Вечно у него будет какой-нибудь повод снова попытать счастья: после удачи – уверенность в себе, после неудачи – стыд![797]
 
   Народ (…) боится презирающих его и возвышает боящихся. Ведь для простого народа величайшая честь, если люди высокопоставленные им не пренебрегают.[798]
 
   Народ в некоторых случаях с удовольствием использует опытных, сильных в красноречии и рассудительных людей, однако всегда с подозрением и страхом относится к их таланту, старается унизить их славу и гордость.[799]
 
   Нет ничего постыдного в том, чтобы бежать от гибели, если только не стараешься спасти жизнь бесчестными средствами, равно как нет и ничего хорошего в том, чтобы спокойно встретить смерть, если это сочетается с презрением к жизни. Вот почему Гомер самых неустрашимых и воинственных мужей выводит в бой хорошо и надежно вооруженными, а греческие законодатели карают того, кто бросит свой щит, а не меч или копье, желая этим указать, что каждому (а главе государства или войска – в особенности) надлежит раньше подумать о том, как избежать гибели самому, нежели о том, как погубить врага.[800]
 
   Настоящий полководец должен умереть от старости или, по крайней мере, под старость.[801]
 
   Кони, запряженные в колесницу, бегут быстрее, нежели поодиночке, – не потому, что общими усилиями они легче рассекают воздух, но потому, что их разжигает соревнование и соперничество друг с другом.[802]
 
   Трудно путем исследования найти истину, когда позднейшим поколениям предшествующее время заслоняет познание событий, а история, современная событиям и лицам, вредит истине, искажая ее, с одной стороны, из зависти и недоброжелательства, с другой – из угодливости и лести.[803]
 
   Хорошее искусство – то, которое современникам кажется старинным, а потомкам – новым.[804]
 
   Поскольку поток времени бесконечен, а судьба изменчива, не приходится (…) удивляться тому, что часто происходят сходные между собой события. (…) Если (…) события сплетаются из ограниченного числа подобных частиц, то неминуемо должны помногу раз происходить сходные события, порожденные одними и теми же причинами.[805]
 
   Среди полководцев самыми воинственными, самыми хитроумными и решительными были одноглазые, а именно Филипп [Македонский], Антигон, Ганнибал.[806]
 
   Полководец должен чаще смотреть назад, чем, вперед.[807]
 
   Лучше жить ничтожнейшим гражданином Рима, чем, покинув родину, быть провозглашенным владыкой всего остального мира. (Приписано мятежному римскому полководцу Серторию.)[808]
 
   Душе человека (…) от природы присуща потребность любить, (…) [поэтому] к тем, у кого нет предмета любви, закрадывается в душу и там укрепляется что-нибудь постороннее. (…) Посмотришь иногда – человек не в меру сурово рассуждает о браке и рождении детей, а потом он же терзается горем, когда болеют или умирают дети от рабынь или наложниц (…). Даже при смерти собак и лошадей некоторые от печали доходят до такого позорного малодушия, что жизнь становится им не мила.[809]
 
   Законодатель при составлении законов должен иметь в виду то, что возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с пользой, а не многих – без пользы.[810]
 
   Солон приноравливал законы к окружающим обстоятельствам, а не обстоятельства к законам.[811]
 
   Нам, эллинам, бог дал способность соблюдать во всем меру. (Приписано Солону.)[812]
 
   Полновластье делает явными глубоко спрятанные пороки.[813]
 
   Всего больше изумления вызывала она [Корнелия], когда без печали и слез вспоминала о сыновьях [Тиберии и Гае Гракхах] и отвечала на вопросы об их делах и их гибели, словно бы повествуя о событиях седой старины. Некоторые даже думали, будто от старости или невыносимых страданий она лишилась рассудка и сделалась бесчувственною к несчастиям, но сами они бесчувственны, эти люди, которым невдомек, как много значат в борьбе со скорбью природные качества, хорошее происхождение и воспитание: они не знают и не видят, что, пока доблесть старается оградить себя от бедствий, судьба нередко одерживает над нею верх, но отнять у доблести силу разумно переносить свое поражение она не может.[814]
 
   Прибегать к железу без крайней необходимости не подобает ни врачу, ни государственному мужу – это свидетельствует об их невежестве, а во втором случае к невежеству надо присоединить еще несправедливость и жестокость.[815]
 
   Судьба (…) приводит в движение одно посредством другого, сближает вещи самые отдаленные и переплетает события, казалось бы, ничего общего друг с другом не имеющие, так что исход одного становится началом другого.[816]
 
   Нет слов – позора дулжно избегать и стыдиться, незачем, однако, боязливо прислушиваться к любому порицанию – это свойство человека совестливого и мягкого, но не обладающего подлинным величием.[817]
 
   Если заглянуть в будущее, ничто в настоящем не может считаться ни великим, ни малым.[818]
 
   Страдание, (…) перегоревши, обращается в гнев.[819]
 
   Начало победы – смелость.[820]
 
   Как обыкновенно бывает при большой опасности, в трудных обстоятельствах, толпа ожидает спасения больше от чего-то противоречащего рассудку, чем от согласного с ним.[821]
 
   Господство на море рождает демократию, а олигархией меньше тяготятся земледельцы.[822]
 
   Зависть (…) радуется унижению выдающихся людей.[823]
 
   Телесные качества и образ жизни атлета и солдата во всем различны (…): атлеты долгим сном, постоянной сытостью, установленными движениями и покоем стараются развивать крепость тела и сохранять ее, так как она подвержена переменам при малейшем нарушении равновесия и отступлении от обычного образа жизни; тело солдата, напротив, должно быть приучено к любым переменам и превратностям, прежде всего – способно легко переносить недостаток еды и сна.[824]
 
   Искусство красноречия – это (…) умение в немногом выразить многое.[825]
 
   Человек, не принимающий богатого подарка, богаче того, кто его делает.[826]
 
   Беды делают характер желчным, обидчивым, вспыльчивым, а слух чересчур раздражительным (…). Осуждение промахов и неверных поступков кажется тогда насмешкой над несчастиями, а откровенные, прямые речи – знаком презрения. (…) Так же и государство, терпящее бедствие, слишком малодушно и, по слабости своей, слишком избалованно, чтобы вынести откровенные речи, хотя в них-то оно как раз больше всего и нуждается (…). Поэтому такое государство в высшей степени ненадежно: того, кто ему угождает, оно влечет к гибели вместе с собою, а того, кто не хочет ему угождать, обрекает на гибель еще раньше.[827]
 
   После гибели Антигона [I], когда его убийцы стали притеснять и мучить народ, один фригийский крестьянин, копавший землю, на вопрос, что он делает, с горьким вздохом ответил: «Ищу Антигона», – подобные слова могли бы сказать (…) многие, вспоминая (…) умерших царей.[828]
 
   Оружие и законы не уживаются друг с другом.[829]
 
   «Грек!», «Ученый!» – самые обычные и распространенные среди римской черни бранные слова.[830]
 
   Нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть.[831]
 
   Успех возвышает даже мелкие от природы характеры.[832]
 
   Чувствуя, что (…) его боятся и только ждут удобного случая, чтобы его умертвить, Эвмен сделал вид, что нуждается в деньгах, и занял большие суммы у тех, кто особенно сильно его ненавидел, чтобы эти люди (…) оставили мысли о покушении, спасая таким образом свои деньги. (…) В то время как другие ради собственного спасения дают деньги, он единственный обеспечил себе безопасность тем, что взял деньги в долг.[833]
 
   Пожалуй, тот человек любит войну, кто ставит властолюбие выше собственной безопасности, но великий воин – тот, кто войной приобретает себе безопасность.[834]
 
   [Эвмен] просил о милосердии врага, которому принадлежало только его тело, и тем самым отдал ему свою душу.[835]
 
   Глядя в историю, словно в зеркало, я стараюсь изменить к лучшему собственную жизнь.[836]
 
   Некий римлянин, разводясь с женой и слыша порицания друзей, которые твердили ему: «Разве она не целомудренна? Или не хороша собой? Или бесплодна?» – выставил вперед ногу, обутую в башмак (…), и сказал: «Разве он нехорош? Или стоптан? Но кто из вас знает, где он жмет мне ногу?»[837]
 
   Правда необорима, если ее высказывают умело.
 
   Правдивое дело, раз оно правильно изложено, несокрушимо.
 
   Из самых диких жеребят выходят наилучшие лошади, только бы их как следует воспитать и выездить.
 
   Непрестанно учась, к старости я прихожу.
 
   Два основных достояния человеческой природы – это ум и рассуждения.
 
   Речь политического деятеля не должна быть ни юношески пылкой, ни театральной, как речи парадных ораторов, плетущих гирлянды из изящных и увесистых слов… Основу его речей должна составлять честная откровенность, истинное достоинство, патриотическая искренность, предусмотрительность, разумное внимание и забота… Правда, что политическое красноречие, гораздо больше, чем судебное, допускает сентенции, исторические параллели, выдумки и образные выражения, умеренное и уместное употребление которых в особенности хорошо действует на слушателей.
 
   Когда из мира уходит солнце, все омрачается, так же и беседа, лишенная дерзости, вся не на пользу.
 
   Подчас не без пользы бывает заткнуть обидчику рот остроумной отповедью; такая отповедь должна быть краткой и не обнаруживать ни раздражения, ни ярости, но пусть она умеет со спокойной улыбкой немного укусить, возвращая удар: как стрелы отлетают от твердого предмета обратно к тому, кто их послал, так и оскорбление словно бы летит от умного и владеющего собой оратора назад и попадет в оскорбителя.
 
   Когда ты бранишь других, смотри, чтобы ты сам был далек от того, за что другим выговариваешь.
 
   Или как можно короче, или как можно приятнее.
 
   Есть три способа отвечать на вопросы: сказать необходимое, отвечать с приветливостью и наговорить лишнего.
 
   Мы часто задаем вопрос, не в ответе нуждаясь, а стремясь услышать голос и снискать расположение другого человека, желая втянуть его в беседу… Опережать с ответами других, стремясь захватить чужой слух и занять чужие мысли, – все равно что лезть целоваться к человеку, жаждущему поцелуя другого, или устремленный на другого взор стараться привлечь к себе.
 
   Злоречивый язык выдает безрассудного.
 
   Клеветы и злоречия надо остерегаться, как ядовитого червя на розе, – они скрыты тонкими и лощеными оборотами.
 
   Кто хочет соблюсти пристойность в насмешках, должен понимать различие между болезненным пристрастием и здравым увлечением… насмешки над первым оскорбляют, а над вторым воспринимаются благосклонно…
   Очень важно также следить за тем, чтобы насмешка пришлась кстати в обстановке общего разговора, в ответ на чей-либо вопрос или шутку, а не вторгалась в застолье как нечто чуждое и заранее подготовленное.
 
   Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех, кто говорит плохо.
 
   Болтун хочет заставить себя любить и вызывает ненависть, хочет оказать услугу – и становится навязчивым, хочет вызвать удивление – и делается смешным; он оскорбляет своих друзей, служит своим врагам.
 
   У наказываемого не остается повода упорствовать против исправления, если он сознает, что наказан не в порыве гнева, а на основании беспристрастного изобличения.
 
   Победившие спят слаще побежденных.
 
   Мужество и стойкость потребны людям не только против оружия врагов, но и равным образом против всяких ударов.
 
   Совершать дурные поступки – низко, делать добро, когда это не сопряжено с опасностью, – вещь обычная.
 
   Хороший человек – тот, кто делает большие и благородные дела, даже если он при этом рискует всем.
 
   Смелость – начало победы.
 
   Мне не нужно друга, который, во всем со мной соглашаясь, меняет со мною взгляды, кивая головой, ибо тень то же делает лучше.
 
   Человек здравомыслящий должен остерегаться вражды и озлобления.
 
   Если похвально благотворить друзьям, то нет постыдного и в том, чтобы принимать помощь от друзей.
 
   Из золотой чаши пить отраву и от друга коварного совет принять – одно и то же.
 
   Порядочная женщина… даже разговоры не должна выставлять напоказ, и подавать голос при посторонних должно быть ей так же стыдно, как раздеваться при них, ибо голос выдает и нрав говорящей, и свойства ее души, и настроение.
 
   Украшает женщину то, что делает ее более красивой, но делает ее таковою не золото, изумруды и пурпур, а скромность, благопристойность и стыдливость.
 
   Не прав был Геродот, сказав, что вместе с одеждой женщина совлекает с собой стыд; напротив, женщина целомудренная, снимая одежду, облекается в стыд, и чем больше стыдливости между супругами, тем большую любовь это означает.
 
   Подобно огню, который в тростнике, соломе или заячьем волосе легко вспыхивает, но быстро угасает, если не найдет себе другой пищи, любовь ярко воспламеняется цветущей молодостью и телесной привлекательностью, но скоро угаснет, если ее не будут питать духовные достоинства и добрый нрав юных супругов.
 
   Супружеский союз, если он основан на взаимной любви, образует единое сросшееся целое; если он заключен ради приданого или продолжения рода, то состоит из сопряженных частей; если же – только затем, чтобы вместе спать, то состоит из частей обособленных, и такой брак правильно считать не совместной жизнью, а проживанием под одной крышей.
 
   Любовь всегда многообразна как во многих отношениях, так и в том, что затрагивающие ее шутки одних тяготят и вызывают у них негодование, а другим приятны. Тут надо сообразовываться с обстоятельствами момента. Подобно тому как дуновение может погасить возникающий огонь вследствие его слабости, а когда он разгорится, придает ему питание и силу, так и любовь, пока она еще тайно возрастает, возмущается и негодует против раскрытия, а разгоревшаяся ярким пламенем находит в подшучиваниях пищу и отвечает на них с улыбкой.
 
   Жениться следует не глазами и не пальцами, как это делают некоторые, подсчитывая, сколько за невестой приданого, вместо того чтобы выяснить, какова она будет в совместной жизни.
 
   Целомудренная супруга должна показываться на людях не иначе как с мужем, а когда он в отъезде, оставаться невидимой, сидя дома.
 
   Сластолюбивый муж делает жену распутной и похотливой; супруга порядочного и добродетельного человека становится скромной и целомудренной.
 
   Заводить собственных друзей жена не должна; хватит с нее и друзей мужа.
 
   Разговаривать жена должна только с мужем, а с другими людьми – через мужа, и пусть этим не огорчается.
 
   Злобе и вспыльчивости не место в супружеской жизни. Замужней женщине к лицу строгость, но пусть эта резкость будет полезной и сладкой, как у вина, а не горькой, как у алоэ, и неприятной, словно лекарство.
 
   Суровость делает отталкивающим целомудрие жены, равно как и неопрятность – ее простоту.
 
   Всякое дело у разумных супругов решается с обоюдного согласия, но так, чтобы главенство мужа было очевидным и последнее слово оставалось за ним.
 
   Справедливый муж повелевает женою не как хозяин собственностью, но как душа телом; считаясь с ее чувствами, и неизменно благожелательно.
 
   Поначалу особенно следует молодоженам остерегаться разногласий и стычек, глядя на то, как недавно склеенные горшки легко рассыпаются от малейшего толчка; зато со временем, когда места скреплений станут прочными, ни огонь, ни железо их не берут.
 
   Избегать столкновений мужу с женой и жене с мужем следует везде и всегда, но больше всего на супружеском ложе… Ссорам, перебранкам и взаимному оскорблению, если они начались на ложе, нелегко положить конец в другое время и в другом месте.
 
   Жена невыносима такая, что хмурится, когда муж не прочь с ней поиграть и полюбезничать, а когда он занят серьезным делом, резвится и хохочет: первое означает, что муж ей противен, второе – что она к нему равнодушна.
 
   Кто держится с женой слишком сурово, не удостаивая шуток и смеха, тот принуждает ее искать удовольствий на стороне.
 
   Не на приданое, не на знатность, не на красоту свою следует полагаться жене, а на то, чем по-настоящему можно привязать к себе мужа: на любезность, добронравие и уступчивость, и качества эти проявлять каждодневно не через силу, как бы нехотя, но с готовностью, радостно и охотно.
 
   Характер есть не что иное, как долговременный навык.
 
   Предатели предают прежде всего себя самих.
 
   Немного пороков достаточно, чтобы омрачить многие добродетели.
 
   Лесть подобна тонкому щиту, краской расцвеченному: смотреть на него приятно, нужды же в нем нет никакой.
 
   Как вороны налетают, чтобы выклевать очи мертвых, так и льстецы, обсев, богатство неразумных растаскивают.
 
   Те, кто жадны на похвалу, бедны заслугами.
 
   Почести меняют нравы, но редко в лучшую сторону.
 
   Кто рассчитывает обеспечить себе здоровье, пребывая в лени, тот поступает так же глупо, как и человек, думающий молчанием усовершенствовать свой голос.
 
   Движение – кладовая жизни.
 
   Никакое тело не может быть столь крепким, чтобы вино не могло повредить его.
 
   Сила речи состоит в умении выразить многое в немногих словах.

Полибий

   (ок. 200 – ок. 120 гг. до н.э.)
   историк, из Мегалополя (Аркадия)

   Невозможно, чтобы люди, занятые государственными делами, были всегда непогрешимы, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно заблуждались.[838]
 
   Из двух путей к исправлению, существующих для всех людей, – собственные превратности судьбы или чужие, первый путь (…) действительнее, зато второй (…) безвреднее.[839]
 
   Люди менее всего способны переносить легчайшее испытание, я разумею молчание.[840]
 
   Будущее всегда кажется лучше настоящего.[841]
 
   [На войне] для неудачи в замыслах достаточно первой случайной мелочи, тогда как для успеха едва достаточно всей совокупности благоприятных условий.[842]
 
   Разъяснение дела зависит столько же от вопрошающего, сколько и от рассказчика. (…) Человек несведущий не в состоянии ни расспросить свидетелей-очевидцев, ни уяснить себе совершающееся у него на глазах.[843]

Поликлет

   (2-я пол. V в. до н.э.)
   скульптор, современник и соперник Фидия, из Аргоса

   Красота заключается в пропорции частей.[844]
 
   Совершенство зависит от малого во множестве деталей.[845]
 
   Самая трудная работа – это последняя отделка изваяния ногтем.[846]
 
   Поликлет изваял две статуи, изображавшие одно и то же: одну по вкусу толпы, другую по законам искусства. Первую в угоду толпе он создавал так: по желанию всякого, кто к нему приходил, Поликлет послушно делал изменения и поправки. Наконец он выставил обе статуи. Одна вызвала всеобщее одобрение, другая была осмеяна. Тогда Поликлет сказал: «Статую, которую вы ругаете, изваяли вы, а ту, которой восхищаетесь, – я».[847]

Протагор

   (480—410 гг. до н.э.)
   философ, основатель научной грамматики, один из первых софистов, из Абдер (Фракия)

   Человек есть мера всем вещам – существованию существующих и несуществованию несуществующих.[848]
 
   О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, – и вопрос темен, и людская жизнь коротка.[849]
 
   О всяком предмете можно сказать двояко и противоположным образом.[850]
 
   Теория без практики (упражнения) и практика без теории есть ничто.[851]
 
   Однажды он [Протагор] требовал платы со своего ученика Еватла, а тот ответил: «Но я ведь еще не выиграл дела в суде!» Протагор сказал: «Если мы подадим в суд и дело выиграю я, то ты заплатишь, потому что выиграл я; если выиграешь ты, то заплатишь, потому что выиграл ты [как мой ученик].[852]
 
   Упражнение дает больше, чем хорошее природное дарование.
 
   Нет ни искусства без упражнения, ни упражнения без искусства.

Секст Эмпирик

   (2-я пол. II в. – нач. III в.)
   философ-скептик и врач

   Тот человек близок к сумасшествию, кто не желает придерживаться речи, принятой подобно монете, но [предпочитает] создавать свою собственную.[853]
 
   Подобно тому как литературный [речевой] обиход подвергается осмеянию у обывателей, так же и обывательский – у литературно образованных людей.[854]
 
   Мы не нуждаемся в грамматике, для того чтобы чисто говорить по-гречески.[855]
 
   Полезного для жизни больше открываю! прозаические писатели, чем поэты. Ведь первые стремятся к истине, в то время как вторые изо всех сил стремятся привлечь души, а души привлекает больше ложь, чем истина.[856]

Симонид Кеосский

   (ок. 556 – ок. 468 гг. до н.э.)
   поэт, родился на о-ве Кеос, жил в Афинах, Фессалии, на Сицилии

   Сказавши, часто в том раскаиваешься, а промолчавши – никогда.[857]
 
   Справедливо отдавать каждому должное.[858]
 
   С неизбежностью и боги не спорят.[859]
 
   Живопись – молчащая поэзия, а поэзия – звучащая живопись.[860]
 
   [Молчащему гостю на пирушке:] Если ты глуп, то поступаешь умно, но если умен, то поступаешь глупо.[861]
 
   Изречение Симонида, обращенное к жене Гиерона, спросившей, кем лучше быть – богатым или мудрым? Богатым, сказал он, потому что приходится видеть, как мудрецы постоянно торчат у дверей богатых.[862]
 
   Симонид, когда победитель на мулах предложил ему незначительную плату, отказался написать стихотворение под тем предлогом, что он затрудняется воспевать «полуослов». Когда же ему было предложено достаточное вознаграждение, он написал: «Привет вам, дочери быстроногих, как вихрь, кобылиц».[863]
 
   Если ты спросишь меня, что такое бог и каков он, то я сошлюсь на Симонида, который, когда его спросил об этом же тиран Гиерон, потребовал себе один день на размышление. Когда Гиерон повторил свой вопрос на следующий день, Симонид попросил уже два срока. Когда же он каждый раз стал удваивать число дней, удивленный Гиерон спросил, почему он так делает? Потому, ответил тот, что чем дольше я размышляю, тем этот вопрос кажется мне более темным.[864]