Клэнси Том. Слово президента

   — Привет! — поздоровался с ними торговец, вышедший из своей конторы. Это был крупный мужчина и, судя по выпирающему вперёд брюху, любитель пива. Рядом с ним стоял офицер полиции — нашивки на мундире свидетельствовали о его высоком положении. Атташе подошёл к полицейскому и отвёл его в сторону. Офицер не возражал. Кларк понял, что этот армейский полковник знает местные правила.
   — Здравствуйте. — Джон пожал протянутую руку. — Я — полковник Кларк, а это — майор Чавез.
   — Вы из американских ВВС?
   — Совершенно верно, сэр, — ответил Чавез.
   — Люблю самолёты. А на каких вы летаете?
   — На самых разных, — отозвался Кларк. Этот бизнесмен был, по-видимому, готов сотрудничать. — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.
   — Насчёт обезьян? Почему вас интересуют обезьяны? Главный констебль ничего не сказал мне об этом.
   — Разве это имеет какое-нибудь значение? — спросил Джон, вручая торговцу конверт. Тот сунул его в карман, не открывая, — почувствовал, насколько он толстый.
   — Нет, разумеется, зато я люблю следить за самолётами. Итак, чем могу служить? — Голос торговца звучал теперь дружески и располагающе.
   — Вы торгуете обезьянами, — сказал Джон.
   — Это верно. Продаю их в зоопарки, отдельным любителям и в медицинские лаборатории. Пошли, я покажу вам. — Он повёл их к зданию, с трех сторон закрытому рифлёным железом. У четвёртой стояли два грузовика, и пятеро рабочих в толстых кожаных перчатках грузили на них клетки с обезьянами.
   — К нам только что поступил заказ на сто обезьян из вашего Центра инфекционных болезней в Атланте, — объяснил торговец. — Это красивые животные, но причиняют людям массу неприятностей. Местные фермеры ненавидят их.
   — Почему? — спросил Динг, глядя на клетки, сделанные из стальной сетки, с ручками наверху. Издали они напоминали клетки, в которых перевозят на рынок кур, однако вблизи они оказались чуть больше, но…
   — Они уничтожают урожаи, причиняют вред сельскохозяйственным угодьям. Что-то вроде крыс, только умнее, а в Америке их прямо-таки боготворят и возражают против того, чтобы использовать в медицинских целях. — Торговец засмеялся. — Как будто их скоро не станет. Здесь их миллионы. Мы вылавливаем штук тридцать в одном месте, а через месяц снова приезжаем туда же и забираем ещё тридцать. Фермеры умоляют нас приезжать почаще и отлавливать как можно больше.
   — Не так давно у вас была готова партия обезьян для отправки в Атланту, но вы продали их кому-то другому, правда? — спросил Кларк. Он оглянулся на своего спутника, который не подошёл вместе с ним к зданию. Чавез, удаляясь, казалось, пристально рассматривал пустые клетки. Может, ему претит запах, который действительно очень ощутим.
   — Они не заплатили мне вовремя, а тут появился другой покупатель, готовый сразу заплатить наличными, — объяснил торговец. — Это ведь бизнес, полковник.
   Джон усмехнулся.
   — Я не упрекаю вас. Торговля есть торговля. Мне просто хочется узнать, кому вы их продали.
   — Покупателю, — пожал плечами торговец. — Что ещё должно меня интересовать?
   — Откуда он? — продолжал расспросы Кларк.
   — Не знаю. Он заплатил мне долларами, но он, по-моему, не американец. Тихий неразговорчивый мужчина, — вспомнил торговец, — не слишком дружелюбный. Да, я знаю, что опоздал с отправкой партии обезьян в Атланту, но заказчики опоздали с оплатой, — напомнил он своему американскому гостю. — А вот вы, к счастью, не опоздали.
   — За обезьянами прилетели на самолёте?
   — Да, на старом «Боинге-707». Он был полон обезьян. Там были не только мои обезьяны. Их купили и в других странах. Видите ли, африканские зелёные широко распространены по всему континенту. Вашим любителям животных не следует беспокоиться о том, что обезьяны исчезнут. Вот гориллы действительно на грани вымирания. — К тому же, подумал торговец, гориллы, к сожалению, живут главным образом в Уганде и Руанде. За них платят большие деньги.
   — У вас есть документы? Имя покупателя, грузовая декларация, регистрационный номер самолёта?
   — Вы имеете в виду таможенные документы? — Торговец печально покачал головой. — К сожалению, нет. По-видимому, они затерялись.
   — У вас договорённость с таможенной службой аэропорта, — заметил Джон с улыбкой, которая противоречила его настроению.
   — Это верно, у меня много друзей в правительстве. — Ответная хитрая улыбка подтвердила догадку Кларка. Ну что ж, разве в Америке не существует служебной коррупции? — подумал он.
   — И вы не знаете, куда они вылетели из Найроби?
   — Нет, тут я никак не могу вам помочь. Я с удовольствием сделал бы это, если бы мог, — ответил торговец, похлопывая себя по карману, где лежал тугой конверт. — Мне очень жаль, что по некоторым сделкам моя документация оставляет желать лучшего.
   Кларк подумал, а не стоит ли оказать давление на торговца? Нет, это не даст результата. Ему не доводилось работать в Кении, хотя он провёл некоторое время в Анголе, в семидесятые годы. В Африке редко остаются документы, все делается на словах, и деньги служат смазочным материалом. Кларк посмотрел на военного атташе, который беседовал с главным констеблем — это звание сохранилось со времён британского правления вместе с шортами и гетрами, он читал об этом в книгах Рурка. Сейчас полицейский подтверждает, наверно, что нет, торговец не преступник, просто у него определённые отношения с местными чиновниками, которые за скромную сумму стараются закрывать глаза на его деятельность, когда в том возникает необходимость. Да и обезьян вряд ли можно назвать национальным достоянием, особенно если то, что говорил торговец, правда. А это действительно похоже на правду. Фермеры рады, когда их избавляют от этих назойливых существ хотя бы потому, чтобы не слышать шума. Сейчас крики и визг, что доносились из клеток, были не тише, чем при драке в самом большом городском баре вечером пятницы. К тому же эти противные маленькие мерзавцы кусают и царапают даже руки в перчатках, когда переносят их клетки. Да и можно ли винить их в этом? Сегодня у этих мартышек не лучший день. Да и в Атланте их ждёт не сладкая жизнь. Догадываются ли они об этом? Кларк догадывался. Такое число обезьян не отправляют в зоомагазины, где животных продают людям, которые будут заботиться о них. Но в данный момент он не мог расходовать сочувствие на обезьян.
   — Спасибо за помощь. Может быть, кто-нибудь ещё захочет поговорить с вами.
   — Мне очень жаль, что я не смог рассказать вам что-то ещё. — Сейчас в искренности торговца можно было не сомневаться. Он наверняка думал, что за пять тысяч долларов наличными мог бы сделать для американцев нечто большее. Разумеется, это не значит, что он вернёт хотя бы цент из полученного.
   Американцы направились к машине. Лицо Чавеза было задумчивым, но он молчал. Полицейский констебль и военный атташе, стоявшие у лимузина, попрощались, пожав друг другу руки. Американцы сели в машину, и она тронулась с места. Джон оглянулся назад. Торговец достал из кармана конверт и передал несколько банкнот своему приятелю констеблю. Разумно, подумал Кларк.
   — Что вам удалось выяснить? — спросил настоящий полковник.
   — У него нет никакой документации, — ответил Джон.
   — Да, таков местный бизнес. Для вывоза обезьян из страны нужно платить таможенную пошлину, но полицейские и таможенники обычно…
   — ., просто договариваются с торговцем, — прервал его Джон.
   — Вот именно. Знаете, мой отец вырос в Миссисипи. Там говорили, что стоит шерифу графства прослужить на своём посту всего один срок, и он обеспечен на всю жизнь, понимаете?
   — Клетки, — внезапно произнёс Динг.
   — Что? — недоуменно спросил Кларк.
   — Разве ты не обратил внимания на клетки, Джон? Мы уже видели такие же в Тегеране, в ангаре ВВС. — Чавез специально держался на расстоянии от сарая, чтобы сравнить клетки с теми, что он заметил в Мехрабаде. Относительные размеры и конфигурация были такими же. — Клетки для кур или для чего-то ещё в ангаре, где стояли истребители, помнишь?
   — В самом деле, чёрт возьми!
   — Ещё одно совпадение, мистер К. Что-то совпадений становится все больше и больше. Куда мы отправляемся отсюда?
   — В Хартум.
   — Я видел это кино.

* * *

   По телевидению продолжали передавать новости, но почти ничего больше. Роль каждого филиала любой крупной телевизионной компании все более возрастала по мере того, как известные ведущие и комментаторы все дольше безвылазно сидели в своих штаб-квартирах в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго и Лос-Анджелесе. В новостях основное внимание уделялось показу национальных гвардейцев на главных шоссе, соединяющих штаты, где они перекрывали проезжую часть «хаммерами» или грузовиками. Никто не пытался прорваться через такую блокаду. Машины с продуктами и медикаментами пропускали после осмотра, а через день-другой их водителей подвергали тесту на антитела Эболы. После успешного анализа водителям выдавали пропуска с фотографиями, что позволяло им выполнять свою работу. Шофёры-дальнобойщики безропотно подчинились требованиям чрезвычайного положения.
   Ситуация для других машин и на других дорогах была иной. Несмотря на то что основное движение транспорта между штатами проходило по магистральным шоссе, не было ни единого штата, который не связывала бы с соседями широко разветвлённая сеть второстепенных и просёлочных дорог. Их тоже приходилось блокировать. На это потребовалось время, и по телевидению передавали интервью с людьми, которые сумели пересечь границы штатов, считая это своего рода геройством. Далее следовал комментарий, который сводился к тому, что это наглядное доказательство несостоятельности распоряжения президента, не говоря уже о том, что оно невыполнимо, неразумно и противоречит Конституции.
   — Его просто невозможно исполнить, — заявил эксперт по транспортным перевозкам, выступая в программе утренних новостей.
   Однако при этом никто не принял во внимание, что национальные гвардейцы — жители местности, которую охраняют, и умеют читать карты. К тому же их оскорбило, что их считают круглыми идиотами. К полудню среды на всех второстепенных и просёлочных дорогах уже стояли машины Национальной гвардии с вооружёнными гвардейцами в защитных костюмах, в которых они (как мужчины, так и женщины, хотя различить их внешне было практически невозможно) походили на марсиан.
   На второстепенных дорогах чаще, чем на главных шоссе, случались стычки. Иногда они ограничивались словесными баталиями: моя семья вот совсем рядом, ну пойдите навстречу, парни, а? Чаще всего такие проблемы решали здравый смысл, элементарная проверка по телефону, запрос по радио. Однако в ряде случаев в прямом смысле слова приходилось прибегать к принуждению: начинались ссоры, обмен взаимными оскорблениями, ругань, обстановка накалялась, а дважды дело дошло даже до перестрелки, в одной из которых погиб человек. Эта новость мигом распространилась по всей стране, и снова комментаторы выразили сомнение в разумности президентского решения. Нашлись и такие, кто прямо обвинили в этой смерти главу Белого дома.
   Однако в большинстве своём даже самые решительно настроенные граждане, которые рвались проехать через охраняемые перекрёстки, увидев вооружённых солдат, поворачивали обратно.
   То же самое относилось и к государственной границе. Канадская армия и полиция со своей стороны закрыли все контрольно-пропускные посты. Американским гражданам, находившимся в Канаде, посоветовали пройти проверку в ближайшей больнице, где их помещали в карантин, цивилизованно и вежливо. Аналогичным образом поступали и в Европе, правда, в разных странах несколько по-разному. Впервые за всю историю южная граница Соединённых Штатов была перекрыта совместно мексиканской армией и американскими властями, на этот раз был остановлен транспорт, направлявшийся главным образом на юг.
   Кое-какой местный транспорт продолжал двигаться. Супермаркеты и отдельные магазины были открыты для тех немногих, кому не хватало самого необходимого. В аптеках были распроданы все запасы хирургических масок. Люди обращались в местные хозяйственные магазины и лавки, торгующие красками, чтобы приобрести защитные маски, предназначенные для работ с химикалиями. Телевидение давало советы, как сделать такие маски эффективными против вируса Эбола, в том числе обрызгать домашними дезинфицирующими составами. Однако при этом неизбежно находились люди, которые теряли чувство меры, что приводило к аллергии, респираторным заболеваниям и в нескольких случаях даже к смерти.
   Врачи по всей стране работали не покладая рук. Скоро стало известно, что первые симптомы лихорадки Эбола походят на симптомы гриппа, а всякий врач знает, что человек способен себе внушить. Самым трудным для врачей оказалось отличить тех, кто страдали ипохондрией, от действительно заболевших.
   Однако, несмотря на всё это, люди не поддавались панике, смотрели телевизор, поглядывали друг на друга и не переставали размышлять, действительно ли настолько страшна эта эпидемия.

* * *

   Это должны были определить при помощи ФБР Центр инфекционных заболеваний в Атланте и армейский медицинский институт в Форт-Детрике. Было зарегистрировано пятьсот случаев заболеваний лихорадкой Эбола, причём каждый из них был прямо или косвенно связан с одной из восемнадцати торговых выставок. Зная даты их проведения, удалось выяснить время, когда произошло заражение. Интересно, что в те же дни проходили ещё четыре выставки, но ни у единого их посетителя до сих пор симптомов лихорадки Эбола не было зарегистрировано. На местах проведения всех двадцати двух выставок побывали агенты ФБР, которые установили, что в каждом случае мусор, остававшийся после их окончания, был давно вывезен на свалки. Была мысль осмотреть весь этот мусор, но армейские медики в Форт-Детрике сумели отговорить ФБР, поскольку для опознания средств доставки инфекции понадобилось бы изучить тысячи тонн мусора — задача просто неосуществимая и, возможно, даже опасная. Самым важным оказалось то, что удалось установить период, когда произошло заражение. Сразу стало очевидным, что американцы, выехавшие из страны до начала торговых выставок, не могли быть переносчиками вирусов. Об этом проинформировали национальные медицинские службы во всём мире. На всё это ушло от двух дней до целой недели, в то время как от служб здравоохранения эта информация распространилась по свету за несколько часов. Процесс нельзя было остановить, да и бессмысленно было хранить происшедшее в тайне, даже если бы это оказалось возможным.
   — Ну что ж, значит, никому из нас опасность не угрожает, — сообщил на утреннем совещании офицерам своего штаба генерал Диггз. Форт-Ирвин был одним из самых изолированных военных лагерей в Америке. Сюда вела только одна дорога, перекрытая теперь бронетранспортёром «брэдли».
   Однако это не относилось к другим военным базам. Проблема стала поистине глобальной. Высокопоставленный армейский офицер из Пентагона вылетел в Германию для штабного совещания с офицерами Пятого корпуса. Через два дня он заболел, и от него заразились врач и две медсёстры. Эта новость потрясла европейских союзников Америки по НАТО, которые немедленно объявили карантин на всех созданных ещё в сороковые годы американских базах в Европе. Благодаря спутниковому телевидению об этом тут же стало известно по всему миру. Пентагон оказался, однако, в отчаянном положении: почти на каждой военной базе были отмечены случаи заболевания лихорадкой Эбола, реальные или подозреваемые. Моральное состояние личного состава было ужасным, и эту информацию тоже не удалось скрыть. Полные тревоги телефонные переговоры непрерывно велись по трансатлантическим кабелям в обоих направлениях.
   В Вашингтоне положение тоже было отчаянным. В объединённой рабочей группе, созданной для расследования обстоятельств возникновения эпидемии, были представлены все спецслужбы, а также ФБР и федеральные правоохранительные агентства. Президент дал группе огромные полномочия, и члены её пользовались ими на всю катушку. Присланная Кларком и Чавезом декларация исчезнувшего «гольфстрима» направила расследование по новому и неожиданному пути, но так нередко случается при расследовании запутанных преступлений.
   В Саванне, городе штата Джорджия, агент ФБР, войдя в кабинет президента корпорации «Гольфстрим», протянул ему хирургическую маску. Завод, как и большинство американских промышленных предприятий, был закрыт, но сегодня распоряжения президента отчасти пришлось нарушить. Президент корпорации вызвал на завод начальника своей службы безопасности и старшего пилота-испытателя. Шесть агентов ФБР провели с ними длительную беседу, которая превратилась в селекторное совещание. В результате выяснилось исключительно важное обстоятельство: рекордер — «чёрный ящик» — исчезнувшего самолёта не был обнаружен. Затем последовал звонок к командиру эсминца «Рэдфорд», стоявшего сейчас в сухом доке. Капитан подтвердил, что его корабль следил по радиолокатору за гибнущим самолётом и, придя в район предполагаемой авиакатастрофы, вёл поиски звуковых сигналов, подаваемых «черным ящиком». Однако поиски оказались безрезультатными. Морской офицер не мог объяснить причины этого. Старший лётчик-испытатель корпорации высказал предположение, что при сильном ударе о воду рекордер, несмотря на свою прочную конструкцию, мог выйти из строя. Однако шкипер «Рэдфорда» вспомнил, что снижение самолёта происходило постепенно, да и на месте предполагаемой катастрофы не было обнаружено обломков. В результате связались с Федеральным авиационным управлением и Национальной службой безопасности на транспорте, которым было поручено немедленно поднять материалы расследования катастрофы.
   В Вашингтоне в штабе рабочей группы, который находился в здании ФБР, члены группы обменялись взглядами, которые были особенно выразительны над закрывающими лица хирургическими масками. Сотрудники Федерального авиационного управления проверили личности пилотов исчезнувшего «гольфстрима» и уровень их подготовки. Выяснилось, что оба пилота прежде служили в бывших иранских ВВС и в конце семидесятых годов прошли подготовку в Америке. Затем прибыли фотографии и отпечатки пальцев. Была обнаружена ещё одна пара пилотов, летающих на таком же самолёте, принадлежавшем той же швейцарской корпорации, которые прошли аналогичную подготовку, и юридический атташе в Берне — высокопоставленный сотрудник ФБР — немедленно обратился к своим швейцарским коллегам с просьбой помочь ему побеседовать с ними.
   — О'кей, — подвёл итог Дэн Мюррей. — Больная бельгийская монахиня с подругой в сопровождении иранского врача летят на самолёте, зарегистрированном в Швейцарии, и этот самолёт бесследно исчезает. Самолёт принадлежит небольшой торговой компании. Наш юридический атташе быстро выяснит подробности, связанные с деятельностью этой компании, но нам известно, что самолётом управляли иранские пилоты.
   — Похоже, все приобретает определённое направление, Дэн, — заметил Эд Фоули. И тут же вошёл агент с факсом для директора ЦРУ. — Проверьте вот это. — Фоули протянул листок Дэну Мюррею.
   Содержание факса было коротким.
   — Люди любят считать себя очень умными и думают, что сумели замести за собой все следы, — покачал головой Мюррей и передал полученный факс, чтобы его прочли остальные члены группы.
   — И всё-таки не надо недооценивать их, — предостерёг его Эд Фоули. — Пока у нас нет никаких твёрдых доказательств. Президент откажется предпринять какие-либо действия на основании того, чем мы сейчас располагаем, пока доказательства не станут чёткими и недвусмысленными. — И, может быть, не предпримет никаких действий даже после этого, подумал он. Кроме того, директор ЦРУ вспомнил, что сказал Чавез перед вылетом. Черт побери, этот парень становится все проницательней. Фоули подумал, а не стоит ли сказать об этом здесь? Нет, сейчас есть проблемы, на которые нужно обратить внимание в первую очередь. Он поговорит с Мюрреем с глазу на глаз.

* * *

   Чавез вовсе не чувствовал себя умным и проницательным, задремав в кожаном кресле. Оставалось ещё три часа до Хартума, и его преследовали кошмары. Он немало полетал на самолётах, будучи офицером ЦРУ, но даже в бизнес-классе роскошного реактивного авиалайнера со всеми его прибамбасами устаёшь довольно быстро. Пониженное атмосферное давление при уменьшенном содержании кислорода ускоряло процесс утомления, сухой воздух салона способствовал обезвоживанию организма. Приглушённый рёв турбин создавал впечатление, что ты спишь где-то в глуши, а вокруг полно насекомых, которые каждый миг готовы впиться и сосать твою кровь, и ты никак не можешь отмахнуться от этих надоедливых мерзавцев.
   Кто бы ни занимался тем, из-за чего всё это происходит, совсем не так уж он умён. Ну хорошо, предположим, что самолёт с пятью пассажирами на борту исчез. Но разве это означает, что расследование зашло в тупик? Регистрационный код HX-NJA, так указано в таможенных документах, вспомнил Чавез. Гм. Документы, наверно, сохранились, потому что на самолёте летели люди, а не обезьяны. Почему НХ? — подумал он. «Н» по-латыни — первая буква слова «Гельвеция», верно? Это, кажется, древнее название Швейцарии? Может быть, она так и называется на других языках? Он вроде помнит это. На немецком, кажется. NJA — это код, определяющий отдельный самолёт. В авиации пользуются буквами вместо цифр, потому что это позволяет создавать большее число сочетаний. Вот и у этого самолёта такой буквенный код с приставкой N, потому что американские самолёты тоже пользуются этим кодом. Значит. NJA, подумал Динг с закрытыми глазами. NJA. Ниндзя. При этом воспоминании по его лицу пробежала улыбка. Название его бывшего подразделения, Первого батальона 17-го пехотного полка. — Ночь принадлежит нам! — Да, вот это были деньки, когда они бегали по холмам в Форт-Орде и Хантер-Лиггетте. Но Седьмая дивизия лёгкой пехоты давно расформирована, её знамёна сданы на хранение для возможного использования в будущем… Ниндзя. Почему-то это слово казалось ему важным. Но почему?
   Чавез открыл глаза, встал, потянулся и прошёл вперёд. Там он разбудил пилота, с которым поссорился Кларк.
   — Полковник?
   — В чём дело? — Пилот приоткрыл один глаз.
   — Сколько стоит такой самолёт?
   — Больше, чем мы с вами можем позволить себе. — Глаз снова закрылся.
   — Нет, серьёзно.
   — Больше двадцати миллионов долларов, в зависимости от модификации и комплекта авионики. Если какая-нибудь компания производит реактивные самолёты лучше этого, мне она неизвестна.
   — Спасибо. — Чавез вернулся в своё кресло. Не было смысла пытаться снова уснуть. Он почувствовал, что нос самолёта опустился вниз и раздражавший его рёв турбин стал тише. Они снижались к Хартуму. В аэропорту их встретит местный резидент ЦРУ — нет, подумал про себя Чавез, коммерческий атташе. Или это секретарь посольства по политическим вопросам? Неважно. Динг знал, что этот город не будет таким гостеприимным, как два предыдущих.

* * *

   Вертолёт совершил посадку в Форт-Генри, недалеко от статуи Орфея, которая, как решил кто-то, должна отдавать дань уважения Фрэнсису Скотту Кею, одному из почётных граждан Бостона, промелькнула случайная мысль в голове Райана. И ещё эта чёртова надобность лишний раз предстать перед фотообъективами, очередная идея Арни. Ему, видите ли, нужно продемонстрировать, что президент обеспокоен. Джек задумался над этим. Неужели люди считают, что в такое время президент способен организовать весёлую вечеринку? Разве Эдгар По не написал такой рассказ? Кажется, «Маска красной смерти»? Что-то вроде этого. Но на вечеринку пробралась смерть, верно? Президент потёр лицо. Спать. Хочется спать. В голову приходят бредовые мысли. Словно в мозгу мелькают фотовспышки. Мозг устаёт, и случайные мысли появляются у тебя в черепе без всякой на то причины, с ними приходится бороться, чтобы заставить мозг заниматься чем надо.
   У посадочной площадки его ждал «шеви сабербен», президентского лимузина не было видно. Придётся ехать в явно бронированном автомобиле. Он заметил, что вокруг много полицейских с мрачными лицами. Ну что ж, сейчас у всех плохое настроение, почему они должны быть исключением?
   У него самого на лице тоже защитная маска, и три телевизионные камеры регистрируют этот факт. Возможно, передача ведётся в прямом эфире. Он не знал этого и даже по пути к машине не посмотрел в сторону камер. Кортеж тут же тронулся в путь, сначала по Форт-авеню, потом свернул на север, на Кей-хайуэй. Поездка продолжалась десять минут, в течение которых машины мчались по опустевшим городским улицам, направляясь к больнице Джонса Хопкинса, где президент и первая леди продемонстрируют свою обеспокоенность положением перед другими телевизионными камерами. Роль руководителя, сказал Арни, повторив ему хорошо знакомую фразу, характеризующую одну из обязанностей президента, нужно исполнять независимо от того, нравится она ему или нет. И Арни был прав. Он является президентом и не может изолировать себя от народа, причём независимо от того, в силах он сделать что-то полезное или нет. Главное, чтобы все видели, что их президент проявляет заботу о благополучии своих граждан. Это было глупо и в то же время имело глубокий смысл.
   Кортеж автомобилей остановился у въезда с Вулф-стрит. Здесь стояли солдаты 157-го пехотного полка Мэрилендской национальной гвардии. Местное начальство пришло к заключению, что все больницы должны находиться под охраной, и Райан подумал, что такое решение не назовёшь неразумным. Личная охрана президента беспокойно смотрела по сторонам, видя людей, вооружённых заряженными винтовками, но это были солдаты, и агенты Секретной службы не могли ничего предпринять — всякая попытка разоружить их привлекла бы внимание репортёров и тут же оказалась бы в заголовках новостей. Солдаты вытянулись, салютуя президенту, насколько это было возможно в их неуклюжих костюмах ГИПЗО, держа винтовку на плече. Больнице никто не угрожал. Возможно, из-за вооружённой охраны, а возможно, и просто от страха. Достаточно сказать, что уличная преступность, как заметил один из полицейских агенту Секретной службы, снизилась почти до нуля. Даже торговцы наркотиками нигде не высовывались.