Алифанов Леонид. Хмельницкий. Книга третья

окружавшие Хмельницкого.
- На волю, к родным!.. - раздавались возгласы и катились дальше, эхом
разносясь над четырехтысячным казачьим войском. Казаки приблизились к
возам, на которых стояли старшины.
С высокого воза, удобно поставленного на холме, Хмельницкий оглядывал
полки казаков, собранных на совет. Конный полк чигиринских казаков
находился поближе к этому своеобразному помосту. Маловато в нем, как в
ведущем полку, конных казаков. Федор Вешняк создал этот полк из воевавших
под Дюнкерком казаков, присоединившихся добровольцев и чигиринских
беглецов. Рядом с ними толпились конные и пешие черкасские казаки. Бунт в
их полку, казалось, как-то подбодрил казаков, хотя, возможно, и насторожил
кое-кого из младших старшин.
Еще будто бы вчера полковник Ян Вадовский, удирая с поляками,
подговаривал и казаков:
- Коронный гетман обещал прибавить плату реестровым казакам, а тут вас
превращают в бунтовщиков, банитованных...
Но с ним бежали только соблазненные казацкой вольницей
сотники-шляхтичи, которых он сам и привел из далекой Польши. Прихватив с
собой клейноды полка, они ускользнули, как воры. Оставшиеся в полку поляки
хотели показать себя надежными старшинами, ненавидящими шляхту.
За черкасскими казаками толпились корсуньские, которым хотелось
показать, что они взбунтовались первыми из реестровиков и пришли на зов
Хмельницкого после короткой, но горячей стычки со своими
старшинами-шляхтичами. Не у всех казаков есть лошади, многим из них
приходится идти в пешем строю.
Богдан ничего не обещал им, кроме казацкой свободы и борьбы за
освобождение всего украинского народа. Первоочередной заботой каждого
отправлявшегося в такой поход казака и старшины было - раздобыть коня.
Возы, на которых стояли атаманы, были окружены широкой лентой казачьих
сотен во главе с новыми, недавно назначенными сотниками, хорунжими. Только
пушкари со своими тяжелыми возами до сих пор не вышли из леса. Белая
хоругвь, подаренная казакам королем Владиславом, развевалась на возу возле
Хмельницкого. Рядом с него развевались, на ветру хоругви и другие знаки
славы казацких полков, свято оберегавшиеся на Сечи.
Под торжественно склоненным белым знаменем с орлом Владислава Богдан
Хмельницкий только что принял из рук куренного атамана и полковника
запорожского казачества гетманскую булаву.
- Клянусь булавой!.. - подняв ее над головой, произнес Хмельницкий. -
Но клянусь и вашей жизнью, братья казаки, что только смерть моя вырвет ее
из этой руки! Не для похода на турок, а для смертного боя за свободу
народа я принял ее из ваших рук!
Медленно поднес булаву к губам и так замер. Всю его душу охватило
какое-то не изведанное до сих пор чувство. Чувство власти или, может быть,
и славы?! Даже потемнело в глазах, сильно забилось сердце.
Нет! Это было чувство силы, только силы, а вместе с ней и веры. Богдан
Хмельницкий в этот момент по-настоящему верил в силу своего народа и
пьянел от сознания этого.
Выпрямился, порывисто поднял булаву вверх, и в тот же миг взлетел к
небу тысячеголосый возглас:
- Слава-а!..
Казалось, этот тысячеголосый вздох остановил и ветер, гулявший по
Днепру, разнеслись звуки сотни бандур и кобз. Словно из глубины земных
недр вырвались высокие голоса кобзарей:

Слава, слава Хмельныцькому,
Гетманови козацькому!
Навик слава козакови,
Що люд еднае в цьому коли...

На тысячу ладов прокатилось могучее и пророческое:

...Люд еднае в цьому коли!..

Богдан еще раз взмахнул булавой и воткнул ее за широкий пояс между
двумя французскими пистолями.
Той же властной рукой гетман оборвал шум казаков. Пение утихло.
- Люди! Братья мои, друзья воины! Я подчиняюсь вашей народной воле,
беру на себя всю тяжесть управления войском тут и на Украине и готов
отдать свою жизнь за то, чтобы осуществились все ваши чаяния, надежды.
Ведь в борьбе за них погибли казненные и четвертованные польскими
шляхтичами герои нашей освободительной борьбы. Мы не забыли и не можем
забыть того, что сказал перед своей казнью Северин Наливайко: "Борясь за
народное дело, за свободу людей, мы гордо и смело смотрим в глаза смерти!"
Казаки! Родные братья! За это умирали сотни и тысячи наших людей, умирал
Яцко Бородавка, был четвертован славный Иван Сулима! Но не о смерти думаю
я, принимая этот клейнод всенародного доверия. - Хмельницкий снова
порывисто выхватил булаву из-за пояса, высоко поднял ее над головой и
опустил. - И вот мое вам слово, слово вашего гетмана: мы и впредь будем
добиваться братского воссоединения с Москвой и сегодня снова посылаем
наших послов к царю! Наши жизненные пути тянутся в том же направлении, что
и пути русского народа. Если не услышит нас московский царь, так услышит
весь русский народ, пришлет нам на помощь своих вооруженных братьев.
Потому что одним нам соседи иезуиты не дадут спокойно жить... Я не выпущу
эту доверенную мне вами булаву до тех пор, покуда мы не поднимем наш
стоящий на коленях народ и не поставим его на крепкие ноги!
- Слава гетману Хмельницкому! - закричали казаки.
- Веди, Богдан! Пусть умрем, но за народное дело, за свободу!..
Хмельницкий стоял, высоко подняв голову, и ветер ласкал его поседевшие
волосы. В голове вихрем проносились мысли: "Мне бы сейчас Кривоноса с его
подолянами, Ивана Богуна, Станислава Хмелевского! А Назрулла!.." И
вздохнул.
Казаки молча ждали последнего слова, которое он сейчас обдумывал. В его
сединах, как в клейнодах боевой славы, видели они, какой тернистый путь
прошел он вместе со своим народом, пока оказался на этом помосте. Именно
такого вожака им не хватало во время сражения под Кумейками!
- А сейчас, казаки, старшины, оглашаю и вашу и мою волю: с этой минуты
мы покидаем приднепровские болота и леса, отправляемся к сердцу родной
земли, к Киеву! Чтобы не дразнить сторожевых псов в Кодацкой крепости,
пойдем через степи и леса. Пойдем, чтобы наши отцы и матери, братья и
сестры почувствовали силу народную, держали бы крепче рало в своих руках
на не покоренной, не захваченной панами, своей земле!
И резко обернулся. К возу торопливо подошел загорелый за время поездки
в Крым Иван Ганджа. На его лице сияла улыбка, а рука лежала на золотой
рукоятке сабли. Вскочив на воз, полковник вместо приветствия снял с пояса
саблю и передал ее гетману.
- Крымский хан прислал это не в подарок тебе, гетман, а в знак приязни
и доверия! - изрек, подавая Хмельницкому саблю.
На воз поднялся и пришедший вместе с Иваном Ганджой татарский старшина.
Он молча, но красноречиво поклонился казакам, подтверждая этим
добрососедское военное содружество крымских воинов с украинскими казаками.
- А мой сын Тимоша? - спросил Богдан, не спеша принимать подарок хана.
- Он просил передать, что остался еще на несколько недель погостить у
Мехметки...

16

Тревожная весть о позорном бунте в Черкасском полку реестровых казаков
полковника Вадовского поразила коронного гетмана, как гром в зимнюю пору.
Именно эта весть и принудила его ускорить марш своих войск в Черкассы. Он
горел жаждой мести. Ведь бунтарь становится не опасен, когда на кол
посажен...
Что творится там, за этими проклятыми днепровскими скалами? Словно
поиздевалось провидение, перегородив такую реку несколькими страшными
порогами!
Неделю тому назад прошли по Днепру последние остатки льда. По широко
разлившейся реке плыл лед на Низ. Весенний ветер просушивал приднепровские
дороги. Джуры, гонцы носились по селам, связывая многотысячную армаду
коронных войск польного гетмана Мартина Калиновского с коронным гетманом.
Ускоренным маршем гетман Потоцкий прибыл ночью в Черкассы. В этих
местах он двигался открыто, потому что чувствовал себя властелином над
покоренными после кумейковской расправы украинскими людьми. Ведь здесь по
его приказу сосредоточено многотысячное польское войско. Гусары бдительно
охраняли коронного гетмана.
В Корсуне его уже поджидал Адам Кисель с тремя сотнями гайдуков.
Десяток магнатов из воеводств и краев предоставили в распоряжение
коронного гетмана свои сотни.
В этот раз Потоцкий был рад встрече с украинским шляхтичем. Именно
такие, как он, и являются его, надежной опорой в беспощадном, жестоком
подавлении взбунтовавшихся украинских хлопов.
- Бардзо хорошо поступил пан Адам, поторопившись присоединиться к моему
последнему походу на Украину, - восторженно произнес Потоцкий, здороваясь
с Киселем.
- Почему же последнему, боже праведный?! - испуганно воскликнул
сенатор, уловив в словах коронного гетмана не только военную угрозу, но и
нотки отчаяния.
- Последний, уважаемый пан Адам, потому, что Речи Посполитой хватит уже
в прятки играть с украинскими хлопами. Эта рациональная идея зародилась у
меня еще во время боев у Кумейковских озер. Тогда я пожалел украинских
шляхтичей, поддался либеральному чувству гуманности. Теперь хватит!..
И в Черкассах поспешно готовились к войне. Со всех концов скакали гонцы
польных гетманов в полковую канцелярию. Потоцкий готовился нанести
сокрушительный удар по Запорожью.
В старосветских, теперь многолюдных покоях резиденции коронного гетмана
его уже ждал полковник чигиринских реестровых казаков Станислав
Кричевский.
- Надеюсь, теперь пан полковник понимает, какую гидру он отогревал на
груди своим кумовством в Субботове? - упрекал полковника возбужденный
военной подготовкой коронный гетман.
- Я ли отогревал эту гидру, с позволения сказать, ваша милость пан
гетман? Вряд ли Гераклом смогу стать, чтобы рубить ее бессмертные головы.
Не Хмельницкий, кто-нибудь другой возглавил бы ее. У пана коронного
гетмана еще в Варшаве была возможность арестовать полковника
Хмельницкого... Думаю, что сейчас не время упрекать друг друга. Мои люди
привели с Низа двух повстанцев. Они рассказали, что Хмельницкий вывел свои
войска с островов, - докладывал Кричевский, отражая намек гетмана на его
личные взаимоотношения с Хмельницким.
- Вывел с островов? Так где же тогда полк пана Кричевского, где эти
хваленные паном Вадовским черкасские казаки? На кой черт мне нужны ваши
возражения? Что же делает теперь пан Вадовский с этими бунтовщиками в
своем полку? Полутысячная армада хорошо вооруженных воинов, половина из
которых на отличных с австрийскими седлами лошадях. Почему не прибыл пан
Вадовский, ведь я посылал гонцов за вами обоими?
- Полковник Вадовский, говорят пленные, едва унес ноги со своими двумя
сотнями поляков от взбунтовавшихся казаков, уважаемый пан гетман. А поляки
тоже взбунтовались, бегут в великую Польшу.
Последнее сообщение полковника Кричевского окончательно испортило
настроение коронному гетману. Полковник-шляхтич, который только нянчился
со своими казаками, едва унес от них ноги. Он, по умному, казалось бы,
совету самого Потоцкого, старался оказачить польских жолнеров. "Что же там
происходит?" - пытался понять гетман.
- Какие поляки бунтуют? Ведь половина из них - мелкие шляхтичи, -
спросил Потоцкий, пораженный этой вестью. Точно попавший в засаду человек,
он тревожно поглядывал на воинов, на полковников. Глаза его беспокойно
бегали, он напряженно думал. Да, ему очень не хватало надежных
полковников. "Геракл, бессмертные головы..."
Пробившись сквозь толпу военных, в полковую канцелярию вошел полковник
Вадовский. Коронный гетман ужаснулся, увидев его в таком виде: без шапки,
с перевязанной окровавленной тряпкой головой, в рваном, как на нищем,
полковничьем жупане. В руке держал обнаженную саблю, потому что ножен на
поясе не было. Тяжело дыша, Вадовский остановился перед коронным гетманом,
бросив на полковника страдальческий и в то же время осуждающий взгляд.
- Цо то есть, проше пана?!.. - закричал гетман. - Еж пан Вадовский
должен быть...
- Да, был, нех бендзе проклят этот казацкий Низ! - несдержанно прервал
полковник Вадовский гетмана. - Там проклятый Хмельницкий взбунтовал с
помощью своих кобзарей не только моих черкасцев. Даже несколько десятков
польских жолнеров, приписанных к полку по мудрому совету вашей милости,
поддались их влиянию. А вырвавшиеся со мной из полка, казалось бы,
преданные мне жолнеры по дороге встретились с чигиринскими казаками пана
Кричевского. Встретились - и вот, как видите, до чего договорились. Как
враги напали, ваша милость! Среди них тоже нашлись смутьяны, хотя они и
поляки. Они узнали о том, что и чигиринские казаки вышли из повиновения
своему полковнику, убили двух сотников-шляхтичей, а пана Пешту, как турка,
связали и повели к Хмельницкому. И вот, ваша милость пан гетман, уже под
Чигирином едва отбился от них со своими верными жолнерами.
В канцелярии наступила пугающая тишина. Только со двора доносился шум
возбужденной толпы воинов.
- Пана Шемберга ко мне! - властно приказал коронный гетман и поднялся
со скамьи, толкнул ее ногой так, чтобы все полковники и джуры услыхали
звон гетманских шпор.
Но вместо вызванного гетманом полковника Шемберга в канцелярию вбежал
сын коронного гетмана Стефан Потоцкий. Отец всегда любовался своим любимым
сыном. Сейчас перед ним стоял стройный ротмистр в элегантной гусарской
форме. Стефан почтительно снял с головы пышную гусарскую шапку с черным
лебединым пером и, поклонившись, взмахнул ею перед собой. Левой рукой он
крепко сжимал золотую рукоятку сабли, подаренной ему отцом.
- Пан Шемберг находится в войске, ваша милость пан коронный гетман, -
торжественно обратился Стефан к отцу, подчеркивая, что он прежде всего
воин.
- Пан ротмистр прибыл очень кстати! Мне приятно не только увидеть сына,
но и скорректировать действия войск, которыми он командует вместе с
полковником Шембергом, - довольным тоном произнес гетман Потоцкий.
- Скорректировать, ваша милость? Но это войско я уже бросил на перехват
сброда Хмельницкого! Мы еще вчера вечером получили сведения, что этот
изменник покинул острова, распустив слух, что через Дунай и Болгарию
отправляется в поход против турок. Но у пана Шемберга есть другие
сведения. Хмельницкого избрали гетманом не только низового казачества.
Всей Украиной хочет владеть этот любимчик его величества короля.
- Как это понимать? Гетман не только низового казачества, а, значит,
вожак взбунтовавшихся хлопов всей Украины?
- Да, так и понял пан Шемберг.
- Лайдаки!.. - не выдержал коронный гетман. - Где-то здесь обретается
пан Калиновский. Немедленно его ко мне!
В тоне отца Стефан уловил нотки неприязни к польному гетману
Калиновскому. "Где-то здесь обретается" прозвучало как-то странно, ибо
коронный гетман, должно быть, хорошо знает, где именно находится его
правая рука в этом походе.
- Пан польный гетман находится сейчас в Корсуне, здесь есть его связные
джуры, - вмешался Кричевский, напоминая о себе.
Потоцкий не сразу нашел слова, чтобы продолжить напряженный разговор
сразу с несколькими старшинами. Приближался рассвет. Усталый гетман уже не
мог с прежним рвением заниматься военными делами. Калиновский так и не
приехал к коронному гетману, главнокомандующему вооруженными силами,
прибывшими на Украину для подавления крестьянского восстания. Это еще
больше раздражало и возмущало коронного гетмана, которому приходилось все
чаще и чаще спорить с польным гетманом.
Но прибыли они сюда, к Днепру, не для того, чтобы спорить о том, как
следует относиться к реестровому казачеству, как распределить войска и
назначить выдающихся полковников на ведущие регименты Речи Посполитой, на
силы воеводств и староста, Коронному гетману не нравилась чрезмерная
подозрительность польного гетмана к странствующим нищим женщинам по селам
и дорогам, которые бродят следом за королевскими войсками.
- Пану Кричевскому приказываю быть моими глазами и ушами в штабе
польного гетмана. Чтобы он не хлопских нищих выслеживал, а больше
подчинялся бы воле коронного гетмана! За сборными войсками реестровых
казаков, возглавляемых есаулами Барабашем и Илляшем Караимовичем, будет
следить полковник Ян Вадовский, находясь при них... Полковничье
обмундирование... и саблю возьмите у чигиринского подстаросты, который
болтается тут, перепуганный... Полки, пан Вадовский, надо посадить на
челны и плыть по Днепру, не ожидая двигающегося по суше войска ротмистра
Потоцкого и полковника Шемберга. Высадитесь на берег перед первыми
днепровскими порогами.
- Пан польный гетман будто бы хочет применить иную стратегию и не
намеревается делить войско на части, - вставил Кричевский.
- Снова мне напоминают о нем!.. Пускай Калиновский думает, как ему
взбредет в голову, но он должен придерживаться общей стратегии, проводимой
коронным гетманом. Поэтому и назначаю вас, полковник Кричевский, к гетману
Калиновскому, чтобы не он руководил операцией, а я, уважаемые панове
полковники! Но, прошу внимания... генеральные есаулы реестрового
казачества! - вдруг обратился он к Барабашу и Караимовичу. - Вы обязаны
защищать Кодацкую крепость на Днепре!
- Как же ее защитишь, ежели там сейчас такое половодье? - спросил
Барабаш.
- Не надо защищать! Высадитесь на правый берег заранее, пан генеральный
есаул, и будете поддерживать связь с войсками пана Шемберга. А если
произойдет серьезное столкновение с лайдаками Хмельницкого, присоединитесь
к войскам полковника Шемберга. Пану Кричевскому немедленно связаться с
польным гетманом. Войска пана Калиновского должны преградить им путь с
Низу за Чигирином. Да так преградить, чтобы и птица не пролетела оттуда.
Потоцкий повернулся к сыну. Стефан собирался уже уходить, надевая
гусарский кивер. Он осторожно потрогал перо, проверяя, не заломилось ли
оно случайно. Коронный гетман с восхищением посмотрел на своего
единственного сына, залюбовавшись его стройной выправкой. Перо прислали
ему в подарок из Жолквы, оно от потомства черных лебедей великого
Жолкевского!
- Ну, желаю успеха, пан староста... - обратился он к сыну. -
Предупреди, пожалуйста, казацкого комиссара Шемберга, чтобы он предоставил
большую свободу ротмистру Чарнецкому. Да стерегись этого хлопского сброда!
- Пан коронный гетман разрешает не щадить ребелизантов? - спросил
молодой Потоцкий.
- А как же, как водится на войне: не щадить, уничтожать, не выпуская ни
единой души с Низа! Передаю в твое распоряжение сотню гусар с ротмистром
Скшетуским. Молодой пан Скшетуский надежный воин! За голову Хмельницкого
пан Стефан получит звание коронного стражника в этих краях...
Сын хотел поцеловаться с отцом крест-накрест, как заведено у воинов. Но
коронный гетман лишь махнул рукой, не задерживая сына, спешившего в
главное в этом походе войско.
- Пан Кричевский может задержаться с отъездом, - сказал подобревший при
прощании с сыном гетман. - Где несчастные пленные казаки, с которыми
пришлось повозиться пану полковнику? Должен лично допросить и... примерно,
на глазах у всех наказать ребелизантов!
Он даже руки потер, предвкушая удовольствие, которое он всегда
переживал, присутствуя при казни. Давно он не испытывал такого
наслаждения...

17

- Проклятые шляхтичи вешают наших братьев кобзарей, преследуют женщин,
бедных нищих. А за что, скажи ты? Ну, поем мы под бандуру или кобзу. Но
так испокон веку было, откуда же и кобзари взялись. Живет себе человек на
своем хуторе, панщину или поволовщину [подать за владение волом (укр.)]
отрабатывает у пана. Только крик петухов, лай собак да еще свист плети
панского надсмотрщика и слышит.
Казаки, сидевшие на веслах, прислушивались к каждому слову кобзаря... В
самом деле, что бы знал человек о Киеве, о Белой Церкви, если бы не эти
вездесущие кобзари? Человеку на роду написано знать, что делается не
только у него на хуторе, но и за его пределами. Он должен знать об урожаях
у соседей, о нападениях басурман, о страшной казни Северина Наливайко, о
четвертовании славного Ивана Сулимы...
- Пусть будет проклята такая наша жизнь! - гневно восклицал кобзарь в
челне. - Вот и запоешь о своем брате Максиме Кривоносо. Сколько
странствовал по свету, горемычный, а все-таки добрался домой на родную
землю. Эх-хе-хе!.. Хороший хозяин еще бы и деньги платил нашему брату
кобзарю за развлечение...
- Ты бы и нам что-нибудь спел, кобзарь Филипп, - прервал его старший на
челне.
- О, смотри, только что в гости попал на вашу чайку, а уже и по имени
называете. Филиппом нарекли меня православные попы, брат наш Филон
Джеджалий. Прослышали мы и про тебя, славный казак с Приднепровья. И твое
имя просится в песню за твою отвагу да любовь к правде людской.
- А ну тебе расхваливать, и слышать об этом не хочу! Спой нам хоть про
Богуславку, коль на другое не способен. Или про того же Кривоноса, или
Киев, - посоветовал кобзарю Джеджалий. Он был старшим на своей чайке и
зорко следил за байдаком, плывшим впереди, на котором находился есаул
Караимович; старался не отстать от него.
Казалось, что волны Могучего Днепра стонали под тяжестью почти сотни
спущенных на воду возле Черкасс больших байдаков с реестровыми казаками.
За байдаком Джеджалия плыла чайка лубенских казаков, возглавляемых
ротмистром Иваном Самойловичем из дворцового отряда драгун лубенского
магната Яремы Вишневецкого.
"Только бы не отстать от воевавших в Западной Европе опытных казачьих
атаманов!" - решил молодой лубенский ротмистр.
Ни казаки, ни старшины не думали о кобзарях, когда поспешно грузились
на байдаки, отплывая на Запорожье. Только ротмистр Самойлович встретил в
Лубнах одного кобзаря и пригласил его с собой на байдак.
А кобзарей словно кто специально подослал - их оказалось по одному на
каждом байдаке, кроме лубенского...
Генеральным есаулам казачьих войск Ивану Барабашу и изворотливому в
военных делах Илляшу Караимовичу пришлось много потрудиться, чтобы
разместить на байдаках четырехтысячное войско с провиантом и военными
припасами. На четырех байдаках установили пушки, а на другие погрузили
ядра, порох, даже конскую сбрую, потому что лошадей нельзя было пускать
вплавь по холодной воде. Их погнали по берегу в сопровождении ездовых.
В такой сутолоке разве уследишь ночью за каким-то кобзарем. Да они
всегда считались своими людьми в казачьих войсках!
До рассвета байдаки проплыли по Днепру до диких степей, миновав
поселения смельчаков переселенцев, убежавших от завоевателей шляхтичей.
Солнце здесь не ленилось, оно выглянуло, чтобы прежде всего разбудить
кобзарей на байдаках. И зазвучали быстрые переборы, зазывая в танец.
Покатились казачьи песни.
На сидевших за веслами казаков берега Днепра навевали грусть.
Вспомнились слова нищей женщины, с которой разговаривали перед отплытием.
- Не на свадьбу ведь плывете, люди Украины, - шепотом говорила странная
нищая, прибившаяся откуда-то из Подольщины, чтобы поведать им правду, да и
кривоносовцам передать о их думах. - На Запорожье собирает людей
банитованный шляхтой казак старинного рода Зиновий-Богдан Хмельницкий...
Старшины из новой казачьей шляхты беззаботно спали на байдаках. Сама
река указывала путь казачеству, она же и убаюкивала их, как мать ребенка в
колыбели. Они-то старшины, им не надо садиться за весла, спят себе на
сене, укрывшись шерстяной киреей.

18

Третий день шли войска Богдана Хмельницкого по старому извилистому
татарскому шляху. В лесах на их пути встречались овраги, заполненные
водой, порой и нерастаявшим снегом, а в степи - рвы и озера. Ни хуторов,
ни сел вокруг. Весенние ручейки сливались в реки, заливая следы конских
копыт на дороге. Полки петляли за идущим впереди татарским отрядом. Ни
выстрелов, ни даже громких голосов. Так пробираются только беглецы!
И неудивительно, что наемные немецкие рейтары из Кодацкой крепости не
напали на след войска Хмельницкого. Они знали только, что Хмельницкий
оставил плавни и углубился в дикие степи Причерноморья. Рейтары выслали
конный дозор, чтобы разведать, куда идет войско Хмельницкого и каковы его
намерения. Днепр своим могучим ревом, казалось, насмехался над их тщетными
поисками, мча свои пенящиеся воды да раскачивая на волнах смытые им щепки.
- Ясно, этот ребелизант ушел-таки за Дунай, - решил комендант крепости.
И тут же отправил гонцов в Чигирин, чтобы доложить об этом коронному
гетману.
Хмельницкий неутомимо скакал на коне от одного отряда к другому, от
Вешняка к пушечному писарю Дорошенко. Возле пушкарей и нашли его джуры.
- Трое воинов, сказывают, с Украины прибились сюда! - докладывал казак.
Богдан повернул коня и поскакал. Еще издали он узнал бывшего жолнера
Лукаша Матулинского и двух утомленных долгим путешествием казаков.
Истоптанные постолы, на казаках заплатанные жупаны, на Матулинском
потертый лапсердак. Увидев Хмельницкого, казаки тотчас уселись на землю.
Матулинский пошел навстречу гетману, протягивая руку для приветствия.
Богдан соскочил с коня.
- Откуда, братец Лукаш? Наконец-то дождались мы тебя, воин. Давай
обниму тебя, отдохни и ты на груди побратима. Разумно поступил, ежели
попал к этим дуракам. А нам так нужна сейчас жизнь!..
- Я от полковника Назруллы, прошу...
- Мать моя родная! От моего побратима Назруллы?.. Так он жив, цел? Где
прощался с ним в последний раз? Именно сейчас я вспоминаю этого настоящего
воина, - ах, как мало их у меня, таких верных и преданных побратимов... -
промолвил Хмельницкий, сжимая в объятиях жолнера.
- Полковник велел передать, чтобы мы утешили пана Богдана. Ведь он тоже