что не станет ожидать еще одного нападения подстаросты. Карпо
решил не удерживать его, только предупредил:
- Смотри, никому не говори, куда путь держишь. Не каждый нищий
признается, на какое богомолье собирается. Может быть, ты поехал бы в
Киев, к святым отцам на учение. Почему бы и нет, разве не поверят сыну
полковника, который сам получил духовное образование?.. Словом, смотри,
Тимоша, поступай сам как знаешь, ты уже не ребенок. А Филону передай, что
Карпо, мол, собирает надежных людей. Пускай и он попытается поговорить с
лубенцами в своем полку. В случае чего пойдем к запорожцам, а то и на Дон.
Я и среди донских казаков чувствую себя как дома. Вот только бы отца
твоего дождаться. Передай Филону, что казаки теперь не будут сдерживать
крымских татар, если они нападут. Пускай попотрошат шляхту. Вон сам
хорунжий, сынок коронного гетмана Конецпольского, и паны шляхтичи едут
сюда испробовать свои силы. Пусть испробуют, хотя бы и с турками. Хватит,
навоевались, защищая шляхтичей от голомозых. Пускай теперь сами воюют. По
мне, я натравил бы татарскую орду на этих спесивых, высокомерных и
ненасытных шляхтичей.
Тимоша молча кивал головой, только в конце разговора спросил:
- А если нападут, отбиваться?
Карло деловито, как старшина, промолвил:
- Всего не предусмотришь... Я в твои годы отбивался...
- В таком случае я тоже буду отбиваться!
Тимошу проводили через яр за монастырские владения два отчаянных
казака. Больше всего они остерегались разъездов подстаросты Чаплинского.
А чигиринский подстароста помышлял лишь о том, чтобы закрепить за собой
захваченный Субботов. Этот хутор он получил за то, что первым оказал
помощь коронному гетману в усмирении взбунтовавшихся хлопов в пограничных
районах Речи Посполитой. Если не успеешь закрепить за собой, подоспеют
другие, набросятся, как вороны на падаль. Победа должна быть завершена
полным разгромом, чтобы и духу Хмельницкого да этого банитованного
Кривоноса тут не было.
Правда, посланные подстаростой в Холодноярский лес разведчики не
принесли ничего утешительного.
- Нет казаков в этом лесу, - докладывал чигиринский казак Лигор. - Они
прослышали, что сам сынок Конецпольского идет навстречу крымчакам. Теперь
поднепрянам не до бунтов. А в монастырь нас не пустили.
- С кем вы там говорили?
- С кем же? С Карпом Полторалиха, который охраняет детей Хмельницкого,
спрятанных в монастыре. Сказал, что только через его труп войдет туда
реестровый казак, если бы даже и захотел помолиться у монастырских
матушек.
- Не помолились - ну и дьявол с ними. Значит, неправда, будто бы
Полторалиха помогает Кривоносу?
- Так оно или нет, не знаю, - пожал плечами реестровый казак. - Сам
Пешта направил его для помощи подстаросте. Карпо - родственник Мелашки,
считается побратимом Хмельницкого. Очевидно, как родственник и оберегает
сирот.
- Разве нет других, кроме Карпа? Что это вы все - Карпо да Карпо...
- Что же, по-вашему, мы должны разбить стены единственной нашей
святыни, которая отстаивает православие от унии? Только разбивать их
придется жолнерам. А пан Пешта приказал нам монастыря не трогать...
Подстароста задумался. Такое соседство с Субботовом будет портить ему
не только настроение. Посполитые, которых он хотел заставить обрабатывать
ему землю, не позволят глумиться над монастырем святой Матрены. Не лучше
ли и мне прикинуться таким же богобоязненным?
- Монастыря не трогать! - решительно приказал. - Этот Полторалиха
действительно опасный казак. Но если уж ему приходится стеречь детей
Хмельницкого, пускай стережет.
- Старший сын полковника, Тимоша, которого пан подстароста уму-разуму
учил в Чигирине, подался уже в Киев, собирается учиться в Могилянской
бурсе, - сообщил второй разведчик из чигиринских казаков.
Положение семьи Хмельницкого, находившейся в Матренином монастыре, было
ясным для подстаросты. Он не был наделен особой сообразительностью, а
казаков ему посылал полковник Пешта, и у него не было оснований не верить
им. Чаплинский посмотрел на тучи, плывшие по небу, как молотильщик на
току: не застигнет ли его в этом лесу ненастье?
- Но если Полторалиха появится в Чигирине, немедленно схватить его и
доставить ко мне! Пускай тогда молится, лайдак!..
Казак, которого посылали на разведку, едва сдержался, чтобы не
засмеяться. На самом деле с ним разговаривал сам Карпо Полторалиха,
возвратившийся от Кривоноса.
- Спасибо тебе, Лигор, если правду говоришь, - искренне молвил Карпо,
выслушав рассказ казака. - Конечно, в монастырь мы его не пустим, а если
ворвется туда, живым оттуда не выйдет! Людям так и передай: сожгли ляхи
хутор Хмельницкого и вот так будут жечь добро каждого нашего хлебопашца,
не говоря уже о казаках. Они хотят отнять у нас землю, разграбить наше
добро, а нас превратить в быдло! Мы для них только быдло и больше ничего,
будь они трижды прокляты! Так и говорите людям. Да вместо вил и граблей
лучше бы запаслись ружьями да порохом, пряча их в закромах под зерном. Так
и передай...

11

После битвы у Кумейковских озер именем Потоцкого казачки пугали своих
детей:
- Замолчи и спи! Слышишь за окном: ж-ж, гр-грр!.. Это кровопивец
Потоцкий пришел за тобой. Спи, ж-ж...
Вдруг по Украине разнесся слух, что и сын коронного гетмана Потоцкого,
Стефан, правая рука Александра Конецпольского, с королевскими жолнерами
движутся уже вдоль Днепра. Они идут на Низ крадучись, как гончие псы,
желая скрыть от поселян готовящееся нападение на крымских татар.
- Не знаю, как и понимать пана хорунжего, - удивлялся Адам Кисель,
разговаривая с коронным гетманом Николаем Потоцким. - С одной стороны,
сенаторы Речи Посполитой запрещают королю затевать войну с ордой, а с
другой - разрешили коронному хорунжему отправиться в поход против
басурман!
- Пусть это не тревожит пана сенатора, - хладнокровно ответил коронный
гетман.
А сын покойного канцлера Конецпольского тем временем почувствовал себя
главнокомандующим в этом первом для него самостоятельном походе. Он с
горячностью начал поднимать полки реестровых казаков. Они в это время были
в староствах не в полном составе, почти половину из них Хмельницкий повел
во Францию. И до сих пор еще там находились самые отборные полки
реестровых казаков. Коронных войск же под командованием Стефана Потоцкого
была всего лишь горсть. Поэтому Конецпольский настойчиво старался привлечь
на свою сторону как можно больше казаков. Называли их реестровыми
казаками, а принимали всех желающих, не спрашивая, состоят ли они в
реестре. Самый большой полк черкасских казаков хорунжий поставил во главе
своей армии. Он засылал гонцов в Корсунь, Чигирин, призывая казаков
присоединиться к нему вместе с их полковниками и сотниками. А генеральных
есаулов Барабаша и Илляша поставил во главе казацкого войска. Князь
Вишневецкий, узнав о тяжелом положении с войском у Конецпольского, послал
ему около двухсот лубенских казаков.
- Для стычек с крымчаками и мои пригодятся пану хорунжему! - как
всегда, чванливо сообщал Вишневецкий. Во главе своего отряда поставил
ротмистра Самойловича, отличавшегося казацкой удалью.
С некоторых пор в Лубенском полку было заведено, что веремеевские
реестровые казаки числились в сотне Мартына Пушкаренко. Целый полк их
ходил с ним воевать во Франции. Теперь Филону вместе с двадцатью
хуторянами пришлось присоединиться к ротмистру Самойловичу. Пришлось
расставаться со своей молодой женой, с маленьким сыном Семеном.
- Не тужи, Евдокия, так уж нам на роду написано, - утешал он жену,
засовывая пистоль за кумачовый пояс. - Ходили в походы деды наши, воевал
отец, приходится и нам воевать, женушка моя милая! Может быть, Семенушке
нашему не придется воевать, а будет пахать, если не прогонят нас с нашей
земли проклятые шляхтичи.
- Когда вернешься, Филонко? Пусть хранит тебя пречистая матерь божья,
родной наш. Береги себя, не рвись вперед других!..
Джеджалий весело засмеялся, нежно обняв свою расцветшую после родов
молодую жену.
- Буду осторожным, Евдокиюшка моя милая, а как же. Других буду
посылать, а сам... Да, может быть, и воевать не придется, а только
пройдутся хорунжие, распустив знамена, как индюки хвосты. Так ты и не
собирай меня в дорогу, не годится молодухе снаряжать мужа на войну, как
говорит наша мудрая матушка Мелашка. А может, на самом деле мне не идти на
войну?..
- Тоже выдумал! - вмешалась Богуниха. - Надо идти, сынок. Все равно
пронюхают, проклятые, как ты вместе с кривоносовцами помогал Карпу спасать
семью Хмельницкого. Вон видишь, как они расправились с Хмельницким! Не
постигла бы та же участь и его друзей... Хоть со своими людьми будете.
Слава богу, мы с Евдокией не одни тут остаемся. Как-нибудь справимся, не
беспокойся о нас.
- Доберемся и мы до проклятого подстаросты Чаплинского! Слыхали,
приемную дочь Хмельницких Гелену, как татарин, в ясырь увел.
- Гелену? Может быть, сама напросилась, уж слишком непоседлива она,
сказывают люди. А он ведь шляхтич!
- Хоть и шляхтич, но старик! Разве она и у Хмельницких жила не как
шляхтянка, матушка моя? Сказывают чигиринцы, будто бы Чаплинский к себе в
дом уже забрал девушку.
- Тьфу, сумасшедший! Да в уме ли ты, Филон, такое говоришь при
Евдокии... Гелена во внучки ему годится. Проклятые шляхтичи!..
- Так люди говорят, я же там не был. Да от панов шляхтичей всего можно
ждать, - закончил Филон этот неприятный разговор. - Так я пошел, матушка.
Может, с Ивасем встретимся где-нибудь на перекрестках военных дорог.
Лукерия Богун снаряжала в путь Джеджалиева сына, поглядывая на невестку
с ребенком, чтобы не зарыдать. Лукерия представила себя молодой, когда она
вот-так же напутствовала своего мужа. Она не плакала, провожая его на
отработки к панам, а потом в казацкие походы. Жена должна быть доброй
советницей мужу в его неспокойной казацкой жизни, а не обузой. За
непосильной работой у колониста шляхтича, захватившего его землю, за
бесконечными военными походами он света божьего не видит, не то что жены!
Такая земля, столько хлеба вырастить можно, да и надо! А ты прозябай,
не ведая, с какой стороны обрушится на тебя беда. Нет, Лукерия не
уговаривала мужа подчиниться панскому надсмотрщику, не проливала слез,
когда он уходил казаковать. Еще раз она вложила бы в руки мужа кол, чтобы
гнать со двора панских надсмотрщиков...
И как-то радостнее стало на душе у Лукерий от этих воспоминаний. Теперь
она этот кол передала бы своим сыновьям, чтобы гнали им панскую нечисть.
Было всего в ее жизни - и радости, и горя. Сколько лет она была поводырем
у своего слепого мужа, родила ему сына Ивася! Эх-хе-хе!..
Даже покачала головой, словно хотела отогнать от себя эти печальные
воспоминания. Посмотрела на небо, выйдя на крылечко, рукой смахнула с глаз
горячую тяжелую слезу, беспокоясь о судьбе отправляющихся в поход сыновей.
- Не отпускай от себя Ивася, если встретишь его живым и здоровым.
Держитесь вместе, дети, душой будьте едины! Вам еще жить да жить на этом
свете. А вместе, сами знаете, один троих стоит. О нас, женщинах, не
беспокойтесь, мы ведь остаемся дома.
И в самом деле, райским уголком должен был казаться этот дом. Где-то
заплакал ребенок, а дети испокон веков доставляли женщинам не только
заботы, но и радость.
...Сын Конецпольского не слыхал этих разговоров, не знал, о чем думают
его воины, прощаясь с молодыми женами и матерями. У него одна забота -
разгромить крымских татар и турок, напомнить им о достоинстве шляхты и
принудить отказаться от получаемой дани. В войне с ордой приднепровские
казаки были незаменимыми воинами. Но знатная шляхта воспринимала это как
дар божий. Особенно им нужны казаки в войне с татарами. С коронным
войском, пусть численно увеличенным, и думать нечего о войне с ними.
Коронный гетман и послал жолнеров сыну Стефану как пышную свиту, а не для
войны.
Джеджалий задержался на крылечке, издали оглядывая оседланного коня и
четырех казаков, которые отправляются вместе с ним. Вдруг он услышал
бешеную скачку всадников в прибрежном лозняке. Очевидно, хуторские хлопцы
отпросились у родителей, чтобы уйти в первый в их жизни поход. Коронный
хорунжий объявил о том, что в этот поход он набирает и молодежь, которая
не надоедает шляхтичам своими требованиями равноправия, как старшие, а
храбростью превосходит их. Трое взмыленных коней с всадниками скакали
прямо к их двору:
- Не Тимоша ли, мама? Да, он!..
И поспешил к дубовым воротам. Первым въехал во двор Тимоша Хмельницкий.
Он только у порога остановил коня. Двое казаков придержали своих коней за
воротами. По всему видно было, что они вплавь переправились через Днепр.
Голые тела казаков были только перетянуты поясами с саблями. Одежда их
привязана к седлам. Женщины-казачки привыкли к таким сюрпризам и смотрели
на нагих казаков, как на детей в купели.
- Вот и мы! - воскликнул Тимоша, соскакивая с коня. - Разогревали коней
после купания в холодной днепровской воде. Здравствуйте, матушка Лукерия!
Да я сейчас натяну штаны... Кузьма, лови коня, расседлайте своих и вытрите
их хорошенько соломой. Как хорошо, что у Филона и Ивася есть мама! А я...
Лукерия подошла к хлопцу и прижала его голову к своей груди. Трудно
было и ей свыкнуться с мыслью, что Ганны уже нет, оплакивала ее, как
родную.
Услышав разговор на улице, вышла из хаты и жена Джеджалия. Щеки молодой
матери горели, как маков цвет. Она знала Тимошу, познакомилась с ним на
своей свадьбе. Даже удивилась, как он вырос за этот год.
- Поскорее одевайся в сухое, Тимко, а то еще простудишься, не приведи
бог, - отозвалась она.
- Мне, Евдокия, теперь все равно. Отца до сих пор нет, мать умерла, а
коронный хорунжий болтается тут, задумав поход на татар... И не знаю,
останется ли отец живым. Охотятся за ним проклятые Потоцкие!
Лукерия повела юношу в хату одеться, не молодухе же заботиться об этом.
Достала из сундука одежду сына и протянула Тимоше.
- Ты подожди, Филон, накормим сейчас хлопцев, поговоришь с Тимошей, а
потом поедешь, - сказала Лукерия сыну.
Тимоша торопливо одевался, словно и не слышал разговора об отъезде
Филона с казаками. Он был поглощен своими мыслями, а постигшее горе
заставляло думать о будущей жизни. Молчал, то ли прислушиваясь к советам
женщин, то ли решая, как быть. Наконец, когда уже сидели за столом,
высказал желание присоединиться к Филону.
- С кем мне сейчас быть, как не со своими! Пойду в казаки, когда-то
отец тоже начинал в таком возрасте свой боевой путь. Пойду вместе с вами!
Возьми меня с собой, Филон!
Джеджалий посмотрел на жену и на мачеху, словно ждал их совета. Затем
стал присматриваться к Тимоше, хотя знал его с пеленок. Еще молод, зелен.
А в одежде Ивана вроде взрослее стал, на казака похожий. Заметил, что на
губе у него уже пробился шелковый пушок, такой же черный, как и у отца.
Глаза горели, а левая рука лежала на рукоятке отцовской парадной сабли,
висевшей на кумачовом поясе.
- Сказывают, Тимоша, что перед Чаплинским тебя держали четверо
гайдуков? - то ли спрашивал, то ли подзадоривал парня Джеджалий. Тимоша
уже может быть хорошим, надежным джурой.
- Не знаю, от злости на них и не разглядел. Жив буду, я его не так
высеку! Не помогут ни смалец, ни горячие припарки, - смущенно отвечал. -
Коли не возьмешь с собой, все равно поеду следом за вами. Мне с вами
только до Запорожья добраться. А там я подговорю запорожцев и пойду с ними
вызволять отца!
Заговорились и не заметили, как солнце стало клониться к западу. Филон
согласился взять Тимошу в этот поход. А в том, удастся ли юноше уговорить
запорожцев принять его, не был уверен. Не то сейчас время - поляки
неусыпно ведут наблюдение за казаками из Кодацкой крепости. Кроме того,
здесь сосредоточиваются войска под началом коронного хорунжего,
задумавшего поход на крымчаков.
- Не время сейчас, Тимоша. После похода Конецпольского я и сам помогу
тебе уговорить сечевиков, объединить людей, чтобы спасти твоего отца.
Разыщем Мартына, Иван Богуна... А тебя мы назовем Чигиринцем, чтобы
скрыть, что ты сын Хмельницкого. Тимоша Чигиринец! Да друзей своих
предупреди, не пронюхал бы кто, что сын Хмельницкого участвует в походе
шляхты!
- Предупрежу, не маленький. Только надежных людей и в походе тайком
буду уговаривать помочь мне спасти отца. В случае чего подамся в Москву. У
отца там есть немало своих людей, он говорил, что вступим в союз с
московским царем!..
Только в сумерки отправились они в путь, догонять сотню лубенцев, чтобы
под Кременчугом присоединиться к казачьим полкам.

12

Библейская мудрость гласит, что Иуда Искариотский повесился, когда
осознал подлость своего предательского поцелуя Иисуса Христа. Полковник
Пшиемский был ревностным католиком, который в молитвах осуждал это подлое
предательство. Но в то же время донос на Хмельницкого расценивал как свой
высокий патриотический поступок. И поэтому считал себя первым шляхтичем в
стране, патриотом. Но, как и библейский Иуда, он не мог спокойно ни есть,
ни спать. Полковнику все казалось, что поднятый им шум так и окончится
лишь наскоком Чаплинского на усадьбу Хмельницкого. Не вешаться же ему, как
Иуде, из-за этого, а вот напомнить Потоцкому о "тридцати сребрениках",
которые он должен получить за свой донос, надо. Хмельницкого он отдал на
явную смерть, а где же достойное вознаграждение за это?
- Прошу, ваша милость, пан коронный гетман, понять и меня, - взывал
полковник Пшиемский к совести Потоцкого, встретившись с ним при выезде из
Варшавы. - Какими страшными окольными путями мчался я из Франции, чтобы
предупредить государственных мужей сейма об измене. А какой-то литовский
выродок, цыган, а не шляхтич, Данило Чаплинский пожинает плоды...
- Пан полковник, очевидно, огорчен, что владения этого предателя
достались не ему? - нервно перебил коронный гетман, ставя ногу на
ступеньку кареты. Впереди кареты коронного гетмана выстроились до самых
ворот дворца вымуштрованные гайдуки. Два кучера уже замахнулись кнутами на
лошадей.
- Не огорчен, но, ваша милость, и о себе должен...
Возмущенный Потоцкий прервал разговор, приказав выезжать со двора.
Возможно, в этот момент и он не вспоминал о предательстве Иуды?
Этот разговор Потоцкого с полковником Пшиемским происходил в Варшаве в
первые дни филиппового поста, в конце 1647 года. Года небывалых комет,
появлявшихся на небе, и спада затянувшейся Тридцатилетней войны,
угрожающих примет трагического безвластия в стране.
Но не на новогоднюю прогулку выезжал коронный гетман в таком
раздраженном состоянии. В карете с гербами он доехал только до Брод. А там
пересел на коня, возглавив регимент кавалерии. В его составе были не
только гусары из свиты коронного гетмана. Половина регимента состояла из
нескольких сот наемников, испытанных в боях с бунтовщиками немецких
рейтар. Они ехали на отборных гнедых лошадях с подстриженными хвостами и
гривами, с тяжелыми, в черных ножнах, мечами, как у крестоносцев, с
пистолями за поясами и со старинными рыцарскими бердышами. Казалось, что
коронный гетман вывел их, как на парад истории, в степи, где уже снова
вспыхнули первые зарева пожаров.
В подавлении народных восстаний Николай Потоцкий возлагал большие
надежды именно на немецких рейтар. Однако и украинские казаки тоже прошли
хорошую школу, принимая участие в войне в Европе. Вооружились новыми
самопалами, которые не уступали немецким...