Страница:
теории, но Гумилев эту потребность удовлетворяет.
А больше всех Гумилев оказался нужен реваншистской оппозиции. Мы уже
видели, как взаимно уничтожают друг друга марксизм и "русская идея". Ну, что
между ними общего? Ровно ничего. Кроме... Гумилева, гипотезу которого
сравнительно просто превратить в синтетическое "учение", родственное и
марксизму, и "русской идее".
Может ли Гумилев дать такую общую идеологическую душу сегодняшней,
расколотой, как сама Россия, оппозиции? Не знаю. Но то, что
его теории идеально для этого приспособлены, я постараюсь сейчас
показать.
"Красные" привыкли опираться на сложную, наукообразную и строго
детерминистскую систему взглядов, не оставляющую сомнений, что история на их
стороне и, сколько бы дров они ни наломали, будущее принадлежит им.
"Никаких контактов с
латинами" "Белые", напротив, всегда опирались
на традиционный волюнтаризм "русской идеи", на твердую веру, что ровно
ничего предопределенного в истории нет и при большом желании всегда ее можно
повернуть вспять. Зачем далеко ходить -- удалось же "красным" разрушить
великую царскую империю при помощи жидо-масонского заговора! Стало быть,
чтобы вернуть ей величие, нужно что? Правильно, подготовить столь же мощный
"патриотический" контразговор. Как с такими взаимоисключающими идеями
вступать в союз, однако?
Требуется, очевидно, нечто третье, примиряющее в себе и "красный"
детерминизм, и "белый" волюнтаризм. Что-то, с одной стороны, 210
ученое и систематическое, гарантирующее, что будущее просто не может не
быть за новой оппозицией, а сдругой -- зажигательное, мобилизующее и
способное поднять массы. Что-то, иначе говоря, не совсем социалистическое и
не совсем националистическое, не "красное" и не "белое", а
национал-социалистическое, если хотите -- "коричневое".
Но только не в вульгарной и скомпрометированной форме "монархического
фашизма" Дмитрия Васильева или "православного фашизма" Александра Баркашова,
вся идеология которых списана с нацистских учебников и сводится, по сути, к
площадному антисемитизму. В России, положившей миллионы своих сыновей в
борьбе с нацизмом, серьезные политики остерегаются пользоваться его
отбросами. Читатель, может быть, помнит: Проханов, Кургинян, Жириновский --
каждый по-своему решает эту проблему как важнейшую для собственного
политического имиджа.
Нет, новая "коричневая" идеология должна быть совершенно оригинальной
-- русской, а не германской. Она должна выступить и в роли "единственной
серьезной исторической школы в России", и в то же время "опьянить страну".
Если бы учения о "пассионарности" не существовало, то именно сейчас им
стоило бы его выдумать. Разумеется, для массового потребления, для
пропагандистских брошюр и газетных передовиц его можно освободить от
громоздкого "биосферного" аппарата. В конце концов, в каждом идеологическом
храме есть свои потаенные углы, доступные только священнослужителям, свои
сакральные тексты, непонятные массам верующих, и свои темные истины,
толкуемые жрецами. Разве не так оно было и в марксистской церкви? Много ли
"красных" проштудировало трехтомный "Капитал" со всеми головоломными
хитросплетениями его диалектики? Да и была ли в том нужда? Что достаточно
было усвоить рядовому "красному"? Что капиталисты эксплуатируют трудящихся,
присваивая себе прибавочную стоимость. И что единственным способом положить
конец этому безобразию является диктатура пролетариата. Всей остальной
"биосферой" учения успешно занимались жрецы.
Что достаточно будет усвоить рядовому "красно-белому"? Что история
работает против "загнивающего" Запада и на самый молодой в мире этнос,
сохранивший безнадежно утраченную Западом пассионарность. Что, попросту
говоря, "никаких контактов нам с латинами иметь не надо, так как они народ
лукавый, лицемерный, вероломный, и притом не друзья России, а враги"3б. Или
на ученом языке (для интеллигентов): "как бы ни называть эти связи:
культурными, экономическими, военными, они нарушают течение этногенеза...
порождают химеры и зачинают антисистемы. Идеологические воздействия иного
этноса на неподготовленных неофитов действуют подобно вирусам, инфекциям,
наркотикам, массовому алкоголизму... губят целые этносы, не подготовленные к
сопротивлению чужим завлекательным идеям"37. Или того хуже: контакты с
чуждыми этносами ведут "к демогра211
фической аннигиляции... только этнические руины остаются в регионах
контакта"38.
И все это было бы освящено непререкаемым авторитетом большого ученого,
притом своего, отечественного, а не чужеземного, сына великой Анны
Ахматовой, мученика сталинских лагерей, "патриотического" святого.
Я не знаю, удастся ли жрецам "красно-белой" оппозиции превратить
уязвимую, как мы видели, гипотезу в "учение Гумилева", т.е. в мощный
идеологический инструмент управления массами. А почему, собственно, это
невозможно? Удалось же большевикам проделать аналогичную операцию с уязвимой
марксовой гипотезой, провозгласив при этом, что "учение Маркса всесильно,
потому что оно верно"? Но я знаю, что если это случится, у демократии в
России не останется ни малейшего шанса. Ее ведь первую изобразят как "чужую
завлекательную идею"...
Все ли есть в "учении Гумилева", чтобы оно могло стать надежным
фундаментом российской "коричневой" идеологии? Блуждающий
этнос Проведем краткую ревизию. Во-первых, оно синтезирует жесткий
детерминизм с вполне волюнтаристской пассионарностью, снимая, таким образом,
глубочайшее противоречие между идеологическими установками "красных" и
"белых" (в чем Жириновский, будучи человеком малообразованным, совершенно
очевидно не преуспел). Годится!
Во-вторых, оно подчеркивает именно то, что их объединяет -- ненависть к
Западу и приоритет нации (этноса) над личностью: "Этнос как система
неизмеримо грандиознее человека"39. Тоже подходит. В-третьих, наконец, оно
остерегает массы не только от каких бы то ни было контактов с Западом, но и
от "химерической" свободы: "Этнос может... при столкновении с другим этносом
образовать химеру и тем самым вступить в "полосу свободы", [при которой]
возникает поведенческий синдром, сопровождаемый потребностью уничтожать
природу и культуру"4". Ну, это уже вообще -- "в десятку". Все есть. И
все-таки чего-то пока не хватает для полной "коричневости". И нетрудно
вычислить -- чего именно. До сих пор ни одной уважающей себя "коричневой"
идеологии не удавалось обойтись без любезного "патриотическому" сердцу
брутального антисемитизма. Неужели же здесь у Гумилева прокол?
Но не спешите расстраиваться. Общепринятую в современном мире концепцию
единой иудеохристианской традиции Гумилев решительно отвергает -- в пользу
ее средневековой предшественницы, утверждавшей, что 212
"смысл Ветхого и смысл Нового заветов противоположны"41. В его
интерпретации носители Ветхого завета, изгнанные с родины и рассеявшиеся по
свету в поисках пристанища, -- это самое чудовищное из порождений биосферы,
"блуждающий этнос". Нет страшнее напасти для нормального этноса: незванные
пришельцы, "проникая в чуждую им этническую среду, начинают ее
деформировать. Не имея возможности вести полноценную жизнь в непривычном для
них ландшафте, пришельцы начинают относиться к нему потребительски. Проще
говоря -- жить за его счет. Устанавливая свою систему взаимоотношений, они
принудительно навязывают ее аборигенам и практически превращают их в
угнетаемое большинство"42.
Разумеется, евреям это не везде удается. Например, "власть и господство
над народом халифата были для них недоступны, так как пассионарность арабов
и персов была выше еврейской. Поэтому евреи стали искать новую страну... и
обрели ее в Хазарии"43, в низовьях Волги. Правда, есть у него и другая
версия, по которой "маленькому хазарскому этносу довелось испытать мощное
вторжение еврейских мигрантов, бежавших в Хазарию из Персии и Византии"44, а
вовсе не из арабского халифата. Но это, в конце концов, неважно. Откуда бы
ни бежали в Хазарию евреи, участь окружающих народов все едино была
предрешена. Ибо с момента, когда захватили они в ней "власть и господство,
Хазария
-- злой гений древней Руси"45.
Сама по себе Хазария слова доброго не стоила, будучи "типичной
этнической химерой"46. Но это не помешало ей, однако, "не только обложить
Киев данью, но и заставить славяно-руссов совершать походы на Византию,
исконного врага иудео-хазар"47. На ту самую, заметьте, Византию, "которой
суждено было дать нашей Родине свет Христианства"48.
Выходит, иго древняя Русь все же пережила. Но только не тата- i
ромонгольское, как мы по невежеству считали, а иудейское. "Цен- i ности Руси
и жизни ее богатырей высасывал военно-торговый спрут Хазария, а
потенциальные друзья византийцы... были превращены во врагов"49. Но и это
еще не все! "Славянские земли в 1Х-Х веках стали для евреев источником
рабов, подобно Африке XVII-XIX веков"50. Вот что такое блуждающий этнос!
Естественно, сокрушение "агрессивного иудаизма"51 стало для Руси делом жизни
и смерти. "Чтобы выжить, славяно-руссам нужно было менять не только
правителей, но и противников"52 и, на наше счастье, "наши предки нашли для
этого силы и мудрость"53. Святослав, князь Киевский, устроил тогдашним
иудеям такой погром, что "вряд ли кто из побежденных остался в живых"54.
Но этот славный погром, вызвавший, "распад иудео-хазарской химеры",
покончил не со всем "блуждающим этносом", а только с восточными евреями,
сбежавшими в Хазарию то ли из Халифата, то ли из Византии. "Помимо них
остались евреи, не потерявшие воли к борьбе и победе и нашедшие приют в
Западной Европе"55. 213
Плач по Святославу
Эту статью Гумилева, "Князь Святослав Игоревич", "Наш современник"
опубликовал в канун путча, в июльском номере. А 20 августа 1991 г., в разгар
путча, москвичка Е. Санькина написала в редакцию письмо: "Я плачу и плачу
потому, что слушаю радио "Эхо Москвы" и одновременно читаю статью Льва
Николаевича Гумилева... комментировать дальше нечего. Князя Святослава нет,
а потомки недобитых им врагов России призывают на баррикады защищать
Ельцина"56.
Глава десятая
Может ли "патриот" стать антифашистом? Сергей
Кургинян против Александра Дугина
Эти лица уже знакомы читателю. Он знает, что главный редактор
московского журнала "Элементы" Александр Гелиевич Дугин -- фашист. И знает,
что в начале 1993-го другой, не менее серьезный "патриотический" идеолог
Сергей Ервандович Кургинян неожиданно и беспощадно его разоблачил. Но мы еще
не обсудили, что следует из самого факта антифашистского мятежа в
"патриотическом" семействе. Не опровергает ли он, в частности, одну из
главных мыслей этой книги, "тезис Янова", как еще в 70-е ее окрестили
оппоненты -- что все течения имперского национализма в России раньше или
позже неминуемо вырождаются в фашизм?
Если "патриот" Кургинян действительно оказался антифашистом, "тезис
Янова" нужно срочно пересмотреть.
Дискуссия о природе русского национализма длится уже четверть века. Мои
оппоненты с самого начала не отрицали, что в России есть "плохие"
националисты -- язычники и фашисты. Но есть, утверждали Антитезис
они, и "хорошие" -- православные антикоммунисты. Последних они горячо
рекомендовали Западу как потенциальных союзников в борьбе против тогдашнего
коммунистического режима. А заодно и против "плохих" националистов.
Заглядывая вперед, мои оппоненты не видели там никакой борьбы
либералов-западников с вырождающимся в фашизм имперским национализмом.
Бороться предстояло "хорошим" (авторитарным) националистам с "плохими"
(тоталитарными). К этому, собственно, и сводился антитезис "тезису Янова"1.
Согласно ему, Западу следовало опереться на тех русских националистов, с
которыми можно договориться о приемлемых условиях сосуществования на одной
планете. О демократах речь вообще не заходила -- какие могли у них быть
перспективы в стране, заведомо лишенной демократического будущего! Что же
касается вырождения имперского национализма, то антитезис на то и был
антитезисом, чтобы его отвергать.
215
С окончанием холодной войны многое, естественно, изменилось. Имперский
национализм в посткоммунистической России повел себя в прискорбнейшем
несоответствии с ожиданиями своих западных покровителей. Сами критерии,
предложенные ими для отделения овец от козлищ, не работали. Православные
антикоммунисты, как Дугин или Баркашов, которым положено было вести себя
прилично, оказались откровенными фашистами. А сочувствующий коммунистам
язычник Кургинян поднял против них антифашистский мятеж, то есть оказывался
вроде бы "хорошим" националистом.
То, что моих оппонентов подвели их критерии -- это, в конце концов,
факт из их биографии. Нуошиблисьлюди, с кем не бывает? Для политических
событий такого масштаба все это частности. Но есть ли в принципе такие
устойчивые признаки, которые делают одних националистов "хорошими", а других
"плохими"? Существует ли такой "хороший" национализм, который на деле может
спасти Россию? Покуда в Кремле сидит Ельцин, эта проблема может казаться
академической. Но ведь мы говорим о пост-ельцинской России. На кого намерены
мы опираться в ней -- на плохих западников или на "хороших" националистов,
другими словами, на прото-демократический режим или на антидемократическую
оппозицию? Согласитесь, что это и впрямь ключевой вопрос для всей политики
Запада в отношении России. Именно его и поставил перед нами антифашистский
мятеж в "патриотическом" сообществе в начале 1993 г.
Отдадим должное доблести Кургиняна. Для того, что он сделал,
требовалось немалое политическое мужество. В ситуации, когда все другие
"патриотические" генералы либо помалкивали, либо прямо отрицали разъедающую
движение раковую опухоль, клеймя само упоминание о
Непростая задача
"патриотическом" фашизме как "гнусную доктрину" и "мерзкий
идеологический удар демократов"2, Кургинян публично ее обнажил. Атакуя
Дугина, он показал, что "патриотический" фашизм вовсе не случайное
отклонение нескольких тысяч заблудших молодых людей, одураченных "Памятью"
или Баркашовым, но серьезная и мощная идеология, сознательно внедряемая в
"патриотическое" движение его собственными идеологами. Сделать это было
непросто. Дугин и его единомышленники маскируются ловко и умело. Они
называют себя приверженцами "консервативной революции". Где фашизм, если они
воюют против "мондиализма" и "планетарного рынка", против "нового мирового
порядка" и "конца истории", а пуще всего против того, что на их языке
именуется "Системой"? Это уж вообще какая-то абстракция: "Система -- это
мир, из которого изгнаны стихии, элементы, из которого удалена История,
Воля, Творческое спонтанное усилие человека и нации, в котором изжит вкус
Преодоления, Чести и Ответственности, в котором нет больше места для
Великого... Мы можем по праву сказать о себе, что мы противники Системы"3...
216
На первый взгляд может показаться, что перед нами достаточно безобидный
реликт европейских 1960-х, запоздалый антиистеблишментарный треп,
высокопарность которого прямо пропорциональна его пустоте.
Сам Дугин прямо отводит все подозрения, заявляя: "Из трех
основополагающих идеологических семейств -- коммунизма, фашизма и демократии
-- мы не можем выбрать ни одного"4. Правда, он и не скрывает, что к фашизму
относится без естественного отвращения: "Фашизм интересует нас с духовной,
идеалистической стороны... нам симпатичны идеи героизма, самопожертвования,
почти орденского, рыцарского типа, которые неразделимы с фашистским
стилем"5. И даже гиммлеровскую СС, которую нормальные люди отождествляют
скорее с шайкой палачей, нежели с рыцарским орденом, Дугин характеризует с
несомненным знаком плюс: "В этой организации при Гитлере царили наибольшая
интеллектуальная свобода и плюрализм"6. Но правда и то, что он тут же
отмежевывается от кровавых художеств эсэсовских "плюралистов":
"Тоталитарные, репрессивные и шовинистические аспекты, свойственные в той
или иной степени историческим итальянскому фашизму и германскому
национал-социализму, для нас совершенно неприемлемы"7.
Короче говоря, парень темнит. Понимая, каким постыдным кровавым пятном
может лечь память о первой попытке глобальной "консервативной революции"
1922-1945 гг. на его репутацию как проповедника, он одновременно старается и
подменить главную функцию СС -- убийство -- рассуждениями об
"интеллектуальном оазисе в рамках национал-социалистического режима"8, и
откреститься от других, как он выражается, "более массовых проявлений этого
режима"9, которые уж никакими эвфемизмами не отмоешь. Это вам не простак
Баркашов, бесшабашно славящий Гитлера. Это опытный и хитрый манипулятор,
внедряющий нацистские идеи в "патриотическое" сознание осторожными штрихами,
окольными путями, искусно обманывая при этом не только рядовых "патриотов",
среди которых, как понимает читатель, не много политических гроссмейстеров,
но и таких генералов от "патриотизма", как Проханов.
Даже проповедь откровенно расистской символики "крови и почвы" Дугин
так разбавляет туманной антиамериканской риторикой, что раствор начинает
казаться простым и прозрачным. Вот проверьте: "Американо-японский идеолог
Нового Мирового Порядка Френсис Фукуяма, ярчайший апологет Системы, писал,
что с победой либерализма во всем мире История подходит к концу. Нет. Это
мондиализм подходит к своему концу. Великий евразийский континент, напротив,
пробуждается от сна. Расы Евразии... возвращаются к своим корням, к своим
внутренним энергиям, к своим ЭЛЕМЕНТАМ, чтобы свободно создавать свое
собственное будущее, основанное на нашей почве и замешанное на нашей
крови"10.
Нужно очень тщательно процедить эту идеологическую микстуру, чтобы
извлечь коварно замешанные в нее капли яда: расы-почвакровь. Чтоб понять,
как под видом благочестивой, с "патриотической" точки зрения,
антиамериканской пропаганды доверчивую публику отравляют нацизмом.
Повторяю -- это не простая задача. Но Кургинян с ней справился. 217
Мятеж
Полностью его громовая статья "Капкан для России или Игра в две руки" в
ведущем "патриотическом" журнале заняла почти 20 журнальных страниц мелким
шрифтом. Вот ее основные пункты.
"Россия -- выразитель континента [по Дугину]. Третий Рейх -- тоже
выразитель континента. Империя Чингиз-хана тоже выразитель континента. И
прежде всего -- континент. Что это означает? А то, что в определенных
условиях для Дугина лучше континент без России, чем Россия без континента. В
очередной раз Россию приносят в жертву интернационалу, теперь уже не
красному, а черному... Я обращаю ваше внимание на фигуру эсэсовца, держащего
в руках земной шар на странице 17 первого номера "Элементов". Я интересуюсь,
кстати, читал ли Проханов другие, недугинские журналы с тем же названием
"Элементы", издаваемые в других странах, на других языках. А ведь Дугин
прямо рекламирует на первой странице те "братские" издания, давая фотографию
с веером их обложек. Смею заверить, что те издания не скрывают своей
неофашистской ориентации и не оставляют сомнений, что по отношению к ним
"Элементы" Дугина просто дочерняя фирма...
Речь идет о целом международном журнально-пропагандистском синдикате,
щупальца которого успешно достигли патриотической Москвы, дав нам вместе с
дугинскими "Элементами" также и Типерборею", главный редактор которой по
случайному факту рождения сын полковника СС, черного мистика, руководителя
изуверски-экспериментального центра "Аненербе" Зиверса, казненного по
приговору Нюрнбергского трибунала...
Ну что бы такое яркое процитировать ? Пожалуй, стихи некоего Касаткина.
Наш черный орден сохранен И разрушенью не подвластен.
Он ночь за ночью, день за днем Шлифует зубы волчьей пасти.
Дальше можно бесконечно цитировать: "Мы отстояли наш Берлин от полчищ
интернационала", "Мистический Берлин -- суть алхимической тинктуры" и т. д.
Осуществляя заимствование, что именно заимствует Дугин? Самую сердцевину
именно германского национализма, его оккультно-мистическое ядро, наследство
тевтонских рыцарей... антирусское дело...
Таким образом, речь идет об очередной антирусской идеологической
агрессии Запада, особенно опасной тем, что она облекает себя в
патриотические ризы, маски, и эти маски срывать надо немедленно, пока не
поздно"11.
Перебежчик Сергей Ервандович -- невысокий, подвижный и
темпераментный человек средних лет с живым интеллигентным лицом и
печальными армянскими глазами за стеклами очков, гостеприимный, говорливый и
щедрый. К себе он относится очень серьезно, без тени юмора. Он обожает
объяснять, и сложись его жизнь иначе, стал бы, наверное, замечательным
профессором и любимцем студентов.
218
Кургинян -- человек сюрпризов. Выросший в интеллигентной либеральной
семье в сердце Москвы на дискуссиях о Томасе Манне, которым профессионально
занималась его русская мать, он, казалось бы, принадлежал к западнической
среде по рождению. И тем не менее сделался одним из крупнейших идеологов
русского национализма.
Он закончил геолого-разведочный институт, но диссертацию защитил по
математике, а работает, если это слово тут подходит, режиссером собственного
театра, который он мало того, что содержит на свои средства, но и
жилплощадью обеспечил: выстроил для него прекрасное трехэтажное здание в
центре города. Под эгидой его Экспериментального центра, на самом деле
большой корпорации, работает около 2000 человек, главным образом
компьютерщиков, физиков, биологов и строителей. Сердце корпорации, однако,
составляют политические аналитики, на которых он опирался, давая советы
бывшему премьеру СССР Павлову и бывшему коммунистическому боссу Москвы
Прокофьеву. Читатель может себе представить, насколько непрост характер
человека, которого к его 45 годам судьба провела через карьеры геолога,
математика, театрального режиссера, советника партийных вождей,
преуспевающего бизнесмена и, наконец, политического пророка -- причем совсем
не на том фланге, на котором ему вроде бы положено было стоять по рождению и
воспитанию.
Я бы сказал, что Кургинян -- перебежчик по природе. Он также автор
многословных политических сценариев, опытный оратор, способный произносить
многочасовые темпераментные речи, популярный злодей либеральной прессы ("наш
советский Григорий Распутин", "таинственный советник кремлевских вождей",
"птицафеникс провокации") и мистический кумир прессы оппозиционной
("провидец перестройки", "пророк из рода Кассандры"), организатор и босс,
заявляющий, что его главная цель -- "создание альтернативной национальной
элиты"12.
Удивительно ли, что для подавляющего большинства в Москве Кургинян --
несмотря на все его публичные выступления, длиннейшие статьи в
"патриотической" печати и три тома докладов и интервью, изданных в 1992
г.,-- по-прежнему загадка? Бывшие друзья, либералы, естественно, не простили
ему, что в тяжкий для них час он оказался на стороне их врагов. Для них он
навсегда останется предателем. А "патриоты", его новые союзники, всегда
будут относиться к нему настороженно. Одни подозревают его в привязанности к
коммунистам, другие, напротив, к"жидо-масонам". И вообще интеллигент, да еще
в очках. Чужак. Разумеется, и то, и другое заставляет его перебарщивать в
доказательствах своей лояльности "патриотическому" делу, хватать через край,
снова и снова демонстрируя искренность своей ненависти к либералам и к
Западу. Впрочем, все это в порядке вещей. Такова судьба перебежчика.
219
Трещина в броне Может быть, поэтому с первого же нашего спора -- а их
было много и все они были откровенными и яростными -- не оставляло меня
ощущение, что если кто-нибудь в "патриотическом" сообществе способен в
принципе на антифашистский мятеж, то это именно Кургинян. Если его репутация
"таинственного советника вождей" была неотразимой для его подчиненных, если
скандально знаменитый правый телерепортер Александр Невзоров вполне серьезно
уверял публику, что "Кургинян руководит политикой не только СССР, но и
многих правительств мира"13, то сам Сергей Ервандович чувствует себя совсем
не так комфортабельно. В его "патриотической" броне есть глубокая трещина.
Он-то про себя знает, что аналитик он посредственный (прогнозы его, как
правило, не сбываются), что литератором ему не быть, что он полностью лишен
харизмы как оратор, что политических амбиций у него на самом деле нет. И
хочет он по-настоящему чего-то совсем другого. Но чего?
Мы вернемся к этому вопросу через минуту. Пока что расскажу, чем
диктовался мой интерес к Сергею Ервандовичу. Нарастающая волна фашизма в
"патриотических" кругах меня ужасала. И я давно уже присматривался к
влиятельным фигурам внутри движения в надежде найти кого-нибудь, кто
способен был публично бросить ему вызов. Я знал, что либералов слушать в
этих кругах не станут. Тут нужен был авторитетный "патриотический" лидер,
который, с одной стороны, был бы в состоянии понять угрозу и у которого, с
другой, хватило бы мужества ей противостоять.
Если Кургинян действительно был таким лидером, то мне необыкновенно
важно было угадать, что на самом деле им движет. И в какой-то момент в пылу
А больше всех Гумилев оказался нужен реваншистской оппозиции. Мы уже
видели, как взаимно уничтожают друг друга марксизм и "русская идея". Ну, что
между ними общего? Ровно ничего. Кроме... Гумилева, гипотезу которого
сравнительно просто превратить в синтетическое "учение", родственное и
марксизму, и "русской идее".
Может ли Гумилев дать такую общую идеологическую душу сегодняшней,
расколотой, как сама Россия, оппозиции? Не знаю. Но то, что
его теории идеально для этого приспособлены, я постараюсь сейчас
показать.
"Красные" привыкли опираться на сложную, наукообразную и строго
детерминистскую систему взглядов, не оставляющую сомнений, что история на их
стороне и, сколько бы дров они ни наломали, будущее принадлежит им.
"Никаких контактов с
латинами" "Белые", напротив, всегда опирались
на традиционный волюнтаризм "русской идеи", на твердую веру, что ровно
ничего предопределенного в истории нет и при большом желании всегда ее можно
повернуть вспять. Зачем далеко ходить -- удалось же "красным" разрушить
великую царскую империю при помощи жидо-масонского заговора! Стало быть,
чтобы вернуть ей величие, нужно что? Правильно, подготовить столь же мощный
"патриотический" контразговор. Как с такими взаимоисключающими идеями
вступать в союз, однако?
Требуется, очевидно, нечто третье, примиряющее в себе и "красный"
детерминизм, и "белый" волюнтаризм. Что-то, с одной стороны, 210
ученое и систематическое, гарантирующее, что будущее просто не может не
быть за новой оппозицией, а сдругой -- зажигательное, мобилизующее и
способное поднять массы. Что-то, иначе говоря, не совсем социалистическое и
не совсем националистическое, не "красное" и не "белое", а
национал-социалистическое, если хотите -- "коричневое".
Но только не в вульгарной и скомпрометированной форме "монархического
фашизма" Дмитрия Васильева или "православного фашизма" Александра Баркашова,
вся идеология которых списана с нацистских учебников и сводится, по сути, к
площадному антисемитизму. В России, положившей миллионы своих сыновей в
борьбе с нацизмом, серьезные политики остерегаются пользоваться его
отбросами. Читатель, может быть, помнит: Проханов, Кургинян, Жириновский --
каждый по-своему решает эту проблему как важнейшую для собственного
политического имиджа.
Нет, новая "коричневая" идеология должна быть совершенно оригинальной
-- русской, а не германской. Она должна выступить и в роли "единственной
серьезной исторической школы в России", и в то же время "опьянить страну".
Если бы учения о "пассионарности" не существовало, то именно сейчас им
стоило бы его выдумать. Разумеется, для массового потребления, для
пропагандистских брошюр и газетных передовиц его можно освободить от
громоздкого "биосферного" аппарата. В конце концов, в каждом идеологическом
храме есть свои потаенные углы, доступные только священнослужителям, свои
сакральные тексты, непонятные массам верующих, и свои темные истины,
толкуемые жрецами. Разве не так оно было и в марксистской церкви? Много ли
"красных" проштудировало трехтомный "Капитал" со всеми головоломными
хитросплетениями его диалектики? Да и была ли в том нужда? Что достаточно
было усвоить рядовому "красному"? Что капиталисты эксплуатируют трудящихся,
присваивая себе прибавочную стоимость. И что единственным способом положить
конец этому безобразию является диктатура пролетариата. Всей остальной
"биосферой" учения успешно занимались жрецы.
Что достаточно будет усвоить рядовому "красно-белому"? Что история
работает против "загнивающего" Запада и на самый молодой в мире этнос,
сохранивший безнадежно утраченную Западом пассионарность. Что, попросту
говоря, "никаких контактов нам с латинами иметь не надо, так как они народ
лукавый, лицемерный, вероломный, и притом не друзья России, а враги"3б. Или
на ученом языке (для интеллигентов): "как бы ни называть эти связи:
культурными, экономическими, военными, они нарушают течение этногенеза...
порождают химеры и зачинают антисистемы. Идеологические воздействия иного
этноса на неподготовленных неофитов действуют подобно вирусам, инфекциям,
наркотикам, массовому алкоголизму... губят целые этносы, не подготовленные к
сопротивлению чужим завлекательным идеям"37. Или того хуже: контакты с
чуждыми этносами ведут "к демогра211
фической аннигиляции... только этнические руины остаются в регионах
контакта"38.
И все это было бы освящено непререкаемым авторитетом большого ученого,
притом своего, отечественного, а не чужеземного, сына великой Анны
Ахматовой, мученика сталинских лагерей, "патриотического" святого.
Я не знаю, удастся ли жрецам "красно-белой" оппозиции превратить
уязвимую, как мы видели, гипотезу в "учение Гумилева", т.е. в мощный
идеологический инструмент управления массами. А почему, собственно, это
невозможно? Удалось же большевикам проделать аналогичную операцию с уязвимой
марксовой гипотезой, провозгласив при этом, что "учение Маркса всесильно,
потому что оно верно"? Но я знаю, что если это случится, у демократии в
России не останется ни малейшего шанса. Ее ведь первую изобразят как "чужую
завлекательную идею"...
Все ли есть в "учении Гумилева", чтобы оно могло стать надежным
фундаментом российской "коричневой" идеологии? Блуждающий
этнос Проведем краткую ревизию. Во-первых, оно синтезирует жесткий
детерминизм с вполне волюнтаристской пассионарностью, снимая, таким образом,
глубочайшее противоречие между идеологическими установками "красных" и
"белых" (в чем Жириновский, будучи человеком малообразованным, совершенно
очевидно не преуспел). Годится!
Во-вторых, оно подчеркивает именно то, что их объединяет -- ненависть к
Западу и приоритет нации (этноса) над личностью: "Этнос как система
неизмеримо грандиознее человека"39. Тоже подходит. В-третьих, наконец, оно
остерегает массы не только от каких бы то ни было контактов с Западом, но и
от "химерической" свободы: "Этнос может... при столкновении с другим этносом
образовать химеру и тем самым вступить в "полосу свободы", [при которой]
возникает поведенческий синдром, сопровождаемый потребностью уничтожать
природу и культуру"4". Ну, это уже вообще -- "в десятку". Все есть. И
все-таки чего-то пока не хватает для полной "коричневости". И нетрудно
вычислить -- чего именно. До сих пор ни одной уважающей себя "коричневой"
идеологии не удавалось обойтись без любезного "патриотическому" сердцу
брутального антисемитизма. Неужели же здесь у Гумилева прокол?
Но не спешите расстраиваться. Общепринятую в современном мире концепцию
единой иудеохристианской традиции Гумилев решительно отвергает -- в пользу
ее средневековой предшественницы, утверждавшей, что 212
"смысл Ветхого и смысл Нового заветов противоположны"41. В его
интерпретации носители Ветхого завета, изгнанные с родины и рассеявшиеся по
свету в поисках пристанища, -- это самое чудовищное из порождений биосферы,
"блуждающий этнос". Нет страшнее напасти для нормального этноса: незванные
пришельцы, "проникая в чуждую им этническую среду, начинают ее
деформировать. Не имея возможности вести полноценную жизнь в непривычном для
них ландшафте, пришельцы начинают относиться к нему потребительски. Проще
говоря -- жить за его счет. Устанавливая свою систему взаимоотношений, они
принудительно навязывают ее аборигенам и практически превращают их в
угнетаемое большинство"42.
Разумеется, евреям это не везде удается. Например, "власть и господство
над народом халифата были для них недоступны, так как пассионарность арабов
и персов была выше еврейской. Поэтому евреи стали искать новую страну... и
обрели ее в Хазарии"43, в низовьях Волги. Правда, есть у него и другая
версия, по которой "маленькому хазарскому этносу довелось испытать мощное
вторжение еврейских мигрантов, бежавших в Хазарию из Персии и Византии"44, а
вовсе не из арабского халифата. Но это, в конце концов, неважно. Откуда бы
ни бежали в Хазарию евреи, участь окружающих народов все едино была
предрешена. Ибо с момента, когда захватили они в ней "власть и господство,
Хазария
-- злой гений древней Руси"45.
Сама по себе Хазария слова доброго не стоила, будучи "типичной
этнической химерой"46. Но это не помешало ей, однако, "не только обложить
Киев данью, но и заставить славяно-руссов совершать походы на Византию,
исконного врага иудео-хазар"47. На ту самую, заметьте, Византию, "которой
суждено было дать нашей Родине свет Христианства"48.
Выходит, иго древняя Русь все же пережила. Но только не тата- i
ромонгольское, как мы по невежеству считали, а иудейское. "Цен- i ности Руси
и жизни ее богатырей высасывал военно-торговый спрут Хазария, а
потенциальные друзья византийцы... были превращены во врагов"49. Но и это
еще не все! "Славянские земли в 1Х-Х веках стали для евреев источником
рабов, подобно Африке XVII-XIX веков"50. Вот что такое блуждающий этнос!
Естественно, сокрушение "агрессивного иудаизма"51 стало для Руси делом жизни
и смерти. "Чтобы выжить, славяно-руссам нужно было менять не только
правителей, но и противников"52 и, на наше счастье, "наши предки нашли для
этого силы и мудрость"53. Святослав, князь Киевский, устроил тогдашним
иудеям такой погром, что "вряд ли кто из побежденных остался в живых"54.
Но этот славный погром, вызвавший, "распад иудео-хазарской химеры",
покончил не со всем "блуждающим этносом", а только с восточными евреями,
сбежавшими в Хазарию то ли из Халифата, то ли из Византии. "Помимо них
остались евреи, не потерявшие воли к борьбе и победе и нашедшие приют в
Западной Европе"55. 213
Плач по Святославу
Эту статью Гумилева, "Князь Святослав Игоревич", "Наш современник"
опубликовал в канун путча, в июльском номере. А 20 августа 1991 г., в разгар
путча, москвичка Е. Санькина написала в редакцию письмо: "Я плачу и плачу
потому, что слушаю радио "Эхо Москвы" и одновременно читаю статью Льва
Николаевича Гумилева... комментировать дальше нечего. Князя Святослава нет,
а потомки недобитых им врагов России призывают на баррикады защищать
Ельцина"56.
Глава десятая
Может ли "патриот" стать антифашистом? Сергей
Кургинян против Александра Дугина
Эти лица уже знакомы читателю. Он знает, что главный редактор
московского журнала "Элементы" Александр Гелиевич Дугин -- фашист. И знает,
что в начале 1993-го другой, не менее серьезный "патриотический" идеолог
Сергей Ервандович Кургинян неожиданно и беспощадно его разоблачил. Но мы еще
не обсудили, что следует из самого факта антифашистского мятежа в
"патриотическом" семействе. Не опровергает ли он, в частности, одну из
главных мыслей этой книги, "тезис Янова", как еще в 70-е ее окрестили
оппоненты -- что все течения имперского национализма в России раньше или
позже неминуемо вырождаются в фашизм?
Если "патриот" Кургинян действительно оказался антифашистом, "тезис
Янова" нужно срочно пересмотреть.
Дискуссия о природе русского национализма длится уже четверть века. Мои
оппоненты с самого начала не отрицали, что в России есть "плохие"
националисты -- язычники и фашисты. Но есть, утверждали Антитезис
они, и "хорошие" -- православные антикоммунисты. Последних они горячо
рекомендовали Западу как потенциальных союзников в борьбе против тогдашнего
коммунистического режима. А заодно и против "плохих" националистов.
Заглядывая вперед, мои оппоненты не видели там никакой борьбы
либералов-западников с вырождающимся в фашизм имперским национализмом.
Бороться предстояло "хорошим" (авторитарным) националистам с "плохими"
(тоталитарными). К этому, собственно, и сводился антитезис "тезису Янова"1.
Согласно ему, Западу следовало опереться на тех русских националистов, с
которыми можно договориться о приемлемых условиях сосуществования на одной
планете. О демократах речь вообще не заходила -- какие могли у них быть
перспективы в стране, заведомо лишенной демократического будущего! Что же
касается вырождения имперского национализма, то антитезис на то и был
антитезисом, чтобы его отвергать.
215
С окончанием холодной войны многое, естественно, изменилось. Имперский
национализм в посткоммунистической России повел себя в прискорбнейшем
несоответствии с ожиданиями своих западных покровителей. Сами критерии,
предложенные ими для отделения овец от козлищ, не работали. Православные
антикоммунисты, как Дугин или Баркашов, которым положено было вести себя
прилично, оказались откровенными фашистами. А сочувствующий коммунистам
язычник Кургинян поднял против них антифашистский мятеж, то есть оказывался
вроде бы "хорошим" националистом.
То, что моих оппонентов подвели их критерии -- это, в конце концов,
факт из их биографии. Нуошиблисьлюди, с кем не бывает? Для политических
событий такого масштаба все это частности. Но есть ли в принципе такие
устойчивые признаки, которые делают одних националистов "хорошими", а других
"плохими"? Существует ли такой "хороший" национализм, который на деле может
спасти Россию? Покуда в Кремле сидит Ельцин, эта проблема может казаться
академической. Но ведь мы говорим о пост-ельцинской России. На кого намерены
мы опираться в ней -- на плохих западников или на "хороших" националистов,
другими словами, на прото-демократический режим или на антидемократическую
оппозицию? Согласитесь, что это и впрямь ключевой вопрос для всей политики
Запада в отношении России. Именно его и поставил перед нами антифашистский
мятеж в "патриотическом" сообществе в начале 1993 г.
Отдадим должное доблести Кургиняна. Для того, что он сделал,
требовалось немалое политическое мужество. В ситуации, когда все другие
"патриотические" генералы либо помалкивали, либо прямо отрицали разъедающую
движение раковую опухоль, клеймя само упоминание о
Непростая задача
"патриотическом" фашизме как "гнусную доктрину" и "мерзкий
идеологический удар демократов"2, Кургинян публично ее обнажил. Атакуя
Дугина, он показал, что "патриотический" фашизм вовсе не случайное
отклонение нескольких тысяч заблудших молодых людей, одураченных "Памятью"
или Баркашовым, но серьезная и мощная идеология, сознательно внедряемая в
"патриотическое" движение его собственными идеологами. Сделать это было
непросто. Дугин и его единомышленники маскируются ловко и умело. Они
называют себя приверженцами "консервативной революции". Где фашизм, если они
воюют против "мондиализма" и "планетарного рынка", против "нового мирового
порядка" и "конца истории", а пуще всего против того, что на их языке
именуется "Системой"? Это уж вообще какая-то абстракция: "Система -- это
мир, из которого изгнаны стихии, элементы, из которого удалена История,
Воля, Творческое спонтанное усилие человека и нации, в котором изжит вкус
Преодоления, Чести и Ответственности, в котором нет больше места для
Великого... Мы можем по праву сказать о себе, что мы противники Системы"3...
216
На первый взгляд может показаться, что перед нами достаточно безобидный
реликт европейских 1960-х, запоздалый антиистеблишментарный треп,
высокопарность которого прямо пропорциональна его пустоте.
Сам Дугин прямо отводит все подозрения, заявляя: "Из трех
основополагающих идеологических семейств -- коммунизма, фашизма и демократии
-- мы не можем выбрать ни одного"4. Правда, он и не скрывает, что к фашизму
относится без естественного отвращения: "Фашизм интересует нас с духовной,
идеалистической стороны... нам симпатичны идеи героизма, самопожертвования,
почти орденского, рыцарского типа, которые неразделимы с фашистским
стилем"5. И даже гиммлеровскую СС, которую нормальные люди отождествляют
скорее с шайкой палачей, нежели с рыцарским орденом, Дугин характеризует с
несомненным знаком плюс: "В этой организации при Гитлере царили наибольшая
интеллектуальная свобода и плюрализм"6. Но правда и то, что он тут же
отмежевывается от кровавых художеств эсэсовских "плюралистов":
"Тоталитарные, репрессивные и шовинистические аспекты, свойственные в той
или иной степени историческим итальянскому фашизму и германскому
национал-социализму, для нас совершенно неприемлемы"7.
Короче говоря, парень темнит. Понимая, каким постыдным кровавым пятном
может лечь память о первой попытке глобальной "консервативной революции"
1922-1945 гг. на его репутацию как проповедника, он одновременно старается и
подменить главную функцию СС -- убийство -- рассуждениями об
"интеллектуальном оазисе в рамках национал-социалистического режима"8, и
откреститься от других, как он выражается, "более массовых проявлений этого
режима"9, которые уж никакими эвфемизмами не отмоешь. Это вам не простак
Баркашов, бесшабашно славящий Гитлера. Это опытный и хитрый манипулятор,
внедряющий нацистские идеи в "патриотическое" сознание осторожными штрихами,
окольными путями, искусно обманывая при этом не только рядовых "патриотов",
среди которых, как понимает читатель, не много политических гроссмейстеров,
но и таких генералов от "патриотизма", как Проханов.
Даже проповедь откровенно расистской символики "крови и почвы" Дугин
так разбавляет туманной антиамериканской риторикой, что раствор начинает
казаться простым и прозрачным. Вот проверьте: "Американо-японский идеолог
Нового Мирового Порядка Френсис Фукуяма, ярчайший апологет Системы, писал,
что с победой либерализма во всем мире История подходит к концу. Нет. Это
мондиализм подходит к своему концу. Великий евразийский континент, напротив,
пробуждается от сна. Расы Евразии... возвращаются к своим корням, к своим
внутренним энергиям, к своим ЭЛЕМЕНТАМ, чтобы свободно создавать свое
собственное будущее, основанное на нашей почве и замешанное на нашей
крови"10.
Нужно очень тщательно процедить эту идеологическую микстуру, чтобы
извлечь коварно замешанные в нее капли яда: расы-почвакровь. Чтоб понять,
как под видом благочестивой, с "патриотической" точки зрения,
антиамериканской пропаганды доверчивую публику отравляют нацизмом.
Повторяю -- это не простая задача. Но Кургинян с ней справился. 217
Мятеж
Полностью его громовая статья "Капкан для России или Игра в две руки" в
ведущем "патриотическом" журнале заняла почти 20 журнальных страниц мелким
шрифтом. Вот ее основные пункты.
"Россия -- выразитель континента [по Дугину]. Третий Рейх -- тоже
выразитель континента. Империя Чингиз-хана тоже выразитель континента. И
прежде всего -- континент. Что это означает? А то, что в определенных
условиях для Дугина лучше континент без России, чем Россия без континента. В
очередной раз Россию приносят в жертву интернационалу, теперь уже не
красному, а черному... Я обращаю ваше внимание на фигуру эсэсовца, держащего
в руках земной шар на странице 17 первого номера "Элементов". Я интересуюсь,
кстати, читал ли Проханов другие, недугинские журналы с тем же названием
"Элементы", издаваемые в других странах, на других языках. А ведь Дугин
прямо рекламирует на первой странице те "братские" издания, давая фотографию
с веером их обложек. Смею заверить, что те издания не скрывают своей
неофашистской ориентации и не оставляют сомнений, что по отношению к ним
"Элементы" Дугина просто дочерняя фирма...
Речь идет о целом международном журнально-пропагандистском синдикате,
щупальца которого успешно достигли патриотической Москвы, дав нам вместе с
дугинскими "Элементами" также и Типерборею", главный редактор которой по
случайному факту рождения сын полковника СС, черного мистика, руководителя
изуверски-экспериментального центра "Аненербе" Зиверса, казненного по
приговору Нюрнбергского трибунала...
Ну что бы такое яркое процитировать ? Пожалуй, стихи некоего Касаткина.
Наш черный орден сохранен И разрушенью не подвластен.
Он ночь за ночью, день за днем Шлифует зубы волчьей пасти.
Дальше можно бесконечно цитировать: "Мы отстояли наш Берлин от полчищ
интернационала", "Мистический Берлин -- суть алхимической тинктуры" и т. д.
Осуществляя заимствование, что именно заимствует Дугин? Самую сердцевину
именно германского национализма, его оккультно-мистическое ядро, наследство
тевтонских рыцарей... антирусское дело...
Таким образом, речь идет об очередной антирусской идеологической
агрессии Запада, особенно опасной тем, что она облекает себя в
патриотические ризы, маски, и эти маски срывать надо немедленно, пока не
поздно"11.
Перебежчик Сергей Ервандович -- невысокий, подвижный и
темпераментный человек средних лет с живым интеллигентным лицом и
печальными армянскими глазами за стеклами очков, гостеприимный, говорливый и
щедрый. К себе он относится очень серьезно, без тени юмора. Он обожает
объяснять, и сложись его жизнь иначе, стал бы, наверное, замечательным
профессором и любимцем студентов.
218
Кургинян -- человек сюрпризов. Выросший в интеллигентной либеральной
семье в сердце Москвы на дискуссиях о Томасе Манне, которым профессионально
занималась его русская мать, он, казалось бы, принадлежал к западнической
среде по рождению. И тем не менее сделался одним из крупнейших идеологов
русского национализма.
Он закончил геолого-разведочный институт, но диссертацию защитил по
математике, а работает, если это слово тут подходит, режиссером собственного
театра, который он мало того, что содержит на свои средства, но и
жилплощадью обеспечил: выстроил для него прекрасное трехэтажное здание в
центре города. Под эгидой его Экспериментального центра, на самом деле
большой корпорации, работает около 2000 человек, главным образом
компьютерщиков, физиков, биологов и строителей. Сердце корпорации, однако,
составляют политические аналитики, на которых он опирался, давая советы
бывшему премьеру СССР Павлову и бывшему коммунистическому боссу Москвы
Прокофьеву. Читатель может себе представить, насколько непрост характер
человека, которого к его 45 годам судьба провела через карьеры геолога,
математика, театрального режиссера, советника партийных вождей,
преуспевающего бизнесмена и, наконец, политического пророка -- причем совсем
не на том фланге, на котором ему вроде бы положено было стоять по рождению и
воспитанию.
Я бы сказал, что Кургинян -- перебежчик по природе. Он также автор
многословных политических сценариев, опытный оратор, способный произносить
многочасовые темпераментные речи, популярный злодей либеральной прессы ("наш
советский Григорий Распутин", "таинственный советник кремлевских вождей",
"птицафеникс провокации") и мистический кумир прессы оппозиционной
("провидец перестройки", "пророк из рода Кассандры"), организатор и босс,
заявляющий, что его главная цель -- "создание альтернативной национальной
элиты"12.
Удивительно ли, что для подавляющего большинства в Москве Кургинян --
несмотря на все его публичные выступления, длиннейшие статьи в
"патриотической" печати и три тома докладов и интервью, изданных в 1992
г.,-- по-прежнему загадка? Бывшие друзья, либералы, естественно, не простили
ему, что в тяжкий для них час он оказался на стороне их врагов. Для них он
навсегда останется предателем. А "патриоты", его новые союзники, всегда
будут относиться к нему настороженно. Одни подозревают его в привязанности к
коммунистам, другие, напротив, к"жидо-масонам". И вообще интеллигент, да еще
в очках. Чужак. Разумеется, и то, и другое заставляет его перебарщивать в
доказательствах своей лояльности "патриотическому" делу, хватать через край,
снова и снова демонстрируя искренность своей ненависти к либералам и к
Западу. Впрочем, все это в порядке вещей. Такова судьба перебежчика.
219
Трещина в броне Может быть, поэтому с первого же нашего спора -- а их
было много и все они были откровенными и яростными -- не оставляло меня
ощущение, что если кто-нибудь в "патриотическом" сообществе способен в
принципе на антифашистский мятеж, то это именно Кургинян. Если его репутация
"таинственного советника вождей" была неотразимой для его подчиненных, если
скандально знаменитый правый телерепортер Александр Невзоров вполне серьезно
уверял публику, что "Кургинян руководит политикой не только СССР, но и
многих правительств мира"13, то сам Сергей Ервандович чувствует себя совсем
не так комфортабельно. В его "патриотической" броне есть глубокая трещина.
Он-то про себя знает, что аналитик он посредственный (прогнозы его, как
правило, не сбываются), что литератором ему не быть, что он полностью лишен
харизмы как оратор, что политических амбиций у него на самом деле нет. И
хочет он по-настоящему чего-то совсем другого. Но чего?
Мы вернемся к этому вопросу через минуту. Пока что расскажу, чем
диктовался мой интерес к Сергею Ервандовичу. Нарастающая волна фашизма в
"патриотических" кругах меня ужасала. И я давно уже присматривался к
влиятельным фигурам внутри движения в надежде найти кого-нибудь, кто
способен был публично бросить ему вызов. Я знал, что либералов слушать в
этих кругах не станут. Тут нужен был авторитетный "патриотический" лидер,
который, с одной стороны, был бы в состоянии понять угрозу и у которого, с
другой, хватило бы мужества ей противостоять.
Если Кургинян действительно был таким лидером, то мне необыкновенно
важно было угадать, что на самом деле им движет. И в какой-то момент в пылу