Страница:
Постой, постой!.. Этот процесс, кажется, тоже прекращается, и во всех глубинах моего сознания и, пока скажем, «даже ниже моего подсознания» уже начинает возникать все необходимое для полной уверенности, что он прекратится совершенно, так как я вспомнил еще один отрывок житейской мудрости, раздумье над которым привело мое мышление к мнению, что, если я и поступил вопреки совету высокочтимого муллы Наср-эддина, однако я невольно действовал в соответствии с принципом в высшей степени симпатичного – не так уж известного повсюду на Земле, но незабываемого теми, кто хоть раз встречался с ним, – этого настоящего сокровища, Карапета из Тифлиса.
Ничего не поделаешь… Раз уж эта моя вступительная глава оказалась такой длинной, не беда, если я еще немного удлиню ее, чтобы рассказать вам также об этом чрезвычайно симпатичном Карапете из Тифлиса.
Прежде всего, я должен сказать, что двадцать или двадцать пять лет назад на тифлисской железнодорожной станции был «паровой гудок».
Гудок давали каждое утро, чтобы будить железнодорожников и станционных рабочих, а так как тифлисская станция стояла на холме, этот гудок был слышен почти во всем городе, и он будил не только железнодорожных рабочих, но и жителей самого города Тифлиса.
Тифлисские местные власти, насколько я помню, даже затеяли переписку с начальством железной дороги по поводу нарушения утреннего сна мирных граждан.
Подавать пар для гудка каждое утро было обязанностью этого самого Карапета, работавшего на станции.
Итак, когда он утром подходил к веревке, с помощью которой подавал пар в гудок, то обычно, прежде чем взяться за веревку и потянуть ее, махал рукой во всех направлениях и торжественно, как мусульманский мулла с минарета, громко выкрикивал:
– Ваша мать…, ваш отец…, ваш дед хуже чем…, чтоб ваши глаза, уши, нос, селезенка, печенка мозоли… и т. д., – короче говоря, он произносил на разные лады все известные ему проклятия и только после этого тянул за веревку.
Услышав об этом Карапете и этом его обыкновении, я однажды вечером после работы навестил его с небольшим бурдюком кахетинского вина и, после совершенного этого обязательного местного «ритуала торжественного провозглашения тостов», спросил его, конечно подобающим образом, а также в соответствии с местными правилами «вежливого обхождения», принятыми во взаимоотношениях, почему он так делает.
Залпом осушив стакан и спев один раз известную грузинскую песню «Мы мало выпили», обязательно исполняемую при выпивке, он неторопливо начал отвечать следующим образом:
– Так как вы пьете вино не так, как пьют теперь, то есть не просто для видимости, а действительно честно, то это указывает мне, что вы хотите узнать об этом моем обыкновении не из любопытства, как наши инженеры и техники, а действительно из-за своего стремления к знанию, и поэтому я хочу и даже считаю своим долгом откровенно поведать вам точную причину этих внутренних, так сказать, моих «деликатных соображений», которые привели меня к этому и мало-мальски укрепили во мне такую привычку.
Затем он рассказал следующее:
– Прежде я работал на этой станции по ночам – чистил паровые котлы, но, когда привезли сюда этот паровой гудок, начальник станции, очевидно учитывая мой возраст и неспособность выполнять эту тяжелую работу, приказал мне заниматься только подачей пара в гудок, для чего я должен был приходить в определенное время каждое утро и каждый вечер.
В первую неделю этой новой работы я однажды заметил, что после выполнения этой своей обязанности я чувствовал себя в течение часа или двух как-то не по себе. Но когда это странное чувство увеличивалось день ото дня, в конце концов стало определенным инстинктивным беспокойством, от которого пропала даже моя склонность к «махоху», я начал с той поры все время думать и думать, чтобы выяснить причину этого. Я думал обо всем этом по той или иной причине особенно напряженно, когда шел на работу или возвращался домой, но как я ни старался, я не мог уяснить себе абсолютно ничего хотя бы приблизительно.
Так продолжалось почти два года, и, наконец, когда мозоли на моих ладонях от веревки парового гудка совсем затвердели, я совершенно случайно и неожиданно понял, почему испытываю это беспокойство.
Толчком к правильному пониманию, в результате которого во мне сформировалось относительно этого непоколебимое убеждение, было одно восклицание, случайно услышанное мною при следующих, довольно своеобразных, обстоятельствах.
Однажды утром, когда я, не выспавшись, так как провел первую половину ночи на крестинах девятой дочери моего соседа, а вторую половину за чтением очень интересной книги, которая попала ко мне случайно и называлась «Сны и колдовство», спешил подавать гудок, я неожиданно увидел на углу знакомого мне цирюльника, служившего в городской управе, который сделал мне знак остановиться.
Обязательность этого моего приятеля цирюльника состояла в том, что бы с определенное время вместе в помощником на специально оборудованной телеге объезжать город и ловить всех беспризорных собак, у которых на ошейниках не было металлических блях, выдаваемых местными властями после уплаты налога, и доставлять этих собак на городскую бойню, где их держали в течение двух недель на казенный счет, подкармливая отбросами с бойни; если по истечении этого периода владельцы собак не приходили за ними и не уплачивали установленного налога, то этих собак с некоторой торжественностью гнали по определенному проходу, ведущему прямо в специально построенную печь.
Вскоре из другого конца этой знаменитой прибыльной печи с приятным бульканьем вытекало, в пользу отцов нашего города, некоторое количество прозрачного и идеально чистого жира для производства мыла, а также, возможно, что-нибудь еще, и с журчанием, не менее приятным для слуха, вытекало также немалое количество очень полезного вещества для удобрения.
Этот мой друг цирюльник ловил собак следующим простым и удивительно искусным способом.
Он где-то достал обыкновенную большую старую рыболовную сеть, которую он, во время своих своеобразных экспедиций по трущобам нашего города на благо человечества, нес сложенную особым образом на своих сильных плечах, и, когда «беспаспортная» собака попадала в сферу его всевидящего и страшного для всего собачьего рода ока, он, не спеша и с мягкостью пантеры, близко подкрадывался к ней и, улучшив подходящий момент, когда собаку заинтересовывало и привлекало что-то ею замеченное, набрасывал на нее сеть и быстро опутывал ее, а потом, подкатив телегу, высвобождал собаку таким образом, что она оказывалась в клетке, прикрепленной к телеге.
Когда мой друг цирюльник сделал мне знак остановиться, он как раз прицеливался, чтобы набросить в благоприятный момент сеть на свою очередную жертву, которая в тот момент стояла, виляя хвостом, и поглядывая на суку. Мой друг уже собирался набросить сеть, когда вдруг зазвонили колокола соседней церкви, созывая народ к ранней заутрене. При этом неожиданном звоне в утренней тишине собака испугалась и, отскочив в сторону, пулей помчалась по безлюдной улице со всей своей собачьей скоростью.
Тогда цирюльник, настолько взбешенный этим, что волосы у него даже под мышками встали дыбом, швырнул сеть на мостовую и, плюнув через левое плечо, громко воскликнул:
– О, черт! Нашли время звонить!
Как только это восклицание цирюльника достигло моего мыслительного аппарата, в нем начали роиться разные мысли, которые в конце концов привели, по моему мнению, к правильному пониманию того, почему же во мне возникает вышеупомянутое инстинктивное беспокойство.
В первый момент после того как я понял это, у меня возникла даже досада на себя, как это раньше мне не пришла в голову такая простая и очевидная мысль.
Я понял всем своим существом, что мое воздействие на окружающую жизнь и не могло породить никакого иного результата, чем тот процесс, который все время происходит во мне.
И в самом деле, все, кого будил шум, который я производил паровозным гудком, нарушавшим их сладкий утренний сон, должны, без сомнения, ругать меня «на чем свет стоит», именно меня, причину этого адского рева, и вследствие этого к моей персоне со всех сторон, конечно, должны течь вибрации всяческой злобы.
В то знаменитое утро, когда, выполнив свои обязанности, я в обычном подавленном состоянии сидел в соседнем «духане» и ел «хаш» с чесноком, я, продолжая размышлять, пришел к заключению, что, если бы я заранее обругал всех тех, для кого моя работа, производимая на пользу некоторых из них, может казаться помехой, то, согласно объяснениям книги, которую я читал прошлой ночью, как бы ни поносили меня все те, которых можно назвать «пребывающими в сфере идиотизма», то есть между сном и дремотой, это не оказало бы – как объяснено в этой самой книге – на меня совершенно никакого воздействия.
И действительно, с тех пор как я начал делать это, я больше не чувствую упомянутого инстинктивного беспокойства.
Ну теперь, терпеливый читатель, я должен в самом деле закончить эту вступительную главу. Теперь ее надо только подписать.
Тот, которого…
Стоп! Здесь необходима осторожность! С подписью шутить нельзя, иначе с вами сделают то же самое, что делают в одной из империй Центральной Европы, когда вас заставляют заплатить десятилетнюю арендную плату за дом, который вы занимали в течение трех месяцев, только потому, что вы неосмотрительно приложили руку к бумаге, обязывающей возобновлять контракт за дом каждый год.
Конечно, после этого и еще других примеров из жизненного опыта я должен, во всяком случае в отношении своей собственной подписи, быть очень и очень осторожным.
Ну, ладно.
Тот, которого в детстве называли «Татах»; в ранней юности «Чернявый»; позже «Черный Грек»; в среднем возрасте «Тигр Туркестана»; а теперь не просто кто-нибудь, а настоящий «мсье» или «мистер» Гурджиев, или «племянник князя Мухранского», или, наконец, просто «Учитель танцев».
ГЛАВА 2. ПРОЛОГ. ПОЧЕМУ ВЕЛЬЗЕВУЛ НАХОДИЛСЯ В НАШЕЙ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЕ
ГЛАВА 3. ПРИЧИНА ЗАДЕРЖКИ ПАДЕНИЯ КОРАБЛЯ «КАРНАК»
Ничего не поделаешь… Раз уж эта моя вступительная глава оказалась такой длинной, не беда, если я еще немного удлиню ее, чтобы рассказать вам также об этом чрезвычайно симпатичном Карапете из Тифлиса.
Прежде всего, я должен сказать, что двадцать или двадцать пять лет назад на тифлисской железнодорожной станции был «паровой гудок».
Гудок давали каждое утро, чтобы будить железнодорожников и станционных рабочих, а так как тифлисская станция стояла на холме, этот гудок был слышен почти во всем городе, и он будил не только железнодорожных рабочих, но и жителей самого города Тифлиса.
Тифлисские местные власти, насколько я помню, даже затеяли переписку с начальством железной дороги по поводу нарушения утреннего сна мирных граждан.
Подавать пар для гудка каждое утро было обязанностью этого самого Карапета, работавшего на станции.
Итак, когда он утром подходил к веревке, с помощью которой подавал пар в гудок, то обычно, прежде чем взяться за веревку и потянуть ее, махал рукой во всех направлениях и торжественно, как мусульманский мулла с минарета, громко выкрикивал:
– Ваша мать…, ваш отец…, ваш дед хуже чем…, чтоб ваши глаза, уши, нос, селезенка, печенка мозоли… и т. д., – короче говоря, он произносил на разные лады все известные ему проклятия и только после этого тянул за веревку.
Услышав об этом Карапете и этом его обыкновении, я однажды вечером после работы навестил его с небольшим бурдюком кахетинского вина и, после совершенного этого обязательного местного «ритуала торжественного провозглашения тостов», спросил его, конечно подобающим образом, а также в соответствии с местными правилами «вежливого обхождения», принятыми во взаимоотношениях, почему он так делает.
Залпом осушив стакан и спев один раз известную грузинскую песню «Мы мало выпили», обязательно исполняемую при выпивке, он неторопливо начал отвечать следующим образом:
– Так как вы пьете вино не так, как пьют теперь, то есть не просто для видимости, а действительно честно, то это указывает мне, что вы хотите узнать об этом моем обыкновении не из любопытства, как наши инженеры и техники, а действительно из-за своего стремления к знанию, и поэтому я хочу и даже считаю своим долгом откровенно поведать вам точную причину этих внутренних, так сказать, моих «деликатных соображений», которые привели меня к этому и мало-мальски укрепили во мне такую привычку.
Затем он рассказал следующее:
– Прежде я работал на этой станции по ночам – чистил паровые котлы, но, когда привезли сюда этот паровой гудок, начальник станции, очевидно учитывая мой возраст и неспособность выполнять эту тяжелую работу, приказал мне заниматься только подачей пара в гудок, для чего я должен был приходить в определенное время каждое утро и каждый вечер.
В первую неделю этой новой работы я однажды заметил, что после выполнения этой своей обязанности я чувствовал себя в течение часа или двух как-то не по себе. Но когда это странное чувство увеличивалось день ото дня, в конце концов стало определенным инстинктивным беспокойством, от которого пропала даже моя склонность к «махоху», я начал с той поры все время думать и думать, чтобы выяснить причину этого. Я думал обо всем этом по той или иной причине особенно напряженно, когда шел на работу или возвращался домой, но как я ни старался, я не мог уяснить себе абсолютно ничего хотя бы приблизительно.
Так продолжалось почти два года, и, наконец, когда мозоли на моих ладонях от веревки парового гудка совсем затвердели, я совершенно случайно и неожиданно понял, почему испытываю это беспокойство.
Толчком к правильному пониманию, в результате которого во мне сформировалось относительно этого непоколебимое убеждение, было одно восклицание, случайно услышанное мною при следующих, довольно своеобразных, обстоятельствах.
Однажды утром, когда я, не выспавшись, так как провел первую половину ночи на крестинах девятой дочери моего соседа, а вторую половину за чтением очень интересной книги, которая попала ко мне случайно и называлась «Сны и колдовство», спешил подавать гудок, я неожиданно увидел на углу знакомого мне цирюльника, служившего в городской управе, который сделал мне знак остановиться.
Обязательность этого моего приятеля цирюльника состояла в том, что бы с определенное время вместе в помощником на специально оборудованной телеге объезжать город и ловить всех беспризорных собак, у которых на ошейниках не было металлических блях, выдаваемых местными властями после уплаты налога, и доставлять этих собак на городскую бойню, где их держали в течение двух недель на казенный счет, подкармливая отбросами с бойни; если по истечении этого периода владельцы собак не приходили за ними и не уплачивали установленного налога, то этих собак с некоторой торжественностью гнали по определенному проходу, ведущему прямо в специально построенную печь.
Вскоре из другого конца этой знаменитой прибыльной печи с приятным бульканьем вытекало, в пользу отцов нашего города, некоторое количество прозрачного и идеально чистого жира для производства мыла, а также, возможно, что-нибудь еще, и с журчанием, не менее приятным для слуха, вытекало также немалое количество очень полезного вещества для удобрения.
Этот мой друг цирюльник ловил собак следующим простым и удивительно искусным способом.
Он где-то достал обыкновенную большую старую рыболовную сеть, которую он, во время своих своеобразных экспедиций по трущобам нашего города на благо человечества, нес сложенную особым образом на своих сильных плечах, и, когда «беспаспортная» собака попадала в сферу его всевидящего и страшного для всего собачьего рода ока, он, не спеша и с мягкостью пантеры, близко подкрадывался к ней и, улучшив подходящий момент, когда собаку заинтересовывало и привлекало что-то ею замеченное, набрасывал на нее сеть и быстро опутывал ее, а потом, подкатив телегу, высвобождал собаку таким образом, что она оказывалась в клетке, прикрепленной к телеге.
Когда мой друг цирюльник сделал мне знак остановиться, он как раз прицеливался, чтобы набросить в благоприятный момент сеть на свою очередную жертву, которая в тот момент стояла, виляя хвостом, и поглядывая на суку. Мой друг уже собирался набросить сеть, когда вдруг зазвонили колокола соседней церкви, созывая народ к ранней заутрене. При этом неожиданном звоне в утренней тишине собака испугалась и, отскочив в сторону, пулей помчалась по безлюдной улице со всей своей собачьей скоростью.
Тогда цирюльник, настолько взбешенный этим, что волосы у него даже под мышками встали дыбом, швырнул сеть на мостовую и, плюнув через левое плечо, громко воскликнул:
– О, черт! Нашли время звонить!
Как только это восклицание цирюльника достигло моего мыслительного аппарата, в нем начали роиться разные мысли, которые в конце концов привели, по моему мнению, к правильному пониманию того, почему же во мне возникает вышеупомянутое инстинктивное беспокойство.
В первый момент после того как я понял это, у меня возникла даже досада на себя, как это раньше мне не пришла в голову такая простая и очевидная мысль.
Я понял всем своим существом, что мое воздействие на окружающую жизнь и не могло породить никакого иного результата, чем тот процесс, который все время происходит во мне.
И в самом деле, все, кого будил шум, который я производил паровозным гудком, нарушавшим их сладкий утренний сон, должны, без сомнения, ругать меня «на чем свет стоит», именно меня, причину этого адского рева, и вследствие этого к моей персоне со всех сторон, конечно, должны течь вибрации всяческой злобы.
В то знаменитое утро, когда, выполнив свои обязанности, я в обычном подавленном состоянии сидел в соседнем «духане» и ел «хаш» с чесноком, я, продолжая размышлять, пришел к заключению, что, если бы я заранее обругал всех тех, для кого моя работа, производимая на пользу некоторых из них, может казаться помехой, то, согласно объяснениям книги, которую я читал прошлой ночью, как бы ни поносили меня все те, которых можно назвать «пребывающими в сфере идиотизма», то есть между сном и дремотой, это не оказало бы – как объяснено в этой самой книге – на меня совершенно никакого воздействия.
И действительно, с тех пор как я начал делать это, я больше не чувствую упомянутого инстинктивного беспокойства.
Ну теперь, терпеливый читатель, я должен в самом деле закончить эту вступительную главу. Теперь ее надо только подписать.
Тот, которого…
Стоп! Здесь необходима осторожность! С подписью шутить нельзя, иначе с вами сделают то же самое, что делают в одной из империй Центральной Европы, когда вас заставляют заплатить десятилетнюю арендную плату за дом, который вы занимали в течение трех месяцев, только потому, что вы неосмотрительно приложили руку к бумаге, обязывающей возобновлять контракт за дом каждый год.
Конечно, после этого и еще других примеров из жизненного опыта я должен, во всяком случае в отношении своей собственной подписи, быть очень и очень осторожным.
Ну, ладно.
Тот, которого в детстве называли «Татах»; в ранней юности «Чернявый»; позже «Черный Грек»; в среднем возрасте «Тигр Туркестана»; а теперь не просто кто-нибудь, а настоящий «мсье» или «мистер» Гурджиев, или «племянник князя Мухранского», или, наконец, просто «Учитель танцев».
ГЛАВА 2. ПРОЛОГ. ПОЧЕМУ ВЕЛЬЗЕВУЛ НАХОДИЛСЯ В НАШЕЙ СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЕ
Это было в 223 году после сотворения Мира по объективному времяисчислению, или, как сказали бы здесь, на «Земле», в 1921 году после Рождества Христова.
Через Вселенную летел корабль «транспространственного» сообщения «Карнак».
Он летел из пространства «Асупарацата», то есть из пространств «Млечного Пути» с планеты Каратаз к солнечной системе «Пандецнох», солнце которой называется также «Полярная Звезда».
На упомянутом «транспространственном» корабле находился Вельзевул со своими родственниками и приближенными.
Он отправлялся на планету Ревозврадендр на специальную конференцию, в которой согласился принять участие по просьбе своих давних друзей.
Только память об этой старой дружбе вынудила его принять это приглашение, так как он уже был немолод, а такое длительное путешествие и неизбежно связанные с ним превратности были отнюдь не легким делом для всякого в его возрасте.
Незадолго до этого путешествия Вельзевул вернулся домой на планету Каратаз, где он получил свое возникновение и вдали от которой, вследствие обстоятельств, не зависящих от его собственной сущности, провел много лет своего существования в условиях, не соответствующих его природе.
Это многолетнее существование, неподходящее для него, вместе со связанными с этим восприятиями, необычными для его природы, и с не соответствующими его сущности переживаниями, не могло не оставить на его общем присутствии заметного следа.
Кроме того, само время теперь неизбежно состарило его, и упомянутые необычные условия существования привели Вельзевула, того самого Вельзевула, у которого была столь необычайно здоровая, горячая и прекрасная молодость, к столь же необычайной старости.
Давным-давно, в то время, когда Вельзевул жил еще на планете Каратаз, его взяли благодаря его необычайно изобретательному уму, на службу на «Солнце Абсолют», где наш ВЕРХОВНЫЙ ВЛАДЫКА БЕСКОНЕЧНОСТЬ имеет основное место СВОЕГО Пребывания; и там Вельзевул, среди других ему подобных, стал приближенным ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТИ.
Именно тогда, вследствие еще не сформировавшегося, по молодости, разума и вследствие незрелости и поэтому еще горячности своего мышления, основанного (что естественно для существ, еще не ставшими определенно ответственными) на ограниченном понимании, – Вельзевул однажды увидел в управлении Миром что-то, показавшееся ему «нелогичным», и, найдя поддержку среди своих товарищей, существ, как и он, еще не сформировавшихся, вмешался не в свое дело.
Вследствие пылкости и силы натуры Вельзевула тогдашнее вмешательство его и его товарищей вскоре захватило все умы и тем самым поставило центральное государство Мегалокосмоса почти на грань революции.
Узнав об этом, ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТЬ, несмотря на свое Вселюбие и Всепрощение, был вынужден изгнать Вельзевула с его товарищами в один из удаленных районов Вселенной, именно в солнечную систему «Орс», обитатели которой называют ее просто «Солнечной Системой», и назначить местом их существования одну из планет этой солнечной системы, именно Марс, с правом жить также на других планетах, хотя только той же солнечной системы.
Среди этих изгнанников, помимо упомянутых товарищей Вельзевула, находилось просто несколько сочувствовавших ему, а также приближенные и подчиненные как Вельзевула, так и его товарищей.
Все со своими домочадцами прибыли в это отдаленное место, и там, на планете Марс, вскоре образовалась целая колония трехмозговых существ с различных планет центральной части нашей Великой Вселенной.
Все это население, необычное для упомянутой планеты, мало-помалу приспособилось к своему новому месту жительства, и многие из них даже нашли то или иное занятие, чтобы скоротать долгие годы своего изгнания.
Они нашли занятия либо на этой самой планете Марс, либо на соседней планете, именно на тех планетах, которые были почти совершенно заброшены из-за их удаленности от центра и бедности всех их формаций.
По мере того как проходили годы, многие, либо по своей собственной инициативе, либо откликаясь на нужды общего характера, постепенно переселялись с планеты Марс на другие планеты; но сам Вельзевул, вместе со своими приближенными, остался на планете Марс, где он более или менее сносно организовал свое существование.
Одним из его главных занятий было устройство «обсерватории» на планете Марс для наблюдения как отдаленных пунктов Вселенной, так и условий жизни существ на соседних планетах; и эта его обсерватория, как здесь уместно отметить, впоследствии стала хорошо известна и даже знаменита повсюду во Вселенной.
Хотя солнечная система «Орс» была заброшена вследствие ее удаленности от центра и по многим другим причинам, тем не менее, наш ВЕРХОВНЫЙ ВЛАДЫКА время от времени направлял СВОИХ Посланцев на планеты этой системы, чтобы более или менее упорядочивать бытийное существование возникающих на них трехмозговых существ, для координации процесса их существования с общей Мировой Гармонией.
И в соответствии с этим на одну из планет этой солнечной системы, именно на планету Земля, однажды был направлен такой Посланец от нашего ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТИ, некий Ашиата Шиемаш, а, так как Вельзевул выполнил тогда что-то требовавшееся в связи с его миссией, упомянутый Посланник, вернувшись снова на «Солнце Абсолют», горячо просил ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТЬ простить этого когда-то молодого и пылкого, но теперь состарившегося Вельзевула.
Приняв во внимание эту просьбу Ашиата Шиемаша, а также скромное и устремленное к познанию существование самого Вельзевула, наш СОЗДАТЕЛЬ ТВОРЕЦ простил его и разрешил ему вернуться в место своего возникновения.
Вот почему Вельзевул, после долгого отсутствия, теперь опять оказался в центре Вселенной.
Его влияние и авторитет не только не уменьшились во время изгнания, но, наоборот, очень увеличились, так как все окружающие его ясно понимали, что, благодаря продолжительному существованию в вышеупомянутых необычных условиях, его знания и опыт должны были неизбежно расшириться и углубиться.
И вот, когда на одной из планет солнечной системы «Пандецнох» произошли очень важные события, старые друзья Вельзевула решили побеспокоить его и пригласить на конференцию, связанную с этими событиями.
И как раз в результате этого Вельзевул теперь совершал длительное путешествие на корабле «Карнак» с планеты Каратаз на планету Ревозврадендр.
На этом большом космическом корабле «Карнак» пассажиры состояли из родственников и приближенных Вельзевула, а также многих существ, служивших на самом корабле.
В то время, к которому относится это наше повествование, все пассажиры были заняты либо своими обязанностями, либо просто осуществлением того, что называется «активным бытийным мышлением».
Среди всех пассажиров на борту корабля бросался в глаза один очень красивый мальчик; он был всегда подле самого Вельзевула.
Это был Хусейн, сын любимого сына Вельзевула – Тулуфа.
После своего возвращения домой из изгнания Вельзевул увидел этого своего внука Хусейна впервые и, оценив его доброе сердце, а также благодаря так называемому «родственному влечению», сразу полюбил его.
И так как это время случайно совпало со временем, когда разум маленького Хусейна нуждался в развитии, Вельзевул, имея там много свободного времени, сам занялся воспитанием своего внука, и с тех пор всюду брал с собой Хусейна.
Вот почему Хусейн также сопровождал Вельзевула в этом длительном путешествии и находился в числе окружавших его.
И Хусейн, со своей стороны, так любил своего деда, что не желал сделать ни шагу без него и жадно впитывал все, что говорил и чему учил его дед.
Во время этого повествования Вельзевул с Хусейном и со своим преданным старым слугой Ахуном, всегда всюду сопровождавшим его, сидел на самом высоком «каснике», то есть на верхней палубе корабля «Карнак» под «кальнокранонисом», несколько напоминающим то, что мы бы назвали «стеклянным колоколом», и они беседовали там, наблюдая при этом безграничное пространство.
Вельзевул рассказывал о солнечной системе, где он провел долгие годы.
И Вельзевул как раз описывал тогда особенности природы планеты, называемой Венерой.
Во время разговора Вельзевулу доложили, что с ним хочет говорить капитан их корабля, и на эту просьбу Вельзевул дал согласие.
Через Вселенную летел корабль «транспространственного» сообщения «Карнак».
Он летел из пространства «Асупарацата», то есть из пространств «Млечного Пути» с планеты Каратаз к солнечной системе «Пандецнох», солнце которой называется также «Полярная Звезда».
На упомянутом «транспространственном» корабле находился Вельзевул со своими родственниками и приближенными.
Он отправлялся на планету Ревозврадендр на специальную конференцию, в которой согласился принять участие по просьбе своих давних друзей.
Только память об этой старой дружбе вынудила его принять это приглашение, так как он уже был немолод, а такое длительное путешествие и неизбежно связанные с ним превратности были отнюдь не легким делом для всякого в его возрасте.
Незадолго до этого путешествия Вельзевул вернулся домой на планету Каратаз, где он получил свое возникновение и вдали от которой, вследствие обстоятельств, не зависящих от его собственной сущности, провел много лет своего существования в условиях, не соответствующих его природе.
Это многолетнее существование, неподходящее для него, вместе со связанными с этим восприятиями, необычными для его природы, и с не соответствующими его сущности переживаниями, не могло не оставить на его общем присутствии заметного следа.
Кроме того, само время теперь неизбежно состарило его, и упомянутые необычные условия существования привели Вельзевула, того самого Вельзевула, у которого была столь необычайно здоровая, горячая и прекрасная молодость, к столь же необычайной старости.
Давным-давно, в то время, когда Вельзевул жил еще на планете Каратаз, его взяли благодаря его необычайно изобретательному уму, на службу на «Солнце Абсолют», где наш ВЕРХОВНЫЙ ВЛАДЫКА БЕСКОНЕЧНОСТЬ имеет основное место СВОЕГО Пребывания; и там Вельзевул, среди других ему подобных, стал приближенным ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТИ.
Именно тогда, вследствие еще не сформировавшегося, по молодости, разума и вследствие незрелости и поэтому еще горячности своего мышления, основанного (что естественно для существ, еще не ставшими определенно ответственными) на ограниченном понимании, – Вельзевул однажды увидел в управлении Миром что-то, показавшееся ему «нелогичным», и, найдя поддержку среди своих товарищей, существ, как и он, еще не сформировавшихся, вмешался не в свое дело.
Вследствие пылкости и силы натуры Вельзевула тогдашнее вмешательство его и его товарищей вскоре захватило все умы и тем самым поставило центральное государство Мегалокосмоса почти на грань революции.
Узнав об этом, ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТЬ, несмотря на свое Вселюбие и Всепрощение, был вынужден изгнать Вельзевула с его товарищами в один из удаленных районов Вселенной, именно в солнечную систему «Орс», обитатели которой называют ее просто «Солнечной Системой», и назначить местом их существования одну из планет этой солнечной системы, именно Марс, с правом жить также на других планетах, хотя только той же солнечной системы.
Среди этих изгнанников, помимо упомянутых товарищей Вельзевула, находилось просто несколько сочувствовавших ему, а также приближенные и подчиненные как Вельзевула, так и его товарищей.
Все со своими домочадцами прибыли в это отдаленное место, и там, на планете Марс, вскоре образовалась целая колония трехмозговых существ с различных планет центральной части нашей Великой Вселенной.
Все это население, необычное для упомянутой планеты, мало-помалу приспособилось к своему новому месту жительства, и многие из них даже нашли то или иное занятие, чтобы скоротать долгие годы своего изгнания.
Они нашли занятия либо на этой самой планете Марс, либо на соседней планете, именно на тех планетах, которые были почти совершенно заброшены из-за их удаленности от центра и бедности всех их формаций.
По мере того как проходили годы, многие, либо по своей собственной инициативе, либо откликаясь на нужды общего характера, постепенно переселялись с планеты Марс на другие планеты; но сам Вельзевул, вместе со своими приближенными, остался на планете Марс, где он более или менее сносно организовал свое существование.
Одним из его главных занятий было устройство «обсерватории» на планете Марс для наблюдения как отдаленных пунктов Вселенной, так и условий жизни существ на соседних планетах; и эта его обсерватория, как здесь уместно отметить, впоследствии стала хорошо известна и даже знаменита повсюду во Вселенной.
Хотя солнечная система «Орс» была заброшена вследствие ее удаленности от центра и по многим другим причинам, тем не менее, наш ВЕРХОВНЫЙ ВЛАДЫКА время от времени направлял СВОИХ Посланцев на планеты этой системы, чтобы более или менее упорядочивать бытийное существование возникающих на них трехмозговых существ, для координации процесса их существования с общей Мировой Гармонией.
И в соответствии с этим на одну из планет этой солнечной системы, именно на планету Земля, однажды был направлен такой Посланец от нашего ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТИ, некий Ашиата Шиемаш, а, так как Вельзевул выполнил тогда что-то требовавшееся в связи с его миссией, упомянутый Посланник, вернувшись снова на «Солнце Абсолют», горячо просил ЕГО БЕСКОНЕЧНОСТЬ простить этого когда-то молодого и пылкого, но теперь состарившегося Вельзевула.
Приняв во внимание эту просьбу Ашиата Шиемаша, а также скромное и устремленное к познанию существование самого Вельзевула, наш СОЗДАТЕЛЬ ТВОРЕЦ простил его и разрешил ему вернуться в место своего возникновения.
Вот почему Вельзевул, после долгого отсутствия, теперь опять оказался в центре Вселенной.
Его влияние и авторитет не только не уменьшились во время изгнания, но, наоборот, очень увеличились, так как все окружающие его ясно понимали, что, благодаря продолжительному существованию в вышеупомянутых необычных условиях, его знания и опыт должны были неизбежно расшириться и углубиться.
И вот, когда на одной из планет солнечной системы «Пандецнох» произошли очень важные события, старые друзья Вельзевула решили побеспокоить его и пригласить на конференцию, связанную с этими событиями.
И как раз в результате этого Вельзевул теперь совершал длительное путешествие на корабле «Карнак» с планеты Каратаз на планету Ревозврадендр.
На этом большом космическом корабле «Карнак» пассажиры состояли из родственников и приближенных Вельзевула, а также многих существ, служивших на самом корабле.
В то время, к которому относится это наше повествование, все пассажиры были заняты либо своими обязанностями, либо просто осуществлением того, что называется «активным бытийным мышлением».
Среди всех пассажиров на борту корабля бросался в глаза один очень красивый мальчик; он был всегда подле самого Вельзевула.
Это был Хусейн, сын любимого сына Вельзевула – Тулуфа.
После своего возвращения домой из изгнания Вельзевул увидел этого своего внука Хусейна впервые и, оценив его доброе сердце, а также благодаря так называемому «родственному влечению», сразу полюбил его.
И так как это время случайно совпало со временем, когда разум маленького Хусейна нуждался в развитии, Вельзевул, имея там много свободного времени, сам занялся воспитанием своего внука, и с тех пор всюду брал с собой Хусейна.
Вот почему Хусейн также сопровождал Вельзевула в этом длительном путешествии и находился в числе окружавших его.
И Хусейн, со своей стороны, так любил своего деда, что не желал сделать ни шагу без него и жадно впитывал все, что говорил и чему учил его дед.
Во время этого повествования Вельзевул с Хусейном и со своим преданным старым слугой Ахуном, всегда всюду сопровождавшим его, сидел на самом высоком «каснике», то есть на верхней палубе корабля «Карнак» под «кальнокранонисом», несколько напоминающим то, что мы бы назвали «стеклянным колоколом», и они беседовали там, наблюдая при этом безграничное пространство.
Вельзевул рассказывал о солнечной системе, где он провел долгие годы.
И Вельзевул как раз описывал тогда особенности природы планеты, называемой Венерой.
Во время разговора Вельзевулу доложили, что с ним хочет говорить капитан их корабля, и на эту просьбу Вельзевул дал согласие.
ГЛАВА 3. ПРИЧИНА ЗАДЕРЖКИ ПАДЕНИЯ КОРАБЛЯ «КАРНАК»
Вскоре после этого капитан вошел и, оказав Вельзевулу все подобающие рангу Вельзевула почтения, сказал:
– Ваше Высокопреподобие, позвольте мне узнать ваше авторитетное мнение по поводу «неизбежности», которая находится на линии нашего курса и которая помешает нашему плавному падению кратчайшим путем.
Дело в том, что если мы будем следовать своим намеченным курсом, то наш корабль через два «кильпрено»[1] пройдет через солнечную систему «Вуаник».
Но как раз там, где должен проходить наш корабль, приблизительно одним «кильпрено» раньше должна также пройти огромная комета, относящаяся к той солнечной системе и именуемая «Сакур», или, как ее иногда называют, «Сорви-голова».
Потому, если будем придерживаться своего предполагаемого курса, мы должны неизбежно пересечь пространство, через которое должна будет пройти эта комета.
Ваше Высокопреподобие конечно знает, что эта комета «Сорви-голова» всегда оставляет на своем пути массу «цильнотраго»,[2] которое, попадая в планетарное тело существа, дезорганизует большинство его функций, пока все «цильнотраго» из него не улетучится.
Сначала я думал, – продолжал капитан, – избежать «цильнотраго», направив корабль в обход этих областей, но для этого был бы необходим длинный крюк, который сильно затянул бы наше путешествие. С другой стороны, ждать где-нибудь, пока рассеется «цильнотраго», пришлось бы еще дольше.
Учитывая большое различие в решениях стоящей перед нами альтернативы, я не могу решить сам, что делать, и поэтому осмеливаюсь побеспокоить вас, Ваше Высокопреподобие, и просить вашего компетентного совета.
После того как капитан кончил говорить, Вельзевул немного подумал и сказал следующее:
– Право я не знаю, что посоветовать вам, мой дорогой капитан. Ах, да… в той солнечной системе, где я долгое время существовал, есть планета, называемая Землей. На этой планете возникали и еще продолжают возникать очень странные трехмозговые существа. И среди существ континента той планеты, называемого «Азия», возникло и существовало очень мудрое трехмозговое существо, которого они там назвали «мулла Наср-эддин».
Для всякой своеобразной ситуации, значительной и незначительной, в жизни тех существ, – продолжал Вельзевул, – у этого земного мудреца муллы Наср-эддина имелась подходящая и выразительная поговорка.
Поскольку все его поговорки отражали истинный дух тамошнего существования, я тоже всегда пользовался ими там, как руководством, для того чтобы вести сносное существование среди существ той планеты.
В данном случае, мой дорогой капитан, я намереваюсь воспользоваться одной из его мудрых поговорок.
В такой ситуации, которая постигла нас, он, вероятно, сказал бы:
«Выше головы не прыгнешь и хоть близок локоть, да не укусишь».
Я вам теперь говорю то же самое и добавляю: делать нечего; когда надвигается событие, порождаемое силами неизмеримо большими, чем наши собственные, нужно подчиниться.
Вопрос только в том, какое из упомянутых вами решений следует выбрать – то есть переждать где-нибудь или удлинить наше путешествие, сделав «крюк».
Вы говорите, что крюк значительно удлинит наше путешествие, но на ожидание уйдет значительно больше времени.
Хорошо, мой дорогой капитан. Предположим, что, сделав крюк, мы сэкономили бы немного времени. Как вы думаете: стоит ли подвергать износу детали механизмов нашего корабля ради того, чтобы окончить наше путешествие немного скорее?
Если этот крюк нанесет ходя бы малейший ущерб нашему кораблю, то, по моему мнению, нам следует предпочесть второе ваше предложение, то есть остановиться где-нибудь, пока путь не очиститься от вредного «цильнотраго». Таким образом мы уберегли бы наш корабль от излишнего ущерба.
А мы постараемся заполнить время этой непредвиденной задержки чем-нибудь полезным для всех нас.
Например, мне лично доставило бы большое удовольствие побеседовать с вами о современных кораблях вообще и о нашем корабле в частности.
В этой области за время моего отсутствия в этих местах было сделано очень много нового, о чем я еще ничего не знаю.
Например, в мое время эти большие транспространственные корабли были так сложны и громоздки, что почти половина их мощности уходила на то, чтобы везти материалы, необходимые для обеспечения возможности их движения.
Но по своей простоте и просторности эти современные корабли – прямо-таки «стоблагое».
Существам на них жить так просто и они пользуются такой свободой в отношении всех бытийных проявлений, что по временам вы забываете, что вы не на одной из планет.
Итак, мой дорогой капитан, я очень хотел бы знать, как было осуществлено это благо и как работают современные корабли.
А теперь ступайте и сделайте все необходимые приготовления для требуемой остановки. А потом, когда вы освободитесь, снова приходите ко мне, и мы проведем время нашей неизбежной задержки в полезной для всех нас беседе.
Когда капитан ушел, Хусейн вдруг вскочил на ноги, начал приплясывать, хлопать в ладоши и кричать:
– О, как я рад, как я рад, как я рад этому!
Вельзевул с нежностью смотрел на эти проявления радости своего любимца, но старый Ахун не мог удержаться и, укоризненно покачав головой, вполголоса назвал мальчика «подрастающим эгоистом».
Услышав, как Ахун назвал его, Хусейн остановился перед ним и, лукаво глядя на него, сказал:
– Не сердись на меня, старый Ахун. Причина моей радости – не эгоизм, а лишь удачное для меня совпадение. Ты ведь слышал? Мой дорогой дедушка решил не только просто сделать остановку, но он также обещал капитану побеседовать с ним…
А ты ведь знаешь, что беседы моего дорогого дедушки всегда содержат рассказы о местах, где он побывал, и ты также знаешь, как замечательно он рассказывает их и как много новых и интересных сведений кристаллизуется в наших присутствиях от этих рассказов.
Где же эгоизм? Разве не сам он по своей собственной воле, взвесив своим мудрым разумом все обстоятельства этого непредвиденного события, решил сделать остановку, которая, по-видимому, не очень сильно нарушает намеченные им планы?
Мне кажется, что моему дорогому дедушке нет нужды спешить; на «Карнаке» имеется все необходимое для его отдыха и комфорта, и здесь также находятся многие из тех, которые любят его и которых любит он.
Разве ты не помнишь, как он недавно сказал: «мы не должны противиться силам более высоким, чем наши собственные» и добавил, что следует не только не противиться им, но даже подчиняться и принимать все их результаты с почтительностью, восхваляя и прославляя при этом чудесные и провиденциальные деяния Нашего Бога Творца?
– Ваше Высокопреподобие, позвольте мне узнать ваше авторитетное мнение по поводу «неизбежности», которая находится на линии нашего курса и которая помешает нашему плавному падению кратчайшим путем.
Дело в том, что если мы будем следовать своим намеченным курсом, то наш корабль через два «кильпрено»[1] пройдет через солнечную систему «Вуаник».
Но как раз там, где должен проходить наш корабль, приблизительно одним «кильпрено» раньше должна также пройти огромная комета, относящаяся к той солнечной системе и именуемая «Сакур», или, как ее иногда называют, «Сорви-голова».
Потому, если будем придерживаться своего предполагаемого курса, мы должны неизбежно пересечь пространство, через которое должна будет пройти эта комета.
Ваше Высокопреподобие конечно знает, что эта комета «Сорви-голова» всегда оставляет на своем пути массу «цильнотраго»,[2] которое, попадая в планетарное тело существа, дезорганизует большинство его функций, пока все «цильнотраго» из него не улетучится.
Сначала я думал, – продолжал капитан, – избежать «цильнотраго», направив корабль в обход этих областей, но для этого был бы необходим длинный крюк, который сильно затянул бы наше путешествие. С другой стороны, ждать где-нибудь, пока рассеется «цильнотраго», пришлось бы еще дольше.
Учитывая большое различие в решениях стоящей перед нами альтернативы, я не могу решить сам, что делать, и поэтому осмеливаюсь побеспокоить вас, Ваше Высокопреподобие, и просить вашего компетентного совета.
После того как капитан кончил говорить, Вельзевул немного подумал и сказал следующее:
– Право я не знаю, что посоветовать вам, мой дорогой капитан. Ах, да… в той солнечной системе, где я долгое время существовал, есть планета, называемая Землей. На этой планете возникали и еще продолжают возникать очень странные трехмозговые существа. И среди существ континента той планеты, называемого «Азия», возникло и существовало очень мудрое трехмозговое существо, которого они там назвали «мулла Наср-эддин».
Для всякой своеобразной ситуации, значительной и незначительной, в жизни тех существ, – продолжал Вельзевул, – у этого земного мудреца муллы Наср-эддина имелась подходящая и выразительная поговорка.
Поскольку все его поговорки отражали истинный дух тамошнего существования, я тоже всегда пользовался ими там, как руководством, для того чтобы вести сносное существование среди существ той планеты.
В данном случае, мой дорогой капитан, я намереваюсь воспользоваться одной из его мудрых поговорок.
В такой ситуации, которая постигла нас, он, вероятно, сказал бы:
«Выше головы не прыгнешь и хоть близок локоть, да не укусишь».
Я вам теперь говорю то же самое и добавляю: делать нечего; когда надвигается событие, порождаемое силами неизмеримо большими, чем наши собственные, нужно подчиниться.
Вопрос только в том, какое из упомянутых вами решений следует выбрать – то есть переждать где-нибудь или удлинить наше путешествие, сделав «крюк».
Вы говорите, что крюк значительно удлинит наше путешествие, но на ожидание уйдет значительно больше времени.
Хорошо, мой дорогой капитан. Предположим, что, сделав крюк, мы сэкономили бы немного времени. Как вы думаете: стоит ли подвергать износу детали механизмов нашего корабля ради того, чтобы окончить наше путешествие немного скорее?
Если этот крюк нанесет ходя бы малейший ущерб нашему кораблю, то, по моему мнению, нам следует предпочесть второе ваше предложение, то есть остановиться где-нибудь, пока путь не очиститься от вредного «цильнотраго». Таким образом мы уберегли бы наш корабль от излишнего ущерба.
А мы постараемся заполнить время этой непредвиденной задержки чем-нибудь полезным для всех нас.
Например, мне лично доставило бы большое удовольствие побеседовать с вами о современных кораблях вообще и о нашем корабле в частности.
В этой области за время моего отсутствия в этих местах было сделано очень много нового, о чем я еще ничего не знаю.
Например, в мое время эти большие транспространственные корабли были так сложны и громоздки, что почти половина их мощности уходила на то, чтобы везти материалы, необходимые для обеспечения возможности их движения.
Но по своей простоте и просторности эти современные корабли – прямо-таки «стоблагое».
Существам на них жить так просто и они пользуются такой свободой в отношении всех бытийных проявлений, что по временам вы забываете, что вы не на одной из планет.
Итак, мой дорогой капитан, я очень хотел бы знать, как было осуществлено это благо и как работают современные корабли.
А теперь ступайте и сделайте все необходимые приготовления для требуемой остановки. А потом, когда вы освободитесь, снова приходите ко мне, и мы проведем время нашей неизбежной задержки в полезной для всех нас беседе.
Когда капитан ушел, Хусейн вдруг вскочил на ноги, начал приплясывать, хлопать в ладоши и кричать:
– О, как я рад, как я рад, как я рад этому!
Вельзевул с нежностью смотрел на эти проявления радости своего любимца, но старый Ахун не мог удержаться и, укоризненно покачав головой, вполголоса назвал мальчика «подрастающим эгоистом».
Услышав, как Ахун назвал его, Хусейн остановился перед ним и, лукаво глядя на него, сказал:
– Не сердись на меня, старый Ахун. Причина моей радости – не эгоизм, а лишь удачное для меня совпадение. Ты ведь слышал? Мой дорогой дедушка решил не только просто сделать остановку, но он также обещал капитану побеседовать с ним…
А ты ведь знаешь, что беседы моего дорогого дедушки всегда содержат рассказы о местах, где он побывал, и ты также знаешь, как замечательно он рассказывает их и как много новых и интересных сведений кристаллизуется в наших присутствиях от этих рассказов.
Где же эгоизм? Разве не сам он по своей собственной воле, взвесив своим мудрым разумом все обстоятельства этого непредвиденного события, решил сделать остановку, которая, по-видимому, не очень сильно нарушает намеченные им планы?
Мне кажется, что моему дорогому дедушке нет нужды спешить; на «Карнаке» имеется все необходимое для его отдыха и комфорта, и здесь также находятся многие из тех, которые любят его и которых любит он.
Разве ты не помнишь, как он недавно сказал: «мы не должны противиться силам более высоким, чем наши собственные» и добавил, что следует не только не противиться им, но даже подчиняться и принимать все их результаты с почтительностью, восхваляя и прославляя при этом чудесные и провиденциальные деяния Нашего Бога Творца?