Страница:
Читатель, я надеюсь, помнит, что в диалоге со мною Проханов,
демонстрируя свои козырные карты, одной из первых назвал проблему
294
беженцев. А вот что говорил о ней примерно тогда же один из самых
интересных московских политических аналитиков Михаил Малютин:
"В ряде регионов России число вынужденных переселенцев уже стало
значимым фактором (минимальная их оценка за 1992 год приближается к
миллиону). Потенциал настоящей гражданской войны... формируется именно в
этой среде"23. Год спустя число беженцев достигло 2,5 миллиона человек,
эксперты же прогнозировали трехкратный или даже четырехкратный прирост в
ближайшие годы. Миллионы неустроенных, страдающих, отчаянно борющихся за
выживание
-- и проигрывающих эту борьбу людей! Проханов и Малютин верно судили:
брошенные на произвол судьбы, эти люди и впрямь могут составить массовую
армию оппозиции -- если дать им скатиться на уровень люмпенов. Но они же
представляют и надежду России. Эти россияне закалены жизнью, в большинстве
случаев образованны, трудолюбивы и прилежны. Дайте им поприще для приложения
сил, возможность достойно жить -- вы получите настоящую армию возрождения
страны. Мой план и был построен на этой, как говорят шахматисты, "вилке":
одной акцией и отнять у реваншистов массовую политическую базу, и создать
плацдарм для демократического контрнаступления. Тем более, что без такого
контрнаступления, говорил я тогда японцам, не видать вам Курил, как своих
ушей. Во всяком случае в нынешнем поколении. Время работает против вас. Если
сегодня руки у президента связаны сопротивлением оппозиции, то завтра, когда
она возьмет под контроль международные дела, ваш вопрос вообще будет закрыт
(и именно так, читатель знает, несколько месяцев спустя все и произошло).
Но тогда японские политики выслушали мое предложение заинтересованно и
благожелательно. Конкретно заключалось оно в том, чтобы Токио переадресовал
2,5 миллиарда долларов, предназначенных для России, нашему Совету. Что
пользы, если они попадут московской бюрократии с ее дырявыми карманами,
пытался я им объяснить. Кроме того, передача денег российскому правительству
сделает эту помощь политически невидимой, а анонимность -- это как раз то,
чего вам во что бы то ни стало нужно избежать. Вам как раз нужна громкая
международная кампания. Вам нужно показать всему миру и, в первую очередь,
российской публике, что именно вы взяли на себя заботу о ее беженцах, о ее
демобилизованных солдатах, о ее бездомных и отчаявшихся. Обо всех тех, одним
словом, до кого не доходят руки у Запада.
Голубые город
А предложил я японцам вот что: выступите с инициативой строительства в
сердце страны двух или трех городов, соответствующих вашим современным
стандартам. Причем специально для беженцев и бездомных. И чтобы строили они
их сами.
Такой проект не только нанесет сокрушительный удар "непримиримой"
оппозиции, развязав тем самым руки президенту для реше
295
ния курильской проблемы. Он изменит политический климат в России и
развяжет несколько узлов, которые сейчас выглядят мертвыми. Камня на камне
не останется от действующих неотразимо обвинений, что демократия покинула в
беде миллионы русских за пределами России. Вместе с убойным лозунгом
оппозиция потеряет и наиболее воинственных потенциальных приверженцев. Этим
людям некогда будет скандалить на площадях, они будут строить собственное
жилье. Растущие города переломят безнадежность и апатию, станут наглядным
символом того, что может принести России демократия, а одновременно --
предметным напоминанием о том, что может она потерять, если мир от нее
отвернется.
В стране начнется строительный бум. Хоть капитал и менеджмент придут
из-за границы, но технология, инженерные и архитектурные таланты, рабочие
руки и строительные материалы все равно будут отечественными.
А уж как будут деморализованы "непримиримые" -- и потерей козырного
туза из своей колоды, и стремительным переходом демократии в наступление --
это уже вообще само собой разумеется. Только в такой обстановке, при таких
радикальных изменениях политического климата в стране сможете вы говорить с
президентом о Курилах, убеждал я японцев.
А вот чего я им не говорил. Приняв такой проект, они могли бы, я
надеялся, стать своего рода локомотивом реформы всей западной политики в
отношении России. Они создали бы, по сути, новое -- символическое -- ее
измерение. Наглядно показали бы миру, что такое политика соучастия в
демократической трансформации имперской державы. И доказали бы, что такая
политика в принципе возможна. Создав в России остров надежды, символ
великого гражданского будущего, политика соучастия одновременно
продемонстрировала бы и самому российскому правительству, что к такому
будущему ведет не утверждение своей гегемонии в соседних республиках, а
внутренняя гражданская трасформация.
Верил я и в то, что "японский" проект создаст новое гигантское поле
приложения сил не только для российской молодежи (которая может клюнуть --
и, к сожалению, клюет-таки -- на фашистскую романтику "национальной
революции"), но и для интеллигенции, оказавшейся одной из главных жертв
переходного времени. Особенно, если бы новые города для беженцев, полностью
демилитаризованные и свободные от государственной собственности,
предназначены были стать, скажем, эталонами экологической чистоты и центрами
демографического возрождения страны.
А какой простор для предпринимательской деятельности открыли бы они в
задыхающейся от господства государственных монополий стране! Ничего общего с
кредитами МВФ, от которых трудящемуся россиянину не тепло и не холодно.
Ничего общего с невидимой "помощью", бесследно исчезающей в пучине
экономического хаоса. Каждый гражданин России сможет увидеть своими глазами,
сможет пощупать собственными руками, сможет почувствовать, что дает ему
политика соучастия.
296
Сколько осталось бы тогда избирателей у Жириновского? Ведь он лишь
обещает нации возрождение, а мы бы ее -- возрождали. На каждой из моих
встреч с японскими политиками неизменно присутствовали молодые помощники,
прилежно записывающие в свои блокнотики каждое мое слово. От некоторых из
них я слышал потом, что они совершенно со мною согласны.
К сожалению, ни их блокнотики, ни их поддержка ровно ничего в
официальной японской позиции не изменили. В результате произошло то, что
должно было произойти. Уже к осени 1993 г. оппозиция перешла в очередное
наступление, и вопрос о Курилах был снят с повестки дня. "Японский" проект
разделил участь щита реформы. Еще один раунд в психологической схватке был
проигран.
Правда, через несколько месяцев оказалось, что какое-то будущее у
проекта, возможно, есть.
На этот раз не я искал, а меня нашли в Москве люди, профессионально
занимающиеся проблемой беженцев. От них я узнал, что сами их подопечные
прочли в газетах о моем проекте и он их очень воодушевил. Не совсем
разобравшись, что к чему, они поняли так, что в далекой сытой Америке кто-то
думает об их судьбе, сочувствует их бедам -- и отчаянно пытается помочь.
Попал проект и в руки к московским представителям Международной
организации по миграции (MOM), которые, замечательно его трансформировав,
сделали своим рабочим документом. Вместо мегагородов предложили они создать
для мигрантов и демобилизованных солдат мега-регионы, в Тамбовской и
Новгородской областях, где сейчас проживает около двух миллионов человек, а
могло бы разместиться десять, -- при готовой инфраструктуре и сочувствующей
местной администрации. Кроме средств, поступающих из-за рубежа,
финансировать все работы должны были предприниматели из числа тех же
беженцев. Проект обещал быстрое развитие областей в целом -- а в России
очень важно, чтобы не появлялись привилегированные, возбуждающие зависть
группы.
Единомышленников у меня нашлось множество. Десятки профессионалов и
энтузиастов -- архитекторы, градостроители, проектировщики, менеджеры -- с
увлечением подхватили идею. Одно только плохо: и по сию пору это всего лишь
проект.
Опыт-сын ошибок Прерву на этом свою одиссею, хоть она еще и не
закончена. Но характер ее уже обрисовался ясно. Неудача за неудачей,
опоздание за опозданием, провал за провалом. Ничего не удалось сделать,
ничему не удалось помешать.
Но почему? Какую истину должен я извлечь из всех этих горьких
разочарований?
Идея была пустая, неосуществимая? Но ведь это не так. Она не раз
проходила самую строгую экспертизу. Допустим, мнение, как их называют,
простых людей, мешками славших мне горячие восторженные письма, не в счет: у
них золотые сердца, но они некомпетентны. Но неужели такие асы современной
политики, как Маргарет Тэт297
чер или Валери Жискар д'Эстен, согласились бы включиться в какое-то
нелепое предприятие? Рискнули своей репутацией непревзойденных стратегов и
тактиков, заранее зная, что ничего у них не выйдет?
Или во мне самом причина? Я взялся не за свое дело, оказался чересчур
наивен, непрактичен... Что ж, если у читателя возникнет такое мнение, мне
нечего будет возразить. Но я ведь был не один, я не испытывал ни малейшего
недостатка в самых трезвых и проницательных единомышленниках. И если бы
проблема была в незнании механизмов высшего государственного управления, то
и таких людей, делом не раз доказавших, что эта премудрость им известна,
рядом со мной было немало.
Нет, объяснений надо искать в другом. В особенностях времени, например.
Артур Шлезингер в своих "Циклах американской истории" говорит, что
режимам реформ, открытым для новых идей, периодически приходят на смену
режимы интеллектуальной стагнации. Очевидно, это справедливо и для Америки,
и для России. Моя собственная теория политических циклов в российской
истории это полностью подтверждает24. Как выбирает страна свои политические
приоритеты? Кто определяет наше будущее?
Ведь это подумать только: одна шестая часть планеты резко меняет
устоявшийся за столетия облик. Событие не менее экстраординарное, чем если
бы, к примеру, Атлантида вдруг поднялась на поверхность, дав новое и
неожиданное направление всему -- от океанских течений до мировой торговли.
Какой всплеск мысли должно было бы такое событие возбудить! Как
стимулировать политическое воображение! Десятки и сотни версий, идей,
интерпретаций, вплоть до самых еретических, должны были бы возникнуть в
связи с этим новым соседством, выливаясь в дискуссии -- ну уж, по крайней
мере, не менее интенсивные, чем на конституционном конвенте в Филадельфии
двести с небольшим лет тому назад. И разве не должен был найтись кто-то, кто
выслушал бы всех
-- историков и экономистов, психологов и конфликтологов вместе с теми,
кто мог бы рассказать о послевоенной демократической трансформации Германии
и Японии на основании собственного опыта, в подробностях, памятных только
этим людям?
Так нет же! Судьбоносные решения были приняты несколькими бюрократами
-- келейно, без всякой дискуссии, даже без попытки объяснить обществу,
почему именно эти решения ему следует считать наилучшими.
Не я первый стою в недоумении перед этим неразрешимым парадоксом,
обнажающим самое уязвимое место в природе современной политики.
"Те, кто наверху, мыслят узкими категориями, их карьеры, их позиции и
власть коренятся в устоявшихся истинах. Просто не существует окна, сквозь
которое новые идеи или новая информация могли бы проникнуть в их сознание,
бросив вызов этим общепризнанным истинам. Любой, кто попробует это сделать
-- т. е. спросить "а что если?" -- рискует оказаться изгоем или городским
сумасшедшим
298
или, еще хуже, придворным шутом"25. Что-то в самом саркастическом тоне
Ергина и Густафсона подсказывает нам, что с этой опасностью -- стать изгоем
или шутом -- они тоже знакомы не понаслышке. Отсюда и вывод, какой они для
себя сделали, -- не выходить за рамки своего амплуа. Информировать, а не
предлагать. Наблюдать, а не кидаться в драку. Пусть все идет, как идет --
будущее само выберет, по какому из множества сценариев ему развиваться. Все
равно те, кто наверху, будут руководствоваться прежде всего интересами своей
личной карьеры.
А для собственного душевного спокойствия всегда можно найти
какой-нибудь глубокомысленный афоризм -- вроде того, что "безнаказанно
играть с немыслимым можно только внутри многосценарного процесса"26.
Это в высшей степени удобная позиция, гарантирующая душевный комфорт.
Но, очевидно, мой характер, темперамент, да и особенности судьбы ей не
соответствуют. Я предпочел из своих поражений извлечь конструктивные уроки.
Хотя и не принесли мои усилия ощутимых практических результатов, они
доказали, что реальная альтернатива нынешней политике существует. "Поддержка
реформы" -- хорошо как девиз, но не годится для определения цели -- слишком
общо и слишком абстрактно. Цель должна быть представлена в виде комплекса
достаточно простых и очень конкретных практических задач, на которых можно
сфокусировать наличные политические и материальные ресурсы Запада. А
недостатка в таких задачах не будет. Впереди длительная полоса
психологической войны, кризисы неизбежны. Второй урок сформулировал
Александр Яковлев, политик в высшей степени практический, в ходе нашей
дискуссии в журнале "Столица"; дело давнее, но его слова полностью
подтвердились. "Покуда два реформистских президента не встанут твердо за
этим предприятием, ничего из него не выйдет"27.
Я уже говорил, что обращаться за помощью к администрации Буша казалось
мне заведомо бесполезным. С приходом в Вашингтон новой, реформистской
администрации надежда пробудилась. Но вот уже и новые президентские выборы
замаячили на горизонте... Как в воду глядел архитектор перестройки!
Не столько уроком, сколько подтверждением изначальных моих
предположений и предчувствий стал третий вывод: без нетривиальных идей,
бросающих вызов "общепризнанным истинам", не будет политики соучастия,
какими бы высокими авторитетами она ни держалась. Ведь с точки зрения этих
устоявшихся истин, не было каких-то грубых ошибок в политике Запада. Все
как-будто делалось правильно. А в итоге -- все ресурсы, мобилизованные для
"поддержки реформы" в России, оказались не только выброшенными на ветер, но
и работали против нас. Была лишь иллюзия движения. В действительности с
каждым новым кризисом вперед продвигалась оппозиция, а мы отступали. Мы
бродили по минному полю, в полной уверенности, что идем по безопасной
дороге.
Но и нетривиальные идеи -- еще один урок -- мало чего стоят, покуда они
остаются неизвестными западной интеллигенции. Более то
299
го: они обречены. Ведь оспаривая веймарскую политику Запада, как бы
бесплодна она ни была, рискуешь нечаянно оказаться в одной компании с
неперестроившимися русофобами, оспаривающими саму симпатию к России, на
которой строится эта политика.
Именно поэтому рассказываю я здесь свою историю так откровенно, ни на
минуту не задумываясь о том, какое впечатление могут произвести на читателя
мои провалы. И именно поэтому адресую я свою книгу высочайшему из известных
мне жюри, российской и западной интеллигенции, той самой, которая шестьдесят
лет назад так великодушно бросилась спасать гибнущую испанскую демократию и
опять, уже в наши дни, так самоотверженно откликнулась на несправедливость
апартеида и боснийской бойни. Слава Богу, до гражданской бойни в Москве дело
покуда не дошло. И поэтому результат, на который я надеюсь, заключается лишь
в серьезном интеллектуальном усилии, способном, быть может, предотвратить в
России новую Испанию 1930-х или новую Югославию 1990-х. Для того ведь и
существует в нашем мире интеллигенция, верно?
Новый курс или Новый порядок
Сведем напоследок к нескольким сжатым формулам все, что открыл нам в
нынешней ситуации метод исторической аналогии. Истории известны два пути,
позволяющие имперской сверхдержаве выйти из Великой Депрессии. Новый курс
Рузвельта, сохранивший демократию. И Новый порядок Гитлера, демократию
ликвидировавший вопреки долгим и безуспешным попыткам ее сохранить.
Новый курс реален для страны, обладающей достаточными внутренними
ресурсами, интеллектуальными и политическими, и глубоко укорененной
демократической традицией. И то, и другое было у США, но отсутствовало в
Германии.
Россия в этом смысле намного ближе к Германии, чем к Америке. Однако,
это вовсе не означает, что путь Нового курса для нее закрыт и она обречена
пережить кошмары Нового порядка. Выход есть, и история тоже его знает. Все
ресурсы, необходимые для Нового курса, страна может получить и извне. Это
полностью подтверждено опытом успешного возрождения послевоенных Японии и
Германии. Оба главных препятствия, из-за которых Веймарская республика
оказалась нежизнеспособной, были преодолены благодаря детально разработанной
политике соучастия. Она позволила сконцентрировать международные ресурсы и
направить их на разрешение всех критических проблем демократической
трансформации.
Прямого ответа на вопрос, какой должна быть политика соучастия между
странами-партнерами, а не победителями и побежденными, история пока не дает.
Однако и наличного исторического опыта достаточно, чтобы в самых общих
контурах определить ее приоритеты. Удобнее всего сделать это в прямом
сопоставлении с нынешней политикой поддержки российских реформ, в наших
терминах -- веймарской.
300
Веймарская политика
Рассматривает Россию как
одну из стран распавшегося советского блока, пусть и
самую крупную.
Ориентирует на быстрейший
успех капитализма в России.
Измеряет успех экономиче
скими и финансовыми показателями.
Как главным инструментом оперирует политически невиди
мыми кредитами, направляя их правительству с его
"дырявыми карманами".
Ведет к однозначной иденти
фикации Запада с российской люмпен-буржуазией в
массовом сознании.
Постулирует
невмешательство в психологическую войну.
Фокусирует внимание на персональной поддержке Ельцина,
неизбежно сообщающей ей временный, переходный
характер.
Не имеет и не может иметь
ни интеллектуального, ни оперативного штаба, ни
перспективной стратегии, ни надежной обратной связи --
ничего, что вкладывается в понятие "политический курс".
Поэтому развивается импровизационно, постоянно
опаздывает, спотыкается, тонет в противоречиях и не
может четко следовать даже самой себе.
Политика соучастия
Видит в России ключ к глобальной стабильности.
Полагает главной стратегической целью
эффективную нейтрализацию реваншистской оппозиции.
Использует в качестве основного критерия настроения
в обществе -- уровень прозападных симпатий.
Тоже использует финансовый инструментарий,
но дело имеет напрямую с
ячейками демократической
самоорганизации; видит в них
не столько распорядителей
кредитов, сколько живой
прообраз гражданского
общества, силу, способную
противостоять реваншизму.
Безусловно поддерживая ре
форму, отождествляет Запад с
надеждой в глазах страдающих
от депрессии масс.
Обеспечивает активное
соучастие в психологической
войне с помощью
разветвленной инфра
структуры, включающей
постоянный диалог российской
и западной интеллигенции,
квалифицированную
социологическую службу,
создание российского лобби в
западных столицах.
Ставит в центр внимания
организацию демократического
контрнаступления, в ходе
которого только и смогут
сформироваться новые лидеры
российской демократии.
Создает интеллектуальный
штаб, ответственный за
выработку стратегии
сохранения российской
демократии, и сильную ис
полнительную организацию,
способную эту стратегию
воплотить. Этим двум штабам
мировое демократическое
сообщество доверяет
распоряжаться и всеми мате-,
риальными ресурсами, которые
оно сочтет нужным ассигновать
на предотвращение грозящей
ему катастрофы.
301
Зажечь свечу
Что еще остается сказать в заключение? Если все тривиальные идеи
испробованы и дали больше отрицательных, чем положительных результатов,
настало, наверное, время идей нетривиальных.
У меня не случайно возникла параллель с дискуссией о конституции,
определившей 200 лет назад судьбу Америки. Только в великом интеллектуальном
сражении смогли отцы американской демократии разглядеть во мгле
неизведанного все ловушки и ложные пути.
Нет и сегодня другого способа обеспечить будущее, предотвратить новую
глобальную конфронтацию на рубеже тысячелетий, кроме открытой и свободной
дискуссии о судьбе России и о Новом курсе Запада в отношении России. Я был
бы счастлив, если бы этой книге суждено оказалось ее открыть.
В конце концов, чем нынешнее поколение хуже того, что создавало в
Филадельфии первоосновы нового мира? Глупее мы их? Беднее? Меньше у нас
опыта? Или меньше печемся мы о своих детях, чем они пеклись о нас?
Не мною сказано, что лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.
Глава первая 1. Франсуа Миттеран
2. Гельмут Колль 3. Джордж Буш
4. Джон Меиджор 5. Билл Клинтон
6.Михаил Горбачев 7. Борис Ельцин
Глава вторая 1-2. "Наш современник" /далее НС/, 1993, No 3, No4, с.
159,74. 3. "Поле ответного действия". Клуб "Пост-перестройка", М., апр.
1993,с.34,10.
303
4. Цит. по: "Новое время", 1993, No13, с.42. 5. "Отвечает оппозиция".
М., Палея, 1992, с. 3. 6. "День", 24-30 мая 1992.
7-8. "New York Times" (далее NYT), Aug. 1,1993. 9-11. "День", 24-30 мая
1992.
12-14. Там же, 2-8 мая 1993. 15. "Поле...", с.6.
16. Интервью с Баркашовым 7 мая 1993. 17. "Поле...", с. 13.
18-19. Там же, с. 24. 20. "День", 2-8 мая 1993.
21. Там же, 1-9 янв. 1993. 22. НС, 1993, No2.
23. "День", 8-14 марта 1992. 24. "Поле...", с.3.
25. Стенограмма беседы автора с С. Кургиняном, 1992. 26. Стенограмма
беседы автора с В. Жириновским, 1992. 27. "День", 1-9 янв. 1993.
28. "Новое время", 1993, No 25, с. 13. 29. "День", 7-13 февр. 1993.
30-31. Там же, 17-30 янв. 1993. 32. Там же, 14-20 февр. 1993.
33. Там же, 4-10 апр. 1993. 34. См. В. Прибыловский. Путеводитель по
новым российским партиям и организациям. М., 1992.
35-36. Интервью с А. Баркашовым. 37. В. Гельбрас. Кто есть что.
Политическая Москва. М., 1993, с. 423.
38. Интервью с А. Баркашовым. 39. В. Гельбрас. Цит. соч., с. 424.
40. Интервью с А. Баркашовым. 41-43. "День", 1-9 янв. 1993. 44.
"Московские новости", 19 июня 1992.
45. Бюллетень ИТАР-ТАСС, 16 июня 1992. 46. "Правда", 16 июня 1993.
47. "День", 19-25 июля 1993. 48. "Московские новости", 19 июня 1992.
49. "День", 1-9 янв. 1993. 50. Там же, 18-24 апр. 1993.
51. Цит. по: "Новое русское слово" /далее НРС/, 25 авг. 1992. 52.
"Александр Стерлигов". Серия "Жизнь замечательных россиян". М., Палея, 1992.
53. "Коммерсантъ -- Daily", 5 нояб. 1992. 54.Там же, 6 нояб.1992.
55. В. Гельбрас. Цит. соч., с. 493. 56. "День", 1-9 янв. 1993.
304
Глава третья 1-2. "New York Times Magazine", June 27,1993, pp. 20, 22.
3-5. "The New Republic", Dec. 21,1992, pp.23,24, 25. 6. NYT,Jan. 10,
1993.
7. "New York Review of Books", 1993, Apr. 22, p. 18. 8. NYT, op. cit.
9. "New York Review of Books", op. cit., p. 19. 10-11. NYT, op. cit,
12. "New York Review of Books", op. cit., p. 18. 13. "The New
Republic", Feb. 22, p. 21.
14. Россия, например, первой среди великих держав Европы начала
церковную реформацию (в 1490-е) и первой же объявила себя конституционной
монархией (в 1610-м).
15-18. "The New Republic", op. cit., p. 24. 19. Ibid. p. 27.
20. Zbigniew Brzezinski. "Game Plan". Atlantic Monthly Press, 1986, p.
10-11.
21. Збигнев Бжезинский. "Большой провал". Либерти, Нью-Йорк,
1989,с.229.
22-33. "Game Plan", pp.4,41,195,12,41,15, 267 (Emphasis added), 143,
267,68, 79.
34-45. Zbigniew Brzezinski. "The Premature Partnership". Foreign
Affairs, March-April 1994, pp. 79,82, 68, 71, 69, 71, 72, 76, 77, 72. Глава
четвертая
1-2. Цит. по: НРС, 18 янв. 1995. 3. Там же, 17 янв. 1995.
4. Там же, 18 янв. 1995. 5. "Правда", 5 мая 1993.
6. "День", No22, 1993. 7. Аркадий Дубнов. "Станут ли антисемиты
вегетарианцами?" Цит. по: НРС, 18 июня 1993.
8-9. "Год после Августа: горечь и выбор". М., 1992, с. 164.
10. "Куранты", 5 мая 1992. 11. Цит.по: NYT,Aug. 5,1992.
12. Там же, 18 марта 1992. 13. "Год после Августа...", с. 64.
14. "Наша страна", 1991, No 9-10. 15-16. "День", 7-13 июня 1992.
17. Там же, No31/59/, 1992. 18. Аман Тулеев. "Долгое эхо путча". М.,
Палея, 1992, с. 3. 19. "День", No 31 /59/, 1992.
305
20. Цит. по: НРС, 4-5 февр. 1995. 21. "Россия", 27 мая -- 2 июня 1992.
22. "Столица", 1992, No 25, с.9. 23. "Год после Августа...", с. 3.
24. "Независимая газета", 1 дек. 1992. 25. "Год после Августа...", с.
7.
26. Цит. по: НРС, 17 февр. 1995. 27. "Год после Августа...", с. 155.
28. "Известия", 11 дек. 1994. 29. "Russian Market Commentary", 22 нояб.
1994, с. 6. 30-31. "Столица", 1992, No 25.
32. "Год после Августа...", с. 149. 33. Цит. по: НРС, 10 июля 1992.
34. Там же, 31 янв;<1995. 35. Там же, 30 янв. 1995.
36-38. "Год после Августа...", с. 11,12,11. 39. NYT, 23 февр. 1995.
40. "Известия", 9 дек. 1994. 41-42. Цит. по: НРС, 14 дек. 1994. 43-44.
Там же, 6 дек. 1994.
45. Там же, 11-12 февр. 1995. 46. "Известия", 23 дек. 1995.
47. "История России в XIX веке". Спб., Гранат, б/д, вып. 21, с. 334.
48. Цит. по: НРС, 16 февр. 1995.
49. Там же, 11-12 февр. 1995. 50. Цит. по: "Курьер", Нью-Йорк, 8 февр.
1995. 51. Цит. по: НРС, 11-12 февр. 1995.
52. Там же, 4 янв. 1995. 53. Там же, 13 дек. 1994.
54. Там же, 29 дек. 1994. 55. "The NYT", 2 февр. 1995/обратный перевод
с англ./ 56. "The New Yorker", 30 янв. 1995.
57. NYT,2 янв.1995. 58. Цит. по: НРС, 4 янв. 1995.
59. Там же, 22 дек. 1994. 60-61. Там же, 29 дек. 1994.
62. "День", 14-20 мая 1992. 63. "Литературная газета", 18 янв. 1995.
64-65. Цит. по: НРС, 28-29 янв. 1995. 66. Там же, 30 янв. 1995.
67.Там же, 18янв.1995. 68.Там же,З февр.1995.
69. Там же, 18 июля 1993. 70. "Год после Августа...", с. 11.
71. Цит. по: НРС, 4сент. 1992. 306
Глава пятая
1. Губерния -- административная единица, введенная в 1708 г. Петром
I.Границы губерний с этническими не совпадали. К 1917г. империя состояла из
78 губерний. 25 из них отошли к Польше, Финляндии и прибалтийским
демонстрируя свои козырные карты, одной из первых назвал проблему
294
беженцев. А вот что говорил о ней примерно тогда же один из самых
интересных московских политических аналитиков Михаил Малютин:
"В ряде регионов России число вынужденных переселенцев уже стало
значимым фактором (минимальная их оценка за 1992 год приближается к
миллиону). Потенциал настоящей гражданской войны... формируется именно в
этой среде"23. Год спустя число беженцев достигло 2,5 миллиона человек,
эксперты же прогнозировали трехкратный или даже четырехкратный прирост в
ближайшие годы. Миллионы неустроенных, страдающих, отчаянно борющихся за
выживание
-- и проигрывающих эту борьбу людей! Проханов и Малютин верно судили:
брошенные на произвол судьбы, эти люди и впрямь могут составить массовую
армию оппозиции -- если дать им скатиться на уровень люмпенов. Но они же
представляют и надежду России. Эти россияне закалены жизнью, в большинстве
случаев образованны, трудолюбивы и прилежны. Дайте им поприще для приложения
сил, возможность достойно жить -- вы получите настоящую армию возрождения
страны. Мой план и был построен на этой, как говорят шахматисты, "вилке":
одной акцией и отнять у реваншистов массовую политическую базу, и создать
плацдарм для демократического контрнаступления. Тем более, что без такого
контрнаступления, говорил я тогда японцам, не видать вам Курил, как своих
ушей. Во всяком случае в нынешнем поколении. Время работает против вас. Если
сегодня руки у президента связаны сопротивлением оппозиции, то завтра, когда
она возьмет под контроль международные дела, ваш вопрос вообще будет закрыт
(и именно так, читатель знает, несколько месяцев спустя все и произошло).
Но тогда японские политики выслушали мое предложение заинтересованно и
благожелательно. Конкретно заключалось оно в том, чтобы Токио переадресовал
2,5 миллиарда долларов, предназначенных для России, нашему Совету. Что
пользы, если они попадут московской бюрократии с ее дырявыми карманами,
пытался я им объяснить. Кроме того, передача денег российскому правительству
сделает эту помощь политически невидимой, а анонимность -- это как раз то,
чего вам во что бы то ни стало нужно избежать. Вам как раз нужна громкая
международная кампания. Вам нужно показать всему миру и, в первую очередь,
российской публике, что именно вы взяли на себя заботу о ее беженцах, о ее
демобилизованных солдатах, о ее бездомных и отчаявшихся. Обо всех тех, одним
словом, до кого не доходят руки у Запада.
Голубые город
А предложил я японцам вот что: выступите с инициативой строительства в
сердце страны двух или трех городов, соответствующих вашим современным
стандартам. Причем специально для беженцев и бездомных. И чтобы строили они
их сами.
Такой проект не только нанесет сокрушительный удар "непримиримой"
оппозиции, развязав тем самым руки президенту для реше
295
ния курильской проблемы. Он изменит политический климат в России и
развяжет несколько узлов, которые сейчас выглядят мертвыми. Камня на камне
не останется от действующих неотразимо обвинений, что демократия покинула в
беде миллионы русских за пределами России. Вместе с убойным лозунгом
оппозиция потеряет и наиболее воинственных потенциальных приверженцев. Этим
людям некогда будет скандалить на площадях, они будут строить собственное
жилье. Растущие города переломят безнадежность и апатию, станут наглядным
символом того, что может принести России демократия, а одновременно --
предметным напоминанием о том, что может она потерять, если мир от нее
отвернется.
В стране начнется строительный бум. Хоть капитал и менеджмент придут
из-за границы, но технология, инженерные и архитектурные таланты, рабочие
руки и строительные материалы все равно будут отечественными.
А уж как будут деморализованы "непримиримые" -- и потерей козырного
туза из своей колоды, и стремительным переходом демократии в наступление --
это уже вообще само собой разумеется. Только в такой обстановке, при таких
радикальных изменениях политического климата в стране сможете вы говорить с
президентом о Курилах, убеждал я японцев.
А вот чего я им не говорил. Приняв такой проект, они могли бы, я
надеялся, стать своего рода локомотивом реформы всей западной политики в
отношении России. Они создали бы, по сути, новое -- символическое -- ее
измерение. Наглядно показали бы миру, что такое политика соучастия в
демократической трансформации имперской державы. И доказали бы, что такая
политика в принципе возможна. Создав в России остров надежды, символ
великого гражданского будущего, политика соучастия одновременно
продемонстрировала бы и самому российскому правительству, что к такому
будущему ведет не утверждение своей гегемонии в соседних республиках, а
внутренняя гражданская трасформация.
Верил я и в то, что "японский" проект создаст новое гигантское поле
приложения сил не только для российской молодежи (которая может клюнуть --
и, к сожалению, клюет-таки -- на фашистскую романтику "национальной
революции"), но и для интеллигенции, оказавшейся одной из главных жертв
переходного времени. Особенно, если бы новые города для беженцев, полностью
демилитаризованные и свободные от государственной собственности,
предназначены были стать, скажем, эталонами экологической чистоты и центрами
демографического возрождения страны.
А какой простор для предпринимательской деятельности открыли бы они в
задыхающейся от господства государственных монополий стране! Ничего общего с
кредитами МВФ, от которых трудящемуся россиянину не тепло и не холодно.
Ничего общего с невидимой "помощью", бесследно исчезающей в пучине
экономического хаоса. Каждый гражданин России сможет увидеть своими глазами,
сможет пощупать собственными руками, сможет почувствовать, что дает ему
политика соучастия.
296
Сколько осталось бы тогда избирателей у Жириновского? Ведь он лишь
обещает нации возрождение, а мы бы ее -- возрождали. На каждой из моих
встреч с японскими политиками неизменно присутствовали молодые помощники,
прилежно записывающие в свои блокнотики каждое мое слово. От некоторых из
них я слышал потом, что они совершенно со мною согласны.
К сожалению, ни их блокнотики, ни их поддержка ровно ничего в
официальной японской позиции не изменили. В результате произошло то, что
должно было произойти. Уже к осени 1993 г. оппозиция перешла в очередное
наступление, и вопрос о Курилах был снят с повестки дня. "Японский" проект
разделил участь щита реформы. Еще один раунд в психологической схватке был
проигран.
Правда, через несколько месяцев оказалось, что какое-то будущее у
проекта, возможно, есть.
На этот раз не я искал, а меня нашли в Москве люди, профессионально
занимающиеся проблемой беженцев. От них я узнал, что сами их подопечные
прочли в газетах о моем проекте и он их очень воодушевил. Не совсем
разобравшись, что к чему, они поняли так, что в далекой сытой Америке кто-то
думает об их судьбе, сочувствует их бедам -- и отчаянно пытается помочь.
Попал проект и в руки к московским представителям Международной
организации по миграции (MOM), которые, замечательно его трансформировав,
сделали своим рабочим документом. Вместо мегагородов предложили они создать
для мигрантов и демобилизованных солдат мега-регионы, в Тамбовской и
Новгородской областях, где сейчас проживает около двух миллионов человек, а
могло бы разместиться десять, -- при готовой инфраструктуре и сочувствующей
местной администрации. Кроме средств, поступающих из-за рубежа,
финансировать все работы должны были предприниматели из числа тех же
беженцев. Проект обещал быстрое развитие областей в целом -- а в России
очень важно, чтобы не появлялись привилегированные, возбуждающие зависть
группы.
Единомышленников у меня нашлось множество. Десятки профессионалов и
энтузиастов -- архитекторы, градостроители, проектировщики, менеджеры -- с
увлечением подхватили идею. Одно только плохо: и по сию пору это всего лишь
проект.
Опыт-сын ошибок Прерву на этом свою одиссею, хоть она еще и не
закончена. Но характер ее уже обрисовался ясно. Неудача за неудачей,
опоздание за опозданием, провал за провалом. Ничего не удалось сделать,
ничему не удалось помешать.
Но почему? Какую истину должен я извлечь из всех этих горьких
разочарований?
Идея была пустая, неосуществимая? Но ведь это не так. Она не раз
проходила самую строгую экспертизу. Допустим, мнение, как их называют,
простых людей, мешками славших мне горячие восторженные письма, не в счет: у
них золотые сердца, но они некомпетентны. Но неужели такие асы современной
политики, как Маргарет Тэт297
чер или Валери Жискар д'Эстен, согласились бы включиться в какое-то
нелепое предприятие? Рискнули своей репутацией непревзойденных стратегов и
тактиков, заранее зная, что ничего у них не выйдет?
Или во мне самом причина? Я взялся не за свое дело, оказался чересчур
наивен, непрактичен... Что ж, если у читателя возникнет такое мнение, мне
нечего будет возразить. Но я ведь был не один, я не испытывал ни малейшего
недостатка в самых трезвых и проницательных единомышленниках. И если бы
проблема была в незнании механизмов высшего государственного управления, то
и таких людей, делом не раз доказавших, что эта премудрость им известна,
рядом со мной было немало.
Нет, объяснений надо искать в другом. В особенностях времени, например.
Артур Шлезингер в своих "Циклах американской истории" говорит, что
режимам реформ, открытым для новых идей, периодически приходят на смену
режимы интеллектуальной стагнации. Очевидно, это справедливо и для Америки,
и для России. Моя собственная теория политических циклов в российской
истории это полностью подтверждает24. Как выбирает страна свои политические
приоритеты? Кто определяет наше будущее?
Ведь это подумать только: одна шестая часть планеты резко меняет
устоявшийся за столетия облик. Событие не менее экстраординарное, чем если
бы, к примеру, Атлантида вдруг поднялась на поверхность, дав новое и
неожиданное направление всему -- от океанских течений до мировой торговли.
Какой всплеск мысли должно было бы такое событие возбудить! Как
стимулировать политическое воображение! Десятки и сотни версий, идей,
интерпретаций, вплоть до самых еретических, должны были бы возникнуть в
связи с этим новым соседством, выливаясь в дискуссии -- ну уж, по крайней
мере, не менее интенсивные, чем на конституционном конвенте в Филадельфии
двести с небольшим лет тому назад. И разве не должен был найтись кто-то, кто
выслушал бы всех
-- историков и экономистов, психологов и конфликтологов вместе с теми,
кто мог бы рассказать о послевоенной демократической трансформации Германии
и Японии на основании собственного опыта, в подробностях, памятных только
этим людям?
Так нет же! Судьбоносные решения были приняты несколькими бюрократами
-- келейно, без всякой дискуссии, даже без попытки объяснить обществу,
почему именно эти решения ему следует считать наилучшими.
Не я первый стою в недоумении перед этим неразрешимым парадоксом,
обнажающим самое уязвимое место в природе современной политики.
"Те, кто наверху, мыслят узкими категориями, их карьеры, их позиции и
власть коренятся в устоявшихся истинах. Просто не существует окна, сквозь
которое новые идеи или новая информация могли бы проникнуть в их сознание,
бросив вызов этим общепризнанным истинам. Любой, кто попробует это сделать
-- т. е. спросить "а что если?" -- рискует оказаться изгоем или городским
сумасшедшим
298
или, еще хуже, придворным шутом"25. Что-то в самом саркастическом тоне
Ергина и Густафсона подсказывает нам, что с этой опасностью -- стать изгоем
или шутом -- они тоже знакомы не понаслышке. Отсюда и вывод, какой они для
себя сделали, -- не выходить за рамки своего амплуа. Информировать, а не
предлагать. Наблюдать, а не кидаться в драку. Пусть все идет, как идет --
будущее само выберет, по какому из множества сценариев ему развиваться. Все
равно те, кто наверху, будут руководствоваться прежде всего интересами своей
личной карьеры.
А для собственного душевного спокойствия всегда можно найти
какой-нибудь глубокомысленный афоризм -- вроде того, что "безнаказанно
играть с немыслимым можно только внутри многосценарного процесса"26.
Это в высшей степени удобная позиция, гарантирующая душевный комфорт.
Но, очевидно, мой характер, темперамент, да и особенности судьбы ей не
соответствуют. Я предпочел из своих поражений извлечь конструктивные уроки.
Хотя и не принесли мои усилия ощутимых практических результатов, они
доказали, что реальная альтернатива нынешней политике существует. "Поддержка
реформы" -- хорошо как девиз, но не годится для определения цели -- слишком
общо и слишком абстрактно. Цель должна быть представлена в виде комплекса
достаточно простых и очень конкретных практических задач, на которых можно
сфокусировать наличные политические и материальные ресурсы Запада. А
недостатка в таких задачах не будет. Впереди длительная полоса
психологической войны, кризисы неизбежны. Второй урок сформулировал
Александр Яковлев, политик в высшей степени практический, в ходе нашей
дискуссии в журнале "Столица"; дело давнее, но его слова полностью
подтвердились. "Покуда два реформистских президента не встанут твердо за
этим предприятием, ничего из него не выйдет"27.
Я уже говорил, что обращаться за помощью к администрации Буша казалось
мне заведомо бесполезным. С приходом в Вашингтон новой, реформистской
администрации надежда пробудилась. Но вот уже и новые президентские выборы
замаячили на горизонте... Как в воду глядел архитектор перестройки!
Не столько уроком, сколько подтверждением изначальных моих
предположений и предчувствий стал третий вывод: без нетривиальных идей,
бросающих вызов "общепризнанным истинам", не будет политики соучастия,
какими бы высокими авторитетами она ни держалась. Ведь с точки зрения этих
устоявшихся истин, не было каких-то грубых ошибок в политике Запада. Все
как-будто делалось правильно. А в итоге -- все ресурсы, мобилизованные для
"поддержки реформы" в России, оказались не только выброшенными на ветер, но
и работали против нас. Была лишь иллюзия движения. В действительности с
каждым новым кризисом вперед продвигалась оппозиция, а мы отступали. Мы
бродили по минному полю, в полной уверенности, что идем по безопасной
дороге.
Но и нетривиальные идеи -- еще один урок -- мало чего стоят, покуда они
остаются неизвестными западной интеллигенции. Более то
299
го: они обречены. Ведь оспаривая веймарскую политику Запада, как бы
бесплодна она ни была, рискуешь нечаянно оказаться в одной компании с
неперестроившимися русофобами, оспаривающими саму симпатию к России, на
которой строится эта политика.
Именно поэтому рассказываю я здесь свою историю так откровенно, ни на
минуту не задумываясь о том, какое впечатление могут произвести на читателя
мои провалы. И именно поэтому адресую я свою книгу высочайшему из известных
мне жюри, российской и западной интеллигенции, той самой, которая шестьдесят
лет назад так великодушно бросилась спасать гибнущую испанскую демократию и
опять, уже в наши дни, так самоотверженно откликнулась на несправедливость
апартеида и боснийской бойни. Слава Богу, до гражданской бойни в Москве дело
покуда не дошло. И поэтому результат, на который я надеюсь, заключается лишь
в серьезном интеллектуальном усилии, способном, быть может, предотвратить в
России новую Испанию 1930-х или новую Югославию 1990-х. Для того ведь и
существует в нашем мире интеллигенция, верно?
Новый курс или Новый порядок
Сведем напоследок к нескольким сжатым формулам все, что открыл нам в
нынешней ситуации метод исторической аналогии. Истории известны два пути,
позволяющие имперской сверхдержаве выйти из Великой Депрессии. Новый курс
Рузвельта, сохранивший демократию. И Новый порядок Гитлера, демократию
ликвидировавший вопреки долгим и безуспешным попыткам ее сохранить.
Новый курс реален для страны, обладающей достаточными внутренними
ресурсами, интеллектуальными и политическими, и глубоко укорененной
демократической традицией. И то, и другое было у США, но отсутствовало в
Германии.
Россия в этом смысле намного ближе к Германии, чем к Америке. Однако,
это вовсе не означает, что путь Нового курса для нее закрыт и она обречена
пережить кошмары Нового порядка. Выход есть, и история тоже его знает. Все
ресурсы, необходимые для Нового курса, страна может получить и извне. Это
полностью подтверждено опытом успешного возрождения послевоенных Японии и
Германии. Оба главных препятствия, из-за которых Веймарская республика
оказалась нежизнеспособной, были преодолены благодаря детально разработанной
политике соучастия. Она позволила сконцентрировать международные ресурсы и
направить их на разрешение всех критических проблем демократической
трансформации.
Прямого ответа на вопрос, какой должна быть политика соучастия между
странами-партнерами, а не победителями и побежденными, история пока не дает.
Однако и наличного исторического опыта достаточно, чтобы в самых общих
контурах определить ее приоритеты. Удобнее всего сделать это в прямом
сопоставлении с нынешней политикой поддержки российских реформ, в наших
терминах -- веймарской.
300
Веймарская политика
Рассматривает Россию как
одну из стран распавшегося советского блока, пусть и
самую крупную.
Ориентирует на быстрейший
успех капитализма в России.
Измеряет успех экономиче
скими и финансовыми показателями.
Как главным инструментом оперирует политически невиди
мыми кредитами, направляя их правительству с его
"дырявыми карманами".
Ведет к однозначной иденти
фикации Запада с российской люмпен-буржуазией в
массовом сознании.
Постулирует
невмешательство в психологическую войну.
Фокусирует внимание на персональной поддержке Ельцина,
неизбежно сообщающей ей временный, переходный
характер.
Не имеет и не может иметь
ни интеллектуального, ни оперативного штаба, ни
перспективной стратегии, ни надежной обратной связи --
ничего, что вкладывается в понятие "политический курс".
Поэтому развивается импровизационно, постоянно
опаздывает, спотыкается, тонет в противоречиях и не
может четко следовать даже самой себе.
Политика соучастия
Видит в России ключ к глобальной стабильности.
Полагает главной стратегической целью
эффективную нейтрализацию реваншистской оппозиции.
Использует в качестве основного критерия настроения
в обществе -- уровень прозападных симпатий.
Тоже использует финансовый инструментарий,
но дело имеет напрямую с
ячейками демократической
самоорганизации; видит в них
не столько распорядителей
кредитов, сколько живой
прообраз гражданского
общества, силу, способную
противостоять реваншизму.
Безусловно поддерживая ре
форму, отождествляет Запад с
надеждой в глазах страдающих
от депрессии масс.
Обеспечивает активное
соучастие в психологической
войне с помощью
разветвленной инфра
структуры, включающей
постоянный диалог российской
и западной интеллигенции,
квалифицированную
социологическую службу,
создание российского лобби в
западных столицах.
Ставит в центр внимания
организацию демократического
контрнаступления, в ходе
которого только и смогут
сформироваться новые лидеры
российской демократии.
Создает интеллектуальный
штаб, ответственный за
выработку стратегии
сохранения российской
демократии, и сильную ис
полнительную организацию,
способную эту стратегию
воплотить. Этим двум штабам
мировое демократическое
сообщество доверяет
распоряжаться и всеми мате-,
риальными ресурсами, которые
оно сочтет нужным ассигновать
на предотвращение грозящей
ему катастрофы.
301
Зажечь свечу
Что еще остается сказать в заключение? Если все тривиальные идеи
испробованы и дали больше отрицательных, чем положительных результатов,
настало, наверное, время идей нетривиальных.
У меня не случайно возникла параллель с дискуссией о конституции,
определившей 200 лет назад судьбу Америки. Только в великом интеллектуальном
сражении смогли отцы американской демократии разглядеть во мгле
неизведанного все ловушки и ложные пути.
Нет и сегодня другого способа обеспечить будущее, предотвратить новую
глобальную конфронтацию на рубеже тысячелетий, кроме открытой и свободной
дискуссии о судьбе России и о Новом курсе Запада в отношении России. Я был
бы счастлив, если бы этой книге суждено оказалось ее открыть.
В конце концов, чем нынешнее поколение хуже того, что создавало в
Филадельфии первоосновы нового мира? Глупее мы их? Беднее? Меньше у нас
опыта? Или меньше печемся мы о своих детях, чем они пеклись о нас?
Не мною сказано, что лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.
Глава первая 1. Франсуа Миттеран
2. Гельмут Колль 3. Джордж Буш
4. Джон Меиджор 5. Билл Клинтон
6.Михаил Горбачев 7. Борис Ельцин
Глава вторая 1-2. "Наш современник" /далее НС/, 1993, No 3, No4, с.
159,74. 3. "Поле ответного действия". Клуб "Пост-перестройка", М., апр.
1993,с.34,10.
303
4. Цит. по: "Новое время", 1993, No13, с.42. 5. "Отвечает оппозиция".
М., Палея, 1992, с. 3. 6. "День", 24-30 мая 1992.
7-8. "New York Times" (далее NYT), Aug. 1,1993. 9-11. "День", 24-30 мая
1992.
12-14. Там же, 2-8 мая 1993. 15. "Поле...", с.6.
16. Интервью с Баркашовым 7 мая 1993. 17. "Поле...", с. 13.
18-19. Там же, с. 24. 20. "День", 2-8 мая 1993.
21. Там же, 1-9 янв. 1993. 22. НС, 1993, No2.
23. "День", 8-14 марта 1992. 24. "Поле...", с.3.
25. Стенограмма беседы автора с С. Кургиняном, 1992. 26. Стенограмма
беседы автора с В. Жириновским, 1992. 27. "День", 1-9 янв. 1993.
28. "Новое время", 1993, No 25, с. 13. 29. "День", 7-13 февр. 1993.
30-31. Там же, 17-30 янв. 1993. 32. Там же, 14-20 февр. 1993.
33. Там же, 4-10 апр. 1993. 34. См. В. Прибыловский. Путеводитель по
новым российским партиям и организациям. М., 1992.
35-36. Интервью с А. Баркашовым. 37. В. Гельбрас. Кто есть что.
Политическая Москва. М., 1993, с. 423.
38. Интервью с А. Баркашовым. 39. В. Гельбрас. Цит. соч., с. 424.
40. Интервью с А. Баркашовым. 41-43. "День", 1-9 янв. 1993. 44.
"Московские новости", 19 июня 1992.
45. Бюллетень ИТАР-ТАСС, 16 июня 1992. 46. "Правда", 16 июня 1993.
47. "День", 19-25 июля 1993. 48. "Московские новости", 19 июня 1992.
49. "День", 1-9 янв. 1993. 50. Там же, 18-24 апр. 1993.
51. Цит. по: "Новое русское слово" /далее НРС/, 25 авг. 1992. 52.
"Александр Стерлигов". Серия "Жизнь замечательных россиян". М., Палея, 1992.
53. "Коммерсантъ -- Daily", 5 нояб. 1992. 54.Там же, 6 нояб.1992.
55. В. Гельбрас. Цит. соч., с. 493. 56. "День", 1-9 янв. 1993.
304
Глава третья 1-2. "New York Times Magazine", June 27,1993, pp. 20, 22.
3-5. "The New Republic", Dec. 21,1992, pp.23,24, 25. 6. NYT,Jan. 10,
1993.
7. "New York Review of Books", 1993, Apr. 22, p. 18. 8. NYT, op. cit.
9. "New York Review of Books", op. cit., p. 19. 10-11. NYT, op. cit,
12. "New York Review of Books", op. cit., p. 18. 13. "The New
Republic", Feb. 22, p. 21.
14. Россия, например, первой среди великих держав Европы начала
церковную реформацию (в 1490-е) и первой же объявила себя конституционной
монархией (в 1610-м).
15-18. "The New Republic", op. cit., p. 24. 19. Ibid. p. 27.
20. Zbigniew Brzezinski. "Game Plan". Atlantic Monthly Press, 1986, p.
10-11.
21. Збигнев Бжезинский. "Большой провал". Либерти, Нью-Йорк,
1989,с.229.
22-33. "Game Plan", pp.4,41,195,12,41,15, 267 (Emphasis added), 143,
267,68, 79.
34-45. Zbigniew Brzezinski. "The Premature Partnership". Foreign
Affairs, March-April 1994, pp. 79,82, 68, 71, 69, 71, 72, 76, 77, 72. Глава
четвертая
1-2. Цит. по: НРС, 18 янв. 1995. 3. Там же, 17 янв. 1995.
4. Там же, 18 янв. 1995. 5. "Правда", 5 мая 1993.
6. "День", No22, 1993. 7. Аркадий Дубнов. "Станут ли антисемиты
вегетарианцами?" Цит. по: НРС, 18 июня 1993.
8-9. "Год после Августа: горечь и выбор". М., 1992, с. 164.
10. "Куранты", 5 мая 1992. 11. Цит.по: NYT,Aug. 5,1992.
12. Там же, 18 марта 1992. 13. "Год после Августа...", с. 64.
14. "Наша страна", 1991, No 9-10. 15-16. "День", 7-13 июня 1992.
17. Там же, No31/59/, 1992. 18. Аман Тулеев. "Долгое эхо путча". М.,
Палея, 1992, с. 3. 19. "День", No 31 /59/, 1992.
305
20. Цит. по: НРС, 4-5 февр. 1995. 21. "Россия", 27 мая -- 2 июня 1992.
22. "Столица", 1992, No 25, с.9. 23. "Год после Августа...", с. 3.
24. "Независимая газета", 1 дек. 1992. 25. "Год после Августа...", с.
7.
26. Цит. по: НРС, 17 февр. 1995. 27. "Год после Августа...", с. 155.
28. "Известия", 11 дек. 1994. 29. "Russian Market Commentary", 22 нояб.
1994, с. 6. 30-31. "Столица", 1992, No 25.
32. "Год после Августа...", с. 149. 33. Цит. по: НРС, 10 июля 1992.
34. Там же, 31 янв;<1995. 35. Там же, 30 янв. 1995.
36-38. "Год после Августа...", с. 11,12,11. 39. NYT, 23 февр. 1995.
40. "Известия", 9 дек. 1994. 41-42. Цит. по: НРС, 14 дек. 1994. 43-44.
Там же, 6 дек. 1994.
45. Там же, 11-12 февр. 1995. 46. "Известия", 23 дек. 1995.
47. "История России в XIX веке". Спб., Гранат, б/д, вып. 21, с. 334.
48. Цит. по: НРС, 16 февр. 1995.
49. Там же, 11-12 февр. 1995. 50. Цит. по: "Курьер", Нью-Йорк, 8 февр.
1995. 51. Цит. по: НРС, 11-12 февр. 1995.
52. Там же, 4 янв. 1995. 53. Там же, 13 дек. 1994.
54. Там же, 29 дек. 1994. 55. "The NYT", 2 февр. 1995/обратный перевод
с англ./ 56. "The New Yorker", 30 янв. 1995.
57. NYT,2 янв.1995. 58. Цит. по: НРС, 4 янв. 1995.
59. Там же, 22 дек. 1994. 60-61. Там же, 29 дек. 1994.
62. "День", 14-20 мая 1992. 63. "Литературная газета", 18 янв. 1995.
64-65. Цит. по: НРС, 28-29 янв. 1995. 66. Там же, 30 янв. 1995.
67.Там же, 18янв.1995. 68.Там же,З февр.1995.
69. Там же, 18 июля 1993. 70. "Год после Августа...", с. 11.
71. Цит. по: НРС, 4сент. 1992. 306
Глава пятая
1. Губерния -- административная единица, введенная в 1708 г. Петром
I.Границы губерний с этническими не совпадали. К 1917г. империя состояла из
78 губерний. 25 из них отошли к Польше, Финляндии и прибалтийским