настоящим помощником королю, а лишь немногословным советчиком.
И как это ни странно, но Богдан Хмельницкий, пожалуй, единственный
среди казацких старшин, хорошо понимал это. Он, скрытный по натуре
человек, мотал себе на ус, но никогда не делился своими мыслями даже с
ближайшими друзьями. Да их и не было среди верхушки казачьих старшин.
Хотелось Богдану или нет, но он вынужден был заехать в полковую
канцелярию в Чигирин. В просторном дворе полка у привязей уже стояло
несколько оседланных коней. Ему бросилось в глаза покрытое мхом и плесенью
старое корыто у колодца. И он стал присматриваться, не стоит ли
низкорослый, гривастый конь... И увидел посреди двора карету, запряженную
четверкой лошадей.
Из полковой канцелярии вышли полковник Кричевский и черниговский
подкоморий, придворный советник Адам Кисель. Кисель был такой же
подтянутый, подвижный, как и прежде, высоко держал голову, даже шея стала
длиннее. Взгляд у него был уверенный, властный.
Следом за Киселем толпой вышли и другие чины полкового "отродья", как,
с легкой руки Карпа Полторалиха, про себя называл их Богдан Хмельницкий.
Впереди шел высокий и какой-то нескладный увалень, не по возрасту
подвижный полковой есаул Сидор Пешта. За ним следовал кряжистый, такой же
юркий шляхтич Данило Чаплинский. Должность писаря в казачьем полку не
особенно отягощала его. Но в ней он видел свою великую миссию, возложенную
на него шляхтой. Занимая эту должность, он не только внимательно следил за
казаками, но и себя не забывал. Он хотел крепко осесть на степных
просторах, зарился на плодородные земли. Мечтал стать зажиточным
шляхтичем-осадником. Иногда он, чтобы скрыть свои алчные намерения,
говорил Пеште, что ему мешает его шляхетское происхождение.
- Был бы казаком, черт возьми... проше пана, давно стал бы полковником!
Имел бы собственный хутор и сенокосы, пруды...
Богдану было приятно, что казацкие старшины ждали именно его приезда.
Не слезая с коня, он поздоровался со всеми, по-казачьи взмахнув шапкой.
Потом соскочил с коня, отдал поводья Карпу, пошел навстречу Кричевскому.
Кисель, извиваясь как вьюн, опередил Кричевского.
- Весьма рад приветствовать пана Хмельницкого, - еще издали произнес
он, чтобы его не опередили другие. Ведь ему было известно, что сам
коронный гетман пригласил Хмельницкого на осмотр Кодака! "Каким
недальновидным человеком был Сагайдачный, который так невежливо обошелся с
матерью этого казака, как с простой посполиткой..." - подумал Кисель.
- Я тоже рад, пан Адам. Привет вам сердечный и от моей жены!
- Разве до сих пор помнит пани... пани...
- Ганна же, Ганна, - подсказал Богдан.
- Да, да, Ганна, бардзо дзенькую. Так смешались языки, не правда ли,
пан Богдан, смешались?..
- Разве только языки?.. Привет пану Станиславу, рад видеть тебя в
добром здравии! О-о, да здесь, вижу, собрался весь цвет полка.
- Со счастливым приездом и пана Богдана, - отозвался Кричевский. - Цвет
полка, как всегда, в полной готовности. А тут пан есаул говорил, будто бы
ты отказываешься от приглашения гетмана...
- Я же не сказал, что отказывается, - поторопился Пешта. - Только
думаю, что откажется пан сотник. То есть я...
- Пан сотник, возможно, и отказался бы, а полковник Богдан Хмельницкий
не собирается-пренебрегать высоким вниманием коронного гетмана...
- Да бог с вами, пан полковник, - махнул рукой Адам Кисель. - Как
можно, ведь при мне пан Станислав посылал гонца из Варшавы в Чигирин,
чтобы пригласить пана Хмельницкого. Именно пана Хмельницкого, прошу пана!
- А пан есаул мог бы и сам, без особого приглашения, ехать, коль ему
так приспичило, - улыбаясь, бросил Богдан.
Сопровождавшие Богдана казаки громко захохотали, а за ними и чигиринцы.
Писарь Данило Чаплинский исподлобья посмотрел на казаков и тоже засмеялся.
Этим он крайне удивил есаула Пешту, словно неожиданно дал ему пощечину.
Ведь, кроме Чаплинского, среди присутствующих здесь не было у него ни
единомышленников, ни противников Хмельницкого.
- Не скажите, пан Хмельницкий! - выпрямился Пешта. Он словно покачнулся
всем телом. - Как полковой есаул я, кажется, тоже занимаю не последнее
место среди казачества. У меня больше оснований представлять наш полк у
пана коронного гетмана, чем...
- Мне неизвестно, действительно ли коронный гетман хотел бы видеть там
именно есаула Чигиринского полка. Кажется, и не коронный гетман назначал
пана Пешту на эту должность, слишком тяжелую для здоровья такого...
- Договаривайте, прошу, - какого?! - не подумав, горячился Пешта и, как
парубок на гулянье, по-петушиному подскочил к спокойно стоявшему Богдану.
Хмельницкий одну ногу поставил на ступеньки крыльца так, что дубовая
доска заскрипела, и уперся рукой в колено. И трудно сказать, чего было
больше в его взгляде, устремленном на опьяневшего от негодования есаула.
На покрасневшем лице Пешты выступили капельки пота. Уничтожающий взгляд
Хмельницкого сказал все, но Пешта еще хотел и услышать, что скажет Богдан.
Неужели он думал, что Богдан Хмельницкий, воспитанник иезуитской коллегии,
не найдет веского слова! Для Пешты было бы лучше, если бы Хмельницкий
промолчал.
- Говорю, слишком тяжела коронная служба для чигиринской стоеросовой
дубины! Именно это я и хотел сказать, пан Сидор, да воздержался.
Подыскивал более мягкое выражение из уважения к нашей почтенной компании,
- широким жестом руки показывая на присутствующих здесь полковников и на
Адама Киселя. - Я стыдился бы лезть туда, куда тебя не Просят... И,
пожалуйста, садитесь, пан есаул, на коня, вижу, он оседлан не для прогулки
по Чигирину. Мне тоже будет приятно приехать к пану Станиславу
Конецпольскому в сопровождении еще и полкового есаула. Солидно, даже
блестяще, черт возьми! Пан полковник, надеюсь, удовлетворил бы мою просьбу
назначить и полкового есаула в мою свиту? - обратился "Хмельницкий к
Кричевскому и, не дожидаясь ответа и не скрывая своей насмешки, закончил:
- Впрочем, полковник Хмельницкий мог бы найти более подходящего человека
для" своей благородной свиты! Чигиринский казачий полк - это наша
гордость. Каждый полковник должен считать за честь, когда его сопровождает
в такой ответственной миссии казак чигиринец! Коронный гетман-очевидно,
рассчитывает услышать от нас беспристрастное и искреннее мнение о
построенной им крепости на Днепре. Казацкий старшина должен открыто
сказать ему правду, как это принято у нас, к каким последствиям могут
привести подобные действия Варшавы. Коронный гетман надеется, что среди
казацких старшин есть такие, которые на протяжении пятидесяти лет говорили
и теперь скажут правду! А скажет ли полковник, есаул Сидор Пешта, ставший
им по милости польного гетмана? Мы знаем, что пан Сидор будет льстиво
обхаживать знатного шляхтича, словно жена мужа, которому только что
изменила. Он обомлеет перед коронным гетманом и начнет хвалить крепость,
даже не осмотрев ее как следует, не поняв ее значения или угрозы, которую
она представляет со своим французским, немецким или иезуитским гарнизоном,
стоя на исконных казачьих путях к морю...
Пешта даже захлебнулся от ярости. Он только двигал челюстями, то
раскрывая, то закрывая рот, как выброшенный на берег налим.
Богдан повернулся и пошел к группе старшин...



    3



Еще в Субботове, накануне отъезда в Кодак, размечтавшийся Богдан
старался представить в своем воображении красоту южных украинских степей,
старые осокори и ивы, которые приветствовали его, когда он впервые попал
на Сечь, в пору своей романтической юности. Как давно это было! И вот он
снова на Сечи, пути на которую долгое время были для него отрезаны грубой
реальностью.
А днепровские волны, как и тогда, ни с кем и ни с чем не считались.
Они, как и прежде, набегают на неприступные скалистые пороги, разбиваясь
на мелкие брызги, и с шумом падают, не замечая наглости шляхты,
построившей здесь крепость. И, право, кому и зачем нужна здесь такая
могущественная, непреодолимая крепость? Богдан еще издали увидел ее,
возвышающуюся над Днепром, и от романтики, навеянной воспоминаниями о днях
юности, не осталось и следа. Крепость не только напоминала о себе, но и
угрожала! Возвышалась она в мареве южного зноя, и, словно черной завесой,
отделяла казаков от просторов юга, от безбрежных степей, тянувшихся до
самого моря...
На этом торжестве наказным гетманом был Станислав Потоцкий, вместо
отсутствующего польного гетмана Николая Потоцкого. Пан польный гетман в
это время двигался со своими войсками к Черным Шляхам, чтобы предупредить
опустошительные набеги турок. Но население Подольщины хорошо понимало, что
польный гетман озабочен не только угрозой басурман. Потоцкий этим лишь
неумело хочет скрыть свое истинное намерение усмирить подольских крестьян,
начавших бунтовать после появления тут Максима Кривоноса!
- Устрашу ли я турок, но этого живучего зверя изловлю! - хвастался
спесивый вояка.
Наказной Станислав Потоцкий, разумеется, ничего не сказал Богдану об
этой похвальбе польного гетмана заарканить и Кривоноса, как он заарканил
десятки народных "бунтовщиков". Николай Потоцкий, узнав от Конецпольского,
что на открытие Кодака приглашен и Хмельницкий, советовал брату Станиславу
по-дружески принять приднепровского полковника. А полковник Хмельницкий и
рассчитывал именно на дружеское отношение, доверие и гостеприимство.
Неужели это только лукавство верхушки польской шляхты, которая хочет
одурачить его? Ведь Потоцкому известно, что на приеме у коронного гетмана
Богдан отказался предать своего друга Кривоноса!..
- Я тронут вниманием пана Станислава, оказанным мне на этих далеких,
беспокойных и привлекающих иллюзией человеческой свободы берегах Днепра!
Сердечно приветствую пана полковника, а в вашем лице и его милость пана
коронного гетмана и желаю ему доброго здоровья! - с неподдельной
искренностью произнес Хмельницкий.
- Gratum! Приветствую и я приднепровского пана полковника! Его милость
даже сегодня вспоминал о вас. Надеюсь, пан Хмельницкий не против того,
чтобы мы хотя бы в этот торжественный день вспомнили о чудесных днях нашей
первой встречи в Кракове? Какой воинственный вид у пана, а эти первые
борозды на лбу, отпечатки житейских забот, и, кажется, ищущий мира
беспокойный взгляд... - рассыпался в любезностях Станислав Потоцкий.
- О Езус-Мария, милый друг, какое приятное воспоминание, какая
романтика, как в притче о возвращении сына Авраама! Стоит ли спрашивать,
пан Станислав? Надо было бы еще и тогда, по немецкому обычаю...
- Бокал бургундского выпить на брудершафт?.. О, это верно... Да это,
кстати, никогда не поздно. Хозяин, кажется, не из скупых. Обед для
уважаемых панов будет дан вон в тех шатрах, установленных над кручами
Днепра. Пан коронный гетман поручил мне показать гостям его
фортификационное сооружение. Но он хочет лично ознакомить с ним наиболее
достойных гостей.
Богдану льстило такое внимание к нему коронного гетмана. А Потоцкий
по-своему понимал это. Он был уверен, что воспитанник иезуитской коллегии
хотя и остался до сих пор православным, но, живя долгое время во Львове,
не мог не поддаться влиянию католицизма. И шляхтич Станислав Потоцкий
открыто говорил об этом. Коронный гетман именно за то и уважал полковника
Хмельницкого, что он свои мысли и разговоры никогда не связывал с
религиозными убеждениями. Да и есть ли они у человека, который не
пренебрег даже мусульманством, лишь бы вырваться на свободу!..
- Я рад, что встретился тогда с паном Станиславом, ибо зародившаяся
тогда дружба между нами связывает нас до сих пор. Только не хватает здесь
еще одного друга нашей юности!
- Хмелевского? Пресвятая матерь, да он же здесь со своим полком,
сопровождающим пана коронного гетмана!
"Право же напрасно меня мучит угрызение совести из-за этой поездки на
Кодак", - подумал Богдан, польщенный дружеским расположением Станислава
Потоцкого. По приказанию наказного гетмана несколько джур бросились в
разные концы широкой площади, чтобы разыскать полковника Хмелевского.
А Богдан с Потоцким переходили с форта на форт, оценивали мощь орудий и
в то же время любовались с крепостных стен степью, красотой Днепра,
прозрачным небом, взлетом в лазурную высь степных соколов. Какая
стремительность полета и какое приволье в безграничном просторе неба!..
- Это прямо сказочно, пан Станислав! - восхищался Богдан.
- Не правда ли, чудесная крепость? - в том же тоне подхватил Потоцкий.
- При чем тут крепость?..
Богдан все еще находился во власти своих мыслей и не сразу понял, о чем
спрашивает его полковник. Потоцкий словно вылил ушат воды на
размечтавшегося о свободе Богдана Хмельницкого. У него заныло в груди,
потемнело в глазах. Если бы в этот момент не подоспел коронный гетман,
Богдан надерзил бы Потоцкому.
Суетливая толпа военных, окружавшая коронного гетмана, точно стая
черных воронов, готова была и солнце прикрыть собой, лишь бы находиться
рядом с ним. Ведь они осматривают свою самую южную крепость! Обливаясь
потом, они угодливо славословили и коронного гетмана Станислава
Конецпольского, и крепость. А он шагал еще довольно бодро, хотя и опирался
на тяжелый суковатый посох. Длинная венгерская сабля на боку, словно
жалуясь на посох, беспорядочно болталась на украшенных серебром ремнях, а
шпоры на желтых сафьяновых сапогах сиротливо позванивали, заглушаемые
приветственными возгласами толпы. Одобрительные, а порой и слишком
льстивые улыбки приводили в умиление гетмана. Громкие возгласы идущей
позади толпы принуждали гетмана двигаться вперед. Главный виновник
торжества Станислав Конецпольский не повелевал, а подчинялся толпе гостей,
осматривавших крепость.
Краковский магнат, политический рулевой Речи Посполитой, коронный
гетман не мог скрыть своего удовлетворения такой пышной свитой именитых
шляхтичей великой Польши. Наиболее ловкие из них, несмотря на свой
преклонный возраст, старались протиснуться поближе к гетману, горя
желанием показаться ему на глаза, переброситься с ним словом, выразить
восхищение крепостью.
Богдан вежливо посторонился, давая дорогу хозяину-победителю с его
свитой. И Конецпольский заметил это. Он в нерешительности остановился и
все же подошел к Хмельницкому, который поспешил первым поздороваться с
гетманом.
- Искренне рад приветствовать вашу милость пана коронного гетмана, так
много сделавшего для безопасности своего государства! - низко
поклонившись, произнес Хмельницкий. Он не лукавил и мог прямо смотреть в
глаза Конецпольскому. Ведь он действительно много сделал для
восстановления крепости, называя это жертвой на алтарь отечества!
- Я очень ра-ад видеть здесь па-ана Хмельницкого. Прошу панов
полковников осмотреть крепость и потом высказать свое мнение... Кстати,
там, - гетман указал рукой в сторону Днепра, - есть и казаки. Пан Ад-дам
Кисель предусмотрительно прислал сюда Черниговский охранный полк. А
накануне приб-были сюда и запорожцы...
Лучше бы и не говорил о таком оскорбительном неравноправии казачества,
прибывшего на эти торжества. Казаков не допускают в крепость даже в этот
торжественный день! А шляхта, как саранча, снова пленила гетмана и
двинулась дальше.
- Пан коронный гетман сказал: "Черниговский охранный полк". Как это
надо понимать, пан Станислав? - спустя некоторое время спросил Богдан у
Потоцкого.
- Как обычно. Пану Богдану, очевидно, до сих пор не известно о том, что
теперь на порогах по очереди будут нести службу полки реестровых казаков.
Первым напросился нести охранную службу пан Кисель с Черниговским полком.
Этот полк прибыл сюда несколько дней тому назад, а через три-четыре месяца
его заменит другой.
- Серьезно взялся пан коронный гетман...
- Да не он это придумал. Пан польный гетман Николай Потоцкий разработал
такой порядок присмотра за запорожцами. А мне поручено проследить, чтобы
соблюдался этот порядок.
...Черниговские реестровые казаки и запорожцы не были приглашены на
этот праздник. Они несли охранную службу в лесу на берегу Днепра, в
нескольких милях от крепости. И только ли потому, что их не пригласили? Но
их никто и не, спрашивал, хотят ли они отпраздновать вместе с коронным
гетманом восстановление крепости на Кодаке.
Сухие пни, оставшиеся от вырубленного вокруг крепости леса, буйные
побеги молодняка словно упрекали тех, кто уничтожил деревья. Станислав
Потоцкий вдруг заколебался, стоит ли ему ехать к казакам. Ведь он не
протестовал, когда узнал, что казацким старшинам запретили участвовать в
этом празднике.
Однако улыбка Богдана Хмельницкого успокоила его. Очевидно, ему
известно об этом запрете польного гетмана. И когда Хмельницкий сказал, что
не мешало бы наказному гетману на Приднепровской Украине побывать у
казаков, тот сразу же решил ехать к ним. Привели коней, и Станислав
Потоцкий тут же ловко вскочил в седло. Хмельницкому тоже подали скакуна.
При выезде из крепости их нагнал Станислав Хмелевский.
Он так мчался на своем коне, словно гнался за турками. Еще издали
окликнул Хмельницкого и радостно приветствовал его. И совсем холодно
поздоровался с Потоцким, таким же, как и он, шляхтичем, другом детства,
которого в имении Николая Потоцкого в присутствии Богдана встречал куда
теплее. И Богдан подумал: где же это единство шляхтичей, которым они так
кичатся в Речи Посполитой? Его нет и между этими двумя шляхтичами, бывшими
друзьями детства.



    4



На юге страны, в воспетых низовьях Днепра, еще не чувствовалось
наступления осени. Роса высыхала уже к завтраку, а листья только начинали
желтеть, но не увядала расцветшая за лето жизнь! В лесу перекликались
птицы, дозревали поздние ягоды ежевики.
Подвижные казачьи дозоры охраняли дороги, которые вели в расположение
их полка. Трех полковников, ехавших в сопровождении большого вооруженного
отряда, дозорные заметили, еще когда они только появились на участке
вырубленного королевскими хищниками леса. Конники Черниговского полка
выехали из лесу навстречу гайдукам Потоцкого, гусарам Хмелевского и
Богдану Хмельницкому с его джурами. Словно во вражеский стан ехали
полковники! Лесная чаща усиливала неприкрытую настороженность предстоящей
встречи.
- Теперь панам старшинам, наверно, пешком придется идти к нашему
полковнику. В такой чаще на коне не проедешь, - чего доброго, еще без
глаза останешься. Наши запорожцы поэтому и не заходят в лес. Если мы
понадобимся, позовут, говорят они. Да это не так уж и далеко: вон за лесом
начинаются и крутые берега Днепра... - говорил словоохотливый черниговский
казак.
Полковники безоговорочно согласились с предложением казака, хотя
усматривали в этом излишнюю предосторожность черниговского полковника.
Правда, идти было недалеко, но петляющие в лесной чаще тропинки удлиняли
этот путь.
Они вышли на широкую поляну, которую пересекал овраг, образованный
вешними водами. Овраг извивался поперек поляны, круто спускаясь к Днепру.
Отдаленный гул порогов волнами перекатывался по оврагу, - казалось, что
содрогается земля.
- Так тут, очевидно, и пороги совсем рядом? - спросил Потоцкий на
украинском языке. Он оглядывался по сторонам, словно пугаясь гула порогов.
Казаки даже улыбнулись, когда наказной польских войск спросил их на
чистом украинском языке. То ли в этом сказывалось влияние коронного
гетмана Конецпольского, то ли грозный шум порогов не совсем дружелюбно
встретил панов с Вислы?..
- Я бы не сказал, пан наказной, что они рядом. Но это же днепровские
пороги! Голоса батюшке Днепру не занимать, его слышно далеко... - объяснил
пожилой старшина.
На поляне вплотную друг к другу стояло несколько больших куреней,
покрытых ветками и осокой. В одном из куреней услышали голос старшины
дозора. Из самого большого куреня вышло несколько старшин казачьего полка.
Особенно внимательно присматривался к ним Богдан. Уж слишком сухо
встречали они коронных полковников и непочтительно вели себя даже по
отношению к нему.
Поэтому Хмельницкий так обрадовался, заметив в толпе среди казацких
старшин Золотаренко. Почувствовал, как у пего дух захватило. Он не был ему
ни братом, ни родственником, но в его имени заключалась какая-то неведомая
сила, романтика воспоминаний. Только имя и... юная девушка на хуторе у
Днепра, буйные дни молодости!..
Вместе с полковником Золотаренко из куреня вышел молодой приземистый
Иван Серко. Он с кем-то громко спорил, то и дело оборачиваясь назад.
Полковник Золотаренко прикрикнул на них:
- Довольно, хлопцы! Ведите себя пристойно, видите - наказной гетман
пожаловал к нам в полк... Да и не один, мать родная...
- Вижу, кажется, и Хмельницкий с ними. Смотри, ей-богу, он!.. - не
унимался Серко.
Богдан тоже не сдержал себя и, нарушив торжественность встречи,
бросился к казакам. Он допускал, что для несения охранной службы сюда
могли прибыть черниговские казаки, но только не полковника Золотаренко.
- Эй, братья казаки! Низкий поклон вам! - воскликнул Богдан, спеша им
навстречу. В эту минуту он пожалел, что приехал к ним в обществе коронных
полковников! Они теперь, казалось, мешали ему, как узнику кандалы!..
Золотаренко, спеша встретить королевских полковников, быстро отошел от
Богдана, бросив ему на ходу:
- Непременно побывай у запорожцев! Но только один, слышишь, - один, без
них!..
- Что тут случилось? - поинтересовался Богдан.
- Все в порядке, понял?.. - уже издали ответил полковник Золотаренко,
учтиво кланяясь наказному гетману и Хмелевскому.
- Как жаль, пан наказной гетман, что нас заранее не предупредили о
вашем прибытии! Мы приготовили бы настоящую гетманскую уху! Сейчас как раз
лещи косяками ходят в заливах. Ах ты, матерь божья, не знали... -
печалился Золотаренко, словно в самом деле сожалел, что не мог достойно
встретить гостей.
- Нас трогает ваше внимание, уважаемый пан полковник. Мы только
поддержали компанию пану Хмельницкому. А его, как видите, манит и Кодак и
казаки! Полковник тоскует по своим боевым друзьям!
- Слышу, вы, пан наказной, меня вспоминаете? - спросил Богдан,
оглянувшись.
- Да ничего серьезного, уважаемый пан Богдан. Мы объясняем старшинам,
почему так неожиданно нагрянули к ним.
Золотаренко суетился, словно посаженый отец на свадьбе. Отдавал
какие-то срочные приказания своим джурам, старшин разослал в разные
стороны лесной чащи, словно по карманам распихал. Полковников Потоцкого и
Хмелевского окружил таким вниманием, что они действительно забыли о
Богдане Хмельницком.
- Иван! Сотника Серко ко мне, - распорядился Золотаренко.
- Меня? - удивленно оглянулся Серко.
- Тебя же, тебя. Спустись с полковником Хмельницким к Днепру, пошли
казаков рыбы достать у запорожцев! Да сами не задерживайтесь... А может
быть, пану Хмельницкому неинтересно встречаться с запорожцами? Они скучают
немного, готовятся вместе с донскими казаками отвоевывать у турок Азов для
московского царя. А нашего брата казачьих полковников ругают при всяком
удобном случае... Хочешь, оставайся здесь с нами. Я просто думал, что у
полковника там есть старые друзья. Иван Богун теперь сотником у
запорожцев. Филонко тоже... А мы в это время немного поговорим с паном
наказным гетманом. Как кстати, что вы приехали к нам. Ведь нас туда не
приглашают... Пригнали сюда, как на пожар. Пан Кисель настоял, чтобы
именно наш полк начал нести охрану крепости. А что это за охрана: коль нас
прислали охранять крепость, так почему угнали за тридевять земель от нее,
в этот совиный лес? Да разве и убережешь ее, если она не способна сама
устеречь приднепровские дороги к нашему краю...
Богдан понимал Золотаренко с полуслова. Тот не отходил от наказного,
стараясь занять его чем-нибудь и задержать. О том, что Потоцкие не уважают
запорожцев, знал каждый казак и посполитый. Но, кроме того, они относились
с подозрением и не только к запорожцам... Намеки друзей заставили Богдана
задуматься. В этих приднепровских степях и лесах он почувствовал силу и
свободу.
Иван Серко позавидовал своему старшему товарищу. Он галопом скакал за
Хмельницким и догнал его только возле Днепра. Дернул его за жупан.
- Правильно поступил, что решил повидаться с казаками. А то их там
грызут всякие сомнения, одолевает неверие, - шепотом произнес Серко,
словно их мог здесь кто-нибудь подслушать.
Богдан оглянулся, понимая, что Серко хочет поговорить с ним именно о
совете Золотаренко "непременно побывать у запорожцев".
- Кого же из запорожцев мне нужно повидать, Иван? На что это вы все так
предусмотрительно намекаете? Знаю, что вместе с Богуном ушел на Сечь и его
побратим Джеджалий. Хотели перетянуть и Мартынка от лубенцев. Недавно он
заезжал к матери и рассказывал об этом... А казаки", вижу, чертом глядят
на меня. Или, может, какую-нибудь сплетню распространяют обо мне коронные,
а?
- Оттого, что много знаешь, пан полковник, и голове тяжело. Но не все!
А неужели тебе, уважаемому коронным гетманом казацкому полковнику,
неинтересно встретиться с запорожцами? Спрашиваешь - кого, чего?.. Может,
там найдешь и свою судьбу, казаче. Думаешь сегодня и вернуться в Кодак или
заночуешь у запорожцев? Думаю, что не помешало бы. Кажется, и Назрулла
туда должен приехать. Донские казаки что-то затевают с Азовом и запорожцев
подговаривают...
Ехали они по хоженым тропам вдоль берега. Справа поднимался крутой