Страница:
дороге, как в этот раз. На Лубенщине... Там искали мы и вашу милость. И
подумали, не ретировался ли пан Еремия подальше от взбунтовавшихся
лубенских хлопов, оказавшись здесь под защитой чудесной крепости пана
Станислава.
- Узнаю очерствевшего от побед пана Николая Потоцкого. Ослепленный
кровавыми победами на Украине, пан польный гетман позволяет себе унизить
достоинство шляхтича, даже воеводы, такого же гостя, как и он, его милости
пана коронного гетмана...
Вишневецкий гордо отошел в сторону, сдерживая возмущение. Опомнился
Потоцкий, хотя и с опозданием. Ведь и после заседания сейма польской
шляхте приходится заниматься государственными делами и договариваться об
участии в надоевшей двадцатилетней войне иезуитской коалиции. Именно
Еремии Вишневецкому пришлось ехать с новым пополнением польских и казачьих
войск в Вену, в ставку цесаря.
Вишневецкий любил даже в домашней обстановке одеваться как казацкий
старшина. В такой одежде он ездил и в Вену: в легком, светлом шелковом
жупане, перетянутом красным кушаком, в коричневых бархатных шароварах и
сафьяновых сапогах с медными подковками и серебряными шпорами. Сейчас он
был одет так же. А за поясом у него торчал самопал работы голландских
мастеров - подарок венского цесаря! Этот самопал, инкрустированный лучшими
мастерами Голландии, предназначался не для войны. Сейчас инкрустация
местами выкрошилась, но это нисколько не испортило красоты оружия. Не для
забавы служит оно лубенскому властелину, а для вооруженных набегов и
усмирения казацкой вольницы.
В гостиную вошел Конецпольский. Как вежливый хозяин, приветливо
поздоровался с польным гетманом, одарив его улыбкой и не поскупившись на
комплименты, хотя все это - лишь жесты вежливости дипломата. Входя в
гостиную, Конецпольский услышал словесную перепалку двух прославленных
военных мужей. Но он не подал вида, словно ничего не слышал. Они оба нужны
коронному гетману в проведении его сложной политики.
- Пан польный гетман, вижу, только что с седла? Чем по-о-орадует нас
пан Николай, какие но-о-овости п-привез нам с безбрежных приднепровских
степей? - сразу начал деловой разговор Конецпольский.
Двое слуг помогали Потоцкому раздеться. Тут же подошли к нему две
девушки с миской воды и полотенцами. Такое внимание хозяина польстило
гостю. И его серьезное лицо расплылось в улыбке.
- Нех пан Еремия простит мою горячность. Наш брат воин грубеет на поле
брани, - извинялся Потоцкий перед Вишневецким.
Вишневецкий будто забыл уже об обиде. Ведь ему не терпелось узнать о
своих лубенских угодьях, вытоптанных копытами лошадей гусар и
взбунтовавшихся казаков. С прошлой осени не был дома!
Военные вихри в прибрежьях Днепра не на шутку встревожили обеспокоенную
государственными неурядицами шляхту.
Прибывший с Украины Потоцкий был желанным гостем Конецпольского.
Коронный гетман пригласил гостей к обеденному столу, любезно предложив
Потоцкому кресло, стоявшее рядом со своим, обложенным подушками.
Вишневецкий ради такого торжественного случая велел своему слуге снять с
него пояс с оружием.
- Мы, воины, тоже не железные, а живые люди, уважаемые панове. И я
приехал сюда отдохнуть, подписав с казаками последнюю ординацию
[соглашение (польск.)]. Своему брату поручил закончить усмирение хлопов на
Поднепровье, - снова заговорил Потоцкий.
- Кажется, подписанием соглашения будто бы закончено и усмирение,
уважаемый пан польный гетман? - удивленно произнес казначей Лещинский.
- Нет, нам удалось только сломить упорство взбунтовавшихся
приднепровских хлопов, уважаемый пан казначей. Усмирение будет
продолжаться. Дай-то бог, чтобы мы справились с ними в течение года! -
поправил гетман Лещинского.
- По-огодите, панове. Как это - только сломлено?.. Ведь вы уже
подписали т-такое соглашение с казачеством! Сам пан Хмельницкий, самый
умный, с-способнейший из ка-азаков, подписал эту хар-ртию...
- Уважаемый пан коронный гетман, может быть, нам придется еще и не одну
хартию подписывать! Этот возвеличенный королем писарь Хмельницкий
действительно подписал ординацию. Но, подписывая ее, смотрел волком. Я
вынужден был отстранить его от должности войскового писаря.
Удивленный Конецпольский пригубил бокал и поставил его на стол. Ведь он
нездоров! А может быть, рисуется перед гостями, особенно перед польным
гетманом? Потоцкий не последовал его примеру. Он отдавал должное этому
божественному напитку.
- Пан Нико-олай может еще и о-отменить свое решение в отношении
Хмельницкого! Очевидно, сможет? - с ударением произнес Конецпольский.
- О нет, уважаемый пан коронный! Этот хлоп и сам не возражал, чтобы его
направили в Чигиринский казачий полк.
- По-олковником или писарем?
- Я назначил Хмельницкого сотником вместо Сидора Пешты. А этого
способного и преданного нам казака назначил полковым, есаулом! Писарем у
чигиринских казаков и впредь будет пан Чаплинский, ваша милость пан
Станислав...
Какое-то мгновение Конецпольский как будто бы не понимал Потоцкого.
Зазвенел бокал, случайно задетый рукой коронного гетмана. А он только свел
на переносице густые с проседью брови, стараясь уяснить себе мотивы
отстранения Хмельницкого, которыми руководствовалась несогласная с ним
знатная шляхта и принадлежавший к ней польный гетман. Эти действия
Потоцкого задевали честь коронного гетмана, который посоветовал королю
назначить Хмельницкого писарем реестрового казачества. Он окинул взглядом
сидевших за столом гостей. Казначей любезно улыбнулся канцлеру и тут же
склонился над тарелкой.
А Вишневецкий после этого сообщения Потоцкого стал внимательнее
прислушиваться к разговору его с Конецпольским. Только литовский князь
Сапега, словно назло хозяину, раскатисто засмеялся.
- Не в ту заводь бросил пан польный гетман зубастого хищника! Ха-ха-ха!
Вот так додумался пан Николай, генерального писаря назначил сотником, да
еще в такой полк. Если это наказание, то разрешите спросить, за какие
провинности? Да теперь казаки будут считать полковника Хмельницкого таким
же братом по несчастью, как и они! Очевидно, и разжаловал его в сотники? А
как сейчас посмотрит на это король, который так торжественно провозгласил
его полковником? Не к этому ли стремился и сам хлоп, воспитанный в
иезуитской коллегии?
Хохот Сапеги в какой-то степени отрезвил коронного гетмана. Он подумал
о том, что предстоит еще затяжная борьба с украинским народом, силы
которого росли и росли от неразумных действий верхушки польской шляхты.
Коронный гетман слегка улыбнулся, словно солидаризируясь с канцлером
Литвы. Время от времени в зал входил джура, и хозяину приходилось
отвлекаться, чтобы дать ему распоряжение, но он не терял нити начатой
дискуссии, а может быть, и ссоры с польным гетманом. Конецпольский ни в
чем не находил общего языка с Потоцким, тем более в управлении страной.
Будучи юношами, в подобных случаях они просто расходились, оставаясь
каждый при своем мнении. Но тогда каждый отвечал сам за себя. А сейчас они
отвечают за судьбу всей страны.
Кто же из них прав?
И Конецпольский, уже не сдерживая волнения, продолжал, еще сильнее
заикаясь:
- Не-е случа-айно же п-пошла молва: где пройдет по Украине пан польный
гетман со своими войсками, там л-лишь крапива густо прорастает. Кра-апива
на пожарищах! А только ли усадьбы взбунтовавшихся каза-аков сжигались, пан
Николай, или за-а-одно и дома украинских хлебопашцев?
- Какая разница, панове - казачьи, хлопские... Все украинцы -
бунтовщики, ненавидящие Корону! Десятки тысяч хлопского быдла вон уже
взялись за оружие, уважаемый пан коронный гетман. Десятки тысяч только на
Приднепровье! А в воеводствах числится в реестрах только восемь тысяч
казаков!
- Пану Николаю не мешало бы подумать об этом и учесть реальную
обстановку. Десятки тысяч! Против меча, занесенного на-ад Украиной,
поднимается все поспольство! Задумывался ли над этим пан польный гетман?
Все население края поднимает меч, защищаясь против ко-оролевской
пацификации! А окончится ли это то-олько восстанием на Приднепровье?
Солидарность украинцев, ува-ажаемые панове, исключительно высока! Этой
нашумевшей па-ацификацией уже воспользовались крымские татары и, уверен,
воспользуются и турки. В течение одного лета ка-аких два набега они
совершили на Подольщину! Более тридцати тысяч наших людей продали на
Кафском невольничьем рынке! И все это у-украинцы, поляки, русские. Как
видите, торговцы рабами воспользовались военным положением на
Приднепровье! Или, может быть, пан Николай сам будет работать на-а
безбрежных украинских полях? Да и удержаться ли нам без защиты ка-азаками
наших южных границ? Рано мы, панове, радуемся крапиве на пожарищах
украинских селений.
Вдруг отворилась дверь, и в гостиную вбежал встревоженный джура,
прервав речь коронного гетмана.
- Что случилось? - спросил Конецпольский.
- Гонец, ваша милость, гонец из Каменца! Снова турки напали!..
Население Подольщины, рассказывает гонец, уже несколько дней отбивается от
нападения турок...
- Отби-ились? - встревоженно спросил хозяин, вставая с кресла.
- Гонец говорит, что уложили несколько сотен турок. Отогнали их за
Днестр. Говорят, что крестьянами руководит очень умный вожак. Кривоносом
называют его, он недавно вернулся из-за Дуная, где воевал. Людей немало
собралось под его началом!..
Конецпольский ударил рукой по столу так, что зазвенела посуда. А гости,
ошеломленные известием, как подброшенные, вскочили на ноги. Джура умолк и
попятился к двери. Его известие явилось красноречивым завершением речи
хозяина.
- Вот и вернулся Максим Кривонос!.. - многозначительно произнес Еремия
Вишневецкий. И тут же стал подпоясываться своим красным кушаком,
поглядывая на ошеломленного этим известием Потоцкого то ли с сочувствием,
то ли со злорадством. Кроме нескольких десятков тысяч восставших крестьян
Приднепровья на голову польного гетмана Потоцкого свалились еще и
посполитые Приднестровья...
Конецпольский снова стал выезжать по неотложным делам государства,
разваливавшегося точно рассохшееся судно. Из Варшавы, где был на приеме у
короля, он ехал в Киев вместе с почетной казацкой депутацией. С ним в
карете большую часть пути ехал и полковник Хмельницкий. Старому
государственному деятелю приятно было беседовать с ним. Конецпольский
хотел во что бы то ни стало помирить Богдана Хмельницкого с Николаем
Потоцким. У коронного гетмана были свои, далеко идущие цели в отношении
казачества - этой нелегкой государственной проблемы. В разговоре с
Хмельницким он снова и снова возвращался к этой острой проблеме Речи
Посполитой.
Поздним осенним вечером в Киеве коронный гетман Речи Посполитой
Станислав Конецпольский вместе с польным гетманом Потоцким уговаривали
Богдана Хмельницкого отправиться в Каменец.
- Это очень хорошо, ба-ардзо хорошо, что пан Хмельницкий в Варшаве
разговаривал с королем в до-остойном государственного мужа тоне. Положение
на Приднестровье тревожит короля не меньше, чем оно тревожит, как,
очевидно, понимает пан полковник, шляхту. К событиям в Каменце надо
подойти по-государственному. Тут нужно поступать очень осмотрительно,
тактично, ни на йоту не унижая достоинства Речи Посполитой! Пан полковник
по-онимает, что прибытие на Днестр коронного гетмана или даже польного
гетмана в сопровождении войска насторожит взбунтовавшихся хлопов. А
Кривонос, если д-действительно он вернулся на Подольщину, очевидно, где-то
скрывается. Ни один из гонцов п-пана Потоцкого не мог н-напасть на его
след. Сейчас во главе взбунтовавшихся разбойников стоит какой-то Вовгур,
часть же банитованных скрываются в лесах и хуто-орах. А гонцы старосты
уверяют, что летом под водительством име-енно Кривоноса посполитые отбили
нападение турок у Днестра.
То ли для большей убедительности, то ли из каких-то других побуждений
Конецпольский с Хмельницким разговаривал на украинском языке. Богдан
упорно ломал себе голову, искал объяснения такой внимательности коронного
гетмана. Неужели только ради того, чтобы помирить его с Потоцким, так
разоткровенничался с ним Конецпольский?
- Возможно, это все наветы, уважаемые панове. Ведь отбивали нападение
турок жители Каменца. А всем известно, что заслужили за это не похвалы от
властей, а наказания, как мне кажется, вельможные паны гетманы. Зачем,
казалось бы, им скрываться? Все это похоже на басню, которой хотят
прикрыться люди, взявшие в руки запрещенное оружие. У меня есть точные
сведения, полученные от казаков-свидетелей, что Кривонос арестован в
Голландии, а его побратим польский старшина лисовчиков убит. Бежать ему
одному из Амстердама просто невозможно, когда на всей территории от Рейна
до Дуная идет такая война! - убеждал полковник Хмельницкий. Хотя в душе он
радовался, желая, чтобы это было именно так. Ценой своей жизни он будет
спасать Кривоноса от жестокого приговора шляхтичей, которые пытаются
уничтожить лучших сынов украинского народа. Вполне возможно, что паны
гетманы именно с этой целью завели с ним разговор, выпытывая его. Именно
ему хотят поручить это дело. Точно живца наживляют на свою удочку, лукаво
выспрашивают, проверяют.
Хмельницкий наконец согласился. Кто кого обманет?
Поздней осенью, в бабье лето, Богдан Хмельницкий приехал в Каменец. С
ним были только Карпо Полторалиха и двое джур. Казаков с лошадьми оставили
во дворе корчмы, а сами сразу же направились в город, чтобы послушать, о
чем говорят люди, присмотреться. При случае расспрашивали людей. А у них
слова не добьешься, молчат, как стена: видать не видали, слыхать не
слыхали!
Перед завтраком Карпо, оставшись один, добрел до Днестра. Его не
покидала мысль о восстании на Подольщине. Три тысячи вооруженных людей!..
Говорят, руководил ими Кривонос. Несколько дней шли кровопролитные бои. И
все-таки отразили нападение людоловов, отбросили их за Днестр. Этого можно
добиться только под водительством опытного и храброго воина. Безусловно,
им мог быть только Максим Кривонос! Такого не выдумаешь, хотя и имя его
уже почти забыто...
Три тысячи вооруженных людей. Это не какой-нибудь отряд разрозненных
волонтеров, которые блуждали с Максимом Кривоносом в Европе. Целых три
тысячи!
И никаких следов не найти ни прославленного вожака, ни его воинов. Ни в
городе, ни в окрестных селах. Правда, на побережье Днестра остались следы
кровавых битв, хотя рука староства похозяйничала и тут. Кто же все-таки
эти воины - жители Каменца или крестьяне из окрестных сел и хуторов,
раскинувшихся вдоль Днестра? Именно их дети и жены являются тем товаром,
за которым охотятся людоловы из Стамбула.
В густом лозняке на берегу Днестра Карпо встретил старого рыбака.
Сначала, бродя по зарослям, он натолкнулся на челн, выдолбленный из
столетней вербы. Свежий след от реки не обманул казака. Вскоре он
обнаружил и рыбака, чинившего сети.
- Тьфу ты, нечистая сила! Ищу тут...
- Кого? - вздрогнув, спросил рыбак.
- Да хотя бы переправу, что ли. Мне бы найти рыбака или, может быть,
молдаванина, хочу переправиться на противоположный берег, браток, - сказал
Карпо, словно и не заметив испуга рыбака.
- Ах, тут такая морока с этими снастями, не приведи бог. Даже не
заметил, как подошел пан казак, а может, и старшина, - жмурясь от солнца,
сбивчиво заговорил старик, присматриваясь к пришельцу.
- Смотри, сразу узнал! Да нашему брату не так просто спрятаться. Не
всякий посполитый с оружием будет бродить тут.
Эти слова не только заинтересовали, но и насторожили рыбака. Он отложил
в сторону снасти, с трудом поднялся, опираясь на коленки. Когда он
пригляделся внимательнее к казаку в форме запорожца, в его глазах
отразилось удивление и радость. Карпо заметил, что старик неспроста
присматривается к нему, он ищет каких-то примет.
- С Днепра?
- С Днепра, браток. А зачем забрел сюда, уже сказал. Видишь, вон за тем
крутым берегом мы воевали с турками, а мой старшина в плен к ним попал, -
будь они прокляты вместе со своим аллахом или шайтаном! Хотелось бы...
- Может, казаку и самому пришлось вкусить той неволи? Я ее на себе
испытал. Спасибо, ваши казаки освободили возле устья Дуная. А теперь на
каждом шагу проклинаю я их басурманские души...
- Вижу, наш человек! - Карпо даже улыбнулся, дружески положил руку на
плечо рыбака. То ли по привычке, а может быть и вполне сознательно,
предусмотрительно огляделся вокруг. - Мой казацкий сотник, с которым мы
приехали сюда, - старый и верный побратим Максима Кривоноса, добрый
человек. Прослышали мы, что ходил он за Днестр, отбивая нападение турок,
вот и приехали из Чигирина...
- Из самого Чигирина?.
- А где же быть лучшим побратимам и друзьям Кривоноса? Теперь вот ищем
его, словно ветра в поле. Банитованный же он этими проклятыми шляхтичами.
Вот и приходится, наверно, ему скрываться у соседей молдаван на границе.
Поэтому я хочу переправиться на тот берег...
Рыбак немного отошел, посмотрел куда-то в сторону. Карпо видел, что
старик колеблется.
- Нет, - превозмогая сам себя, сказал рыбак, покачав головой. - Не
слыхали мы тут о таком... Да мало ли их тут, банитованных, обездоленных? А
чтобы этот... как бишь пан казак назвал того побратима?
Карпо не мог больше сдерживаться и захохотал. Затем подошел ближе к
рыбаку и, понизив голос, сказал:
- Отлично, братья, действительно хорошо оберегаете вы свою правду! Ну и
должен был бы, добрый человек, смелее сказать мне: нет, мол, не знаю, где
он сейчас. Был летом, дал жару нападавшим туркам, он мастак в таких делах.
Это Кривонос, братья, Максим Кривонос!.. Ну да ладно. Я хорошо понимаю
пана рыбака! Максима Кривоноса действительно надо оберегать от всевидящего
карающего ока! Так я прошу передать каменецким воинам, что Богдан
Хмельницкий приехал сюда с добрыми намерениями. Всем, может, не следует
говорить об этом, а этим воинам надо дать знать...
- Не тот ли это Хмельницкий, что когда-то был конюшим у панов Потоцких?
Помнят его у нас.
- Он же, он. Был и конюшим, был и писарем у них... Но был и остался
верным побратимом нашего казачества! Будьте здравы, пойду в корчму, хоть
кусок какой-нибудь тарани проглочу. Очевидно, мы с паном Хмельницким и
заночуем там...
И ушел, не ожидая ответа. Рыбак действительно колебался, окликнуть его
или пускай себе идет человек. "Был и писарем у них..." На Приднестровье
тоже прошел слух, что шляхтичи прогнали его с писарской должности!
Посмотрел на свои рыбацкие снасти и махнул рукой, словно отогнал от
себя всякие сомнения. И пошел следом за разговорчивым чигиринским казаком.
Так и не удалось Богдану Хмельницкому выполнить в Каменце поручение
гетманов. А сделал бы он это, если бы даже и встретил здесь Максима
Кривоноса? Разве он ехал сюда, чтобы выдать его гетманам? Хитрят паны
гетманы, и он будет хитрить! Так ни с чем и выехал в Чигирин.
Большой отряд дворцовой охраны Потоцкого сопровождал Хмельницкого
далеко за пределы этого прекрасного, раскинувшегося на острове города.
Было ли это проявлением шляхетского гостеприимства или уважения к бывшему
конюшему, Богдан не знал. Старый придворный слуга, доброжелательно
относившийся к нему, давно уже помер. Даже пани Елижбета, ставшая женой
Потоцкого, которая искушала молодого конюшего танцами, ни разу за эти дни
не наведалась, не встретилась с ним в Каменце. А напуганные угрозой
нападения турок жители засветло запирали ворота, и вооруженная стража
зорко охраняла многочисленные мосты.
На опушке леса, уже за городом, Хмельницкий любезно распрощался с
сопровождавшими его дворовыми Потоцкого.
- Просим пана полковника успокоить панов гетманов. Не такие уж и мы
безоружные! А тот банитованный пан Кривонос никакого зла панству не
причинил. И, кажется, ушел за Днестр, в Молдавию, - говорили Богдану
Хмельницкому сопровождавшие.
А лес-батюшка, как поется в казацких песнях, будто только этого и ждал,
чтобы укрыть казаков, которые не столько насмехались над посулами наивных
графов, сколько собирали в нем свои силы для борьбы за справедливость.
Уже на первом повороте с Кучманского шляха навстречу путникам из чащи
леса вышли несколько пеших, но хорошо вооруженных казаков из заслона Юрка
Вовгура. Они хлопали плетеными татарскими нагайками по голенищам сапог,
нарушая тишину леса.
- Здравствуй, пан Богдан! - еще издали радостно приветствовали его
казаки. Богдан улыбнулся. Он совсем не ожидал, что может именно здесь
встретить казаков!
В глубине леса укрывалось еще несколько всадников, державших на поводу
коней казаков, вышедших навстречу Богдану. Когда же Хмельницкий соскочил с
коня и поспешил к казакам, из лесу выехали еще около десятка всадников.
Впереди на породистом скакуне ехал Юрко Вовгур. На нем отлично сшитый
жупан, очевидно работы каменецких или знаменитых уманских портных. За
украшенным серебром поясом торчали два венских пистоля, а на боку висела
бросающаяся в глаза дамасская сабля.
Карпо первым заметил храброго воина, который спас его от смерти, и
стремглав бросился ему навстречу.
- Юрко-о, Юрасик, брат мой! - услышал Богдан радостный возглас Карпа. А
сам он здоровался со спешившимися казаками Вовгура. Очевидно, именно они
вместе с Максимом Кривоносом воевали на полях сражений за Дунаем и Рейном,
прославляя запорожских казаков!
- Только сегодня мы узнали о том, что пан Богдан хочет встретиться с
Максимом... - приветливо сказал Вовгур.
- Давай-ка, брат, без "пана", пропади он пропадом в аду... -
взволнованный встречей, сказал Богдан. - Осточертели они мне за эти годы
беспокойной моей полковничьей жизни и писарства.
- Вижу, не искусили пана казака! Наша закваска у сына пани Матрены!
Верно, Богдан, осточертели! Но мы должны помнить, что хотя ты и наш
человек, а состоишь у Короны на службе, которую надо использовать для
нашего дела! Не имеем мы права казацким панибратством предавать тебя. И
так уже тебя, полковника, поставили на сотню. А могут...
- Не жалей хоть ты, Юрко, о моей королевской службе. Она у меня в
печенках сидит! Потом поговорим о ней. Рад, что встретились. Надо бы
где-нибудь остановиться, поговорить.
- Может быть, заедем в корчму... в пашем селе?
- А далеко? - поспешил спросить Богдан.
- Ясно, что не близко. Но все же ближе, чем до неусыпного ока панов
коронных гетманов! Лес и село наши, к обеду доедем на свежих конях, -
заверил Вовгур.
Казаки единодушно поддержали своего вожака. Богдан видел в этом
товариществе сплоченность казаков, еще в юности покорявшую его.
Молча ехали казаки по лесным тропинкам и диким буеракам. Порой
кто-нибудь затягивал удалую песню. Богдан тоже не скучал. Далекое,
заброшенное в глухом междуречье и лесах большое село ждало гостей.
Многочисленный отряд казаков по дороге постепенно таял. По чьему-то
приказу по одному, по два казака исчезали в лесной чаще. В село въехало
всего около десятка всадников вместе с казаками Богдана. Хаты местных
жителей были отгорожены от дороги высокими плетнями. Во дворах стояли
припорошенные снегом стога то ли хлеба, то ли сена для скотины. Кое-где за
плетнем мелькали фигуры людей, было слышно мычанье коров или лай собак.
Они не обращали внимания на вооруженных всадников, которые молча проехали
по извилистой улице мимо деревянной церкви и остановились возле корчмы.
Казаки соскочили с седел и повели коней во двор корчмы, в просторный
камышовый сарай.
Богдан все время внимательно следил за Карпом и довольно улыбался. Он
видел в нем своего помощника в осуществлении такой сложной, смутно
вырисовывавшейся в его сознании большой политики. Но его внимание
привлекло и другое. Когда ехали по селу, за высокими тынами почти не было
видно людей. "Отгородились, - думал он, - и от своих, не только от
турецких захватчиков". А сейчас со всех сторон к корчме шли люди.
Появлялись из-за церковной ограды, выходили из закоулков. Сначала шли
мужчины, парубки и подростки. А вскоре начали показываться и женщины,
толпами направляясь к площади возле корчмы.
Только теперь понял Богдан, что его встреча с вовгуровцами в лесу не
была случайной. Люди заранее узнали о приезде в Каменец гетманского
поверенного и ждали его. Знали все - по какому шляху он будет ехать, как
будет одет. Богдан заметил, что Карпо время от времени исчезал из корчмы.
Неужели Карпо позаботился и об этом? Невольно посмотрел на Карпа. В это
время тот как раз возвратился со двора.
- Это ты предупредил сельчан?
Карпо посмотрел на Хмельницкого, словно не понимая его вопроса.
- Предупредили, говорю, своевременно. Вот как быстро собрались люди! -
И, довольно улыбаясь, пошел навстречу побратиму.
Юрко Вовгур в это время давал какие-то поручения казакам, разговаривал
с крестьянами, то расспрашивая их о чем-то, то в чем-то убеждая. Мужчины и
парни обступили его тесным кольцом, шутили, хохотали и в то же время
получали какие-то приказы.
- Так что же, сначала пообедаем в корчме, а потом уже... - спросил Юрко
у Богдана Хмельницкого.
- А что же еще, Юрко? Ведь для этого, кажется, и в село ехали, -
спокойно ответил Богдан. Хотя он прекрасно понимал, что здесь происходит.
У него не было никакого сомнения в том, что людей созвали сюда не только
для встречи с казаками Вовгура, а главным образом для того, чтобы
подумали, не ретировался ли пан Еремия подальше от взбунтовавшихся
лубенских хлопов, оказавшись здесь под защитой чудесной крепости пана
Станислава.
- Узнаю очерствевшего от побед пана Николая Потоцкого. Ослепленный
кровавыми победами на Украине, пан польный гетман позволяет себе унизить
достоинство шляхтича, даже воеводы, такого же гостя, как и он, его милости
пана коронного гетмана...
Вишневецкий гордо отошел в сторону, сдерживая возмущение. Опомнился
Потоцкий, хотя и с опозданием. Ведь и после заседания сейма польской
шляхте приходится заниматься государственными делами и договариваться об
участии в надоевшей двадцатилетней войне иезуитской коалиции. Именно
Еремии Вишневецкому пришлось ехать с новым пополнением польских и казачьих
войск в Вену, в ставку цесаря.
Вишневецкий любил даже в домашней обстановке одеваться как казацкий
старшина. В такой одежде он ездил и в Вену: в легком, светлом шелковом
жупане, перетянутом красным кушаком, в коричневых бархатных шароварах и
сафьяновых сапогах с медными подковками и серебряными шпорами. Сейчас он
был одет так же. А за поясом у него торчал самопал работы голландских
мастеров - подарок венского цесаря! Этот самопал, инкрустированный лучшими
мастерами Голландии, предназначался не для войны. Сейчас инкрустация
местами выкрошилась, но это нисколько не испортило красоты оружия. Не для
забавы служит оно лубенскому властелину, а для вооруженных набегов и
усмирения казацкой вольницы.
В гостиную вошел Конецпольский. Как вежливый хозяин, приветливо
поздоровался с польным гетманом, одарив его улыбкой и не поскупившись на
комплименты, хотя все это - лишь жесты вежливости дипломата. Входя в
гостиную, Конецпольский услышал словесную перепалку двух прославленных
военных мужей. Но он не подал вида, словно ничего не слышал. Они оба нужны
коронному гетману в проведении его сложной политики.
- Пан польный гетман, вижу, только что с седла? Чем по-о-орадует нас
пан Николай, какие но-о-овости п-привез нам с безбрежных приднепровских
степей? - сразу начал деловой разговор Конецпольский.
Двое слуг помогали Потоцкому раздеться. Тут же подошли к нему две
девушки с миской воды и полотенцами. Такое внимание хозяина польстило
гостю. И его серьезное лицо расплылось в улыбке.
- Нех пан Еремия простит мою горячность. Наш брат воин грубеет на поле
брани, - извинялся Потоцкий перед Вишневецким.
Вишневецкий будто забыл уже об обиде. Ведь ему не терпелось узнать о
своих лубенских угодьях, вытоптанных копытами лошадей гусар и
взбунтовавшихся казаков. С прошлой осени не был дома!
Военные вихри в прибрежьях Днепра не на шутку встревожили обеспокоенную
государственными неурядицами шляхту.
Прибывший с Украины Потоцкий был желанным гостем Конецпольского.
Коронный гетман пригласил гостей к обеденному столу, любезно предложив
Потоцкому кресло, стоявшее рядом со своим, обложенным подушками.
Вишневецкий ради такого торжественного случая велел своему слуге снять с
него пояс с оружием.
- Мы, воины, тоже не железные, а живые люди, уважаемые панове. И я
приехал сюда отдохнуть, подписав с казаками последнюю ординацию
[соглашение (польск.)]. Своему брату поручил закончить усмирение хлопов на
Поднепровье, - снова заговорил Потоцкий.
- Кажется, подписанием соглашения будто бы закончено и усмирение,
уважаемый пан польный гетман? - удивленно произнес казначей Лещинский.
- Нет, нам удалось только сломить упорство взбунтовавшихся
приднепровских хлопов, уважаемый пан казначей. Усмирение будет
продолжаться. Дай-то бог, чтобы мы справились с ними в течение года! -
поправил гетман Лещинского.
- По-огодите, панове. Как это - только сломлено?.. Ведь вы уже
подписали т-такое соглашение с казачеством! Сам пан Хмельницкий, самый
умный, с-способнейший из ка-азаков, подписал эту хар-ртию...
- Уважаемый пан коронный гетман, может быть, нам придется еще и не одну
хартию подписывать! Этот возвеличенный королем писарь Хмельницкий
действительно подписал ординацию. Но, подписывая ее, смотрел волком. Я
вынужден был отстранить его от должности войскового писаря.
Удивленный Конецпольский пригубил бокал и поставил его на стол. Ведь он
нездоров! А может быть, рисуется перед гостями, особенно перед польным
гетманом? Потоцкий не последовал его примеру. Он отдавал должное этому
божественному напитку.
- Пан Нико-олай может еще и о-отменить свое решение в отношении
Хмельницкого! Очевидно, сможет? - с ударением произнес Конецпольский.
- О нет, уважаемый пан коронный! Этот хлоп и сам не возражал, чтобы его
направили в Чигиринский казачий полк.
- По-олковником или писарем?
- Я назначил Хмельницкого сотником вместо Сидора Пешты. А этого
способного и преданного нам казака назначил полковым, есаулом! Писарем у
чигиринских казаков и впредь будет пан Чаплинский, ваша милость пан
Станислав...
Какое-то мгновение Конецпольский как будто бы не понимал Потоцкого.
Зазвенел бокал, случайно задетый рукой коронного гетмана. А он только свел
на переносице густые с проседью брови, стараясь уяснить себе мотивы
отстранения Хмельницкого, которыми руководствовалась несогласная с ним
знатная шляхта и принадлежавший к ней польный гетман. Эти действия
Потоцкого задевали честь коронного гетмана, который посоветовал королю
назначить Хмельницкого писарем реестрового казачества. Он окинул взглядом
сидевших за столом гостей. Казначей любезно улыбнулся канцлеру и тут же
склонился над тарелкой.
А Вишневецкий после этого сообщения Потоцкого стал внимательнее
прислушиваться к разговору его с Конецпольским. Только литовский князь
Сапега, словно назло хозяину, раскатисто засмеялся.
- Не в ту заводь бросил пан польный гетман зубастого хищника! Ха-ха-ха!
Вот так додумался пан Николай, генерального писаря назначил сотником, да
еще в такой полк. Если это наказание, то разрешите спросить, за какие
провинности? Да теперь казаки будут считать полковника Хмельницкого таким
же братом по несчастью, как и они! Очевидно, и разжаловал его в сотники? А
как сейчас посмотрит на это король, который так торжественно провозгласил
его полковником? Не к этому ли стремился и сам хлоп, воспитанный в
иезуитской коллегии?
Хохот Сапеги в какой-то степени отрезвил коронного гетмана. Он подумал
о том, что предстоит еще затяжная борьба с украинским народом, силы
которого росли и росли от неразумных действий верхушки польской шляхты.
Коронный гетман слегка улыбнулся, словно солидаризируясь с канцлером
Литвы. Время от времени в зал входил джура, и хозяину приходилось
отвлекаться, чтобы дать ему распоряжение, но он не терял нити начатой
дискуссии, а может быть, и ссоры с польным гетманом. Конецпольский ни в
чем не находил общего языка с Потоцким, тем более в управлении страной.
Будучи юношами, в подобных случаях они просто расходились, оставаясь
каждый при своем мнении. Но тогда каждый отвечал сам за себя. А сейчас они
отвечают за судьбу всей страны.
Кто же из них прав?
И Конецпольский, уже не сдерживая волнения, продолжал, еще сильнее
заикаясь:
- Не-е случа-айно же п-пошла молва: где пройдет по Украине пан польный
гетман со своими войсками, там л-лишь крапива густо прорастает. Кра-апива
на пожарищах! А только ли усадьбы взбунтовавшихся каза-аков сжигались, пан
Николай, или за-а-одно и дома украинских хлебопашцев?
- Какая разница, панове - казачьи, хлопские... Все украинцы -
бунтовщики, ненавидящие Корону! Десятки тысяч хлопского быдла вон уже
взялись за оружие, уважаемый пан коронный гетман. Десятки тысяч только на
Приднепровье! А в воеводствах числится в реестрах только восемь тысяч
казаков!
- Пану Николаю не мешало бы подумать об этом и учесть реальную
обстановку. Десятки тысяч! Против меча, занесенного на-ад Украиной,
поднимается все поспольство! Задумывался ли над этим пан польный гетман?
Все население края поднимает меч, защищаясь против ко-оролевской
пацификации! А окончится ли это то-олько восстанием на Приднепровье?
Солидарность украинцев, ува-ажаемые панове, исключительно высока! Этой
нашумевшей па-ацификацией уже воспользовались крымские татары и, уверен,
воспользуются и турки. В течение одного лета ка-аких два набега они
совершили на Подольщину! Более тридцати тысяч наших людей продали на
Кафском невольничьем рынке! И все это у-украинцы, поляки, русские. Как
видите, торговцы рабами воспользовались военным положением на
Приднепровье! Или, может быть, пан Николай сам будет работать на-а
безбрежных украинских полях? Да и удержаться ли нам без защиты ка-азаками
наших южных границ? Рано мы, панове, радуемся крапиве на пожарищах
украинских селений.
Вдруг отворилась дверь, и в гостиную вбежал встревоженный джура,
прервав речь коронного гетмана.
- Что случилось? - спросил Конецпольский.
- Гонец, ваша милость, гонец из Каменца! Снова турки напали!..
Население Подольщины, рассказывает гонец, уже несколько дней отбивается от
нападения турок...
- Отби-ились? - встревоженно спросил хозяин, вставая с кресла.
- Гонец говорит, что уложили несколько сотен турок. Отогнали их за
Днестр. Говорят, что крестьянами руководит очень умный вожак. Кривоносом
называют его, он недавно вернулся из-за Дуная, где воевал. Людей немало
собралось под его началом!..
Конецпольский ударил рукой по столу так, что зазвенела посуда. А гости,
ошеломленные известием, как подброшенные, вскочили на ноги. Джура умолк и
попятился к двери. Его известие явилось красноречивым завершением речи
хозяина.
- Вот и вернулся Максим Кривонос!.. - многозначительно произнес Еремия
Вишневецкий. И тут же стал подпоясываться своим красным кушаком,
поглядывая на ошеломленного этим известием Потоцкого то ли с сочувствием,
то ли со злорадством. Кроме нескольких десятков тысяч восставших крестьян
Приднепровья на голову польного гетмана Потоцкого свалились еще и
посполитые Приднестровья...
Конецпольский снова стал выезжать по неотложным делам государства,
разваливавшегося точно рассохшееся судно. Из Варшавы, где был на приеме у
короля, он ехал в Киев вместе с почетной казацкой депутацией. С ним в
карете большую часть пути ехал и полковник Хмельницкий. Старому
государственному деятелю приятно было беседовать с ним. Конецпольский
хотел во что бы то ни стало помирить Богдана Хмельницкого с Николаем
Потоцким. У коронного гетмана были свои, далеко идущие цели в отношении
казачества - этой нелегкой государственной проблемы. В разговоре с
Хмельницким он снова и снова возвращался к этой острой проблеме Речи
Посполитой.
Поздним осенним вечером в Киеве коронный гетман Речи Посполитой
Станислав Конецпольский вместе с польным гетманом Потоцким уговаривали
Богдана Хмельницкого отправиться в Каменец.
- Это очень хорошо, ба-ардзо хорошо, что пан Хмельницкий в Варшаве
разговаривал с королем в до-остойном государственного мужа тоне. Положение
на Приднестровье тревожит короля не меньше, чем оно тревожит, как,
очевидно, понимает пан полковник, шляхту. К событиям в Каменце надо
подойти по-государственному. Тут нужно поступать очень осмотрительно,
тактично, ни на йоту не унижая достоинства Речи Посполитой! Пан полковник
по-онимает, что прибытие на Днестр коронного гетмана или даже польного
гетмана в сопровождении войска насторожит взбунтовавшихся хлопов. А
Кривонос, если д-действительно он вернулся на Подольщину, очевидно, где-то
скрывается. Ни один из гонцов п-пана Потоцкого не мог н-напасть на его
след. Сейчас во главе взбунтовавшихся разбойников стоит какой-то Вовгур,
часть же банитованных скрываются в лесах и хуто-орах. А гонцы старосты
уверяют, что летом под водительством име-енно Кривоноса посполитые отбили
нападение турок у Днестра.
То ли для большей убедительности, то ли из каких-то других побуждений
Конецпольский с Хмельницким разговаривал на украинском языке. Богдан
упорно ломал себе голову, искал объяснения такой внимательности коронного
гетмана. Неужели только ради того, чтобы помирить его с Потоцким, так
разоткровенничался с ним Конецпольский?
- Возможно, это все наветы, уважаемые панове. Ведь отбивали нападение
турок жители Каменца. А всем известно, что заслужили за это не похвалы от
властей, а наказания, как мне кажется, вельможные паны гетманы. Зачем,
казалось бы, им скрываться? Все это похоже на басню, которой хотят
прикрыться люди, взявшие в руки запрещенное оружие. У меня есть точные
сведения, полученные от казаков-свидетелей, что Кривонос арестован в
Голландии, а его побратим польский старшина лисовчиков убит. Бежать ему
одному из Амстердама просто невозможно, когда на всей территории от Рейна
до Дуная идет такая война! - убеждал полковник Хмельницкий. Хотя в душе он
радовался, желая, чтобы это было именно так. Ценой своей жизни он будет
спасать Кривоноса от жестокого приговора шляхтичей, которые пытаются
уничтожить лучших сынов украинского народа. Вполне возможно, что паны
гетманы именно с этой целью завели с ним разговор, выпытывая его. Именно
ему хотят поручить это дело. Точно живца наживляют на свою удочку, лукаво
выспрашивают, проверяют.
Хмельницкий наконец согласился. Кто кого обманет?
Поздней осенью, в бабье лето, Богдан Хмельницкий приехал в Каменец. С
ним были только Карпо Полторалиха и двое джур. Казаков с лошадьми оставили
во дворе корчмы, а сами сразу же направились в город, чтобы послушать, о
чем говорят люди, присмотреться. При случае расспрашивали людей. А у них
слова не добьешься, молчат, как стена: видать не видали, слыхать не
слыхали!
Перед завтраком Карпо, оставшись один, добрел до Днестра. Его не
покидала мысль о восстании на Подольщине. Три тысячи вооруженных людей!..
Говорят, руководил ими Кривонос. Несколько дней шли кровопролитные бои. И
все-таки отразили нападение людоловов, отбросили их за Днестр. Этого можно
добиться только под водительством опытного и храброго воина. Безусловно,
им мог быть только Максим Кривонос! Такого не выдумаешь, хотя и имя его
уже почти забыто...
Три тысячи вооруженных людей. Это не какой-нибудь отряд разрозненных
волонтеров, которые блуждали с Максимом Кривоносом в Европе. Целых три
тысячи!
И никаких следов не найти ни прославленного вожака, ни его воинов. Ни в
городе, ни в окрестных селах. Правда, на побережье Днестра остались следы
кровавых битв, хотя рука староства похозяйничала и тут. Кто же все-таки
эти воины - жители Каменца или крестьяне из окрестных сел и хуторов,
раскинувшихся вдоль Днестра? Именно их дети и жены являются тем товаром,
за которым охотятся людоловы из Стамбула.
В густом лозняке на берегу Днестра Карпо встретил старого рыбака.
Сначала, бродя по зарослям, он натолкнулся на челн, выдолбленный из
столетней вербы. Свежий след от реки не обманул казака. Вскоре он
обнаружил и рыбака, чинившего сети.
- Тьфу ты, нечистая сила! Ищу тут...
- Кого? - вздрогнув, спросил рыбак.
- Да хотя бы переправу, что ли. Мне бы найти рыбака или, может быть,
молдаванина, хочу переправиться на противоположный берег, браток, - сказал
Карпо, словно и не заметив испуга рыбака.
- Ах, тут такая морока с этими снастями, не приведи бог. Даже не
заметил, как подошел пан казак, а может, и старшина, - жмурясь от солнца,
сбивчиво заговорил старик, присматриваясь к пришельцу.
- Смотри, сразу узнал! Да нашему брату не так просто спрятаться. Не
всякий посполитый с оружием будет бродить тут.
Эти слова не только заинтересовали, но и насторожили рыбака. Он отложил
в сторону снасти, с трудом поднялся, опираясь на коленки. Когда он
пригляделся внимательнее к казаку в форме запорожца, в его глазах
отразилось удивление и радость. Карпо заметил, что старик неспроста
присматривается к нему, он ищет каких-то примет.
- С Днепра?
- С Днепра, браток. А зачем забрел сюда, уже сказал. Видишь, вон за тем
крутым берегом мы воевали с турками, а мой старшина в плен к ним попал, -
будь они прокляты вместе со своим аллахом или шайтаном! Хотелось бы...
- Может, казаку и самому пришлось вкусить той неволи? Я ее на себе
испытал. Спасибо, ваши казаки освободили возле устья Дуная. А теперь на
каждом шагу проклинаю я их басурманские души...
- Вижу, наш человек! - Карпо даже улыбнулся, дружески положил руку на
плечо рыбака. То ли по привычке, а может быть и вполне сознательно,
предусмотрительно огляделся вокруг. - Мой казацкий сотник, с которым мы
приехали сюда, - старый и верный побратим Максима Кривоноса, добрый
человек. Прослышали мы, что ходил он за Днестр, отбивая нападение турок,
вот и приехали из Чигирина...
- Из самого Чигирина?.
- А где же быть лучшим побратимам и друзьям Кривоноса? Теперь вот ищем
его, словно ветра в поле. Банитованный же он этими проклятыми шляхтичами.
Вот и приходится, наверно, ему скрываться у соседей молдаван на границе.
Поэтому я хочу переправиться на тот берег...
Рыбак немного отошел, посмотрел куда-то в сторону. Карпо видел, что
старик колеблется.
- Нет, - превозмогая сам себя, сказал рыбак, покачав головой. - Не
слыхали мы тут о таком... Да мало ли их тут, банитованных, обездоленных? А
чтобы этот... как бишь пан казак назвал того побратима?
Карпо не мог больше сдерживаться и захохотал. Затем подошел ближе к
рыбаку и, понизив голос, сказал:
- Отлично, братья, действительно хорошо оберегаете вы свою правду! Ну и
должен был бы, добрый человек, смелее сказать мне: нет, мол, не знаю, где
он сейчас. Был летом, дал жару нападавшим туркам, он мастак в таких делах.
Это Кривонос, братья, Максим Кривонос!.. Ну да ладно. Я хорошо понимаю
пана рыбака! Максима Кривоноса действительно надо оберегать от всевидящего
карающего ока! Так я прошу передать каменецким воинам, что Богдан
Хмельницкий приехал сюда с добрыми намерениями. Всем, может, не следует
говорить об этом, а этим воинам надо дать знать...
- Не тот ли это Хмельницкий, что когда-то был конюшим у панов Потоцких?
Помнят его у нас.
- Он же, он. Был и конюшим, был и писарем у них... Но был и остался
верным побратимом нашего казачества! Будьте здравы, пойду в корчму, хоть
кусок какой-нибудь тарани проглочу. Очевидно, мы с паном Хмельницким и
заночуем там...
И ушел, не ожидая ответа. Рыбак действительно колебался, окликнуть его
или пускай себе идет человек. "Был и писарем у них..." На Приднестровье
тоже прошел слух, что шляхтичи прогнали его с писарской должности!
Посмотрел на свои рыбацкие снасти и махнул рукой, словно отогнал от
себя всякие сомнения. И пошел следом за разговорчивым чигиринским казаком.
Так и не удалось Богдану Хмельницкому выполнить в Каменце поручение
гетманов. А сделал бы он это, если бы даже и встретил здесь Максима
Кривоноса? Разве он ехал сюда, чтобы выдать его гетманам? Хитрят паны
гетманы, и он будет хитрить! Так ни с чем и выехал в Чигирин.
Большой отряд дворцовой охраны Потоцкого сопровождал Хмельницкого
далеко за пределы этого прекрасного, раскинувшегося на острове города.
Было ли это проявлением шляхетского гостеприимства или уважения к бывшему
конюшему, Богдан не знал. Старый придворный слуга, доброжелательно
относившийся к нему, давно уже помер. Даже пани Елижбета, ставшая женой
Потоцкого, которая искушала молодого конюшего танцами, ни разу за эти дни
не наведалась, не встретилась с ним в Каменце. А напуганные угрозой
нападения турок жители засветло запирали ворота, и вооруженная стража
зорко охраняла многочисленные мосты.
На опушке леса, уже за городом, Хмельницкий любезно распрощался с
сопровождавшими его дворовыми Потоцкого.
- Просим пана полковника успокоить панов гетманов. Не такие уж и мы
безоружные! А тот банитованный пан Кривонос никакого зла панству не
причинил. И, кажется, ушел за Днестр, в Молдавию, - говорили Богдану
Хмельницкому сопровождавшие.
А лес-батюшка, как поется в казацких песнях, будто только этого и ждал,
чтобы укрыть казаков, которые не столько насмехались над посулами наивных
графов, сколько собирали в нем свои силы для борьбы за справедливость.
Уже на первом повороте с Кучманского шляха навстречу путникам из чащи
леса вышли несколько пеших, но хорошо вооруженных казаков из заслона Юрка
Вовгура. Они хлопали плетеными татарскими нагайками по голенищам сапог,
нарушая тишину леса.
- Здравствуй, пан Богдан! - еще издали радостно приветствовали его
казаки. Богдан улыбнулся. Он совсем не ожидал, что может именно здесь
встретить казаков!
В глубине леса укрывалось еще несколько всадников, державших на поводу
коней казаков, вышедших навстречу Богдану. Когда же Хмельницкий соскочил с
коня и поспешил к казакам, из лесу выехали еще около десятка всадников.
Впереди на породистом скакуне ехал Юрко Вовгур. На нем отлично сшитый
жупан, очевидно работы каменецких или знаменитых уманских портных. За
украшенным серебром поясом торчали два венских пистоля, а на боку висела
бросающаяся в глаза дамасская сабля.
Карпо первым заметил храброго воина, который спас его от смерти, и
стремглав бросился ему навстречу.
- Юрко-о, Юрасик, брат мой! - услышал Богдан радостный возглас Карпа. А
сам он здоровался со спешившимися казаками Вовгура. Очевидно, именно они
вместе с Максимом Кривоносом воевали на полях сражений за Дунаем и Рейном,
прославляя запорожских казаков!
- Только сегодня мы узнали о том, что пан Богдан хочет встретиться с
Максимом... - приветливо сказал Вовгур.
- Давай-ка, брат, без "пана", пропади он пропадом в аду... -
взволнованный встречей, сказал Богдан. - Осточертели они мне за эти годы
беспокойной моей полковничьей жизни и писарства.
- Вижу, не искусили пана казака! Наша закваска у сына пани Матрены!
Верно, Богдан, осточертели! Но мы должны помнить, что хотя ты и наш
человек, а состоишь у Короны на службе, которую надо использовать для
нашего дела! Не имеем мы права казацким панибратством предавать тебя. И
так уже тебя, полковника, поставили на сотню. А могут...
- Не жалей хоть ты, Юрко, о моей королевской службе. Она у меня в
печенках сидит! Потом поговорим о ней. Рад, что встретились. Надо бы
где-нибудь остановиться, поговорить.
- Может быть, заедем в корчму... в пашем селе?
- А далеко? - поспешил спросить Богдан.
- Ясно, что не близко. Но все же ближе, чем до неусыпного ока панов
коронных гетманов! Лес и село наши, к обеду доедем на свежих конях, -
заверил Вовгур.
Казаки единодушно поддержали своего вожака. Богдан видел в этом
товариществе сплоченность казаков, еще в юности покорявшую его.
Молча ехали казаки по лесным тропинкам и диким буеракам. Порой
кто-нибудь затягивал удалую песню. Богдан тоже не скучал. Далекое,
заброшенное в глухом междуречье и лесах большое село ждало гостей.
Многочисленный отряд казаков по дороге постепенно таял. По чьему-то
приказу по одному, по два казака исчезали в лесной чаще. В село въехало
всего около десятка всадников вместе с казаками Богдана. Хаты местных
жителей были отгорожены от дороги высокими плетнями. Во дворах стояли
припорошенные снегом стога то ли хлеба, то ли сена для скотины. Кое-где за
плетнем мелькали фигуры людей, было слышно мычанье коров или лай собак.
Они не обращали внимания на вооруженных всадников, которые молча проехали
по извилистой улице мимо деревянной церкви и остановились возле корчмы.
Казаки соскочили с седел и повели коней во двор корчмы, в просторный
камышовый сарай.
Богдан все время внимательно следил за Карпом и довольно улыбался. Он
видел в нем своего помощника в осуществлении такой сложной, смутно
вырисовывавшейся в его сознании большой политики. Но его внимание
привлекло и другое. Когда ехали по селу, за высокими тынами почти не было
видно людей. "Отгородились, - думал он, - и от своих, не только от
турецких захватчиков". А сейчас со всех сторон к корчме шли люди.
Появлялись из-за церковной ограды, выходили из закоулков. Сначала шли
мужчины, парубки и подростки. А вскоре начали показываться и женщины,
толпами направляясь к площади возле корчмы.
Только теперь понял Богдан, что его встреча с вовгуровцами в лесу не
была случайной. Люди заранее узнали о приезде в Каменец гетманского
поверенного и ждали его. Знали все - по какому шляху он будет ехать, как
будет одет. Богдан заметил, что Карпо время от времени исчезал из корчмы.
Неужели Карпо позаботился и об этом? Невольно посмотрел на Карпа. В это
время тот как раз возвратился со двора.
- Это ты предупредил сельчан?
Карпо посмотрел на Хмельницкого, словно не понимая его вопроса.
- Предупредили, говорю, своевременно. Вот как быстро собрались люди! -
И, довольно улыбаясь, пошел навстречу побратиму.
Юрко Вовгур в это время давал какие-то поручения казакам, разговаривал
с крестьянами, то расспрашивая их о чем-то, то в чем-то убеждая. Мужчины и
парни обступили его тесным кольцом, шутили, хохотали и в то же время
получали какие-то приказы.
- Так что же, сначала пообедаем в корчме, а потом уже... - спросил Юрко
у Богдана Хмельницкого.
- А что же еще, Юрко? Ведь для этого, кажется, и в село ехали, -
спокойно ответил Богдан. Хотя он прекрасно понимал, что здесь происходит.
У него не было никакого сомнения в том, что людей созвали сюда не только
для встречи с казаками Вовгура, а главным образом для того, чтобы