Клэнси Том. Слово президента

   — ЦРУ, у нас срочное дело, — сказал он военному полицейскому.
   — Проезжайте, — ответил сержант.
   — Так куда мы направляемся, мистер К.? — спросил Чавез, когда автомобиль снова набрал скорость.
   — В Африку, через Азорские острова.

Глава 51
Расследование

   Ход встречи с сенаторами был предсказуем. После раздачи хирургических масок — это снова посоветовал Арни ван Дамм — настроение сенаторов стало особенно серьёзным. Генерал Пикетт успел побывать в центре Хопкинса, где ознакомился с мерами предосторожности, а затем вернулся в Белый дом. Он играл ключевую роль в брифинге. Пятнадцать сенаторов, собравшихся в Восточном зале, молча выслушали его объяснения. Над хирургическими масками виднелись тревожные глаза.
   — Меня несколько беспокоят принятые вами меры, господин президент, — сказал один из сенаторов. Райан не узнал, кто именно скрывается за маской.
   — Вы думаете меня они не беспокоят? — ответил он. — Если у кого-то из вас есть более разумные предложения, я готов их выслушать. Мне пришлось положиться на советы лучших медицинских специалистов. Если этот вирус настолько смертоносен, как говорит генерал, то любая ошибка может стоить тысяч — даже миллионов — жизней. Уж лучше проявить излишнюю бдительность, чем подвергать риску такое количество людей.
   — Но как относительно гражданских прав? — спросил другой сенатор.
   — Разве есть гражданское право, которое было бы важнее права на жизнь? Я уже сказал, что готов выслушать любую точку зрения: у нас здесь один из лучших экспертов по инфекционным болезням, и он поможет оценить её. Однако я не буду прислушиваться к советам, которые основываются не на медицинских фактах. Конституция и законодательство не могут предусмотреть все возможные случаи. В подобных ситуациях следует принимать решения, опираясь на собственный разум.
   — Но ведь мы должны руководствоваться принципами! — снова возразил рьяный защитник гражданских свобод.
   — Отлично, обсудим это. Если существует выбор между тем, что сделал я, и другим путём, при котором жизнь в стране будет продолжаться — подчёркиваю, в безопасности! — давайте отыщем его. Мне нужны иные варианты — разумные варианты, которыми я мог бы воспользоваться! — В зале воцарилась тишина, сидевшие обменивались взглядами, насколько позволяло это их положение за длинным столом.
   — Но почему вы так поспешно приняли эти меры?
   — Да потому, что кругом умирают люди, осел! — проворчал другой сенатор, глядя на своего старинного приятеля и коллегу. Наверняка он из числа тех, кто только приехали в Вашингтон, подумал Джек, ещё не успел освоить дипломатический язык столицы.
   — А если вы ошибаетесь? — послышался чей-то голос.
   — Тогда вы сможете приступить к процедуре импичмента, как только палата представителей признает меня виновным, — ответил Джек. — На моём месте окажется другой человек, которому придётся принимать решения — да поможет ему Бог! Сенаторы, моя жена сейчас находится в больнице Хопкинса, она ухаживает там за больными лихорадкой Эбола. Я тоже не в восторге от этого. Мне хотелось бы заручиться вашей поддержкой. Тяжело принимать такие решения в одиночку, однако независимо от того, согласитесь вы со своим президентом или нет, мне всё равно придётся пойти на крайние меры. Позвольте повторить ещё раз: если у кого-нибудь из вас есть более разумное предложение, давайте обсудим его.
   В зале по-прежнему царило молчание. Их трудно обвинить в нерешительности, подумал Райан. Если уж у него оказалось мало времени для принятия решения в столь критической ситуации, то у них его было ещё меньше.

* * *

   Хозяйственники ВВС сумели найти на своём складе, напоминающем универмаг средних размеров, офицерское тропическое обмундирование для Кларка и Чавеза, так как их одежда явно не годилась для тропиков. К тому же такое обмундирование позволяло оперативникам не выделяться. На мундире Кларка красовались серебряные орлы полковника, а Чавеза сделали майором с крылышками лётчика — разноцветные орденские планки ему собрали у пилотов, тем более что на борту VC-20B находились два экипажа. Лётчики второй смены сейчас спали, откинувшись на спинки передних пассажирских кресел.
   — Совсем неплохо для отставного ефрейтора, — заметил Динг, хотя мундир майора не слишком щегольски обтягивал его фигуру. Впрочем, времени на подгонку обмундирования не было.
   — Да и для отставного сержанта тоже хорошо. Извольте говорить «сэр», обращаясь ко мне, майор Чавез.
   — Слушаюсь, сэр. Позвольте почистить вам ботинки, сэр. — На этом шутки кончились. На борту реактивного «гольфстрима» военной модификации находилась самая современная аппаратура связи, которой заведовала сержант ВВС. Сюда непрерывно поступала информация, причём в таком объёме, что грозила истощить запас бумаги уже тогда, когда они пролетали над островами Зелёного мыса, направляясь в Киншасу.
   — Следующая остановка в Кении, сэр. — Вообще-то сержант-связист была сотрудницей военной разведки и читала все поступающие документы. — Там вам надлежит встретиться с человеком и обсудить проблему исчезновения партии обезьян.
   Кларк взял лист бумаги — в конце концов он был полковником — и принялся читать. Тем временем Чавез разглядывал на своей синей форменной рубашке орденские планки и пришёл к выводу, что можно и не стесняться своего нового звания. Вообще-то военно-воздушные силы по уровню подготовки не идут в сравнение с видом войск, в котором он служил раньше, по крайней мере с армейской точки зрения, но знаки отличия выглядят совсем неплохо.
   — Погляди-ка вот на это. — Джон протянул ему страницу.
   — Тут что-то есть, мистер К., — заметил Динг. Они переглянулись. На этот раз они выполняли сугубо разведывательное задание, что случалось не так и часто. Им поручено собрать жизненно важную информацию для своей страны и не более того. Пока. Хотя оба промолчали, они были готовы сделать и кое-что ещё, если поступит такое указание. Хотя оба были сейчас агентами оперативного управления ЦРУ, прежде они служили в боевых частях (причём Кларк даже входил в состав группы особого назначения ВМС, носящей мирное название «тюлени»), поэтому им нередко приходилось заниматься тем, что обычные разведчики считали слишком опасным. С другой стороны, подумал Чавез, это часто делало жизнь оперативников особенно интересной и увлекательной. Иногда даже слишком. Он научился сдерживать свой темперамент, более того, эту часть своего генетического наследства, как теперь называл его Динг, он всегда держал под строгим контролем. Впрочем, это не мешало ему размышлять о том, что если он найдёт человека, виновного в нападении на его страну, то расправится с ним, как солдат.
   — Ты знаешь его лучше меня, Джон. Как он поступит?
   — Ты имеешь в виду Джека? — Кларк пожал плечами. — Это зависит от того, что мы обнаружим, Доминго. Именно в этом суть нашей работы.
   — Да, сэр, — серьёзно ответил молодой оперативник.

* * *

   Райан плохо спал этой ночью, хотя твердил и старался убедить других, что сон — необходимое условие для принятия разумных решений, а в этом и заключается его главная задача, как подчёркивали все. Именно этого прежде всего ожидали от своего президента американские граждане. Несмотря на то что накануне был тяжёлый день, с перелётами из города в город и выступлениями, а на сон осталось всего шесть часов, он никак не мог заставить себя уснуть. Его сотрудникам и персоналу многих федеральных департаментов времени на сон и вовсе не осталось — какими бы широкими ни были данные им полномочия, осуществлять их приходилось в реальном мире, а это означало, что распоряжения президента нужно воплощать в жизни целой страны. Ситуация осложнялась и тем, что часть проблем была связана с двумя Китаями, где время на тринадцать часов опережало Вашингтон, с Индией, находящейся в десяти часовых поясах на восток, с Персидским заливом — в восьми. Вдобавок ко всему непрерывно ухудшалась ситуация в самой Америке, охватывающей семь часовых поясов (если считать Гавайские острова) и даже больше, если принять во внимание американские владения в Тихом океане. Лёжа на кровати на жилом этаже Белого дома, Райан окидывал мысленным взором земной шар и наконец пришёл к выводу, что интересы Америки охватывают фактически весь мир. В три часа ночи он понял, что не сможет уснуть, встал, наспех оделся и пошёл в центр связи, расположенный в Западном крыле. За ним неотступно следовали агенты Секретной службы.
   — Что там происходит? — спросил он старшего дежурного офицера, майора морской пехоты Чарлза Кэнона, который несколько недель назад сообщил ему про убийство президента Ирака… Райан вспомнил, что именно убийство иракского президента положило начало всему, что происходило сейчас. При виде Райана связисты вскакивали, вытягиваясь по стойке смирно. Джек махнул рукой, разрешая им сесть.
   — Напряжённая ночь, сэр. Вы действительно хотите узнать все, что происходит? — спросил майор.
   — Что-то не спится, майор, — ответил Райан. Три агента Секретной службы, стоявшие позади, переглянулись. Они понимали, как чувствует себя президент, лучше его самого.
   — О'кей, господин президент. У нас прямая связь с Центром инфекционных болезней в Атланте и армейским институтом в Форт-Детрике, так что в нашем распоряжении имеется полная информация. Вот здесь, на карте, нанесены все места, где отмечены вспышки эпидемии. — Кэнон показал на новую крупномасштабную карту Соединённых Штатов, прикреплённую к стенду. Красные флажки означали заболевания лихорадкой Эбола. В коробке лежали и чёрные флажки, хотя на карте их пока не было. Флажки концентрировались главным образом вокруг восемнадцати городов, хотя были и беспорядочно разбросанные по одиночке и парами по всей карте. Несколько штатов эпидемия пока не затронула. Айдахо, Северная и Южная Дакота и, как ни странно, Миннесота со своей превосходной клинической больницей Майо оказались среди штатов, куда пока лихорадка Эбола не смогла проникнуть. Возможно, благодаря введению чрезвычайного положения, а возможно, по чистой случайности, подумал Джек. Кто знает? На столе лежало несколько распечаток — принтеры в центре работали, не переставая. Райан взял одну. Пациенты, больные лихорадкой Эбола, перечислялись в алфавитном порядке по фамилиям, штатам, городам и профессиям. Примерно пятнадцать процентов относились к категории «сторожа и уборщицы», и это была самая большая профессиональная группа заболевших, уступавшая только «специалистам по маркетингу». Эти сведения поступили из Центра инфекционных болезней и ФБР, которые совместно старались обнаружить места, откуда началось распространение эпидемии. В другой распечатке перечислялись города и центры, откуда, как подозревалось, исходила инфекция, и это подтверждало предположение генерала Пикетта, что основными целями были торговые выставки и ярмарки.
   За время пребывания в ЦРУ Райан изучал самые разные теоретические методы возможного нападения на страну, но почему-то этот метод никогда не привлекал его внимания. Нападение с использованием биологического оружия казалось слишком невероятным, выходящим за пределы человеческого разума. Он провёл за столом тысячи часов, рассматривая вероятность нападения с применением ядерного оружия. Он думал о том, чем располагает его страна, чем располагает противник, каковы возможные цели и вероятные потери, перебирал сотни вариантов ядерных ударов, выбранных на основе политических, военных и экономических факторов. Для каждого такого варианта существовали многочисленные возможные последствия в зависимости от погоды, времени года и дня, а также других переменных. Всё это было настолько сложно, что расчёты поддавались лишь компьютерной обработке, но и в этом случае последствия были лишь вероятными, подверженными бесчисленным случайностям. Джек с отвращением относился к такой работе, хотя и понимал её необходимость. Конец холодной войны и исчезновение вместе с ним дамоклова меча, нависшего над страной и миллионами жизней, вызвало у него ликование. Более того, ему даже довелось пережить политический кризис, способный привести к такому исходу. Он всё ещё помнил преследовавшие его кошмары…
   Райан не изучал в бостонском колледже курс управления государством как таковой, он прослушал всего лишь обычные лекции по политологии, которые были необходимы для получения степени бакалавра в области экономики. Однако он запомнил приведённые на одной из лекций слова аристократа-плантатора^[111], написанные им почти за тридцать лет до того, как он стал третьим президентом Соединённых Штатов: жизнь, свобода и стремление к счастью — для того чтобы обеспечить эти права, люди создают правительства, которые получают необходимые полномочия с согласия тех, кем они управляют. В этой фразе содержалась задача, стоящая перед президентом. Конституция, которую он поклялся соблюдать, ограждать и защищать, была сама предназначена для того, чтобы соблюдать, ограждать и защищать жизни и права американских граждан. Райан не должен стоять здесь, в центре связи, и читать длинные списки, где перечислялись места проживания, профессии и фамилии людей, из которых не меньше восьмидесяти процентов расстанутся с жизнью. А ведь они имеют право на жизнь, имеют право на свободу, имеют право на стремление (под этим словом Джефферсон имел в виду не гонку, а призвание) к счастью. Сейчас кто-то отнимал у них право на жизнь, он распорядился временно приостановить использование ими гражданских свобод, так что у американского народа были все основания не чувствовать себя в данный момент счастливым…
   — Вообще-то есть и хорошие новости, господин президент, — произнёс Кэнон и протянул ему распечатку, в которой приводились результаты вчерашних выборов в палату представителей. Это потрясло Райана — из-за того, что произошло накануне, он совсем забыл о выборах. Кто-то составил список новых конгрессменов, классифицируя их по профессиям, и меньше половины из них составляли юристы. Двадцать семь врачей, двадцать три инженера, девятнадцать фермеров, восемнадцать преподавателей и четырнадцать предпринимателей разных категорий. Вот это безусловно можно считать победой. Теперь у него есть примерно треть палаты представителей. Только как переправить их в Вашингтон? Чрезвычайное положение, объявленное президентом, не касается членов Конгресса. Конституция недвусмысленно оговаривает это. Хотя Пэт Мартин и заявил, что запрет на переезд граждан из одного штата в другой ещё ни разу не рассматривался Верховным судом, Конституция Соединённых Штатов чётко и ясно заявляла: ничто не может помешать членам Конгресса прибыть на очередное заседание, за исключением обвинения в государственной измене или чего-то вроде этого. Джек не помнил точной формулировки, но ничуть не сомневался в том, что неприкосновенность членов Конгресса защищена Конституцией.
   И тут послышался стрекот внезапно заработавшего телетайпа. Связист подошёл к аппарату.
   — «Молния» из Госдепа, от посла в Индии Уилльямса, — сообщил он.
   — Ну-ка посмотрим. — Райан подошёл к телетайпу. Эти новости не относились к категории хороших, равно как и донесение из Тайбэя, поступившее чуть позже.

* * *

   Врачи разделились на четырехчасовые смены. Рядом с каждым молодым врачом-практикантом работал опытный врач. Они выполняли главным образом сестринские обязанности, и хотя отлично справлялись с ними, понимали, что особой пользы это не принесёт.
   Кэти впервые работала в герметичном «космическом» скафандре. У неё на счёту уже было около тридцати операций больным СПИДом с глазными осложнениями, но тогда это не было особенно сложным. При операциях она пользовалась обычными хирургическими перчатками и единственное, о чём приходилось беспокоиться, так это о том, чтобы в операционное поле попадало как можно меньше рук персонала, помогающего при операции. При офтальмологических операциях это не составляло особого труда, не то что при операциях на грудной клетке или брюшной полости. Приходилось действовать несколько медленнее, двигаться более осторожно, но не более того. А вот сейчас ситуация изменилась коренным образом. Теперь на Кэти был большой пластиковый скафандр с шлемом, прозрачная маска которого то и дело запотевала от дыхания, а её пациентов ожидала практически неминуемая смерть, несмотря на все старания опытнейших врачей, а порой и профессоров.
   Но они были обязаны делать все, что в их силах. Сейчас Кэти смотрела на первого пациента больницы Хопкинса, местного пациента «Зеро» — торговца автомобильными прицепами, жена которого находилась в соседней палате. Рядом с кроватью стояли две капельницы для внутривенного вливания — через одну трубку в организм пациента поступали питательные жидкости, электролит и морфий, через другую — кровь. Обе трубки надёжно крепились и удерживались определённым образом, чтобы не нарушить положение стальной иглы, введённой в вену. Единственное, что могли делать врачи, — это стараться поддерживать жизнь пациента. Было время, когда при лечении геморрагических лихорадок надеялись на помощь интерферона, однако надежды эти оказались тщетными. Антибиотики никак не влияли на вирусные заболевания, хотя об этом мало кто знал. Никаких других лекарств не было, несмотря на то что сотни учёных в своих лабораториях бились над поисками способов лечения. Для средств против лихорадки Эбола вообще не оставалось времени, и ею почти никто не занимался. Центр инфекционных болезней, армейский институт в Форт-Детрике и ещё пара лабораторий в разных странах мира делали кое-что, но усилия, направленные на лечение Эболы, были несравнимы с работой, посвящённой борьбе с болезнями, свирепствовавшими в «цивилизованных» странах. В Америке и Европе усилия учёных были направлены на болезни, которые либо убивали многих, либо привлекали внимание политиков, так как выделение средств на исследования в области медицины служило их целям, а частные средства выделялись на борьбу с болезнями, жертвой которых становились богатые или выдающиеся люди — порой им тоже не везёт. Мышечная дистрофия явилась причиной смерти Аристотеля Онассиса, и в результате были выделены огромные средства на исследование этой болезни. Это не помогло миллиардеру, зато позволило добиться успехов в поразительно короткий срок — главным образом благодаря везению, что хорошо знала доктор Райан, — и явилось благом для остальных жертв этой болезни. То же самое относилось к онкологии, где финансирование исследований рака груди, поражающего в среднем одну женщину из десяти, намного превосходило объём средств, выделяемых на исследования рака простаты, которым болела почти половина всех мужчин. Огромные деньги выделялись на детскую онкологию, которая статистически была весьма редким явлением — всего двенадцать заболеваний на сто тысяч детей, — но разве есть что-то более ценное, чем ребёнок? Никто не возражал против этого, и Кэти в особенности. А все это явилось причиной того, что на исследования лихорадки Эбола и других тропических болезней почти не выделялось средств, поскольку эти болезни не привлекали внимания в странах, которые финансировали исследования в области медицины. Теперь ситуация изменится, но это вряд ли уже поможет пациентам, наполнившим больницу.
   Пациент напрягся и повернулся на правый бок. Кэти успела схватить пластиковое ведро и подставить больному — обычные поддоны были слишком мелкими и рвотная масса выплёскивалась из них. Желчь и кровь, заметила она. Чёрная кровь. Кровь запёкшаяся. В ней мириады крошечных кристаллических «кирпичиков» с вирусами Эбола. Когда приступ рвоты закончился, она поднесла пациенту небольшой закрытый стаканчик с соломинкой, при нажиме на его стенки в рот попадало немного воды — совсем немного, только для того, чтобы освежить полость рта.
   — Спасибо… — простонал больной. Его кожа была мертвенно бледной, и на ней особенно ярко рдели пятна подкожных кровоподтёков. Петачии, вспомнила Кэти. Должно быть, латинское слово, взятое из мёртвого языка для обозначения приближающейся смерти. Мужчина посмотрел на неё, и ей стало ясно, что он все знает. Не может не знать. Несмотря на действие морфия, временами он приходит в сознание, и тогда боль накатывает на него, словно сокрушительные удары прилива на стены волнолома.
   — Как мои дела?.. — прошептал он.
   — Вы серьёзно больны, — сказала ему Кэти, — однако ваш организм упорно сопротивляется. Если вам удастся достаточно продержаться, иммунная система одержит верх, но для этого вы должны собраться с силами и помочь нам в борьбе с болезнью. — Это было если не правдой, то по крайней мере не совсем ложью.
   — Я не узнаю вас. Вы медсестра?
   — Нет, я профессор медицины. — Кэти улыбнулась пациенту через пластиковую маску шлема.
   — Будьте осторожны, — предостерёг её умирающий. — Вы не должны заразиться… Болезнь ужасна, поверьте… — Ему даже удалось улыбнуться. Сердце Кэти дрогнуло от этой улыбки.
   — Мы принимаем меры предосторожности. Извините, что мне приходится входить к вам в палату в этом костюме. — Ей хотелось прикоснуться к нему, показать, что она действительно беспокоится о нём, но как сделать это через слой резины и пластика? Проклятье!
   — Мне очень больно, доктор.
   — Старайтесь не двигаться. Спать. Сейчас я отрегулирую дозу морфия. — Кэти обошла кровать, протянула руку ко второй капельнице и увеличила поступление морфия в раствор. Через несколько минут глаза больного закрылись. Тогда она подошла к ведру с рвотной массой и обрызгала его сильнодействующим дезинфицирующим раствором. Пластиковые стенки ведра уже впитали его столько, что любой микроорганизм, попадая в ведро, мигом погибал. Можно было бы и не обрызгивать какие-то тридцать кубиков, но в таких случаях нельзя пренебрегать никакими предосторожностями. Вошедшая в палату сестра передала Кэти новую распечатку с анализом крови больного. Печень пациента практически перестала функционировать и распадалась, звёздочки на распечатке обращали на это особое внимание. Можно подумать, она сама не заметила бы этого! Почему-то вирусы Эбола прежде всего поражали именно этот орган. Остальные параметры подтверждали начало полного некроза. Внутренние органы умирали, и ткани распадались, пожираемые крошечными ниточками вирусов. Теоретически не исключалось, что иммунная система больного все ещё может собраться с силами и отразить атаку, но только теоретически, один шанс из тысячи. Редко, но бывали пациенты, которым удавалось победить лихорадку Эбола. Сведения об этом встречались в медицинской литературе, с которой она и её коллеги познакомились за последние двенадцать часов, и в таком случае, если им удастся выделить антитела, возможно, они смогут получить вакцину, которую можно будет использовать для лечения больных.
   Если удастся… возможно… можно будет…
   Это не та медицина, к которой она привыкла. И уж, несомненно, не та чистая антисептическая медицина, которой она занималась в клинике Уилмера, оперируя глаза и восстанавливая и улучшая зрение. Кэти вспомнила, как она решила заняться офтальмологией. Один из её профессоров настойчиво рекомендовал ей стать онкологом. У вас острый ум, любопытство и талант хирурга, говорил он ей. Однако сейчас, глядя на умирающего пациента, Кэти поняла, что не смогла бы видеть это каждый день. Ей просто недостало бы твёрдости наблюдать за страданиями и смертью такого количества людей. Неужели тут её и постигла неудача? — спросила себя Кэти Райан. В отношении этого пациента, вынуждена была признать она, да.

* * *

   — Черт побери, — пробормотал Чавез. — Как в Колумбии.
   — Или во Вьетнаме, — согласился Кларк, когда их обожгла волна тропического жара. У трапа самолёта стояли сотрудник американского посольства и представитель правительства Заира. Последний был в мундире и отсалютовал «офицерам». В ответ Кларк поднёс руку к козырьку.
   — Прошу вас, полковник. — Чиновник жестом указал на стоявший рядом вертолёт, как выяснилось позже, сделанный во Франции. Вежливость приёма была поразительной. Америка щедро снабжала деньгами эту страну, и сейчас наступило время расплаты.
   Кларк посмотрел вниз. Под вертолётом проносились тропические джунгли высотой с трехэтажный дом. Такую картину он видел не раз и не в одной стране. В молодости он пробирался по ним в поисках врагов, которые, в свою очередь, искали его, — небольшого роста люди в чёрном или хаки, сжимая автоматы АК-47 в руках, стремились отнять у него жизнь. Теперь его врагами было нечто бесконечно меньшее, лишённое всякого оружия и направленное не против него, а против всей его страны. Ситуация казалась чертовски нереальной. Джон Кларк родился и вырос в своей стране. На теле он носил шрамы от ран, полученных в боях и разного рода стычках. Но всякий раз он быстро выздоравливал и снова становился в строй. Был случай в Северном Вьетнаме, когда он спас пилота самолёта А-6 из какой-то реки, названия которой теперь не помнил. От грязной речной воды полученная тогда рана загноилась; это было весьма неприятно, но лекарства и уход сделали своё дело. В результате в нём укоренилось убеждение, что врачи его страны способны справиться с чем угодно — правда, они пока бессильны в борьбе со старостью и раком, но работают и над этим. Он был уверен, что наступит время, когда они победят, как побеждал почти во всех своих сражениях и поединках он сам. И вот это оказалось иллюзией. Он вынужден признать это. Подобно тому как он и его страна потерпели поражение в других джунглях, похожих на те, что проносились сейчас в тысяче футов внизу, так и сейчас эти джунгли протягивали к нему свои щупальца, словно готовясь заключить в смертельные объятья. Нет. Джон покачал головой. Не джунгли хотели его смерти. К этому стремились люди.